— И последнее: на всю операцию дается два дня. По нашим расчетам это оптимальный срок. Старайтесь вести себя дружелюбно, но сведите общение к минимуму. Это будет непросто. Последний раз их навещали десять месяцев назад. Они соскучились по людям, многие в гарнизоне безвылазно около семи лет, без жен, без детей. Они ждут замены, а замены не будет, вы сами это прекрасно понимаете. От вас будут ждать объяснений, но вы не сможете ничего объяснить. Вы станете еще одним разочарованием в их жизни. Думаю, что комендант не упустит возможности повлиять на вас, это в его стиле, представит существование гарнизона как сплошной ад, сделает это публично. Он не может без аудитории. И вы для него — удачный улов. Редкий улов. Поэтому, будьте осторожны. И главное для вас — ваши задания. Надеюсь, остальные инструкции ясны? — динамик захрюкал и скрыл голос Ловелла в какофонии галактических шумов, среди которых лишь несколько позже прорезалось сначала сухое вопрошающее “Майор Шеланн?”, а затем доброе, почти отеческое “Джим?”.

Майор отрапортовал о готовности. Ловелл попросил Джима переключится на индивидуальную частоту:

— Уверен, что все пройдет, как задумано? — командные нотки в голосе Ловелла бесследно исчезли. Он говорил тихо и внятно. Никаких шумов. Будто стоял за спиной. — Если появились какие-то сомнения, можно все отменить. Я могу вернуть вас. Еще не поздно.

Джим взглянул в иллюминатор. Они уже были над кратером, над маленьким пятнышком золотого песка среди безжизненных серых гор. Ловелл ждал ответа.

— Мы подлетаем сэр, — сказал Джим, а затем ответил, твердо, почти жестко. — Все пройдет, как задумано. Не беспокойтесь. Я уверен.

— Другого ответа я от тебя не ждал, — голос Ловелла стал голосом улыбающегося человека. — Спасибо! Ни пуха!

— К черту!

 

Посадка была мягкой. Будто в ватную перину.

 

Раздраили люки. Майор остановился в проеме и огляделся. Как и говорил Ловелл, дышалось здесь легче, чем дома. Воздух теплый, почти калориферный, и слабый ветерок. И вот он, гарнизон. Весь как на ладони. Небольшая площадка космопорта на переплавленном кварцевом песке и надвинутые на нее скалы и бетонные заборы. Все строения как в старом вестерне на одной площади. Склады, казармы, комендатура и...

И люди. Из-за плеча майора Джим мог хорошо рассмотреть встречающих. Если их можно было так называть. Просто никто никого не встречал. Потому что для встречи никуда не нужно было идти. Все происходило здесь, где происходило все, что происходило в гарнизоне. Они лишь заняли давно размеченные позиции. По столь редкому случаю.

Майор перекинул ногу через бортик и стал медленно спускаться по приставленной синтетической лестнице с оплавленными краями. Ступени прогибались под весом его обмундирования. Джим спустился следом. Никакой военной процедуры, никакого почетного караула, около тридцати человек, небритых, в драной форме без знаков различия, без оружия. И желтый песок.

Майор козырнул присутствующим и сказал, что хотел бы говорить с их командиром, на что услышал:

— Вы одни?

— То есть? — переспросил майор.

— Больше никого не будет?

Майор понял, что речь идет о замене. Понял и ответил. Ответил, что это, к его сожалению, обыкновенный транспортный рейс. Все стали расходиться. Чтобы как-то сгладить недоумение майор приказал Джиму замерить радиационный фон. Зеленые цифры уже побежали на экране счетчика, когда из ближнего барака, на ходу застегивая портупею, к майору направился маленький человечек с выцветшими погонами. Выцветшими настолько, что его звание невозможно было разобрать.

— Дежурный по космопорту лейтенант миротворческих сил д’Эстен, французская миссия, — представился человечек и добавил. — В прошлом. Французская миссия — в прошлом. Теперь уже все равно. Все перемешались.

