Четырехтрубный пароход «Квакер-Сити» подошел к причалу Ялтинского порта. Погода была по-настоящему крымской , душной, безветренной, и многозвездно-полосатый американский флаг уныло повис на гафеле. Пароход привез кругосветных путешественников и путешественниц...

Сейчас Ялту не удивишь приходом корабля под любым национальным флагом, но тогда, в 1867 году, это было событием.

Ялтинцы приветствовали . туристов, рассматривали замысловатые наряды богатых иностранцев, сверкающие неподдельными брил¬лиантами броши туристок... Несколько таких брошей равнялись стоимости и всего пароходе и пожизненному жалованию капитана «Квакер-Сити» мистера Дункана.

Но меньше всего смотрели на молодого человека в строгом черном костюме. Впрочем, пиджак он держал в руке, и в светлой своей рубашке вполне сошел бы за местного жителя. Так чего к нему присматриваться?!

Увы, кто мог знать!.. Забыты и канули в Лету фамилии путешествующих рантье, держателей акций и обладательниц бриллиантов, а имя этого человека принадлежит сегодня всему миру. И если нам известно о кругосветном путешествии «Квакер-Сити», то только благодаря ему. Звали этого молодого американца Самюэлем Клеменсом, он же — Марк Твен.

Но если бы ялтинцы и имели возможность заглянуть в таможенный список, то все равно не узнали бы о принадлежности молодого американца к журналистской и писательской братии. Твен вспоминает:

«...Пароходный писарь трудится над списком пассажиров для таможенных властей, причем составляет его по своему разумению,-например:

«Мисс Смит, 45 лет, из Ирландии, модистка». (На самом деле это молодая и богатая дама.)

«Марк Твен из Гарра дель Фуэго, кабатчик,..»

Да, к Самюэлю Клеменсу не присматривались: был он слишком обыкновенным, и на нем не было сияющих алмазных звезд... И на «Квакер-Сити» он оказался не потому, что у него обнаружились лишние доллары. Просто владельцы сэн-францисской газеты «Альта-Калифорния» уплатили за проезд начинающего писателя и журналиста в надежде, что его бойкое перо возвратит истраченную на него солидную сумму... Что ж, газетных воротил в недальновидности не упрекнешь...

Пробыв в Ялте несколько дней, «Квакер-Сити» взял курс на Севастополь.

Между тем положение «кабатчика из Гарра дель Фуэго» было Довольно сложным. «„.Я потерял свой паспорт,— пишет Марк Твен,— и отправился в Россию с паспортом своего соседа по какие, который остался в Константинополе. Прочитав его приметы в паспорте и взглянув на меня, всякий сразу увидел бы, что у меня с ним сходства не больше, чем с Геркулесом. Поэтому я прибыл 8 севастопольскую гавань, дрожа от страха, почти готовый к тому, что меня уличат и повесят».

Но страхи были напрасны, таможенники в паспорта не заглядывали...

Твен знал о Севастополе многое, знал о беспримерном подви¬ге русских воинов и матросов во время обороны 1854—1855 годов, знал, что стоила городу его длительная осада союзниками, но то, что он увидел, поразило его до глубины души.

Из записных книжек писателя видно, какую боль вызвали в его сердце севастопольские пепелища:

«...Помпея сохранилась куда лучше Севастополя. В какую сторону ни глянь, всюду развалины, одни только развалины! Разрушенные дома, обвалившиеся стены, груды обломков — полное разорение. Будто чудовищное землетрясение всей своей мощью обрушилось на этот клочок суши. Долгих полтора года война бушевала здесь и оставила город в таких развалинах, печальнее которых не видано под солнцем... Тут и там ядра застряли в стенах, и ржавые слезы сочатся из-под них, оставляя на камне темную дорожку...»

Пока Марк Твен «пропитывался» Севастополем, богатые туристы охотились за сувенирами — благо они на каждом шагу!

