На улице жара, не свойственная маю. Природа догоняет отставшие свои обещания: дикое солнце, пух с тополей сразу весь полетел, люди, не понимающие, как реагировать, разделись почти догола, и все побежало, закружилось, теряя связь с пыльной землей и реальностью.

Путь Олега Белова проходил через городской парк со старыми высоченными деревьями, закрывающими солнце для многочисленных кафешек. Гуляющие люди, обреченные духотой на употребление воды в любом виде, явно выделялись на фоне его быстрой ходьбы своей неторопливостью и сонливостью. Нужно было сделать еще многое – в голове у Олега крутился водоворот из явно и неявно уже упущенного, еще не додуманного и, вообще, еще не сочиненного, но проблескивавшего чем-то серебристо-ледяным, пока неуловимым и не ясным. Бутылка пива «Оболонь», только что выпитая за обедом и съеденные парочка любимых салатов, делали настроение хоть и благодушным, но мысли – не легкими. Проблемы, проблемки и проблемищи расположились на своих полках. Он их осознавал, но если их пока не трогать, они так и останутся там некоторое необходимое время, пока Олегу улыбалось и хотелось жить. Не имея постоянной работы, он рыскал по городу, по области, а иногда и по стране в поисках своего шанса. Когда-то в прошлом, лет десять назад, он надумал себе теорию «единственного шанса», который один, ну, может быть, два раза выпадает каждому за жизнь. Он поверил, что этот шанс в его жизни будет, и что он мимо него не пройдет, не сможет пройти. В любом случае, он как-нибудь даст знать: блеснет в жаркой атмосфере холодным, в темной – ярким, а в обычной рутинной, окружившей его сейчас, – странным. Конечно, была вероятность того, что этот шанс Олег не заметит: будет занят чем-то важным, другим, будет помогать кому-то… или спасать. Мало ли что? На этот случай у Олега должно было быть его чувство предвидения. Он думал, что оно у него есть. Было время, когда начитавшись Норбекова, он даже начал это чувство (предвидение, интуицию, седьмое чувство) тренировать. Иногда, казалось, что получается, иногда – был полный провал. Но Олег понял одно: если быть наблюдательным, обращать внимание на мелочи, на те самые мелочи, которые многим были недоступны по определению – просто не нужны были, - то будет больше возможностей оценить, а иногда и прочувствовать ситуацию. Выборка будет лучше, вероятность больше, значит… «Получается даже со стороны смысла – интуиция! Хорошо, пусть это будет интуицией, - решил про себя Олег».

Пока что его шанс был впереди. Олег знал и это. Жизнь так складывалась, что иногда он даже сам себе говорил, что тратит себя на мелочи, на «просто так». И это касалось не только самореализации его, как журналиста или как пишущего человека, но даже в личной жизни все начерно, а набело – в мечтах и в желаниях.

Опять мысли, которые нельзя было отбрасывать, боясь гнева… самого себя… на себя. Осторожнее! Медленнее! А не получается. В свои 33 года Олег все еще готовился жить. Отличное образование, полученное на журфаке областного, хорошо котирующегося в Европе, универа, давало перспективу и даже больше. Годичная стажировка в германском «Newsweek», открывала двери в любые издательства и издания. Но, желание не размениваться на мелочи, желание ждать, а не выбирать из предлагаемого судьбой, уверенность, что то, настоящее, он почувствует своим внутренним «тонким миром» сыграли с Олегом злую, очень злую шутку. Он никогда не устраивался на работу постоянно, боялся, что обязательства отобьют у него все желание писать. Олег работал на несколько интернет-изданий, областных газет, еженедельных тематических журналов. Иногда его статьи, заказные материалы, эссе, очерки появлялись в центральных изданиях и даже в глянцевых журналах, популярных в высших слоях «разложившегося» общества. Редакторы его знали, как мастера, как одиночку, делавшего всю грязную работу самостоятельно: поиск информации, фотографий, «слив», «подстава», «утка», «божок» - все это было ему знакомо и не имело значения, что применять для достижения результата. У редакторов исчезала головная боль за все условности и последствия. Многих это очень устраивало, и они, даже переплачивая лишнюю сотню, шли на договор с Олегом, зная, что к нужной дате «что-то будет». Кривясь и критикуя написанное Олегом, никто из них ни разу не отстранил его материал от публикации. Ему удавалось впритирку выполнить задание – пусть на троечку, или на троечку с плюсом, но честно и без амбиций. Наверное, поэтому Олегу и не поручали особо интересные и яркие задания, после выполнения которых журналист обычно просыпается на утро знаменитым. Поэтому и сложилась его репутация, как безотказного, среднего мастерового, с некой искоркой таланта, которая в нем была в виде золотоносной породы, и которую он так и не отмыл, не обогатил, и не сдал миру в эксплуатацию, конечно, с выгодой для себя.

Но он ждал. Ждал, даже сейчас, быстро идя по парку среди тополей, дубов и каштанов, отгоняя от лица назойливый пух, щурясь даже под стильными солнцезащитными очками и по привычке ловя взглядом глаза каждой встречной девушки. Они каждый раз в ответ впивались глазами ему в очки, словно чувствовали его безаппеляционные зрачки, но ничего не происходило. Его теория «единственного шанса» не сработала пока и здесь. Нет, он не сторонился встреч, знакомств, разового секса. Наоборот, имея внешность, дающую возможность легкого контакта с большинством «характерных особ» женского пола, которой он изрядно попользовался в те же самые десять лет неутомимого ожидания своего «единственного шанса», позволяла сейчас уже не бросаться на первую встречную с целью удовлетворения собственных амбиций. И само желание стало избирательным – возникало само, не спрашивая Олега, его излишне трезвый и поскучневший ум, его природную вежливость и чувство такта. Сглаживало общую рафинированную картинку обычности его чувство юмора. Оно было дано ему, как в награду, и имело нестандартный привкус легкой ироничности, как фундамента для тонкого ощущения места и времени именно этой мысли или этого колкого слова на грани, отделяющей пошлость от необычности.

