Рассказ

 

Привалившись к толстому боку жены, Веня Хрянин стал уже засыпать, когда вдруг почувствовал, что противоположный от кровати угол комнаты начал светиться. Он разодрал ресницы и с ужасом уставился на чудище, которое шагнуло в его сторону. Оно было призрачным и формы никакой не имело. Стащив одеяло, не спеша облапило, сковало холодом и будто мертвая баба полезло целоваться. Темные Венины волосы встали дыбом. "Не хочу-у-у...", - отчаянно замотал он головой. Жена сонно хрюкнула, шевельнула крупными ягодицами и захрапела с новой силой. "Не надо-о-о...", - взвыл Веня. Он попытался укусить жену за жирную спину, и наткнулся на медленно вырастающую посредине кровати отдающую могильным холодом стену. "Мама-а-а...", - сделал он последнюю попытку вырваться из леденящих объятий. И осекся. Его мать, "вечная девушка", несколько лет назад умотала искать счастья на БАМе, оставив сыну квартиру в доме, построенном в промежутке между барачным и крупноблочным строительными экстазами.

- Ти-и-х-х-а-а..., - голосом удава из мультфильма про Маугли прошелестело чудовище. - Не шшшуу-у-у-ми-и. Э-это-о не по-мо-шше-е-ет.

Оно поцеловало Веню на французский манер - заставив широко открыть рот и поводив кончиком языка по небу. Затем пригладило стоявшие торчком у него на голове волосы и растворилось.

На какое-то время Веня отключился. А когда открыл глаза, то ни страха, ни холода уже не испытывал. Комнату заполнял неясный сумрак. Лампочки на уличных фонарях давно снесли жильцы стоявшего напротив молодежного общежития. Ночами пространство между общежитием и домом оглашалось женскими воплями и кошачьими концертами.

В эту ночь кошек не было. Не было и девичьих воплей. Предметы в комнате слабо освещали синевато-бледные искры. Веня поднял голову. Что-то темное, с рожками, с которых сыпались эти искры, медленно открывая и закрывая круглые глаза, маячило на высоте двух метров от пола. Свет исходил неяркий и холодный. Дальше угадывалось крупное лохматое тело. А внизу источали тусклую синеву стоптанные копыта вразлет. "Домовой" - равнодушно подумал Веня и зевнул. Досаду вызвало лишь неприятное ощущение на губах.

- Нет, не домовой, - приятным баритоном ответило чудище. - Про кошек думал? Я прогнал их.

- А кто же ты? - Веня подумал о том, что, наверное, кто-то серьезный, раз сумел кошек разогнать.

- Серьезный, - снова зарокотал голос. - Черт я. Самый настоящий.

- Ну и пошел к черту.

От храпа жены подрагивала кровать. Веня похлопал ее по заголившемуся заду. Не почувствовав обычного печного жара, сплюнул и отвернулся. Ссадина на губах донимала все сильнее.

- Лишку хватил. Надо было не французским, а итальянским способом целовать, - вслух забеспокоился черт. - Хотя там тоже... губы обрывают.

Он задумчиво поскреб затылок. Яркие снопы искр разлетелись в разные стороны.

- Нет уж. Если целоваться, то целуйся по-русски, - запротестовал Веня. - По заграничному меня баба каждый день целует. Нахваталась, стерва, из книжек.

- И то верно. Тем более, вопрос мы будем решать русский, - согласился черт.

Быстро наклонившись, он со всей дури потащил к себе Веню за уши.

- О-о-ой, - заблажил тот. - Отпусти, дурак. Чтоб тебя...

Но тут же почувствовал, что саднить перестало.

- Порядок, - облизываясь, облегченно вздохнул черт. - Аж пот прошиб.

- Зато зуб шатается.

- Зуб не беда. Хорошо-то как.

Он потянулся лапами к ягодицам жены, прикрытым тонким, кое-где расползшимся, капроном.

- Э, э, - отпихнул лапу Веня.

- М-да, - снова облизнулся черт. – Ладно, об этом потом. Вставай, инспекцию проводить пойдем.

- Какую еще инспекцию?

- У вас же перестройка началась. Вот и посмотрим, как она идет.

- Хорошо идет.

- Во как! - удивился черт. - А бабу если уведу?

- Уводи, черт с ней. Надоела со своими французскими наклонностями. Корова, а туда же.

- А чего ж ты лапу отпихнул?

- Ну не при мне же.

- А-а. Тогда бог с ней, с бабой...

Черт снова поскреб свой шершавый затылок. И тут же за окном раздался гул. Комната осветилась нежным розовым светом, который прошивали яркие голубые молнии.

- Поосторожнее на поворотах, охламон, - гулко ахнул сердитый старческий голос. - Спихиваешь мне тут... всяких.

Черт вьюном закрутился на одном месте:

- Прости, господи. Больше не буду. Век из преисподней не вылезать.

- И не забудь, душу христианскую, хучь и безбожную, но справедливую, ты взял до утра. Утром вернуть. Покараю.

- Все будет исполнено, как договорились.

За окном еще некоторое время слышалось недовольное ворчание. Потом все утихло. Черт вытер на лбу зеленые капли пота, угрюмо посмотрел на Венину жену, сплюнул и длинно, по-русски, выругался.

- Видишь, как работать приходится? Шагу лишнего не сделай. Пошли, говорю. Сто лет она... никому не нужна.

- Боишься бога-то? - натягивая брюки и рубашку, злорадно ухмыльнулся Веня. - Придавил он тебя, черта рогатого.

-Придавил, - проходя сквозь закрытую дверь, вяло согласился черт. - Раньше на равных были. А потом Сам как увидел, что творится на земле, тоже за перестройку взялся. Но мы поставили условия. Если у вас, у людей, значит, что не так, то мы снова вернемся к прежней жизни.

- Согласился?

- Ага, держи карман шире. Свое кресло ему любыми путями надо удерживать. Раньше вместе с нами пил, икру черную ложками черпал, по бабам, значит, тово-етово... Ну мы его тоже не забывали. Как сыр в масле катался. А теперь по-другому запел. Если люди, мол, ко мне лицом повернулись, то чего я от них отворачиваться буду. Но инспекции проводить разрешил.

- Ишь ты. Вроде как вместе с народом, - покрутил головой Веня. - А с чего вы меня выбрали?

- Ты ж пил. Значит, наш.

- А ты разобрался, почему я пил? – возмутился Веня. - Ты спроси сначала, а потом поднимай среди ночи. Может, я с горя бормотуху хлестал. Вот скотина, а?

- Еще раз обзовешься, рога... тьфу, ноги обломаю и голым в Антарктиду пущу.

- А почему не в Африку? - съязвил Веня.

- Там перенаселение.

Выйдя на улицу, черт почесал живот, цокнул копытом по асфальту. Где-то в кустах акации не своим голосом заорала кошка. Ломая ветки, вылетела на середину проспекта, переходящего за аэропортом в шоссе, ведущее в другой город.

- Собственность бабки Тырманки, - свистнул ей вдогонку черт. - Не скоро теперь опомнится. А Тырманка до сих пор... как ее, блатхату держит. Правда, на ладан уже дышит. Лучшие кадры уходят, - вздохнул он.

Веня хмыкнул, посмотрел на свои ботинки на толстых каучуковых подошвах. Одна из них лопнула на третий день после покупки. Махнув рукой, он огляделся вокруг. Длинные тени от бетонных башен перекрестили улицу. Пространство между башнями заполнял слабо мерцающий голубой туман. Струи нагретого за день августовским солнцем воздуха резиново толкались в лицо. Квадраты неба были усеяны блескучими звездами, которые будто перекатывал кто палочкой сбоку на бок.

- Куда пойдем-то? - спросил Веня.

- На завод. Посмотрим, что изменилось.

Черт начал накручивать свой хвост:

- Допинг ввожу. Я в основном летаю, а тут походить придется, - пояснил он.

- Может, и мне чего накрутишь? - забеспокоился Веня. - Не поспею.

- У тебя ноги длинные. Хэ-т деляга...

Сделав несколько дыхательных упражнений, он с места сорвался в карьер. И тут же, за углом дома, врезался в большую кучу кирпичей.

- Какой дурак навалил их посреди улицы, - взвыв от боли, заскакал черт на одном копыте.

Подбежавший Веня виновато заморгал глазами:

- Да ремонт делают. Рабочие из домоуправления крышу к зиме обкладывают.

- Ну дела-а... Сроду такого не бывало. Плохая примета, - черт задумчиво потеребил ухо. Подняв копыто, поплевал на него. - Хотя в приметы сейчас мало кто верит. Пошли. Хоть бы веревку с красной тряпкой натянули.

