ЮРИЙ ИВАНОВ – РОСТОВСКИЙ.

 

Юрий Захарович Иванов. Родился в лагере для политзаключенных. Победитель Всесоюзных литературных конкурсов, международных конкурсов /проза, интернет/, лауреат премии А. Софронова, премии Донского комсомола, член Международного Союза писателей «Новый современник».

Роман о сокровищах, которых на Дону еще достаточно в зарытых казаками кладах. События происходят в наши дни. Действующие лица вымышленные, как и сам сюжет. Но кто в наше непростое время с уверенностью может утверждать, что мы все живем в реальном мире. Надеюсь на внимание и понимание. Приятного чтения, дорогой читатель.

 

АТАМАНСКИЙ КЛАД .

 

Роман.

 

На ночной прямой трассе на Кавказ, ведущей из краснодарского Армавира через ставропольский Георгиевск, осетинский Моздок до самого чеченского Гудермеса и дальше, стояла патрульная группа. Она состояла из прошедших первую чеченскую кампанию местных гаишников из казаков с приданными им ростовскими омоновцами. Широкоплечие парни в меховых куртках, с натянутыми поверх камуфляжными комбинезонами, зябко поеживались, оглядывались на близкие армавирские огни в невысоких панельных домах. Они прибыли всего пару дней назад. Оборудованный за городком, в спихнутой с грузовой машины будке, пост едва не вспыхивал огнем от раскаленной электрической жаровни, провода к которой бросили от проходящей недалеко электролинии. Скоро должна была произойти пересменка. Командир отряда, старший прапорщик ростовского ОМОНа, потопал тяжелыми ботинками по жесткому снегу, выплюнул окурок изо рта:

- Слышь, Василий, ты бы пошел предупредил, чтобы казаки чайник вскипятили. На таком ветру мы промерзли насквозь.

- Они без предупреждения все сделали. В первый раз, что-ли, - сиплым голосом откликнулся из небольшой группы бойцов один из прапорщиков. – Тут проблема, блин, возникла. У меня затвор что-то заедает.

- Оружейная смазка загустела. Мороз вроде пустяковый, а с ветерком так протягивает, что сантиметровые носки ботинок становятся железными. Передай тогда Николаю, чтобы он прогулялся до будки, если тебе лень.

- Ну... щас.

Со стороны Армавира показалась вереница автомобильных огней. Издалека было видно, что машины шли на приличной скорости.

- Иномарки. Нашим такой ход не под силу.

- Чеченцы, мать бы их.., - угадал кто-то. - Опять лазай с фонариком по двигателям, проверяй номера. Перебиты или нет. Они их уже перебивать перестали. Что на дисплеях, что в сводках, которые автоинспекторам подкидывают, одинаковые цифры пестрят. Хрен чего разберешь.

- Эти суки совсем озверели. Не подпускают, под руками мешаются. Да еще грозятся.

- И попробуй тронь. Я бы вонючих козлов отарами из РПД укладывал, минами притрамбовывал. Кроме силы ничего не признают.

- Почему их до сих пор границей не отсекли? В руководстве страной словно враги собрались.

- За сохранность территорий беспокоятся. С удовольствием бы отдал, прямо с населением, Курилы япошкам. Они бы на хабомаях с шикотанами и кунаширами такие небоскребы возвели, цветники на площадях разбили, что уезжать не захотелось бы. А наши лохи там тухлой рыбой питаются.

- И по тухлому пердят... Ладно, дай волю, ты бы все раскидал. Ты эти территории собирал?

- Да я к слову. Надоела дебильная возня. Боевые с кровью выбиваем, а какая-то мразь в столице черной икрой себе бутерброды под водочку мажет.

- Так было всегда. Кто-то воюет, животы на алтарь родины кладет. А кто-то на ее подушках всю жизнь отдыхает. Эй, на посту! Оружие на взвод.

- А что случилось? – отозвались со стороны временного шлагбаума.

- Вереница машин приближается. С чеченцами.

- Опять русским добром под завязку набитые?

- Сами в рваных подштанниках, зато развивающимся племенам ничего не жалко.

- Перед отъездом прознал. По Ростову загулял слух, что кто-то клад Стеньки Разина отыскал. Сокровищ, говорят, немеряно. Золото, бриллианты. Даже царские награды.

- Это звезды такие? На половину груди.

- Они самые.

- Если слух пошел, значит, что-то есть.

- Тогда о кладе пронюхали все. В первую очередь чечены.

- От... звери ноздрястые. Как цыгане – по запаху, - один из омоновцев с раздражением перекусил зубами изоленту, которой скреплял прижатые друг к другу два магазина.

- Повнимательнее, парни. Будем искать не только под капотом и в багажниках, но и под сидениями с днищем. За обшивкой тоже.

- Ясный хрен. Зачем национальное богатство хищникам отдавать. Они его быстро в распыл пустят. В первую очередь на оружие.

- Которое повернут против нас. Да и в царских звездах разбираться не ихнего ума дело. На переплавку пойдет.

- О чем разговор. Потому, в каждую щель, как с голой бабой после командировки.

- Предупредите, кто из свободных в будке. Может, сменные еще не просыпались, - напомнил командир отряда.

- Проснулись. Видишь, маячки огоньками сигарет дают.

- Пускай патроны в стволы загоняют и с предохранителей снимают. Это быдло только на железный кулак откликается. Если что, как договорились.

- Понятно. Шмон по полной программе. Не уяснили - гасить.

- Лады. Считаем до трех.

- Бу сделано, старшой.

Когда до поста оставалось метров тридцать, передний джип «Чероки» с широкой шипованной резиной резко сбавил ход. Его примеру последовали идущие за ним почти все новые иномарки известных в мире фирм. Ни одна из машин не перевела фары на ближний свет. Подкатив к расставившему ноги посередине трассы местному капитану-гаишнику с поднятым полосатым жезлом, джип остановился. Фыркнул мотором, не выключая его. Так-же поступили остальные. Мягко клацнув, дверь открылась, из салона показался коренастый, разморенный теплом, чеченец в высокой меховой шапке на подобие барашковой папахи.

- Привет, командир. Холодно тут у вас посреди степи, - протягивая руку, заулыбался он. – Документы проверять будешь? Не волнуйся, не первый раз встречаемся. Они у нас в порядке.

- Мне переживать не за что. За моей спиной джипов с «мерсами» в упор не разглядишь, - не замечая протянутой руки, не очень приветливо отозвался ставрополец. – Опять все твои, Ваха? В тот раз ты перегонял партию поменьше.

- Времена меняются, запросы увеличиваются. Заработки растут.

- На крови? – перекидывая автомат в левую руку, подал голос подошедший старший прапорщик.

- На крови в первую очередь, - не стал отпираться чеченец. – Все капиталы нажиты кровью. Про этот факт в любом учебнике можно прочитать. Идет передел сфер влияния.

- Вот и делили бы в своей Чечне между своими тэйпами что угодно. Зачем совать нос в Россию?

- А Россия разве не наша родина? Россия – одна на всех, - внаглую ухмыльнулся чеченец. – Тем более, мы к вам добровольно не присоединялись.

- Кто вас присоединил, сам сто раз в гробу перевернулся, - сплюнул под ноги омоновец.

- Понятно. Показывай свои документы, - снимая рукавицу, попытался прервать перепалку ставрополец. – Раньше об этом надо было думать.

- А ты бы полегче. Здесь твоих армий нет, - протягивая папку, зло ощерился на милиционера тот, которого назвали Вахой. – Эта территория уже сфера нашего влияния.

- Видал, как разговорились, - ошалел особист. Звонко щелкнул затвором. – А ну бегом в машину, пока твои фальшивые справки проверяться будут.

- Я здесь постою. Мне так удобнее, - засовывая руку в перчатке за отворот добротного пальто, с вызовом вскинул обрубленный подбородок чеченец.

Из машин к нему на помощь подошли еще несколько человек. Все как на подбор в длинных черных пальто с высокими меховыми шапками. Зрелище они представляли из себя, словно на сходку собрались члены цыганского табора. Особенно об этом напоминали нечесанные чубы из-под сдвинутых на затылок головных уборов. Со стороны поста с места стронулась группа прикрытия. Чертыхнувшись, омоновец повел стволом в степь. Раздражать кавказцев излишними придирками категорически запрещалось выше стоящим начальством. Дав примиряющую отмашку рукой, ставрополец открыл папку, в лучах фар зашелестел листами документов. Показав, чтобы первый автомобиль продернул метров на пять вперед, поманил к себе второй. Все иномарки были без номеров и других каких-либо знаков принадлежности к российским регионам. У каждой на боку корявыми почерками мелом начертили, что машины находятся в режиме перегона. Оглядывая одну за другой в сопровождении патруля из трех милиционеров, ставрополец все реже смотрел в папку с документами. Наконец, он вообще решился ее закрыть.

- Ну совсем обозрели, сволота паскудная, - не представляя, за что приниматься, ругался как бы про себя гаишный капитан. – Что толку, что я задержу сейчас до утра угнанные иномарки. А они ворованные, к бабке обращаться не стоит. Утром приедут отцы-командиры и отпустят чеченцев на все четыре стороны.

- А тебе влепят очередной выговор за превышение полномочий, - подсказал топтавшийся рядом боец. – Короче, с документами на машины ты вряд ли разберешься. Как проверять те же номера на двигателях, когда с центром нет даже простой компьютерной связи? По шифровкам? Они не обновлялись с прошлого месяца. Давай переходить на изучение содержимого в салонах.

- Пусть и омоновцы погреются, - поддержал предложение второй боец.

- Нет, парни, вы пока с особистами займитесь своим делом, а я пойду погутарю со старшим омоновцем, да попытаюсь прояснить хоть какую ситуацию с номерами по документам. Придется полазить с фонариками под капотами. Надо, иначе голыми останемся.

- Все, командир? – когда капитан проходил мимо образовавших плотный круг чеченцев, крикнул знакомый Ваха. -–Мы можем трогаться своей дорогой?

- Дам отмашку – тронетесь. Об чем речь.

Отозвав на обочину старшего группы прикрытия, ставрополец негромко сообщил:

- Я повожусь с документами, а вы с казаками принимайтесь за шмон. Уверен, в этот раз чехи затарены всем под завязку. Особое внимание уделите багажникам и задним сидениям с полами. На случай провоза заложников. Зверье наловчилось накачивать граждан спиртным или наркотиками. Начинаешь докапываться что к чему, они ни бе, ни ме, ни кукареку. Ни документов, ни хрена.

- Тут-же готова подсказочка всегда трезвых боевиков, мол, к друзьям детства в гости едут. Или к бывшим сослуживцам, или вообще к себе домой. Приходится отпускать, - подключился еще один гаишник помоложе. - За дверными обшивками могут быть спрятаны оружие с большими суммами настоящих денег. Фальшак в Чечню не возят.

- Его оттуда вывозят. Вагонами, - брезгливо фыркнул старший прапорщик. – Понятно, капитан, сами боимся пропустить клад Стеньки Разина. Не переживай, из нас только один афганец, остальные прошли первую чеченскую от начала до конца.

- Не понял. Что за клад? – насторожился офицер.

- Шучу, блин.

- Тогда по местам.

Группа из шести человек растянулась по колонне, состоящей из восьми автомашин. Просмотр начали с первой и с последней одновременно, чтобы в случае чего заблокировать пути прорыва и пути отступления. Двое бойцов в начале, двое в хвосте, по одному с АК с подствольниками с каждого из боков. Гаишный капитан ковырялся с документами в будке, где была рация и стоял включенным бесполезный компьютер. Старший отряда омоновцев держался между первой и второй автомобилями.

В головном джипе долго не удавалось нащупать хоть какую-нибудь зацепку, пока один из бойцов не дернул якобы задраенное намертво заднее сидение на себя. Под ним оказался скорчившийся в три погибели, успевший полузадохнуться, человек почти в нижнем белье. Когда его выволокли на волю, он не смог ни говорить, ни стоять.

- Вот, сука, все-таки пробрался, - засуетился вокруг Ваха. Обратился к пристроившемуся рядом соплеменнику. – Вагиф, ты посмотри, что эта падла натворила.

- Кто это? – водя стволом от одного к другому, жестко потребовал ответа прапорщик.

- Это брат моего русского соседа. Они жили в Грозном вместе, - медленно пережевывая слова заговорил тот, которого назвали Вагифом. Это был высокий красивый чеченец с властным лицом. - Его жена и брат с семьей остались в Чечне, а он уезжал в Россию. Решил, вот, вернуться. Жена, там, дети. Просил его подбросить, но мы отказались. Он спрятался в джипе сам.

- Ты думаешь, что говоришь? – вскипел омоновец. – Чтобы разумный человек зимой сам разделся почти до трусов и залез к тебе в машину!

- Пьяный, командир. Посмотри, - ощерился обложенным флажками волком Ваха. – Спроси у него, кто его запихнул под заднее сидение?

У обнаруженного мужчины по снегу разбежались ноги в носках, он медленно осел под колеса. В этот момент с другого конца колонны легковых машин раздалось громкое восклицание. Прозвучал одиночный выстрел. Как по команде, чеченцы насторожились, сунули руки за отвороты пальто и дубленок. Попятились назад.

- Что у вас там? – крикнул омоновец, одновременно беря на прицел попытавшуюся укрыться за корпусами автомобилей группу кавказцев. – Стоять, стреляю без предупреждения.

- Командир, убери ствол. Мы не желаем тебе плохого, - из-за ярких стоповых фонарей на мгновение показался Ваха. – Ни тебе, ни твоим людям. Давай договоримся.

- Заложник, товарищ прапорщик. В одной рубашке, - донеслось от предпоследней машины. – И еще «Игла» по воздушным целям. Оказано сопротивление...

Раздался новый пистолетный выстрел. Затем степную тишину прорезала размеренная очередь из десантного АКСа. Гортанные выкрики на чеченском языке перешли в отрывистые словосочетания. К ним прибавились команды из кучки кавказцев от по прежнему незаглушенного джипа. В хвосте колонны происходило что-то серьезное.

- Ложись, - приказал старший группы ближним чеченцам, давая залп поверх кабин. – Оружие на землю.

И сразу поддернул под себя ноги, упал на жесткую трассу, заметив, что чехи направили на него пистолеты. Ужом завихлялся под бетонное основание высокой железной стойки с размалеванным щитом на ней. В ответ выстрелы посыпались со всех строн, пули зацокали по краям квадратного сооружения с корявой решеткой из толстой арматуры вокруг. Как по команде фары в автомобилях погасли. В ярком их последнем высверке отчетливо высветилась неестественно изогнувшаяся фигура проверявшего салон бойца. Он упал недалеко от дверцы джипа. Второй попытался спрятаться под днищем. Лучи направленного на трассу прожектора от поста продолжали освещать место событий. Было видно, как кто-то из чеченцев нагнулся, чтобы всадить в казака пулю. Старший прапорщик повел стволом автомата, почти не целясь, выпустил с пяток тупых свинцовых шариков в бандита. Тот стукнулся об дорогу как подброшенный вверх мосол. Омоновец профессионально отметил, что стрелки от середины колонны пытаются разбить прожектор. Уже звякнуло стекло, строго направленный луч сместился чуть в сторону. За порог будки словно в воду нырнул автоинспектор, покатился колесом по направлению к товарищам. Выждав, когда стрельба немного стихнет, старший группы набрал воздуха в легкие и, обращаясь к бойцам, рявкнул что есть силы:

- Огонь на поражение.

Передернув затвор, всадил половину магазина в блестящий зад японского «Гранд Чероки», в то место, где выступала крышка от бензобака. Взрыва бензина не последовало. Зато навороченный джип самостоятельно стронулся с места. Дать ему уехать, означало упустить главаря банды с несколькими самыми отъявленными ее членами. Раздумывать было некогда. Поставив локоть на край бетонного основания, старший прапорщик упер приклад автомата в плечо, поймал в прицел второе от кабины темное боковое стекло. Опустил ствол чуть ниже, под резиновые уплотнители. Чтобы попасть в водителя, бить нужно было под углом к нему. Он бы с удовольствием воспользовался подствольным гранатометом, но мешала ржавая вокруг решетка. Цилиндрическая граната провисала внизу подвешенной под направляющими вертолета ракетой. А высовываться больше, означало представлять из себя отличную мишень. Омоновец нажал на спусковой крючок. Прокатившись пару метров вперед, машина замерла. Опустошив магазин в лобовое стекло следующего автомобиля, старший отряда моментально перезарядил оружие. В запасе у него было еще несколько мгновений, за которые чеченцы могли успеть заменить на кресле убитого водителя. Сбросить его за распахнутую дверь машины или втащить в глубину салона. Только потом место займет очередной смертник. За это время нужно было выбрать позицию поудобнее, чтобы гасить наверняка. Он так и поступил. Когда следующий отморозок зашарил внизу ногой в поисках педали газа, чтобы унестись в бескрайнее степное пространство, омоновец плавно спустил курок. Вздрогнув, автомобиль замер снова. Теперь предстояло закрепить достигнутое, чтобы превратить джип в загородивший дорогу неподвижый монумент. Отстегнув на поясе кнопку, прапорщик вынул из чехольчика похожую на зеленый помидор РГД –1. Размахнувшись, со всей силы влупил гранату в ближнее к себе окно японца. Она взорвалась точно внутри салона, разом разметав тонированные стекла. Не теряя времени, омоновец достал очередную гранату. У следующей за джипом шестерки «Вольво» по обледенелой трассе заелозили передние колеса. Значит, оставшиеся в живых другие чеченцы решили обойти головной «Чероки» и попытаться прорваться через опущенный шлагбаум, пойдя на таран. Не раздумывая долго, старший прапорщик повторил маневр и со второй гранатой, послав ее в центр лобового стекла. Но гладкий кожух не пробил с большим наклоном сваренный из специального стекла прозрачный колпак. Он лишь скользнул по нему, перекатившись на крышу. Омоновец едва успел спрятать голову за бетонным основанием, как раздался негромкий хлопок. Граната не произвела разрушений, она достигла цели другим. Чеченцы вдруг открыли двери и прыснули в разные стороны тараканами от дихлофоса. По заметавшимся на дороге темным фигурам, по тугим баллонам колес, дружно ударили несколько автоматов сразу. Из-за намерзших гребней на обочине трассы с обоих сторон вели огонь двое заранее выставленных на подстраховку казаков. От хвоста тоже не смолкала ладная трескотня. Шевельнулся прятавшийся под джипом, распластанный на ледяной корке, боец. Шустро перевернувшись на живот, заскользил по пластунски к оставленной чеченцами «Вольво», застрочил из семьдесят четвертого, в упор расстреливая засевших в автомобилях и прятавшихся за ними в середине колонны бандитов. Машины срывались с места, успевали с визгом проскользить небольшое расстояние и утыкались словно в глухую стену, окончательно забивая проезд для следующих за ними. Промчавшийся мимо омоновца капитан-автоинспектор забрасывал их гранатами будто сбившуюся в кучу отару баранов. Громадный прапорщик вылетел из-за бетонного уступа, согнувшись, перебежками доскакал до головного джипа. Держа наготове АКС, поочереди открыл все двери. Хватая за воротники пальто убитых кавказцев, принялся вышвыривать их на землю, не забывая ногой выковыривать из скрюченных пальцев оружие. Он действовал по привычке, автоматически. Тыл десантно-штурмовой группы должен быть надежно защищен. Когда в салоне не осталось ни одного человеческого тела, выдернул ключ из замка зажигания. Заметил на переднем рядом с водительским сидении включенный мобильник. Поднес его к уху. Поначалу зачехонила характерная чеченская речь. Потом говоривший перешел на русский язык. Наверное, сообразил, что кто-то, могущий оказаться рядом, сумеет прояснить обстановку:

- Алло, Вагиф... Алло... Что там у вас происходит?..., - с тревогой допытывался близкий голос. Бандитской связи позавидовали бы в космических лабораториях. - Это я, Асланбек. Где вы находитесь?.. Если нужна помощь, я немедленно выезжаю к вам. Алло... Отзовитесь кто-нибудь...

Побегав по кнопкам, омоновец переключил сотовый на передачу информации. Он не стал допытываться, откуда звонят. Знал, что это бесполезно. Распаленным боем жестким басом отчеканил:

- Конец твоему Вагифу. Остальным тоже. Скоро и тебе придет п...ц, сука недоразвитая. Приезжай, мы подождем.

Некоторое время трубка молчала. Потом полный ненависти тот же голос прошипел что-то по чеченски. Связь отключилась. Размахнувшись, старший прапорщик саданул мобильник о промороженный насквозь, затянутый порозовевшей от крови коркой, асфальт. Тот далеко разлетелся мелкими деталями, собрать которые уже не представлялось возможным.

- Василий... твою мать. Ты где пропал? – сквозь дружную трескотню автоматов с частыми пистолетными выстрелами донесся голос автоинспектора. – Перекрывай... Уходят.

Старший прапорщик крутнулся на месте. Под каблуками захрустели эбонитовые части. С правой стороны трассы, прямо по степи, загребал мощными колесами расстояние еще один джип «Лэнд Крузер». Включив все фары, он пер в обход поста. Впрыгнув в кабину, омоновец снова воткнул ключ в замок зажигания. Двигатель завелся моментально. Врубив вторую скорость, прапорщик помчался по дороге к будке. Мощный бампер японца даже не заметил сшитого из двух покрашенных планок длинного шлагбаума. Прижимаясь к удобному рулю, омоновец нащупал переключатель света, пошел параллельно оставляющему после себя широкий след на целине внедорожнику. Выстрелов не было слышно. Чеченцы, видимо, предполагали, что это прорвался кто-то из ихней банды. Особист не спешил раскрываться, подогревая себя злой речью:

- Говорите, клад Стеньки Разина урвали? Вам не ведомо, что он донской казак? А с Дона выдачи нет. Это кацапы всю жизнь в лаптях. А казаки с рождения в хромовых сапогах. Советую сокровища вернуть. По хорошему...

Так они проехали до отворота на какое-то колхозное отделение. Узкая асфальтовая дорога перекрывала противнику прямой путь. «Лэнд Крузер» чеченцев с разгона взобрался на невысокую насыпь и оказался чуть позади «Гранд Чероки». Нажав на педаль тормоза, старший прапорщик вывернул руль до упора, стараясь поставить машину поперек дороги. Это ему удалось. Подхватив с сидения АКС, дал первую очередь прямо в лобовое стекло летящего на него джипа. Передние колеса последнего резко вильнули по наледи, подставляя черный лакированный бок всего автомобиля. Омоновец влупил с десяток пуль и по нему, стараясь попадать не только в стекла, но и в обшивку дверей на случай, если за нею кто-то спрячется. Обе машины стукнулись друг о друга.

На какое-то мгновение наступила тишина. Даже двигатели перестали работать в один момент. Немного подождав, прапорщик заглянул в разбитые окна, увидел раскинувшихся в нелепых позах нескольких человек. Плечом прислонился к внутренней стойке, потянулся рукой смахнуть пот со лба. В эту секунду прозвучали пистолетные выстрелы. Пробив зимний берет, пуля содрала кожу на голове, просвистела дальше. Вторая застряла в мякоти левого плеча. Омоновец бросился на пол, пошарил руками по ремню. Гранат больше не было. Еще одна пуля, пробуравив железную обшивку, вжикнула у самого уха. Тогда он взвел подствольный гранатомет, собравшись с силами, приготовился для броска. Как и в первый раз, когда за бетонным основанием мешала решетка из толстой арматуры, здесь не давали развернуться ни сидения, ни переключатель скоростей, ни высокие боковины дверей. Прапорщик изловчился. Подскочив вверх, нажал на спуск. Взрыва в машине противника он не услышал. Увидел яркую вспышку, охватившую весь салон. Почувствовал сам, как в грудь что-то ударило. Сковывая движения, с легкой болью расплылось томительной тяжестью. Прапорщик медленно опустился на залитое чужой кровью черное сидение нерусского чуда техники. Неловко сполз на укрытый толстым прорезиненным половиком пол...

Примерно через полчаса к отвороту на степное отделение какого-то кубанского хозяйства подкатил грузовой «Урал» с наращенными бортами, с наброшенным на металлический каркас брезентом. Из кабины, из кузова, под яркий свет от фар выпрыгнули пятеро одетых в камуфляжную форму бойцов. На двоих были черные омоновские береты, еще на двоих казачьи кубанки с красными верхами. На пятом из-под пятнистого капюшона выпирала милицейская фуражка автоинспектора с серым околышем. Сняв оружие с предохранителей, группа осторожно приблизилась к воткнувшимся друг в друга широкомордым джипам. Удостоверившись, что все кончено, капитан присел на подножку одного автомобиля, вытащил пачку сигарет. Двое омоновцев обошли перегородивший трассу «Гранд Чероки», открыли дверцу, посветили фонариками вовнутрь. Один из них забросил автомат за спину, запрыгнул в салон. Ухватившись пальцами за камуфляж, продернул лежащего на полу здоровяка к краю корпуса машины:

- А ну берись, надо его на землю спустить.

- Ты бы сначала пульс пощупал.

- Успеется. На земле будет попросторнее.

Когда недвижимое тело оказалось на трассе, первый омоновец шустро расковырял пуговицы на теплой куртке, залез ладонью под вязаный свитер. Затем пошарил пальцами за воротником. Притих, нащупывая сонную артерию.

- Теплый, - глядя прямо перед собой, негромко проговорил он. – Не пойму, то ли это пульс бьется, то ли жилка какая издевается.

- Если еще теплый, должен быть живой, - отозвался присевший на корточки его товарищ. – Времени прошло достаточно.

- Не станем гадать. Зови казаков, понесем к машине. Чем скорее доставим в Армавирскую лечебницу, тем легче камень на душе.

- Ты прав, - поднимаясь с корточек, согласился второй боец.

Старшему группы омоновцев спешно обработали раны, перевязали, перетащили в кузов грузового автомобиля. Когда несли, кому-то из казаков показалось, что прапорщик вздохнул.

- Или воздух выходит, - с сожалением сплюнул он в сторону.

- Не каркай. В первый раз, что-ли, вытягивать его из переделок?- тут-же оборвали казака особисты. – Наш Василий живучий как тот кот, который в мультяшках с мышами дрался.

- Дай-то бог, - с надеждой отозвался казачий автоинспектор.

Собрались у кабины военного вездехода, потянулись в карманы за сигаретами. Сообщив по рации место своего нахождения, решили специалистов не ждать, а трогаться в обратный путь, чтобы успеть сдать старшего над омоновцами в местный госпиталь. В этот момент раздался громкий стон из второго джипа. Сидевший на подножке капитан шмыгнул за высокий зад «Лэнд Крузера». Вся группа мгновенно рассыпалась, вновь заклацала затворами. Один из казаков прыжком подкрался к двери, рывком дернул за ручку. В мощных лучах фар «Урала» на дорогу мешком вывалился залитый кровью чеченец. Остался лежать в неестественной позе. Выходило, что стонал не он. Просунув автомат в середину салона, казак осторожно заглянул туда сам. Успел заметить скорчившуюся в углу фигуру бандита, направлявшего на него пистолет. Шустро поджал под себя ноги, как при прыжке с парашютом. Камнем ударился о трассу. Выстрел не заставил себя ждать. Это было поразительно, что в развороченном напрочь автомобиле еще кто-то сумел задержаться на белом свете. На убедительном примере чеченская нация демострировала ленинские качества бессмертия, который, как известно, был и остается живее всех живых.

- Его нужно оставить на развод, - громко сказал капитан-автоинспектор. – Около сорока бандитов положили. Только он сумел приспособиться.

- Ну да, фээсбэшникам же надо информацию сливать, - со злостью процедил сквозь зубы один из казаков. – Заложники, которые остались в будке на посту, не в счет.

- Да они... вряд ли выживут. Их наркотой перекачали, - отозвался из-за радиатора «Урала» омоновец. – А что тут неясного? Банда. Ее необходимо уничтожить.

- Прямо в сортире, - поддержал мнение товарищ омоновца.

- А этого сохраним на развод, - упрямо повторил капитан. – Поставим перед судом, пусть на него поглядят простые люди.

Из салона джипа вновь грянул пистолетный выстрел. Пуля высекла искры из наворотов в радиаторе «Урала», завизжала в голую степь.

- Пусть на него обратит внимание мировая общественность.На двоих наших, навечно закрывших молодые очи, чего смотреть. Они выполняли свой гражданский долг, - отмахнувшись как от мухи, легко поддакнул кто-то из бойцов. – Потом ему дадут лет шесть – десять, и уже в мирной колонии начнут лечить и откармливать.

- Вы правы, товарищ капитан. Эта вонючая сука нам еще оч-чень пригодится.

- Как барану удалось проскочить? Шкура, что-ли, толстая?

- Кожа задубелая. Железная.

- Надо же, все полегли. Один остался, кащей бессмертный.

- А вы еще ничего не поняли?

- Нет. А что?

- Чеченец оказался самым хитрым.

- Ясно. Дальше.

- Он успел облачиться в броник.

В группе помолчали, прислушиваясь к глухим стенаниям раненного отморозка. Сколько патронов насчитывалось у него в пистолетной обойме, никто не знал. Любая могла оборвать жизнь каждого из них в долю секунды. К тому же, пора было трогаться в обратный путь. В кузове «Урала» лежал боевой товарищ, которому требовалась немедленная помощь. Какой бы ни была. Но помощь. И участие.

- Шустро убегали.

- Как бы не с кладом Стеньки Разина.

- О, а я чуть не забыл. Тогда об чем речь?

- У нас есть приказ старшего над нами.

- Гасить.

- Всех.

- Любо.

- Парни, да вы что! Чеченец про связи расскажет, про схроны с оружием, с заложниками. Кто занимается поставками.

- Мы про это знаем из сообщений по телевизору.

- Он же раненный.

- Тем более. До больницы не дотянет.

Четыре успевших вкусить войны до сыта поджарых бойца в обычном зеленом камуфляже разом направили стволы с подствольными гранатометами на исковерканную до неузнаваемости прекрасную японскую машину. От ее зада за могучий военный вездеход метнулась фигура капитана автоинспектора, быстро воткнула освобожденные от рукавиц пальцы в уши. Со стороны Армавира блеснул свет от фар очень далекой, идущей на подмогу, армейской колонны.

- Ну, падла, как в Великую Отечественную. Прямо по расписанию..., - под грянувший впереди оглушительный взрыв, успел подумать о колонне казачий капитан.

 

Глава первая.

 

На центральном рынке Ростова-папы наступал час пик. Коца стоял возле главного входа с табличкой на груди. На ней было написано: скупаю валюту, драгоценные металлы, монеты, ордена и так далее. Низовка с близкого Дона продувала зимнее пальто насквозь. Была середина декабря. Холодно. Мимо то и дело шныряли шестерки бригадира Лехи Слонка, контролирующего бизнес на низшем уровне. Один из них, с расшлепанной калмыцкой мордой по прозвищу Скирдач, подвалил к валютчику:

- Слышь, Коца, предложат камешки, не заводи торг. Затрави и все.

- А что такое? – насторожился тот.

- Это наше. Сдашь клиента, сам в сторону.

- Не понял, - заартачился Коца. Он еще не знал всех раскладов, произошедших на рынке за последнее время. – Отстежка Хозяину от меня идет вовремя. А теперь клиентов к вам подгонять. Не усретесь перекушавши?

- Коца, тебя давно прессовали? – со злой усмешкой спросил Скирдач.

- Ты, что-ли? Ишак.

- Я. И прямо сейчас.

- Тогда поехали, - валютчик закинул сумку с деньгами за спину, отступил на шаг назад.

- Не гуляй, дикий гусь, - старший группы заюлил глазами по сторонам. – Мне что сказали, то я передал тебе. Не въехал еще?

- Пош-шел на хер, шестерка поз-зорная, - моментально взорвался валютчик.

С несколькими разумными ребятами Коца пришел на рынок, когда разграбление награбленного только начиналось. Слонками с его дешевками здесь тогда не пахло. Потом, когда весь рынок попал под ментовский контроль, те набрали помощников из беспредельщиков. И вот теперь это отожравшееся быдло начало борзеть.

- За базар не пожалеешь? – сунулся к нему снова казак, неизвестно как оказавшийся в стане отморозков.

- Начинай, ментовский выкормыш. Чего зря баланду травить.

- О, как! А ты с чьего разрешения здесь торчишь?

- Я сам по себе.

- Не боишься, что за слова придется отвечать? – Демонстративно снимая перчатку, повторил Скирдач

- Об этом подумать советую тебе, - Коца нащупал в заднем кармане брюк складную пику.

Он знал, что шестерки затарены оружием по полной программе. У кого под тулупом «Макаров» в солидоле, кто обзавелся американским кольтом. Близкая Чечня накормила всех. Кого деньгами, кого оружием. А кого смертью до отвала на Северное кладбище. Коца не принадлежал к породе песьей, официально значился валютчиком с чистым хвостом из уважаемой старой гвардии. Скирдач об этом не забывал. Но Коца при подчиненных послал его подальше. К тому же готовился показать пику. Отвернув полу меховой куртки, казак выдернул из-за кожаного ремня пистолет Стечкина, направил в лоб валютчику. И тут-же получил в область печени железный удар. Второй замах ребром ладони пришелся на кисть руки. На лету подхватив не снятую с предохранителя пушку, Коца сунул ствол в ухо согнувшемуся пополам отморозку, прохрипел вмиг осевшим голосом:

- Еще раз, хуторской выродок, позволишь себе такое, твои мозги подметать будет некому. Иди дань собирать с нищих земляков, торгующих пучками зелени. По червонцу с каждого на глотки луженые.

Оттолкнув от себя Скирдача, под взглядами не знающих что делать остальных шестерок, валютчик вытряхнул обойму, бросил пугач под ноги отморозку:

- Гуляй, казачура. Обойму заберешь у своего бригадира. Да не забывай, что со мной подобные номера не проходят. У меня дед из терских, которых вы, донские, в гражданскую продали. Как и кубанских. У-ух, какой я на вас злой.

Коротко подышав, Скирдач разогнулся, сверкнул озверелыми зрачками. К нему подскочил один из шакалов, подобрал оружие. Казак засунул его снова за широкий ремень.

- Я расскажу о тебе Слонку. Передам и о твоем отказе, - отходя к остальным, обернулся он. – Еще встретимся. Не в степу живем.

- А я не поленюсь слетать в уголовку к Хозяину. Сраный хвост подотри, шакалья твоя морда, - не остался в долгу валютчик. – Клиентов ему сдавать... За родного принял, стукач вонючий?

Скирдачу осталось лишь грызнуть мохнатый воротник тулупа. Вся группа покатилась по периметру дальше, наступать на горла слабонервным и недавно принятым в бригаду менялам. Сплюнув, Коца огляделся вокруг. Стычка взволновала не здорово. Скирдач напрашивался давно, значит, пришла пора проучить. Слонок промолчит, а Хозяин, наоборот, одобрительно хмыкнет. Коцу он знает. Коца на коленях не стоял ни перед кем. Валютчик переступил с ноги на ногу. Ну, падла, денек. Больше часа торчал сливой в заднице, а сдатчики словно забыли сюда дорогу. Лишь беспородная и неимущая лавина из людей валила и валила мимо. Казалось, вечную текучку остановить было невозможно.

Наконец, из толпы отделился невысокий коротконогий мужик в нелепом плаще поверх лохматого тулупа. Лубочный пастух, или скотник с советской молочно-товарной фермы. С полчаса он сочно шлепал толстыми губами, напряженно всматриваясь в табличку на отвороте пальто Коци. Чтобы не мешать отыскивать нужные буквы, тот торчал на месте оловянным истуканом. Бывало, неприметный клиент прятал под одежкой предметы из до сих пор не найденного властями клада смутьяна Стеньки Разина, а респектабельный нувориш под норковой шубой - трехлитровую банку медно-никелевых монет шестьдесят первого года выпуска, которой у прижимистого русского народа было чуть ли не по бадье через дом.

- Та-ак, тут не сказано, - наконец пробормотал колхозник.

- Что нужно? - быстро подался Коца к нему.

- Там не указано.

- Я возьму, что предложите.

- Любое?! – мужик недоверчиво приподнял кустистые брови.

- Показывайте, я помогу вам скооперироваться.

- Как? Ско...?

- Разобраться. Если что-то дельное - куплю, если нет, подскажу, как поступить дальше.

Колхозник похрумтел валенками на месте, настороженно осмотрелся вокруг. Затем поднял вверх монгольские остренькие глазки. В пору повышения общеобразовательного уровня, на одной из лекций по нераскрытым силам человеческого организма, наставники проводили занятия по защите от ограниченных людей. Они действовали на психику наиболее отрицательно. Валютчик втянул воздух в себя, мысленно произнес коротенькое, врастяжку, заклинание.

- Коробку жестяную на дворе выкопал, - придвигая лицо к нему, доверительно сообщил пастух. - Канавку для стояка рыл, чтобы забор продолжить. Летом еще. А там жестянка.

- Ого! Это уже интересно, - принял Коца панибратский вид, естественный в таких случаях прием, могущий дать хорошие результаты. Только бы не отторгнуть замысловатым выражением, либо неосторожным движением. Поинтересуйся сейчас, мол, полную сокровищ! И он нахохлится, уйдет. - Порожнюю?

- Какую порожнюю. С верхом, - скользя зрачками по лицу, запричитал пастух. Он сразу перестал осязать мир вокруг, потянулся только к валютчику. - Ордена, эти... георгии, кругленькие медальки, деньги царские, перстеньки, кинжал. Кинжал я себе приберег, боровка заколол. Удобный, ручка отлитая, с гербами.

- А ордена?

- Георгии со мной, все четыре. Два желтых, посередине в кружке мужик на коне. А два белых. Медальки с перстеньком тоже прихватил.

- Врешь.

- Ни в жисть, - пастух, озираясь, перекрестился. - Чего мне обманывать. В кармане в узелок замотаны.

- Доставай.

- Прямо здесь?