Майор Шеланн представился, представил Джима. Радиационный фон был в норме, и пока майор выяснял вопросы разгрузки, Джим отошел в сторону и снял шлем. Ветер мгновенно перепутал его волосы, забрался за шиворот, в уши, в ноздри. Джим закрыл глаза и подставил лицо его теплому дыханию. Как ни странно, ему здесь нравилось. Может быть, это из-за длительного полета, но нравилось. Неожиданно он вспомнил о своей задаче, и ощущение улетучилось также стремительно, как и появилось. Джим кашлянул и вернулся к майору. Отдавший приказания по разгрузке лейтенант предложил проводить их к коменданту гарнизона.

Они миновали здание комендатуры, и майор вопросительно посмотрел на лейтенанта. И лейтенант объяснил, что место, где никогда не стоит искать коменданта — это комендатура. Из его слов вообще следовало, что коменданта не стоит искать. Комендант сам всегда появляется в тех местах, где ему необходимо быть. И если вы считаете, что комендант должен здесь быть, а его нет, то это значит лишь одно. Вы заблуждаетесь. Вот и сейчас, вы просто идете по гарнизону, и если вам действительно необходимо встретиться с комендантом, вы его встретите.

Майор Шеланн и Джим оказались на самых задворках гарнизона, у дальних бараков. Между бараками были натянуты веревки, на которых сушились солдатские простыни, наволочки, кальсоны. Д’Эстен подлез под простыни, пробыл с другой стороны с минуту, после чего начал сдвигать их по веревке, словно открывал занавес в театре.

Комендант полулежал в старом летнем дачном кресле с продавленным сиденьем. И с видом на свалку, которую можно было разглядеть в промежутке между бараками. Не поворачивая головы, он приподнялся на подлокотниках и, с легкой хрипотцой от долгого молчания, произнес:

— Слушаю вас, господа, — каким-то безвременьем повеяло от его слов.

Это был человек средних лет, с недельной щетиной, в униформе с вытянутыми коленками, в изношенных военных ботинках. Впрочем, как все здесь. Его черные сальные волосы спадали на плечи из-под шлема странной облегченной конструкции, не такой как у майора и Джима, а более напоминающей военную каску с тонированным лицевым защитным экраном. По-видимому, ручной работы — Джим знал, что такой модели никогда не существовало.

Лейтенант доложил о подготовке к разгрузке, а майор Шеланн объявил о своем задании провести инспекцию технических объектов: терминала космопорта, основного и вспомогательного генераторов, локационной системы слежения.

— Мой коллега, — в заключение сказал Шеланн, — проведет работы по модификации узла связи. Для вас станет доступной постоянная трансляция нескольких радиоканалов. Возможно, это хотя бы частично облегчит ваше существование здесь.

— Бросьте, майор! — комендант поднялся и подошел. — Мое существование здесь облегчит только выполнение командованием моих рекомендаций. Рекомендаций, которые остаются без ответа на протяжении последних двух лет. Только это. И совсем не ваше *удацкое радио.

Он помолчал немного, как бы не желая развивать тему, и сказал:

— Все объекты доступны. Работайте, — затем перевел взгляд на Джима и раздраженно добавил. — И скажите своему щенку, чтобы надел защитный экран и шлем. А то ишь, волосы-то распушил. Хипарёк.

 

Узел связи располагался недалеко. Маленький лейтенант проводил Джима туда после легкого обеда в гарнизонной столовой. Узел находился в распоряжении еще одного выцветшего офицера — лейтенанта Киркпатрика из английской миссии. Лейтенант служил здесь всего три года. Меньше других, был моложе других и жизнерадостней. Был тем редким офицером гарнизона, кто еще приводил себя в порядок по утрам.

— Не знаю даже, как вас называть, — сказал он при встрече. — Джеймс?

Джим улыбнулся. Он объяснил, что “Джим” — всего лишь позывной эфира, а на самом деле его зовут просто. Андрей.

Киркпатрик удивился:

— Вот так? Хороший английский. Я даже не догадался сразу.