Выскочили на центральную улицу. Редкие фонари вяло сочились дневным светом. По бокам рябили ряды пропыленных насквозь пирамидальных тополей. Веня едва поспевал.

- И что, во всех домах делают этот самый... ремонт? - недоверчиво спросил черт.

- Не знаю. Внутри квартир как были потеки на потолках, да трещины по стенам, так и остались. Но на магазинах и на других заведениях все вывески на новые поменяли. Пока, наверное, внешний марафет решили навести.

- Тю-у, так это при любой власти было.

- Колбасу каждый день завозят, - быстро добавил Веня. - Разбирают ее, конечно, но хоть так.

- Стоп, - остановился черт. Ткнул волосатой лапой в лавку, в которой раньше продавали вино. - А почему она забита?

- Временно. Под сокращение попала, - отмахнулся Веня. - Поначалу хотели установить сухой закон, да люди самогонку стали гнать. Пришлось сахар, как масло, по талонам распределять. Но бормотухой торговать запретили. И многие пивные точки закрыли, - в голосе Вени само собой проскользнули радостные ноты.

- А чему ты радуешься? В ухо дать? - рога у черта начали накаляться.

- Без мордобойствия, - раздался сверху спокойный старческий голос.

Прошипев что-то сквозь клыки, черт пнул копытом бордюр и поскакал дальше. Скоро старая часть города осталась позади. Впереди стеной взметнулся ярко освещенный "кобрами" новый микрорайон. Веня летел как на крыльях. Ужаса от ночного мероприятия не было. Было какое-то беспристрастие ко всему окружающему.

По асфальту зажурчала вода.

- Трубу где-то прорвало, - довольно крякнул черт, не останавливаясь. - А вам по телевизору показывают, чтобы каждую каплю берегли. И ты учти, электромоторы, которые гонят эти речки по улицам, тоже работают вхолостую. Одни капли экономят, другие моря воды и света разбазаривают...

Веня промолчал. Решил завтра же позвонить в "Водоканал", сообщить о прорыве. Но по какому номеру звонить, он не знал. Эта организация, как и "Горсвет", как и другие подобные, почему-то держалась в тени. Решил позвонить в милицию.

- Во-во, - гоготнул черт. - Так они и разогнались. Вроде своих забот мало.

Некоторое время скакали молча. Пробежали базарную площадь с множеством овощных ларьков, вокруг которых ходил ночной сторож с огурцом в одной руке и с бутылкой вина в другой. Заметив кометный хвост, который тянулся за чертом и Веней, он медленно опустился прямо на асфальт и принялся громко икать. Проспект в разных местах пересекали недавно вырытые траншеи, накрытые толстыми стальными листами. С боков тротуаров возвышались горы земли. Но черт будто воды в рот набрал. Широкая лохматая спина сплошь усеялась зеленоватыми капельками пота.

Наконец впереди показался перекресток.

- Заблудиться можно, - разглядывая окружившие площадь дома, черт завертел рогатой головой в разные стороны. - Типовые. Штампуй и штампуй. Зимой поддувает, не поймешь откуда... Тут где-то ресторан должен быть.

- За этим углом, - недовольно буркнул Веня.

- Помнишь, - язвительно заметил черт, - А когда мимо овощных ларьков пробегали, ни о чем не вспомнил?

- А что?

- Где картошка, где огурцы, где помидоры, которыми обещали завалить все базары? Цены не подскочили? Н обвешивают как прежде, гнилье не подсовывают?

- Моя жена сказала, что авария на Чернобыльской атомной повлияла. Радиация была большая, вот и погорело все.

- Радиация?! - взвился черт. - Да один председатель городского управления торговли страшнее любого Чернобыля. Колбаса-а... А на колбасе тебя не дурят? От... работяга. А туда же - перестро-о-ойка. Тьфу.

- А сторож огурцом хрустел.

- Так сторожу и продавцу всегда достанется, а тебе во, - черт сунул кукиш под нос.

- А ты что, тоже за перестройку? - удивился Веня.

- Да тут и враги скоро будут за перестройку, - рявкнул черт. - Я факты констатирую. Вон, лозунги как висели, так и висят.

На недостроенном панельном здании во всю стену алел плакат с надписью: "Сдадим досрочно". Через дорогу красовался еще один.

- А другие поснимали.

- А новые повесили.

Веня хмыкнул, но промолчал. По краю проспекта бежал говорливый ручей. На асфальте чернели глубокие выбоины, вокруг давно заселенного дома постанывал забытый строителями, завалившийся набок забор, и лезло в глаза вывешенное для просушки прямо на балконах белье, которое с особым усердием ощупывал своими лучами тонкий месяц. Черт уперся взглядом в вывеску над полуподвальным помещением. Длинный хвост все еще подрагивал от нервного возбуждения.

- Ко-о-пе-ра-тив "Ме-ло-ди-я", - прочитал он по слогам. И мелко затрясся от ехидного смеха. - Японская кассета стоит девять рублей, а тут тебе ее толканут за четвертак. Вопрос: куда вложено труда больше, в саму кассету или в то, чтобы записать на ней галиматью?

- Кассету сделать труднее, - пожевал губами Веня. - Но где ты их возьмешь?

- Вот именно. Скупают конвейерами и продают в три дорога. Тебе понравится, если я скуплю весь хлеб, вырежу на каждой буханке сердечко и буду продавать по рублю за одну?

- Не понравится.

- А женские сапоги с тесемочкой по сто восемьдесят -двести пятьдесят рублей, а брюки с тем же сердечком на правой коленке, а капрон с листиком, что прикрывает ягодицы твоей жены, а торты "Птичье молоко" по шесть рублей вместо двух целковых?..

- Погоди, погоди. Ты что-то не туда погнал, - забеспокоился Веня, уже удивляясь тому, что черт знает все, - рынок насытится - и цены упадут, и качество повысится. Да все это изобилие, о котором раньше мечтал, теперь вижу своими глазами.

- И исходишь слюнями, потому что купить не по карману. Сколько ты отвалил за колготки жене с фиговым листиком на... передней панели?

- Пока не по карману, - не обратил внимания на последние слова Веня, - Пока, понял?

- Ну, жди. Глядишь, на том свете придешь ко мне в дешевых брюках с кочегаром на заднице, - гоготнул черт.

- А почему это к тебе? - забеспокоился Веня.

- Во дает! Бухал, прогуливал, с женой развелся и в рай лыжи навострил.

- Ну и к тебе не пойду. Сто лет ты мне снился.

- Придешь как миленький. Куда ты от меня денешься. Ладно. Погнали дальше.

Скрипнув зубами, Веня поддал ногой пустую пачку из-под сигарет и посмотрел на небо. Но усыпанный бриллиантами темно-синий бархатный занавес даже не колыхнулся. Сиротливо прогремел по рельсам ярко освещенный ночной трамвай. Водитель покосился на близко стоявшего к путям Веню и прибавил скорости. Тоскливо оглянувшись на убегающие красные маяки, Веня поддернул брюки и помчался за чертом, который цокал копытами уже по другой стороне улицы.

Сразу за углом он со всего размаха налетел на лохматую фигуру. Лицо ободрала грубая шерсть. Но в носу, как ни странно, не защипало от должного быть запаха навоза, а защекотало от тонкого нежного аромата.

- Осторожнее, придурок, - черт схватил его за шиворот и поставил рядом с собой.

- Стоп-сигналы надо включать, - огрызнулся Веня. У него закружилась голова. - Надуханился, как на свидание.

- "Флер-а-флер", -- с глубоким прононсом мыкнул черт.

- Чего-о?

- Одеколон такой. Пятнадцать целковых пузырь. Давно стал дефицитным. Так говоришь, борьбу алкоголикам объявили? А ну посмотри вон туда.

Поддерживая друг друга, три парня мотались из стороны в сторону перед входом в ресторан. Дверь приоткрылась. Чья-то рука протянула одному из них бутылку водки и тут же исчезла. Радостно заржав, парни подались к дороге ловить такси. Громкие голоса принялись гонять с места на место пугливую тишину.

- А теперь вот сюда, - черт ткнул когтем в магазин, возле которого они остановились. Двое милиционеров спокойно укладывали в патрульный "бобик" пачки с индийским чаем, коробки с шоколадными конфетами, которые шустро подавали со слабо освещенного черного хода.

- Воруют... - ахнул Веня.

- Не воруют, а делятся, - осадил черт. - Завтра они развезут этот чай по знакомым спекулянтам и перепродадут по завышенным ценам. Или толканут тем же кооператорам. А ты будешь пробавляться чайными отрубями по семьдесят шесть копеек за пачку.

- А как же сигнализация? Ночь на дворе, - не унимался Веня.