- Давай в продовольственный заскочим, а то заметит кто.

- Давай. От лукавого подальше. В застенок где, - он зашаркал за Коцей в распахнутые двери продуктового магазина, продолжая прояснять суть дела. - Родитель мой еще до Отечественной купил дом, просторный, на высоком фундаменте. Не мазанный, из мореного дуба, досками обшитый. Тыщу лет простоит. Сказывают, известный казак жил, советской властью в расход пущенный. Сами - то мы с Поволжья, нижегородские. В бесхлебные года перебрались на юга. Я ничего не помню, сосунком был. После войны вовсе на отрубе остались. Хутор разбежался кто в город, кто в станицу Раздорскую. Ни току, ни газу, ни радива. Школа за десять верст, какая учеба. Подрос, в скотники подался. Потом в пастухи перевелся. Да...

Они вошли в торговый зал. Отрешенно Коца слушал ясную с первого момента историю жизни колхозника, на ходу прикидывая программу последующих действий. Именно такие недалекие мужланы оказываются самыми строптивыми. Не поднимаясь в рассуждениях выше собственного брюха, они опираются больше на развитую, как у зверей, интуицию. Она не часто подводит, хотя не дает требуемого дохода. Людей в магазине, как всегда, было немного. Коца протолкнул колхозника к переплетенному решеткой окну, под подоконником которого стоял покалеченный стол. Мужик суетливо выдернул из-за пазухи чистую мешковину, разложил на столешнице и поднял голову. Четыре соединенных одной колодкой георгиевских креста, казалось, только что огранили на императорском монетном дворе. Ни запилов, ни вдавлин, ни даже царапин. Восседая на вздыбившемся коне, Георгий Победоносец втыкал острие копья в шкуру трехголового Змия. Знака "№" перед числами тоже не существовало. Это говорило только об одном, что полным кавалерским бантом солдата наградили до первой мировой войны. Небольшие номера на конусообразных поперечных крестовинах подтверждали это. Коца взялся за край холстины, с уважением прикоснулся к отозвавшемуся мелодичным звоном сокровищу. Кресты первой и второй степени были золотыми, третьей и четвертой степени серебряными. И вдруг понял, что допустил ошибку. Мимика на лице не спускавшего с него глаз пастуха переменилось не в его пользу. На нем застыла жадность. Коца торопливо положил мешковину на поверхность стола, одновременно натягивая маску безразличия. Потрогал ногтем беленькие медали "За храбрость", "За усердие". Затем взял золотое кольцо. Но оно оказалось не обычным обручальным, а мужской именной, сложной работы, печаткой с буквами, с идеальной чистоты бриллиантами по ноль-три, ноль-четыре карата в тех местах, где друг на друга нахлестывались золотые толстенькие веревочки. Печатка брызнула, засветилась разноцветными искрами на попадающем через окно скудном декабрьском солнечном свете. Под этим сверканием он с натугой усмотрел положенные друг на друга буквы "Е" и "В", совсем как императрица Екатерина Вторая, а может, донской предводитель казаков Евлампий Воронцов. Был на Дону такой атаман. Печатка оказалась крупноватой даже для его не столь изящных пальцев.

- Во, какая оказия. А ты говоришь! – пастух торопливо провел языком по губам. – Во дворе еще на подобие схоронены, на полпальца. Но там другие, как их.... Тут крупиночками, а там по целой градине. Я на вечерних лучах, когда они угасают, поднесу к стеклу, комната прямо солнцем заполняется. Бывает, когда в рассветном тумане стадо стерегешь, и вдруг над водой свечение коромыслом. Возникнет, заколеблется. А потом и лучики прорежутся. Росы опять же на травах, на ромашках с колокольчиками, вот как на перстне, зерниночками рассеяны.

- Какую цену ты хочешь за все? – пытаясь унять внутреннюю дрожь, как можно равнодушнее проговорил Коца.

- А никакую, я проконсультироваться решил, - как колом по голове огрел его отказом пастух. - Деньги мне начисляют хорошие, коровка своя, свининка с говядинкой тоже. Все есть. Народ, вижу, недоедает, последнюю рубаху на рынок тащит, а у нас достаток. Дочке только помогаем, в Москве она, на санитарку учится. Замуж выскочила, мальчонка уже родила. Бабка с лежанки не слезает, пимы есть. У меня сапоги яловые, резиновые, у супруги то ж. Провода лектрические лет пять, как протянул, телевизером колхоз одарил. Вот дочка прибудет, пусть сама и занимается.

- Разве она останется с вами жить? На безлюдном отрубе, - Коца не в силах был удержать окрасившую скулы в розовый цвет, ворохнувшуюся в груди злобу. Холоп, хам, ни себе, ни другим. Предложил бы в музей, если не в силах обрадовать крупного собирателя исторических раритетов, умного мужчину из общества. Имя героической личности воскресил бы, славу государства. Телевизер.... Какая польза от недоразвитого мужлана обществу, какое добро он принесет, сидя скупердяем на сокровищах, бидонами выцеживая молоко из колхозных коров! Именно подобные раздербанили ухоженные поместья, превратив потомков древних дворянских родов в Иванов, не помнящих родства. Добрались до вершины власти, разграбили. Дальше что? А ни-че-го. Мозгов не хватило. – Дочка с мужем и ребенком уедет в город. А чтобы жить там, нужно иметь жилище.

- Выкупим, - как от мухи отмахнулся мужик.

- Ты знаешь, сколько стоит квартира? Не одну сотню тысяч рублей.

- Разницы никакой. И машину ей купим, и дачу. Хоть в столице, хоть у американцев. Денег накопили. Я приношу, да жена. А при Горбачеве по восемьсот целковых отстегивали. Все в дело вложены: в скотинку, в парники, в пасеку. Сумел, не остался с голой жопой, как енти, которые в чулках прятали. Чуть товары подорожали, сразу и внес. Было такое. На ваших фабриках, поди, по двести бумажных платили.

- Значит, договориться мы не сможем?

- Не-а. Кружочки серебряные, медальки эти, если хочешь, забирай. Я уже один раз сюда приезжал. Тоже медальку с золотинкой продал и уехал.

- И какую цену ты за них просишь? – не обратив внимания на последнее признание, повернул Коца к хитрому пастуху красное лицо.

- А ты назови, я и скажу, как раз или нет. Тут, мил человек, полюбовно надо.

- Триста рублей цена твоим медалькам, - назвал он самый нереальный предел.

- И то ладно. Забирай, они мне ни к чему. Кресты домой отвезу.

- За перстень сколько просишь?

- Сколько дашь, а я прикину.

- Две с половиной тысячи рублей.

- Не-е , не годится. Я ж видал, как у тебя глаза разгорелись. Пускай полежит еще, не помешает.

- А сколько ты хочешь, миллион? - вконец вышел Коца из себя. Пастух бесил своими интуитивными подсчетами.

- Миллиона не прошу, а три тысячи рубликов как раз, - неожиданно ляпнул тот. Наверное, интуиция тоже имела свои границы. А может, взлохмаченный вид купца спутал ему все рассчеты.

Коца расстегнул сумку с деньгами. И эта торопливость стала новым препятствием для достижения цели. Надо было не спешить, дать осознать, что кольцо таких денег не стоит. В конце концов, пристебаться к чему-нибудь, отыскать изъян, обратить внимание на слабо отштампованную пробу, хоть она и выпиралась, словно выбитая только что. Но чекуха была пятьдесят шестая, а на нынешнем золоте ставили пятьсот восемьдесят третью. Да и не бриллианты это, не то, что он понавыдумывал, а обыкновенные фианиты, цирконы, простенькие стекляшки. Мол, если взять любой осколок стекла, обтесать гранями, он тоже будет стрелять разноцветными искрами. И пусть напрягает мозги, один хрен недалекий, как сибирский лапоть. Не докумекает, что царская пятьдесят шестая проба выше советской пятьсот восемьдесят третьей на целый порядок, хоть число, обозначающее количество золота в серебре, ниже. Царские ювелирные поделки прекрасно шли на зубные коронки. Не потемнеют, не протрутся. Рабоче-крестьянский же навал годился лишь на невзрачные цепи и кольца цвета хаки. Но это уловки валютчиков, от которых зависел их заработок на кусок хлеба с маслом. Обыкновенному человеку они до лампочки. Сорвал шальные деньги за раскопанное, переданное по наследству, приобретенное за бесценок на заре социализма изделие - проваливай. Пусть проблемы других тебя не колышат, потому что они примутся кумекать, какое, куда и за какую цену примостить.

- Погоди-ка с рассчетом, - переступил разношенными валенками по наледи пастух. – Я расхотел.

- Получи триста рублей за медальки, на хрен не срался твой перстень, - надумал извернуться Коца, медленно снимая серебряные кружочки с полотна.

- С чего это ты запел по другому? – выперся мужик. - Только что мечтал его приобресть.

- Ничего я не мечтал. За три штуки приволокут печатку императора Николая Второго.

- Какую перчатку?

- Царский перстень, усек? Граммов на двадцать. А в твоей паршивой поделке не больше тринадцати. Да на зерниночки уйдет не меньше грамма, - Коца небрежно указал ногтем на брилллианты. – Это бутылочные осколки, а не драгоценный металл. Итого двенадцать. По двести рваных за грамм, получается две четыреста. Данную стоимость я оглашал поначалу. Даже на сотню больше. Идиота, что ли нашел!

- Не гони-ка лошадей... – обескураженно захлопал голыми веками мужик.

- И гнать не стоит, - недовольно отмахнулся тот. - Короче, рынок закрывается. Деньги за медали я отдал, к остальному не притрагивался.

Бросив два серебряных круга в перекинутую через плечо сумку, Коца медленно пошелестел купюрами перед лицом мужика, этим действием заставив того сделать несколько глотательных движений. Уже настроился положить оставшееся от пачки в карман, когда пастух резво подался вперед.

- Выкладывай, - с натугой прохрипел он.

- Не понял? - словно ослышался Коца.

- Две тысячи пятьсот рубликов, за перстень.

- Цена меняться не будет? Или ты снова решил тюльку прогнать?

- Кого прогнать?

Коца не пустился в разъяснения. Забрал кольцо с мешковины, надел на большой палец левой руки, несколько минут разглядывал его сверху и снизу под неспокойными глазами пастуха. В висках громко отдавалось частое биение сердца, но он не позволял эмоциям выплеснуться на лицо. Потом неторопливо отсчитал две с половиной тысячи, кинул на стол.

- Бутылочное стекло... Роса на траве от лучей не так переливалась. За георгиев договариваться будем? – торопливо хватая разбросанные купюры, снова настроился на торговый лад крестьянин.

- Если взять шерстяную тряпочку, насыпать на нее золы и почистить твою морду, то и она начнет сверкать ясным солнышком, - как бы недовольно прогудел Коца. - За ордена побегу узнаю у парней с центрального прохода. Мой источник с бабками иссяк.

- На хвост не упадут?

- А кто позволит. Оставайся тут, я скоро.

Выскочив на площадь перед магазином, он оглянулся на угол палатки. Но Ромалэ, цыгана, на месте не оказалось, Арфиши тоже не было. Крутнувшись на месте, Коца побежал в середину рынка, к знаменитому собирателю раритетов Жану Копенгагену. Они налетели друг на друга недалеко от главных ворот. Нумизмат продирался сквозь плотную толпу народа к выходу. Еще издали он поднял руки вверх, замахал ими как крыльями:

- Уходим, уходим... Скорее дергаем отсюда.

- А что произошло? – приостановился Коца.

- Менты устроили облаву. На крытых машинах подъехали омоновцы. Заталкивают вовнутрь и везут в Пролетарский райотдел. Прямо к Мимино в отдельную секцию. А там раздевают, чуть ли не в задний проход заглядывают, - Копенгаген попытался сбить запальное дыхание. - Я только из столовой вернулся, смотрю, служивые тащат под руки парочку наших. Я в мясной павильон. Там поторчал, и за ними. Они мимо рыночного отделения милиции проскочили. Понятно, дело запахло керосином. Сунулся за створки ворот, а там "собачатник", полный валютчиками.

- Послушай, здесь один пастух георгиевский бант притащил, - перемялся с ноги на ногу Коца. Вопли Копенгагена о налетевших омоновцах просвистели мимо ушей. Перед взором продолжали сиять, вызванивая ямщицкими бубенцами, ордена. – Не желаешь посмотреть?

- Какой бант? – осекся Копенгаген.

- Георгия, все четыре степени. Как только из-под чеканного станка. Первой и второй степени золотые, третьей...

- Сто лет они мне не снились, - сплюнул в сторону меняла. – Если прихватят – пачкой баксов не отмажешься. Читал изданный указ?

- Рассказывали. Но я лично кавалерский набор в первый раз узрел. Раньше не приходилось.

- Ты что, свихнулся? Тут задницу прикрывать надо, сексоты всех наперечет знают, а он про бант. Уходи, говорю, пока паровозы гудят.

- Я бы с удовольствием приобрел, да подчистую истратился, - не вникая в суть дела, шмыгал носом Коца. – Кавалерский бант, и состояние отменное...

Несколько минут Копенгаген наблюдал за выражением на его лице. Потом поддал ногой кусок мерзлой грязи, ткнул кулаком в плечо:

- Что ты хочешь? Чтобы тебя повязали? Да хоть весь золотой колчаковский поезд за бесплатно подкатит. Милиция, долблю тебе, кругом, милиция и спецназ...

Крутнув головой, он воткнулся в толпу и залавировал между людьми. Немного поторчав на месте, Коца сунул руки в карманы, потопал к открытым настеж воротам. У человеческого дауна царские сокровища и нет возможности приобрести по сходной цене. Каждый нумизмат посчитал бы за честь иметь в своей коллекции георгиевский бант всех четырех степеней. Ну, сука, облом. Только за этот расклад с пастухом имелась возможность покрыть все расходы и влеты по дурному. Ко всему, навар обещал быть не маленьким. Да и награды не ушли бы за границу, украшать лувры с галереями Уффицы. Впрочем, какая разница. Народ везде – земляне.

Лишь когда узрел воочию группу спецназовцев, волокущих за воротник менялу Виталика, хмарь в башке чуть развеялась. По лисьему распушив полы зимнего пальто, Коца рванул снова в магазин, в котором оставил пастуха. Но зал был пуст. Он суматошно выскочил на площадь перед рынком. Заметил того далеко от входа, на другой стороне трамвайных путей. Мысленно перекрестившись, что не упустил бронированный сейф без ключей, схватил пастуха за рукав брезентового плаща, поволок дальше от опасной территории центрального рынка.

- Чего ты?.. – заартачился было тот. – Куды ты меня волокешь? Убить замышляешь?..

- Сто лет ты мне…, - задыхаясь, огрызнулся Коца. – Омоновцы облаву делают. Валим на автобусную стоянку. Пока не поздно.

- Какие омоновцы? – окончательно уперся мужик. – Я никому ничего… И я тута не один. Ты это, паря, не дюже зарывайся.

- Да тебя же первого повяжут за твои безделушки, - вышел валютчик из себя. Ну, блин, что с даунами, что с пастухами. Оправдывайся потом, что не ишак. - Пойдем, говорю, на остановку. Там и решим, что и за сколько.

- А что решать. Все мое, - трогаясь с места, по инерции забурчал мужик.

Зайдя в проход между газетным киоском и железным ограждением автостоянки, Коца прислонился к стене, перевел дыхание. Мужик острожно высунулся из-за угла.

- Заходи, ну тебя на хер, - махнул валютчик рукой. Добавил для нагнетания обстановки. – Ментов сзади не заметил?

- Я не приглядывался, - озираясь по сторонам, окрысился снова пастух. – Это тебе они на мозоль наступили, а я сам по себе.

- Короче, денег я добыть не успел, - высморкавшись под ограду как можно смачнее, начал Коца с признания. – Давай думать, как будем поступать, чтобы ни у тебя, ни у меня голова не болела.

- А чего она у меня будет болеть? Пусть болит у тебя, - задиристо засопел мужик.

- Ты же со мной не поедешь к одному корешку? У него денег вагон.

- Не поеду… А к какому корешку?

- Есть один. На Западном живет.

- Не-е, я города не знаю. За тобой-то поволокся, не помню, с чего.

- За деньгами, - усмехнулся Коца. – А их пока нет.

- Тогда об чем разговор? Тогда разбегаемся.

- Я думаю, - напустил на лицо строгости валютчик. – Не повезешь же ты кресты обратно в деревню? И другое, что прихватил с собой.

- Больше ничего не прихватывал. Кто тебе сказал?

- Никто. Короче, если не поедешь ко мне или к другу, может, попробуем встретиться часика через два-три? – стараясь не подавать виду, что заострил внимание на последней фразе, перевел стрелки на продолжение разговора Коца. – Если не получится сегодня, завтра я точно буду с деньгами. За это время что хочешь успею достать. Тебе когда уезжать?

- А тебе не все равно? На автобусе в шесть часов вечера, - тут-же простодушно признался мужик. - Не доезжая до Раздорской пехом километра два.

- По зимней степи?

- А что? Волков давно перебили, и сало с них успели вытопить.

- Раздорская… Когда-то казачья столица была. Как раз на меже между степняками и русским государством.

- Кто ее. Станица, и все.

- Ладно, сейчас этот вопрос второстепенный. Так, поедешь со мной, или подождешь здесь?

- На холоду?

- Тогда погнали. Дорогу оплачиваю я.

Коца со значением тряхнул сумкой, в которой загремела разная мелочь - от серебряных цепочек до старинных, рядовых, которых в деревнях тоже можно было раздобыть мешки с маленькой тележкой, монет. Русский народ запасливый. Ума бы еще с полстакана… Валютчик уже обдумывал, что сначала договорится со знакомым антикваром за приобретенное у мужика. Того на это время постарается спровадить на кухню. Когда получит деньги, на них выкупит остальное, что в тряпке. Может, за пазухой у пастуха таких тряпок не одна, царских ювелирных вещиц с графскими вензелями в них тоже. Вон как топорщится за брезентовым плащом овчинный мех полушубка. Такого лоха отпускать от себя, что содрать трусы с бабы и, не попытавшись сотворить дельного, отправить на все четыре стороны.

- А ехать далеко? – по прежнему настороженно озираясь вокруг, спросил мужик.

Из-за угла палатки заглянул водила шестерок Скирдач. Ничего не сказав, так-же молча исчез из поля зрения. В этот момент пастух торчал к нему спиной.

- Я же рассказывал, на Западный, - чертыхнулся про себя Коца. Не хватало, чтобы шестерки пронюхали про георгиевские кресты. Вмиг донесут по инстанциям аж до самого верха с золотопогонным контролером во главе. Уж там цены на раритеты расписаны от и до. Как и немалые сроки за них. - Если не хочешь туда, найдем место поближе.

- Не, никуда не поеду. Тут подожду, если недолго, - мужик, вроде, начал доверять.

- За час постараюсь управиться, - снова борзой собакой напрягся Коца. – А ты не обманешь?

- Чего обманывать, - рассудительно почесал под носом пастух. – Кресты эти мне не нужны, а деньгам завсегда применение найдется.

- Не замерзнешь за ларьком?

- Мы привычные. Если морозец будет прихватывать, зайду в кофейную, что напротив. Погреюсь супчиком с кофейком. И обратно.

- Тогда жди на этом месте. Я мигом.

Той же борзой, упавшей на хвост зайца, Коца с места ударился в бег. На ходу осмотрелся. Ни одного паршивого сексота. Затаились по углам. Или по домам отправились, в связи с нерабочим днем. Выстраивая в голове план, он сначала побежал вдоль периметра рынка в надежде встретиться с кем-либо из базарных дельцов. В висках стучало одно: деньги, деньги, деньги… Проскакивая мимо второго входа в рынок возле соборной стены, засек худющего длинноволосого Микки Мауса, то ли грека с жидовскими корнями, то ли еврея с корнями греческими. Тот прятался в гуще торгующих хурмой, сушеным урюком и апельсинами азиатов. Коца уже пробежал до поворота к остановке автобусов в сторону Северного с Чкаловским, как новая мысль заставила притормозить. У Мауса солидной клиентуры было несравненно больше. Может быть, и ездить никуда не понадобится. Коца заскользил в более узкий, чем на главных воротах, проход. Здесь ментов с омоновцами видно не было. Или успели сделать свое дело, или дальше валютчиков решили не идти. Подскочив к отвернувшемуся в сторону Маусу, он дернул того за воротник кургузого пальто:

- Микки, дело есть, - без перехода начал Коца.

- Какое? – безразлично прогундосил тот.

- Давай отойдем хоть к промтоварному павильону! Не здесь же расписывать.

- Если сумма маленькая, пролетай дальше, - обшаривая физиономию Коцы пытливым взглядом, все так-же приглушенно посоветовал Маус. – Положение на рынке неспокойное и залетать на мелочи я не согласен.

- Не на один миллион.

- Пошли.

Выбрав уголок, оба наклонили головы друг к другу. Коца быстро пересказал все, что с ним приключилось. Не назвал только цен.

- Короче, я предлагаю тебе перестень и медали. Если сговоримся, ты отстегиваешь бабки. Я возвращаюсь к мужику, выкупаю у него что осталось, - без обиняков выложил он. – А потом встречаемся еще раз. Согласен?

- Показывай, - разрешил Маус. – Кажется, менты натрамбовали нашими не один «воронок». Может, свалили уже.

Не теряя драгоценного времени, валютчик вынул из сумки бумажку с колечком и медалями, всунул в руку менялы. Тот немедленно склонился к ним. Затих, причмокивая полунегритянскими губами. Коца вертел шеей, стараясь в гуще народа распознать извечных врагов валютчиков – переодетых сотрудников уголовного розыска. Наконец, Микки оторвал долгий нос от изделий, не поворачиваясь, прогундосил:

- Во сколько ты оцениваешь все?

- А у тебя своих расценок нету? – сразу надыбал волынку Коца. Повторил сцену начала сделки с пастухом. - Давай сперва договоримся за медали, «За храбрость» и «За усердие». По какой цене можешь взять?

- «За храбрость» должна быть подороже. Но она балканской кампании 1877-78 годов. А «За усердие» рангом ниже, но крымская. Серебро. То есть, получается все наоборот. Короче, за штуку пятьсот я забираю. Если найду купца, который выложит больше, поделюсь непременно.

- Согласен, - кивнул Коца. Подобные сделки между менялами проходили довольно часто, редко приводя к повторным разборкам. – Теперь прикинь стоимость кольца. Ты обратил внимание на вензеля?

- В первую очередь, - хмыкнул греческий жид. – Я без всяких исследований скажу, что перстень принадлежал атаману Всевеликого Войска Донского Евлампию Воронцову. Был такой на Дону еще во времена наполеоновского нашествия. Если хочешь, я отслюнявлю на первый случай десять тысяч, а потом хоть вместе сходим к Пулиперу. Он даст оценку сто процентную.

- И за перстень согласен. Отстегивай, мне бежать пора, - заторопился Коца. За одну сделку он сорвал куш в восемь тысяч семьсот рублей. Только поначалу бывало, что за день менялы наворачивали по лимону неденоминированных рваных. Доллар тогда не поднимался выше пяти рублей. Многие за границей успели открыть свои дела. Теперь и штука канала за мясо. - Клиент ненадежный, типа, с Ковалевской дачи. Надо упредить его бегство в тьмутараканскую глушь.

- Где ты его надыбал? – насторожился еврейский грек.

- Сам на меня напоролся. Не отказывать же человеку.

- А откуда он? Ты не спрашивал?

- Знаю. Давай этот базар оставим на потом, - присмотрелся к Микки валютчик. Он моментально догадался, на чем хотел заострить внимание меняла. – Если можно, отстегни часть суммы купюрами помельче. Для форсу.

- Хорошо. Только ты просеки все, что нужно, - выдергивая пачки денег из-под полы, посоветовал тот. – Я не о том, чтобы по мокрому. Так, на всякий случай.

- У самого мысля мелькала, - сознался Коца. В том, что напарник не пойдет на убийство, он был уверен. Но задумать оказию с вывертом эта нация, к которой принадлежал Маус, была способна не хуже своего гениального представителя дедушки Альберта по прозвищу Эйнштейн. – Ты здесь подождешь?

- Нет, это место уголовкой притоптано. Зайду до Каталы. Если что, там найдешь.

- Заметано.

- Не мельтеши на виду. Тутушка довыпендривался. В морге отдыхает.

- Не понял, - чувствуя моментальный холодок по телу, притормозил Коца.– Кто его? Когда?

- Часа три назад подался с одним пидором за территорию рынка, на Тургеневскую. Там у него стояла крутая машина. В машине при обмене крупной суммы баксов и грохнули. Головой к стеклу прислонился. Базарный патруль постучал дубинкой – ни ответа, ни привета. Открыли дверь, Тутушка и вывалился.

- Говорили ему, не отходи от места работы. Придурковатый какой-то… был, - с досадой сплюнул Коца.

- А ты работаешь не так? У всех у нас одна болезнь – ее величество расейская жадность. К тому ж, наживаться разрешили. Короче, я тебя проинформировал.

- Не по этому ли поводу облава?

- Запросто.

Выскочив из ворот, Коца по периметру автостоянки побежал к месту, где оставил пастуха. Среди рядов машин маячил навороченный черный «Ленд Крузер» Слонка. Значит, бригадиру по херу, что его паству мочат отморозки, трахают во все дырки менты. Наверное, попивает баночное баварское, заедая осетровым балычком. Влившись в толпу на Московской, Коца вдруг усек вжавшегося в стену газетного ларька одного из шестерок Скирдача. Самого мужика на месте не оказалось. Проклятое безденежье, такого икряного рыбца упустить! Покрутившись возле ларьков еще немного, Коца вскочил в автобус, идущий в его район. И вдруг в окно через дорогу увидел пастуха со Скирдачом. Поодаль топтались не успевшие обрасти шерстью наживы его шакалы. Оставалось забыть встречу напрочь и заняться обеспечением собственной безопасности. Расстегнув замок на сумке, Коца переложил в нее пачки полученных от Мауса денег, сунул сумку за пазуху. Затем вытащил из заднего кармана брюк выкидную пику, переместил в карман пальто. Нежелательные встречи в подъзде родного дома еще никто не отменял.

 

Глава вторая.

 

На другой день он снова торчал возле главного входа в центральный рынок. Время близилось к обеду. Досада от незавершенного выгодного дела как возникла вчера вечером, когда Коца пересчитывал купюры, так не отпускала до сих пор, заставляя поминутно озираться вокруг в надежде на чудо, что мужик объявится вновь. В глубине базара немного постреляли. Наверное, менты опять наводили шухер в черножопых диаспорах. Лишь бы, как говорят в России, не было войны. И только бы не затеяли новую облаву. И вдруг возле автобусной остановки, Коце почудилась знакомая фигура в брезентовом плаще поверх овчинного полушубка, в шапке ушанке и огромных валенках. Он мотнул головой, стараясь сморгнуть видение. Мужик стоял там, где его оставили вчера. Скорее всего, деньги для него имели большую ценность, нежели то, что было завернуто в тряпочки. Валютчик сорвался с места, пересек трамвайные пути.

- Пристраивайся ко мне. И не оглядывайся.

- Почему? – не удивился мужик. – Ты деньги принес?

- Полная сумка, - Коца оттопырил край, показал пестрые ребра пачек из купюр разного достоинства. – Иди за мной. Куда сверну я, туда и ты, понял?

- Понял… А далеко итить?

- Институт напротив видишь? Дом шестиэтажный через проспект.

- Желтенький такой?

- Он самый. Во двор зайдем и займемся делом. А здесь одни менты с сексотами.

- С кем? Сектанты, что-ли? - засеменил сзади пастух.

- Они самые. Тараканы продажные.

- Да. Эти истинные христопродавцы…

Вильнув за отходящий автобус, Коца сквозанул через забитую автомобилями дорогу, запетлял в плотной толпе. Хриплое сопение похожего на беременное пугало мужика не отставало. Он еще раз перескочил перед медленным потоком автомашин, нырнул в переходной тоннель. В переходе можно было заплутать – столько выходов он имел. Валютчик направился в тот, который крутой лестницей выбегал к углу старинного особняка, приспособленного под рабоче-крестьянский институт. Менялы часто пользовались его уютным двориком за крепкими кирпичными стенами. Выскочив наверх, оглянулся еще раз. Один из сявок Скирдача суматошно пытался пролавировать между тронувшимися машинами. Все-таки вели, пидоры. Но вряд ли ему сказали про потаенное место, которое надыбали всего несколько менял из старой гвардии. За турникетом, кивнув на шумно переводящего дыхание пастуха, он сунул вахтеру денежный «пропускной талон», спустился по ступенькам к выходу во двор. Заваленный ржавыми станками с деревянной тарой, тот был пуст. Мужик остановился за дверями, настороженно осмотрелся. Затем смачно высморкался, провел рукавом грубого плаща под крупным носом.

- Иди сюда, - позвал Коца из-за стопки деревянных ящиков, за которыми находился свободный пятачок со стулом посередине.

- Куда!.. А там никого нет?

- Ага, с кувалдой… Кому ты нужен, - чертыхнулся Коца. – Проходи. Давай посмотрим на кресты еще раз. Они у тебя целы?

- Что на них глядеть, - протискиваясь вовнутрь, полез за пазуху мужик. Отдернул руку. – Ты сначала деньги выложи, потом будем разговаривать.

Расстегнув на сумке замок, Коца шмякнул о покрашенное сидение стула несколько перетянутых резинками тугих пачек из листов по червонцу. Пока мужик разминал в заскорузлых руках одну из их, осторожно выглянул из-за ящиков, осмотрел двор. Показалось, входная дверь чуть приоткрылась, там как бы провели по воздуху осколком стекла от бутылки. Он лично захлопнул ее за пастухом. Может, отошла.

- Деньги, вроде, не фальшивые, - передергивая плотный брусок, бурчал себе под нос мужик. – Цветастые, похрустывают… На сгибах не ломаются.

- Кресты в кофейне не пропил? – чтобы подстегнуть его, во второй раз подковырнул Коца.

- Здесь кресты. Куда им деваться, - мужик суетливо сунул руку за отворот овчинного полушубка. Вытащив тряпку, развернул ее на сидении рядом с пачками. Все четыре «георгия» разом взялись отражать от себя лучи после полуденного зимнего солнца. – Как на подбор. Давай договариваться.

- Теперь успеем, - забирая тряпку в руки, отрешенно хмыкнул валютчик. Он никак не мог заставить себя быть равнодушным. - Где ты ночь-то провел?

- В Доме колхозника, где. Истратился, - мужик со значением надавил на последнее слово. – Да еще эти… разбойники выспрашивали, о чем мы с тобой вчера договаривались, да что я тебе успел продать. Пистолетами угрожали.

- Вот, сучня. А что ты им ответил?

- Ничего. Сказал, что отцову медальку продал. Медную. Долго не верили, все выпытывали, откуда я, да как.

- Рассказал?

- Щас, уссутся не пивши. Приехал в город, медальку продал, да селедочки, вот, куплю, сахарку на энти деньги. Папиросок, мол. А сам не курю.

- Отстали?

- Ушли. Ладно, ты мне зубы тоже не заговаривай. Давай называй свою цену.

- Я у тебя спрашивал, за сколько ты хочешь их сбагрить, - чувствуя, что снова нужно будет набираться терпения, напомнил Коца. – Еще не надумал?

- А я и не думал. Это тебе надо думать. Ты цену назови, я прикину.

Торг повторялся словно сиамский близнец. Такие сделки с переступившими порог развития из животного мира в человеческий особями спокойно могли проходить только в церквях, или после кровавого побоища, когда вечное начинало перетягивать одеяло на себя с сиюминутного. Чертыхнувшись в душе, Коца назвал цену, с которой начинать сделку постеснялся бы любой уважающий себя коллекционер. Но мужик и этому обрадовался. Главным для него оказалось само действие.

- Не-е, - замахал он рукавами брезентового плаща. – За такие деньги я лучше их в речку побросаю. Пусть раки в норки позатягают. Вода светлее станет.

- Раки темноту любят, - скрипя зубами, заметил валютчик. – А я тебе живые бабки за них предлагаю. Хорошо, добавляю еще одну пачку десяток.

- Тысячу рублей, что-ли? Один весь золотой, у второго тоже все лучики золотые, два других совсем не железные. А может, и золотые, сверху только забеленые. Не, я не согласный.

- Сколько же ты хочешь? – стукнул кулаком по краю стопки с ящиками Коца. – Опять миллион? Или и миллиона мало?

- Почему мало, было бы как раз.

- Таких денег у меня нет.

Коца начал собирать пачки со стула. Оставалось отмудохать пастуха в этом глухом дворе и уйти домой не солоно хлебавши. Грабить его здесь было бы не с руки. По проспектам один за другим гоняли милицейские бобики. Отслеживать мужика тоже не имело смысла. Больше, скорее всего, у него ничего с собой нет. Да и дома вряд ли. Слишком живописует красоты. То на восходе солнца роса зерниночками, то горница от камней покрупнее огнями полыхает. Скоро сам, насквозь пропитанный дерьмом, заблагоухает французскими одеколонами. Перекинув сумку через плечо, Коца отпихнул пастуха и шагнул к выходу из завалов ящиков. Спасибо и на этом. Давно таким наваром не баловали.

- Ты куда это? – уцепился за рукав мужик. – А договариваться? Ждал, ждал, замерз как кобель без конуры.

- О чем с тобой толковать? – обернулся валютчик. – Я в первый раз на тебя все нервы истратил. Ты ж, блин, нулевой вариант.

- Какой это нулевой? Говори да не заговаривайся, - пастух раскусил, что Коца ничего плохого не сделает и потихоньку настроился борзеть. Наверное, сама природа направляла таких по этому пути. - Набавляй, и все четыре креста станут твоими.

- Сколько набавлять? – вяло поинтересовался Коца.

- А еще пачку зелененьких…Десяток.

- Не, не пойдет, - внутренне тут-же принял правила игры валютчик. – Если бы половину пачки, еще куда ни шло.

- Тогда проваливай, куда собрался, - засуетился мужик. – На меньшее я не согласный.

Коца сбросил сумку, отсчитал первоначальную сумму, уложил на сидение стула. Затем со смаком припечатал сверху зеленую пачку десяток:

- Получай! Доволен, живодер?

Пастух жадно подхватил прямоугольники, торопливо принялся пихать их за пазуху.

- Кто из нас живодер, еще неизвестно, - бормотал он губошлепым ртом с белой накипью по углам. – А за меньшее никто бы не отдал. Вот они, твои кресты. Хоть жги, хоть рви, нам без разницы. На том от века стоим.

Коца быстренько развернул тряпицу, улыбнулся на ее содержимое и осторожно опустил во внутренний карман зимнего пальто. Вновь краем глаза схватил какое-то движение в районе выхода со двора. Показалось, что дверь чуть качнулась. Он подался было в ту сторону, когда пастух ровным голосом вдруг спросил:

- Остальное забирать будешь, или нет?

- Какое остальное? – повернулся к нему валютчик. – Ты ж сказал, что у тебя только то, что в тряпке.

- Мало, что я наговорю. Смотреть, спрашиваю, станешь? Или деньги кончились?

- Деньги есть. Показывай.

Высунувшись из-за ящиков, Коца на всякий случай поводил носом по небольшому двору, засек, в каком положении осталась дверь. Мужик меж тем вытащил за концы еще одну тряпку, принялся разворачивать ее на стуле. Он успел успокоиться, почувствовать себя равным со скупщиком его добра. На заросшей пестрой щетиной морде гуляла довольная усмешка везучего человека. Впрочем, так оно и было, потому что разум и страх никого еще до добра не доводили.

Когда валютчик повернулся и глянул на сидение стула, то чуть язык не проглотил. Первое, что бросилось в глаза, это царский орден «Виртути Милитари» за воинскую доблесть, учрежденный еще в начале девятнадцатого века. Он представлял собой вызолоченный бронзовый крест с коническими лучами, с имперской короной над верхним из них. Залит был черной и зеленой эмалью. Как-то, будучи в гостях у самого короля нумизматов Пулипера, он видел разные причудливо-изумительные награды тех времен. Среди них был такой орден с нерусским названием. Но это было только началом. Рядком лежали царские пятерка, семь с половиной рублей, десятка и пятнадцать рублей. Каждая монета по одной. По другую сторону кучки красовалась звезда и знак ордена святой Анны за военные заслуги. Золото, серебро, живописная эмаль. И, наконец, массивный перстень с бриллиантом не менее, чем в пять карат, в окружении настоящих изумрудов по полкарата. По бокам перстня, вместо глаз двуглавых орлов, и в хищных лапах с символами власти вместо когтей и этих символов власти, красными лучами резали воздух на куски отшлифованные рубины. Зрелище представлялось не для слабонервных. Коца крупно передернулся, вспомнив рассказ мужика о том, как Скирдач с шестерками попытался его прессовать. Если бы из этого что получилось, пастуха бы сейчас со дна Дона баграми не выловили. Впрочем, он так и так подписал себе приговор. Теперь мысль об ограблении вызрела окончательно. Не из-за разложенных на тряпке цацек, хотя даже навскидку на грязном куске полотна их было не на одну тысячу баксов. А за тот клад, который умудрился надыбать пастух. В его реальности теперь мог сомневаться лишь окончательный дурак.

- Чего ты растопырился? - раздался за спиной радостно-хрипловатый голос пастуха. Он переступил валенками с ноги на ногу, протянул заскорузлые скрюченные пальцы к сокровищам. – Вот они, какие. Но и эти блестят не так, как те, которые я припрятал дома… на базу… Тама, а где, не скажу. Да оно тебе ни к чему, на эти бы денег хватило.

- Куда уж нам, - как во сне пробормотал валютчик.