Солнце зашло на несколько минут и сразу стало легче дышать. Парк закончился, и сразу набежала центральная улица с ее двусторонним трехрядным движением машин и «бродвеем» на тротуарах. Откуда-то прилетела бумажка, хлестнула по руке, почти прилипла. Внезапный порыв ветра крутанул пыль под ногами, стараясь забрать с собой и бумажку, но… Олег уже поднес ее к глазам. Строчки, написанные от руки, были четкими, но не по смыслу – по построению.

 

«…пить белый чай, свесив ножки на пирсе с прозрачной, словно стекло, зеркальной водой, болтать, принимая лучи солнца на реснички… кофе с ликером приятно на язычок, спрятав пяточки под плед и клубочком свернувшись, обнимая его… смотреть в глаза…тепло…»

 

Откуда это? Олег дернул головой, как взнузданный конь, свернул бумажку вчетверо, засунул в боковой карман сумки и убыстрил шаг.

 

***

 

До перехода в районе рынка оставалось метров двадцать. Там – прохладно, там пахнет кофе, там он обязательно хлебнет минералки без газа и закурит тонкую коричневую сигаретку с золотым ободком у фильтра, закроет глаза, и будет наговаривать свою книгу. Какой журналюга не мечтает о своей книге? Мечтает. Олег даже несколько раз садился за стол и пытался начать. Честно пытался. Даже странички две написал и сохранил в своей зашарпанной старенькой «тошибе». Они, «запылившись», уже не претендовали на начало книги. Может, на пару строк внутри где-нибудь. Нужно было их давно удалить, но как-то печально лишаться «тезисов» мыслей, одно время казавшиеся важными и главными. Всего каких-то три-четыре года назад…

«Беспричинная грусть надвинулась на Олега». О, да! Так бы он и написал в своей книге. А дальше? «Он знал такое свое состояние. Надо было не только подумать, чем заняться в ближайшие дни – были несколько проектов-заданий, мелких, на день-два, только чтобы быть занятым, – но и теперь уже сначала выбраться из ямы, в которую он только что сам себя загнал мыслями о «шансе». Если в своей профессиональной деятельности и в творческих потугах он был уверен, что рано или поздно ему повезет, то вот «женский вопрос»… А что женский вопрос? Женский вопрос с какого-то момента стал риторическим. Вдруг, взял так и стал. Желание искать пропало. Но не пропало просто желание. Поэтому Олег довольствовался тем, что возникало, или, если сказать «в тему», вставало. С каждым таким вставанием падало настроение, возникала липкость и ощущение чего-то стыдного, неловкого. Как при неловком молчании. Только с самим собой. Пауза стыда и опускания в ямку всеядности. С каждым согласием, с каждой новой простой ночью секса без наслаждения той самой волною, начинающейся где-то внутри живота, пробегающей по позвоночнику, выстреливающей из головы и накрывающей всего-всего, до клеточки, до черточки, до извилинки. Примитивное напряжение, как тренировка, простая разрядка, как… сходить в туалет. И каждый раз Олегу было стыдно перед очередной девушкой за свою всеядность, за свою доступность, за то, что он не смог снова и снова испытать хотя бы влюбленность, хотя бы на дикие пятнадцать минут физических упражнений, которые, впрочем, почти всегда нравились партнерше. Ну, так и что женский вопрос? Может, он существовал только в будущей книге Олега? А в жизни – все есть, как есть?

В голове засквозили памятные дикие сквозняки, выдувающие напрочь все хорошее: и настроение, и легкость, и надежды, и мечты. Олег остановился. Солнце снова вышло, разбрасывая на окружающее что-то желтое и вязкое, смеясь хоть и по-доброму, но с явным превосходством над всеми, кто суетился внизу. Люди старались выбраться из знойного желтого пекла, быстро суетливо перебирали ногами, стремясь в тень подземного перехода. Представился столик в переходном кафе: прожженная зеленая скатерть, круглый светильник на длинном шнуре, свисающий с потолка, и болтающийся почти на уровне глаз, официантка Люда в короткой зеленой юбочке и полупрозрачной блузке без лифа, всегда интересный запах из оттенков бергамота, кофе, сигарет и странной цитрусовой свежести. Все будет привычным. Вода без газа, сигаретка с золотым ободком… и даже Люда, с которой года два назад Олег имел неделю прелестного секса три раза на дню: утром, после спокойной ночи у нее, в обед, когда было, куда ехать с чувством двойного голода, и вечером, когда было куда возвращаться. Усталым, но довольным, чувствующим перспективу с вкусным ужином, бокалом мартини, который они любили вместе, и долгоиграющим свободным и каким-то парящим сексом (помечтать-то можно?), без спешки, натиска, давления, завоевания и страха потерять.

Страх потерять так и не пришел. Снова.

Сегодня утром Олега вдруг вызвали в редакцию областного новостийного еженедельника и предложили командировку в Крым, где вернувшиеся крымские татары начинали борьбу за свои «похищенные» права и территории. Материал должен был пойти не только по области, но и в каком-то центральном журнале, с которым у главного редактора еженедельника Шевчука был контакт на родственных связях. Было все просто: Шевчук хотел заплатить мало, поиметь обычный материальчик, который вышел бы в любом случае два раза. Тогда зачем платить больше? Тогда зачем приглашать кого-то, когда есть свой журналюга Олег Белов? Шевчук умел считать деньги и риски. И когда риска не было, то деньги должны были оказаться лишь у него.