- Все в милицейских руках. Видишь в стороне грузовую машину с чужими номерными знаками? Товар только что подвезли из другого города. Дэпэ, так сказать. И ты учти, никто в накладе не останется - ни кладовщица, ни кто привез, ни милиция. Вот тебе и вся борьба с алкоголизмом и спекуляцией. Вопрос: что изменилось за четыре года перестройки? И нужна ли она была вообще?

- Не позволю, - набычился Веня и шагнул к милицейскому "бобику".

Черт прищемил его когтями за рукав рубашки выше локтя и сильно дернул назад.

- Пусти, нечистая сила, - ощерился Веня, со всей силы хватая кулаком по тугому животу. - Зашибу, гада.

- Пускай идет, - заступились сверху. - Это благочестивый порыв. А порывы надо поощрять.

Черт согнулся пополам и уселся на гладкие плиты тротуара. Глаза у него вылезли из орбит, изо рта вырвалось долгое кряхтение, словно он наконец-то добрался до толчка. Веня размашисто подошел к милиционеру, отобрал несколько коробок с конфетами. Некоторое время тот молча разглядывал его. На лице не отразилось ни растерянности, ни испуга. Подошел второй милиционер с уверенной улыбкой во все лицо. Наконец первый переглянулся со вторым и оба, не сговариваясь, разом взмахнули руками. Вене показалось, что он превратился в бабочку, которая пытается догнать собственную голову. Он поймал ее под самой стеной из сложенной кое-как деревянной тары и тут же отключился. А когда очнулся, ни конфет, ни милиционеров, ни самого магазина уже не было. Вокруг расстилался заваленный кучами металлолома, залитый тихо мерцающей синевой, громадный пустырь.

- Где я? - будто с похмелья, хрипло спросил он. Но голова не болела. Свободно двигалась и нижняя челюсть. Только пальцы оставались согнутыми, будто продолжали держать яркие коробки с шоколадными наборами.

- Отошел, патриот, - массируя выпуклое брюхо, угрюмо буркнул черт. - Засветить бы тебе между лопаток, чтобы в следующий раз знал, куда можно лезть, а куда нельзя. Раньше за бутылку бормотухи сам разгружал левые рефрижераторы с ворованным вином. Тьфу... Идиот.

Слюна кометой врезалась в стальную болванку и разлетелась зелеными брызгами в разные стороны. В месте соприкосновения вспыхнула яркая, будто от электросварки, голубая дуга. Веня переступил с ноги на ногу и огляделся еще раз. Он словно попал на другую планету. Вокруг царили пустота и разорение. Месяц осторожно ощупывал своими лучами печальные останки какой-то техники, брезгливо прикасался к шершавой поверхности неспешно ползущего по неглубокому оврагу жидкого черного месива. Ни дороги, ни деревца, ни жилого строения.

- Где я? - с тревогой в голосе повторил вопрос Веня.

- Не узнал, - обрадовался черт. - В самом центре перестройки. А точнее, на свалке, организованной твоим родным заводом. Вот эти железные остовы не что иное, как брак выпускаемой вами продукции, а это месиво раньше было чистой светлой речкой. А все потому, что очистные сооружения до сих пор в зародыше. А хочешь узнать причину?

- Хочу, - едва слышно прошептал Веня.

- Потому что ваш генеральный директор - наш человек, - хихикнул черт. - У него там, в Центральном Комитете, волосатая лапа. А может, и в самом Политбюро.

- Я в "Прожектор перестройки" напишу.

- О-о, этот прожектор мечется по стране, как в войну по небу за вражескими самолетами. А самолеты кругом. И все с бомбами.

- Я все равно напишу, - с упорством обреченного повторил Веня. В уголках век появились злые слезы и от того, что письмо утонет в бездонном море из таких же писем, и от того, что "Прожектор" давно перестал светить с экрана телевизора. Угас. И на возрождение этой передачи надежд мало.

- Пи-иши-и, грамотей. Хоть в Организацию Объединенных Наций. Вся страна пишет. А он хочет, чтобы его слабый голос услышали.

С сожалением посмотрев на Веню, черт толкнул его животом в плечо. Глаза у него неожиданно загорелись ярко-желтым огнем.

- А хочешь я тебе правду расскажу? Вернее, встану, вроде как на трибуну и пофилософствую с научной точки зрения. Только ты поспокойнее, а то мне опять придется тебя вырубить.

- Второй раз не допущу, - голосом, в котором послышалось сочувствие, сказало небо. - Пущщай раб божий ведет себя как хочет.

- Так он дерется.

На небе с ворчанием переставили какие-то предметы с место на место, тяжело вздохнули. И снова на землю опустилось тяжелое покрывало тишины. Черт повернулся к Вене:

- А правда вот какая. Система так называемого "казарменного социализма", которую проповедовали почти все ваши руководители, привела страну в стоячее болото. Трясина уравняла людей, не давая возможности проявить себя индивидуально.

- Это и без тебя все знают. Ты мне правду скажи.

- А ты не перебивай, а то вообще ничего не услышишь, - нахмурился черт. - Так вот, народ разленился, стал неприхотливым. Поэтому в магазинах шаром покати - производить-то некому. То есть, народ с помощью своих лидеров срубил сук, на котором сидел. Во Франции или другой стране такое... Но не в этом дело. Каждый забился в свой угол и во сне приучился сосать лапу. Страна медведей.

- Ты рассуждаешь как первоклассник, - Веня засопел и нагнул голову. – Все правильно. Но это был своего рода протест против навязанного строя. Русский тягучий протест. Вон, наполеонов разных, да гитлеров засосали и с концами. Ни крестов на могилках, ни самих могилок. А ты мне про лень лапшу на уши вешаешь.

- Может и так. Упорное молчаливое сопротивления, - покусал клыком верхнюю губу черт. - Но пора бы уже и просыпаться. Наваливаться не письмами и жалобами. Этой графоманией все учреждения завалены. А разбираться прямо на местах, - он провел лапой по морде, посмотрел на Веню. - Хорошо, завел ты меня. Уважаю упорных. Буду говорить как на духу, безо всяких афер и выгод. Во-первых, приучать делать перестройку надо с детского садика, со школы. Первокласснику, например, можно дать поручение, чтобы он следил за чистотой на своей лестничной площадке или возле своего дома. Чтобы указывал взрослым, что сорить нельзя. Второклашку - ухаживать за зелеными насаждениями, за животными. Опять же, в пределах своих квартир, своего дома, школы. Сколько кошек перевешали маленькие живодеры, сколько собак замучили. Третьеклассника - следить за здоровьем. Да, да. Пусть начнет со своей семьи, с соседей, постоянно напоминает, что курение и пьянство - вред. Можно дать им какие-нибудь удостоверения, чтобы ответственность почувствовали. Старшеклассников можно направить на транспорт, проверять билеты у пассажиров, следить за порядком на улицах, бороться с проституцией, наркоманией. И, в первую очередь, в стенах родной школы, своего дома. Десятиклассники пусть займутся торговлей, организуют оперативные отряды. Ведь на глазах обвешивают. Выдать им повязки, например, "школьный контроль". Любой взрослый поддержит. Даже через эти нехитрые способы может появиться теплое отношение между отцами и детьми, может возродиться утерянный контакт, потому что все будут делать одно дело. А вам, работягам, сейчас нужно создавать группы содействия перестройке. Во весь голос орать, во все колокола бить по каждому случаю бесхозяйственности, нарушения закона, а не прятаться за луч "прожектора" - он перевел бурное дыхание. Затем сощурил круглые глаза. - Все, что я сказал, истина, которую знают все, но из-за старой болезни - боязливой лени - умалчивают. А теперь спроси, почему я, враг перестройки, не побоялся сказать правду.

- Почему? - тихо спросил Веня.

- Потому что на ваших верхних этажах сами только-только проснулись. А вам потребуются десятилетия, чтобы вылезти из берлог, чтобы поверить в новое начало. У меня есть подозрение, что равнодушное отношения ко всему вам пришлось по душе. Политика инфузории, микроба какого-нибудь. Вам навязали первобытнообщинный строй. А истинная личность, независимо от общества, в котором она живет, развивается индивидуально. На этом стояли и будут стоять незыблемые законы прогресса - толкача к повышению благосостояния и духовного обогащения всего народа. Поэтому и так называемых диссидентов, а по правде - честных, талантливых личностей - оказалось много за границей. А там сидят не дураки, чтобы принимать каждого. Вам нужен свободный полет мыслей. Как говорит ваш нынешний руководитель - плюрализм мнений. Но с жестким контролем принятых новых законов. А вы сейчас стадо, которое слепо бежит за своим вожаком.