Подобного за всю не одного года канитель на центральном рынке он не встречал никогда. Были моменты, приносили и царские бриллианты в брошах, в заколках, в тех же перстнях, золота за один раз выкупал граммов по двести, монеты допетровские, серебряные жетоны с революционными портретами керенских с урицкими и троцкими. Царские и немецкие боевые кортики. Всякое бывало. Но такое сокровище он видел впервые. Сглотнув тягучий клубок слюны, оторвал взгляд от тряпки:

- В какую сумму ты оцениваешь весь набор?

Машинально ощутил, что опять стал торговаться дежурными фразами. Нельзя поддаваться искушению, необходимо немедленно взять себя в руки. Но пастух уже был тут как тут со своей подколкой. Наверное, предисловие Коцы начало его веселить.

- Здравствуй, жопа, новый год, - радостно-ехидно всплеснул он руками. – Тем же хреном и в ту же дырку. И каша, купец, приедается. Назови цену первый, а я начну кумекать, что да как. Может, договоримся. За кресты с медальками сошлись? Ну так вот.

Ехидство в первую очередь хитрого на свою жопу крестьянина, как ни странно, моментально отрезвило валютчика. Вскинув голову, он зорко всмотрелся в щели между досками деревянных ящиков. Так и есть, дверь приоткрылась больше обычного. Там что-то посверкивало на уровне человеческого роста. Похожее на очки. Значит, за ними следят. Если шакалы Скирдача, то он постарается уладить ситуацию обещанием рассказать обо всем самому Хозяину. Мол, шестерки Лехи Слонка не дают спокойно работать, перехватывают клиентов, оттягивают потенциальных сдатчиков драгметаллов на себя, прессуют их, отбивая охоту сдавать изделия на рынке. А если это нюхачи из организованных беспредельщиков с Кавказа, или от доморощенных отморозков, тогда дела плохи. Вряд ли из тихого загаженного уголка им обоим выбраться живыми. Вахтер на входе никому словом не обмолвится. Ему свой червонец дороже жизни любого гражданина.

- Что ты замолчал? – подстегнул пастух. – Или правда, от игрушек в зобу дыханье сперло? Я-то помню, как ты скукожился в Фому неверующего.

- Да подожди ты! – резким шепотом остановил мужика Коца. – Тут не до хорошего. Мы хвоста с собой привели.

- Кого? – насторожился пастух. Завертел собачьей шапкой по сторонам. – Какого еще хвоста?

- Такого, обмотается вокруг шеи и кранты обоим. Забери пока тряпку, я пойду посмотрю.

Обогнув ящики, он пробежал через двор, рванул дверь на себя. В полутемном коридорчике набирал на сотовом телефоне номер один из шакалов Скирдача. Значит, убедить главную шестерку в своей дебильности пастух не сумел, как не смогли замести следы они, когда ломились сюда. Но решение принимать надо немедленно. Шагнув вперед, Коца левой рукой выдернул мобильник из рук шакала, а в правой щелкнул выкидным лезвием пики. Приставил к волосам на затылке, для убедительности чуть поднажал, чтобы острие кольнуло кожу:

- Рассказывай, как проследил за нами и что успел увидать, - мягко попросил он. – Ты же меня знаешь, я долго водить обезьяну не умею.

- Знаю, - икнул недавно принятый в группу контролеров лет под тридцать шакал. – Меня по вашему следу пустил Скирдач.

- А еще кто?

- Пока больше никто. Старшой никому не докладывал, решил проверить сам. Если стоящее, тогда звякнет кому надо.

- Верю. А что у тебя тут сверкало, и что ты успел надыбать?

- Сверкало, наверное, табло мобильника. А увидел что-то блестящее. Одно завернутое в тряпку ты выкупил, а еще что-то в другом узелке мужик только предложил.

- Что именно? Не стесняйся, тут все свои, - валютчик усилил нажим острием пики. – Вчера одного замочили. Поди разберись, чужие или кто из своих.

- Я успел заметить тряпку и на ней блестящее. Так блестит только золото, - зачастил шакал. – Наверное, это царские золотые монеты. Штук пять, может, больше.

- Правильно, - выдержав паузу, согласился Коца. – Не пять и не десять, а всего три. Лучи отразились, монеты и раздвоились… у тебя в шарах. А перед этим я выкупил серебряные медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Больше у мужика ничего нет. Как по твоему, это крупный бизнес?

- Мелочь, - прохрипел успевший пропитаться страхом насквозь шакал. Он уже был не рад, что устроился на опасную работу. Дома ждали жена и дети.

- Ну так иди и скажи Скирдачу, что у мужика ничего особенного не оказалось. Обычный набор. Согласен?

- Согласен. Я пойду?

- А вообще, постой, - передумал валютчик. – Поторчи у двери, пока мы сделку не завершим. Мобильник я возьму с собой. Рассчитаюсь с клиентом, верну. И тебе светит премия.

- Согласен, - снова кивнул головой помощник Скирдача.

Сложив перед его носом пику, Коца сунул ее в карман пальто, загадочно подмигнул и пошел к мужику довершать сделку. Он знал, что отморозок без мобильника не сдвинется с места. Это он допустил, что сотовый у него просто отобрали.

Мужик продолжал приплясывать вокруг табуретки. В руке была зажата тряпка с драгоценностями, которую он не подумал хоронить. Наверное, полученные вчера и сегодня большие деньги опьянили без вина. Коца расстегнул замок на сумке, вытащил три тысячи рублей в пачках, смачно шлепнул ими о сидение:

- Отдаю все бабки за то, что в твоем узелке, - как можно тверже сказал он, прекрасно осознавая, что это грабеж среди белого дня. Но выхода не было. – Что ты вылупился как на Мону Лизу? Говорю тебе, что я пошел ва-банк.

- На кого я вылупился? – сморгнул редкими ресницами пастух. Неизвестные слова немного ослабили его нахрап. – Куда это ты собрался? Давай сначала договоримся, потом каждый по своим углам.

- Я выложил всю наличку, теперь тебе решать, отдавать цацки, или возвращаться с ними домой, - не стал вдаваться в подробности валютчик.

- Видал, барин в красной рубахе. Все он выложил, - сощурился мужик. – Перед этим сам показывал нутро кошеля. Пачек там было больше.

Коца намертво сцепил зубы, чтобы не взвыть серым волком. Но довести клиента до нужной кондиции считалось у валютчиков особым шиком. Однажды он обул хитрожопых без меры цыган. Те принесли золотую цепочку граммов на триста. Вытащив из футляра плоские японские электронные весы, один конец цепочи Коца незаметно перебросил за край черной пластмассовой коробочки. Затем включил кнопки. Прибор зафиксировал вес изделия, которое громоздилось лишь в чашечке. Он оказался на девяносто с небольшим граммов меньше. Цыгане мигом возбудились, замахали руками. Они безо всяких приборов могли определить вес до одной десятой доли грамма. Началась перепалка, обещающая закончиться поножовщиной. Перевешивать цепочку валютчик отказался наотрез. Когда спор достиг апогея, один из заросших черным волосом цыган сорвал с толстой шеи «кардинала», сунул в руки меняле:

- Вешай, - потребовал он. – Но знай, если вес будет не такой, тебе не жить.

- Да чхать я на тебя хотел, чмо стадное, - втыкая пику в деревянный прилавок, на котором лежали весы, ощерился Коца. – Как я сказал, так и будет.

Затем скомкал в клубок «кардинала», небрежно кинул в центр вогнутой чашечки посередине плоского пластмассового прямоугольника. Черненькие цифры в окошечках замерли на двухсот тридцати и пяти десятых грамма. Коца взвесил цепочку тютелька в тютельку. У толстого ромалэ задергались жирные щеки. Он перевел взгляд на первую цепочку, потом на свою. Медленно вытащил руку из кармана.

- Все правильно, это ее настоящий вес, - сказал он своим возбужденным соплеменникам, тоже сжимавшим в кулаках складные ножи. – Получайте расчет и авен пи базарэ.

Они ушли, натянутые на девяносто с лишним граммов чистого золота. Так и не понявшие, как могло произойти, что за дорогу до базара цепочка похудела почти на сто граммов. Главным для них оказался последний пример с правильным весом.

Сейчас валютчику престояло раскрутить пастуха на тех нескольких тысячах рублей, которые он специально не выложил вместе с основной кучей денег. Это была приманка. И он это сделал. Чисто по ростовски.

- Забирай, - когда последняя пачка шлепнулась сверху кучи бабок на сидение, и Коца показал нутро опустевшей сумки, махнул рукавом брезентового плаща взопревший пастух. – Ох и хитер ты! Чистый ахверист.

Мужик принялся распихивать пачки бабок по углам пазухи. Скоро он превратился в Карлсона с молочно-товарной фермы без пропеллера на спине. Несколько раз Коца оглядывался на застывшего в проеме двери помощника Скирдача. Тот неторопливо докуривал сигарету, не выказывая ни малейшего интереса к происходящему. Впрочем, все время сделки валютчик старался стоять так, чтобы с его места наблюдения видно было как можно меньше. Наконец, оба уложились со своими ценностями. Пора было трогать на выход и разбегаться в разных направлениях.

- Больше ничего нет? – настороженно поинтересовался меняла, внутренне сжимаясь в комок от мысли, что если пастух выбросит на сидение еще один узелок с цацками, у него не хватит сил ни на выбивание бабок, ни на обработку выдравшегося из степных просторов первобытного существа.

- На этот раз все. Надумаю еще, подъеду, - важно пробурчал мужик.

- А когда надумаешь? Надо ж деньги приготовить, чтобы не получилось как сейчас. Ты тоже вон сколько времени потярял. Даже заночевать пришлось.

- Ночку я провел беспокойную. С двумя бородатыми нацменами в одной комнате. Думал, порешат, - нервно передернул плечами мужик. Поднял глаза кверху, - Сегодня у нас четверг? А я приехал в среду. Посередине недели у меня бывает выходной. Вот и считай, чтобы от Нового года как раз серединка подперла. А ты тоже денег накрути, а то звал по друзьям.

- Накручу, не беспокойся, - заверил меняла. По свойски спросил. - Ты сейчас в гостиницу, а потом на автовокзал?

- В гостиницу. В эту, в колхозную, на Тургеневской улице. А потом… А зачем это тебе?

- Могу проводить. Мало ли что.

- Я сам дойду, без провожатых, - скомкался в скупердяя пастух.

- Ну…, хозяин барин. Смотри, будь осторожен. Здесь не твои выселки, где из хозяев одни недобитые волки, да одичалые собаки.

- Без советов.

Коца предупреждал с умыслом. Теперь у него была одна цель – в целости и сохранности проводить мужика и до гостиницы, и до автовокзала. А вызнав, на каком автобусе, в какую сторону тот отправится, постараться выследить, где сойдет. Машину сопровождения что он, что Микки Маус найдут без проблем. Впрочем, путь немного уже был знаком. Заброшенный хутор находился где-то в районе между Шахтами и Усть-Донецком, недалеко от стариннной станицы Раздорской, бывшей столицы вольных казаков из беглых российских с украинскими холопов, смешавшихся с местными племенами. А там, на месте, план действий они разработают. За время общения с мужиком валютчик убедился в одном, что если пустить того по беспределу, то есть, выворачивать руки, прижигать пузо утюгом, не только ничего не выбьешь, но и потеряешь все. Пастух без сомнения предпочтет смерть, так как он не знает, не понимает, что это такое. Для него сама жизнь держится исключительно на радостях перед глазами. Что увидел, тому и порадовался. Значит, беречь его необходимо как зеницу ока. До тех пор, пока он сам не выведет на таинственный атаманский клад, на который подтолкнуло его звериное чутье.

Отстегнув шакалу из группы Скирдача последнюю желтенькую купюрку достоинством в сто рублей и вернув ему сотовый телефон, вместе со всеми Коца вышел на Московскую улицу. И сразу заметил на другой стороне Скирдача с отморозками. Он думал, что действие закончилось, а оно только разворачивалось. Следопыт тут-же рванул к хозяину на полусогнутых. Рабскую душенку подпитывать чем-то надо, иначе она примется выдавливать из себя голодного раба. Снова Коца упрекнул себя за то, что отвалил ему сто рублей. Хотя сумма мизерная, она все равно больше, чем положенная награда за молчание при покупке трех золотых монет. Ни слова не сказав, пастух засеменил по Московской улице в сторону Буденновского проспекта. На оклик валютчика не среагировал. Коца заметил, как за ним тут-же увязались двое помощников Скирдача. Прибавив шагу, бросился за мужиком. Заскочив в вечно полутемный тоннель, завертел головой в разные стороны. Никого. Пробежал до второго коридора. И увидел на выходе на Станиславского, как двое шестерок прижали пастуха к облицованной плиткой стене перехода. Тот заверещал пойманным зайцем, начал отбиваться руками и ногами. Ему быстренько сунули в рот полу его же длинного плаща. Коца сделал шаг в ту сторону. Почувствовал возле уха теплое дыхание:

- Шел бы ты домой, - посоветовал ему кто-то. – Тебя же не трогают.

- А ты попробуй, - зло ощерился валютчик.

За несколько лет работы на базаре чувство опасности у него давно притупилось. Резко развернулся назад. Один из шакалов отскочил, второй, коренастый, видимо, имел нервы покрепче, потому что остался стоять на месте.

- Повторить? – с усмешкой переспросил он. – Коца, тебя уважают. Даже не напоминают о сегодняшнем инциденте. Но не все же время уговаривать. Иди домой, тут свои дела.

- Какие дела? Мужика прессовать? – перекосил рот Коца. – Для этого умения и мозгов много не надо. Что вы от него хотите?

- Что надо, то и хотим, - ухмыльнулся второй шакал. – Полмесяца назад он предложил одному из валютчиков редкую медаль с парочкой золотых червонцев. Желаем узнать поточнее, что приволок на этот раз.

Коца вмиг расслабился. Значит, он у пастуха и правда оказался не первым. Недаром тот обмолвился об этом во время сделки. В предыдущий приезд он, скорее всего, приехал прощупать обстановку. А в сегодняшний день знакомого менялу не отыскал, и нарвался на самого Коцу. Мужик не мог ведать, что каждого, кто хотя бы раз сдал заслуживающие внимание изделия, отморозки Лехи Слонка без интереса уже не оставляют. Выходит, дело швах. Валютчик уже было повернул в сторону выхода, когда снова подумал о том, что пастуха расколоть не так-то просто. Тем более, пусть и отмороженным, но все-же обыкновенным уличным козлам без должного опыта. Значит, ситуацию надо брать в свои руки, иначе мечты так и останутся на уровне призраков. Вспомнив армейскую закалку, валютчик резко выбросил ногу в переносицу рядом стоящего нахала. Не ожидавший подобного выпада, тот без слов выпал в осадок. Коца добавил растопырившему костыли рыхлому пентюху удар в пах. Когда он, скорчившись от боли, приподнял широкую морду, саданул по ней ребром зимнего сапога еще раз. Первый из помощников Скирдача попятился назад. Не выдержал, отбежал за угол тоннеля, на ходу выдергивая из-за пазухи пушку. Да разве такая трусливая скотинка посмеет? Скорее, обдрищется, так и не нажав на курок. Не теряя времени, Коца бросился на выручку пастуха. Того уже ломали как хотели на выложенном красноватой плиткой полу холодного перехода. Врезавшись в забывших об осторожности отморозков, валютчик опять ногой опрокинул одного из них навзничь, добил ударом каблука по зубам. Второго, разгоряченного мордобоем беспредельщика, он успел перехватить за рукав теплой куртки. Дернув на себя, придержался на долю секунды сам. Когда соперник невольно переставил ногу вперед, подсек ее на весу носком сапога с одновременным ударом левым кулаком в челюсть. Не давая телу отморозка самостоятельно долететь до пола, правым локтем рубанул по воротнику дубленки. Голова шакала запрокинулась. Сначала он стукнулся о плиты всей грудью, потом всей мордой. Это был коронный номер Коцы еще со времен юности, когда он королевал в общежитии шестого микрорайона в Запорожье, куда занесло после окончания ремесленного училища. Тогда комендант и вся обслуга не знали, как от него избавиться, хотя на знаменитой «Запорожстали» работал он по стахановски. Избавились… с помощью милиции, предложившей по хорошему вернуться домой, в родной Ростов. Посмотрев на беспомощных соперников, валютчик встряхнулся, поправил шапку. Заметил, как семенит по ступенькам наверх Карлсон со скотного двора. Вот же, гнида, слова благодарности не вымолвил. Но рассуждать было некогда. Подцепив ноги в руки, Коца рванул следом. Он всю жизнь следовал одному правилу - если за что брался, обязательно доводил до конца. За это его и ценили, в том числе и знакомые женщины. Когда до выхода из тоннеля осталось несколько ступенек, Коца вдруг услышал донесшийся из темноты громкий окрик. Обернулся. И моментально вильнул к каменной стене. Звук выстрела раздался после, весенним громом прокатившись по лабиринтам перехода. А сначала плотный воздух всего в паре метров просверлил характерный тонкий свист. Так пробуют голос оперившиеся синички: сьвись-сьвись. Больше оборачиваться, а тем более, возвращаться за ответом, не имело смысла. Кое-что иногда следует откладывать до следующей встречи. Валютчик так и поступил, гимнастом преодолев невысокий выступ, отделяющий уходящие вниз ступени от заасфальтированной площади перед базаром.

Огромный по территории центральный рынок Ростова-папы имел шесть выходов с высоченными железными воротами. По одному на проспект Буденновский и на проспект Семашко, а по два на улицу Станиславского с трамвайной линией и на улицу Тургеневскую с тыльной стороны. Проскочив по Буденновскому до входа в базар, пастух нырнул за широкие створки, мгновенно затерялся в человеческих водоворотах. Коца суетливо зашарил глазами поверх голов. Слева была ментовка, справа громадный мясной павильон с вечно раззявленными дверями. Через него, если кто знал, тоже имелись выходы и на проспект, и на перпендикулярную улицу. Кто задумал бы запутать следы, сделать это можно было запросто. Но мужик не был осведомлен об этих тонкостях, иначе он бы и в институтский двор не поперся. Там вообще замкнутое пространство. Скорее всего, он пригнулся и залавировал между людскими потоками. Прикусив губу, Коца на секунду задумался. Затем крутнулся на одном месте и снова выскочил на Буденновский проспект. Обогнув рыночные здания, забежал за угол, на почти пустынную Тургеневскую улицу. В середине ее находилась гостиница для крестьян, кавказцев, азиатов и прочего народа, приезжающего с периферии, с гор, со степей торговать своими продуктами. Прячась за машинами со свежей рыбой, он прошел до первого выхода, не спуская глаз с дороги. Потом прошмыгнул до выхода второго, как раз напротив Дома колхозника. Мужик все не объявлялся. Присев на пустой ящик под стеной, валютчик упер подбородок в кулаки и стал ждать. До шести часов вечера времени было достаточно. При условии, что пастух не сбрехал. А если он проговорился, то деваться ему все равно некуда. Надо же забрать какие-то вещи, расплатиться за ночлег. В конце концов, перетарить пачки денег, привести себя в порядок. Но если мужик продумал отход заранее, то ловить здесь нечего. В животе кишки заиграли марш протеста, во рту пересохло. Ни попить, ни перехватить обыкновенный пирожок. С тыльной стороны забитый продуктами по самые некуда рынок казался вымершим. Коца с усилием проглотил собственную шершавую слюну. Ну, хитер, скотовод. Недаром после революции Советский Союз мало в чем уступал передовым развитым странам. Заменившая живую мысль рабоче-крестьянская смекалка оказалась палочкой-выручалочкой во всех отраслях народного хозяйства, начиная от простых гвоздей, кончая космосом.

Прошло часа полтора, когда Коца заметил озирающуюся по сторонам нескладную фигуру пастуха. Прижимая руки к груди, тот по заячьи проскакал через дорогу, поднялся по ступенькам в Дом колхозника. Вот и все. Валютчик задрал рукав пальто. Времени до отхода автобуса в сторону станицы Раздорской оставалось чуть больше трех часов. Надо успеть найти Микки Мауса, продумать план дальнейших действий и заскочить в кафе, чтобы не сдохнуть с голоду прямо за выполнением особо важного задания. Поднявшись с деревянного ящика, валютчик через заново покрашенные в черный цвет ворота вошел на территорию рынка.

 

Глава третья.

 

На даче у Лехи Слонка в районе поселка Мирного со стадионом, принадлежавшим знаменитой когда-то футбольной команде СКА, собрались авторитеты из отморозков. То есть, не признаваемые официально поддерживающей воровские законы верхушкой уголовного мира. Разместившись в удобных креслах и на диванах, расставленных по всей просторной гостиной комнате на втором этаже, они негромко переговаривались между собой. Ростов-папа давно раздвоился на две части во всем: на бедных и богатых, на воров и на отморозков. На блядей, и на женщин, за кусок хлеба не продававшихся. В неприкосновенности оставалось одно – полуазиатское проститутство, заимствованное у близкого Кавказа с туретчиной. На словах одно, а на деле совершенно другое. Да уж, не зиг хайль Германия, и даже не дореволюционная Россия, в которой любой купец за данное ему другим купцом, либо человеком из иного сословия, слово способен был завалить товарами все склады с магазинами до удобного для расчета момента последним. Недаром в боевых действиях казачки применяли не германскую «свинью», тупорыло прущую на противника безо всяких задних мыслей, лишь на собственной отваге, а татарский вентирь. Это дьявольское изобретение представляло из себя конный наскок на позиции врага малыми силами. А потом, когда враг начинал преследование, заманивание его в ловушку со спрятанными в засаде отрядами. Не казачки его изобрели, армии завоевателей и татаро-монгольские орды пользовались вентирем с первобытных времен. Да пора бы уже цивилизовываться, то есть, себе и своему слову цену знать. У отморозков и этот подлый прием отсутствовал. Так далеко они зашли.

- Мужик сошел километра за три до станицы Раздорской, возле двух бетонных столбов на правой стороне дороги, если ехать из Ростова, - докладывал обстановку посланец по кличке Перс – обычная на Дону смесь армянина с хохлушкой. – Я проконсультировался в автобусе у соседа по билету из местных. Этот пастух живет на заброшенном хуторе в двух километрах от шоссе на Усть-Донецкую. Имеет свой дом. Больше на хуторе жилых дворов не осталось. Разъехались кто куда. На лето нанимается к станичникам пасти стада коров и овец. Когда завел разговор с аборигеном о старинных вещах, тот просветил, что в их местах они не редкость. Как и клады. Казаки грабили турок с русскими, хохлов с греками. Часть добра прятали, а часть шла на покупку оружия и пропитания с одеждой. Не смолкают до сих пор байки о кладах разбойника Стеньки Разина. Якобы, он закопал драгоценности на одном из островов посреди реки Дон. Правда, островов этих не один. Места легендарные и богатые. Подозрение на то, что пастух надыбал схрон, смахивает на правду.

- И на выдумку. Казаков никто не знает? - хмыкнул развалившийся в широком плюшевом кресле Слонок. Он был крепок в кости, имел светло-русые волосы и симпатичную круглую красную морду со вздернутым носом, с тяжелым взглядом темно-карих глаз. – Глянешь на длинную узкую харю, вся туретичина так и прет из-под взбунченного чуба.

- Казаки бывают разные, - дождавшись, когда стихнет подхалимажный хохоток, подал недовольный голос Скирдач, имевший к этому сословию непосредственное отношение. – Они скрещивались не только с турками да с кавказцами, но и с беглыми русскими.

- Ну да, кто бы спорил, - кинул ногу на ногу Слонок. – С местными племенами дикими, например, со скифами, с сарматами тоже. Но у тебя морда даже не хохляцкая, и не сарматская, а сто процентно кацапско-калмыцкая, с ноздрями вразлет.

- Как и у тебя, - напрягся Скирдач. – Казаков дюже не цепляй.

- Я никогда не отрицал, что родом из кацапов. Это ты у нас ка-а-аз-зак, твою мать. Переставай боговать, а то, неровен час, опять девятнадцатый год надвинется. И пойдеть Гришка Мелехов судьбинушку искать. Каза-ак, - обежав присутствующих раскаленным взглядом, бригадир перевел дыхание. - Отметелил пастуха в переходе на Буденновском, вместо того, чтобы ласково расспросить обо всем нужном. Пообещать чемодан бабок. На хер ему блескучие цацки, когда у него бабки, как при родной Советской власти, до сих пор главный движитель к развитому коммунизму. Помощники. Разогнать всех к чертовой матери, а новых набрать.

- Ребятам помешал Коца. Это он и моих отметелил, и мужику дал уйти, - угнувшись, упрямо напирал на свое Скирдач. – Я давно говорил, что с базара его нужно убирать.

- А как же ты набрал дистрофиков, что Коца с ними один справился? Кроме того, у меня сведения другие. Твои шестерки хотели мужика просто отоварить и выгрести у него все деньги. Ты что, мало им отстегиваешь, что кидаются на клиентов голодными псами? И какое тебе было дано указание? Если объявится пастух, выведать, что и кому сдал, затем расколоть на месте до сраки. Не получится - выпасти самого до родной пещеры. Так?

- Так. Я узнал многое.

- Что, например?

- Коца выкупил у мужика орден «Виртути Милитари».

- Да срать я хотел на этот орден, - побагровел Слонок. – Ему красная цена шестьдесят баксов. Уже консультировался с дельным человеком. Дальше что?

- Пулипер дает больше. Но дело не в этом. Перед орденом валютчик выторговал кавалерский георгиевский бант. Вот только не могу сказать точно, все четыре креста или три, потому что у Скопы на бинокле запотели стекла. Из-за пазухи вытащил, а мороз не хилый. Но что два золотых, отвечаю.

- С какого это перепоя у твоего Скопы бинокль объявился? – воззрился на казака бригадир. – Война, что-ли, с боевыми действиями в тылу врага?

- Я его наградил, - с хохотком наклонился поближе Перс. – Театральный, маленький такой. Очень удобный.

- В театр ходить, или бабам под подол заглядывать?

- Для этих случаев в том числе, - скривил рот в усмешке армянский хохол.

- Еще что твой Скопа надыбал? – Обращаясь к Скирдачу, недовольно поморщился Слонок.

- Золотые монеты и звезду. Как у царских генералов на мундирах.

- На погонах?

- На груди. Крупная, переливается. Может, с камешками. Там еще что-то рядом блестело, да Скопа пока наводил оккуляры, мужик тряпку убрал. А потом Коца нагрянул с предупреждением. Он же бешеный. Мог и подколоть.

- Хорошо. Как ты решил действовать после?

- Когда выйдут из двора института, отвлечь валютчика. Затем напугать пастуха до усрачки, затащить его в подсобное помещение в переходном тоннеле и выкачать всю информацию. Способов для этой цели достаточно.

- А если бы не раскололся? – с ехидцей переспросил Слонок.

- Куда ему деваться? В подсобке стержневой кипятильник. В сраку воткнули бы, а глотку забили бы половой тряпкой.

- Есть такие, которые не раскалываются. Коца, например.

- Я сказал уже, Коцу надо убирать. Из диких гусей, неисправимый. А пастуху тогда пришла бы хана.

- Тебе пришел бы п…ец раньше. Ты знаешь, что в первый раз приволок к менялам мужик?

- Слышал, - пожал плечами Скирдач. – Редкую медаль, что-ли. Тоже из царских.

- Меда-аль, - постепенно принимая цвет вареной свеклы, передразнил бригадир. – А наградной знак «За храбрость» с портретом Петра Первого не хочешь? Начало восемнадцатого века. Золото, драгоценные камни, старинная эмаль. Цену этому раритету знаешь?

- Нет, - очумело мотнул головой Скирдач. – Я в них как станичник в гандонах.

- Гандон ты и есть, штопаный. Каза-ак, - грохнул кулаком по собственной ляжке Слонок. – Десять штук баксов. И не пялься на меня глазами бешеной кобылы. Я тебе не хохол и не кацап на твоем хуторе, где ты с приходом Горбача с Ельцой возомнил себя господином. Опять по русски гутарящим, потому как другого языка никогда не знавшим. Господа-а… хрены собачьи, а не сыны казачьи. Враз сквозную дырку получишь.

Бригадир сунул руку за спинку кресла, выдернул из специально приспособленного кармашка длинноствольную «Беретту» и взвел курок. Налитые кровью белки выкатились из орбит, полностью закрасились темно-коричневым цветом. Скирдач невольно откинулся назад. Сидевший по левую руку посланец Перс мимолетно ухмыльнулся и отвернул армянский нос в другую сторону. Где-то с минуту сцена напрягала всех надсмотрщиков за работой валютчиков и сшибал рангом пониже, находящихся в гостиной загородной виллы Слонка. Так лет триста назад, перед взятием турецкой крепости Азов, пугал местных атаманов сошедший на донской берег император Петр Первый. Но тогда без крови не обошлось. Выдернув из ножен не азиатскую шашку, а европейскую сабельку, император полыхнул ею в воздухе и покатилась бедовая голова первого казачьего атамана под его ноги. Потом пришла очередь еще нескольких. И лишь после кровавой экзекуции указал концом сабли на крепость Азов император. Взяли, как грецкий орех раскололи. Распотрошили так, что тысячелетний дух туретчины растворился в теплом азовском бризе бесследно. Но делать дырку в казачьей башке Леха Слонок не спешил, хотя упустил Скирдач рыбину, сравнимую разве что со ставшей редчайшей в морских водах Приазовья белугой. Повертев «Беретту» перед носом помощника, он поставил ее снова на предохранитель и сунул за спинку плюшевого кресла.

- Ты знаешь, за сколько приобрел у мужика этот знак с другими золотыми цацками один из валютчиков? Не дергайся, я тебя просвещу, - упредил Скирдача бригадир. - За десять тысяч нынешних рублей, когда сотка баксов стоит чуть больше трех тысяч рваных. Как ты считаешь, о чем данный факт говорит?

- Он не ведает, что творит, - подсказал сидящий сбоку Перс.

- Вот именно, - не оборачиваясь, кивнул головой Слонок. – Пастух не знает цены вещам, которые начал возить на базар. И тащит он не по системе, когда стараются сбагрить сначала что подешевле, потом что подороже, а после, если припрет нужда, самое сердцу дорогое. Чтобы, в случае чего, было чем жопу прикрыть. Мужик волокет то, на что упал его взгляд. Медали со звездами, монеты с георгиевскими крестами. С кольцами. Упадет глаз на медную старинную ложку, приволокет и ее. Чтобы знал, орден «Виртути Милитари», от которого ты чуть не усрался, отлит из обыкновенной бронзы, а потом позолочен. Поэтому и цена ему всего шестьдесят баксов. Хотя, не спорю, вещь редкая, может пойти и за более высокую цену. Если продавать за границей.

- Дела, - ошалело продолжать ворочать толстой шеей Скирдач. – Как же теперь быть?

Бригадир встал, прошелся по огромной гостиной взад-вперед. Сидящие в креслах шестерки не сводили с него настороженных глаз. Посреди зала был накрыт богатый стол на десяток персон. Пока на нем была только выпивка и холодные закуски. Трапезу решили начать после обсуждения всех накопившихся вопросов. Подойдя к краю стола, Слонок плеснул из графина в рюмку прохладной водки, выпил, заел свежим салатом. Затем направился к широкому евроокну, отодвинул богатую штору от угла. Через дорогу, в заваленной снегом черной пустынной роще, проглядывала между деревьев бывшая обкомовская дача, в которой проминал широкие кровати назвавший сам себя королем российской эстрады Филя Киркоров. Чуть дальше отблескивал отшлифованным метелями льдом пруд перед стеной высоток Северного жилого микрорайона. Сбоку тулился цыганский беспредел из двухэтажных дворцов с конями на покатых крышах, с коваными воротами, с цыганским табором полураздетых цыганчат возле собачьей будки. Слонок поморщился, отвернулся в другую сторону, к радующим глаз разноцветным теремам новых русских с крытыми теннисными кортами и гаражами не на одну машину. Соседская цыганская община его раздражала, потому что к наркотикам он пока доступа не имел, несмотря на то, что приносили они баснословные прибыли. Полюбовавшись ландшафтом, он снова развернулся к подчиненным. Насупившись, переспросил:

- Как быть, спрашиваешь? Докопаться во что бы то ни стало, чем разжился у мужика Коца. Ни в коем случае валютчика пальцем не трогать. Не та фигура, над которой можно поиздеваться. Так и передай своим шестеркам, - указал он рукой в сторону Скирдача. – Инцидентом уже заинтересовался сам Хозяин. Не хватало в наших рядах кровную месть плодить. А Коца на нее пойдет запросто. И выследит, и вопрет по самые некуда. Дальше, нужно выбрать время и самим съездить на этот долбаный хутор. Вырядить кого из парней в скупщика старины, пусть он того пастуха прощупает.

- Не клюнет, - авторитетно заявил Перс. – Есть такие люди, режь на куски – слова не скажут. Отморозки с рождения.

- Хуже тебя, что-ли? – стрельнул в него темными зрачками Слонок. Криво ухмыльнулся. – Только ты у нас абсолютно не такой. Если дойдет до дела, свою шкуру дырявить не рискнешь, а подставишь кого подурнее.

Перс исподлобья зыркнул на бригадира, но смолчал. Сегодня Слонок был явно не в духе. А тот прошел к плюшевому креслу, упал в него и расставил ноги:

- Короче, пацаны, этот пастух заварил такой кипеж, которого у нас не бывало со времен начала приватизации. Подошел до меня Асланбек, и мягко так начал интересоваться, что за нагрудный знак выкупил валютчик, и почему вокруг него столько разговоров. Я сказал, что не знаю сам. Как вы думаете, он мне поверил?

- Асланбековы джигиты только что слили на рынке несколько десятков тысяч фальшивых баксов. Кто-нибудь слово им сказал? – ввернул сидевший особняком, контролировавший незаконные скупки драгметаллов при ювелирных магазинах района вокруг базара, опять смесь армянки с русским Козырь. – А ведь это не Чечня, а территория России. Чеченцы, ингуши, азеры, таджики… Когда будем хозяевами на собственной земле?

- Заткнись, хозяин. Сам из тех же метисов. Из тебя хозяин, как из Спартака господин. Был такой его величество раб, - зло прошипел сквозь зубы бригадир. – Тебе не ведомо, кто этих черных здесь прикармливает? Прописывает, квартиры, работу предоставляет, дотации немерянные выплачивает? Вон сидит казак. Тоже хозяин в Области Войска Донского. В его хуторе земляки поднялись на чеченов, враз БТРы пригнали, из крупнокалиберных РПД поверх голов. Чьих?

- Казачьих, чьих, - сплюнул Скирдач. – Звери весь скот за ставропольскую черту увели, наших девок поизнасиловали, а спецназ отыгрывался на станичниках.

- Так с какого хера вы спецназа дожидались? Опять показушную игру устраивали, что обеими руками за Советскую власть? Без нее, мол, и шага лишнего ни-ни, – в полный голос хохотнул сам из кубанских казаков крупнотелый Беня. – Отвернули бы чехам бошки до приезда силовиков, и шито-крыто, мать твою. Донцы, падла, молодцы.

- Да я тебе харю разобью, - вскинулся было Скирдач. – Всю вашу Кубань армяшки криволапые затопили, Армавир древней столицей своего Айастана объявили, а ваша Рада пальцем не шевельнула. Тыкаешь в меня, мурло хохляцкое. Мы не забыли, как вы нас в гражданскую не поддержали. За красными штанами поволоклись.

- А чего вас поддерживать! Заведете канитель, сами же сто лет ее расхлебываете.

- Короче, базар не по делу. Все казаки испокон веков служили царю и отечеству, то есть, действующему правительству. Стеньку Разина еще вспомните - стукнул кулаком по колену бригадир. Властно ткнул пальцем в Скирдача, Козыря, собирателя рыночных сплетен Метлу. – Ты, ты и ты должны выяснить, кому Коца скинул царские цацки. Какие, за сколько купил, за сколько толкнул. Проследить за Микки Маусом. Этот жиденок в казну копейки не отстегивает, а примазался к валютчикам и скупает у них раритеты как так и должно быть. В Израиль пора отправить пархатого, желательно, в цинковом гробу.

- Вряд ли. За его спиной Пулипер, - снова подключился Перс. – А он трется с верхушкой области, что с законодательной, что с криминальной.

- Значит, достать, чтобы сам свалил, - снова завелся Слонок. – В общем, я задание дал, а решать его вам. Повторяю для тех, кто притворяется дауном. Первое, до Нового года послать гонца в заброшенный хутор к пастуху. Разузнать как можно больше о самом пастухе, о его семье, и о том, где берет цацки. И без самодеятельности. Второе, не спускать с Коцы глаз. Ни днем, ни ночью. На время забыть, что он отмудохал членов группы Скирдача. Третье, разнюхать, чем в настоящее время промышляет пархатый жид Микки Маус. Если они встречались с Коцей, выяснить, при каких обстоятельствах и чем встреча закончилась. Потом будем решать дальше. Все. Два дня на исполнение, - он снова пристукнул кулаком по своей ляжке. Окинув тяжелым взглядом соратников, выдержал небольшую паузу и продолжил. - А теперь переходим к другому вопросу. На днях мы провели операцию по закупке оружия. Не забыли, что назначенную сразу после Нового года стрелку с Пархатым, бригадиром золотого рынка с Нахичеванского, никто не отменял? Отвечал за оружие Крохаль. Он съездил к чехам, привез из горячей точки десяток стволов. Вопрос только – каких?

- Что заказали, то и привез, - басом откликнулся похожий на деревенского увальня Крохаль. – В том числе несколько автоматов в десантном исполнении АК-74.

- Семьдесят четвертых или сорок седьмых? – продолжал со вниманием рассматривать гостей бригадир.

- Семьдесят четвертых, - пожал плечами увалень. – Они еще все в оружейной смазке. А что?

- Ничего. Ты в армии служил?

- Приходилось.

- В каких войсках?

- Какая разница. Я оружие знаю от и до. В инженерных.

- Вот именно, - подвел черту Слонок. – Из пяти штук пара сорок седьмые военного образца. Подствольник не навесишь, даже если приспособление достанешь отдельно. Ты о чем думал, когда тем козлам бабки отстегивал?