Солнце не заходило, злодейски приближаясь к уже плавящемуся асфальту, желая утопить всех и вся в густеющем воздухе, в человеческом поту и в испражнениях транспорта. «Эх, Олежа… – подумал почти вслух Белов. - Когда ты поумнеешь?». Почему он сразу согласился, почему не поспорил, не покрутил перед носом у Шевчука своей значимостью – он же знал, что, вряд ли кому Шевчук предложит этот материал еще. Олег вспомнил, что Шевчук даже не дослушал его ответ и положил трубку…

В переход спускаться уже не хотелось. Он остановился на остановке автобусов, поэтому внезапность его «столбообразования» никто не заметил. Что-то возникло в общей пыльной картинке, другое, замеченное периферийным зрением. Он посмотрел направо. Люди, люди, разные, суматошные, серые, кажется, что почти все, запыленные, даже в белом…

Да, в белом. Он осознал, что далеко не все на остановке в белом. Более того, в белом, во всем белом, была только одна девушка. От резинки, стягивающей русые волосы в достаточно длинный хвост, до носков и легких теннисных тапочек и шнурков на них. Было заметно, что правильность осанки и приподнятый подбородок – выработанная годами привычка. Через плечо у нее небольшой белый рюкзачок, пугающий своей чистотой. Легкая юбка при каждом, даже незначительном движении, повторяла его, немного запаздывая, и как бы по инерции пробегала дальше. Захотелось заглянуть девушке в глаза! «Чего это ты, Олежа, - подумал он, вдруг ощутив возникшую где-то внутри живота дрожь, которая теперь в виде озноба накрывала плечи и начала прорываться в голову…».

 

***

 

В редакции областного новостийного еженедельника «Время» постоянного рабочего места у Олега не было, но коллектив настолько привык к нему за все эти годы «беспросветного поиска источника пропитания и перспектив для роста», что никогда никто не возражал, когда он занимал свободный компьютер. Командировок у штатных работников «времечка» было много, особенно по области. Сетевые пароли не меняли уже года два. Да и что можно было выведать в этой «разнообразной» текучке, когда один материал практически ничем не отличался от следующего, менялись только название района, фамилии отличившихся и «критика роста», которую так сильно хотела видеть областная верхушка власти.

- Привет, - сказал Олег, забегая в «горячий цех». – Новости какие? Кто, кого, как?

- Приветик, Олежка, - Инна Селезнева, собкор нескольких центральных газет, строчила что-то быстро на клавиатуре. – Тебя Шевчук искал… посылать тебя надумал… к татарам… даром.

- Не скалься.

- А я не скалюсь. Шучу.

Темп набора текста на компьютере у Инны был ошеломляющим. Она успевала кроме разговора с Олегом еще и прихлебывать чай, держа чашку левой рукой, когда правая темп ударов по клавиатуре не снижала.

- Инка, ты пишешь или перепечатываешь? – в очередной раз удивился Олег способностям Инны.

- Тренируюсь… шучу… пишу… мне через час сдавать.

Инне было 25 лет. Высокая, под 180 сантиметров, немного нескладная, но всегда худая, даже немного высушенная, она смотрелась изысканно, «от кутюр». Это ощущение шло не только от одежды и классического вкуса на украшения и запахи, но и оттого, что все ее округлости были на месте, пропорционально и симметрично, выгодно подчеркивая ее худобу, делая всех встречных мужчин сразу галантными кавалерами и назойливыми спутниками. Олег знал, что ее внешний вид нисколько не соответствовал внутреннему содержанию. Инна была «свой парень»: никогда не подводила, не сдавала, не сплетничала и не отказывала коллегам и друзьям. Друзьям даже в меньшей степени. Потому что, родные и друзья должны понимать, а вот коллеги по цеху – это святое. Где-то года три назад, когда Олег еще не появился в еженедельнике в том виде, в котором он был сейчас, они встретились с Инной у общего друга, у Павла. Паша работал тогда пресс-атташе губернатора, водил интересные знакомства и компании, имел выход на «подвальные» источники, не только верные и надежные, но и безопасные для авторов в дальнейшем, после публикации. Для Олега первичным в знакомстве с Павлом была не работа. Он даже представить не мог, что будет использовать его в своих целях! Но Инна могла. И выяснив у кого-то, что они дружат, вышла на Олега, вычислила его пристрастия к интересным женщинам и сыграла на этом.

- Инка, ты шпионам секреты доверяешь? – сказал Олег, садясь за компьютер Павла. Павел оттрубил свой срок губернаторским пресс-атташе, получил вольную и был сосватан Инной Шевчуку. Шевчук не дурак, узнал по своим каналам, что Паша расстался с губернатором очень хорошо и продуктивно, ухватил «птицу счастья» за хвост и так нагрузил ответственного Пашу, что его компьютер чаще был в пользовании у Олега. – У Паши тут в компе ваша переписка, наверное. Найду – опубликую.

- Ищи, родной… копайся. Паше скажу, вылетишь из его компа… кстати, он там тему новую начал… не сотри что-нибудь.

- Давно Шевчук искал меня? – Олег залез в инет и задал поисковику «крымских татар».

- С утра… часов в 10… а про «татаров» я бы даром не писала… тема серьезная… только раскручивается.

- Увидим.

Олег всегда, когда видел Инну, вспоминал, как быстро они сблизились: за один день и одну ночь они стали почти родными. Так ему казалось.

Только ему.

 

***

 

Поисковик выдал одновременно с татарами и их претензиями на выживание - «эскорт-службу» столицы «X-escort». Какими там общими словами и осмыслениями поисковик сочленил «крымских татар» с «эскорт-службой», но странички открылись одновременно. Желание закрыть лишнее, и подготовиться к беседе с Шевчуком, чуть было не пересилило, но что-то заставило сделать пару лишних кликов по «работницам элитного эскорта». Рекламы мало, девушки представлялись умело, с чувством вкуса и яркой эротичностью, дизайн сайта был изящным, стильным. Пошлостью не пахло и ясно почему в статистике посещений красовалась шестизначное число. Даже сейчас в разгар рабочего дня на сайте было чуть более двух тысяч человек!