— Не беда, — Джим огляделся.

— Между прочим, мы с вами знакомы, заочно, — добавил Киркпатрик, и, не дожидаясь вопроса в глазах Джима, объяснил:

— По эфиру. С тех пор как в центре вы сменили предыдущего диспетчера, стало интересней. Веселей, что ли. У вас и юмор хороший.

Джим натужно улыбнулся еще раз. Натужно, поскольку почувствовал, что Киркпатрик выказывает свое расположение, а это ему было нужно меньше всего. Он вспомнил рекомендации Ловелла и попытался перевести разговор в деловое русло. Попросил лейтенанта приготовить необходимые инструменты и дать ему возможность сосредоточиться на выполнении задания.

Через час львиная доля работы была позади. Джим отложил паяльник, закурил и задумался. Понял, что ясно осознает то, что он делает. Ясней ясного. Устанавливает систему самоуничтожения узла связи. Сейчас он запустит программу, и начнется отсчет последних десяти суток. Завтра они с Шеланном покинут гарнизон, а спустя девять дней он останется без связи. Навсегда. О гарнизоне забудут. Как будто его и не было. Как будто никогда не было того, ради желаний которого и томятся здесь все эти люди. Как будто никогда не было узника за бетонным забором.

 

Джим хотел быть программистом, учился на первом курсе, когда в университет пришел Ловелл. Он читал курс, связанный с теорией автоматического регулирования, и параллельно набирал ребят себе на семинар. Джим прошел конкурс и оказался у Ловелла, а летом — на стажировке в Системе. В Системе он получал стипендию, размер которой был настолько велик, что Джиму было запрещено распространяться на эту тему. Ловелл руководил всеми его работами, помог ему за три года окончить университет и распределиться на работу в Систему. О большей удаче невозможно было и мечтать. Родители Джима вообще считали, что это божественное провидение. Вдобавок, ему присвоили звание лейтенанта.

Джим догадывался, что Ловелл не последнее лицо в Системе. Возможно, он даже руководил каким-то отделом. Но того, что этот отдел окажется Департаментом галактических проектов, предположить Джим не мог. До тех пор, пока его не перевели туда работать. В программу, которую Ловелл курировал лично — программу узника. Дело узника помнили достаточно хорошо. Подобного абсурда не было никогда до этого и вряд ли стоило ожидать в будущем. Один из богатейших людей Союза предложил все свои сбережения, недвижимость, секретные ядерные программы, разрабатывавшиеся под его покровительством, архивы его личной секретной разведки и прочих служб государству за свою пожизненную изоляцию на одной из ближайших планет-тюрем. Условием было постоянное снабжение продовольствием, книгами, программным обеспечением... И гарантия безопасности. Так появился купол за бетонным забором и гарнизон, его охраняющий.

Государству понадобилось семь лет, чтобы признаться себе в том, что соглашение можно безболезненно нарушить. И Командованию Ловелла поручили решить эту проблему. Ловелл предложил представить это как неблагоприятное стечение обстоятельств. Правда, этого Джиму уже не объясняли.

 

Джим запустил программу. Поднялся с табуретки, подошел к окну и побарабанил пальцами по подоконнику. Киркпатрик спросил из другого конца комнаты:

— Послушайте, Андрей, теперь мы действительно можем слушать радио?

— Подойдите сюда, лейтенант, я покажу вам, как это делается.

Киркпатрик подошел, и Джим продемонстрировал несколько несложных операций. В комнату ворвался хриплый ропот сакса.

— Спасибо! — просиял Киркпатрик и неожиданно обнял Джима. — Сейчас мы включим это на весь гарнизон.

В ответ Джим хмыкнул.

И по гарнизону разнеслось старинное:

— Do nothin’ till you hear from me...