- Так я по-твоему из стада? - вспыхнул Веня

- Ты хоть сейчас-то дурь свою не показывай. Думай, а обиды заткни в задницу. Поэтому мы тебя и выбрали, чтобы поспорить. Ты-то начинаешь переживать за общественное. А другие? - похлопав Веню лапой по плечу, черт начал накручивать свой хвост. - Погнали, а то за бесполезными разговорами полезное дело сделать не успеем. Вон твой завод. Как начищенный медный котел сверкает. Пятилетку в два года решили сделать.

Заржав по лошадиному, он с гиком помчался через пустырь. Веня посмотрел в ту сторону, куда понесся черт. Огромный кусок горизонта был охвачен блескучим дымным заревом, словно там горели тысячи цистерн с нефтепродуктами. Небо над этим местом было закрыто черными, с оранжевыми всполохами, клубами. Через них не было видно ни одной звездочки.

- Догоняй и запоминай, что говорит тебе эта чертова душа. - приказал старческий голос. - Хоть и вражина, а зерно подкинул. И держись, а то из-за вас и у меня перестройка зашатается.

Некоторое время Веня молча кусал губы. Затем хлопнул широкими ладонями по ляжкам и помчался за чертом.

Они остановились у подножия высоченной, кое-где обвалившейся каменной стены. По верху бежала цепочка тусклых фонарей. Там, где зияли бреши, лампочек не было. Но ближе к проходной они горели с неистовой силой. Под ногами подрагивала земля, все вокруг бурлило, грохотало, выхватывалось из ночи короткими всполохами.

- Сколько кирпича угрохали, - довольно поскреб грудь черт. - И сколько из него не построили домов.

- И сколько людей из-за этого маются по сырым углам флигелей и подвалов в ожидании собственных квартир, - со злостью в голосе согласился Веня, до этого как-то не обращавший внимания на похожий на Великую китайскую стену забор.

- Зато какое великолепие. Словно по ту сторону склад с баллистическими ракетами стратегического назначения. А как продуманно горит освещение. Там, где вахтер, поярче, чтобы он мог разглядеть, где свой, а где чужой, а здесь, возле дыр, оно ни к чему. Нар-род должон жить сыто, - черт явно издевался. - Вот тебе наглядный пример, что перестройку затеяли зря. А это что?

Он ткнул когтем в невысокую хрупкую палатку, с обеих сторон стиснутую мощной стеной. Веня вяло отмахнулся:

- Магазин по продаже отходов производства.

- Да ты что! Раньше на свалку вывозили... - насторожился черт. - И покупают?

- Покупают.

- А рядом дыра.

-Ну.. пока так. Ворованное списывать куда-то надо, - Веня явно начал думать. В голову пришла мысль и о продавце магазина, который был сам себе хозяин. - А дырку скоро закроют.

Хмыкнув, черт пристукнул копытом и тут же взвился кверху. От копыта отлетел небольшой кусочек, вспыхнул синим пламенем и испарился, превратившись в тоненькую струйку дыма.

- Не земля, а чистое железо. Хоть за разработку берись.

Он надолго присосался к ране. Из-за забора накатывался грозный гул, будто там клокотал проснувшийся вулкан. По проложенному над дорогой ярко освещенному мосту мощные "Кировцы" перетаскивали с территории завода в отстойник готовые комбайны. В небо то и дело вгрызались голубые всполохи пламени. В воздухе носились тучи пыли, которые наждачной бумагой обдирали горло и легкие. Веня нетерпеливо подергал правой щекой и уставился в лохматую спину черта. Наконец тот разогнулся, очумело покрутил рогатой башкой:

- Еще за проходную не успел пройти, а уже чуть инвалидом третьем группы не стал. Одолжил бы на время свои "вечные" с дырочками, - он с завистью покосился на Венины штиблеты на толстой каучуковой подошве. - Вы, заводские, привычные. Хоть голыми ногами по битому стеклу. А тут три пары копыт на всю вечность выдают. При рождении копылки - пинетки по-вашему, потом кроссовки. Фирма "Адидас" к нам своих шпионов засылала. Украли технологию изготовления, а патент за них дядя платит... И вот, последние растоптанные, - он уныло посмотрел на поджатую ногу с ущербным копытом.

- Обойдешься, - тоже поневоле поджимая ногу с лопнувшей подошвой на ботинке, огрызнулся Веня. - Как перестройку помоями обливать, так ты мастер, а как у самих бракованная продукция, так сразу помоги.

- Та-ак. Ему правду рассказывают, чуть ли не по Марксу шпарят, а он... - обиделся черт. Охнув, оперся на покалеченное копыто и быстро похромал вдоль стены. - Ладно, припомним. У тебя еще будет возможность попрыгать голым задом по горячей сковородке. Перестройщик, бабе твоей ежика ... в бюстгалтер.

Откуда-то издалека донесся истошный женский крик, прерываемый сердитым брезгливым фырканьем. Даже мощные уханья, аханья и визжания за стеной не смогли заглушить эти звуки. Через несколько минут фырканья начали угасать, а вопли наоборот, усиливаться.

- Убери ежика, - потребовал Веня. - Моя жена ничего плохого тебе не сделала.

Черт с интересом прислушался к далеким воплям. Заросшее длинным волосом ухо радаром поворачивалось за новым их всплеском.

- Кажись, окончательно зажала, - высморкался он. - Ну и здоровья у твоей супруги. Когда я по своим делам был в Азии, то видел бурдюки с вином...

- Отпусти ежика, скотина, - сжал кулаки Веня. - Иначе я за себя не отвечаю.

- Отпусти скотинку... тьфу, эту, зверушку, - сквозь сиплый кашель грозно потребовало небо. - Тебя куда направили? Животных мучить или инспекцию проводить?

- Инспе-екцию, инспе-екцию, - передразнил черт. - Ты видишь, что он меня совсем за черта не принимает?

- Ты щас договорисси. Оглоушу вот громом с молоньей, - пообещал старческий голос.

Черт остервенело цыкнул сквозь клыки и захромал еще быстрее. Вопли прекратились. Веня смахнул выступивший на лбу пот и тоже прибавил шагу. Подрагивала под ногами усеянная различными металлическими предметами земля, то и дело путь преграждали отвалившиеся от стены кирпичные обломки, рассыпались под ногами в прах серые куски раствора, в котором не было цемента. Веня посмотрел на небо в надежде увидеть первые проблески зари. Но оно было укрыто плотными дымными тучами. И только по краям, в темной бездне, продолжали кувыркаться крупные звезды. Серо было и на земле. Проезжую часть дороги занимали выстроившиеся в два ряда, не уместившиеся в отстойниках комбайны. Всполохи метались по побитым еще на конвейере боковинам молотильных аппаратов, по заклеенным бумагой разбитым стеклам на кабинах. Громадные, с крупными елочными прожекторами, колеса в большинстве своем вдавились в землю крашенными железными дисками. Шоферы, трактористы и прочий ездовой народ, давно скрутили с латунных сосков колпачки, вывернули золотники.

- Это мелочи, - заметив Венину досаду, отмахнулся черт. - Ты вон туда погляди. По-моему, там и рамы не останется.

Трое колхозников в рваных, пестрых от мазутных потеков пиджаках добрались до самых потаенных уголков механизма. По разбросанным вокруг жестяным боковинам громыхали кирзовые, с подвернутыми голенищами, сапоги. Двигатель, гидравлика, электропроводка с генератором, стартером и фарами давно были аккуратно перенесены в кузов грузовой машины и прикрыты заляпанным комбикормом брезентом. Из карманов торчали фонари поворотов, стоп-сигналов, реле, разноцветные глазки с доски приборов, прочая мелочь.

- Классно работают. И ты заметь, на всех один гаечный - двадцать семь на тридцать два - ключ. По-моему, это профи, - не удержался от восхищенного возгласа черт.

- Дорвались, - согласился Веня. - Подчистую все выгребут.

- Вот тебе тот самый случай, где ты можешь выразить свое гневное возмущение в полную силу, - ухмыльнулся черт. - Это не мелкая спекуляция, которой занимались продавцы и милиционеры. Там обществу никакая опасность не грозила. Здесь явное воровство. Мало того, умышленная порча государственного имущества. Вперед и да здравствует социалистическая законность.

Он как обухом огрел Веню лапой по затылку и поддал острым коленом под зад. Потом с вызовом посмотрел на небо. Наверху пошуршали тучами, но не сказали ни слова. Веня кубарем подкатился под ноги колхозникам. Минуты три те с удивлением рассматривали его, растянувшегося на дороге. Затем один сплюнул прилипший к губам махорочный охнарик и сиплым басом пояснил:

- Из кузнечно-прессового. Опять, видно, забухали. Я вчера за три бутылки ноль седьмых портвейна полтора десятка сальников оторвал у ихнего мастера.