Олег, когда был близко к новой идее, всегда чувствовал сначала вибрацию, потом дрожь внутри живота, которая, расширяясь, пробиралась по спине, по позвоночнику вверх, к шее, и потом накрывала его сверху, как волна, только жаркая и блестящая. Да-да! Точно такое, когда он вдруг находил женщину, которая его интересовала: он как бы предвидел, почти знал, и уже не мог пройти мимо. Это предвидение держало его за руки и за горло, пока он не добивался прикосновения или результата. Дальше…

Дальше было по-разному. Сейчас озноб добрался до позвоночника в районе почек и собирал силы для движения вверх. Олег стал перебирать странички…

Вика: изящная девушка, на единственном фото лежит, почти скромно: обнажены только груди, красивые, правильной формы, с четко очерченными возбужденными сосками. Белые стринги контрастируют с загоревшей плотной попкой, прикрытой чем-то прозрачным. Олег посмотрел на таблицу ее данных: второй размер груди, 172 сантиметра рост, 52 килограмма вес… все было идеальным. Девушка естественно изогнулась, не выставляя, как другие свои прелести на обозрение, а, казалось, прикрывая, хоть руки свободно были раскинуты в стороны. Короткие каштановые волосы с челкой на лбу, широко раскрытые темные глаза, и «спрятанная в чувственности стыдливость и чистота». Олег усмехнулся: «Вот, уже начал писать…»

В тексте - ничего особенного: «Уютность и расслабление, наслаждение и изысканный отдых подарит щедрому ценителю чистоты и чувственности молодая девушка, легкая и свободная для любви…» Олег зацепился за сочетание. Возможно, это фото, очень удачное и яркое, наложило свой отпечаток на восприятие. А возможно, оно не принадлежало этой Вике. Олег слышал, что многие из девушек, молодых да ранних, восемнадцати-девятнадцати летних, обделенных не только красотой, но и умом, делают так: берут фотографию из Интернета, клеят себе на страничку и пользуют имидж. Даже если мужик, клюнувший на фотографию, и заподозрит подлог, то разве ж он откажется от процесса? Особенно, если он «честный семьянин» или коллекционер-романтик, напрочь лишенный желания перебирать и ждать. Да, потом возможно будет попахивать обманом. Но вряд ли кто-то из мужиков, не бандюг, а обычных среднестатистических мужиков, приехавших в столицу в командировку или истосковавшиеся по сути женского предложения, откажется платить, даже если не все соответствовало оригиналу и заявленному в рекламном объявлении предложению.

Так Олег думал, незаметно перебирая остальных представительниц «службы эскорта», обещавших не только «жаркое, молодое и умелое тело», но и «интеллектуальное и наполнение в общении в течение всего оплаченного клиентом времени». И не находил еще хоть что-то похожее на страничку Вики.

Он знал себя, и, если чувствовал где-то там начавший коптить фитилек интереса и увлечения темой, а тут не только темой, но и желанием узнать три соответствия: фото – реальному объекту, службы эскорта – обычной панели на известной площади, своего интереса – желанию быстрее выяснить и погасить этот интерес, то остановить себя уже не мог. «Репортаж… с петлей на шее! Затянут и совращен! За сто долларов – полет до небес!» Шевчук вряд ли пойдет на «провокацию», но попробовать спровоцировать стоит. Для «времечка» это вряд ли будет интересно, а вот для столичных родственных кругов его – в самый раз.

 

***

 

Желание начать тему перевесило желание Олега жить спокойно. Когда он пришел домой, то первое, что сделал, отключил телефон. И мобильный, и обычный. Теперь можно под душ: горячий и расслабляющий - сначала, холодный и возбуждающий - в конце. Сыр, кусок батона, Cohen в наушниках, бокал красного «Путь паломника». В холодильнике, куда он мокрый в набедренном полотенце долго смотрел, все равно больше ничего не появилось. Там еще была консервированная морская капуста, банка вишневого варенья, пакет «Кити-кета» для Макса, русского голубого кота, который по привычке прибежал на звук открываемой дверцы, и засохшие два куска хлеба «лиманский». Хорошо хоть недопитое вино как-то сохранилось. И сыр. В голове пока еще путаница из желаний, обещаний себе, перспектив развития занимательного сюжета, а кроме этого, разновидное многообразие идеалистических тропинок в никуда. Нагромождение слов внутри о готовности написать жизнь порабощенного «журналюги» работницей древнейшей профессии действует опьяняюще. Почище вина. Он знал, что, начав, не сможет остановиться. Придется кропать, продолжать, двигать. Странички забегают перед глазами «растерянного пространства и встанут садом удовольствия перед прозрачным взором еще растерянных глаз». Страх уговорить себя не писать еще живет у Олега, но он в силах перекрыть ему дорогу. Хотя бы в начале пути, в начале движения. Бросить тему проще. А когда она крутится – почти невозможно. В голове бродила еще надежда… где ты там, надежда?... Вика могла и не быть проституткой. «Тогда, кто она, берущая деньги за час, два, три и за ночь секса с клиентом? Студентка филфака! Или юридического. Будущий юрист. Адвокат. Адвокатесса. Звучит! – думал и ерничал, ерничал и думал Олег. – «Адвокатесса на панели». Или нет… «Квалификационные экзамены для юриста: два часа на панели!».

Знает ли он, что хочет от этого повествования? Вряд ли. Вернее, не знает до конца. Да и нужно ли знать - вопрос. В таких ситуациях часто вспоминаются слова его командира в войсковой части, где он дослуживал-доживал когда-то свой армейский отрезок жизни в чине старшего лейтенанта. Командир части полковник Пантелеев говорил обычно перед проверкой вышестоящего штаба: «Главное начать, а там втянемся». Получается, что главное Олегу уже удалось. Мысль, рассказать о жизни девушки по вызову, жила в нем давно. Скрыто жила. Он чувствовал. Сам момент ее возникновения не помнился, однако он помнил, как ее пестовал, третировал, бередил, чистил. Часто приходилось не обращать внимания на желание выкинуть все это из головы, сделать аборт. Нервный озноб оттого, что не удастся осуществить задуманное, посещал если не часто, то и не редко.

