12.5.84.

 

 

Двор довольно большой. В середине – хоккейная площадка, оборудованная по всем правилам. Рядом песочница, детские "грибки", место для развешивания белья. Со всех сторон двор окружают громады жилых домов из унифицированных деталей. У стеклянных подъездов лавочки со старушками. Под окнами газоны с мини-клумбами, мини-грядками и мини-деревьями. Микрорайону нет ещё и пяти лет.

Идёт снег, крупный, редкий. На дорогах снег сразу тает – 2 градуса выше нуля. У бойлерной очередь к телефонным автоматам, рядом толстая тётка продаёт молоко из бочки. "Перед употреблением – прокипятить". По тропинке, пересекающей двор, идут женщины с сумками, возвращаются домой из универсама. Мальчишка стоит, лепит снежок и не знает, куда его кинуть. Скучно одному. Пробежала мелкая собачонка, тявкая и вспугивая голубей.

 

Инженеру Сомову сверху, с третьего этажа хорошо видно и можно пофантазировать. Небо молочного цвета – из него, как из тумана, должен медленно появиться инопланетный корабль. Зависает над хоккейной площадкой. Никакого грохота или там огня не надо. Всё должно быть тихо я аккуратно. Повисел в воздухе и опустился на землю, лишь снег слегка взбил. Но снег липкий – сразу осел.

 

Ну, тут, конечно, люди стали внимание обращать, что-то кричат, окна открываются. Может быть, даже милиционер появился – тут около сберкассы дежурит один всё время. Мальчишка побежал прямо к инопланетному кораблю – интересно! Мать кричит ему из окна испуганно, грозится. Милиционер рацию достал, говорит в неё что-то, сердится на непонимание и плохую слышимость. Кто-то догадался, к автоматам побежал звонить. Куда же он звонить будет? Народ стоит в отдалении, переговаривается, жестикулирует. Ближе никто подходить не хочет, мальчишку того за ухо оттащили, мать его домой загнала. Он теперь из окна высовывается, бинокль раздобыл – смотрит не отрываясь. Вскоре конечно милиция приехала, пожарная машина, скорая помощь. Аварийка зачем-то из Мосгаза. Потом "волги" подкатили, люди в штатском вышли. Появился человек с мегафоном, кричит, чтобы разошлись, не подходили, не мешали, без паники чтобы. Наконец, грузовики армейские приехали. Солдаты быстро оцепили весь двор, командиры распоряжения отдают, бегают, докладывают что-то начальству в штатском. Репортёры тут как тут, на крышу бойлерной забрались, их оттуда милиция разгоняет. Ругаются из-за фотоаппаратов. Закрутилось всё, завертелось, так всё слаженно, чётко, будто каждый день инопланетные корабли приземляются, отрепетировано уж всё давно. Вот только на этот раз осечка вышла – не там сел, в жилой микрорайон угодил. Может, сломалось что, неисправность какая. Разберёмся, главное – без паники.

 

А корабль стоит себе тихо, ничего в нём не двигается, люки не открываются, антенны не вращаются, прожектора не светят. Небольшой корабль, как раз до Сомовского третьего этажа доходит. Может быть посадочная шлюпка, а звездолёт на орбите остался? В общем, постоял, постоял, потом вдруг раз – и подниматься начал. Медленно, осторожно. Метров на сто поднялся, повисел минуту и сразу вверх, с ускорением, скрылся в молочном тумане. Как будто и не было его.

 

 

Во дворе потом неделю оцепление не снимали. Учёные приезжали со спецмашинами, всё снег на месте стоянки изучали, пробы брали, приборами разными измеряли что-то. Наверное, и на радиоактивность проверяли. Потом уехали все, солдат увезли на грузовиках. Жители ещё долго ходили на хоккейную площадку, смотрели на снег, хоть он и новый выпал. Очевидцы объясняли всем желающим, как дело было, мальчишка тот заводилой стал, ребята за ним табуном ходят. Сначала он им всё рассказывал, потом игру новую затеяли – в космических пришельцев: шапки по-чудному завязывали, на манер шлемов от скафандров, стреляли из деревянных бластеров. В газетах ничего не было – Сомов тщательно просматривал. По "голосам" передавали, будто у русских появилась новая сверхракета, с большим количеством боеголовок. Врали, что во время испытаний одна ракета упала на окраине Москвы и наделала больших разрушений с человеческими жертвами. В Америке конгресс утвердил рекордный военный бюджет, на совещаниях по разоружению западные делегации обвиняли Советский Союз в нарушении военного равновесия. Но шум скоро утих: ТАСС в "Правде" опровержение поместило, "Литературка" политический фельетон напечатала.