- Не-е, из аккумуляторного, - не согласился второй. - Видишь, от кислоты подошва на ботинке лопнула? И дырка на штанах. У них в углу, за ванной с электролизом, самогонный аппарат стоит. Сам видел.

Третий колхозник, здоровенный верзила, громко высморкался и присел на корточки. Душа у Вени проскакала в пятки. Но, обследовав бледное, как яичная скорлупа, его лицо, верзила участливо поводил по щекам грязными пальцами и принялся осторожно мять грудную клетку.

- Угарным газом отравился, - зарокотал он. - Видать, из литейного. Там что день, что ночь - один хрен.

Внутри у Вени что-то екнуло. Он глубоко вздохнул, приподнял голову. Верзила одобрительно крякнул, подхватил его под мышки и поставил на ноги.

- Отошел. Дай ему ключ. Пускай на свежем воздухе поработает.

Выплюнувший окурок колхозник свернул новую самокрутку, затем сунул в руки Вени гаечный ключ. Кивнув на наполовину разобранный комбайн, вежливо, но с твердой настойчивостью в голосе попросил:

- Значит, так. Там поворотная цапфа на одном болте держится. Какой-то дурак из ваших гайку решил кувалдой завернуть. Так ты это, лезь под низ, ногами упрись в передний мост, а ключом возьми головку болта. А я попробую отвернуть. Понял?

- Не удержит, - усомнился верзила.

Колхозник зажал гайку в руках, скрипнул зубами и медленно повернул ее:

- Уд-дер-р-ржи-ит, мать бы его та-ак. Р-раббо-отать надо.

Оставляя за собой гладкую поверхность болта, гайка пошла сначала в одну сторону, а затем со скрежетом закрутилась в другую. Когда до конца оставалось совсем немного, болт не выдержал. Пробив верхний слой асфальта, массивная цапфа задрала кверху чугунный выступ с отшлифованной втулкой посередине. Веня вылез из-под комбайна, положил ключ на раму и пошел на негнущихся ногах к стоявшему в сторонке, с любопытством следившему за происходящим, черту.

- О-о, кто ко мне тащится, - насмешливо покривился тот. - Ну и где твои решительные "не позволю" и "зашибу"? Мне показалось, что ты и сам был не прочь отвернуть и положить в карман какую-нибудь масленку. Или я ошибаюсь?

- Ошибаешься, - потирая посиневшие ладони, сплюнул Веня. - С такими ворами я заодно. Любой узел готов вынести с завода. Бесплатно.

- Это что-то новое, - заинтересовался черт. - На милиционеров ты накинулся, а их защищаешь. Может, все дело в сталинских репрессиях, о которых каждая паршивая газетенка начала тявкать?

- Да люди это. Люди! - взорвался Веня. - А те сволочи. Колхозник ворует для того, чтобы хлеб вовремя убрать. А для чего воровали милиционеры, когда они должны делать совершенно обратное?

Веня набычился и подошел к черту вплотную. Тот опасливо подтянул брюхо и вскинул вверх короткопалую лапу:

- Спокойно. Давай разберемся по-хорошему.

- Я бы тебя самого на части разобрал, - прошипел Веня. - Сам гад и защищаешь всякую падаль. Значит так, или мы сейчас займемся делом, или я поворачиваю домой.

- Все. Прогуляемся по твоему цеху и на этом ставим точку. Где тут ближайшая брешь?

Щелкнув хвостом, как кнутом, черт сыпанул с кисточки снопом искр и захромал вдоль стены. Выдравшие из асфальта цапфу колхозники надолго застыли с ней в полусогнутом состоянии. Три нещадно чадящих огонька на самокрутках неторопливо подбирались к толстым выпяченным губам. Веня переступил с ноги на ногу, разжал кулаки. Горько усмехнувшись, побежал догонять черта. Он почти поравнялся с ним, когда сзади раздался громкий мужской вопль, который тут же перекрыли отборные матюги. Веня вздрогнул.

- Уронили все-таки, - пробормотал занятый своими мыслями черт. - Но махорка прижгла им губы после.

Цепочка лампочек на стене начала тускнеть. За очередным кирпичным выступом зияла чернотой довольно широкая дыра. Поплевав на руки, черт несколько раз прошептал неразборчивое заклинание и сунул голову в щель. Там же исчезли исходившие сухой синевой копыта. Какое-то время не было слышно ни звука. Но вскоре из-за стены донеслось дребезжание пустых консервных банок и проволочное скрежетание. Послышался осипший голос самого черта:

- Ну, концлагерь, а? Особый режим, чтоб им до утра несколько раз уписаться. Чтобы прямо на простыни навалить.

- А собак не видно? - заволновался Веня.

На минуту воцарилась тишина. Но тут же банки и проволока задребезжали с утроенной силой, словно хитрое сооружение нечаянно подцепил проезжавший мимо мощный тягач. От высокого, с подвываниями, голоса, в котором проскользнул нечеловеческий ужас, у Вени заледенела кровь. Он ласточкой впорхнул в оскалившуюся неровными краями щель. То, что увидел, заставило отшатнуться. С громадного тела черта во все стороны сыпались разноцветные искры. Лупастые глаза сгорали в ярко-желтом пламени, изо рта, ноздрей и ушей вырывались тугие струи белого дыма. Клыки вгрызались в мотки колючей проволоки и перекусывали их с тяжким стальным стуком. А вокруг визжала, скреблась, царапалась, бесновалась темнота. Где-то громко завывала сирена, возле проходной зашлась в яростном лае собака. Ее поддержала другая. Послышался уверенный, не оставляющий никаких сомнений окрик:

- Стой! Стрелять буду.

Чья-то тень сбросила со спины большой черный мешок и мощными прыжками помчалась к ближайшему цеху. Веня поводил шершавым языком по засохшему небу, прислонился спиной к стене. В это время над головой разорвались тучи. В землю вошли две ослепительно голубые молнии. И все снова утонуло во мраке.

Покрутив наполненной звоном головой, Веня оторвался от стены и стряхнул осевшую на рубашку кирпичную пыль. Резко запахло озоном, во тьме плавали тысячи красных точек. Он различил неуклюжую фигуру черта. Оседлав перевернутый ящик, тот обирал с себя остатки стальной паутины. Рога все еще пылали нездоровой краснотой. Пройдя по пробитому молнией широкому проходу, Веня присел на корточки возле ящика.

- Может, хватит на сегодня? - неуверенно спросил он.

- А кто за меня отчет будет готовить? Каждый день, что ли, бегать? Итак четверть жизни тут оставил. Соба-аки, собаки... - передразнил он.

В это время где-то близко зарычала крупная овчарка. Два горящих глаза уперлись прямо в то место, где они сидели. И тут же тишину потревожил оглушительный выстрел сразу из двух стволов. И Веню, и черта будто ветром сдуло. Они опомнились под высоченной, возведенной из бетонных плит, стеной сборочного цеха комбайнов.

- Ну, нар-р-род, а? Ну, как до жир-р-рафов, - захлебнулся от ярости слюной черт. - Ты мне скажи, о чем полчаса думала эта стоеросовая д-дубина. И почему именно через эти полчаса она приняла решение выстрелить?

- Она оценивала обстановку, - переводя дыхание, ответил Веня. - Оценила и шарахнула.

- Она видела нас? - быком взревел черт.

- Нет.

- Тогда почему шар-рахнула?

- На всякий случай.

Черт долго жевал собственный язык. Затем потер лапой уже седые виски и слабым голосом сказал:

- Когда я был за рубежом, то жители западных стран реагировали на каждое мое движение или слово моментально. И никто не опускал на ногу своему партнеру чугунную цапфу, охнарики никому не прижигали губы, потому что их выплевывали вовремя. И сторожа не хрустели огурцом и не икали от испуга до утра, а сразу начинали осенять себя крестом, чтобы я пропал. И я твердо был уверен в том, что вернусь к себе в ад живым.

- И оставался бы на Западе, - обиделся Веня. - Никто тебя сюда не тащил. Сами разобрались бы.

Переступив с копыта на копыто, черт крупно икнул. Потом оглянулся на то место, откуда они только что прискакали и откуда доносился нарастающий гул сразу нескольких мужских голосов вперемежку с собачьим рычанием. Махнув лапой, он поплелся вдоль стены к ярко освещенному входу в цех.

- Скажи еще спасибо, что живой, - услышал Веня его тихое бормотание. - Музыка Высоцкого, слова Владимира Высоцкого.

Из ворот цеха навстречу им уже выкатывался новенький, алый как флаг над Домом Советов, зерноуборочный комбайн. Сидевший за рулем испытатель выдул из выхлопной трубы густой рой искр и выключил двигатель. Затем подцепил машину к подъехавшему "Кировцу" и, позевывая, скрылся за высокими массивными створками.