Что ему хотелось, прежде всего? Показать, как живет она, почему так живет, что чувствует, как чувствует, о чем думает, кто ее окружает, как она поступает, кого любит, за что, где у нее граница для сделок с совестью, где ее глаза, когда она обманывает, и не только себя, но и других. Кто она? Что она готова потерять ради того, чтобы сохранить себя? Знать ее цели, знать ее слабости и… пустить ее в путь без страховки от всего этого?

Экзекутор. Да. Но как иначе?

Самое важное. Ему хотелось рассказывать обо всем честно. Честно! Прежде всего, перед самим собой. Не утаивая и не пряча ни-че-го. Какое будет его место во всем этом, он не знал. А ее? Нужно ли это будет ей? И почему этой «ей» должна быть «обреченная на казнь» Вика? Кто знает, удастся ли это ему. Может, от этого появилась вдруг неуверенность с началом и честностью рассказа? Но он же начал. Значит, самое страшное и самое трудное позади.

Да, самоуверен. Да, жесток. Но как иначе?! Если есть желание, если есть стремление пройти весь намеченный путь честно и открыто, то пора начинать.

Только не пропустить… себя! «Он же шустрый. Был. Когда-то».

Эгоист.

 

***

 

Он без машины. Он и без зонта сегодня. Идет дождь, все мокрое, все в плащах и под зонтами. А он, забыл, наверное, что уезжает в командировку. Поэтому он мокрый. Совсем мокрый. Смахивает рукой капли со лба. Он в куртке, черной, немного выцветшей на солнце и на ветрах, он в джинсах, черных, затертых. Под курткой тонкий блейзер, такой же привычный и удобный, как и разношенные мысли внутри его головы. Через плечо сумка, в которой неизменный набор «журналюги»: пару блокнотов, диктофон, три ручки, мобильник, пачка «Орбита», записная электронная книжка. Там же неизменный «пакет странника»: вьетнамки, шорты, футболка, спортивный костюм и несессер с принадлежностями гигиены. Олег готов к командировке, к заданию. «Вымок весь… - жалеет себя Олег».

В книжке – адреса. Много адресов. Столько же мыслей в голове. Чувства, отточенные приисками. Песочек мыть – это вам не кашу хлебать. Вернее, щи. Лаптем. Тш-ш-ш-ш… тишина. Только чмокают привычные стойкие мокасины по мокрому асфальту, и затекает водичка струйкой за воротник. Он ежится, передергивает плечами от неуютности и промозглости вокруг. Но идти нужно. Его движение – жизнь. Его движение – это не сойти с ума. Его движение – однородность. Его движение – это мысли и тема. Кажется, что атомы, которые составляют его сложную структуру, распадутся, если остановиться. Он. Журналюга. Так называлось это состояние бытия, в которое он, Олег Белов, попал когда-то, в одну из вдруг проклюнувшихся весен, в один из созданных выбравшимся из-за туч солнцем настроением и состоянием. Небо, солнце, воздух, море – начали, а чуть позже – луна, звезды, цикады – довершили.

Обидно думать, что все это длится и длится, вот уже почти 11 лет. Безостановочное перемещение нейтронов и нейтрино внутри головы Олега никак не влияют на его путь в пространстве и, наверное, и во времени. Привычка преобразовывать все в образы сработала и сейчас: Олег увидел вместо своей головы… нет, вокруг своей головы прорисованные орбиты элементарных частиц, созидающих его «гениальные» мысли, подсвеченные прожектором светлого ядра мозжечка – он нес это крутящееся состояние на высоте своих метра восьмидесяти двух над землей, нес гордо, уверенно и показушно, и как-то даже обреченно. Потому что нести все это придется еще и следующие 11 лет. И, главное, то, что он несет на высоте своих метра восьмидесяти двух, никакому окружающему не нужно. Поэтому и тишина: нет возгласов, приветствий, рукопожатий, церемониймейстера, руководящего всплесками восторгов и коленопреклонений. Талант не признан, гений посажен за решетку. А решетка, как собственный глюк. Полный п….ц!

Его тридцать три года кажутся сейчас рюкзаком за плечами. Уже. Поэтому и плечи опущены, руки в карманах, глаза смотрят вниз, а не вперед. Губы… нет, не сжаты, но уже и не улыбаются встречным девушкам. Всем встречным девушкам, и не ищут ответа у встречных девушек. Теперь мы ждем сигнала изнутри, когда озноб… по позвоночнику… ну вы помните. Может, поэтому они все реже улыбаются ему? Даже не смотрят иногда. Не видят. Потому что, глаза тусклые. И очки темные. Усталость. Не эмоциональная, не физическая, не интеллектуальная. Нет. Усталость от повторяемости. Кому нужны эти шлифовки оттенков цвета?! Только тому, кто на небе.

Олег едет в командировку. На свои собственные деньги, по своей собственной задумке, но с командировочным удостоверением от еженедельника. В последний момент Шевчук все-таки сменил свой гнев на что-то другое.

- Слышишь, журналюга! Иди сюда. Решаю так: о «крымских татарах» - через неделю. Никуда не денешься, сделаешь. А сейчас – бери командировочное. Если получится – напечатаю. На последней странице. А может, и в центральном издании «Время». Или кто-то еще заинтересуется, я пробью. Что-то в этой теме есть. Только не свались на пошлятину! И на диалог от себя. Ройся и делай репортаж. Ты понял?

- Хорошо, Сергей Викторович. Договорились…

Олег потом пожалеет об этих своих словах.

 

***

 

А тогда, когда он засмотрелся на белый мираж…

Конечно, мираж. Или тайна его, Олега. Или мечта. Девушка совсем молодая была. Была. Исчезла…

Транспорт не подходил. Пространство открытое. Олег не спал, потерями памяти, да и сознания, не страдал, в отделении психических расстройств на учете не состоял. А девушка исчезла. Мираж. Жарко было. Воздух от нагретого асфальта, не иначе, отразился в холодном потоке сверху, как в зеркале… Может, она и была, но не на этой остановке. Не здесь. Не в эту минуту растерянности и внезапно пришедшей детской обиды…

Олег посмотрел на часы – он уже на 15 минут опаздывал на встречу со своим давним проверенным другом, Сергеем. А, казалось бы, успевал. Специально рассчитал путь от кафешки в парке до перехода. Перегрелся? Не иначе.