 

Весна уже наступила, снег на хоккейной площадке растаял, доминошники появились во дворе. Мальчишки теперь в шпионов играют. А инженер Сомов каждое утро стоит у окна на своём третьем этаже, смотрит во двор, как машины грязь разбрызгивают, пожилые дамы собак выгуливают, синицы появились, летают, небо уже синее, облака на нём молочные, солнце светит. Стоит и думает: зачем он прилетал, инопланетный корабль этот? Автоматический он был или сидели в нём инопланетяне, смотрели на нас в иллюминаторы? Когда ещё прилетят? К какой звезде направились? Случайно ли к нам попали или со специальными намерениями: посмотреть, как мы тут живём, не пора ли дружбу заводить? Много у Сомова вопросов, да задать их некому...

 

Никак Сомов не успокоится, никак не забудет того дня. Да оно и понятно: в тот день, едва скрылся инопланетный корабль в молочных облаках, почувствовал Сомов ужасную головную боль, и одновременно мучительно захотелось ему спать. Вот никогда так у Сомова не было, чтобы голова болела, и в то же время глаза слипались. Свалился он на кровать и проспал до следующего утра. А на следующее утро, лишь только открыл глаза, как сразу и явилось ему знание, что он, инженер Сомов, теперь инопланетный пришелец. Почему так получилось, что корабль улетел, а он остался, и почему вообще инопланетный пришелец, если он всё тот же инженер Сомов, этого он объяснить не мог. Но только знал уже наверняка, что вовсе он теперь не землянин, а родом с далёкой звезда Трандагор. Как-то так получалось, что до того дня он был инженер Сомов – человек, а теперь он инженер Сомов – трандагорец. Странно, конечно, что внешне Сомов совсем никак не изменился: был так же низок ростом, так же остренько выпирало начинающееся брюшко, и так же обозначалась в светлых, будто вылинявших волосах, небольшая плешь. Только бесцветные глаза его смотрели ещё более грустно, да мелкие уши краснели ещё чаще.

 

Ничего необычного не заметили и домашние Сомова. По-прежнему была весёлой, ласковой и заботливой жена по утрам, и усталой, раздражительной и скандальной по вечерам. По-прежнему ворчала и хлопала дверью тёща. По-прежнему безобразничали дети, в раннем детстве привыкшие кататься верхом на "папочке-лошадочке", да так и не повзрослевшие в школе. Всё так же в субботу гоняли Сомова по магазинам, а в воскресенье разрешали сходить в баню и выпить пару кружек пива "с лёгкого пара".

 

 

Никаких перемен не заметили в инженере Сомове и на службе. Как обычно, был недоволен и двусмысленно хмыкал начальник. Посмеивались машинистки. Не отвечала на приветствия красавица-секретарша Ниночка. Тайно вздыхала некрасивая бухгалтерша – ровесница Сомова. Как обычно подшучивали коллеги, пытаясь собрать с непьющего и неучаствующего инженера трёшник на сабантуйчик – лишь для того, чтобы подсунуть ему часть своей работы, как расплату за неучастие. Как обычно, подстраивал разные пакости злобный Гардонов. Как обычно хвалили Сомова за исполнительность и дисциплинированность, ругали за безынициативность и неучастие в общественной жизни, и не повышали в должности и окладе.

 

Одним словом, по-прежнему инженер Сомов оставался тюфяком, подкаблучником и "лошадочкой". Ничем не замечательная личность, столь распространившаяся в наше эмансипированное время, видимо, для создания надлежащего фона для людей замечательных, смелых, оригинальных и весёлых.