- Конец всему урожаю, - мрачно констатировал черт.

- Почему? - насторожился Веня.

- Двигатель не отрегулирован. Видал, какой павлиний хвост развернулся из трубы?

- Искрогасители натянут.

- Движок регулировать надо, а не гасителями спасаться. А уж потом, на всякий случай, эти самые гасители. Да и есть ли они на складах?

- Вчера не было.

- Тогда можно не беспокоиться.

- За что?

- За то, что урожай весь погорит. Как огурцы и помидоры.

- Рано обрадовался, - ухмыльнулся Веня. - Пока комбайн будет стоять в отстойнике, подоспеют и гасители, так что...

- А кто их развозить будет? Поважнее детали не к каждому механизму подвозят. Мало того, сами колхозники от них отказываются, потому что мощность двигателя теряется. Так что вот этот комбайн - второй Чернобыль. Только пострашнее. Во-первых, в любой точке страны может объявиться. Во-вторых, трагедии будут происходить ежегодно, и даже по нескольку раз в год. В-третьих, подчистую разорят колхозы и совхозы своей ценой. Я уже не хочу говорить о таких мелочах, как миллионы тонн впустую переведенной солярки, преждевременный выход из строя двигателя и частые простои в самый разгар страды. Вывод: диверсанты приносят вреда куда меньше. Вопрос: зачем нужна перестройка, если за ворота продолжают выкатываться вот такие комбайны? Впрочем, негодными они стали еще при зачатии - на белом поле ватмана. А может и раньше... - черт покосился на поникшего Веню, понял ли тот смысл недоговоренной фразы? Но голова последнего была занята другими проблемами, хотя он обратил внимание на невольно выскочивший намек. Оглянувшись на жизнерадостный снаружи комбайн, Веня вздернул упрямый подбородок:

- Перестройка только началась.

- И, увязнув в зыбучем болоте бюрократии, может "только" закончиться, поддавшись призывам новоявленных Сусаниных, которых объявилось больше, чем бездомных собак и кошек, - он указал на спящего прямо на куче приводных ремней за порогом цеха слесаря-сборщика и по лошадиному заржал. - Вот тебе типичный пример, из которого следует, что сосание лапы слаще, чем повышение собственного благополучия с помощью этих лап. Медведь в берлоге, из которого любой "Сусанин" может навить сколько угодно веревок. И каких угодно, чтобы, когда надо, его же на них и повесить.

- Перестройка только началась, - грохнул кулаком по молотильному аппарату Веня. Они уже вошли в цех. Окинув яростны взглядом застывший, с вереницей неукомплектованных машин, конвейер, он глухо замычал. Но объяснять черту, что виноваты поставщики, не имело смысла. Того интересовали только голые факты. И эта нерусская какая-то форма общения, когда приходилось отвечать только за самого себя, вызывала растерянность. И Веня повторил как школьник на трудном уроке. - Перестройка только началась.

- И продолжается под громкий стук доминошных костяшек и под потрясающий храп этого молодца, - довольно крякнул черт. - Я не спорю, что сейчас в соседних цехах пашут в поте лица. Варят чугун, штампуют боковины, вытачивают болты. То есть, продолжают заваливать негодной, ненужной продукцией цеховые дворы. И получают одинаково с теми, кто всю смену спит.

- Врешь, скотина, - затрясся от злобы Веня. - Многие бригады и даже цеха перешли на хозрасчет, на самофинансирование. Каждую копейку считают...

- Спокойно, - гулко разнесся по цеху старческий голос. - Диалог должон происходить на пониженных тонах. Если по научному, то на малых оборотах. Тогда можно докопаться до шмышла. А так, ори, не ори, здоровья... тьфу, этого, как его, порядка не прибавится. - В пропитанном запахами машинных масел, выхлопных газов и красок воздухе прошелестел другой усталый вздох. - Заканчивали бы, что ли? Вон, в соседней деревне петух с насеста от крика свалился. Охламоны. Только время даром тратите.

- Я хотел бы довести дело до конца, - запротестовал черт. - Я не собираюсь возвращаться снова в этот ад.

- А я не собираюсь отвечать на твои вопросы, - цыкнул слюной сквозь зубы Веня. - Ты ищешь плохое. А мимо хорошего пробегаешь.

- А на чем хорошем ты хочешь заострить мое внимание? - поджимая под себя обломанное копыто, недоуменно пожал плечами черт.

- На том, что международная обстановка улучшилась.

- Правильно. Хотя вопрос спорный. Но мы обсуждаем проблемы внутренние.

- В газетах стали писать про все, по телевизору показывать, как министров судят. Как проститутки возле ресторанов крутятся. Даже голых баб... - заторопился Веня и покраснел.

- Не совсем так, но доля правды есть. Но я против этого, чтобы показывали голых женщин и рассказывали о сексе. Надо иметь в виду, что запретный плод сладок. А какой интерес заниматься половыми играми, когда все знаешь.

- А мне нравится. И голые бабы, и гласность, - злорадно трепыхнул ноздрями Веня. - И вообще я за то, чтобы как до революции не было. Чтобы проститутки работали официально, а не под заборами. И болезни уменьшатся, и разводы, и пьянки, и спекуляция, и аборты у несовершеннолетних, и доход от этих проституток в карман государства пойдет...

- Что ты можешь еще сказать в защиту перестройки? - нетерпеливо пристукнул копытом черт.

- Народ стал добрее...

- А, может, злее? А, во-вторых, в магазинах шаром покати.

- Дышать стало легче, потому что многие конторы под сокращение попали. Населению услуг предлагается больше...

- Новые конторы открыли, зарплата на прежнем уровне, за услуги три шкуры дерут...

- Солнце свободы всходит...

- А, может, заходит? И для социализма, и для коммунизма. Хочешь, я все твои восторги одним примером разрушу?

- Не разрушишь, - широко раскрыл глаза Веня. - И говорю, что хочу, и колбаса на прилавках каждый день.

- Тьфу, елки-моталки. Сказать больше нечего, что к колбасе прикопался? - не выдержал упорного сопротивления черт. - А шоколадные конфеты где, а мыло с порошком стиральным, а стиральные машины, а холодильники, а лезвия для бритья, а телевизоры?.. Я тебе этот список полгода читать буду.

- Ну и читай на здоровье. А мне хорошо и все.

Черт долго разглядывал одухотворенную патриотическим порывом Венину физиономию. Концы рогов неторопливо наливались бордовым соком. Скоро с них непрерывными ручейками побежали искры.

- Все. Я ставлю точку. На лицо комплекс неполноценности, - он опустился на приводные ремни рядом со слесарем. - Сначала пернуть, а потом обернуться... Ни ума, ни фантазии. Одно только "за" при недоверчивой ухмылке. А повернись все не так - одно "против" при той же ухмылке и с той же безрассудностью. Вся нация порченная. Из-за вас и другим народам покоя нет.

- Я, вот, фотокарточку твою попорчу, тогда будешь знать, что сказать, а о чем промолчать надо, - щеки у Вени полыхнули жаром. - Вся на-ация порченная. Коз-зел с обломанным копытом.

- Во-во. Больше вы ни на что не способны, - бесстрастно констатировал черт. - А уж о том, чтобы подумать, и речи быть не может.

- Так ты что хочешь сказать, что у меня мозгов нету? - ошалел Веня. - Что я амеба какая-то, как ты перед этим обзывался.

- А кто ты? Тебе как лучше делают, а ты всем задом. Уже я, вражеская сила, спокойно ратую за перестройку, потому что вижу, что ты тупой, как вот этот бампер. Потому что ты не хочешь или уже не можешь думать. За годы Советской власти тебя превратили в болванчика, который тянется за лозунгами, как поросенок за корытом с месивом. Ну, о чем с тобой говорить?

Веня попытался проглотить застрявший в горле резиновый шарик и не смог. Побелевшие глаза давно должны были проткнуть черта насквозь. Но тот продолжал сидеть на куче приводных ремней и спокойно разглядывать Веню громадным желтыми фонарями. И вдруг Веня понял, что инспекция закончилась. Что они успели пробежаться только по верхам, не добравшись до самой сути происходящих перемен, потому что суть эта покоилась на дне глубокого сонного озера, название которому было - Равнодушие. И на гладкой его поверхности только-только зарябили первые робкие волны общественного мнения. А чтобы поднять ил, всколыхнуть толщу, нужны были невероятные усилия. Нервная дрожь потрясла Веню с ног до головы. С висков на лицо побежали крупные капли пота. Они заливали глаза, стекали за ушные раковины. Веня испугался за ту силу, которая решила взбаламутить стоячее озеро. Ему стало страшно и за нее, и за себя.