- О том, как бы побыстрее ноги унести, - хохотнул метис Козырь. Посмотрел в сытое лицо Крохаля. – Если ты такой умный, где у автомата находится цевье и для чего оно предназначено?

- Да я при тебе сотню пистолетных обойм с полусотней автоматных рожков разрядил, - вышел из себя Крохаль. – Совсем заматерел, что надумал насмехаться? Сделка проходила ночью, вокруг стрельба и все такое. По запарке могли подсунуть.

- А ты заглотил. Напрашивается вопрос, зачем надо было ехать так далеко, когда военных складов в самом городе достаточно.

- Ты неправ, на каждом изделии выбит номер, - перебил Козыря Метла. – По номерам отправляли, по ним автоматы числятся в Чечне. В случае чего искать будут там.

- Там ищут все. С того момента, когда Лебедь с Масхадовым подписали мирный договор. А перед этим лучший друг Лебедя Паша Мерседес продолжил дележ военного имущества на территории самой Чечни. Но самое главное, что цевье располагается у девочек между ногами, - не преминул догнать шар в лузу Козырь.

- Меня не колышет, кто подписал какой договор и где располагается цевье, - прервал перепалку Леха Слонок. – Мне нужно, чтобы контроль за всем на рынке был жестким, и чтобы ни одна падла из приблудных не разевала пасть на наш пирог. Базар окончен. Ты, Крохаль, где хочешь и как хочешь меняй сорок седьмые на семьдесят четвертые. Сроку тебе неделя. А сейчас к столу.

Включив вырубленный мобильник, бригадир встал с кресла. То же сделали остальные приглашенные. Кто-то из невидимой обслуги завел негромкую музыку, из боковых зашторенных дверей показались заждавшиеся девочки. Одна из них с разгону повисла на шее у похотливого Метлы. Очередной, ни к чему не обязывающий, но имеющий четко прослеживаемую цель теснее сплотить собравшихся, кутеж начал неторопливую раскрутку.

Глава четвертая.

 

Шедший впереди автобус то набирал скорость до восьмидесяти километров в час, то его подбрасывало на российских ухабах мешком с промороженной картошкой, и он начинал медленно елозить по дороге как сдвинувшийся по фазе электрический утюг. В декабре после пяти часов вечера уже темно. Но невзрачные габаритные огни на отечественной колымаге уверенно вели за собой собранный в Таганроге вишневый «ДЭУ-эсперо». За разрисованными морозцем окнами отсвечивала бесконечная мелеховская степь. В салоне было тепло, за спинкой заднего сидения негромко цокали динамики. Такие корейские машины, только канареечного цвета, приспособили под такси. Поначалу горожане обегали их стороной. Теперь же, следуя примеру помотавшимся по заграницам земляков-челноков с туристами, насмотревшимся в парижах с римами на точно такие, канареечные, начали привыкать. Как сказал бы мудрый отшельник - потихоньку образуется все.

- Я не понял, до какого места мы будем вести этого пастуха? – подал голос хозяин машины, хороший друг Микки Мауса. – До развилки от Раздорской, или до самого его родного база?

- Желательно было бы до теплого его хлева с коровами, свиньями и курами, - полусонно откликнулся греческий жид. – Но исходя из того, что от станицы до выселок машины сейчас не ходят, а может, не ездили вообще, придется довести до развилки, на которой он сойдет с автобуса. Главное, чтобы мужик обозначил путь к себе домой. Дальше пусть отдыхает.

- Решение правильное, - согласился Коца. – Во первых, в степи дороги сровняло, вряд ли ползают и трактора. Во вторых, было бы странным ехать вслед за пастухом. Это чудо природы предпочтет сдохнуть под колесами, нежели волочь нас на своем хвосте.

- Если удастся выяснить направление, к его усадьбе нужно будет подбираться незаметно, чтобы начать кропотливую отслежку. Куда ходит, в каком месте ковыряется, где чаще всего вертит башкой по сторонам. Наверное, у него имеется выводок собак. Тоже проблема. Изучение обстановки растянется не на один день. А если так, то дело придется отложить до весны.

- Ни в коем случае. Я видел, как разгорелись у него глаза при виде пачек денег, - запротестовал Коца.– Сами бабки тратить некуда. Они ему вовсе не нужны. Но на Новый год может приехать дочка. Скорее всего, единственная, вкусившая столичной жизни и начавшая воротить нос от родителей, от хлопотного хозяйства с коровами и свиньями. А дочка, это радость, заставляющие жить ради нее тревоги, возня с малыми внучатами. Вот ее задобрить надо обязательно, иначе дорогу в родительский дом она забудет напрочь. А кому охота встречать старость в одиночестве.

- Все верно, - задумчиво огладив подбородок, согласился Маус. – Он понимает, что тех денег, которые получил за цацки, мало. Что делать с найденным кладом, ума тоже не приложит. Дочка, если знает про драгоценности, видно, пошла в отца.Дуб дубом. В противном случае он не завертелся бы вьюном между выселками и Ростовом, а давно отвез часть изделий в Москву, где возможностей гораздо больше. Кстати, он ничего не сказал, когда наведается на рынок в следующий раз?

- Обещался…Как-то неопределенно, - Коца вспомнил разговор с мужиком перед расставанием. – Серединка недели от Нового года. Надо посмотреть по календарю, в какой день наступит праздник и от этого дня отступить на серединку. Если перевести на человеческий язык, получается перед Новым годом в среду.

- Значит, в понедельник, в крайнем случае, во вторник мы обязаны быть на его базу и смотреть за ним во все глаза, - сделал умозаключение рассудительный Микки Маус. – Раньше к драгоценностям он вряд ли притронется, потому что дом могут навестить кто угодно. И за печкой мужик ничего не держит, чтобы не было соблазна домашним лишний раз поглазеть на добро. Еще останется что на виду, или под половицу закатится. Ищи потом. Я стараюсь рассуждать как он.

Автобус сделал поворот, проехал по небольшому мосту через неширокий ерик, снова набрал скорость. Водитель «ДЭУ» послушно завернул за ним. Вокруг по прежнему отблескивала под высыпавшими холодными звездами ровная заснеженная степь. Ни огонька, ни строения. Казалось, залитое синеватой тьмой пространство всегда было безжизненным. А пастуху с деньгами за пазухой по ледяной пустыне предстояло еще прошагать какое-то расстояние до своей кошары. Воистину, поставь на краю Северного полюса русского и еврея и предложи обоим пройти этот полюс насквозь. Дорогу осилит русский с непокидающим его всю жизнь детским самообманом. Самомнение еврею в таком случае не поможет.

- Ты в курсе, что тебя искал Леха Слонок? – повернулся к валютчику Маус.

- Вместе со Скирдачом? – усмехнулся Коца. – Догадываюсь. Их шестерок пришлось малость попрессовать в переходе на Буденновском. Они перехватили пастуха.

- Ничего не выгребли?

- Не успели. Остался бы мужик на бобах.

- Так вот, это мелочи, - посерьезнел еврейский грек. – Тот пидор, который выпас тебя во дворе института, наговорил Слонку с три короба.

- Он ничего не видел. Я интересовался.

- Ошибаешься. У него был театральный бинокль. Маленький такой, - Маус показал размеры бинокля на пальцах. – Может быть, что-то и не различил. Но того, что надыбал, вполне достаточно для начала действий против тебя.

- Вот мразь, овцой притворился. Я ему еще бабки отбашлял. Сто рублей.

- За подобные цацки сотни рваных мало. И ты это знаешь, - усмехнулся греческий жид. – Поэтому в автобусе вместе с твоим пастухом, предполагаю, едет представитель от Слонка.

- Не может быть! – вскинулся было Коца. – Я довел мужика до дверей Дома крестьянина. Подождал немного, и только потом вошел в рынок.

- А шестерки из базара выходить не собирались. Они из самой гущи народной следили за своей жертвой. Так же поступили на автовокзале. Я так думаю. Когда доедем до нужного места, моя догадка может или подтвердиться, или пролететь фанерой над Парижем. И еще одно. Слонок полностью ударился в отморозку. Поговаривают, что заключил негласный договор с чеченской группировкой, специализирующейся на камешках. Ну и на самом лучшем из всего, из драгметаллов в первую очередь. Подключить этих гамадрилов он способен.

- Ну да. По заверениям дудаевых, басаевых и прочих хаевых, каждый чеченец генерал и морпех в одном лице, - гоготнул за рулем водитель. – Только жаль никто не видел, как усирались расписанные боевики под нашими парнями в их самашках с галашками.

- Ты там был? – спросил валютчик.

- На первой чеченской. Хочу на вторую пойти. У наших тоже чувство мести заложено в генах. Ни один, с кем я воевал, не в силах простить первобытной мрази испытанного унижения. А с чего ты спросил?

- Ради спортивного интереса.

- Слышь, Коца, поговаривают, что ты…

- Когда поговаривают, тогда креститься надо, - грубо оборвал водителя валютчик.

В салоне автомобиля наступила тишина. Увидев, что продолжения нежелательного разговора не будет, начал устраиваться поудобнее греческий жид. Водитель облапил рулевое колесо и немного подался вперед. Коца откинулся на спинку заднего сидения. За окнами изредка проносились небольшие группы фонарей или стена из черных строений. Ровно гудел мотор, ненавязчиво поцокивали разведенные по сторонам колонки. Теплое спокойствие действовало расслабляюще.

Так продолжалось до тех пор, пока водитель не ударил по тормозам. Не заглушая двигателя, моментально переключил дальний свет на подфарники. Метрах в двухстах впереди помаргивал габаритными огнями все тот же междугородный автобус. Он остановился возле пары бетонных столбов на обочине. Яркая луна освещала белое ровное безжизненное пространство. Невольно на ум приходили гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки» с летающими чертями и ведьмами на метлах. Казалось, только нечистой силы в этих заброшенных местах и не хватало. Коца протер глаза кулаками, подался вперед. Наконец, из дверей автобуса вывалился знакомый Карлсон со скотного двора. Постояв немного, отодвинулся к широкому заду машины, взялся оправлять полы длинного брезентового плаща. Вслед за ним вышел еще один мужчина, лет за тридцать в короткой дубленке. Что-то крикнув водителю, он забежал на другую сторону автобуса, начал расстегивать ширинку. Видно было, что торопится не очень. Пастух тоже не спешил становиться на домашнюю тропу. Оба явно чего-то выжидали.

- Выключи свет вообще, - попросил Микки Маус. Когда автомобиль со всех сторон обступила синеватая мгла, повернулся к валютчику, кивнул подбородком вперед. – Видишь мужчину в дубленке? Это посланец от Лехи Слонка. Он нарочно не спешит поссать, ждет, по какому пути тронется твой мужик. По правому боку от дороги, или по левому. Хреново, что и ту, и другую дороги заровняло метелью. Одни ледяные бугорки.

- Что ты хочешь этим сказать? – вскинул голову Коца. – Думаешь, что разведчик тронется за пастухом?

- Ни в коем случае, - отрицательно мотнул длинным носом греческий жид.–Он только запомнит этот путь и снова залезет в теплый автобус. В каком-нибудь небольшом городке или рабочем поселке его наверняка поджидает легковой автомобиль с сообщниками. Или он едет вслед за нами. Подобный вариант исключать тоже нельзя. Тащиться за мужиком бестолку. Да и какому дураку из-за нескольких тысяч рублей в этой глухомани захочется подвергать свою жизнь опасности.

Пастух не трогался с места, мужчина никак не мог опорожнить мочевой пузырь, автобус не закрывал двери. Наконец, мужчина что-то резко сказал пастуху. Наверное, послал матом за то, что мешал ему помочиться. Тот ванькой-встанькой перевернулся на месте и между двумя бетонными столбами по едва заметной тропе засеменил в степь. Через пару минут, застегнув ширинку, мужчина бросил долгий взгляд в сторону притулившейся к обочине «ДЭУ-эсперо», обогнул автобус и запрыгнул в двери. И все пришло в движение. Рейсовик тронулся с места, «ДЭУ» вспорхнула мотором, а пастух прибавил ходу.

- Теперь и нам пора со спокойной душой возвращаться в Ростов. Дорога пастухом помечена. Кошару его найдем по тем же мерзлым гребням. А если что, язык известно до чего доведет. Мир не без добрых людей. Врубай скорость, - кивнул головой водителю Микки Маус. Вытащив из кармана небольшую записную книжку, он внизу отметки в начале пути проставил новые показания счетчика. Постучал авторучкой по картонной обложке, – Первый этап нашей славной аферы позади. Дома, в спокойной обстановке, обсудим этап второй.

- Если дадут возможность, - негромко закончил его речь валютчик.

- Если дадут возможность, - не стал спорить еврейский грек.

Водитель круто развернул машину, устремился по пустынной дороге в обратный путь. Где-то через полчаса навстречу попалась прущая на полной скорости мощная «Тойота» со всеми включенными фарами, подфарниками и подсветками. Пришлось резко прижиматься к самой обочине, иначе столкновения было не избежать. Скорее всего, шофер и пассажиры «Тойоты» плавали в винных парах и в клубах дыма с примесью пахучей марихуаны. Обдав «ДЭУ» ураганом снежной пыли, мигающая множеством разноцветных огней «Тойота» с ревом врезалась в бесконечное пространство.

 

Глава пятая.

 

На другое утро бригадир сидел в просторном кабинете начальника уголовного розыска рынка и обстоятельно докладывал о проделанной за вчерашний день работе. Положив руки на канцелярский стол, Хозяин внимательно слушал своего помощника. Это был мужчина выше среднего роста с густой темной шевелюрой на квадратном черепе, с мощным подбородком, широкий в плечах. Толстые пальцы поросли густым волосом. Не прошло и года, как он, за непослушание засадивший Слонка на десять лет в тюрьму на Богатяновском спуске, через восемь месяцев снова призвал того к себе. Для этого понадобилось подключать самые влиятельные конторы. Впрочем, особого труда это не составило. Головка правоохранительных органов, включая городскую и областную администрации, не брезговали куском пирога от центрального рынка. Кусок был солидным, несмотря на то, что имелись в городе и в области места с уловом побогаче.

- Асланбек успешно слил фальшак. Большую часть паленых баксов заглотил рынок теле и радиоаппаратуры в парке Горького. Челноки уже забронировали автобус, чтобы ехать за очередной партией в Москву. Еще часть баксов чечены сбагрили на вещевом рынке у нас. Одна группа вещевиков поедет за товаром в Турцию с Польшей, вторая тоже в Москву, на Динамо с Измайловским. Остальные сотки распихали по мелочам. Из валютчиков на пять штук влетел только Беня. Его предупреждали, но он впаялся на стороне, за пределами рынка. Но баксы чеченские все равно. Несколько золотых червонцев снова принес высокий худой мужик за шестьдесят лет. Похоже, пропивает родительское наследство. В квартире ничего ценного. Наверное, монеты держит в банковской ячейке. Беглый солдат предлагал «ТТ» одному из менял. Когда его попытались развести, рванул вдоль рядов и затерялся среди покупателей на развале сантехники с другими мелочами. Принесли два ордена Ленина, другие награды. Серийные. Юбилейные медали. Глушака, скупщика валюты в больших количествах, вчера не было. Продали несколько редких монет из петровских, екатерининских. Не паленые. Золотые испанские дукаты, гульдены, пиастры. Но, поддельные. Как и ингушские царские червонцы. Этих по рынку до сих пор гуляет вагон. Камешки которую неделю никто не приносит. Короче, день ниже рядового, если не считать того самого пастуха с императорскими цацками.

Закончив доклад, Слонок некоторое время смотрел на Хозяина в ожидании приказа на дальнейшие действия. Затем откинулся на спинку раздолбанного стула, запахнул полы теплого полушубка. Начальник уголовки продолжал вертеть в мощных пальцах авторучку, внимательно изучая на ней цветной колпачок. Не высмотрев ничего интересного, вздохнул, обыденным голосом спросил:

- Из монет какая самая интересная?

- Кажется, Екатерина Первая в траурной рамке. Ну, с портретом траурным. Нумизматы считают ее наиболее редкой из всех. Но она тоже стоит недорого.

- Сколько?

- Около трехсот баксов, если в отличном или хорошем состоянии. Смешно говорить, что редкость, - ухмыльнулся бригадир. – Валютчики на перекидках за день такую сумму наваривают.

- Для тебя смешно, в день ты имеешь в несколько раз больше. Мог бы скупить все петровские и допетровские рубли за один присест. Но они тебе без надобности. А некоторые по ним с ума сходят, - с сарказмом посмотрел на своего подопечного Хозяин. – Дело не в том, сколько иная вещь стоит, а в ее значении для коллекционеров. Кстати, по моим сведениям, самая дорогая монета в один рубль петровская, год выпуска тысяча семьсот четырнадцатый. И ценится она, если в отличном состоянии, всего в шестьсот пятьдесят баксов. Так?

- Не знаю. Надо в каталог заглянуть.

- А Ван Гог продавал свои картины за бесценок, лишь бы на кусок хлеба хватило. Сейчас пейзажи его кисти с подсолнухами стоят миллионы долларов.

- Никто не спорит, - сразу заткнулся бригадир. – Я к тому, что каждому свое.

- Вот суки фашисты, как четко подметили, - гоготнул на замечание Хозяин. - Точнее не придумаешь.

- Да уж. Тут они были мастаки.

- Но я тебе в связи с нашим разговором хочу привести еще одно высказывание. Только ты уши пошире растопырь, потому что оно касается и нас с тобой. И немцы останутся в жопе, хотя не они первыми огласили и эту аксиому, и остальные. И свастика не ихняя. Но, неважно.

- Я весь внимание, - напрягся Слонок.

- У дурака одна дорога - намолачивать бабки. Купить можно все. Но под каждым купленным будет стоять фамилия чужая.

Начальник уголовки со значением посмотрел на своего шустрого помощника. Тот продолжал сидеть молча с тупым выражением на лице. Лишь круглая морда покраснела еще больше.

- Опять же говорю – неважно, - хлопнув широкой ладонью по столу, снова хохотнул Хозяин. Посерьезнел. – Больше ничего интересного не произошло?

- Я бы доложил, - вышел из необычного для себя состояния задумчивости Слонок. Он привык буквально все вершить с кондачка. – Как там опера работают по Тутушке, которого недавно замочили? Ничего не надыбали?

- Рано еще, - неожиданно резко сказал Хозяин. Бросив авторучку, он облокотился о столешницу. – Об этом валютчике я хотел бы расспросить поподробнее. Когда пришел на рынок, откуда сам. Что говорят товарищи по поводу его убийства. Слишком уж неприметный. Освежи-ка в памяти.

- А что сказать. Из местных, валютой стал заниматься около года назад. Ни к кому с распросами не лез, никто и его не трогал. В тот день с клиентом пошел обменивать крупную сумму баксов не в ларек на территории рынка, а в свою машину, которую парковал на Тургеневской. Тысяч восемь, по моему. Такой идет базар. Там его и грохнули. Толком никто ничего не знает.

- Клиента кто-нибудь из валютчиков раньше видел? Смогли бы обрисовать поточнее кроме мимолетного портрета, который менялы с торгашками подсунули операм из убойного?

- Я уже прощупывал. Что известно, то и все. Морда вроде славянская. Наглая.

- Помнится, ты говорил, что нагрудный знак с портретом Петра Первого у деревенского мужика выкупил Сорока?

- Точно. Он же стал предлагать его сначала Чоху на рынке, нумизмату за прилавком перед рыбными рядами. А когда Чох ошалел от предложения, Сорока замкнулся и на другой день вышел на самого Пулипера. От него пошла обратная волна разузнать, кто сдал этот значок.

- У меня другие сведения, - осторожно проговорил Хозяин. – Первым нагрудный знак выкупил у пастуха этот самый неприметный Тутушка. У себя держать не стал, а продал Сороке за несколько тысяч рублей. В свою очередь, валютчик предложил раритет нумизмату. И так далее.

- Откуда информация? – насторожился было бригадир. И сразу потух, вспомнив, что сам заставлял валютчиков писать заявления на сотрудничество с базарным отделением уголовного розыска. – Вполне возможно. У Тутушки уже не спросишь, а Сорока, как я понимаю, про все успел доложить вам.

- Сорока на своем сраном хвосте мне ничего не приносил. Есть источники другие. Ты не догадываешься, к чему я тебя подталкиваю?

- Пока нет, - сморгнул тяжелыми веками бригадир. Зашарил темными зрачками по меховой куртке начальника уголовного розыска, словно надеясь наткнуться на подсказку. И вдруг откинул голову назад, прищурился. – Асланбек интересовался той цацкой, которую тогда приобрел Сорока… вернее, кто-то из менял. Тутушка. Мать честная, об этом я как-то не подумал.

- Думать не только на горшке, а никогда не поздно, - снова взялся вертеть в толстых волосатых пальцах авторучку Хозяин. – Сейчас тебе прибавится забот. Понятно, что чеченская диаспора самая закрытая из всех. Но я не думаю, что только доллары стали виной гибели валютчика. Поэтому, усиль контроль над чехами, каждый их шаг должен быть тебе и твоим людям известен. Кто из твоих знакомых славянской национальности имеет с ними тесный контакт, подключай тоже. Не стесняйся, если что, прикрытие будет обеспечено.

- Да твою ма-ать…, - сжимая крестьянскими ладонями коротко стриженную голову, не мог придти в себя Слонок. Он взялся вслух раскручивать проясненную Хозяином ситуацию.– Получается, что этот мужик привез новые цацки, поискал Тутушку, а того уже грохнули. То есть, все это время менялу пасли. Не вытерпели каких-то пары часов до нового объявления пастуха. И тот подался искать другого валютчика. На пути как раз оказался Коца. Теперь и Сорока, и Коца тоже ходят под дулами пистолетов?

- Вполне может быть, - не стал разочаровывать его Хозяин. – Но обоих пока предупреждать не стоит, чтобы не поднять кипеж раньше времени. Так же, как затевать никчемные разборки. Ты узнал, что в последний раз выкупил у пастуха этот Коца?

- Приблизительно. Георгиевский бант или полный, или из трех крестов, два из которых золотые. Еще какую-то крупную звезду… с мундира. Похоже, с камушками. Несколько золотых монет и кольцо, тоже с камушками.

- Кому-нибудь предлагал?

- Никто не видел. Выкупил, отметелил наводчиков Скирдача, помог уйти мужику. Но того мы выпасли, проводили до самого почти порога в его родную кошару на заброшенном хуторе. А Коца после всего как в воду канул. И сегодня на обычном месте у главного входа в рынок его нет.

- Так, пора тревожить самого Пулипера. Глядишь, расколется за нагрудный знак с Петром Великим, если шепнуть на ушко, что при всех раскладах тот останется у него. Подобные подарки старины выплывают нечасто, - начальник уголовного розыска поднялся со стула, давая понять, что остальные действия пришло время перемещать непосредственно на место основной работы бригадира. Добавил вскочившему помощнику с проскользнувшими в голосе нотами жесткости. – Повторяю, с этого момента каждый шаг членов бригады Асланбека должен быть зафиксирован. Так же, как и любое телодвижение Коцы, Сороки, жиденка Мауса и всех, с кем успел соприкоснуться таинственный пастух с заброшенного хутора. За все отвечаешь своей головой. Со Скирдача спрашивать нечего. Если надумает залупиться против Коцы, сверни ему шею раньше. Самого Коцу необходимо найти немедленно и не спускать с него глаз. Короче, любую новую весть по делу без промедления мне на сотовый. Выполнять.

Выйдя за двери ментовки, Слонок как танк попер на податливую силе толпу. Базар захлестывался людскими водоворотами. На главном проходе вдоль деревянного помоста выстроились валютчики с крутыми барсетками под мышками. Не обращая ни на кого внимания, бригадир притормозил у щупловатого Сороки. Перехватив тугую пачку баксов посередине, тот шустро пересчитывал пальцами плотные купюры достоинством в сто долларов. Закончив, бросил их в объемную барсетку, взамен выгреб груду запечатанных разноцветными банковскими лентами пачек из российских рублей. Слонок уже хотел обратить его внимание на себя, когда в конце ряда зеленых палаток грохнул выстрел. За ним второй. Заполненный народом рынок на событие прореагировал слабо, продолжая вариться в собственном соку. Лишь череда валютчиков моментально повернула головы в ту сторону. Бригадир постоял немного, затем неторопливо пошел за рванувшим через толпу патрулем в бронежилетах, с короткоствольными автоматами в дополнение к ненадежным «Макаровым». На притоптанном снегу на рыночном перекрестке распластался лет под тридцать спортивного вида мужчина. В откинутой руке остался бездействовать охотничий нож. Из окружившей тело небольшой толпы старшему патруля неуверенно потыкали в сторону задних ворот, куда скрылся стрелявший. Менты кучковато заторопились туда. Оценив обстановку, Слонок равнодушно передернул вислыми плечами. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что замочили успевшего выручить за машину картошки, капусты, свеклы, или за несколько мясных туш предпринимателя с периферии. С такими долго не церемонились. Распродался, отказался отстегнуть положенное землякам-отморозкам, получил пулю в лоб. Но случай был непредвиденный. В самом рынке между конкурирующими группировками подобные разборки исключались. Ментовский беспредел запечатал все входы и выходы огромной территории базара мобильными группами патрулей, состоящими из трех ментов. Бригадир снова вернулся к Сороке. Тот подпрыгивал на месте, стараясь перебороть небольшой морозец. Порисовавшись пару дней, ледяной циклон покинул пределы области. Близкие Азовское и Черное теплые моря размягчали любое полярное дыхание, делая погоду сырой и промозглой, с трудом переносимой даже закаленными сибиряками.

- Что нового? – нависая глыбой, без предисловий обратился бригадир к валютчику. – Выкладывай, что успел урвать и кто чего предлагал.

- Только баксы, только баксы, - зачастил щупловатый Сорока. – Еще армяне предложили «кардинала» на триста граммов. Но ты же знаешь, Алексей, у них даже гандоны паленые, не только лекарство от СПИДа. Не успел вытащить надфиль, чтобы сделать запил на одном из звеньев, как вся черная свора чуть на портянки не порвала. Мол, такую вещь решил испортить, отвечать за это будешь. Пришлось ответить – послать по ихней матери. Ясный хрен, из серебра или вообще из меди отлили, золотой пленкой покрыли. Чумота цыганская.

- Никто больше не подходил? Ничего подозрительного не заметил?

- Ничего. А что случилось?

- Я к слову. Если что покажется, дай знак.

- Понятно. С Петром Первым разобрались?

- Херня, - отмахнулся бригадир. Прояснять обстановку в его планы не входило. Валютчик не должен знать того, что не положено по рангу.

- Заметано. А кого там сейчас замочили?

Исподлобья взглянув на Сороку, Слонок молча повернулся и направился к выходу с базара. Пройдя между рядами корейцев, торгующих овощными приправами, он завернул на ряды оптовиков с печеньями, конфетами, с красиво разложившими гранаты, хурму, инжир и урюк кавказцами с азиатами. На обычном месте Коцы не оказалось. Машинально взглянув на часы, бригадир заторопился к своему навороченному джипу. Осталось поинтересоваться у Асланбека в принадлежавшем чеченцам казино на центральной улице, как у того идут дела. Хотя сам в свое время не отказался от сближения с ним, Слонок в сердцах чертыхнулся. Вот похожая на бараний мосол скользкая, одновременно крепколобая, нация. Не ухватишь, не угрызешь, одним ударом не разобьешь. Но, как говорится, ничто не вечно под луной. И волков ныне в лесах и степях днем с огнем вряд ли отыщешь. А если наткнешься на серых, за свою шкуру опасаешься уже не так, потому что знаешь, этих оставили на развод сами люди. И они давно занесены в красную книгу, как вид исчезающий.

 

Глава шестая.

 

В казино на центральной ростовской улице, прямо напротив губернаторских хором в бывшем до развала Советского Союза Доме Профсоюзов, было тепло и уютно. В роскошном баре негромко играла музыка. Улизливый бармен с застывшей на лице маской вежливости извивался от уставленного бутылками зеркального бара к обитой дорогими породами дерева стойке, ловко проталкивая по ней небольшие ребристые стаканчики со спиртным. Прежде чем пройти в зал с игровыми столами, Слонок показал бармену два пальца. Тот кивнул, и не успел бригадир взгромоздиться на высокий узкий стул, двойная порция хорошего коньяка расплавленным янтарем уже покачивалась перед ним в широком граненом стакане из чешского стекла. Отпив сразу половину, Слонок бросил быстрый внимательный взгляд вокруг. Здесь пока ничего не изменилось. Те же азиатские роскошные шторы над европейскими дверями с позолоченными ручками, та же нелепая хрустальная люстра над утонченными французскими бра на выкрашенных в темно-коричневый цвет стенах. И та же, нарисованная художником из местных, красочная картина, на которой был выписан имам Дагестана и Чечни Шамиль в перевязанной белой широкой лентой папахе из молодого ягненка с еще каракулевой шерсткой. Он восседал на благородном коне на фоне родного аула Гуниб. Бригадир видел еще одну картину с изображением национального героя горцев в комнате за игровым залом для высоких гостей. На ней престарелый уже имам по крутой горной тропе спешил в святыню для всех правоверных – Мекку. Но, видимо, Аллах не захотел узреть его там. По дороге старик свалился с лошади и умер в Медине.

- Какие гости решили посетить наш убогий приют, - раздался за спиной знакомый протяжный голос с ласковыми нотами в нем. Наверное, кто-то из обслуживающего персонала успел доложить Асланбеку о приходе бригадира валютчиков с центрального рынка. – Почему сразу не ко мне в тихий уютный уголок с окнами на ухоженный двор? Разве место за стойкой бара на входе к лицу такому человеку? Пойдем, дорогой, мне тоже нужно с тобой поговорить.

- Иду, Асланбек, вот только допью коньяк, - бросая бармену десять долларов и поднимая стакан, ответил бригадир. – Всегда заказываю эту марку. Понравилась.

- Я угощу тебя таким коньяком, который ты еще не пробовал, - пообещал чеченец, играя маской добродушия на широком волевом лице. – Прошу, окажи услугу и честь.

В зале с игровыми столами людей пока было мало. Несколько человек откровенно равнодушно следили за летающим по кругу шариком тотализатора, абсолютно не надеясь ни на выигрыш, ни на поднятие в связи с ним интереса к жизни вообще. Да и ставки оставляли желать лучшего. Эти люди забрели сюда случайно, чтобы убить время. Настоящие баталии разыграются позже, ближе к полуночи, когда завалит кодла разодетых фирмачей и политических деятелей местного значения, втихаря контролирующих до сих пор поднимающийся на ноги бизнес и получающих за одну подпись на нужной бумаге немеряные взятки. И продолжатся они до самого утра. Тогда кто-то за одну ночь отстегнет в бездонный чеченский котел сотню тысяч баксов. Может быть, не одну. Кому-то прямо в зале нанятые из числа русских охранники разобьют морду, проволокут окровавленного мимо публики из якобы высшего света с темными крестьянскими харями и выбросят в коридор с туалетами, помойными ведрами по углам. На улицу здесь выкидывали только залетных, дальше бара хода не имевших.

Взяв бригадира за рукав, Асланбек провел его через зал к задрапированной под окно в природу двери, ввел в небольшую комнату с низкой мягкой мебелью красного цвета. Посередине на толстых ножках раскорячился полированный инкрустированный стол, служащий и для игры в нарды, и для подписания долговых расписок, и для коротких трапез. На стене висел большой восточный ковер, по всей площади увешанный старинным огнестрельным оружием, саблями и кинжалами в ножнах. Бросив полушубок на вешалку в углу, Слонок упал на край глубокого дивана, провел рукой по лицу. Он всегда приходил сюда с внутренним ощущением напряжения, несмотря на то, что дороги чеченцев и русских отморозков пересекались довольно часто. Да и дела, которыми обе группировки занимались, мало чем отличались. Грабили решивших вырваться из толпы индивидуалистов одинаково. Русских в основной своей массе. Присев напротив, Асланбек негромко сказал что-то по чеченски. Один из стоящих у двери джигитов в черном костюме отправился исполнять приказание, второй занял место на стуле у входа.

- Как твое здоровье, уважаемый? – поитересовался Асланбек.

- Пока терпимо, - сдерживая одышку от раздавшегося брюха, ответил Слонок. Непривычно было умещаться не на обычном стуле или в кресле с прямым сидением, а проваливаться куда-то вниз.

- Как семья, дети, родные?

- Все по прежнему, - отмахнулся от восточных витиеватостей бригадир. – Что там может измениться.

- Хорошо. Что тебя привело ко мне, дорогой мой друг? – вложил подбородок в ладонь поставленной на локоть руки на колене чеченец. На среднем пальце в свете настенного бра сверкнул точеный перстень с крупным бриллиантом каратов на пять. – Ты знаешь, я всегда к твоим услугам.

- Знаю, - пряча ухмылку, пробурчал Слонок. – Поэтому и пришел прояснить некоторые эпизоды и подробности, чтобы не возникало между нами нежелательных трений.

- Упаси бог, - согласился Асланбек. – Если появились подозрения, их нужно развеять. Немедленно. Я тебя со вниманием слушаю.

- Помнишь, ты как-то заинтересовался купленным одним из моих валютчиков нагрудным знаком петровских времен? Спрашивал, кто взял, кто принес продавать.

- Не очень. Наверное, для меня это было не так важно, - вильнув серыми глазами в сторону, на минуту задумался чеченец. – Я столько вопросов задавал тебе. Больше по камешкам, французским брегетам с часами Буре и яйцами Фаберже. Извини, это я к слову. А что случилось?

- Почти ничего. Если не считать, что того валютчика, который выкупил тот нагрудный знак, замочили в собственной машине.

- Ну, дорогой, в вашей среде это не редкость. А что, тот знак был у него?

- Нет, он успел от него избавиться. У него находилось восемь тысяч баксов, которые, как ты понимаешь, пропали. Не считая тех ценностей, которые он прятал в машине еще. Может быть.

- Значит, этого валютчика выпасли за доллары. Не понимаю, при чем здесь нагрудный знак?

Дверь открылась. Вошедшая молодая девушка в коротком платье, с длинными русыми волосами, ловко накинула на низкий стол чистую скатерть. Ушла, провожаемая внимательными взглядами обоих чеченцев. Через минуту в комнату впорхнула вторая высокая стройная девушка с подносом на вытянутых руках. Быстренько расставив тарелки с холодными закусками и пузатую бутылку коньяка, одернула юбченку, завела прядь светлых волос за плечо, опустила глаза в ожидании дальнейших распоряжений.

- Ты свободна, - мягко разрешил ей уйти чеченец. Обернулся снова к бригадиру. – Так ты решил, что к убийству причастен я или мои люди? Почему? Из-за моего обычного любопытства? Поясни, пожалуйста.

- Я не решал ничего. Кто имеет на это право по закону, ты прекрасно знаешь, - Слонок выразительно посмотрел на собеседника. Он осознавал, что сейчас с потрохами продает своих хозяев, с ладоней которых кормится. Но, во первых, осведомлять – косвенно – о некоторых щекотливых делах чеченского лидера бригадир начал едва не с первых минут знакомства с ним. Во вторых, утешал себя мыслью, что на власть предержащих – на ментов – рука у чеченцев не поднимется. Впрочем, жизнь отморозка сама по себе была отмороженной. – Вот они заинтересовались убийством валютчика вплотную. Поэтому и спрашиваю, тебе хоть что-нибудь об этом известно?

- Хозяин послал? Понимаю, – подмигнул Асланбек. – Но мне сказать нечего. Ни я, ни мои люди в этом деле участия не принимали. На чем мы делаем свой бизнес, ты, и он, в курсе. Камешки, наркотики, фальшивые баксы, от которых твои хозяева тоже имеют определенный процент. А нагрудные знаки и каких-то восемь тысяч долларов, которых мне лично хватит по утру сходить в туалет, нас не интересуют. Только за одну операцию с фальшаком я могу открыть новое казино, не уступающее вот этому. И еще я говорил не раз, что подрывать российскую экономику мы не горим желанием. Наоборот, мы подрываем экономическую мощь Соединенных Штатов Америки, нанося им урон прекрасно выполненными на прекрасной японской технике купюрами достоинством от пятидесяти до ста долларов, которые с трудом распознают даже навороченные компьютеры.

- Выходит, вы к убийству не причастны, - подводя итог разговору, прервал красноречивого чеченца бригадир. Откровенно говоря, на другой результат он не рассчитывал. Просто надеялся на то, что неосторожным словом, действием или мимикой горец выдаст себя. Асланбек в чем-то себя скомпрометировал. Например, словоохотливостью, тем, что постарался прошлый интерес выдать за невинное любопытство. Остальное пусть раскурчивают те службы, которым это положено по долгу. – Хорошо, я так и доложу.

- Правильно сделаешь. А еще передай, что на подходе новая партия фальшака. Толкать мы ее будем по старому договору, но никак не по новому, по которому процент отстежки увеличился, - жестко воззрился на Слонка чеченец. Лицо дикого горца мгновенно превратилось в каменное изваяние. – Мы никогда ни ни кого не работали. Это на нас работала вся Россия. И будет пахать, возомнившая себя империей страна рабов.

Асланбек постарался затушить вспыхнувший было внутри неугасающий огонь ненависти. Если бы кто-то додумался украсить его голову перьями, он мгновенно превратился бы в одного из героев романов Фенимора Купера или Майн Рида. Но в России до подобного додумываться было некому. В далекой, но родственной по духу, Югославии – да. Там Гойко Митич на время съемок воплощался в аборигена американских прерий, несокрушимого борца за справедливость. За то, чтобы вечно оставаться свободным дитем природы, отвергающим напрочь все блага цивилизации. Невольно возникал вопрос, разве таким кто-то в состоянии что-то доказать?

- Прости, дорогой, ты здесь ни при чем, - добавил чеченец. - Алчные менты уже плешь переели. И все мало.