 

 

Ради справедливости, следует сказать, что не всегда Сомов был таким непримечательным. В юности, а более того в детстве, он отличался безудержной фантазией и склонностью к самым романтичным мечтаниям. В мыслях своих он покорял пространство и время как космонавт из фантастических романов, совершал великие открытия как гениальный учёный, повергал в изумление и восторг весь мир как живой классик литературы. Он покорял также самые неприступные женские сердца – тоже в мыслях. В душе юного Сомова бушевали бури и совершались подвиги, велись учёные споры о тайнах мироздания, разверзались бездонные пропасти и возносились сверкающие вершины, добро боролось со злом и побеждало его. Словом, когда-то Сомов жил жизнью яркой, необычайной, наполненной глубокими чувствами, высокими помыслами и тайным смыслом. Но это была внутренняя жизнь, не видимая и не замечаемая окружающими. Сомов инстинктивно страшился столкновения этих двух миров: внутреннего и внешнего. Но такая двойная жизнь не могла продолжаться вечно. Его закупоренный внутренний мир перегорел, задымился и потух. Сомов закончил вуз, стал инженером и женился.

 

И всё-таки остатки того духовного пламени, видимо, ещё тлели под слоем пепла разочарований и золы из бытовых, семейных и служебных забот и сует. Инопланетный корабль оказался струёй чистого кислорода. Инженер Сомов снова начал разгораться изнутри. К тому же он стал космическим пришельцем.

 

Поначалу действительно все перемены в Сомове были только внутренними, душевными. За некоторым смятением в чувствах и мыслях доследовала стадия прозрения. Сомов глядел на окружающий мир и свою собственную теперешнюю жизнь глазами инопланетянина. Многие вещи, в том числе самые обычные, стали его удивлять, а подчас и возмущать. В середине мая Сомов неожиданно для себя дал подзатыльник сыну-пятикласснику, стащившему рубль на кино. Чем поверг в изумление жену и тёщу и внушил им необоснованные надежды. В конце мая Сомов сдал трёшник на сабантуйчик, выпил три рюмки водки и назвал Гардонова "нечестным человеком".

 

В июне инженер Сомов перешёл к решительным действиям на всех фронтах. Секретарше Ниночке "по случаю солнечной погоды" был преподнесён букет тюльпанов. Когда она всплеснула руками от удивления, Сомов ловко и галантно приложился к её пальчикам, чем поверг бедную девушку уже не в изумление, а прямо-таки в остолбенение, продолжавшееся минут пять и закончившееся стаканом воды в дрожащих пальчиках. Начальнику было подано заявление с требованием повысить инженеру Сомову оклад с переводом его на должность старшего инженера, которое начальник от неожиданности подписал, после чего в задумчивом одиночестве прохмыкал весь оставшийся день. На профсоюзном собрании Сомов выступил с нелицеприятной критикой работы всего отдела вообще, и группы машинописи, в частности. Говорил целых полчаса с необыкновенным красноречием и цитатами из классиков и античных мыслителей и закончил предложением своей кандидатуры на пост председателя жилищной комиссии. Высказал Гардонову всё, что о нём думал. Отказался тратить субботы на магазины. Запретил тёще хлопать дверью. Занялся по утрам йогой. Сходил в школу на родительское собрание. Устроил разорительный приём по случаю своего дня рождения. Подарил жене комплект французского белья, чем сильно напугал её.

 

Но стоит ли перечислять все изменения, происходившие с инженером Сомовым, и округлявшие глаза его знакомых, близких и коллег? В общем-то, ничего особенного не происходило. Сомов становился тем замечательным, смелым, оригинальным и весёлым человеком, которых у нас предостаточно. Необычным было лишь то, что таким человеком становился Сомов. Но ведь никто не знал, что он теперь инопланетный пришелец!