- Перестройка только началась, - как приговоренный к смерти, хрипло сказал он. - Я не допущу, чтобы она закончилась на мне.

- Дури у вас хватает, - согласился черт. - Поэтому весь мир и повернулся в вашу сторону, что не раз бывал свидетелем подобных русских катаклизмов. И все-таки я добавлю один штрих к неоконченной пьесе для покалеченного моего копыта. И мы с тобой как тараканы прыснем в разные стороны. Ты к себе - я к себе.

- А почему ты не хочешь довести дело до конца?

- Потому что в твоем лице я увидел новый тип фанатиков. Они сомневаются в том, что делают и продолжают делать все равно. Они знают, что могут погибнуть, и продолжают идти на смерть. Как скорпионы, которые жалят самих себя. Я думаю, что это от бессилия, от утраты веры во все. И в себя тоже.

- Значит, ты можешь вернуться еще раз?

- Здоровье не то. Я сойду с дороги и буду наблюдать за вами со стороны. А мешать перестройке и без меня сил хватает.

- Господь тоже уйдет в сторону?

- Куда мне от вас деться. Я буду исполнять свои обязанности так, как исполнял их раньше - с усердием, - прошамкал старческий голос. - Но наказывать буду. За разврат, например. Начали попирать семейные устои - вот вам грибок. Не прислушались - получайте сифилис. Снова не подействовало - боритесь со СПИДом. По пять раз на дню стали случку устраивать. И все с разными. Раньше, как животные, стадом жили, но такого не позволяли.

- Так и повыбьешь всех, как мамонтов, - загорячился Веня. - Единственную радость отнимаешь.

- А что вы с Природой делаете? Не выбиваете? - гневно перебил голос. - Во что леса превратили? Я уже энцефалитных клещей напустил, чтобы и близко не подходили. Свалил дерево - отвечай полным параличом. В загаженных речках конский волос развел, чтобы кровью истекали. Нет. Касками да брезентом укрылись и рубите, сливаете, режете, колете направо и налево. Антихристы... - на небе долго не могли унять бурного дыхания. Затем высморкались и назидательным тоном закончили. - Взялись за перестройку - доведите ее до конца. Человек должон быть хозяином того, что ему дано от рождения, и что он произведет сам. Иначе друг на друга наброситесь. Это и будет вашим апокалипсисом. Сейчас для него наступило самое благодатное время.

- Может придти конец света? - ахнул Веня.

- Как себя будете вести... Ну все, заканчивайте дела, да разбегайтесь. А то, смотрю, Фекла уже по мужниным подштанникам шарить начала. От... бесстыдница. Хоть ссы в глаза, все божья роса.

За многочисленными столиками возобновилась игра в домино, которая прекратилась при начале диалога. Черт с кряхтеньем поднялся с кучи ремней и, прихрамывая, отошел немного в сторону от храпевшего на все лады слесаря-сборщика. Какой-то чернявый парень протащил к выходу из цеха мимо него и Вени молодую белокурую дуреху с задранным выше колен платьем.

- И здесь ночные охотницы шастают, - оживился черт. Прилипший к голым ногам дурехи взгляд стал томным. На брюхе закучерявилась шерсть. - А я думал, они только в центре города работают. Но и грязная же, затасканная...

- Ирка, мать бы ее пропустить через всю дивизию. С пятнадцати лет по углам трут, - как от зубной боли покривился Веня. - Слесарихой на компрессорах работает. Ладно, не пялься, дописывай свой штришок и разбегаемся. А то и у меня рога начинают прорезаться.

Как-то странно присев на корточки, черт покусывал за конец протянутый между ног облезлый хвост. Веня скосил на него испуганные глаза, невольно прислушался. Издалека долетел долгий томный стон. Через некоторое время донеслись жадные торопливые похлипывания. Что-то до боли знакомое почудилось ему в этих сладострастных звуках.

- Ну не умеет без пакостей. Над всей землей уже эротические волны колыхаются, - раздраженно заворчало небо. - Потерпеть не мог, охламон?

Взмокший от напряжения черт неожиданно с размаху грохнулся на покрытый чугунными плитами пол. И тут же вскочил, ошалело поводя по сторонам мутновато-желтыми кругами. На фиолетовых губах появились пузырьки слюны. Он стер их волосатой лапой, погладил ею по бурно вздымавшейся лохматой груди. Где-то в пространстве растаяли томные кряхтенья. Смачно сплюнув, черт отставил копыто и задрал подбородок:

- Бросай ветку, лови кайф, понял? И не поймешь никогда, - он толкнул Веню в плечо. - Это означает: кончил дело - гуляй смело. А теперь гляди вот сюда. Это мой последний штришок.

Стряхнув оцепенение, Веня расслабил мускулы и растерянно оглянулся вокруг:

- А кто это?

- Не понял, - грозно переспросил черт.

- Ну кого... епа-епа?

- А-а. Забудь и точка. Как и не было.

- Ага, забудь, - обиженно поджал губы Веня. - Я тут, а она там одна оставалась...

- Ты сам сказал - черт с ней, - съехидничал черт. Но тут же, подняв обе лапы вверх, развел их в разные стороны, сотворив круг. - Забудь. Ничего не было.

- А я все равно помню, - пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост, проворчал Веня. И забыл все. А когда разодрал ресницы, снова увидел храпящего на все лады слесаря и сборочный конвейер, на котором не было ни души. Пошмыгав носом, он тупо уставился в мерцающее синевой ущербное копыто.

- Допрыгался на старости лет, - пожаловался черт. Потом развернулся и пихнул под зад слесаря. - Сейчас ты увидишь, что снится этому оболтусу, и сделаешь вывод, нужна тебе перестройка или нет.

Широкие пролеты цеха вместе с поддерживающими крышу бетонными стояками, комбайнами, испытательными стендами и огромным, во всю стену, брехливым табло, стали опускаться словно под воду. Из глубины наплывал другой цех с другим оборудованием. Это был электроремонтный корпус, в который Веня не раз бегал и за проводкой для приборных щитков, и за лампочками для дома. Бригада дежурных электриков лежала вповалку на сбитых из досок щитах. Кругом валялись пустые бутылки из-под "Вермута розового". За силовым щитом не было целой бобины электропроводки, не было и нескольких счетчиков. Веня знал, что на них давно искали клиентов. Кругом царил ужасный беспорядок. Среди электриков, неудачно копировавших запорожских казаков, неприкаянно бродил слесарь, который храпел сейчас на куче ремней.

- Как ты думаешь, почему слесарь-сборщик с главного сборочного конвейера - гордости всего завода - спит и видит электроремонтный корпус? - с явным превосходством над Веней спросил черт. - Профессия вроде престижная. Зарплата... Во всяком случае, голодным не будет, и за квартиру заплатить останется.

- Не знаю, - растерялся Веня. - А откуда видно, что он хочет работать здесь?

- Разуй глаза, жертва аборта. Хоть бы под конец нервы не трепал, - рявкнул черт. - Зачем он, по-твоему, приперся сюда?

- Может быть, что-то надо. Для работы, например, или для дома, - пропустил оскорбление мимо ушей Веня.

- А вот этого не хочешь? - сунул кукиш под нос черт. - Для дома он уже столько натаскал, что всю девятиэтажку в состоянии гирляндами опутать. Слесарь мечтает об этой бригаде потому, что за всю смену здесь никто пальцем о палец не стукает. А получают по двести восемьдесят - триста пятьдесят рублей в месяц. В зависимости от разрядов. Поэтому они отказывались от бригадного подряда и перехода на хозрасчет. Вино каждый день, на кусок хлеба с маслом хватает, заботами не обременены. Разве что заменить перегоревшую где лампочку, пополнее заполнить взятым с потолка объемом работ наряды, да выписать со склада побольше материальных ценностей для продажи. А на конвейере иной раз так накрутишься, что штаны в раздевалке снимать помогают. - Он дал Вене легкий подзатыльник. - Разве тебе не помогали те же электрики, комсомольско-партийные работники и другие нахлебники, когда ты, будучи старшим формовочного агрегата, замостырил Всесоюзный рекорд? Допустит ли весь командно-административный аппарат, у которого в руках вся власть, чтобы перестроечные силы взяли верх? Куда им идти, тупым и ограниченным, обладающим единственным достоинством - волевым голосом? Думай, что хочешь стронуть с места. Не лучше ли самому поискать такую вот бригаду?

Веня оглянулся на хитро прищурившегося черта и снова уперся жестким взглядом в слесаря-сборщика. Что-то смущало его в непонятном поведении последнего. Слесарь заглядывал под рабочие столы, обшаривал многоярусные стеллажи, возился с пустыми коробками. И таким сосредоточенным и целеустремленным было выражение его лица, что, казалось, он искал что-то очень жизненно важное, от которого зависела дальнейшая судьба.