- Вот на них и отвязывайся. У меня проблемы свои, - недовольно заворочался Слонок. Пробурчал. – Я передам твои пожелания. Но толку от них, думаю, не будет. Сейчас наступило время, когда все разом захотели нажраться до отвала.

Асланбек внимательно вгляделся в красное лицо сидящего напротив русского. Он никогда не понимал его. Бригадир ненавидел всех, в первую очередь людей своей нации, во вторую представителей этой нации, дававших ему возможность зарабатывать деньги. У чеченцев подобное было исключено. Если бы не кровная месть, веками преследующая многочисленные тейпы, сплоченнее народа не было бы на всей земле. Цокнув языком, Асланбек взял бутылку коньяка, отвинтил пробку и разлил благородную жидкость по рюмкам.

- Давай выпьем, уважаемый. Такого коньяка ты еще не пробовал. Сто пятьдесят лет выдержки, прямо из царских еще подвалов в Крыму. В тех подвалах имеется вино, ровесник великого русского поэта Пушкина. Но мы нашли дорогу и туда, - он поднял рюмку. Слонок последовал его примеру. - У каждого из нас свой путь, указанный нам богом. Аллах акбар.

Дождавшись, пока собеседник проглотит коньяк, бригадир сначала пригубил. Разъедавшая его изнутри подозрительность ко всему вызывала у пьющих с ним людей ответную реакцию. Но он ничего с собой поделать не мог. Коньяк действительно оказался необычным. Терпкий, с привкусом каких-то трав. Причмокнув, бригадир опрокинул в себя всю рюмку. Зажевав нарезанным тонкими ломтиками прожаренным мясом с несколькими веточками сочной зелени, снова привалился к углу дивана. Асланбек вытер губы и руки белоснежной салфеткой. Бросил ее на стол.

- Я тоже хотел поговорить с тобой. Нам нужно расширить рынок сбыта наркотиков, - неторопливо начал он. – Есть такая задумка, хотя направление это не главное. А ваша базарная уголовка, наверное, предпочитает представителей от цыган. Их курьеров приваживает, а наших заметает.

- Базарная уголовка никого не приваживает. Тем более, цыган, - не согласился Слонок. – Есть негласная установка, чтобы наркотой на рынке не пахло.

- Тогда почему у таджиков, узбеков, азербайджанцев с этим все в порядке? Пройдись по их рядам. Некоторые уже с утра торчковые.

- Наркота поступает к ним по их каналам. Но дальше чурок дозы не распространяются, - бригадир подумал. – Вообще, русский лучше нажрется водки и сдохнет под каким забором. Наркота для него чужая.

- Это правда, - не стал спорить Асланбек. Засмеялся. – Даже на войне на нашей территории не каждый солдат соглашался обменять автомат на героин или на пакет маковой соломки. Чаще продавали за деньги.

- За фальшивые баксы, - с ухмылкой уточнил бригадир. – Не спорю. Крестьянина обмундировали в камуфляж, вручили военную технику, оружие. Он только что вырвался из глухого села, из непроглядной вековой нищеты. И вдруг выясняется, что оружие без проблем не хило толкануть, получить за него деньги. И никто за это не спросит, потому что на войне конфликты на день по десятку раз. Как в мирное время утруска, усушка, усмыжка. В смысле, крысиные кражи.

- Но ведь проданное оружие применят против него самого. То есть, взамен он получит собственную смерть, - издевательски улыбнулся чеченец. – Где логика и что ты скажешь на это?

- Ничего не скажу. Наши крестьяне по развитию недалеко ушли от ваших жителей гор, - запыхтел бригадир. – И вообще, я ни политикой, ни проблемами своей нации не интересуюсь. Пусть хоть всех отправят на тот свет. Быдло оно и есть быдло.

- Лишь бы тебе было хорошо, - уже внаглую засмеялся Асланбек. – Правильно, дорогой. Я уважаю таких как ты людей. Всегда приято иметь дело с человеком разумным и независимым. Давай выпьем еще по рюмочке и перейдем к проблемам своим. Они нам ближе.

- Я тоже так считаю, - не стал нарываться на продолжение неприятного разговора бригадир.

После второй рюмки оба собеседника некоторое время прислушивались к собственным ощущениям. У каждого возникло одно желание – расслабиться изнутри, не позволяя себе измениться внешне. Такую возможность выпитый коньяк вскоре предоставил. Но бригадир вчера наглотался лишнего. Кроме того, успел пропустить двойную порцию в баре. Незаметно его повело. Искоса обследовав покрасневшее еще больше лицо гостя, Асланбек вновь чуть подался вперед:

- И все-таки, я считаю твой вопрос об убийстве валютчика неправомерным, - начал он издалека. – Мало ли к чему я могу проявить внимание. Всех собак решили вешать на меня?

- Никаких собак на тебя не вешают, - вяло откликнулся Слонок. – Задали вопрос и все. Ты на него ответил.

- А если я хочу поинтересоваться еще кое-чем?

- Любопытствуй. Если знаю, расскажу в подробностях.

- Меня по прежнему волнуют камешки, старинные раритеты, царские побрякушки. Нового твои валютчики за это время ничего не взяли? Ты в курсе, я плачу дорого и наличными.

- В курсах, о чем базар, - не подавая виду, что вопрос заставил его напрячься, согласился Слонок. В памяти всплыла беседа в кабинете начальника уголовногго розыска рынка. Кажется, Коца отхватил императорский подарок. Но дело пока не проверенное и об этом лучше промолчать. К тому же, допускать появление на рынке новых трупов означает лишь одно – распрощаться с собственными доходами навсегда. – Сегодня я проскакивал по своим дятлам. Обычная работа, больше по долларам, немецким маркам и украинским хохлобаксам. О камешках речи вообще не ведется. Золото есть. Но оно вам до фени. Ваши соседи - ингуши десятками килограммов с Колымы тащат. Его там как речного песка.

- Да, золото нас не интересует, - кивнул головой чеченец. – Жаль, конечно. В тот раз ты меня здорово порадовал королевским подарком. Заметил, куда я его поместил?

Слонок задрал подбородок, неторопливо обследовал ковер со старинным оружием. Среди сабель и шашек примостилось узкое длинное жало настоящей, потемневшей от времени, шпаги. Может быть, она принадлежала французскому наполеоновскому гренадеру, а может, русскому суворовскому генералу, бравшему с ней крепости Измаил или Очаков. Или петровский капитан штурмовал со шпагой древние стены Азова. Как раз из тех мест приволок ее на рынок черноглазый потомок турка с казачкой, решивший на вырученные деньги поправить непутевую жизнь. Но кто когда из валютчиков радовал настоящей ценой своих земляков. За шпагу отстегнули разве что на три-пять бутылок мутного паленого пойла. Слонок же продал ее чеченцу за пятьсот баксов. Цена тоже не ахти какая, да искать охотника до старинного оружия не было желания. К тому же, шпага Асланбеку досталась с намеком на благородный подарок, чему тот несказанно обрадовался. Чуть погодя все встало на законные места. Кавказцы помнили о подношениях только из рук своих соплеменников.

- Хорошо смотрится. Как тут и была, - отметил Слонок. – Если принесут подобное, обязательно дам знать.

- Ты меня прости, друг, но то, о чем я сейчас спрошу, должно остаться между нами. Хорошо? – Асланбек наклонился над низким столом. Бригадир неуверенно кивнул, – Дошли слухи, что один из ваших валютчиков выкупил георгиевский бант. И еще какую-то звезду с камнями. Бант меня не интересует. У терских казаков из станицы Червленой или Слепцовской на нашей территории подобные кресты не редкость. А вот за звезду с камнями расспроси получше. За ценой я не поскуплюсь. Договорились?

- Впервые слышу. Я бы об этом давно знал, - замотал коротко стриженой головой бригадир. Он понял, что его опасения подтверждаются. Значит, Хозяин действительно оказался прав. Дело заваривается нешуточное. – А кто тебе шепнул на ухо? Тоже между нами.

- Ты ошибаешься, бригадир, своих мы не выдаем, - откачнулся назад чеченец.

- Тогда о чем разговор. Кто тебе рассказал, с того и спрашивай.

Некоторое время Асланбек в упор рассматривал Слонка. Он понял, что если даже тот хоть что-то услышал по поводу раритетов, болтать о них никому не будет. Это его кусок хлеба. Пока дело не прояснится, пока свое не возьмут облаченные властью люди, имеющие свою часть пирога от центрального рынка, Слонок будет работать на них. Остальное, ненужное или незамеченное, пойдет налево, как гуляло до сих пор. Но как задиристо поднял хвост пистолетом разжиревший на своих соплеменниках русский. Словно призрачную звезду решили вырвать у него изо рта. Недаром уважаемые аксакалы твердили, что Россию лучше не спеша доить, нежели пытаться обломать ей крутые рога.

- Считай, что разговора не было, - сверкнул глазами горец. Наполнив рюмки, он подял свою. – За дружбу, дорогой. Между нами не должно быть разногласий.

- Кто бы спорил, - шевельнул вислыми плечами бригадир.

В комнату заглянул чеченец в черном костюме, что-то быстро передал Асланбеку на родном языке. Посмотрев на часы, тот обернулся к собеседнику:

- Я тебя на несколько минут оставлю, - вставая со второго дивана, предупредительно поднял он указательный палец.

- Спасибо за гостеприимство. Пора и честь знать, - заворочался и бригадир. – Тем более, по основным вопросам мы прошлись, а второстепенные, как всегда, решим на ходу. Я думаю, ты не раз еще заскочишь ко мне в палатку на базаре. Я ее немного расширил. Две объединил в одну, чтобы клиентам было где развернуться. Сам знаешь, иногда приходится пахать самому.

- Размахнулся, уважаемый? – наигранно засмеялся чеченец. – Надеюсь, дорогу к моей сакле ты не забудешь тоже.

- Куда уж нам, - влезая в полушубок, пробурчал гость. – Одной веревкой повязаны.

Пройдя через зал без перерыва крутившихся разноцветных игровых каруселей, Слонок вошел в недлинный коридорчик перед баром и хотел уже подать руку провожавшему его хозяину, когда вдруг увидел, как волокут по этому коридорчику неплохо одетого окровавленного мужчину. Тот приподнял голову, попытался вскинуть опухшие веки. За баром был поворот в еще один короткий тупик. В нем размещались три двери с одной стороны. Две в мужской с женским туалеты, третья вела в подвал. Туда подчиненные Асланбека и потащили разукрашенного до неузнаваемости посетителя, фигура которого показалась очень знакомой.

- Не обращай внимания, - протягивая жесткую ладонь, усмехнулся сквозь подергивание верхней губы чеченец. – Это должник. Разве ты долги выбиваешь не так?

- Смотря с кого, - прищурился Слонок. – Бывает, разбираемся и покруче, а чаще улаживаем дела по хорошему. С кого берем продажей его квартиры, с кого переводом на себя его бизнеса. Если ничего отдавать не желает, пускаем через костедробилку. А кто этот лох?

- Ну, какая тебе разница.

От угла донесся глухой хриплый голос с не единожды где-то слышанными нотами в нем. Бригадир невольно вздрогнул.

- Выручай, Слоно-ок…

Чеченец в спортивном костюме без замаха саданул носком сапога по лицу взывавшего о помощи. Выворачивая руки, поволок за поворот. Сначала оттуда прилетел звук брошенного на пол тела, затем тупые короткие удары по мягкому предмету.

- Слоно-о-ок…

Асланбек в упор рассматривал своего гостя. Он не говорил ничего. Он ясно давал понять, если гость произнесет хоть одно слово в защиту провинившегося неизвестно за что соплеменника, с ним поступят таким же образом. Бригадир поежился. Покрутив носом, оглянулся на входную дверь. Под теплым полушубком, за толстым свитером, в груди разрастался пузырь ледяного холода. Он заполнил легкие, заморозил живот, колючим боком добрался до сердца. Слонок узнал и фигуру, и голос звавшего на помощь мужчины. Это был его бывший подопечный, валютчик, накопивший нужную сумму денег и выкупивший место в павильоне промышленных товаров. А холод опустился уже до задницы, взявшись сковывать постепенно становившиеся колом ляжки с яйцами.

- Иди, дорогой. Здесь разберутся без тебя, - повторил Асланбек.

Он ясно увидел состояние гостя. Презрительная усмешка покривила волевые губы. И тут-же сменилась жестким взглядом, как будто он принял нехорошее решение.

Вторая война на его родине шла своим ходом, не щадя ни малых, ни старых. Чеченцы, что на войне, что живущие здесь, в России, наворачивающие бешеные бабки и отдающие боевикам все до копейки для победы любой ценой, окончательно сорвались с привязи. Их уже не сдерживало ничего, потому что они не только воочию, но и на уровне интуитивном, ощущали слабость характера называвшего себя великим народа, вдруг начавшего давить их танками, жечь огнеметами, подрывать из подствольников. Чеченцы трахали во все дырки русских женщин, и те все равно продолжали волочиться за ними, продаваясь за жратву. Они руками разрывали на части молодых парней и мужчин, не только перерезая им горла. И те все равно не отказывались от глотка спиртного из их рук, от дружбы с ними. Поэтому они физически не в состоянии были осмыслить данных противоречий. Для них: этого не могло быть, потому что быть не могло никогда, чтобы безвольная нация втаптывала их в грязь, из которой – они этого не понимали – за тысячелетия они до сих пор не выдрались, в убогих саклях ковыряясь с вонючим кизяком, которым топили печи.

Сглотнув слюну, бригадир вильнул глазами в сторону ярко освещенного бара с батареями бутылок на зеркальных полках, торопливо выскочил за дверь. В груди творилось непонятное. Хотелось рявкнуть первобытному существу, чтобы он задвинулся на свое место, или занял клетку в зоопарке. И в то же время страх за свою шкуру, вечный страх вырвавшегося из кромешной тьмы холопского отродья, ужас за непрерывным ручейком текущие в карман баксы, заставлял быстрее передвигать заплетавшиеся ноги. Проводив бригадира ненавидящим взглядом, Асланбек повернулся, чтобы пройти к себе в комнату. К нему подошел чеченец по поручениям в черном костюме, выразительно кивнул на выход:

- Бригади-ир… нагуливающих курдюк жирных баранов. Вонючий гяур.

- Это отморозок. За сотню баксов он продаст и своих, и нас с тобой. Обыкновенная тварь, - Асланбек цыкнул сквозь зубы, сузил жесткие серые глаза. – Зря я завел с ним разговор о царских раритетах, о камешках с орденами. Теперь он утвердился в причастности чеченцев к убийству того валютчика. Мало того, он что-то знает, но не раскололся. Его хозяева пока не накушались, а с их руки он слизывает кусок сахара. Прямо сейчас он пойдет меня продавать.

Выразительно посмотрев на помощника, Асланбек легко пошагал через помещение с игровыми столами. Соплеменник юркнул в короткий коридор, ведущий одновременно и в подвал старинного здания. Кроме пыточной для гяуров, там располагался еще тренировочный зал для членов организованной преступной чеченской группировки.

 

Глава седьмая.

 

Заскочив в кабину престижного джипа, Слонок перевел дыхание. Трясущимися руками включив зажигание, отрвался от бордюра и на бешеной скорости пошел в сторону центрального рынка. Только поставив машину на стоянку, он начал успокаиваться, зарекаясь когда-нибудь больше заходить в чеченское осиное гнездо. Сам не раз принимавший участие в казнях непослушных лохов, гладивший их утюгами, коловший иголками, он невольно поставил себя на их место. И запаниковал. Так бывает, когда забивающий до смерти жену и детей, беззащитных стариков, изверг попадает под самосуд сограждан. Перед возмездием от страха он накладывает полные штаны.

Так было в Великую Отечественную, в афганскую, в чеченскую войны, когда прикладами, коваными сапогами, политруки и командиры заставляли идти в бой крестьянских парней и мужиков, на своем подворье запросто резавших коров, свиней, овец. До тех пор драпали, пока не убедились, что враг их смертельный тоже дохнет. Что и его можно отправить на тот свет. Тогда крестьяне разгулялись. Пощады не было никому – ни малому, ни старому.

Вот и сейчас случайно оказавшемуся в городе на гребне перестроечной волны обыкновенному неграмотному мужлану захотелось в туалет. Открыв дверцу машины, он со стонами вывалился из кабины, враскорячку поскакал в сторону соборного двора. Там туалеты были самые дешевые.

Забежав снова в базарную ментовку, бригадир подергал ручку кабинета уголовного розыска на себя. Дверь была закрыта на ключ. Матернувшись свозь зубы, Слонок подался на выход. Надо было немедленно предупредить Хозяина, что его рассуждения по поводу убийства Тутушки и опасений за жизни Коцы с Сорокой оправдались окончательно. Тем более, один на работе так и не появился, второй после обеда пропал тоже. Чеченец выдал себя с головой. Сойдя с низких ступенек, бригадир завертел головой по сторонам.

- Хозяина ищешь? – спросили из группы стоявших в отдалении ментов. Послышался короткий обидный смешок. – Вместе с помощником он пошел дозором по внутреннему периметру базара.

- Когда? – машинально осведомился Слонок.

- С полчаса назад. Может, еще встретитесь в районе павильона сельхозпродуктов. Там у него какое-то дело.

Бригадир заспешил к громадному крытому павильону. По пути решил навестить скупщика старинных монет, часов, столовых серебряных приборов, орденов и прочего Чоха с перекупщиком на подхвате Арфишей. За время, прошедшее со вчерашнего дня, могло произойти что угодно, вплоть до предложения приобрести маршальскую звезду со всеми бриллиантами самого Лени Брежнева. Зайдя в рыбные ряды с большегрузными зилами напротив, он залавировал между покупателями. Уже дошел до железных ворот, когда из-за одной из машин показалась рука с пистолетом. Слонок мешком свалился на залитый рассолом снег, заработал перчатками на широких лапах, стараясь пробраться под прилавок. Выстрела он не слышал, но отдача от него больно ударила по натянутым нервам. Второй хлопок был уже более четким, к тому же пуля вжикнула в нескольких сантиметрах от плеча, впаялась в ногу прилавка чуть сбоку. Слонок перевалился на второй проход, спрятался за бочками. Наступила тишина, нарушаемая лишь плесканием прудовой рыбы в сачках. Потом кто-то из граждан крикнул:

- Вон он… Туда побежал…

Вокруг зашевелились, загалдели разом. Знавшие Слонка в лицо, продавцы разом уставились на него, не могущего заставить себя подняться. Наконец, бригадир подобрал ноги, уцепился руками за края деревянных настилов и встал. Настороженно оглядевшись вокруг, отряхнулся.

- В тебя метили? – подскочил к нему контролирующий рыбный бизнес промысловик. – Ну, брат, в рубашке родился. С трех метров промахнулся. Наверное, воротник помешал, он его на верхний крючок застегнул. И ушанка под подбородком была завязана, козырек вниз опущен. Да один черт русская хряпка за версту видна.

- Еще какие приметы надыбал? – хрипло выдавил из себя Слонок.

- Больше никаких. Обыкновенное демисезонное пальто, зимние сапоги. Разве что шарф длинный. Темно-коричневый, спереди завязанный.

Краем глаза Слонок успел заметить спешащих в его сторону патрулей с перекинутыми на грудь автоматами. Сзади скользил по наледям между рядами сам Хозяин с молодым помощником. Громадная фигура его качалась плоским маятником, загораживая все, что оставалось за широкой спиной. Нагнувшись, бригадир выковырнул из снега успевшую проделать в нем небольшую дырочку расплющенную пулю. Взвесил на руке, положил на край прилавка. Прятать в карман не имело смысла. Все равно отоберут как вещественное доказательство, если дело дойдет до следствия.

- Что, где и когда? – проревел похожий на Гулливера старший прапорщик. Поводив вокруг коротким стволом АКСа, рявкнул погромче. – Быстрее соображайте, мать вашу. Время – цена жизни.

- Туда убежал, - махнул рукой за кузов машины промысловик. – Сделал два выстрела и сразу выскочил на улицу. Если бы рванул вверх, на Семашко, я бы увидел его в прореху между стойкой забора и бортом грузовика. Думаю, подался вниз, на Буденновский и к Дону.

- Как выглядел? – навис над свидетелем прапорщик.

- Как… Длинное темное пальто, зимние сапоги, черные. Шапка-ушанка завязана под подбородком. Воротник поднят. Я уже говорил бригадиру.

- Насрать, что ты кому болтал. Особые приметы были?

- Были, - насупился Слонок. – Расшлепанный нос. Кацапский.

Прапорщик включил рацию, передал все сообщения. Получив подтверждение на перехват, оставил одного бойца рядом с потерпевшим и махнул рукавицей остальным подчиненным. Те забухали за ним армейскими тяжелыми в сторону выхода с территории базара. За несколько минут огромная рыночная площадь с прилегающими районами оказалась оцепленной со всех сторон такими же, состоящими из трех ментов, патрульными группами, беспрерывно барражирующими по внутреннему и внешнему периметрам. Подошел начальник уголовного розыска. Переговорив с бойцом, отпустил его догонять остальных. Затем пристально осмотрел место происшествия. Заметив на краю прилавка пулю, взял ее, поднес к полноватому лицу.

- Длинноствольный, твою мать. «ТТ» с глушителем, - мгновенно и профессионально вынес он вердикт. – Боевой, армейский. Уже использованный. Полосы от нарезки ствола по бокам пули сглажены.

- Подарочек от чехов, - посмотрев на Хозяина, судорожно ухмыльнулся бригадир. – Не думал, что так быстро отличусь.

- Рассказывай, - придвинулся к нему вплотную начальник уголовки. И тут-же передумал. – Не надо ничего. Когда придем в кабинет, обстоятельно выложишь результаты сегодняшних проверок. А вдруг этот привет окажется не от чехов?

- А от кого еще? Пархатый с Нахичеванского, хоть и паскудник законченный, но на такую подлянку не пойдет, - трогаясь за Хозяином, сипло ответил бригадир. - У нас с ним почти мирный передел скупок лома и ювелирных магазинов. Он даже не догадывается, что и эти места под милицейским контролем. Думает, под вами я хожу только внутри рынка, остальное – мой беспредел.

- С какого тогда хрена после Нового года решили стрелку забивать?

- Для порядка, - мотыляясь рядом, с одышкой просветил Слонок. – Поговорим и разойдемся, каждый при своих интересах. Если за это время не возникнет новых проблем.

- Они наметились, - не сбавляя шага, приоткрыл суть дела начальник уголовки. – Я получил указание все ювелирные по Садовой до Советской с магазином «Яблочко» взять под свой контроль.

- На Советской за «Яблочком» уже армянская зона, - набычился Слонок. – Эти черножопые не уступят и клочка земли. Снова запоют, мол, им еще Екатерина Вторая земли выделила, теперь она стала их собственностью.

- Их собственность в Армении. И то, с разрешения Российской империи, когда наши цари погнали оттуда османов по просьбе тех же армян. Иначе их бы повырезали, - чертыхнулся Хозяин. Разоткровенничался от переизбытка чувств. – Наглеют, козлы. Чалтыри-малтыри, нахичевани-сраняни. Все ихнее и везде гонят один фальшак. Не успеваешь галочки ставить, да на заметку брать.

- Американцы хозяев американской земли индейцев в резервациях держат, у нас каждой бродячей своре земли выделяют, - удачно подключился к разговору помощник начальника. – Видали в Нахичевани, на площади Карла Маркса памятник своему чемпиону мира по борьбе поставили? Можно подумать, что русских чемпионов на свете не существует. Алексеевых, понедельников, турищевых… Только на вскидку.

- Армяне делают правильно. А мы до сих пор хрен за мясо не считаем, друг друга готовы сожрать, - не оглядываясь, оборвал подчиненного начальник. – Какие еще национальные герои? Вот и получаем по полной программе.

Слонок молча сопел рядом. Он обдумывал свое положение, в которое влип то ли по доброй воле, то ли по наводке. Налитые страхом глаза беспрерывно шныряли по сторонам, выискивая в толпе одетых в обыкновенные пальто и шапки с опущенными ушами и козырьками граждан, у которых была главная примета – расшлепанный нос, а длинный темно-коричневый шарф завязывался бы спереди. Изредка такие попадались. Тогда ноги бригадира самопроизвольно подкашивались, а холодный пот обильными ручьями полосовал спину до самой задницы. По мобильнику успел вызвать Скирдача с бригадой шестерок, и теперь разношерстная компания дружно месила снег рядом.

Слонок вышел из кабинета начальника, когда рынок затопила вечерняя мгла. Засветились фонари, затеплились свечи под стеклянными колпаками у корейцев с приправами из овощей. Почти все валютчики снялись и ушли. Остались самые ушлые. Но как раз в этой профессии спешить не стоило. Загребущие менялы платили жизнями в два раза чаще. После разговора с Хозяином сомнений прибавилось еще больше. Если до этого бригадир приписывал нападение только чеченцам, то теперь Пархатый с кодлой отморозков представлялся опаснее кровожадного Асланбека. Мало того, о чем услышал, меняло планы на будущее. Проданными пастухом цацками заинтересовались на самом верху. Вплоть до приближенных к губернатору области, не говоря о руководителях из УВД. Они потребовали раскрутить дело на полную катушку. Покушение отошло на второй план, вызвав у Слонка чувство обиды. В кабинет заглядывали бойцы, приводили задержанных. Но все оказывалось не тем. Надо было что-то срочно делать, иначе через собственный труп могли переступить как в кино про войну. Возле ступенек корчилась окончательно замерзшая группа Скирдача.

- Ты не проверял место Коцы? – повернулся к нему Слонок. – Приходил он или нет? И что с ним вообще?

- Не было его, - разлепил губы Скирдач. – Из валютчиков тоже никто не видел. Наверное, решил переждать.

- Что переждать? Когда у тебя и твоих гавнюков дебилизм пройдет? – взвился на дыбы бригадир. Резко опустил руку. – Зачем надо было пасти Коцу? Надыбали, что снова имел сделку с пастухом, разузнали, что и за сколько выкупил, и в сторону. Теперь ни пастуха, ни Коцы, ни Сороки. Спросить не с кого.

- Пастух на крючке, Коца никуда не денется. Отлеживается. Сорока мечется по своим делам. За ним должок.

- По каким делам? Какой должок?

- Дела на стороне. Он ходит по квартирам, скупает у стариков картины, иконы, музыкальные инструменты, мебель из ценных пород дерева. Имеет заказы от богатых покупателей. А должок за ним тянется еще с билетов Мавроди, когда вложил не только свои бабки, но и двадцать тысяч баксов, взятых под проценты у Каталы.

- Катала пусть и разбирается. При чем здесь мы?

- Сегодня меняла предложил нам выкупить у него этот долг.

- Когда предложил? – ошалел бригадир.

- До обеда. Ты погнал по своим делам и я не успел тебя проинформировать.

Слонок схватился за норковую шапку, присел на корточки. Его словно обухом по голове огрели. Посидев немного, медлено распрямился:

- Е…ный в рот. Это новый труп. А если Катала грохнул его, потому что Сорока баксы отдавать не помышлял? Тогда как?

- А нам какое дело? – пожал плечами Скирдач. – Это их проблемы.

- Ты же долг решил выкупить, закадровый даун. Вместе с трупом? - окончательно взбесился бригадир. - Если Каталу зацепят, он скажет, что разбираться со своим долгом доверил нам. И кранты одесским причалам с белыми пароходами. Ты об этом думал или нет?

- Да это их проблемы, бригадир. Что ты, в самом деле, - растерянно развел руками старший над шестерками. – Окончательное «добро» я еще не давал.Намекнул, что суть базара передам тебе.

- Улаживай, сука, как хочешь. Если дойдет до Хозяина, или ниточка потянется выше, нам здесь делать будет нечего, - сказал, как отрубил, Слонок. – А если это подстава? Катала бывший мент, для него законы писаны не были.

- Как и для нас, - буркнул Скирдач.

- Ты никто, а он работал в уголовке. Где живет Сорока?

- А хер его… Где-то на Западном.

- А Коца?

- Этот в районе Нариманова. Поточнее можно узнать у валютчиков.

- Разделяй группу на две части. Одна пусть скачет к Сороке, вторая прошвырнется до Коцы. Где они и чем занимаются. Результат мне на сотовый.

Когда помощники разбежались, Слонок по мобильному телефону набрал номер своего двоюродного брата, предупредил, чтобы тот прихватил с собой двоих друзей и поспешил за ним на рынок, к стоянке автомобилей. Сам осторожно спустился со ступенек у входа в ментовку. Озираясь, прошел до главных ворот. И примерз к железной стойке, провожая стоячими зрачками каждого проходящего мимо. Он знал, на территории базара в него стрелять больше не будут, хотя на город опустилась ночная тьма. Но возле навороченного «Ленд Ровера» грохнут запросто. Стоянка располагалась на перекрестке. Через квартал начинались лабиринты старинных улиц центра города, в которых затеряться не составляло труда даже непрофессиональному киллеру.

Звонок от Скирдача поступил на мобильник Слонка, когда тот уже был у себя в особняке. Выглянув в окно, в расплывчатом свете электрических лампочек он некоторое время наблюдал за действиями двух охранников, один из которых неспешно вышагивал по цетральной аллее, второй бродил по внутреннему периметру огороженного высоким забором участка, положив руки в перчатках одновременно на крышку ствольной коробки и на затворную раму автомата на груди. Можно, не военные действия, хотя оба механизма капризные, требующие к себе повышенного внимания. Охранники были одеты в зимний камуфляж, подкрепленный тяжелыми меховыми ботинками. Еще один расположился на диване у входа, в начале ведущей на второй этаж лестницы. Но после полученной информации и этого показалось мало. Скирдач сообщил, что Сорока с базара не возвращался. Так ответила его испуганная жена. Домой тоже не звонил. У Коцы в окнах свет не горел, на звонки в квартиру никто не среагировал. Получалось, оба причастных к сделкам с пастухом валютчика исчезли в одночасье в неизвестном направлении. Отпустив штору, Слонок принялся ходить по гостинной комнате. Неужели кроме нагрудного знака с портретом Петра Первого Сорока приобрел что-то еще, имеющее большую ценность? Тогда что, в таком случае, сумел урвать неуправляемый Коца. И кто мог за ними следить. Или действительно, первый из менял забухал у друзей, а второй отсиживается, пережидая волну. На Коцу это не походило никак. Хотя не признавался, ощущалось, что оружие с приемами из боевых искусств ему известны не по наслышке. Недаром кликуху присвоили «гусь дикий». То есть, профессиональный наемник. И еще одно. Не связаны ли события с покушением на него самого? Бригадир передернулся, постоял посреди комнаты молча. Вдруг подумал, что и пархатый жиденок Микки Маус, этот перекупщик различных значков с монетами, тоже сегодня не показывал узкую морду в проемы ларечных дверей. О нем обязательно доложил бы Скирдач, которому дано было указание следить за каждым его шагом, потому что жидяра в общую казну не отстегивал ни копейки. Слонок подошел теперь к другому окну. В цыганских хоромах хозяйничала ночь, лишь собаки, злые как черти здоровые лохматые псы, изредка подавали отрывистый голос. За спиной послышался звук открываемой двери. Бригадир моментально обернулся. Через порог перешагивала в коротенькой ночной сорочке с торчащими без лифчика в стороны сиськами с темно-красными сосками жопастая деваха. При ходьбе ягодицы у нее подергивались как части тела пытаемых током провинившихся лохов.

- Ты совсем про меня забыл, - обнимая плечи благодетеля, капризно пожаловалась наложница. – Я уже замерзать стала.

- Иди в спальню, - не оборачиваясь, приказал бригадир. – Когда надо, тогда и приду.

- А когда наступит это надо? Под утро? Я тогда спать захочу.

- Я сказал, иди, - угнул подбородок вниз Слонок. – Если хочешь спать, ложись и спи.

Вздохнув, деваха убрала руки и зашлепала мягкими тапочками обратно. Тихо скрипнула закрывемая дверь. Отпустив штору, Слонок прошел к дивану, сел на пружинистое сидение. Множество мыслей роилось у него в голове, но ни одна не отвечала на простенький вопрос, с какого хера начала сыпаться отлаженная годами система надзора над кующими его благополучие кузнецами - менялами.

Так, в полудремотном состоянии, просидел он до тех пор, пока даже беспокойные цыганские собаки наконец-то заткнулись. Он уже начал моститься на боковину дивана, когда громкая мелодия сотового телефона заставила вздрогнуть. Нашарив кнопку приема, бригадир поднес мобильник к уху. В первый момент ему почудилось, что он еще не проснулся. Таким неправдоподобным выглядело полученное сообщение. Голос говорившего он тоже признал не сразу.

- Слонок, меня повязали. Я нахожусь в районе Кацапстроя, в подвале одного из двухэтажных желтых домов. Точнее сказать не могу, потому что сначала мне разбили морду, потом натянули на голову черный чулок. Привезли на машине и впихнули в подвал.

- Кто ты?.. Кто впихнул?…, - запаниковал встрепенувшийся наконец бригадир отморозков. – Что с тобой случилось?…

- Я Скирдач, нахожусь в районе Кацапстроя по Погодина. На своей девятке подкатил к дому, в подъезде отоварили куском железной трубы. Потом на иномарке доставили в этот подвал. Руки связали веревкой, но я сумел ослабить ее и дотянуться до кармана. Распутать узлы совсем не получается. Не шмонали, мобильник пока при мне. Когда ехали, по разговору я понял, что Сороку тоже зацепили где-то в районе Нахаловки. Его уже спросили, но он, кажется, ничего не знает.

- А что он должен знать? – крикнул в трубку Слонок. – Кто спросил? Кто вас повязал? Говори яснее. Я ничего не могу понять.

- Сороку бомбят, похоже, чеченцы, а меня по разговору русские. Кто, за что, понятия не имею. Подвал сырой, тьма кромешная. Тут еще один бедолага, стонет в углу.

- Коца?!

- Не знаю… Вроде, нет. Этот постарше будет.

- А где Коца?

- Я уже говорил, что в его квартире дверь никто не открыл. И в окнах света не было. Мы так и уехали ни с чем.

- Еще что ты можешь припомнить? Давай, дорогой, хотя бы какую-нибудь зацепку.

- Нету, Слонок, зацепок. Если это люди Пархатого, то при чем здесь Кацапстрой. На Нахичевани подвалов побольше. Если работающие на чехов продажные шкуры, опять вопрос, зачем я им понадобился. Короче, выручай, Слонок. Звякни Хозяину, пусть он поставит в известность городскую уголовку с командой быстрого реагирования. Я прикинул, когда везли, что это район магазина «Колокольчик» и кинотеатра «Аврора». На правой стороне, как от Погодина свернуть, как раз группа двухэтажных домов. Штук пять. Выручай, брат. Долго я тут не продержусь.

- Тебе какую-нибудь предъяву делали?

- Нет, говорю же. Все, кажется… Шаги. Железом загремели… Я мобильник запихну под мусор на полу, если останусь живой, постараюсь сообщить. Выручай, Слонок…

Связь прервалась. Бригадир вскочил с дивана, пробежался по помещению туда-сюда. Его всего трясло, он не знал, с чего начинать. Звонить в ментовку самому, те без предисловий пошлют на хер. Типа, оно им надо. Если попытаться достучаться до Хозяина, где гарантия, что он возьмется задействовать нужные связи. Ничего еще не ясно, кто, за что, при каких обстоятельствах. Главное, где находятся оба потерпевших. Какой дурак, пусть даже самая беспредельная команда быстрого реагирования, станет шастать ночью по подвалам зданий целого района. Значит, на рынке днем стреляли те же скоты, что повязали сейчас его людей. Это начало войны. Зарычав, Слонок рванул на груди халат. Швырнув толстый балахон на пол, ногой вышиб дверь в спальню. Ему был известен только один способ успокоения нервной системы. Зверем запрыгнув в постель к сонной и горячей наложнице, он принялся насиловать ее во все известные ему дырки. Со всхлипами, со всхрапами, с поддергиваниями обильных слюней и соплей. С раздиранием нижнего белья и того, что находилось под ним. Деваха под исходящим вонючим потом извергом лишь вякала раздавленной кошкой.

 

Глава восьмая.

 

В просторном кабинете начальника Управления внутренних дел области с портретом улыбающегося Путина на стене за одним из приставных столов сидел сухощавый высокий человек в гражданской одежде. Очередное заседание только закончилось, многочисленные стулья перед полированными столами толпились в беспорядке. Сам начальник с золотыми погонами генерал-лейтенанта на плечах, упитанный, тоже высокий, мужчина чуть за пятьдесят лет, выглядел еще возбужденным. Он то и дело брался то за авторучку, то за исписанные листы бумаги. Или начинал передвигать по столешнице с места на место массивный из черной пластмассы пенал под цветные карандаши. Когда остальные сотрудники направились к двери, начальник попросил мужчину задержаться. И теперь продолжал выбрасывать в сторону последнего отрывистые фразы из недавнего обсуждения положения дел в области.

- Черт знает что. Им уже все права в их же руки передали. Мало. Мало, понимаешь? - подергивая гладкими щеками в яблоках, сдерживал он мощь хорошо поставленного баритона, одновременно буравя собеседника целенаправленным взглядом. – Открывают ООО, ОАО, ЗАО, другую хренатень, выкупают за бесценок еще новые советские строения с торговыми площадями с футбольное поле, и приспосабливают их не под цеха по переработке молочных и мясных продуктов, плодо-овощных культур, семян подсолнечника, наконец. В конце концов под пошивочные, ремонтные мастерские, под пищевое, под промышленное производство. А обустраивают там перевалочные базы по хранению иноземных продуктов и напитков, кроссовок с китайским ширпотребом. То есть, поближе подгоняют вагоны с товарами, перегружают их содержимое в машины, перевозят, и забивают ящиками с другой тарой эти склады. Ни клят, ни мят, ни пахоты до седьмого пота, ни ломоты в пояснице до восьмого скручивания. Бабки всего лишь на перекидах неиссякаемым потоком. И все равно прячут, занижают количество, любыми путями идут только в обход, чтобы меньше платить налогов. Отстегивают за это… за подобный обман копейки. Кроме того, русские мгновенно переняли опыт натягивания контролирующих органов у армян, грузин, абхазов, азербайджанцев. Куплено все, от сторожа на воротах за бутылку паленого самогона, до налоговых инспекторов, которым увеличили заработную плату в несколько десятков, чуть не в сотни, раз. Мало, понимаешь? Мало. Когда нажрутся, хер их знает. Что за нация такая, вечно голодная. Хорошо еще, чеченцев не здорово приваживаем. Вообще была бы труба.