А Сергей его ждал в нижнем кафе, за столом, покрытом прожженной сигаретами зеленой скатерти, попивал неизменный свой «Пкун Еуу», что на латинской клавиатуре звучит как «Grey Tee». Один раз ошибся Сергей в тексте миниатюрки для народного театра «Новый Современник», не проверил - так и поставили: актерам было невдомек, что это не финский зеленый чай, а режиссеру меньше всего хотелось вникать, что там пьет главный герой из пластикового стаканчика, стоя на 64-ом этаже в центре Нью-Йорка, перед тем как броситься вниз. Сергей был менеджером по рекламе в фирме, занимающейся продажами «всего для ремонта и стройки», был востребован по специальности, но ему постоянно не хватало «творческой мысли» и «искрометного полета». Что он и пытался получить, пописывая время от времени пьески для народного театра, практически бесплатно и по жесткому заказу от режиссера, и рассказики для себя, для души и для интернетской сетевой литературы. Крикун и молчун одновременно, Сергей постоянно боролся с собой и с окружающими за творчество. Творчество в жизни, повседневное и постоянное. Больше других от этого страдала его жена Света. Помутнение творческой самореализации накатывали как-то волнами, а жить можно было нормально, как раз, между ними. Девятый вал попадал обычно на какой-нибудь праздник, объединяющий для простого люда три-четыре дня беззаботной «пузонабивательной» и «времятратильной» жизни. Сергей не мог себе позволить такого расточительства.

Когда Олег, изнемогая от жары и предвкушая зеленую прохладу переходного кафе, подошел к привычному столику в уютном углу, Сергей заканчивал разговор по мобильнику:

- Ну, ты еще скажи, чтобы я домой не приходил… Ну, спасибо за щедрость… За понимание… За… За… Да помолчи же ты! – Раздраженно нажал на кнопку телефона и швырнул его на стол, чуть не попав в пепельницу. – Да пошла ты…

- Привет, Сереж. Что там?

- Привет. Спроси что-нибудь другое, если хочешь мне настроение поднять…

Олег, постояв еще немного возле столика, держась за высокую венскую спинку стула, подумал, и молча сел. Зашипела зажигалка. Отвлеченно заскользили колечки дыма. Они молчали, настраиваясь. Друг на друга. Так уже было, раньше, всегда. Тишина в кафешке раскроилась какой-то восточной мелодией: танец живота, кальян, душистые пряности, призраки из мыслей, а может призрачные мысли. «Будем опиум курить…» Внутри успокаивалось. Так всегда было с Сергеем. Они молча смотрели друг на друга, курили, делали маленькие глотки минералки… и когда-то там, где-то там, на десятой затяжке явственно слышался щелчок какого-то там замка внутри. И все расслаблялось, затянутое, зашнурованное до поры до времени, перебинтованное. Замок Олег представлял себе похожим на центральный нагрудный замок летчика; при нажатии ударом на круглую блестящую металлическую кнопку ладонью, отстегивалось все: снаряжение, вооружение, парашют. Ощущение было такое же: словно кто-то ударял по груди – и все освобождалось, улучшалось, забывалось. Олегу показалось, что в паузе между песнями отчетливо прозвучали два щелчка…

- Что закажем? – спросил Олег себя.

- Что хочешь. Я – что ты.

Люба, петляя между столиками, уже подходила к ним.

- Любаш, давай два апельсиновых с водкой. Потом повторишь. Только не лей финскую. Хорошо? – медленно говорил Олег. – Тебя обнять?

- Не надо. Сыр мааздам? Зелень или оливки? В общем, ясно.

Любаш в вечной своей зеленой короткой юбке уже удалялась к стойке. «Все-таки, эта короткость прикрытия… кое-что да значит. Когда девушка уходит, хочется остановить, - пытался ситуационно думать Олег».

- Красиво смотреть… - буркнул Сережа.

- А не смотреть не красиво.

- Ну, да. Не поймут. Слушай, дикий и бесперспективный! Продай Любашу.

- Ты что, уже выпил?

- Конечно. Люба меня коньяком поит, всегда, пока я тебя жду. Я даже начал приходить минут на тридцать раньше.

- Да, в такую жару только коньяк пить.

- Была жара. И уже нет жары. А всего лишь два по сто, - Сережа улыбался и мечтательно смотрел на стойку, где Люба изощрялась в позах.

Меркантильность мужика в метках по своей территории. И самые обычные метки – женщины, с которыми он спал, или спит, разницы нет. Отдать завоеванное тобой… да никогда! Это – внутри. А снаружи – ты герой, готов разбрасываться. Люба? Да бери! Прошлое… прошлое… прошлое ли? Странно сразу вспоминаются ее мягкие губы на… почти везде. Когда усталый и ничего делать не хочется. И когда возбуждение просачивается сквозь усталость. И… Олег смотрел на Любу: видел все, что было закрыто сейчас так соблазнительно прикрытыми лоскутками одежды. Он знал и помнил. Отдать память? Дружок. Размечтался. Олег понимал, что Сережа, конечно же, шутил. Но смотрел он на Любу по-настоящему. Этого не заметить было нельзя.

- Ты что, уже спал с ней? – Олег был далек от оригинальной трактовки смысла.

- Что?? – Сережа, показалось, протрезвел.

- Ничего… я так. Шучу.

- Зачем?

- Интересно просто.

- Интересно глупить?