 

А между тем в душе инженера Сомова нарастала тревога и зарождалась какая-то необыкновенная ностальгия. Вдруг пробудилась тяга к знаниям, уснувшая ещё в студенческие годы. Сомов записался сразу в несколько библиотек и начал тратить премиальные на сочинения древних мыслителей. Он изучал философию, генетику, историю, астрофизику, офтальмологию, сфрагистику, алгебраическую топологию, эмбриологию, картографию, фольклористику, металлургию и международное право. Выучил японский язык и подписался на газету "Асахи". Написал статью "К вопросу о возможном несуществовании предков племени туцзюэсцев до XII в. до н.э.", опубликованную в 6-ом номере "Учёных записок Самаркандского Университета". Сделал доклад в Московском математическом обществе "О ненужности некоторых простых чисел вида 2n-1". Изобрёл и смастерил для домашних нужд электрический отбиватель антрекотов, превращавший мясо в розовые простыни. И, наконец, доказал Великую теорему Ферма.

 

Последнее, впрочем, недостоверно, поскольку в одну несчастную (для науки) ночь Сомов сжёг свою рукопись на газовой плите, сильно волнуясь и беспрерывно повторяя: "Об этом ещё рано знать человечеству!" жена и тёща дрожали от страха. Но наутро Сомов проснулся тихим, задумчивым, рассеянно пил чай и не прочитал газету "Асахи". Приступ познания закончился и Сомов перешёл к следующей стадии. Древние мыслители были снесены женой втихомолку в букинистический магазин.

 

Об этом, довольно длительном, этапе эволюции инженера Сомова ничего определённого мы сказать не можем. Внешне он снова стал тихим и задумчивым. Разве что слишком задумчивым и даже иногда рассеянным. Но окружающие чувствовали, что лучше Сомова не трогать и неизвестно ещё какой Сомов опаснее: весёлый или тихий. Когда однажды злобный Гардонов, решивший, что всё возвратилось на круги своя, шутки ради прикнопил к чертежу инженера Сомова большого таракана, наш герой, молча и грустно покачивая головой, осторожно взял рыжего прусака и вдруг неожиданным и решительным выпадом прикнопил его... ко лбу злобного Гардонова.

 

Но это был, так сказать, один из немногих эпизодов. Сомов снова начал ходить по магазинам в субботу, забросил йогу и вышел из состава жилищной комиссии. По утрам он подходил к окну, смотрел на хоккейную площадку, вздыхал и изредка загадочно восклицал: "О, Трандагор!". Инженер Сомов сильно грустил и тосковал по своей родине – далёкой звезде Трандагор. Это было довольно странно, ведь Сомов даже не знал, в какой стороне неба находится эта звезда. Название "Трандагор" было не земное, а трандагорское. Да и совсем ничего не знал Сомов про эту свою родину. Какое там небо? и какие леса? и есть ли там вообще леса? жарко там или холодно? идут ли дожди? стоят ли города? курсируют ли автобусы? учатся ли дети в школе? имеются ли жёны и тёщи? или размножаются почкованием? или, может быть, опылением? какие они, кстати, жители Традагора? две руки или больше? и есть ли у них руки, или, может быть, щупальца, или крылья или вообще неизвестно что? ходят они, летают или плавают? а может быть, ползают? или вообще стоят на месте, как кусты или деревья? читают ли книги? смотрят ли телевизор? добрые они или злые? есть ли на Трандагоре злобные Гардоновы и секретарши-красавицы?

 