Мужчина в гражданском костюме сдержанно улыбался. Он привык чувства хранить при себе, никогда не ввязываясь в полемику, пусть она казалась бы ему откровенным бредом. Вот и сейчас можно было бы с легкостью необыкновенной задать вопрос, мол, а тебе, харя пережравшая, тоже все мало, что хапаешь теми же вагонами, складируешь про запас стогами, да еще пасть разеваешь на все вокруг как голодная акула при нежелательной беременности? Не из белой кости, опять из хамла того же, о котором пустой базар ведешь. Тогда почему тебя раздирает на части, что кто-то тоже от придурочного государства с нацией даунов хочет урвать побольше? А, зависть природно-наследственная покоя не дает. Баснописца Крылова она на тот свет отправила. Не забывай про это, если помнишь про баснописца-то. Про лебедь-рака-щуку, про мартышкины очки и про квартет.

Но мужчина продолжал смущенно помаргивать, дожидаясь, когда начальственное лицо выдвинет тот вопрос, по которому попросил остаться. Он работал в злачных местах статистом. Не в прямом смысле этого выражения, а отмечал наиболее выходящие из ряда вон случаи воровства, мошенничества, обмана, информируя о них начальство. А то кумекало, какие действия должны последовать дальше. То ли брать кого-то под стражу, то ли приставлять к нему человека для полного выяснения обстоятельств дела.

- Недавно, да года не прошло, одному армянину дал добро на открытие своего бизнеса, теперь его вотчину с похмелья не обсеришь, - продолжал распинаться перед подчиненным начальник. – Про меня, своего благодетеля, он забыл. Других, из областной администрации, приваживает, прикармливает и подарки дорогие с доставкой на дом оформляет. Ладно, он еще не раз пожалеет о своей опрометчивости. Несколько таких джигитов строчат послания из Богатяновской Тишины с пожеланием скорейшей встречи не за общим столом. Ну и этому туда дорога.

Начальник Управления перевел дыхание, нашарил, наконец, перед собой дорогой паркер, который на время его успокоил. Постучав отшлифованной плоскостью с нерусскими буквами по полировке, поднял жесткие властные глаза на мужчину:

- Что там в последнее время за шум на центральном рынке? Кто чего такого отхватил, что за это стали мочить? Мне доложили, одного валютчика убили, а трое пропали. На ихнего бригадира тоже было совершено покушение.

Гражданский мужчина обстоятельно выложил все, что знал о покупке царских орденов с медалями и монетами. Добавил, что дело взято на контроль, о продавшем драгоценности мужике выясняется все возможное: кто он, откуда, где взял. И так далее.

- Что за цацки? Расскажи толком, - потребовал генерал.

- Нагрудный знак с портретом Петра Первого и надписью «За храбрость». Золото, драгоценные камни, живописная эмаль. Начало восемнадцатого века, - доложил мужчина. – Приобрел за тысячу долларов известный в нашем городе и за его пределами нумизмат Пулипер.

- Слышал о таком. Из евреев, как всегда. А вообще, какая цена этому знаку с драгоценными камнями? И сколько их штук всего? Начало восемнадцатого века... Это говорит о том, что знак выпущен при Петре Великом?

- Именно так. Сколько всего знаков, не знает никто. После революции многое вывезено за границу. Цена же этого ордена отличия петровских времен десять тысяч долларов.

- Ого! Как я понимаю, по старому каталогу? – привстал в кресле начальник Управления. Мужчина молча кивнул. – Тогда кто такой мужик? Откуда он его привез?

- Доставил из области. Проверяем.

- Из области… Не раскопал ли крестьянин старинный клад Стеньки Разина! Такие награды я ни в Оружейной, ни в Грановитой палатах, ни в Алмазном, ни в других фондах Кремля не видал, - у генерала зрачки вспыхнули алчным блеском. – Что еще сумел продать мужик и кто ценности выкупил? Или товарищ Пулипер на все успел наложить свою лапу?

- Нет, у Пулипера лишь один нагрудный знак. Приобрел он его у Чоха, скупщика орденов, медалей, монет на самом рынке. Чоху продал Сорока, тот валютчик, который пропал. Но цепочка на нем не заканчивается. Идет разговор, что Сорока тоже выкупил знак у одного валютчика. Может быть, у того самого, убитого накануне. Позже, недели через две, мужик продал уже другому валютчику какую-то старинную звезду со знаком, георгиевские кресты - бант целиком - и медали с монетами. Кольцо или перстень. Скорее всего, с бриллиантом. Эту версию мы тоже отрабатываем.

- Так-так. Очень интересный расклад, - постучал паркером по столу генерал. Ладонью задумчиво огладил лицо. Затем повернулся к наполовину задернутому шторами окну. – И второй меняла, как я понимаю, пропал вслед за первым. Не считая убитого. Ты это хочешь сказать?

- Так точно. Вместе с ними исчез старший группы контролеров при бригадире валютчиков. Говорят, что старшина был в курсе всех дел. Этой ночью по сотовому он позвонил бригадиру, сказал, что находится в каком-то подвале на Кацапстрое – район шестой поликлиники на Ларина и кинотеатра «Аврора» за ней. Его оглушили в подъезде собственного дома металлической трубой и привезли в подвал. Успел доложить, что валютчик Сорока тоже находится в заложниках, только в районе Нахаловки, где Железнодорожная поликлиника и Ленинский райотдел милиции.

- А сколько примерно стоит та звезда со знаком. И георгиевский бант? Кажется, там четыре креста. Кстати, что за звезда, хоть приблизительно?

- Толком никто ничего не знает, какая из звезд – Анны, Андрея Первозванного, святой Екатерины или святого Владимира. Каждая из названных имеет цену до десяти и выше тысяч долларов. Не говоря о ценности государственной. Георгиевский бант состоит из четырех крестов, два из которых золотые. Полный бант составляет редкость, естественно, и стоит вряд ли меньше звезд. Выкупивший награды валютчик на рынке не появился до сих пор. Гражданин Пулипер о нем или молчит, поняв, что на этих орденах дело не заканчивается, или действительно не в курсе происходящего.

- Вряд-ли. У него всегда все было схвачено. Эта рыбина никогда не загниет. Ни с головы, ни с хвоста, потому что с рождения гнилая вся.

- Я такого-же мнения.

- Ясненько… Если начались интересные расклады, значит, начальник городского Управления тоже информирован обо всей заварухе. Я правильно мыслю?

- Абсолютно. Начальник рыночной уголовки, когда получил информацию от своего человека из среды валютчиков, в первую очередь сообщил по инстанции. Для поиска пропавших в городском Управлении приняли решение задействовать побывавший в Чечне милицейский спецназ с собаками. Ищут. Результатов пока никаких.

- А мне об этом ни гу-гу, - задумчиво опустил подбородок вниз генерал. Повертел в руках успокаивающий его бархатный на ощупь паркер. – Хорошо. Продолжай наблюдения. Неплохо бы узнать, из какого района области прикатил в Ростов набитый царскими наградами мужик. Заодно поинтересуйся, что за звезду приобрел тот валютчик, который последним выкупал у мужика его ценности. И куда он мог запропаститься.

- Непременно, товарищ генерал. Я по этому пути любую зацепку с самого начала беру на заметку. Одновременно прощупываю почву о покушении на бригадира валютчиков. Одной ли цепи все звенья, или имеют разные источники..

- А кто на него мог покушаться? Конкурентов и быть не может – под нашей крышей работает.

- В том-то и дело, что объявились. В связи с переделом сфер влияния армянская группировка Пархатого с Нахичеванского рынка выразила свое неудовольствие, - не согласился с генеральскими выводами мужчина. - Они считают своей территорию до конца улицы Советской. Или до начала Большой Садовой. Короче, едва не от Театральной площади.

- Армяне оборзели вконец. Как там поет Коля Расторгуев про Екатерину Вторую? Что она была не права, когда затеяла торг с американцами по поводу нашей Аляски. Положили волкам палец в рот, его тут-же откусили.

- Расторгуев поет не об этом, товарищ генерал. При Екатерине Второй Аляску открыли и начали ее разрабатывать. А продал ее, кажется, за семьдесят миллионов долларов Александр Второй в 1867 году. Тот царь, который отменил крепостное право.

- А я как выразился? Я и говорю, что Катька была не права, когда влезла на американский континент, - начальник Управления сурово сдвинул брови. – Ладно, это не нашего ума дело, история разберется сама. Кто еще мог покушаться на этого… как его, бригадира валютчиков?

- Асланбек, лидер чеченской группировки. Я узнал, что его заинтересовали царские награды. Тем более, усыпанные бриллиантами. Ингуши и чеченцы на рынке камешков держат абсолютное первенство. Как и на штамповке фальшивых долларов с царскими червонцами.

- Испеченных из Колымского золота этого года намыва, - то ли недовольно, то ли одобрительно хмыкнул генерал. – А он здесь при чем? Мало имеет со своего бизнеса? Ихнее казино грабит новоиспеченных русских бизнесменов по полной программе, не считая чемоданов с пачками фальшака и продажи оружия нашим же киллерам. Не Россия стала, а сумасшедший дом, который нарочно не придумаешь.

- Я имел ввиду, что чеченцев интересует все самое лучшее, на чем можно сделать большие деньги. На меньшее они не согласны.

- А с большим не знают что делать, кроме как воевать, да головы русским парням отрезать. Распустили племена, они и банкуют по законам гор. При Сталине целинные земли в Казахстане вспахивали, за стадами обосранных овец чабанами ходили, глотая поднятую ихними копытами пыль. Вот что натворили демократы недоделанные. И опять горланят, что свободы народам дали мало. Известно, из каких источников выплескивается эта поганая пропаганда. Насаждают гольный космополитизм, забывая, что мир стоит только на первой ступени развития. – генерал возмущенно подергал большим кадыком. Плеснув из бутылки с минеральной водой в высокий стакан, гулко выпил. – В общем, так, подобные вопросы пусть решают представители нашей высшей российской власти, которые давно на поводу у масонских идеологов. А нам надо справляться с проблемами своими. С этого момента ты должен держать меня в курсе всех событий на центральном рынке. Если потребуется эффектиное вмешательство, не стесняйся, звони по прямому проводу. Разговоры о якобы найденном кладе Стеньки Разина или другого атамана-разбойника уже взялись будоражить не только простую общественность. Они фигурируют в кругах правящей местной элиты. Их надо или развенчать, или прекратить. В ближайшее время ты должен выяснить все, связанное с этим делом, досконально. Сроков не назначаю, напомню лишь, что Новый год на носу.

- Так точно, товарищ генерал, - вскочил со стула мужчина в гражданской одежде.

- Свободен.

Когда мужчина вышел в приемную, хозяин кабинета щелкнул кнопкой на пульте внутренней связи. Дождавшись отзыва одного из следователей, попросил того зайти к себе. Затем поднялся из кресла, прошел в задрапированную вьетнамской бамбуковой мозаикой комнату отдыха. Открыв объемистый бар, плеснул в хрустальную рюмку коньяка. Выпив, постоял немного, дожидаясь, пока расширяющий сосуды напиток горячей волной прокатится по всему телу. Потрогал эфес висевшей на маленьком коврике на стене старинной турецкой шашки с прикрепленным к нему нерусским аляповатым орденом. Но снимать и вытаскивать из ножен длинное лезвие, кованное из булатной стали, как это демонстрировал часто, не стал. Закрыв дверцу бара, снова возвратился в кабинет. На пороге уже возвышался вызванный следователь.

- Что у нас есть по Пулиперу? – нашаривая ладонью полюбившийся паркер, спросил у сотрудника с погонами капитана генерал. – Когда в последний раз мы вызывали его к себе? И по какому вопросу?

- Тревожили мы скупщика ценностей давно. В последний раз по поводу старинной картины, принадлежащей кисти донского художника Горобцова, несколько лет назад украденной из музея Искусств на Пушкинской, - отрапортовал старший следователь по особо важным делам. – Картину мы конфисковали, передали обратно музейным работникам. Самого скупщика отпустили с миром. Потом гражданин Пулипер ушел в подполье, не объявляясь даже на рынке нумизматов в парке Горького. По непроверенным данным от различных источников выезжал в Израиль, посетил Париж, где некоторое время отирался среди художников на холме Монмартр за базиликой Сакре Кёр. Затем в Лондоне присутствовал при распродаже мировых ценностей на аукционе Сотбис. Ничего не приобрел, ничего и не предлагал. Вернулся снова в Россию.

- Эта информация вся?

- Так точно. Пока докладывать по Пулиперу больше нечего.

- Нужно сделать так, чтобы ему самому понадобилось посетить нас. По доброй воле, - начальник Управления постучал паркером по столешнице, окинул тяжелым взглядом полноватую фигуру следователя. – В крайнем случае, пошлите по почте обычный вызов. Направляясь к нам, он должен прихватить с собой недавно купленный нагрудный знак «За храбрость» с портретом императора Петра.

- Так точно, товарищ генерал, - подтянул большой живот сотрудник. – Разрешите выполнять?

- И чтобы потом претензий от него не возникало, что мы дергаем честных граждан по поводу и без повода, - играя стальными нотами в хорошо поставленном театральном баритоне, добавил начальник. – Надеюсь, статьи о его посещении нашего Управления в газетах не появится.

- Никак нет. Прямо сейчас я предупрежу об этом начальника пресс-службы.

Глава девятая.

 

Развалившись в старом удобном кресле в обставленной старинной мебелью трехкомнатной квартире на улице Пушкинской, Коца неторопливо осваивался в знакомом ему по прошлым посещениям пространстве. Сюда он попал не впервые, но всегда испытывал ощущения неловкости, заставлявшие чувствовать себя скованно. Хозяин гостям и помощникам разрешал лишь то, что дозволял им сам. Ни шага, ни движения лишних. С первого взгляда было видно, что мебель сделана из ценных пород дерева, в основном, из дуба и ореха. На самом верху забитых книгами под заваязку книжных шкафах умещались пестрые узкогорлые вазочки и широкогорлые горшки, статуэтки богов, просто человеческие фигурки, гипсовые и фарфоровые копии зверей. Над шкафами и между ними пространство заполняли многочисленные картины различных художественных школ и направлений. Маски, то ли африканские, то ли эскимосские, странноватые на вид поделки. В самих шкафах рябили открытки с видами старого Ростова, других дореволюционных городов России. Понятно было, что хозяин квартиры не брезговал ничем, хотя основного направления его увлечений выделить было нельзя. И сколько, и какой бы, человек здесь не появлялся, его не покидала мысль, что вокруг настоящий художественный бардак, на котором не стоит задерживать внимание. Но это впечатление было обманчивым. Сам хозяин находился тут-же, устроившись напротив в скрипучем древнем кожаном кресле-качалке. Это был седой лысоватый мужчина под шестьдесят лет с длинными прядями волос, ниспадающими вдоль длинного моисеевского лица. Над резко очерченными пастернаковскими губами нависал крупный крючковатый нос. Внимательные голубые глаза светились умом. Тем самым, которого у других представителей разных народов, сколько ни вглядывайся, отражалось меньше. Рядом с Коцей, примостившись на невысоком пуфике, молча сопел черноголовый Микки Маус. Они пришли недавно и настоящего разговора с крупным представителем скупщиков ценностей еще не заводили.

После проведенной с пастухом сделки и последовавших за этим неприятных событий, когда Коце пришлось отметелить шестерок Скирдача, и когда один из них выстрелил в него из пистолета «Макарова», с выходом на работу на рынок он решил повременить.Чувства страха перед бригадиром и его помощниками валютчик не испытывал, как не было опасений за то, что сам Хозяин примет решение его изолировать. Так он поступал не раз с непослушными валютчиками, в том числе с правой рукой – Лехой Слонком. Не верил и в то, что ментовские жополизы начнут ему мстить. Слишком мелкие рыбешки даже в среде отморозков, чтобы не задуматься об ответной мести с его стороны. А вес, авторитет в среде менял, вообще на центральном рынке, он заиметь успел. Даже менты не проходили мимо, чтобы не пожать ему руки. В тот вечер они с греческим евреем Маусом заперлись в ларьке Каталы, затемнили окна, включили свет и во всех подробностях расмотрели приобретенное у мужика богатство. После чего и Катала, и его друг Маус в один голос посоветовали Коце побыстрее сваливать с базара. Мало того, предупредили, что квартиру на время придется поменять. Если подсматривавший в театральный бинокль шестерка Скирдача расписал сделку во всех красках, то вряд ли кто из дельцов, хоть из своих доморощенных дятлов, хоть из ментовских рядов, останется теперь к сокровищам пастуха равнодушным. Так он и сделал, предварительно договорившись о встрече и дальнейших действиях с Микки Маусом. Тот обещал обо всем просветить известного в городе скупщика ценностей Пулипера и попросить у него аудиенции, чтобы наметить дальнейший план действий. Ночь пришлось провести у бывшей своей любовницы, живущей совершенно на другом конце города, для чего нанял частника и гонял его до тех пор, пока не осознал, что любая слежка и сама не выберется на свет божий без чьей либо помощи. Ближе к обеду, когда у работяг начинает урчать в животах, у проспавшихся алкашей возникает непреодолимая тяга к опохмелке, а у артистов и деловых людей вспыхивает желание немного потрудиться и на себя, Коца приехал в центр города. Вместе с Маусом, петляя как зайцы, они пришли на престижной Пушкинской улице в этот сталинский дом с толстыми стенами, с потолками в квартирах по четыре метра, с кухнями минимум по десять. С обязательным дубовым паркетом на непрогинающихся полах. Со множеством других удобств в отличие от торопливо слепленных, холодных что зимой, что летом, хрущевок с брежневками. Прежде чем войти в арочный длинный тоннель, ведущий во двор здания, валютчик в который раз обернулся назад. И в очередной момент заметил, как шастнула за дерево неуклюжая в зимней одежке незнакомая фигура. Подумал, если бы он пробирался один, никакой сволочью и близко бы не пахло. А с еврейским греком, этим зачуханным размазней, только грибы летом на крутой полянке собирать. Пришлось успокоить себя мыслью, что к хозяину непрошенные следопыты ломиться не станут. Да и саму квартиру в сложном лабиринте бесконечных переходов внутри дома с несколькими подъездами на обе стороны угадать будет нелегко, если не знать заранее, к кому направились гости. Не теряя ни минуты, они пролетели несколько лестничных маршей, затаили дыхание на переходной площадке, готовые выскочить на улицу с противоположного бока. Внизу было тихо. Микки не воспользовался электрическим звонком, а постучал в крепкую дубовую дверь особым образом. И все равно, находиться на бетонной площадке им пришлось довольно долго, пока с той стороны не раздались нужные им звуки. На пороге вырос худой мужчина в возрасте. Прищурившись на посетителей почти детскими ярко-голубыми глазами, молча отступил в сторону, пропуская в широкий полутемный коридор.

- Ну, что-же, давайте посмотрим, что у вас там такого интересного, - после нескольких ничего не значащих фраз вначале встречи, предложил хозяин квартиры. Коца подумал, что обо всем, и о раритетах тоже, скупщика успел предупредить или по телефону, или в частной беседе, Микки Маус. На всякий случай, потому что кого-либо к себе в дом такие люди вряд ли пускают. А Коца принадлежал к клиентам непостоянным. – Не стесняйтесь, здесь все свои.

Скупо улыбнувшись, валютчик помог хозяину установить низкий столик на колесиках посередине, между креслами. Потом неторопливо вытащил из внутреннего кармана широкое и толстое портмоне со множеством отделений. Раскрыв его, положил на заранее приготовленную, брошенную на инкрустированную деревянной цветной мозаикой полированную поверхность столика, шерстяную материю. Скупщик включил переносную настольную лампу, примостил ее на краю, направив жестяной плафон на центр. Протянув руку, снял с книжной полки несколько, тоже заранее выбранных, справочников по монетам, орденам, медалям и прочим наградам со времен египетских фараонов и до наших дней. Уложил книги на коленях. Сначала Коца осторожно поддел за позолоченную корону сверху креста с коническими к середине сторонами орден Виртути Милитари. Сразу за ним подцепил за жесткую муаровую материю скрепленный воедино георгиевский бант. Кресты отозвались малиновыми звонами. Затем вытащил похожий на гитлеровский железный крест, облитый живописной эмалью, знак ордена святой Анны с покрытыми золотом скрещенными мечами. И только после всего с уважением потянул за один из ребристых лучей восьмиконечную звезду самого ордена святой Анны. В электрическом свете настольной лампы ордена вспыхнули, брызнули в разные стороны разноцветными фонтанами огней, заставили воздух над ними воплотиться в радугу. Но узкое лицо еврея в годах не дрогнуло ни одной черточкой. Лишь восточные глаза поголубели еще больше, выдавая внутренне напряжение.

Закрыв портмоне, валютчик запихнул его снова во внутренний карман пиджака под теплым пальто, решив, что хвалиться всем за один присест не годится. Сперва нужно узнать цену раритетам. Если она окажется ниже предполагаемого уровня, дальнейшего разговора продолжать не стоит. Тогда останется одно – подняться и уйти. Конечно, делать этого не желательно по многим причинам. Одна из них в том, что теперь он оказался глубоко на крючке. Как говорится, шаг влево, шаг вправо – считается побег. Но все равно справедливее затарить в каком укромном месте, чтобы по приходе лучших времен воспользоваться по полной программе. Или чтобы вообще не достались никому, чем кормить армию алчных доброхотов. После созерцания в течение нескольких минут лежащих на шерстяной материи сокровищ, Пулипер, наконец, сухими пальцами поднял знак ордена святой Анны, поднес поближе к глазам. Живописная эмаль заиграла красочными тенями, словно ее нанесли только что.

- Умели делать в старину, - не сдержал волнения пожилой скупщик. – Глянешь на современный орден хоть Красной Звезды за афганскую кампанию, и никакого интереса не испытываешь. Эмаль блеклая, фигура солдата в центре до сих пор с винтовкой. Словно вместо русского воина - защитника отечества, врезали памятник французским баррикадникам времен какого-нибудь Робеспьера. Или Мюрата. А вот этот не орден, всего лишь знак на левую сторону мундира, говорящий, что сама звезда еще краше. А как радует глаз, как завлекает что формой, что красками. Поэтому в те далекие эпохи женщины от военных были без ума. Представительно, не правда ли, друзья мои?

Коца с сомнением качнул головой, но доказывать, что каждому овощу свой срок, не стал. Кто бы носил сейчас эти нескладные, огромные по размерам, знаки отличия, когда каждая складка на солдатской униформе на счету. За одну запихиваешь заначку на всякий пожарный, за другую сигареты со спичками, за третью добытый в бою иностранного производства штык-нож. И так далее, вплоть до писем от любимой девушки. В боевых условиях своей тумбочки при кровати не имеется, как и самой кровати. Все свое приходится носить с собой. Закинув ногу за ногу, он с интересом стал наблюдать за тем, как прожженный коллекционер выдергивает с шерстянки царские награды по одной, долго обнюхивает их со всех сторон. Затем кладет на место, выбирает нужную книгу и начинает листать страницы. Уткнувшись в описание, водит по строчкам долгим носом, не переставая ворчать что-то про себя. Сверившись с нарисованными от руки листочками, служащими как бы закладками, принимается охаживать близорукими глазами новую цацку, одновременно лаская ее пальцами Наконец, Пулипер отложил очередную книгу, откинулся на спинку кресла-качалки. Надолго задумался, скрестив пальцы на животе. За все время не сказавший ни слова Микки Маус продолжал молча сопеть рядом с Коцей. Валютчик тоже притих в ожидании окончательного решения, от которого зависело очень многое. Например, стоило ли им с Маусом делать засаду в далеком заброшенном хуторе у единственного уцелевшего дома из крепких дубовых бревен. Все могло оказаться обычной туфтой, то есть, ордена со звездами представились бы вдруг как те царские червонцы, отштампованные в пахнущих овечьим кизяком ингушских аулах.

- Молодой человек, так ты говоришь, что эти награды привез какой-то мужчина с периферии? – обратился к валютчику Пулипер. И тут-же развернулся к Маусу. – И вы успели проводить его на своей машине почти до Усть-Донецка?

- Да. Недоезжая километров трех до городка, мужик вышел из автобуса и направился в степь по правой стороне от дороги, если ехать из Ростова, - подтвердил Маус. – Мы не могли долго стоять на одном месте, чтобы не привлекать внимания ни того пастуха, ни следящего за ним человека от Слонка, бригадира валютчиков. Переждав некоторое время, развернули машину и отправились в обратный путь. Но место, откуда пошел мужик, мы запомнили.

- Так-та-ак, - протянул скупщик ценностей. Огладил безбородое моложавое лицо. – Вот что я вам скажу, молодые люди... Подождите, я посмотрю, лежит ли телефонная трубка на аппарате. Мне кажется, что мою квартиру давно прослушивают.

Поднявшись, он прошел в другую комнату. Затем вернулся, заглянул в прихожую, где тоже на стене висела китайская трубка. И снова опустился в кресло-качалку, сложил руки на животе.

- Эти ценности подлинные. Стоят они даже по нынешним меркам очень дорого, - окинув внимательным взглядом обоих менял, негромко заявил Пулипер. – Если учесть их редкость и единичность исполнения, то можете себе представить, что оказалось у вас в руках.

- Какую же цену они имеют на самом деле? – с напряжением в голосе спросил Коца.

В голове у него мгновенно пронеслись давнишние мечты, с которыми связывал будущую жизнь. Вырваться, вывернуться во что бы то ни стало из вечно бедной, пьяной и хамской страны, изломавшей, самим рабским молчанием помогавшей изуродовать миллионы судеб своих соотечественников. Перемоловшей не единожды самое себя как те снопы сена в комбайновских молотилках. Но вывода из кромешного ада, в котором побывала, все равно не сделавшей. Сейчас все зависело от решения пожилого еврея. Если он надумает выложить правду, тогда следует пойти на все, чтобы дотянуться до настоящих сокровищ, наверняка разнюханных и охраняемых как зеницу ока первобытным патухом. Главное, добраться до отшиба и начать. А потом дело покажет само.

- Ты интересуешься, какую цену они имеют?- переспросил Пулипер. – Я могу дать тебе каталоги и ты сам посмотришь, во сколько оценена каждая из принесенных тобой вещей. Естественно, в долларах, потому что эта международная валюта с некоторых пор стала конвертируемой и для России. В отличие от родного рубля, который на должную высоту поднимут разве что наши немеряные запасы нефти, газа, леса, черных и цветных металлов. Приплюсуй сюда сотни тонн, не только Колымского, золота, миллионы каратов необработанных алмазов. Мы продаем их за рубеж мешками в первозданном состоянии. Если бы купили необходимое оборудование и занялись бы доведением камней до ума сами, то на одной только обработке, уверяю вас, молодые люди, Россия смогла бы воздвигнуть сотни американских небоскребов и облагородить – обустроить свои нищие города с сельскими дорогами. При условии, что распоряжаться этими богатствами будем с умом.

- Я вам верю на слово. Но имел я ввиду не каталожные расклады, а действительную ценность, - поправился валютчик. – Сколько, например, отстегнули бы за ордена в Москве, если предложить тамошним коллеционерам. Не говорю уже про измочаленную русским матом заграницу.

- Ты еще про Сотбис упомяни, - усмехнулся за спиной Коцы Микки Маус.

- Почему бы и нет? Представится возможность добраться туда, я без стеснения предложил бы тамошним миллиардерам русские раритеты. Целее будут, понимаешь?

- Понимаю, - буркнул еврейский грек, не горя желанием ввязываться в полемику.

- Не стоит спорить, я попробую все разложить по полочкам, - миролюбиво остановил обоих скупщик ценностей. – Если взять для начала, к примеру, орден Виртути Милитари, то он по каталогу стоит копейки. Красная цена этой награде шестьдесят баксов. Умножаем на тридцать рублей с небольшими копейками, получаем одну тысячу восемьсот рублей. Ну, две тысячи. Надеюсь, молодой человек такую цену этому мужику не выложил?

Пулипер с интересом посмотрел на валютчика. Коца почувствовал, что пожилой еврей проверяет его на вшивость. Значит, следует ожидать предложений более серьезных. Он не раз имел дела с представителями этой нации и успел понять, если показать им, что ты не дурнее паровоза, они начнут относиться к тебе почти как к равному. Пожав плечами, он отрицательно качнул головой.

- Ну, вот. Уже какой-никакой навар есть. Я имею ввиду, что время и деньги потрачены не зря, и не впустую. Коснемся другой стороны медали. Учтем, что таких орденов раз - два и обчелся. Вдруг начинает выясняться, что серьезный покупатель уже не обращает внимания на то, из чего сделан знак отличия. Мы с вами знаем, что отлили его из обыкновенной бронзы, вызолотили и покрыли черной с зеленой эмалью. А смотрит коллекционер в первую очередь на состояние раритета, на его количество на мировом рынке. И тут мы садимся на любимого конька, потому что орден Виртути Милитари на специальных аукционах, на тех же антикварных рынках, не так уж часто предлагают. То есть, я хотел сказать, что цена зависит от спроса. Выходит, запросить за него владелец имеет право в несколько раз дороже.

- С учетом того, что удастся нарваться на истинного собирателя в этом направлении, - докончил длинные поучения Коца. – А у нас с богатыми любителями царских звезд как раз напряженка.

- Ищите, - усмехнулся Пулипер. – Вам и карты в руки.

- Поэтому мы к вам и пришли, - развел руками валютчик. – Мы просим оценить каждую вещь в отдельности, а потом сложить и вывести окончательную сумму, за которую вы смогли бы выкупить. Не оставаясь в накладе сами.

- Согласен. Итак, начнем с цены каталожной, а потом перейдем к реальной, хотя и говорят, что делить шкуру неубитого медведя не стоит, - пожилой еврей взял в руки наиболее полный каталог, пролистал страницы. – По этому каталогу звезда и знак ордена святой Анны за военные заслуги оценивается в три тысячи долларов. Или в девяносто пять тысяч нынешних рублей. Дальше, полный георгиевский бант всех четырех степеней, из которых первая и вторая степень из чистого золота, а третья и четвертая из серебра, в триста пять долларов, плюс сохранность – всего триста пятьдесят баксов. Орден Виртути Милитари, как мы уже говорили, шестьдесят баксов. Итого три тысячи четыреста десять баксов.

- За сколько вы сможете выкупить все? – подался вперед Коца.

- Не буду томить, - погладил пальцами морщинистый лоб Пулипер. – С учетом того, что мне самому хочется кушать, что с орденами придется повозиться, что это дело не совсем простое, я имею возможность сразу отстегнуть четыре тысячи двести долларов. Можете считать это задатком, молодой человек. Вы в курсе наших правил, что если я выйду на серьезного покупателя, то с меня будет причитаться еще часть суммы сверху этой.

- Выкладывайте, - понимая, что самому с пристройкой орденов никогда не справиться, и не только по причине неумения находить нужную клиентуру, но и по неспособности выбить из покупателя нужную сумму, согласился Коца. Осознавая, что торопится, что признание в несостоятельности – лишний козырь в руках противника, мягко напомнил. – Я сейчас на полных бобах. На рынке работать совершенно не на чем.

Понимающе усмехнувшись, пожилой еврей опустил стопку каталогов на пол, неторопливо свернул шерстяной кусок материи с разложенными на нем орденами в несколько раз. После чего поднялся с кресла-качалки и ушел в другую комнату. За спиной валютчика зашевелился притихший на время сделки Микки Маус.

- По моему, получилось неплохо, - подал он гундосый, как бы с французским прононсом, голос. – Из известных нам скупщиков никто такой цены не отвалил бы.

- Половины не получили бы, - повернулся к нему Коца. – Но мы имели полное право не торопиться, тогда навар мог бы превзойти все наши ожидания.

- Он и так перевалил за самую высокую планку.

- Но это не главное. Сейчас я буду с деньгами, крутиться на чем будет. А дальше? – валютчик поймал черные зрачки греческого еврея. – Кажется, сюда мы пришли не за тем, чтобы сплавить хапнутые за копейки царские цацки подороже.

- И за этим тоже. Сам сказал, что на полных бобах, - подковырнул Маус. Посерьезнел. – Вот выйдет к нам хозяин квартиры, начнем настоящий разговор. Перстень с монетами предлагать ему не будешь?

- Сначала надо получить валюту за одно, потом браться за второе. Посмотрим.

Раздвинув стучащие бамбуковые шторы, в комнату вошел скупщик ценностей. Умостившись в любимой позе в кресле-качалке, на минуту как бы замер, словно осмысливая предстоящие действия. Затем быстро просунул руку за пазуху, вытащил оттуда пачку долларов нового образца. Смочив пальцы слюной, медленно взялся отсчитывать их, шершаво цепких, на полированную поверхность стола. Коца с интересом рассматривал купюры достоинством в «хундред долларс» в непривычном исполнении. Во первых, портрет президента Франклина был намного больше прежнего. Во вторых, само оформление показалось проще, качества несомненно лучшего. В такие баксы он поверил сразу, с ними не проблема хоть на край света.

- Проверьте, - придвинул невысокую горку банкнот к валютчику Пулипер. – Деньги любят счет.

- Деньги любят деньги, - схохмил Коца, подбирая пачку со столешницы. – И чем их больше, тем спокойнее себя чувствуешь в этом ненадежном мире.

- Именно так, - не отрывая взгляда от ловких рук менялы, согласился пожилой еврей. – К сожалению, есть странная максима, утверждающая обратное. Она звучит примерно так: У дурака одна дорога – намолачивать бабки. Купить можно все, но под каждым купленным будет стоять фамилия чужая. Не знаю, как отнесетесь к подобному изречению вы.

- Почему странная, я ее знаю, - пересчитав купюры, Коца сложил их во внутренний карман пальто. – Эта максима ясно показывает, что мир состоит из противоречий. Кому-то временные ценности сейчас, сразу и на этом свете, а кому-то вечные блага после жизни, за чертой смерти и на свете том. Все закономерно. Например, мне, вам и Маусу бабки нужны сейчас, для того мы здесь и собрались.

- Абсолютно так, - снова кивнул головой в знак согласия Пулипер. – Человек слаб, различные земные блага его соблазняют. А есть ли жизнь на Марсе, то бишь, на том свете, или нет ее, пока никто ничего доказать не смог. Поэтому, не стоит отказываться от того, чем удобно воспользоваться сию минуту. Вы правы, для этого мы здесь и собрались. Давайте обмоем эту сделку, чтобы она не оказалась последней.

Хозяин квартиры протянул руку за спинку кресла-качалки, вытащил оттуда темно-матовую пузатую бутылку настоящего французского «Наполеона» с фигуркой императора вместо пробки. Обратился к Микки Маусу:

- Я попрошу тебя достать три рюмки вон из того шкафа. Только возьми не на длинных ножках, а низенькие, широкие. Из них коньяк пьется лучше и кажется вкуснее.

- Простите, уважаемый Аркадий Борисович, я решил предложить вам еще кое-что, - надумал, наконец, валютчик. У него мелькнула мысль, что лучше сдать все сейчас, чтобы потом не привлекать к себе внимание выискиванием нужных клиентов лишний раз. – По случаю я выкупил несколько монет и перстень с бриллиантом каратов на пять. Вы посмотрите?

- Конечно. С удовольствием, - отставляя «Наполеон» в сторону, немедленно подобрался пожилой еврей. Появившийся из бокового кармана новый кусок темной шерстяной материи тут-же покрыл бликующую полировку стола. – Что вы там еще припрятали?

Снова вытащив лопатистое портмоне, Коца разложил его на материи, принялся выдергивать из многочисленных отделов раритеты по одному, раскладывая так, чтобы можно было начать с малого, а закончить значительным. Таким образом, перстень оказался на последнем месте. Хозяин квартиры вынул из внутреннего кармана пиджака многократную компактную линзу, вправленную в складной отшлифованный деревянный держатель. Мельком глянув на перстень, нагнулся над столом, по очереди взялся вертеть в руках монеты. Когда с ними было покончено, снова полистал один из лежавших на полу каталогов, словно нарочно не поставленных на место в книжном шкафу. У валютчика машинально возникло подозрение, что Пулипер информирован о его сокровищах от и до. Впрочем, это естественно. Чтобы один жид да не предупредил жида другого, такого в природе не бывает. Меж тем, Пулипер надолго задумался над основательно пожеванной страницей с невзрачными фотографиями и цифрами под ними.

- Не могу найти слов. Монеты подобраны будто специально, - наконец, подал он голос с высокими нотами в нем.

- В каком смысле? – довольно ухмыльнулся Коца.

- В самом настоящем. Ну, семь с половиной и пятнадцать рублей не так уж редки, хотя надо признать, что состояние монет идеальное. Цена за обе двести пятьдесят баксов. А вот червонец одна тысяча семьсот пятьдесят седьмого года, Санкт-Петербургской чеканки, без головы императрицы, тянет на две тысячи долларов. Потому что редкость исключительная. Так-же пятерка времен коронации и первого года власти Николая Второго. Она тоже стоит не меньше тысячи. Если брать по потолку, на монетах получается три тысячи двести пятьдесят гринов. Довольно приличная сумма, уважаемые.