- Видишь, с каким усердием каждый угол обнюхивает? Для того, чтобы знать, где что лежит. Достал и продал, - назидательным тоном сказал черт. - А ты хочешь разбудить его, отнять такую сладкую лапу. А если и разбудишь, он встанет, врежет по уху, и снова завалится спать, потому что в его представлении свобода такой и должна быть. Там, за рубежом, со звоном надрывающий пупки загнивающий капитализм, а здесь радостно животрепещущий, правда, во сне, социализм. Три поколения людей воспитаны на этих лозунгах, сознание протравлено ими как поле пестицидами.

Веня схватил со стола кружку с водой и плеснул в лицо слесарю. Тот похлопал сонными глазами, покрутил головой в разные стороны. Затем вытерся рукавом и снова насильно заставил вернуть себя в сон.

- Ну, архимеды, а? Точку опоры нашли, революционеры... - заржал черт. - Бо-оже, царя храни-и. Си-ильный, держа-авный, славься на сла-аву... Нет, не так. Ве-есь мир насилья мы разру-ушим до основа-анья, а зате-ем...

Как раз в этот момент слесарь отыскал то, что ему было нужно. Он внимательно разглядывал толстую, связанную из березовых прутьев метлу на длинной буковой палке. Как бы пробуя ее на прочность, он взялся за конец и со всей силы ахнул по ближайшему щиту. Веня всем телом подался вперед, потому что лицо слесаря перекосилось от едва сдерживаемой бесовской радости. Он сделал по проходу несколько широких уверенных шагов и остановился напротив пускавшего тягучую слюну бригадира электриков. Губы стали жесткими, как зашнурованный рубец на футбольном мяче.

- Ну все, я выключаю, - беспокойно забегал вдоль конвейера черт. - Этот слесарь, кажется, одурел от беспробудной спячки.

- Не-ет, давай досмотрим до конца, - запротестовал Веня. Его начало трясти от предчувствия какого-то значительного события, от которого, вполне возможно, зависели результаты самой инспекции. - Пусть будет так, как будет. Тем более, это твоя личная инициатива.

- Вот именно. Ты должон дописать свой штришок, - поддержало небо. - Иначе картина останется незаконченной.

- Но на мировом рынке неоконченные произведения искусства ценятся дороже, - с отчаянием воздел лапы кверху черт. - А этот штришок я предложил сам. Значит, это мое дело. Да и без него все ясно.

- Нет, не твое, - в глуховатом от старости голосе появились стальные ноты. К Вене начала возвращаться утерянная было твердость духа. - Не твое, милок. Мы должны сдерживать свое слово, иначе люди будут брать с нас дурной пример. Они и без того уже до ручки дошли.

Черт выдернул на груди большой клок волос и истерично принялся его теребить. Громадный экран с ясной картиной сновидений слесаря затопила мелкая рябь. Послышалось натужное гудение, словно мощные глушители забивали вражеские голоса.

- Прекрати создавать помехи. Опять хочешь затянуть в безбрежное болото? - прикрикнули с неба. - На звездный дождь рассчитываешь? Враз башку против резьбы отверну.

Засунув лапу в пасть, черт покусал когти клыками, с униженными приседаниями подскочил к Вене. Тот все так же пристально вглядывался в экран, который снова стал ясным. Слесарь превратился в гранитную статую. Наверное, созданные чертом помехи выбили его из колеи. И к какому знаменателю он сейчас подводил свою судьбу, было непонятно. Веня испугался, что сомнения все-таки пересилят его искренние помыслы.

- А кем работает твоя жена? - елейным голосом спросил черт.

- А кто ее. Целый день на уме одни макияжи да магазины, - машинально ответил Веня, - Вообще-то числится плановиком в соседнем прессовом цехе. Только я ни разу не видел, чтобы она что-то планировала. Но сто пятьдесят в месяц приносит.

- О-о! Для женщины это приличная зарплата. Вот тебе наглядный пример, что перестройка и твоей семье не нужна, - воспрянул духом черт. - Да и ты, выходит, патриот на словах. Рядом антиперестроечный элемент, а ты не только не перевоспитываешь его, даже и доволен, что в дом приносят сто пятьдесят в месяц.

- А кто тебе сказал, что я доволен? - не оборачиваясь, огрызнулся Веня. - Из-за этого и живем как кошка с собакой. Но если хочешь знать мое честное мнение, то я бы платил женщинам по сто пятьдесят рублей лишь за то, что они рожают и детей на ноги поднимают. А пошла на завод - надо работать.

- Вот именно. А то и пахать не пашет, и детей не рожает. Коровеет на дармовом достатке. А ты по нескольку лет в одних и тех же брюках ходишь.

- Я заставлю... - скрипнул зубами Веня. - И пахать, и рожать. А заартачится - коленом под бандероль и кранты.

-Ты чего людей стравливаешь, нечистая твоя сила? - гулко ахнуло под потолком. - Они и без того про семейный уют позабывали. Кругом одни одиночки. Заканчивайте. Ну вас... в баню.

В это время слесарь-сборщик шевельнулся. Плечи у него расправились, руки подняли метлу за черенок еще выше. У Вени ослабли ноги. Он понял, что слесарь выбрал единственное решение. Черт вьюном закружился на одном месте. Хвост задрался вверх, конец его закачался над рогами, как голова хищной кобры. Снизу экрана уже поднимались новые волны помех. Но в этот момент слесарь со всего размаха опустил свое боевое оружие на одурманенного алкоголем бригадира электриков. Тот суматошно вскочил с топчана. А сборщик двинулся по проходу дальше, раздавая направо и налево хлесткие удары. Экран все больше покрывался кривыми линиями, треугольниками, кругами, широкими полосами. Он начал трещать по швам, как полуистлевшая картина неизвестного средневекового художника.

- Сто-о-ой!!! Он за перестройку!!! - хватая черта за шерсть, зарычал Веня. - Он за перестройку. Я все вижу...

На энергетическом участке началось невообразимое столпотворение. Электрики вскакивали со своих лежбищ и, натыкаясь друг на друга, пытались разбежаться в разные стороны. И... оставались на месте с перекошенными от ужаса лицами. По участку заметался душераздирающий вопль:

- Мы за пе-е...е...ой...ку-у...

Экран уже был смазан плотным слоем помех. Пучками выдергивая щетину, Веня хрипел:

- Я все понял. Все-е-е...

- Слесарь дрыхнет, как медведь, - стараясь оторвать цепкие Венины пальцы, подвывал черт. - Мало ли что ему приснится. Он сто лет еще будет храпеть.

- Отпусти нечистую силу, - приказал Вене тот голос, который только что защищал его. - Черт ни за что не отвечает, потому что послан только на инспекцию.

- А как же перестройка? - не разжимая пальцев, на секунду оцепенел Веня. - Ты что, Господи, тоже от нас отворачиваешься?

- Я не отворачиваюсь, но перестройка - это ваше личное дело, - раздраженно ответили с потолка. - Хотя я, конечно, рад. И что в моих силах, постараюсь сделать. Грехи, например, со всех поснимаю, на души просветление напущу. А теперь отцепись. Время уже вышло.

- Не отпущу, - взревел быком Веня. - Я хочу увидеть, как эти гниды строем пойдут в литейный цех формовать детали...

- А почему в лите-ейный? - завопил черт.

- Потому что он самый тяже-елый.

- Жену свою туда гони.

Черт рывком попытался освободиться от Вени. Это ему почти удалось. И тогда Веня изо всех сил вцепился в лохматый бок зубами.

- А-а-а-а..., - не своим голосом завопил черт. И все пропало...

...В комнате было тихо и темно. Разодрав ресницы, Веня выплюнул изо рта какую-то капроновую тряпку и скосил глаза на светящийся циферблат будильника. Было ровно три часа ночи. В противоположном от кровати углу быстро исчезало что-то огромное, неясное. Наконец оно превратилось в маленького мышонка и юркнуло под плинтус. И в этот момент тяжелая ладонь крепко задела Веню по правой скуле. Грубый спросонья голос жены гаркнул в самое ухо:

- Ты что, умом двинулся? Зубы, вон, твои кривые щас повыбиваю, тогда будешь знать, как среди ночи кусаться. До крови, хилый хрен, прокусил.

- Работать надо, - огрызнулся Веня. - На кровати умещаться не стала.

- Ах ты... тля заморская. Опять за свое? Мало вчера по мордасам досталось? Щас еще добавлю.

- Не добавишь. Кишка тонка, - взвился было Веня. И уткнулся лицом в подушку.

От жены исходил тонкий запах одеколона "Флер-а-Флер"...

 

1986