 

После узла связи Джим отправился в космопорт. Шеланн делал какие-то записи о состоянии терминалов и сказал, что проверка не затягивается, и стартуют завтра, как и планировалось, в шесть вечера. Солдаты на разгрузке будут работать всю ночь. А с утра будет организована доставка груза под купол. Джим понял, что на сегодня все, и поднялся на второй этаж космопорта, где им с Шеланном были отведены гостевые апартаменты. Небольшие комнаты с бледно розовыми стенами. Тонированные окна из того же материала, что и защитные экраны шлемов. Железные кровати на колесиках. Огнетушитель и памятка о последовательности действий при пожаре. Не раздеваясь и не снимая ботинок, Джим улегся на постель и подумал о том, какой несложной оказалась его роль. Он оттолкнулся ногой от стены, и кровать медленно переехала в другой конец комнаты.

В дверь постучали:

— Андрей, можно войти? — Киркпатрик просунулся в дверную щель. Джим не спеша уселся на кровати. Д’Эстен и еще несколько человек стояли позади.

— В столовой кормят плохо. А у нас здесь чай есть, кипятильник. Мы собрали... Гости у нас — редкость. А ровесники тем паче, — они быстро внесли маленький столик и по-солдатски сервировали его: жестяными кружками, фляжками, походными приборами. — Просто поговорить. О доме. И еще, мы здесь написали письма родителям, детям. Отправишь? — Киркпатрик достал увесистую стопку конвертов, перевязанную красной бечевкой.

— Отправлю, — ответил Джим.

Разошлись уже утром, когда под громкие крики дежурного из казармы высыпали солдаты и через площадку космопорта побежали на спортивные снаряды. Киркпатрик сказал, что нужно еще успеть побриться и спешить принимать дежурство. Они надели свои шлемы и выскочили на улицу, оставив Джима в его розовой комнате. Джим недолго стоял у окна, рассматривая матовый купол, видневшийся из-за бетонного забора, затем закурил и подошел к нише в стене, предназначавшейся для приема душа. В нише был единственный вентиль. Несколько оборотов и потекла желтоватая теплая вода. Регулировать температуру было нельзя, но Джим счел ее вполне приемлемой, расшнуровал ботинки, разделся и шагнул под душ. Сигарета мгновенно размякла, струя воды подхватила намокший табак и, перепачкав Джима, понесла табачные хлопья к сливному отверстию. Джим проматерил всех.

 

После завтрака началась доставка груза под купол. Ящики грузили на два электрокара. От космопорта они следовали вдоль бетонного забора до входа в тоннель. И исчезали в нем. Впрочем, возвращаясь вскоре за новой партией груза. Казалось странным, что вчера Джим вообще не заметил тоннеля. Не заметил и утром из окна гостиницы, хотя сейчас трудно понять, как можно было его не увидеть. Все было рядом. Вот купол, казарма, комендатура. А вот и тоннель. Джим подошел к входу и уже хотел было заглянуть внутрь, когда услышал за своей спиной:

— Не можете себе дела найти, офицер?

Джим не нашел, что ответить. В путанице мыслей, творившейся в его голове, мелькнула вчерашняя обида на коменданта. За то, что его отчитали как новобранца. При Шеланне. При д’Эстене. Из-за какого-то шлема.

Он отдал честь. Но оказалось — в пустоту. Комендант уже отвернулся и разговаривал с водителем электрокара. Затем сел на сидение рядом и махнул Джиму рукой:

— Ну, живее.

Места больше не было, и Джим оставался растеряно стоять. Комендант махнул еще раз:

— Ну, что ты стоишь, остолоп? Лезь прямо на ящики. И голову пригни.

Джим влез, и электрокар осторожно въехал в темноту тоннеля. Ее нарушал свет редких одиноких лампочек на стенах. Хотя и такого света хватало на несколько метров, не больше. Под колесами слышались всплески воды.

— На реконструкцию тоннеля тоже нет средств. А я писал в отчетах об этом уже давно, — отметил комендант из тьмы. — Скоро последние лампы перегорят.