Сувениры — маленький бизнес. В Америке можно выгодно продать чугунные ядра и кости защитников Севастополя. Писатель с сарказмом вспоминает о своем соотечественнике Блюхере: тот завалил всю каюту сувенирами, которые потом хот,ел продать своей богатой тетушке. Каждый сувенир у Блюхера был помечен. На одном из экспонатов он повесил такой ярлычок: «Обломок русского генерала»...

Марк Твен записывает:

— «...Я вынес его на свет, чтобы лучше разглядеть, — это был обломок лошадиной челюсти с двумя уцелевшими зубами. Обломок русского генерала! — сказал я сердито.— Экая чепуха. Неужели вы так ничему и не научитесь?

— Не кипятитесь, старушка ничего не заметит,— только и ответил он,

...Блюхер... не церемонился со своими экспонатами.... Я сам видел, как он расколол камень пополам и на одну половину наклеил ярлычок: «Обломок кафедры Демосфена», а на другую: «Покров с гробницы Абеляра и Элоизы...»*

Я, конечно, протестовал против столь грубого посягательства на истину и разум, но все было напрасно. Всякий раз он преспокойно отвечал: «Это не имеет значения — старушка ничего не заметит».,. Что ж, он ничуть не хуже других... Теперь у меня до самой смерти не будет доверия ко всяким сувенирам и реликвиям...»

Марк Твен удивлялся беспардонности своих соотечественников, а те, а свою очередь, удивлялись ему: что находит преуспевающий журналист в этом хаосе камня и полном запустении, в этом до ужаса призрачном городе?..

А Марк Твен, отбившись от своей группы, ходил по бывшим улицам, заходил в бывшие дома, от которых сохранились остовы да печные трубы, дышал воздухом, который все еще был настоен на гари, порохе и человеческом горе.

Добровольные гиды — мальчишки и отставные матросы — водили Твена по городу, старались объясниться на пальцах,

записы¬вали а его журналистский блокнот слова по-русски. Находились среди них знатоки английского языка. Те давали более толковые пояснения:

— По расчету Тотлебена, неприятель выпустил во время осады 1 356 000 артиллерийских снарядов и более 28 миллионов ружейных пуль... Из артиллерийских снарядов, выпущенных во время осады,

можно было сложить пирамиду, имеющую 455 квадратных метров

в основании и 87 метров в вышину. А из ружейных патронов — возвести не менее грандиозную колонну: 5 квадратных метров в поперечнике и до 109 метров в высоту …

Твен не старался запомнить цифры, но сейчас они были красноречивее слов. Вот тогда-то з его записной книжке появились слова об «отчаянной доблести русских» и «Ах, почему я не умею говорить по-русски!»

...В Севастополе, в одном из уцелевших домов, американцам устроили банкет. Царский сановник, присутствовавший на банкете, предложил путешественникам нанести визит вежливости императору Александру I! — он отдыхал тогда в своем Ливадийском дворце.

Твен понимал, чему они обязаны проявлением царской

«мило¬сти». Дело в том, что всего за два года до этого закончилась в Америке гражданская война — так называемая война Севера и Юга. Победили, как известно, северяне. Южане-рабовладельцы вынуждены были освободить негров-невольников. А русский царь рядился в тогу освободителя крестьянства и формально был на стороне прогрессивных северян.

Американцы попытались ускользнуть от приглашения и срочно отчалили в Одессу. Но в Одессе их «изловил» американский консул Смит и заставил развернуться в обратном направлении. Стало ясно: встречи с самодержцем всероссийским не избежать. А раз так, то необходимо было составить приветственный адрес. Кому как не Марку Твену поручить это! И он написал.

Этот адрес — первое произведение Марка Твена, напечатанное по-русски раньше, чем на языке подлинника. Опубликован адрес 24 августа 1867 года в газете «Одесский вестник».