В комнате на некоторое время зависла тишина. Каждый из присутствующих пытался разгадать тайну возникновения попавших им в руки сокровищ. Все указывало на то, что продавший их мужик с периферии действительно наткнулся на старинный казачий клад. Ко всему валютчика не покидала догадка, что неспроста хозяин квартиры так откровенен. Как пить дать, он рассчитыват на большее. Значит, поездка по промороженному насквозь шоссе за автобусом пастуха обязательно будет иметь продолжение. Теперь надо быть готовым ко всему. Меж тем, Пулипер взял в руки перстень, с особой тщательностью начал его обследовать. По бокам хищно сверкнули рубиновые глаза размахнувших крылья двуглавых орлов. В мощных лапах засветились красным огнем символы императорской власти. Изумруды по полкарата заиграли холодными зелеными искрами вокруг крупного бриллианта. А когда хозяин квартиры подставил сокровище лучу света от окна, помещение заполнилось множеством синеватых льдистых снежинок, замельтешивших в воздухе как в призрачном вальсе. От изумления Коца провел ладонью по лицу. Оказывается, прав был пастух, когда рассказывал про утренние сияния на сочных лугах. За спиной негромко покряхтывал еврейский грек, по прежнему принимавший участие в развитии событий как посторонний наблюдатель. Наверное, те цацки, перед этими выкупленные им у валютчика, он постарался запрятать поглубже в многочисленных щелях убогого своего жилища, не желая делиться ни с кем. Коца успел за них получить, на те деньги раскрутиться еще круче. Ну что же, время покажет, можно ли иметь дело с находящимися в одной комнате с ним мужчинами. Отняв ладони от глаз, он с пристальным вниманием стал следить за Пулипером, пытаясь по выражению лица понять, что от него нужно ждать. Но глубокие морщины пожилого еврея превратились в каменные расщелины. Что из них могло вылезти – змея или стебель со скромным цветком эдельвейса, разобрать было невозможно.

- Камень хорош. Чистой воды, - нарушил молчание скупщик ценностей. – У многих старинных бриллиантов от громадного внутреннего напряжения в середине появляется тончайшая паутинка, часто опускающая драгоценный камень к подножию горы с кимберлитовой трубкой, в которой он был добыт. Или мельчайшие сколы, выщербины. Этот обработанный алмаз словно взяли из рук огранщика только сейчас. К тому же, перстень именной. Вы его не рассматривали?

Собеседник повернулся лицом к валютчику, прищурил ярко-голубые глаза, в которых не отражалось ничего, кроме восхищенного любопытства.

- Некогда было. Пришлось помотаться по городу, чтобы замести следы, - буркнул Коца. – На первом перстне, который я продал Маусу, стояли две буквы «Е» и «В». То ли Екатерина Великая, то ли атаман Евлампий Воронцов. Был на Дону такой.

- На этом сокровище стоят те же две буквы, - Пулипер как бы пропустил мимо ушей сообщение о сделке Коцы с греческим евреем. – Перестень действительно принадлежал атаману Всевеликого Войска Донского Евлампию Вороноцову. Атамана им наградили или императорские особы, скорее всего, сам государь. Или по высочайшему повелению Воронцов был возведен в дворянский титул и заимел право ставить клеймо на свою собственность. Не путать клеймо с фамильным гербом.

- Не говорит ли это о том, что мужик с заброшенного хутора раскопал атаманский клад?- предположил влютчик. – Все выкупленные у него вещи как бы не случайные, что-ли.

- Все может быть, - уклончиво проворчал пожилой еврей. – Все-таки надо было попытаться разузнать о драгоценностях поподробнее. Тогда легче пролегла бы дорога к остальным казачьим сокровищам.

- Простите, но пастуху место в строю павликов морозовых и александров матросовых с зоями космодемьянскими. Бесполезно о чем-либо выпытывать. Как говаривал Маяковский, гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей.

- Понятно, - с сарказмом ухмыльнулся пожилой еврей. За спиной Коцы насмешливо хмыкнул Микки Маус. – Я беру и монеты, и перстень. Монеты, как объявил, бриллиант из расчета двадцать баксов за десятку. Дороже никто не даст. Считать, надеюсь, не разучились?

- На том стоим, - утвердительно наклонил голову валютчик.

Пулипер снова аккуратно свернул отрез шерстяной материи в несколько раз, зашел за вьетнамские бамбуковые шторы. Наверное, их приспособили специально, чтобы никто не сумел незаметно подобраться к хозяину, когда тот начнет колдовать над потайными схронами. Вышел он быстро, так же споро рассчитался. Как только стол освободился от купюр, накинул небольшую скатерку, поставил на нее бутылку коньяка, рюмки. Все трое не курили, поэтому пожилой еврей на закуску предложил, скорее всего, тоже заранее приготовленную, тарелку с конфетами. Молча выпили, посидели в ожидании приятной теплой волны по всему телу. Она не заставила себя ждать, потому что коньяк оказался подлинным. Повторили почти сразу. Безо всяких переходов взялись за обсуждение основного вопроса, словно сговорились давно и без противоречий. Остановились на обустройстве засады у дома пастуха за день до предполагаемого его очередного приезда в Ростов. Отправиться туда должны были Коца и Маус. Друг Мауса, шофер, обязан был в автомобиле дожидаться конца операции или на обочине шоссе из Ростова, или, если позволит дорога на хутор, недалеко от дома мужика. Перечислили все, что необходимо взять с собой. Тулупы, валенки, меховые рукавицы, адидасовские сумки, термоса с горячим кофе, бутерброды. Пару бутылок коньяка для согрева. Табак для отбивания нюха у собак, если таковые окажутся и возьмут след. Когда встал вопрос о людях из конкурирующей группировки, Коца к необходимым предметам без обиняков причислил приобретенный в начале перестройки немецкий «вальтер» с запасной обоймой и привезенный из горячей точки АКС в десантном исполнении с тремя рожками. Дело серьезное, не допускающее метаний из стороны в сторону. Еврейский грек лишь поморщился, отказавшись брать с собой пусть и столовый нож. Все равно. Больше молчавший, хозяин квартиры подвел под планом окончательную черту:

- Повторяю, я беру на себя обязанности спрятать ценности, если таковые окажутся. И быструю их реализацию. В обоих случаях сохранность, безопасность и честность своих действий гарантирую.

- Согласен, - похлопав себя по внутреннему карману с полученными пачками денег, не стал спорить Коца. Заявление Пулипера играло на конечный результат. Как известно, он – венец всему делу. За спиной молча кивнул головой Микки Маус. – А теперь попрошу у вас совета. Что мне делать, выходить на рынок и работать по прежнему, или до начала операции не выказывать носа из какой-нибудь норы? Маус с другом, валютчиком Каталой, категорически против моего появления. По всему видно, что каша заварилась крутая.

- Круче не бывает, - раздумчиво пощипав подбородок, не стал спорить хозяин квартиры. – Знаешь что, я посоветовал бы тебе выйти и занять свое место. Во первых, люди Слонка уже в курсе всех событий. Они успели и проследить за мужиком. Во вторых, подключилась еще одна банда. Или банды. Валютчика убрали по одной причине, тот не смог толково объяснить, у кого выкупил раритет. Или заартачился. А Чоха, которому ценность попала в руки, не тронули. Значит, интересует их только мужик и место самого клада. Так-же поступи и ты. Мол, приобрел странные погремушки у деревенского пастуха. Успел перепродать. Что к чему - мне по фигу. Откуда пастух? Да наплевать. Мол, вы тоже можете что-то предложить, не называя домашнего адреса и не указывая места, где спрятали ключи от сейфа с мешком баксов. То есть, сыграть под дурачка.

- Опасный ход... Хорошо, а если я спрячусь? – пристально посмотрел Коца на Пулипера.

- Тогда тебя не оставят в покое до тех пор, пока не найдут. Ни свои, ни чужие. Когда-нибудь объявляться придется все равно. Вот в чем дело. Держать перед бандитами ответ тоже. Даже если с кладом ничего не получится.

- Вы правы, - потер ладонями виски валютчик. – Теперь отморозки на меня глаз положили. Если никакого клада не откопаем, будет вдвойне обидно оказаться в положении заложника. Уж лучше сразу ответить на все интересующие их вопросы.

- Я бы рассуждал именно так, - сплел пальцы скупщик. Посмотрел на собеседников. - А теперь не грех выпить и по третьей стопке.

Когда начали расходиться, пожилой еврей подошел к задернутому занавеской окну, отвернул край. Немного постояв, почмокал полными красными губами, походил по комнате взад-вперед.

- Что-нибудь случилось? – обернулся к нему валютчик. – Когда мы шли сюда, мне показалось, что за нами следят. Мужчина в мешковатом зимнем пальто.

- Именно такой торчит сейчас напротив нашего дома и ждет вашего выхода, - задорно хохотнул Пулипер. – Я видел, как вы шли по Пушкинской, волоча за собой пушистый хвост. Но не стал заострять на этом внимание, потому что за собой слежку я усек давно. Но этот хвост притащили вы, молодые люди. Мой, наверное, на время отпал. Давайте сделаем так.

Накинув на себя поверх пиджака короткое старенькое полупальто, хозяин квартиры прошел к двери. Выглянув в глазок, открыл врезной замок. Когда все вышли, защелкнул тяжелую створку на ключ, торопливо засеменил по коридору в противоположный подъезду конец здания. Там находился черный выход. Спустившись вниз, он через щель еще раз осмотрел кусок улицы Пушкинской перед домом. Теперь по всему неопытный хвост остался позади. Дождавшись, когда рядом с подъездом поравняется группа горожан, пропустил мимо себя посетителей. И сразу заторопился назад. Коца с Микки Маусом смешались с проходившими. На перекрестке они поспешили каждый своей дорогой. Новый год должен был наступить через четырнадцать дней, в субботу. До назначенной встречи оставалось ровно одиннадцать суток.

 

Глава десятая.

 

С трудом запрятав мобильник под кучу мусора сбоку, Скирдач снова заложил руки за спину, принял неловкое положение и закрыл глаза. В другом углу еще сильнее заворочался, залопотал неизвестный заложник. Или обычный бомж. В подвале было очень холодно и сухо. Наверное, трубы отопления проходили сразу вдоль стен в квартирах. Помещение представлялось просторным, разделенным на бетонные секции, как под новыми домами. Скорее всего, в эпоху Хрущева под этой двухэтажкой находилось бомбоубежище на случай атомной войны. Поэтому приспособили его под все автономное. В том числе под компактные обогреватели с вырытыми и забетонированными двумя колодцами для холодной воды. Когда Скирдача волокли сюда, он не уставал вертеть шеей по сторонам, чтобы зацепиться хоть за соломинку, не дав надежде на освобождение умереть до срока. В тот момент в одном из помещений горел свет. Сейчас он был отключен. Из другой секции долго никто не показывался. Наконец, шаги по присыпанному мусором бетонному полу раздались громче. По крупным блокам заметался узкий луч карманного фонарика. Расплылся на длинной фигуре Скирдача. Тот затаил дыхание.

- Отдыхает, - послышался уверенный голос с кавказским акцентом.

- А что ему еще остается делать, - ответил с неприятными нотами русский говорок, скорее, молодого подлеца, которых из-за неспешной перестройки развелось больше требуемого. Парни именно с такими голосами были способны на все. Скирдач невольно подобрал под себя ноги. – Теперь у него времени столько, сколько отпустит его он сам себе.

- У его коллеги одинаково, - хмыкнул кавказец. – Но к тому мы спешить не будем. Начнем с этого, который должен знать больше.

- Можно приняться и за того. Нам какая разница.

- Нельзя. Я говорил Асланбеку. Он приказал того пока не трогать. Пусть поспевает.

В этот момент в другом углу опять заворочался неизвестный. Несколько раз он громко вскрикнул. Луч от карманного фонарика моментально пришел в движение. Воспользовавшись тем, что вновь провалился во тьму, Скирдач повернул голову, открыл глаза. В белом снопе корчилась горбатая куча тряпья. Словно в угол набросали хлама из отслужившей срок одежды, а он ожил оставшейся в нем душой.

- Бомж? – настороженно спросил кавказец.

- Кто его... Вроде, пацан. Может, какой наркоша забился издыхать, - хмыкнул русский. – Сейчас проверим.

Включив второй фонарик, он продвинулся к тряпью. Постояв немного над кучей, ковырнул ее носком сапога. Хлам издал протяжный стон, резко дернулся.

- Это баба, изуродованная до потери пульса, - присмотрелся русский. – Вся черная, наверное, бомжиха. Или уличная шмара. Провинилась в чем, тут ее и опустили.

- Что будем делать? – смачно сплюнул кавказец. – Здесь оставлять нельзя. Она помешает нам проводить работу.

- А что ты сделаешь! Ей кранты. По моему, руки с ногами вывернуты. Слушай, не подружка ли это Мусы? Помнишь, неделю назад он от нее избавился.

- И оставил под домом, в котором снимал квартиру? Вряд-ли Муса мог так поступить.

- Похожая скотинка, - русский снова ударил ногой по тряпью. Куча не отозвалась. Или уже ничего не чувствовала, откликаясь только на внутреннюю боль, или задохнулась от удара. – А запах, я тебе скажу. В канавах с гниющими трупами будет посвежее.

На некоторое время наступила тишина, нарушаемая лишь частыми сплевываниями русского, да невнятными погыкиваниями кавказца. Целенаправленный луч фонарика в руках последнего продолжал обследовать рванье.

- Короче, с ней нужно что-то делать. Давай, выволакивай пока за стену. Потом решим.

- Я говорю тебе, что ей кранты. Как браться, когда уже протухла. Тогда лучше заложника перевести на другую сторону.

- Заложник останется здесь. Ему удобнее в этой секции, - с твердостью в голосе не согласился кавказец. – Бери за одежду и волоки. Не стесняйся.

Чертыхнувшись, русский влез в рукавицы, зацепил за что-то хлам, легко поволок его по бетонному полу. Стоя на прежнем пятачке, кавказец подсвечивал дорогу до тех пор, пока возчик не завернул за положенные друг на друга массивные блоки. Затем снова направил свет на Скирдача. Помощник бригадира зажмурил веки. В голове у него роились тысячи мыслей, но настырнее всего выпирала та, от которой от затылка до кончиков пальцев на ногах продирал ядреный мороз. Если два отморозка решили избавиться даже от полумертвой женщины, то ждать больше милости ни от кого не следовало. Значит, пришел конец и ему, Скирдачу, потомственному казаку, верой и правдой, как его отцы и деды, служившему старшему над собой. Видно, не придет то время, когда так-же начнут выкладываться перед ним самим. Кавказец, между тем, перемялся на месте с ноги на ногу, не решаясь подходить ближе и не сдергивая луча с притихшего тела. В это время за блоками раздался глухой стук, тут-же переросший в короткий пронзительный возглас. Его прервали последовавшие один за другим два тупых удара. Луч от фонарика дернулся было к проходу, и снова замер на присвеченной точке. Через пару минут послышались неторопливые вразвалку шаги.

- Что ты с ней сотворил? – обернулся назад кавказец.

- Зачем нам лишний свидетель. Сам сказал, что с ней надо что-то делать, - как-то беспечно хохотнул русский. – Не бери в голову, она все равно издыхала. Ничего не чувствовала.

- Эта женщина вскрикнула.

- Так, испуг у человека возникает сам собой. Его ничем не сдержишь. Тем более, бабий.

- Знаю. Страх и испуг внутри себя удержать трудно.

- С какого хрена тогда спрашиваешь. Ты воевал. И я воевал. Мы это проходили.

- Я воевал, и продолжаю воевать. За свободу своей родины.

- А я убиваю за просто так. Мне это нравится.

Кавказец направил свет в лицо русскому, долго ничего не говорил. Потом опустил фонарик вниз:

- Странная ваша нация. Никакой логикой не обладает.

- К чему она, твоя логика? Ложку меду, что-ли, ко рту поднесет, или зарплату побольше нарисует? Я выполняю свое дело, вы мне за это отстегиваете. И не хило.

- Шакал ты, - после некоторой паузы подвел черту под разговором кавказец. – Скажу тебе прямо, шакалом ты и сдохнешь.

- Ну-ну, кто бы спорил. У тебя судьба покруче, - не стал возражать собеседник. – Недаром на вашем флаге волчара.

- Волк и шакал – вещи абсолютно разные.

Скирдач проглотил ободравшую горло слюну. Ему очень хотелось добавить, что волк и шакал – звери одной породы. Псовой. Но сейчас он находился не в том положении, когда не грех было бы и побоговать. К тому же, оба фонарика уперлись лучами прямо ему в лицо.

- Буди его, - приказал кавказец с характерным мяокающим чеченским акцентом. – Пора поговорить, если захочет спасти свою шкуру.

- Заставим, - живо откликнулся его напарник.

Удар тяжелого ботинка пришелся в пах. Если бы Скирдач не подогнул колени, он бы скорчился от невыносимой боли. Второй удар принял на себя защищенный толстой курткой живот. Перевернувшись на спину, старшина отморозков всхрапнул, оскалил зубы.

- О, сучара, огрызаться надумал, - добавил ботинком еще раз садист.

- Отойди в сторону, я сам с ним поговорю, - шагнул вперед чеченец.

Опустившись на корточки, он всмотрелся в лицо лежащего, скривил кислую мину. Русский продолжал шарить по казаку фонариком, словно выискивал новые незащищенные места. На всякий случай старшина не расслаблялся полностью.

- Мы с тобой сможем побеседовать? – ласково спросил кавказец. – Без мордобоя, по спокойному.

- О чем? – разжал губы Скирдач. – В таких ситуацях не разговаривают, а выбивают показания.

- Бывает, и горла режут, - прищурился чеченец. – Но сначала нам надо потолковать.

- Спрашивай.

- Ты помощник Слонка?

- Вряд ли. Я старший над несколькими парнями. Если хочешь, контролерами.

- А что входит в обязанности твоих людей?

- Следить за порядком в бригаде валютчиков, чтобы их никто не обижал.

- То есть, внутренняя охрана. Так я понимаю?

- Что-то вроде этого.

- Слонок тебе доверял?

- Не понял, - скосил глаза на кавказца Скирдач. – Я выполнял свои обязанности. Дела Слонка меня не интересовали.

- А кто дал команду, чтобы валютчики без разрешения камешки не скупали, а сначала давали о таких клиентах маяк бригадиру? Слонок? Или он повторил приказ стоящего над ним хозяина?

- Дал команду Слонок, - зашевелил извилинами казак. В лицо явно пахнуло опасностью. Значит, в их дружном коллективе завелась продажная крыса, которая поставляет информацию в том числе и чеченцам. Недаром в последнее время бригадир пытался навести об этом справки. Но он думал, что конкурентов по бизнесу просвещают кто-то из нахичеванских армян. Выходит, зря напрягался. – Недавно. До этого обходились шепотком по цепочке от самих валютчиков.

- Я знаю, что вы все работаете по принципу гитлеровского гестапо. Каждый валютчик обязан доносить на другого, если заметит за ним что-то необычное, или если тот урвет кусок пожирнее. Отсюда быстрое раскрытие уголовным розыском квартирных краж, ограблений ювелирных магазинов, особняков богатых людей. В том числе задержание клиентов с фальшивыми баксами, с оружием ..., - чеченец сдвинул наверх высокую норковую шапку, выпустив на волю непокорный чуб. - Почти все вы написали заявления о добровольном сотрудничестве с правоохранительными органами. Это нам известно. Меня интересует другое. С чего это вдруг последовал приказ о сдаче ментам клиентов с драгоценными камнями? Что послужило поводом?

- Откуда я знаю, - отвел глаза в сторону Скирдач. – Мне продиктовали указание, я его выполнял.

- Ты не виляй, сучара. Сейчас въеду по белым зубам, и навсегда исчезнет твоя голливудская улыбка, - ощерился русский садист. – Правая рука ментовской шестерки, и не знает.

- Тю, братэла, озверел? Я говорю как есть.

- Нужно говорить не как есть, а как надо.

- Это не ко мне.

Толстая подошва зимнего сапога моментально вдавила ребра на груди казака вовнутрь его тела. Скирдач скорчился, громко закашлялся, пытаясь восстановить дыхание. Еще один удар в лицо заставил его перевернуться на другую сторону. Он чуть было не потянулся рукой к голове. Если бы это сделал, отморозки поняли бы, что стягивающая локти веревка ослабла. Дальнейший ход событий разворачивался бы по иному.

- Слышишь, ты мешаешь мне работать, - сквозь треск в скулах услышал казак голос чеченца. – Ломовые приемы прибереги на потом, когда возникнет надобность. Сейчас нужно выкачать из него все ценное.

- Еще заставь этого пидора написать плаксивое письмо маме или родным, как делают в Чечне твои соплеменники. Чтобы они бабки за него прислали. А потом перережь ему горло, - резко отпарировал русский. – Много вам бабок накидали?

- Да ты борзеешь, дорогой, - поднялся с корточек кавказец. – Что ты хочешь?

- Ничего, - огрызнулся напарник. – Кончить этого козла побыстрее.

- Мы не за тем привезли его сюда. Ты не понял?

- Понял. Работай.

С трудом отхаркавшись, Скирдач задышал ровнее. Подумал, что на вопросы нужно отвечать с оттяжкой. Желательно полуложью, полуправдой, чтобы заставить чеченца петлять парой извилин в неправильном черепе. Вон как лобные бугры из-под шапки повыпирали. Они все там уроды. Если это удастся, появится возможность оттянуть свое животное существование на какой-то период. Глядишь, Слонок подсуетится, и парни из ОМОНа профессионально прочешут этот тихий пятачок из десятка двухэтажных домиков.

- Давай поговорим спокойно, - проводив отступившего подальше русского злым взглядом, снова присел на корточки перед Скирдачом дипломатичный азиат. – Мне известно, что один из валютчиков у деревенского мужика выкупил орден Петра Первого, усыпанный драгоценными камнями. Ты не знаешь, у кого он его приобрел? И за сколько?

- Того валютчика уже нет в живых, - стараясь не показывать слабости, ответил Скирдач. – Спросить у него теперь не представляется возможным. Да я и не интересовался.

- Я... слышал. Пусть господь успокоит его душу. Но примерно через пару недель тот мужик объявился на базаре снова. И привез какие-то звезды с камнями, из-за чего среди валютчиков пошли слухи о найденном тем крестьянином царском кладе.

- Кто его... Мало ли на Дону тех кладов, - поудобнее умостился на неровном полу заложник. - Из поколения в поколение среди казаков гуляет байка об кладе атамана Стеньки Разина. Но точного места до сих пор никто не указал.

- А вдруг тот мужик его раскопал?

- Вряд ли. Гутарють, что зарыл свой клад Стенька на острове посреди реки Дон. Если взять от низовских казаков, с которыми атаман ходил на туретчину, и до самой станицы Раздорской, островов тех наберется не меньше двух десятков, - Скирдач откашлялся, сплюнул на пол. Он понимал, что его спасение может зависеть и от долгих разговоров. – Далеко ходить не надо. По ростовской набережной прогуляйся, штук пять наскребется. Самый большой из них Зеленый остров перед Нахичеванью. Там казачьи лагеря были тожеть.

- Кажется, на другом берегу, подальше в сторону, стоит станица Елизаветинская?

- Она самая и есть.

- Мужик оттуда?

- Я же сказал, что толковать с ним не приходилось. Можеть, и оттудова.

- Так может или со станицы?

- Про то надо спрашивать у других людей.

- У кого?

- Отпустишь, разузнаю. А так, что толку воду в ступе молоть.

- Молодец, Скирдач, - ухмыльнулся чеченец. – В хитрости казак ни в чем не уступит любому кавказцу. Если я тебя отпущу, то через пару часов сам окажусь в твоем незавидном положении.

- Этот быстро подвесит на дыбу, - подал голос стоявший невдалеке русский садист. – Чего ты с ним травишь баланду? Не видишь, он водит обезьяну?

- Вижу, но рассчитываю на его благоразумие, - согласился азиат. – Должен понять, что ему хотят добра.

- Чтобы потом ножом по горлу? – не выдержал наглости казак. – Я ж тебе не кацап и не хохол, которые вас не пробовали.

- Выходит, ты что-то знаешь? – быстро наклонился над ним чеченец. – Говори, зачем делать тайну из тебе не принадлежащему.

- Никто никаких тайн не делает. Был разговор. Но что к чему – неизвестно. Повторяю, отпускай, разведаю поточнее.

- Придешь и мне все выложишь, - насмешливо хмыкнул патриот своей родины.

- Выложу, - угнул голову казак. – Жалко что-ли!

Под ехидные похихикивания своего напарника, чеченец встал, направил луч от фонарика на длинные ноги лежащего на холодном бетонном полу. Потом поколотил перчаткой о перчатку, со свистом соснул воздух через крепкие зубы. Без замаха резко ударил носком сапога казака в переносицу. Кости хрястнули яичной скорлупой. Дождавшись, когда отскочившая голова вернется на место, саданул еще раз под верхнюю губу. Еще раз, теперь под подбородок. Отойдя чуть в сторону, с плохо скрываемым отвращением спросил:

- А почему у него ноги не связаны?

- Долго их перебить, - с готовностью откликнулся русский. – Тому, что в другом подвале, я не только ноги, но и руки с ребрами потоптал. На всякий случай.

- Повтори, - коротко приказал чеченец.

- Нет проблем...

Скирдач очнулся от того, что кто-то обнюхивал его щеку. В голове творилась абсолютная мешанина. Где он, что с ним – ориентация в пространстве отсутствовала напрочь. От ног по нервам добралась, наконец, до сознания боль. Она заставила покривиться. И сразу рядом с лицом завизжало какое-то существо. Скирдач пришел в себя окончательно. Вокруг колыхалась слабо подсвеченная откуда-то сверху морозная полутьма. Наверное, там, на воле, набрал силу неизвестно какой по счету новый день. А свет пропускают решетки на вентиляционных окнах. Красиво, что и говорить. Рядом с окнами проходили люди, он же не имел возможности позвать даже на помощь, потому что рот забит осколками от зубов и собственными раздавленными губами. Через нос воздух не проходил. Значит, чтобы не выступал, сопелку сровняли со скулами. Вспомнил, что за бетонной стеной лежит куча тряпья, под которой спряталась убитая то ли женщина, то ли девушка. Мысль о скором конце вновь принялась высасывать из мышц остатки сил. Он подумал, что если продолжать лежать не двигаясь, еще живого его обглодают крысы. На этих мерзких существ, и еще на маньяков, Ростову везло как никакому другому городу измученной самим своим народом России. Скорее всего, ту, за тяжелыми блоками, они успели обожрать, иначе не стали бы принюхиваться к нему. Он попробовал пошевелиться. Резкие сигналы оторвались сразу от нескольких точек тела. Но сознание не угасло. Скирдач со спины перевернулся на бок, осторожно подобрал под себя колени.Усилием воли отключив все возможные ощущения, перекатился на голени. Сел задницей на ботинки. Понял, что обшмонали его профессионально, с ног до головы. Ни одна железка не звякнула. Одна рука выпала из-за куртки, замерла возле кармана. Значит, веревка расплелась еще больше. Он подергал другой рукой. Выставил ее, полумертвую, вперед. Нашарил перед собой кучу мусора. Мобильник оказался на месте. Но пальцы отказывались служить. Перевернув кнопками вверх, ладонью надавил на все разом. Табло не загоралось. То ли батарейки подсели, или индикатор заморозился. Больше экспериментировать Скирдач не стал, потому что сотовый был единственной надеждой. Сгреб обеими лапами с пола, пропихнул его в карман. Он не ведал ни о том, сколько времени провел в этом подвале, ни о своих истязателях. Осталось только ждать звонка. От своих. Глядишь, сработает. А больше напоминать ему о себе было некому. Как и бригадир, Скирдач приехал из области, в городе снимал лишь квартиру. Разведенный, престарелые родители в станице. Какой там телефон. Бабы были. Но все временные.

Не теряя драгоценных минут, казак на карачках проелозил несколько сантиметров, уткнулся лбом в глухую стену. Цепляясь за отсыревшую штукатурку, поднялся. По перегородке потащился к едва различимому выходу из помещения. В другой секции было посветлее. Ближе к углу чернела куча. Скирдач подобрался к ней. Так ничего не разглядев, передвинул негнущиеся ноги дальше, к следующему провалу в неизвестное. В третьем помещении оказалось почти светло. Серый полумрак вливался через квадратный проем, рассеивался по комнате. Он же едва обозначил прямоугольник напротив. Кажется, это была дверь. Собравшись с силами, казак раздавленным тараканом прополз по стене, шуганулся через проход к противоположной стороне. Устоял, не рассыпался трухлявым пнем. Даже сумел вскарабкаться по высоким ступенькам к желанному выходу из заточения. Черная железная дверь предстала страшным обманом. Она оказалась не только накрепко закрытой, но еще и без ручки. Пошарив по ней разбитыми пальцами, Скирдач зарычал от бессилия, не в состоянии заколотить по железу кулаками. Он не сдался. Спустившись по лестнице вниз, побрел осматривать бомбоубежище дальше. Во всем громадном помещении дверь была единственной. Мало того, бомбоубежище было совершенно пустым, если не считать припаявшегося дном к бетону ведра. И здесь казак не упал духом. Отодрав неизвестно сколько проторчавший тут дворницкий инструмент, он поставил его на попа перед одной из отдушин, постарался взобраться на дно, удержать в таком положении равновесие. Усилия были вознаграждены. Он увидел мелькавшие по ту сторону отдушины ноги в зимней обувке, мотавшиеся туда-сюда полы разных пальто. Почувствовал исходящий от прохожих теплый, родной, человеческий дух. С натугой набрав воздуху через распухший рот, расклеил окровавленные губы... И задохнулся от приступа удушливого кашля. Снова неживыми руками оперся о маленький выступ перед окном на волю, всосал воздух в легкие. Не было голоса, пропал он. Хриплое сипение просачивалось через мизерную щель в гортани, не вспугивая и тонких нитей паутины на углах. Из последних сил Скирдач напрягся, привстал на ведре на носки. Не руками, а подбородком оперся об этот спасительный выступ, чтобы удержать равновесие, а после крикнуть во всю мощь. Перебрал тяжелыми ботинками, нашаривая твердую точку опоры. Ощутил вдруг, как весь осыпается вниз утратившим стержень доминошным столбом. Дно проржавевшего насквозь ведра не выдержало веса казака. Глухо стукнулся он затылком о замусоренный, на совесть залитый бетоном, пол.

А когда очнулся, все вокруг оставалось по прежнему. То же плавающее в полусумраке помещение, та же дышащая студеными сквозняками отдушина. За все время никто так и не позвонил. Он встрепенулся бы от долгожданного от звонкой мелодии на казачью песню сразу, как только раздались бы первые звуки. Видно, никому он нужен не был. А может, у мобильника закончилась карточка, сели батарейки. Или Скирдач не включил именную кнопку. Или он тоже сдох, пока вместе с хозяином валялся на жестком промороженном бетоне. За стеной из блоков возвышалась молчаливая куча тряпья. Уже без души. На ноге качнулось жестяное ведро с провалившимся дном. Тело, показалось, закостенело напрочь. Лишь внутри бился еще слабый огонек надежды неизвестно на что. Это он заставил казака задергаться на полу деревянным Буратино, скинуть бесполезную трухлявую железку. Огонек вновь посадил сначала на голени, потом поднял человека на попа. Кое-как выковырнув из кармана сотовый, Скирдач долго мял его между жесткими лопатами ладоней, не в силах ни отыскать, ни нажать на спасительную кнопку. Табло оставалось черным. Он измучился, понимая, что теряет драгоценные минуты. Наконец, затолкал мобильник снова в карман в надежде на русское авось. В голове пронеслась оттаявшая мысль о том, что если пришел окончательный конец, то стоит воткнуть ей в задницу хоть острую точку. Скрюченными фалангами подцепив ведро на полу, Скирдач тычками вытолкал погнутое дно. Откинув боковину, под подошвами смял трухлявую пластину сначала один раз, потом второй. Дно сгиналось раскатанным пластилиновым листом. В который раз старательно потоптался каблуками. Получилось что-то вроде неширокой пластины с острыми углами и рваными краями. Если это оружие упереть между большим пальцем и основанием пальца указательного, можно попытаться попасть в глаз. Если противник, конечно, в этот момент будет расслабленным. Ну, а ежели окажется на стреме, он ускорит собственный переход за черту жизни. Впрочем, что смогут дать лишние несколько минут или даже часов. У некоторых целая жизнь пролетает впустую. Но это уже философия.

В железной двери перед центральной секцией бомбоубежища загремели ключи. Скирдач перекрестился, по стене продвинулся к проходу, притаился за углом. Подумал, что сначала фонариком начнут обследовать пол, а уж потом помотают лучом вокруг. Надо подловить момент, когда кто-то появится из-за блоков. К темноте привыкнуть он успел, должен различить, где находится глаз.

- Первым к нему подойду я, - спускаясь по ступенькам, негромко предупредил кого-то человек с чеченским акцентом. Скорее всего, тот-же чеченец упреждал прежнего товарища из русских отморозков. Стало светлее. Видимо, в коридоре перед дверью горела электрическая лампочка. – Если еще жив,потому что второй день на исходе. В таком холодильнике недолго превратиться в ледышку.

- Если шестерка Слонка не сдох, я представляю, как он перекапывал мусор в поисках мобильника, - прикрывая за собой дверь, хохотнул молодой садист. Это был снова он. Наверное, члены бандитской группировки работали на пару. Скирдач отрешенно подумал, что в Асланбековской кодле русскими до этого случая не пахло. – Как он переломанными лапами нажимал на кнопки в надежде, что тот отзовется. Потом сел на сраку и завыл.

- Ты вытащил батарейки?

- Я вставил их вновь. А перед этим перекусил в гнезде провода.

Казак захлебнулся от охватившего его чувства страха и ненависти одновременно. Он понял, что пришел последний час. До такого изувертства даже из подчиненных ему отморозков никто не доезжал. Было все: утюги, электричество, иголки. Переламывали руки с ногами. В этом принимал участие и он, как прозвали его в родной станице со школы – выродок. Все делалось по вычитанному из книжек примитиву. Но до изуверства не доходило никогда.

- О-о, ты молодец, - удаляясь в сторону дальней секции, солидарно откликнулся чеченец.

- Чтобы недоразвитому чму было веселее, я ему веревки ослабил. Пускай потешит себя близкой свободой. Отсюда деваться все равно некуда.

- Ты прав. Из крепкого подвала еще ни один не вышел. Своими ногами.

- Гы-гы, выносили, это точно. Надо сказать Маркелычу, чтобы труповозку подогнал. Вонища...

Наступила тишина. Слышно было, как оба бандита переходят с места на место, не говоря друг другу ни слова. Наверное, они взялись обследовать многочисленные темные углы. Скирдач едва удерживался от жуткого желания взвыть от бессилия. Долгожданная свобода находилась в нескольких шагах, за просто прикрытой дверью. С тихим ужасом он понимал, что на разбитых ногах не только не успеет незамеченным пройти короткое расстояние, подняться по лестнице, добраться до выхода. Надо еще суметь пробежать по коридору, выскочить на улицу и замести следы между домов. Если прикинуть, что садисты догонят во дворе, он и там никому не будет нужен. В Ростове-папе неукоснительно соблюдался один закон – невиновных не наказывают. Только сейчас до него вдруг докатилось,что жители якобы вольного города существуют в замкнутом бесправном пространстве. Гулко сглотнув, казак сморгнул ресницами. Скрутил нервы в поводья и натянул их. Смерть бывает красна не только на людях. Красиво можно умереть и для себя.

- Вот, сука, уполз...

Луч фонарика вырвался из-за далекого пока угла, уперся в противоположную, высокую и голую, бетонную стену. Скирдач неработающей левой клешней придавил большой палец на правой руке к железке. Он ничего не чувствовал, но знал, ржавая пластинка до срока из захвата не выскочит.

- Куда это животное уползет. Забился, наверное, в какую щель, - озадаченно промяокал чеченец.

- И здесь нету, - отморозки перешли в другую комнату. – Под труп забраться он не мог... Слушай, а решетки на вентиляционных окнах мы проверяли?

- Ты до них дотянешься? К тому же, их танком не выломаешь.

- Вдруг какая прогнила, а эта падаль нашла подставку. Я видел вон в том углу ржавое ведро.

- В каком углу?

- Опа! Его уже нету...

Один за другим узкие лучи от фонариков стали быстро приближаться. Как только крайний из них показался из-за угла, Скирдач легко вскинул до этого неподъемные руки, наотмаш ударил в район предполагаемого глаза бандита. Почувствовал, что жестянка воткнулась во что-то твердое, отбросив неизвестного назад. Глухо вскрикнув, один из бандитов бросился за мощную перегородку. Второй вильнул лучом во все стороны. Не размышляя, казак ударил и его в темное лицо. Пожалел, что вряд ли удалось содрать кожу с уклонившегося лба. И тут-же понял, что собственное тело моментально проткнули ножом едва не насквозь. Лезвие вошло в грудь, не зацепив ребер. Мягко, как в тюк с материей, оставив после себя болью набухающий комок. Последовал удар еще. И еще. Скирдач продолжал тянуться к противнику, силясь нанести хоть шрам, хоть царапину. Пусть даже заставить усраться от страха, чтобы получить облегчение от принявшейся выжимать из него жизненные соки смерти. Он на месте осознал, что эта дама беспощадна, как жизнь при его рождении на свет. Пришел срок – все. А темный силуэт наносил удары и наносил, как робот на ткацкой фабрике, приставленный людьми протыкать в джинсовой ткани дырки для заклепок. Молча, механически. Затем отскочил на расстояние, готовый, если приспичит, к бегству. Судорожно осветил фигуру казака дергающимся лучом. С ненавистью ударил ногой в продырявленную им самим грудь. Когда Скирдач распластался на полу, рукавом пальто смахнул обильно смочивший лоб и брови пот, поддернул не менее обильные слюну с соплями, пузырями украсивших ноздри с уголками вздрагивающих губ. Казак успел улыбнуться убегающей от него мысли, что страшно было не только ему, но и этому первобытному зверенышу, возомнившему себя равным с цивилизованными людьми. Там, на поджидающих его небесах, он не собирался спорить, что представлял из себя отбросы общества, отморозка. Не думал оправдываться так сложившимися обстоятельствами. Но этот зверь никогда человеком не был. И не будет. По одной причине. Он еще не научился прощать. А казак, бывало, прощал. Чаще, чем следовало по неписанным для беспредельщиков законам.