Электрокар тряхнуло, и Джиму пришлось схватиться за края ящика, чтобы не слететь. В конце тоннеля замаячила освещенная площадка. Несколько солдатиков перетаскивали уже составленные здесь ящики на платформу огромного грузового подъемника. Справа у панели управления находился молоденький офицер, руководивший погрузкой. Электрокар остановился. Он подошел к коменданту и обратился к нему как к капитану второго ранга. Джим поймал себя на том, что до сих пор ни разу не задумывался о звании коменданта, хотя в материалах Ловелла служебной лестнице капитана было посвящено несколько страниц. Джим подумал о том, что должен испытывать бывший морской офицер, по иронии судьбы ставший начальником тюрьмы.

— Мы доставляем контейнеры сюда, на подъемник, и отправляем вверх, — комендант шагнул на платформу и посмотрел в шахту над головой. — Где-то посередине, — он указал пальцем, — на одном из уровней, автоматически замеряется доза инфракрасного излучения. При превышениях подъемное устройство блокируется. Так что ни один человек никогда не сможет попасть под купол.

— А кто разгружает наверху? — спросил Джим.

— Все автоматизировано. Ему не нужно ничего делать. Вообще, там — полное совершенство. Объект строили четыре года. Лучшие умы были привлечены, инженеры Космоцентра, закрытых заводов, сотрудники Системы. Он лично контролировал проект. Шаг за шагом. Приезжал сюда несколько раз и торчал подолгу. Тогда я служил здесь в охране. Там внутри и здесь у нас — небо и земля. И в мелочах, и в главном. Взгляни на купол снаружи: колпак, он ведь совсем небольшой. А внутри как будто фотообои, бескрайние пространства. А самое главное, что в них идти можно бесконечно долго. Целый мир. На одного. Но как он сделал это?

— Быть может, мы охраняем Бога? — улыбнулся Джим, но комендант вздрогнул и, будто спохватившись, что проявил излишнюю многословность, отрезал:

— Если считаешь, что я разговариваю с тобой, потому что ты мне симпатичен, то ошибаешься. Я лишь хочу, чтобы там, у вас, хотя бы кто-нибудь мог рассказать о том, что здесь творится.

— Но обстановка не кажется мне такой ужасной... — начал было Джим, но комендант вдруг поднес палец к губам и произнес:

— Ты не понимаешь! Мы здесь — в заднице. В прямом и переносном смысле. Чувствуешь запах? Это сточные воды. Здесь нет канализации. Мы ходим под себя. Семь лет — под себя. Мы задохнулись в собственных отходах. Ты видел эти пепелища свалок. Куда бы ты ни смотрел. Знай, они за твоей спиной. Они по всему кратеру. Их пепел на одежде, в приборах, в еде. А его не отличишь от пепла трупов.

— Каких трупов? — насторожился Джим. По сводкам Ловелла, которые изучал Джим перед полетом сюда, в гарнизоне не было смертных случаев. — Я ничего не знаю о трупах, — они пересеклись взглядами.

— А тебе и не нужно знать. Это забота местного врача. Тем более что для тебя они просто трупы. Об этом, кстати, я тоже докладывал. Вопрос в другом: сколько их будет завтра?

В это время закончили отгрузку, и лейтенант запустил подъемник. С грохотом он сдвинулся с места и стал медленно подниматься вверх. Комендант схватил Джима за запястье и потащил к подъемнику. Лейтенант стоял у пульта, когда комендант крикнул Джиму сквозь шум:

— Слушай внимательно! — А затем лейтенанту. — Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре, господин капитан второго ранга.

— Женат?

— Никак нет, господин капитан второго ранга.

— Надеешься завести детишек?

Лейтенант посмотрел на Джима и, прикусив губы, замотал головой. Комендант ясно видел это. Он тоже посмотрел на Джима, затем вновь на лейтенанта:

— Не слышу! — подъемник яростно гудел и клацал платформой на каждом уровне. Губы лейтенанта вырисовали четкое "нет".

— Громче!

— Никак нет! — лейтенант крикнул изо всех сил. Даже в сумраке можно было различить, что он покраснел.

Вдруг стало тихо. Подъемник достиг купола.