Ничего, совсем ничего не знал Сомов о Трандагоре! А между тем чувствовал себя постоянно трандагорцем, тянулся душою к этому далёкому и неизвестному миру и тосковал. Земная жизнь представилась вдруг Сомову скучной, чужой, неправильной и несправедливой. О, Трандагор! – вздыхал инженер Сомов. И хотя, повторяем, ничего не знал он об этом далёком мире, но в мыслях своих часто обращался к Трандагору, и Трандагор представлялся Сомову сказочно прекрасным. Там царило вечное ласковое лето, повсюду цветы и красивые женщины, а люди все добрые, умные, и он, Сомов, среди них такой же добрый, умный и весёлый. Он идёт по широкой аллее, обсаженной розовыми кустами, раскланивается вежливо и приветливо со знакомыми и ведёт учёные беседы с трандагорскими философами, прогуливаясь туда и обратно, подобно древним мыслителям. А к вечеру он возвращается к себе домой, в свою трёхэтажную виллу из красного трандагорского дерева и синего трандагорского стекла, проходит мимо бассейна, обложенного изящными трандагорскими камнями причудливых очертаний, мимо бассейна, в котором плескаются его чистенькие, радостные и любящие его дети, которые кричат ему "Здравствуй, папочка!". А на крыльце с резными колоннами его встречает красивая и молодая жена, и улыбается ему, хотя лицо её в несколько неопределённо и напоминает то лицо его здешней, земной жены, то лицо секретарши Ниночки, то какое-то ещё красивое лицо, может быть артистки, а может быть дикторши телевидения, а из кухни тянется аромат чудесных трандагорских кушаний, и ожидаются гости, его лучшие трандагорские друзья, которые придут поздравить Сомова с очередным великим открытием из области фольклористики и эмбриологии, и наступает вечер, золотое трандагорское солнце опускается к вершинам далёких белоснежных гор, звучит неземная трандагорская музыка, тёплый ветер долетает к веранде, ароматы цветов, приятные звуки трандагорской речи, звёзды, деревья, улыбки, мелодии...

 

О, Трандагор! – вскрикивал инженер Сомов внутренним голосом. И вздыхал. И после таких мечтаний и унесения мыслями и всеми чувствами на далёкую звезду Трандагор, когда Сомов возвращался обратно на Землю, возникала у него и мучила одна мысль: Зачем он здесь?! Почему инженер Сомов оказался на Земле? И почему вообще инженер Сомов? Может быть, он здесь со специальным заданием? Как разведчик и космический исследователь загадочной земной цивилизации? Может ли это быть? Но нет! Не чувствовал Сомов в себе никакого специального задания. Не знал ни шифров, ни паролей, ни явок! Что ему следовало изучать? куда проникнуть? какую собрать информацию? Ничего не знал Сомов, а, значит, и не было никакого такого задания. Но почему же тогда, почему Сомов на Земле?

 

И закрадывалось в его душу страшное подозрение. Поначалу Сомов отгонял эту дикую и ни с чем несоразмерную мысль, даже находил её смешной. Но она снова возвращалась и упорно лезла, и приводила аргументы. Сомов расстраивался, плохо спал, мучился, и подозревал, подозревал... Его подозрения росли, и он всё больше убеждался в справедливости своей догадки. От этой догадки Сомов становился всё грустнее. Даже мрачнее. Даже раздражительнее. Почти заболел. Инженер Сомов подозревал, что оказался на Земле случайно, что он просто потерялся в необъятных просторах Космоса, что его забыли на Земле, а инопланетный трандагорский корабль улетел без него к далёким звёздам и без него возвратится в сказочный Трандагор. Он, инженер Сомов, оказался на Земле по ошибке, никто не знает об этом на далёком Трандагоре, и теперь ему всю оставшуюся жизнь придётся мучиться на Земле, тосковать и страдать...

 

От этих мыслей Сомов совсем расстраивался. Всё его окружавшее: и люди, и вещи и явления земные, – всё казалось ужасным, неправильным, ни с чем несообразным и не соответствующим его, Сомова, трандагорской природе. Он иногда даже начинал задыхаться, когда в голову приходила мысль: А вдруг на Трандагоре другой состав атмосферного воздуха? И воздух земной для Сомова вреден и ядовит? Вдруг излучение жёлтого земного Солнца смертельно для Сомова? И он уже болен какой-нибудь неизлечимой радиационной болезнью? Никто ему не поможет! Земная медицина бессильна для его, Сомова, трандагорского организма. А то ещё учёные медики возьмутся за его изучение, и посадят в клетку, как кролика, и начнут проводить всякие физиологические эксперименты. Ужас! Сомов бежал солнечного света, потерял аппетит и сон. По ночам он вдруг просыпался, лежал неподвижно в своей кровати с широко открытыми глазами. Потом не выдерживал, одевался и шёл бродить по пустынным улицам. Заходил в парк, и там, на большой поляне, на вершине холма долго-долго всматривался в звёздное небо. И искал, искал звезду Трандагор! Он надеялся найти её инстинктивно, вдруг чувствовал иногда, что вот эта, синенькая звёздочка, наверное, и есть желанный Трандагор. Но звёздочка мигала раз, другой, и Сомов понимал: нет, не то, не Трандагор! И снова всматривался в звёздное небо, до рези в глазах, до затекания шеи. И слал в открытый Космос свой молчаливый призыв, крик воспалённой души своей:

 

 

И однажды этот призыв был услышан. (Все трандагорцы, не исключая и Сомова, обладают удивительными телепатическими способностями в дециметровом диапазоне.) Однажды на ночном небе появилась новая синяя звёздочка; мигнула раз, мигнула другой, скользнула к земле мелким метеоритом и опустилась рядом с Сомовым на поляну трандагорским космическим кораблём. На этот раз сразу открылись люки и выбежали встревоженные трандагорцы. Они бежали к Сомову, размахивали надкрыльями, трещали заушными трещотками и что-то лопотали по-трандагорски.

 

А Сомов стоял со слезами на глазах, не в силах сделать ни шага, и лишь протягивал к кораблю дрожащие руки. А трандагорцы всё лопотали и лопотали.

 

– Ах, инженер Сомов! – говорили они. – Ах ты, боже мой, инженер Сомов! Ах, как нехорошо получилось! Ах, какая вышла ошибочка! Ах, какой, так сказать, прокольчик получился! Ах, извиняемся, инженер Сомов! Ах, мы сейчас всё поправим! Ах, не беспокойтесь, инженер Сомов! Ах, кончились ваши страдания, инженер Сомов! Ах, мы сейчас живенько устраним дефект! Ах, мы сейчас всё восстановим! Ах, вы случайно попали код наше поле, инженер Сомов! Ах, извиняемся и ликвидируем последствия!

 

И трандагорцы с космического корабля действительно быстро устранили дефект, восстановили, и ликвидировали последствия. Даже немножко почистили Сомову память, чтобы он не мучился непонятными для себя воспоминаниями. А потом сели в свой инопланетный корабль, захлопнули лыки и улетели на Трандагор.

 

А инженер Сомов остался опять обыкновенным, земным инженером Сомовым. Ведь трандагорцем и космическим пришельцем он был по ошибке, в результате неисправности несовершенной трандагорской техники.

 

Вот теперь уже всё, действительно, вернулось на круги своя. И первым почувствовал это злобный Гардонов, почувствовал и разрисовал готовый Сомовский чертёж рожицами и фигурками. И возмездия не последовало. По-прежнему инженер Сомов ходил в баню по воскресеньям, хлопала дверью тёща, была недовольна жена, воровал рубли сын-шестиклассник, хмыкал начальник, посмеивались машинистки, не отвечала на приветствия секретарша Ниночка, по-прежнему Сомова хвалили за исполнительность и дисциплинированность и ругали за безынициативность и неучастие в общественной жизни, и не повышали в должности и окладе.

 

Немного осталось на Земле следов от трандагорских космических пришельцев. Собственно, ровно три. Во-первых, инженер Сомов так и остался старшим инженером. Во-вторых, пристрастился к сабантуйчикам. Да ещё, то ли в спешке, то ли в силу несовершенства трандагорской техники, но только не удалось до конца вытравить из памяти Сомова само это слово "Трандагор". Правда, употреблял его инженер Сомов очень редко: в исключительно стрессовых ситуациях или после третьей рюмки на сабантуйчике. И употреблял всегда в отрицательном смысле. Он говорил, например, "А иди ты в Трандагор!" Иди "Трандагор тебя возьми!" Или даже "Трандагор твою мать!".

 

И только жена инженера Сомова могла бы засвидетельствовать, что иногда среди ночи Сомову снился какой-то странный сон, он ворочался, шевелил губами, причмокивал и тихо вздыхал под конец "О, Трандагор!". Но жена спала крепко, а сам инженер Сомов наутро не помнил своих снов.