Не улыбался бы царь, принимая письменное приветствие, если б мог заглянуть в будущее. Почти полвека спустя той же рукой будет написано: «...мои симпатии... на стороне русской революции. Об этом и говорить нечего... Некоторые из вас, даже убеленные сединами, еще могут дожить до того благословенного дня, когда цари и великие князья будут такой же редкостью на земле, какой они являются в раю...»

Что ж, по отношению к российским царям да князьям он оказался прав.

Не с великой охотой писал Марк Твен послание царю. В записной книжке появляется короткая пометка: «...Без возни с этим адресом я дописал бы корреспонденцию в «Нью-Йорк трибюн» м уже заканчивал бы вторую в Сан - Франциско...»

Исследователи творчества американского классика по-разному высказывались о злополучном послании. Писали даже, что через этот адрес Твен хотел выразить добрые чувства простых американцев ко всему русскому народу. И для этой цели выбрал форму почтительного обращения к царю.

По-моему, дело обстоит не так. И вот почему: Твен знал, что русский народ в большинстве своем неграмотен и угнетен и вряд ли когда-нибудь прочитает адрес, преподнесенный царю. Но Марк Твен не был бы Марком Твеном, если б в благопристойные по форме строки не подбавил чуточку сарказма.

Посудите сами. Адрес Александру II начинался так:

 

«Составляя небольшое общество частных лиц, граждан Соединенных Штатов, путешествующих для развлечения, без всякой торжественности, как подобает нашему неофициальному положе¬нию, мы не имеем иного повода представиться вашему импера¬торскому величеству, кроме желания заявить наше признательное почтение.,,»

 

И так целая страница затейливой словесной вязи.

Простые матросы «Квакер-Сити» первыми угадали саркастическое подводное течение в этом адресе и посмеивались над ним на протяжении всего пути следования до Америки И Марк Твен вполне разделял их взгляды. Иначе он бы не оставил в своем дневнике такую запись:

«...Третий кок, надев на голову блистающий медный таз и величественно задрапировавшись в скатерть, усеянную жирными пятнами и следами пролитого кофе, со скипетром в руке, до странности напоминавшим скалку, шествовал по ветхому половику и взгромождался на кабестан * в ореоле морских брызг. Вокруг него толпились камергеры, князья и адмиралы, обветренные и просмоленные, в роскошных одеяниях из обрывков брезента и старых парусов. Затем появлялась вахтенная команда, преображенная в нежных леди и изысканных джентльменов с помощью странных подобий кринолинов, фрачных фалд и лайковых перчаток.., «Кон-сул», перепачканный известкой палубный матрос, извлекал из кар¬мана грязный клочок бумаги и начинал читать:

«...Составляя небольшое общество частных лиц...»

Император: Какого же дьявола вас принесло?

«...Кроме желания заявить наше признательное почтение государю императору, которое...»

Император: А, к черту этот адрес, Дочитайте моему полицейскому, Камергер, отведи их к моему брату, великому князю, пусть их там покормят. Прощайте. Я в восторге. Я восхищен. Я вне себя от радости. Бы мне надоели. Прощайте! Ну, сказано — очистить помещение!., Старший конюх, приказываю тебе немедленно приступить к проверке ценных вещей во дворце!.,»

Такую реакцию вызвало послание, сочиненное Марком Твеном. Тут уж, как видим, нужно говорить не о ложке сарказма в бочке славословия, а наоборот...

Марку Твену понравился юг России, понравились Одесса, Ялта и Крымские горы, которые он сравнивал со Сьерра-Невадой... И все же самые взволнованные строки в его книгах и записных книжках — о Севастополе. Недаром, несмотря на свою ярко выраженную нелюбовь ко всяким сувенирам, он записывает в дневнике: «Побывал на Редане и на Малаховом. Принес несколько пушечных ядер...»

Эти ядра с Малахова кургана он хранил всю жизнь.