— Нет, — задумчиво повторил комендант. — Он уже просто не может, офицер. Не может.

— Но ведь превышений фона нет! — воскликнул Джим.

— Да. Превышений — нет. А все симптомы есть. Посмотри вокруг. Мальчики-солдатики то лысенькие. Все кто на разгрузке работают — лысенькие. Молодежь. Меньше двадцати пяти, — капитан еще раз бегло взглянул на Джима, отвернулся и пошел прочь, хлюпая жижей сточных вод тоннеля. Джим посмотрел ему в спину и спросил лейтенанта:

— Как мне найти доктора?

 

Военврач гарнизона капитан-лейтенант Дюбуа, уже пожилой человек, погладил седую бороду и сказал:

— Не стану скрывать, я веду свои частные научные наблюдения. Наблюдения, которые не предусмотрены программой нашего пребывания здесь. Но если природа сама проводит такой эксперимент, то неразумно не фиксировать результаты. Посмотрите, — он указал на папки, стоявшие на стеллажах. — Вот досье на каждого солдата и офицера гарнизона. Потрясающая экспериментальная база. Здесь все подробности. Законченное исследование об этой штуке. Для нас это совершенно новая, незвестная прежде форма излучения. Не регистрируется никакими физическими приборами, но приводит к очевидной патологии ткани. Фантастика! Думаю, Система даже издаст мою монографию, хотя бы для внутреннего пользования. Вы можете взглянуть, если вам действительно интересно, — он показал рукой на стеллажи.

Джим достал одну из медицинских карт и стал листать ее. Среди аккуратно подшитых документов виднелись закладки с заголовками “Лучевая реакция” и “Лучевое поражение”. Десятки страничек, исписанных ровным почерком. Из другой комнаты доктор принес несколько папок и вручил Джиму.

— Это отчеты о вскрытии тех пятерых, о которых вы спрашивали,— пояснил Дюбуа, — фотографии видоизмененных органов, анализ микропрепаратов.

— Тех, кто умер?

— Да. Двое — в прошлом году, трое — в этом. Всего лишь лучевая болезнь. Необычная форма, но по сути... Это истории болезни. Здесь собраны и обобщены результаты обследований и анализов. Например, анализов крови. Видите, можно проследить динамику...

— Их сжигали?

— На пустыре за дальними бараками. Первых сжигали в капсуле, но однажды она лопнула от перегрева, и теперь сжигаем так. Препараты после исследований тоже сжигаем. Неразумно, но приказ. Увы!

 

За обедом Шеланн сказал, что инспекция завершена, но оставалась еще одна важная процедура. Шеланн привез приказы о присвоении воинских званий и правительственные награды. Там же, в столовой, он подошел к коменданту, сообщил об этом и попросил построить гарнизон в четыре часа. Сначала было неясно, чем ответит комендант на просьбу майора, ибо он лишь что-то невнятно пробормотал, но все же созвал офицеров и отдал распоряжения. Джим и Шеланн заканчивали готовить наградные листы, когда им сообщили, что гарнизон построен. Они выходили из космопорта, как вдруг остановились от неожиданного зрелища. В парадной форме, не в неуклюжих шлемах, а в белых фуражках, в кителях с золотыми погонами и аксельбантами, в перчатках, аккуратные, подтянутые, сверкающие наградами... “Смирно!” — эхом прокатилось по космодрому, и затем: “Личный состав семнадцатого специального гарнизона Военно-морских сил ...”

— Здравия желаю, господа военнослужащие! — приветствовал Шеланн. Ему вторило: “Здравия желаю, господин майор!”...

 

Джим смотрел на них. Вот они все. Дюбуа, д’Эстен, Киркпатрик, лейтенант из тоннеля, другие офицеры, солдаты... Кто-то счастливый, веселый, кто-то сосредоточенный, но, на самом деле, все — глубоко уставшие люди. И для всех них одна типовая судьба. И перед ними он. Орудие этой судьбы.

 

Наконец-то ему действительно стало гадко. Он опустил глаза и увидел пепел, которого до тех пор не замечал.