- Проехали…

 

***

 

Столица встретила Олега солнцем, чистым утром, ожиданием чего-то…

«Девушке, женщине… что нужно для счастья? Для жизни хорошей, для настроения классного, для удовлетворения собой и миром, прошлым и будущим… Что? Именно сексуальное удовлетворение. То есть, секс, хороший секс, с близким человеком, которого она могла бы вспоминать, мелочи о нем, мечты о вечере и ночи. Зачем думать о будущем более чем на день, когда женщина счастлива уже сейчас? Только от мысли о нем? Знать, что он рядом, не обязательно впритирку, плечом к плечу, но здесь, недалеко, для чего нужно всего лишь набрать номер или прийти вечером домой. Прикосновение, теплота рук и губ, сон вдвоем, мысли, хоть и разные, но вдвоем, общение об угадывании ответов на незаданные вопросы. Молчание …»

Мысли, мысли, мысли…

Выйдя из перехода на привокзальную площадь столицы, Олег задохнулся ударившим солнцем и голубизной неба. Среди движущихся потоков бывших и будущих пассажиров Олегу вдруг почудилась девушка во всем белом: рюкзачок, короткая майка, тенниски. И тут как-то связалось:

«…пить белый чай, свесив ножки на пирсе с прозрачной, словно стекло, зеркальной водой, болтать, принимая лучи солнца на реснички… кофе с ликером приятно на язычок, спрятав пяточки под плед и клубочком свернувшись, обнимая его… смотреть в глаза…тепло…»

И здесь его привычка «столбообразования» никого не привлекла. Олег даже решил проверить, может быть и бумажка с текстом – призрак? Откуда-то повеяло запахом белого чая. Он снял рюкзак и открыл молнию бокового кармана – бумажка была на месте. Слова забегали снова, но уже окантованные запахом. Что происходит?

Чувства, чувства, чувства…

 

Позвонить легче, чем не позвонить. Мобильный упрямо не находил у себя в памяти телефон притягательной Вики из «X-escort». Определиться: сразу к Вике на три часа… или в гостиницу. Упрямо работала мысль журналюги: когда девочки отдыхают, если работают круглые сутки? Хотя, как в известном анекдоте, их никто не заставляет брать работу на дом. Вряд ли эти девочки будут перетруждаться, если берут пятьдесят – шестьдесят долларов за час. Интересно, бывают ли у них клиенты на девять часов утра? Олег вяло улыбнулся, но продолжил выискивать номер Вики. Неожиданно он сам выплыл на дисплей и оставалось только нажать кнопку дозвона.

- Здравствуйте! Я – Вика. Вы дозвонились, и вам будет счастье. По крайней мере, сегодня уж точно… - Автоответчик.

Ну, а что можно было ожидать от натруженной за ночь девушки? Ей еще отсыпаться часа три, может быть и больше. Вокруг суетились водители частного и коммерческого извоза, предлагая самые любопытные предложения и сервис. Женщины с табличками выстроились в виде подковы и тоже не отставали от услуг по перевозке – сдавали квартиры от «на переночевать» до «элитных пентхаузов». Оставалось ступить на грешную землю, проснуться окончательно и потопать в метро. «Гостиница, друг мой, гостиница!» - подбодрил он себя. Но не успел он сделать и десяти шагов, как телефон завился в кармане куртки в приступе вибро-пляски.

- Вы мне сейчас звонили? Я – Вика. Я была в ванной.

Голос. Легкий, испещренный интонациями голос. Олег улыбнулся. Чутье его не обмануло. Голос жил.

- Да, Вика, звонил. Ничего, что утром?

- А вам… отдохнуть?

- Отдохнуть. Хм-м. Интересное слово.

- Да нет, не беспокойтесь. Просто, мало ли кто может позвонить. Я поняла. Утром – даже хорошо.

- Это почему же?

- Проще настроиться… - чувствовалось, что она улыбается. – Вы хотите прямо сейчас?

- Хотите. Тоже хорошее слово.

На том конце послышался смех: льющийся, тоже легкий, открытый. Олегу показалось на секунду, что он уже где-то его слышал. Соприкосновение. Не иначе полет будет удачным. Образ удачно наполнился жизнью: ветерок, запах утра, голос в трубке, не спешащий, не стремящийся убежать, не играющий, не притворяющийся. Стоп. Что-то он заранее надумывает, старается по профилю статьи быть «в теме», чтобы потом только подставить факты, очертить кругом наброски, сбросить на дискету подготовленную формочку и запечь, поливая и приправляя специями и добавками из вымысла.

- Хорошо, что так утро начинается! Знаете что, приезжайте прямо сейчас. Я работаю, вообще-то, с двенадцати. Но… Впрочем, не имеет значения. Запоминайте адрес.

Через пятнадцать минут Олег уже подходил к дому Вики. Ни планировать, ни продумывать ничего не хотелось. Было просто интересно: кто она такая, чем занимается, кроме проституции, конечно, о чем думает. Он вспомнил, как настраивал себя запоминать все мелочи, все черточки, звуки, запахи. Вспомнилось записанное в новый блокнот на первой страничке: «Как живет она, почему так живет, что чувствует, как чувствует, о чем думает, кто ее окружает, как она поступает, кого любит, за что, где у нее граница для сделок с совестью, где ее глаза, когда она обманывает, и не только себя, но и других. Кто она? Что она готова потерять ради того, чтобы сохранить себя? Знать ее цели, знать ее слабости и… пустить ее в путь без страховки от всего этого? Экзекутор. Да. Но как иначе?»

Точно, экзекутор. Даже мало сказать, экзекутор. Палач. Расчленить бедное существо и показать неприкрытое, истекающее, ревущее от стыда и беззащитности… И дальше: «Самое важное. Нужно рассказывать обо всем честно. Честно! Прежде всего, перед самим собой. Не утаивая и не пряча ни-че-го». Каков молодец! Свое место во всем этом, он не знал. До сих пор не знал. Обезличенный наблюдатель. А Вика? «Обреченная на казнь» Вика?

И смешок, ироничный бессмысленный смешок желания знать, что будет дальше…

Когда Олег без лифта поднялся на шестой этаж и подошел к двери с номером 26, проявился знакомый нервный озноб в позвоночнике. Жертва ничего не подозревала, варила себе кофе, а, может быть, и ему тоже… делала салат, а, может быть, и ему тоже… Олег хмыкнул. «Размечтался!» - и нажал на кнопку звонка.

Дверь быстро открылась. Чистые глаза, точно очерченные брови, несколько заученная привычная улыбка – защита от всей этой жизни. Шелковый халатик с нижней линией на пределе возможного. Ловкий беспорядок в каштановых волосах. И везде и всегда – легкость! В жесте, в движениях, в наклоне головы, даже в молчании. А вот рост в анкете завышен. У нее явно не 172. 165 – от силы.

- Здравствуйте, Вика.

- Таинственный мужчина с вокзала.

- Как догадались?

- Звуки, объявления. Откуда приехали? – сказала она, ловко повернувшись кругом, зашлепала босиком внутрь квартиры. – Дверь захлопывается.

Олег щелкнул дверью, поставил сумку, снял туфли и прошел на шум чайника.

- Таинственный мужчина с вокзала голоден…

- Немного. – Олег по привычке облокотился на косяк двери. Любой двери. – Меня зовут Олегом. А рост вы себе приукрасили.

- Олег. Таинственный мужчина с вокзала лучше, - она улыбнулась, разрезая помидор, перец и салат на мелкие составляющие. – Рост. Что рост, Олег? Я же на шпильках почти всегда. А так как вы утренний таинственный … Ну хорошо, пусть - Олег. А так как вы вне плана, да еще с утра, да еще прямо с вокзала, запыленный, голодный, злой…

- Почему злой? Не злой, совершенно.

- Ага. Остальное, значит, правда?

- Наверное, правда.

Вика вдруг внимательно посмотрела на Олега. Глаза ее несколько сузились, губы, немного пухлые, но такие свежие… несмотря на… (подумал Олег)… постоянную работу. «Как можно себя так сберечь?» - продолжал думать Олег под пристальным взглядом Вики. «Да она же читает… меня!» - догадался Олег. – «Впрочем, как и я ее».

- Тогда так! Вместо сауны - душ, а вместо ужина - завтрак. Пойдет?

- А это все… учтено?

- Считайте вы юбилейный посетитель, - засмеялась Вика. – Юбилейному – скидки!

«Интересно, какой я по счету-то, юбилейный…» - подумалось ему. Хотелось спросить: «И сколько с меня?» Рассматривая Вику он не находил ни одного признака профессиональности. Ну, должны же быть определенные вросшие в плоть и кровь «признаки проституции», приметы, по которым мы узнаем безошибочно принадлежность девушки к этому клану «древнейшей»? «Если бы было бы так просто, то не было бы так интересно», - вспомнил Олег слова своего наставника из университета. Видно было, что Вика чувствует, что он за ней наблюдает. Захотелось подойти сзади и приподнять халатик… пригнуть за шею… стянуть трусики… если они там есть. И… пойдет время. Вот. Вот отличие. Принуждение здесь уже не принуждение. Принуждение здесь обязанность. Но если сейчас сделать именно так, то на «поговорить» уже ничего не останется.

- Тогда… душ? – вернулся он.

- Тогда… душ, - передразнила она Олега. – Рассмотрели? Нравлюсь?

- Даже очень.

- Даже очень, - опять передразнила она. – Если в душе больше пяти минут – кофе буду пить без вас, остынет.

Олегу уговаривать себя не пришлось. Быстрый душ – почти привычка. Особенно, когда он опаздывал на встречи по утрам. В совмещенном санузле с хорошей сантехникой и зеркальными стенами висел комплект: белые полотенце и халат. «Не хватает еще белых тапочек для ассортимента», - острил с провидением Олег.

- Я готов, - ждал, что Вика опять повторит, передразнивая. На это Олег приготовил: «Ты всегда должна быть готова…». Но Вика не передразнила. Она слушала мобильник, и что-то записывала в блокнот. «Юбилейный плюс первый», - подумал он.

- Да, записала. Договорились. Заезжайте.

Олег помолчал, опять прислонившись к косяку двери. Смотрел, хотел увидеть неловкость, замешательство Вики. Но его не было. Только появилась какая-то грусть в уголках губ. Словно паутинка.

- А ты знаешь, что у меня сегодня был практически выходной? – вдруг перешла на «ты» Вика.

- И что?

- А теперь… уже только почти.

- Работа?

- В девятнадцать.

- А я… не работа?

- Пока не знаю. Да нет, конечно же, работа. Только не такая, как… обычно.

- Почему такой вывод?

- Потому что ты… с вокзала, - улыбнулась она, осматривая удовлетворенно его. – Садись! Чего стоишь? Олежа.

Они кушали, а Олег смотрел на нее. На ее руки - тонкие длинные пальцы, губы, открывающие иногда ровные красивые зубки, на небольшую грудь, почти полностью выглянувшую из-под кромки халатика. Почти, потому что ореол очерченных тонкой тканью сосков только угадывался. Сидела она очень ровно.

- Ты гимнастикой занималась?

- Пять лет. Заметно?

- Заметно. А потом?

- А потом… завтракаем мы тут с тобой. А уже не занимаемся. Или еще не занимаемся. Но будем, да? Ты же за этим приехал?

- Не только.

Обладание за деньги. Наверное, это все-таки другое. Если… думать. Если задуматься. А кому не нужно задумываться, кому не ненужно чувствовать, для того важнее… не продешевить.

- У тебя на сегодня больше никого? – спросил Олег.

Вика замерла вдруг.

- Не обижай меня… словами. Хорошо?

- Не буду.

Помолчали. Салат, сыр, какие-то слойки, кофе. Было вкусно.

- Но давай все-таки поговорим…

- Конечно, Олежа. Это я так, на будущее.

 

Продолжение уже есть.

В ближайшем будущем повесть будет размещена полностью.

 

(с) Валерий Белолис, 19 ноября 2005 года