 

Шеланн зачитывал приказы и вручал награды, коробочки с которыми передавал ему Джим. Никаких неурядиц. Все выглядело торжественно и красиво. Джим заметил, что в его списке не было ни одной ошибки. Тот, кто его составлял, твердо знал, кто умер, а кто жив. Только в конце церемонии, когда майор объявил о присуждении коменданту чина капитана первого ранга, он подошел к ним близко-близко и тихо сквозь зубы сказал:

— Вы бы хоть погоны привезли, скоты, — и Джим заметил на парадной форме погоны капитан-лейтенанта, кем он не был уже несколько лет.

 

Как только закончилось построение, Джим бросился на узел связи. Никаких сбоев в программе не было. Как назло. Но, в конце концов, это всего лишь узел связи. Они потерпят немного. А ему обязательно удастся уговорить Ловелла перепланировать операцию. Лишь забрать отсюда личный состав. Сколько их там? Человек шестьдесят? Восемьдесят? Неужели это невозможно? Всего один пассажирский рейс. Его, конечно, поддержит Шеланн. Он же не слепой, он тоже все видел. У него данные инспекции...

Джим вдруг осекся. Если бы дело было только в нем, Джиме, то не было бы необходимости в инспекции. Достаточно бы было транспортного рейса. А Шеланн почти два дня работал на терминале, на генераторах, на станции слежения. Неужели тоже? Неужели Шеланн знал все, что знал Джим, и также участвовал в этом.

Джим выскочил на улицу и увидел Шеланна, беседующего с офицерами посреди плаца, как раз на полпути к кораблю. Джим сжал зубы и решительно двинулся к нему, но кто-то схватил его за руку, и он, чуть было не перекувыркнувшись, упал на колено.

Комендант, все еще в парадной форме, держал в руках запечатанный конверт.

— Я знаю, офицеры передали тебе письма. Я тоже написал супруге, — он помолчал, — В общем, держи.

Джим взял конверт. Подошел Шеланн. О чем-то заговорил с комендантом. Джим повернулся к нему и сказал:

— Послушайте, майор, я хотел бы остаться здесь. До следующего рейса. Мне кажется, я смог бы провести частичную реконструкцию узла связи, поработать над программным обеспечением. Для этого нужно немного времени...

Шеланн внимательно смотрел на него. Его глаза смеялись. Но это не был смех скептика над утопией, которую Джим только что обрисовал. Это был смех знающего человека. Шеланн знал. Шеланн знал и то, что Джим прочитал это в его глазах. Он ничего не сказал.

Комендант попрощался и ушел.

Что случится еще? Выйдет из строя космопорт, генератор? Уже одного было достаточно. Когда? Он и не заметил, что сказал последнюю фразу вслух. Шеланн похлопал его по плечу:

— Собирайся, — и ушел в гостиницу за своими вещами.

Может быть, без Шеланна. Забрать хотя бы часть гарнизона и перевести в грузовом отсеке. Но там пониженная температура. И, кроме того, старт может быть произведен после введения двух паролей: пароля Джима и пароля Шеланна. Неужели ничего нельзя предпринять?

Джим вошел в отсек управления. Вставил свою идентификационную карту. Компьютер затребовал карту Шеланна. Так. Она у него собой. А если нет? Джим пошарил по ящикам. Она у него.

Представим, что тебе удалось ее получить. Представим, что ты нашел способ перевезти личный состав. Что дальше? Ведь Программа сорвана. Уверен, что не поставят к стенке вместе со всем гарнизоном? Ну?

 

*опа.

 

Джим вышел наружу.

Его душила злоба. Он растянулся на насыпи космодрома и судорожно колотил кулаками по песку, пока в изнеможении не уткнулся в него лицом. Мельчайшие песчаные зерна кололи его кожу, словно маленькие язычки пламени. А из динамика доносилась музыка, подобная той, которую исполняли бродячие оркестры.

 

Когда дыхание стало ровным, Джим провел языком по песку.