- Поганый гяур!.. – между тем продолжал брызгать выделениями чеченец, не замечая, что на узком лбу все же выступила полоска крови. – Неверная тварь. На кого ты хотел поднять руку? Я тебя живого заколочу в бетон. Ты прогрызешь его до земли и выкопаешь себе могилу. Прямо тут, на этом месте.

- Сделай это, я прошу тебя..., - подвывал сзади русский садист, которому казак сумел сорвать с левого глаза волосатую бровь с приличным куском мяса. Окровавленными руками он притрагивался к ней, опасаясь придавливать, думая, что заодно с бровью Скирдач проткнул ему глазное яблоко. Он выхватил из кожаной куртки пистолет «Макарова», попытался снять с предохранителя. Но кровь обильно проливалась на веки, а мокрые пальцы скользили по металлу. – Дай, я сам умолочу его. Я вышибу ему моргала...

- Он уже издыхает, - искал и не мог найти выхода для ненависти чеченец. Животные страсти перекосили черты без того грубого лица, сотворив из него потустороннюю маску прислужника дьявола. - Но я не дам ему умереть человеческой смертью. Он подохнет как паршивый баран.

Оттолкнув выскочившего вперед друга, чеченец опустился на колени перед умирающим казаком. Подсветив фонариком, деловито пробежался руками по горлу, словно прощупывал, в каком месте удобнее будет резать, чтобы нож ненароком не наткнулся на твердое препятствие. Чтобы не пришлось работу повторять заново. Для мужчины из их рода это посчиталось бы позором. Как бы обозначив путь лезвия твердыми ногтями, чеченец приставил острие под скулу. Заглянув в потухающие зрачки казака, оскалился крепкими зубами, одним моментальным движением перехватил горло от одного бока до другого. Кровь толчками зафонтанировала из широкой раны на подбородок, на грудь Скирдача. Но не долго. Со всхрипом втянув в себя воздух, казак с таким же жутким хрипом выпустил его. Уже ненужный.

 

Глава одиннадцатая.

 

Леха Слонок метался по собственному особняку как загнанный в угол зверь. Затраханную до полусмерти деваху утром он сволок по лестнице в прихожую на первом этаже. Затем не поленился подняться еще раз, чтобы собрать в кучу ее одежду. Разноцветные тряпки швырнул на распростертое посередине помещения постанывающее тело. Вызвав по сотовому одного из охранников, приказал погрузить подругу в восьмидесятую «Ауди» и отправить ко всем чертям. Хоть утопить в недалеком пруду. Сам снова вскарабкался на второй этаж, осмотрел в каждой комнате припрятанное на случай осады оружие. Какое внутри стен, какое под потолком или под половыми досками. Прямо по центру главного въезда в усадьбу пристроился под подоконником пристрелянный крупнокалиберный девятимиллиметровый РПД на сошках. В других помещениях были готовые к применению АК или АКС с воткнутыми рожками. Пули в магазины набивали разные: бронебойные, со смещенным центром с ртутной каплей в просверленной и запаянной сбоку дырочке, трассирующие, даже зажигательные. На всякий случай. Удостоверившись, что все оружие пригодно к стрельбе, набрал номер телефона недалекого, но исполнительного Крохаля. Сообщив последние новости, попросил обзвонить пацанов, чтобы те в любой момент были готовы исполнить его приказания. Лишь после всего, когда стрелки на часах показали половину восьмого, а сквозь зашторенные окна промялся серенький рассвет, решился звякнуть самому Хозяину.

- Сороку, говоришь, взяли в заложники чехи? – переспросил начальник базарной уголовки.

- Так сообщил по сотовому Скирдач. А ему успел передать сам валютчик, пока его катали по Нахаловке, - повторил Слонок. – Скирдачу его похитители еще не представлялись.

- И не представятся. Но это не армяне. Армяне, как по паленому, так и по заложникам, любят работать под другие фирмы. Я так думаю, - немного поразмыслив, пришел к выводу Хозяин. – А на Сороке можно поставить крест. Жалко, конечно, парня.

- Почему? – затаил дыхание Слонок.

- Потому что он ничего не знает. Петра Первого выкупил у Тутушки, который про двинувшего нагрудный знак мужика не сказал ни слова. Факт этот ясный, иначе мужика пас бы весь базар. И перепродал за символическую цену Чоху. Если бы Сорока был в курсе, сколько стоит вещица, он так бы не поступил. Скорее всего, подумал, что обыкновенные стекляшки. Это второй облом не в его пользу. Чоха чуть придавили, он указал пальцем на Сороку. Получается, все нити дела сходятся на нем. Он выкупил, он перепродал. Станут пытать, сказать Сороке будет нечего. Финал в таких случаях известен - лишних свидетелей убирают.

- К тому же, где искать - неизвестно, - почмокал губами бригадир. – Нахаловка хоть и низкая, да раскинулась на половину Железнодорожного с Октябрьским районами. Домов с нехоженными подвалами там не перечесть.

- Между нами, а кому это нужно, - с сочувствием в голосе прогудел Хозяин. – Своих забот у каждого полон рот. Убийц Листьева с Холодовым в самой Москве никак не найдут.

- Все правильно, - криво ухмыльнулся бригадир. В данном случае он бы и рад был чем-то помочь попавшим в беду подчиненным, но не знал чем. В первую очередь, по причине сохранения своей шкуры. Вдруг бы ситуация при разборе немного прояснилась. – Если бы верховная власть страны захотела изловить Масхадова с Басаевым, те уже рассматривали бы внутренние стены Бутырского санатория с расстояния в полтора метра.

- Не будем об этом. УКГБ хоть и поменяли на УФСБ, но прослушивание телефонных разговоров в государственных целях никто не отменял, - начальник уголовки помолчал. – Короче, я сейчас попробую связаться с нужными людьми, глядишь, что и получится. У Скирдача положение получше, его ориентиры просматриваются. У Сороки, повторяю, никаких надежд. Тем более, если дело связано с чехами.

- Ясно. Звери намостырились провозить людей через непроходимые якобы кордоны.Сами предаем, сами продаем. В Чечне нашими все подвалы забиты.

- Ты понимаешь. А теперь к делу, - в голосе начальника послышались твердые ноты. – Я посоветовал бы тебе забить стрелки сначала с Пархатым, а потом с чехами.

- С нахичеванскими у меня стрелка на третий день после Нового года, - запаниковал Слонок. – Все расписано по нотам.

- А я предлагаю забить на сегодня. Часов на пять вечера, - нажал на железо Хозяин. – Не допер еще, что происходит? Имеющих крышу людей стали воровать из-под носа. Нашу крышу. За подобное жестоко наказывают. Немедленно.

- Понял, - сглотнул ставшую поперек горла слюну бригадир. – А с чехами когда?

- На второй день на этот же час. Если останешься в живых, - съязвил начальник уголовки.

- Заметано.

- Прикрытие твоей группе будет обеспечено. Работай. Результаты переговоров доложишь.

Хозяин положил трубку. Слонок отключил сотовый. Чтобы унять возникшую в коленях дрожь, раз десять присел на корточки. Потом подошел к бару в стене, отвинтил пробку на бутылке с коньяком. Сделал несколько крупных глотков прямо из горла. Вместе с бутылкой в руке принялся наматывать километры, семенящими шагами мотаясь от одного окна к другому. Прошло с полчаса. За это время ничего нового на ум не приходило. Взглянув на настенный терем с огромным позолоченным маятником, он завалился на обитый плюшевой материей диван, присосался к бутылке основательно. Ничего не помогало. С самого начала встряхивающая тело нервная лихорадка продолжала колотить его, будто он снова очутился на мостике раздолбанного колхозного комбайна, каждый год списываемого за профнепригодность из родной механизированной бригады и ежегодно в тех же списках восстанавливаемого. Тогда бригадир рывком поднялся с дивана, проскочил в одну из комнат к тумбочке с аптечкой. Выдернув из картонной коробки блестящую пластинку, выковырнул из ячеек несколько зеленых таблеток элениума. Разинув пасть, забросил их на язык и с бульканьем запил коньяком. Минут через пятнадцать повело капитально. Не дожидаясь, пока лекарство начнет действовать в полную силу, он включил мобильник, набрал номер соперника по богованию над ювелирными магазинами со скупками золотого лома.

- Да, - недовольно отозвалась трубка.

- Пархатый...

- Эта нэ Пархатый.

- Я сказал, мне нужен Пархатый, - рявкнул бригадир.

- Сэйчас.

- Я слушаю, - голос в трубке был высоким и тоже жестким, но он оказался знакомым.

- Пархатый, я забиваю тебе стрелку на пять часов вечера сегодня, - Слонок облизал липкие губы. – Ты меня понял?

- Что случилось, дорогой? – немного удивились на том конце связи. – Стрелка у нас с тобой намечена на третий день после Нового года. И я о ней не забывал.

- Она переносится из-за нарушения тобой и твоими людьми договорных условий. Сегодня в пять часов вечера на том же месте. Больше я повторять не буду.

- Какие нарушения?.. Какими моими людьми?.. – вроде обиделись в трубке. – Дорогой, ты думай, о чем базар ведешь. За это можно и ответить.

- Вот ты и будешь отвечать. По полной. Если сорвешь стрелку, я не стану напоминать, что за это бывает. Конец связи.

Бросив мобильник на диван, Слонок поднял бутылку за донышко и вылил остатки коньяка прямо в горло. Опять посмотрел на терем с маятником на стене. Стреловидные указатели замерли на восьми часах утра. Впереди достаточный период, чтобы хорошенько отдохнуть и придти в себя. Сняв с волосатого запястья накрученные «Сеико», поставил будильник на три часа дня, напялил браслет обратно. Кажется, он сделал все, что необходимо в таких случаях. Парни предупреждены еще до раскладов с Хозяином, оружие проверено до базара с ним же. Можно спокойно отрубиться на несколько часов. А там судьба решит, кому проторять дорогу на том свете, а кому продолжать боговать дальше на этом.

Бригадира разбудил звонок на стационарный телефон. Он долго не мог сообразить в каком месте особняка находится и какие события предшествовали неожиданной пьянке. Но телефон трезвонил настойчиво и злобно. Слонок редко кому позволял пользоваться этим номером, обходясь вечно при нем сотовым. Во первых, по стационарному нетрудно вычислить местонахождение разыскиваемого объекта, во вторых прослушать разговоры по нему не составляло особого труда. С трудом оторвавшись от двуспальной кровати, на которой валялся не раздеваясь и не разуваясь, он прошкандылял к узкой тумбочке. Накручивал номера глупый, но исполнительный, Крохаль, в несерьезных проблемах замещавший Скирдача.

- Я тебе уже с час где-то звякаю. Ноль внимания.

- А почему не по сотовому? – дернул щекой Слонок.

- Ты ж его, видно, отключил. Или сигнал слабый.

- Рассказывай, что там произошло, - кинув сердитый взгляд на далекий диван, на котором он оставил мобильник, разрешил бригадир. – Да покороче. У меня ко всем пацанам тоже дело есть.

- На базаре объявился Коца. Пришел к часу дня, занял свое место.

- Да и хер с ним, с этим Коцей. Потом разберемся. Ты по нему позвонил?

- Нет. В палатке у Кидалы расположился Микки Маус. Балдеет, будто ничего не знает. Я его попытался прощупать на предмет новых поступлений из раритетов от Коцы. Молчит, как Сергей Лазо у паровозной топки.

- И с ним базар еще впереди. Все? Сколько времени, ишак? У меня до трех дня мертвый час.

- Половина третьего, бригадир. Извиняй, если что, - слышно было, что на том конце провода немного стушевались – Но не это главное. Передаю важную информацию.

- Давно бы передал, козел. Достал уже, - завелся бригадир. – Когда я приучу вас в первую очередь сообщать основное.

- Короче, до Коцы подканали два чеха, - сразу заторопился Крохаль. – Оба прикинутые от и до. Не иначе тихари от Асланбека.

- Подробнее, - подбираясь внутренне, приказал Слонок.

- Про треп между ними ничего не могу сказать. Далеко, да и Коца не подарок. К тому же, сначала он съездил по зубам Скопе, выследившего его с мужиком, а потом устроил гонку за стрелявшим в него нашим из молодых. Тот при всех поклялся, что пульнул для острастки. Вверх и в сторону. Коца пообещал его закопать.

- Дальше, не томи.

- После базара с чехами Коца озверел вообще. О чем они толковали, хер их знает, только и чехи взвились на дыбы. Разошлись с предъявами друг к другу.

- Когда это было?

- С часа полтора назад.

- Еще кому про это известно?

- Кроме наших никому.

- А теперь слушай внимательно. Что ты сейчас продиктовал, мы замнем до лучших времен, - бригадир провел рукой по лицу, словно сгоняя остатки балдежного сна под элениум с коньяком. Но вялость таилась везде. Она начала бесить, эта вялость некстати, - Предупреди пацанов, что все дожны собраться в четыре часа возле автостоянки, на которой я паркую свой джип. Пусть они наберут бойцов на пять машин. Посленовогодняя стрелка с Пархатым перенесена на сегодня на пять часов вечера в район парка Авиаторов. Ясно?

- Ясно. Это между вторым Орджо и Авиагородком? По Новочеркасской трассе.

- Именно. Броники, боекомплект, санпакеты. Дай маяк, что нас подстрахуют. Чтобы не бздели.

- Среди нас таких нет, - как-то скомкал фразу Крохаль.

- И не будет, - жестко оборвал Слонок.

- А с Козырем что? Он же полуармянин.

- Метла тоже армянин. То ли метис... Перс, Катала, Зурик. Четверть валютчиков на рынке из местных армян или метисов. Да хохлы еще. Падла, евреи уже плачут... . Дальше что?

- К слову. Больше двухсот лет вместе живем.

- Козырь и другие армяне местные, а эти из наглючей материнской Армении. Понаехали нахичеванских с чалтырскими подбивать. Скоро Чалтырь станет прозываться НАР – народная армянская република.

- А кто за ними пойдет? Чалтырские с нахичеванскими давно обрусели. Язык забыли. Хотя, дай волю, враз все вспомнят.

- Все правильно. Выполнять.

...Вереница разномастых легковых машин во главе с джипом «Лэнд Крузер» просвистела по Садовой, затем по Советской. На площади Карла Маркса, на которой местные армяне надумали водрузить памятник Екатерине Второй, она повернула в сторону проспекта Шолохова.

- Стоит еще, - со злой усмешкой кивнул на бородатый гранитный монумент устроившийся рядом со Скопой Крохаль. – Не был бы евреем, или похожим на армяна, давно бы снесли.

- Кого? – не отрываясь от дороги, переспросил сидящий за рулем шестого «Ауди» Скопа.

- Карла – сочинителя «Капитала» только для русских, - подтягивая ремень на короткоствольном АКСе пояснил Крохаль. – Я не против Катьки, которую они хотят взгромоздить вместо Маркса. Она заслужила, она же наградила гонимых турками армянских беженцев нашими землями. А если честно, это туфта, понимаешь? Им лишь бы зацепиться, потом и вместо Катьки быстренько нарисуется какой-нибудь Вартапет – освободитель от Османского ига. А наш родной Ростов-папа почернеет и превратится в азиатский Эчмиадзин, где армяне начнут трахать в задницы не только девочек, но и мальчиков. Они повальные педики.

- Ну ты загнул, кореш. У меня много друзей армян, неплохие ребята, хотя ухо с ними держать надо востро, - не согласился с доводами товарища Скопа. – А вот насчет памятника ты прав. Дай разрешение, через год площадь не узнаешь. Станет армянской с аксакалами, или как их, дашнаками на лавочках в турецких шароварах, в туфлях с загнутыми носами на босу ногу. У них из своего только носки теплые и пестрые, из овечьей шерсти.

- У них все овечье. Даже телевизоры со стиральными машинами, - пробурчал Крохаль. – Своего ума хватает лишь на кидалово.

Монумент с Вечным огнем чуть в стороне остались позади. Но базар на эту тему в салонах других машин не затихал. За последнее неспокойное время кавказцы, в частности, ростовские армяне, наглыми претензиями достали жителей донской столицы. На площади с Театром Юного Зрителя сбоку, едва не разгорелась настоящая бойня между местными армянами и коренными ростовчанами из-за памятника императрицы. Если бы подогреваемые посланцами из Еревана нахичеванские арямяне ту статую установили, неминуемо произошло бы разделение единого Ростова-на-Дону на два города – на Ростов-папу, и Нахичевань-на-Дону. И пошел бы гулять передел по всему югу России. Уже подняли горячие головы армяне Армавира на Кубани, объявив его древней столицей государства Айастан, зашевелились скупившие за бесценок у русских алкашей хибары и дома по черноморскому побережью от Туапсе до Адлера армяне из материнской Армении. За южными городами на трассах появились громадные плакаты с надписями: Россия, убирайся отсюда. Здесь территория Кавказа. На Кубани засилье армян превратилось в запредельное. За родной Арарат с отобранной турками территорией армянам с басурманами затевать драку было не с руки. Вмиг бошки открутили бы, как вырезали полтора миллиона в 1915 году. А с Россией, после революции бесправно-лапотной, чего не повоевать. Она все простит. И теракты в московском метро, и паленую цистернами водку с сотнями тонн животного жира вместо сливочного масла, от которых население расплачивалось тысячами жизней. И кидал, и фальшивые баксы. И даже то, что завоевавшую на конкурсе красоты первое место русскую девушку армянский изувер облил серной кислотой. За то, что показала не рабский азиатский подхалимаж, а настоящую русскую гордость. Но... просчитались. Местные армяне не сумели поддержать разыгравшиеся аппетиты армяней ереванских. Да и русские вспомнили, что территории данные испокон веков числились за славянами. Прозывались они Тмутараканью.

- Ну, сука, времена настали. То казанские татары Москву оккупировали, то прибалты носы отворотили. А теперь первобытные кавказские племена на мозоль наступают, - не мог успокоиться несостоявшийся историк Крохаль. - Ничего, перемелется и черная напасть, как стало никчемным татаро-монгольское иго. Где они, татаро-монголы? И где немытая для тех же армян Россия?

В знак солидарности Скопа положил руку на плечо товарища. Он словно подтверждал помыслы последнего, что сегодня русскими парнями будет преподан урок ведения боевых действий за право быть хозяевами на своей земле. За то, чтобы не вырывали изо рта кусок пожирнее всякие, а научились обходиться своими силами с разумением своим.

Примерно такие мысли после пересечения незримой границы с Нахичеванью толпились в головах и остальных боевиков бригады Лехи Слонка, спешащих на не обещавшую ничего доброго стрелку с отморозками Пархатого. Думы перевоплощались в отрывистые злые фразы по адресу все той же нации. Парни заводили себя, кровожадными взглядами провожая каждого кучерявого на стоянках общественного транспорта.

Сразу за Берберовкой, на подъеме из поросшей черной рощей заснеженной балки, от которой, собственно, начинался парк Авиаторов, на обочине трассы расположился гаишный пост. Парочка «ДЭУ» с голубыми милицейскими полосками по бокам. Еще один УАЗик приторчал по другую сторону дороги. Мент в форме гаишного патруля маякнул карманным фонариком.

- Все в порядке. Нас подстраховывают, - расслабился на пассажирском сидении Слонок. Баранку джипа за него крутил Козырь. Добавил. – Перед дорогой на Александровку сворачивай направо, прямо в рощу. Не доезжая самолета на стреле остановишься. Осмотримся.

- Понял, - буркнул насупившийся Козырь.

Сзади с автоматами на коленях отдыхали трое штатных боевиков бригады, набранных из числа прошедших горячие точки парней. Они представлялись очень удобными, эти сухощавые молодые ребята – чуваш, адыгеец и русский. Среди них попадались татары, коми, калмыки и вообще какие-то саха-якуты из-за уральского хребта. Мало того, что наемники абсолютно ни в какие дела не совались, им еще было все равно, кого отправлять на тот свет примеривать саван. У многих родственники крутились на рынке валютчиками, скупщиками драгоценных металлов или промышляли зубным высокопробным золотом. Остальные считались их кровными друзьями. Но все работали под началом одного командира - Хозяина. Поэтому назвать парней посторонними было бы неправильно. Скорее, они помогали восстанавливать справедливость. Как и другие члены бригады, за добрую отстежку хоть российскими бабками.

Кавалькада нырнула в путанные заросли, неторопливо покатилась по узкому обледенелому асфальту. Вскоре в просветах показался серебристый реактивный самолет, насаженный хвостом на стреловидную наклонную стеллу. Вокруг не было ни души. Покрытые почерневшей корой не толстые гнутые стволы акации с сиренью и дикой жерделой торчали из глубокого снега усохшими будыльями на замерзшем пруду. Просунувшись по инерции несколько метров вперед, неслышно рокочущий «Лэнд Крузер» остановился не заглушая двигателя. Через лобовое стекло бригадир внимательно оглядел окрестности.

- Вот пидоры черножопые, - досадливо цыкнул он сквозь коронованные золотом зубы. – Не дай бог не заявятся. Все повешу на них. И покушение, и похищение, и захват не своих территорий.

- Каких территорий? – повернулся к нему Козырь. – Со времен передела в девяносто третьем году они границ не нарушали.

- Родная кровь взыграла? – вмиг ощерился Слонок. – А скупку за «Яблочком» кто недавно прикарманил? Мою скупку.

- Я не знал, что она стала твоей. Надо предупреждать, - сощурил черные зрачки помощник. – Никто из наших тоже не в курсе. А если эту скупку мы взяли под свой контроль, почему отстежка не поступает в общий котел?

- Потому что в список нашей территории она включена на днях. Вот почему, - стараясь унять бешенство, смахнул с губ слюну бригадир. – Соберется очередная сходка, сделаю объяву.

- Ты успокойся. С таким настроением на стрелки не выезжают, - посоветовал Козырь.

Слонок молча выдернул из кармана широкий носовой платок, провел им по лицу, вытер губы. Сонное одурение от элениума с коньяком начало проходить, перерастая в с трудом сдерживаемую тревогу. Пока она поселилась только под сердцем, но он знал, что маленький поначалу тугой комок ее в любой момент способен расползтись по всей груди. И тогда возникнет паника, унять которую можно будет лишь вызванным искусственно бешенством. Клин вышибается клином. Сунув платок в карман, он снова обвел сверлящим взглядом дорогу и рощу вокруг. На расстоянии видимости по прежнему было пустынно. Точное время встречи катастрофически исходило на нет. Вытащив из бокового кармана меховой куртки длинноствольный «ТТ», бригадир нажал на кнопку на рукоятке, проверил обойму. Со щелчком вогнал ее на место. В это время мобильник запиликал одну из ростовских блатных песен. Включив его на прием, Слонок поднес утыканный кнопками брус к уху.

- Не там ищешь, дорогой. Наверное, с похмелья ты не туда въехал, - высоким голосом Пархатого прогундосила трубка. От неожиданности Слонок чертыхнулся про себя. А мобильник продолжал издеваться. – Извини, так бывает, когда коньяк торчит постоянно на виду, и пройти мимо бутылки нету сил. Я помню, что бар в твоем доме расположен прямо в гостинной.

- А где его нужно располагать? – ощерился Слонок. – В твоей заднице, что-ли?

- Ну зачем так грубо. Бар со спиртным должен быть в баре, - не унималась насмешливая трубка.

- А ты не пьешь? – сдерживаясь из последних сил, чуть не взревел бригадир. – Или, как некоторые, говно через тряпочку посасываешь? Помню, лично я помогал тебе спуститься по лестнице в моем доме, чтобы ты смог дойти до своей машины.

- Было дело, - не стала спорить трубка. На том конце связи тоже поцыкали языком между зубами, смачно сглотнули слюну. – Оглянись назад, Слонок. Я уже здесь.

Хозяин машины невольно крутнулся на сто восемьдесят градусов, забыв, что обледеневшие тонированные стекла стали похожими на сценические шторы в оборках. Расслабившиеся на сидении трое бойцов никак не отреагировали на его выпад. Приняв прежнее положение, бригадир сплюнул под ноги. Он понял, что Пархатый пристроился его колонне в хвост, и сейчас находится за поворотом на этой же дороге, скрытом от глаз густыми зарослями низкого кустарника. Во всей голой роще только этот участок, да еще по краям, не был пробрит усердными лесничими. Выбор места стрелки принадлежал Пархатому, бригадир согласился, уточнив лишь время. Хорош, армянский кряква с короткий нос, чертыхнулся про себя Слонок. Еще тогда он подумал, что следовало бы проверить район встречи досконально. Не родные русаки, по стреляющей Чечне разъезжающие верхом на бронетехнике, вместо того, чтобы за нее прятаться. Потому и гробы с грузом двести как в Великую Отечественную – скупо поблескивающим странными цинковыми пятнами, нескончаемым потоком. Словно на гробах этих заморозились капли материнских слез.

- Слышишь, Слонок, если гаишники на трассе тебя подстраховывают, то дело твое швах. Мы так не договаривались, - снова загундосила трубка. – Я все просчитал, отход в том числе. К тому же, они все схвачены и готовы порвать жопу тебе первому.

- Если они с нами, то тебе труба вообще. Попал ты между молотом и наковальней, - не стал вдаваться в ненужную полемику бригадир. Не согласился и на долг. – Отход ты имеешь ввиду куда? На тот свет?

- Вместе с тобой, - не выдержав долгой беседы, взвизгнул Пархатый. – Впереди у тебя дороги нет. Дальше завал. А у меня есть боковой отвод.

- Который тоже успели завалить мои гаишники, - подбавил хворосту в огонь Слонок. – Короче, Пархатый, выходим.

- Выходим, - чуть помедлив, отозвался напряженный голос главаря бригады нахичеванских мучеников, проблем у которых было побольше. Надо было и территорию свою отстоять, и площадь Карла Маркса Екатериной Второй украсить. В то время, как Слонку любые памятники не срались вовсе. Пархатый повторил с угрозой. – Выходим, дорогой.

Побегав по кнопкам сотового, бригадир повернулся к сидевшему за рулем Козырю, махнул свободной рукой, чтобы тот выключил работавший на малых оборотах двигатель. Приставив мобильник к уху, сдержанно приказал сидевшему в следующей за ними машине Крохалю:

- Передай по цепочке - оружие на взвод. Выходим.

- А где армяне? – засуетился помощник. – Их что-то не видно.

- Пархатый висит у нас на хвосте. За поворотом с кустами, - спокойно объяснил Слонок. Он прекрасно понимал, что с людьми недалекими нужно говорить убеждениями. – В кучу не сбиваться. Рассеяться на обе стороны. Ты лично держись от меня на расстоянии десяти шагов. Если что, давай команду на гасилово. Тут не до базара.

- Ясно. Приступаем.

Спрятав мобильник, Слонок откинулся на спинку мягкого сидения. Зажмурив глаза, отключился от действительности. Потом дернул за ручку двери. Скомандовал Козырю с троими бойцами сзади:

- Вперед. Говорят, на том свете жизнь тоже есть.

- Кто бы сомневался, - снимая «Макаров» с предохранителя, поддержал сказанное Козырь.

Вокруг машин уже деловито суетились подчиненные бригадира, передергивая затворы автоматов, загоняя в рукоятки пистолетов полные патронов обоймы. Подчиняясь тихим приказам Крохаля с Метлой, некоторые быстро продвигались по направлению к недалекому отвороту дороги, одновременно как бы охватывая участок ее с невидимыми еще средствами передвижения банды конкурентов полукругом. Щелкнув дверью, Слонок широким шагом направился вдоль ряда автомобилей за своими бойцами. Пока они занимают места, можно идти спокойно, ни в коем случае не выказывая волнения. Не поймут, ни свои, ни чужие. За багажником третьей по счету иномарки один из бойцов возился с разобранным АКСом. Раскрыв крышку ствольной коробки, распрямленной булавкой он ковырялся внутри механизма.

- Нашел время, - притормозил бригадир, незаметно большим пальцем правой руки снимая свой «ТТ» с предохранителя. – Что случилось?

Он не опасался удара в спину, но с некоторых пор все могло произойти, если брать в расчет покушение на него в набитом людьми, как селедки в бочке, центре дневного рынка. Ночь назад в голове начала крутиться мысль о том, что в среде преданных людей завелся доносчик. Иначе как объяснить тот факт, что о выкупленных у мужика ценностях знают члены других преступных группировок, расплодившихся в Ростове словно крысы в период повального мора.

- Тормозится, сука. Наверное, какой обломок скалы подхватил, - продолжая тыкать булавкой вовнутрь, отозвался боец. – Затворная заедает.

Шедший с другой стороны Козырь приостановился тоже. Глазами дал понять, что он присмотрит. У последней машины бригадира дожидался Крохаль. Положив руки в кожаных перчатках на ствол и приклад АК семьдесят четвертого, он широко расставил ноги, всем видом давая понять, что подобные разборки ему не впервой. Еще через несколько шагов Слонок узрел никелированный радиатор шестисотого «Мерса». А потом вереница «Мерседесов» от самого престижного до консервной банки сто девяностой модели черной гадюкой испачкала укрытую снегом, давно не тревоженную протекторами, дорогу через рощу.

- Козлы черножопые. На всем стремятся лоск навести, - не удержался от оскорбления в адрес армян Крохаль. – Я одному как-то доказывал, что кавказцы тупые. Штаны с сапогами, и те носят русские, не говоря об изобретении хотя бы стиральной машины. Ты знаешь, что он ответил?

- Что? – машинально спросил Слонок.

- Привезут.

- А ты не прикинулся бы дураком и сказал бы в ответ тоже.

- Что?

- Только труд из обезьян делает человека.

Боевики из группы поддержки уже расположились полукругом перед колонной машин армянских беспредельщиков, тоже успевших рассеяться по бокам дороги. Облокотившись о капот, издалека посмеивался в длинном черном пальто с грязного цвета шарфом главарь банды Пархатый. Высокая шапка не смогла прикрыть выпершихся из-под низа иссиня черных завитушек.

- Наемник, падла. С таким базарить надо жестко, - будто сам себе сказал Слонок.

- Кто наемник? – пошарил глазами впереди Крохаль. – Пархатый, что-ли?

- Он самый.

- Я его, вроде, сто лет уже знаю. И все на Нахичевани крутится.

- Он не из местных. Ереванский боговик. Говорят, скоро состоится воровская сходка, на которой его будут крестить в воры в законе.

- Этого отморозка? Шушеру эту? – воскликнул Крохаль. И тут-же согласился. – Не западло. После Славы Япончика в России остались одни грузинские да армянские воры в законе. Еще азербайджанские с тарабарскими. И здесь порядка как не было, так и нет.

- Все, базар окончен. Значит, как договорились, - обдал тяжелым взглядом соратника Слонок. Потрогал ребристую рукоятку пистолета в боковом кармане куртки еще раз. - Я пошел.

- Удачи, бригадир. Я на стреме.

От «Мерса» тут-же отделилась высокая полная фигура Пархатого. По мере приближения Слонок успел рассмотреть, что добрая треть боевиков происхождения тоже не местного. Они заросли черной щетиной, носы имели длинные и тонкие, как член у хряка. Воевавшие в Нагорном Карабахе с одной и другой стороны русские дикие гуси рассказывали, что состав армяней не однородный. Бывало, национального ополченца они принимали за поджарого азербайджанского патриота. Значит, для поднятия боевого духа главарь вызвал подмогу с гор. Среди разношерстной команды попадались парни со славянскими чертами лица. Пословица не суй свой нос туда, куда собака хрен не сует, была не про них.

- Привет, Слонок, - протянул руку в перчатке Пархатый. – Рад встречи с тобой.

- Я обрадовался еще больше, - не стал снимать перчатку и бригадир. – Так обрадовался, что всю ночь не спал, думая о твоем здоровье.

- Хамишь, ара, - с кислой миной коснулся тисненой кожи Пархатый. Проститутский номер не прошел. – Куда уходят теплые отношения, которые сопровождали нас на протяжении стольких неспокойных лет.

- В Библии прописано, что все течет, все меняется. Вот и мы с тобой не стоим на месте.

-Ты что, за Библию взялся, что-ли?- приподнял черные брови главарь.

- Мне она ни к чему. Но хорошие мысли почему бы не запомнить.

- Ты прав. Вот и давай по доброму обсудим возникшие между нами проблемы.

- За тем и встретились, - Слонок в упор посмотрел налившимися нездоровым блеском карими зрачками в черные глаза соперника. – Первое, вся территория по Садовой и Советской до магазина «Яблочко» со скупками драгоценного металла, с ювелирными магазинами, с обменниками валюты с этого момента объявляется территорией нашего влияния. Контролировать их будут наши люди.

- Она и была вашей, никто на нее не претендовал, - с напускным удивлением развел руками Пархатый. – Бригадир, какая муха тебя укусила?

- Объясню, - скрипнул зубами Слонок. – Мне доложили, что все доходные места до Театральной площади и саму площадь от того же «Яблочка» прибрали к рукам ваши золотушники с менялами. Они сгоняют с мест наших людей, угрожают им. Одного побили и ограбили. Это так?

- Подожди, дорогой, ты что-то путаешь. Испокон веков межевая линия между Ростовом и Нахичеванью проходила по пересечению улицы Советской улицей Верхне Нольной, которая пролегает за Театральной площадью, если ехать из Ростова. До тебя еще не дошло, почему местные власти не взялись переименовывать бывший главным проспект Энгельса в Большую Садовую до площади Карла Маркса, а поменяли название только до Театральной? Ведь трасса тянется стрелой от главного железнодорожного вокзала почти через весь город. Если еще не понял, я тебе объясню. Потому что за Театральной начинается территория города Нахичевани-на-Дону, поэтому и улице оставили название прежнее – Советская. Почти через остановку на ней расположился магазин «Яблочко». Получается, что от площади - в том числе и магазин - территория наша.

- А я располагаю информацией, что Нахичеванская слобода начиналась с улицы, которая за магазином «Яблочко», если ехать, как ты выразился, из Ростова. И вообще, если дошло до дележа, то черта раздела должна пролегать по площади Карла Маркса. За ней начинаются ваши убогие трущобы с кривыми переулками, в которых сам черт ногу сломает. Короче, благодарите Катьку за подарок и обустраивайте его как хотите. Но на ростовский каравай рот не разевайте. Узнаю, что моих людей армяне продолжают изживать от исконно русских доходных мест, нормального базара - вокзала больше не обещаю.

- А что ты можешь нам пообещать? – расхохотался в лицо Слонка главарь нахичеванских отморозков. – Войну объявишь? Не боишься проиграть?

- Как это воспринимать, Пархатый? – налился нездоровой краснотой Слонок. – Ты мне угрожаешь?

- Ну что ты, дорогой, - продолжал скалить зубы армянин. Он все больше утверждался в мысли, что перед ним обыкновенный отморозок, цена которому пятак в базарный день. Эта мысль возникла давно, с периода начала знакомства с ментовским ставленником. – Вот ты сказал, что армяне со времен переселения на подаренных императрицей землях ничего стоящего не возвели. А что успели возвести с тех эпох русские, кроме двух-трех этажных каменных зданий вдоль главной улицы и в самом центре? Сейчас они все в трещинах, пополам разваливаются. Ты согласен? Про Нахаловку, Сельмашстрой, Кацапстрой, Берберовку с Наримановскими медвежьими углами я промолчу. Земляк, все мы из Советского Союза.

- Ереванский отморозок тебе земляк. Свои права езжай качать там, - ощерился Слонок.

- Мои права при мне. И ты мне не указ, - сузил черные зрачки Пархатый, ощущая, что запал у противника ложный. Скоро на его место вернется привычный таким людям страх.

- Значит, условий наших ты не принимаешь?

- Они неправильные, толковища настоящего недостойные, - как от назойливой мухи отмахнулся главарь. – Этот вопрос должны решать не мы. Наше дело выкачивать бабки из любого доходного места, если оно оказалось без нужного присмотра.

- Мои люди тебе не предъява?

- Нет. Они работали плохо.

- Вопрос исчерпан, - всхрапнул бигадир.

- Да, он не стоит выеденного яйца, - ухмыльнувшись, подтвердил Пархатый. - Давай второй вопрос. Только не тяни с вашими-нашими. Все наше, зачем лишний базар.

- Покушение на меня организовал ты? – в упор спросил Слонок. – Только не виляй, все равно все успело перейти в ваши руки.

- Да кто ты такой! Какой-то паршивый отморозок, - вконец возмутился Пархатый. – Прими за честь, что я приехал с тобой на стрелку. Скоро прикажу отрубить хвост лучшему твоему другу, и ты ему отрубишь. Сам.

- Хорошо сказал..., хотя тебя еще не короновали в воры в законе. А ты в этом уверен?

- И к бабке не пойду. До вора мне всего один шаг. А ты был ментовским шакалом, шакалом и сдохнешь.

- Опять поглядим, - Слонок понял, что стрелку проигрывает вчистую. Бешенство искало выход и не находило его. Как и монументы, авторитеты ему тоже были до одного места. - Смотрящим по Ростову поставят. Не рано возносишься?

- В самый раз. Коронация не за горами. И кто знает, кто на этот раз займет место смотрящего в соблюдающем воровские законы Ростове-папе.

- Короновать тебя будут грузинские с армянскими авторитеты. Это они, что-ли, соблюдают законы? Ты, часом, дури не перекурил? – внаглую гоготнул бригадир. – Спрашиваешь, кто я такой. Я отсюда родом, это моя земля. А что из себя представляют такие, как ты, беженцы с наплывом из нищих республик? Кто когда на Дону признавал армянских с грузинскими самозванцев за истинных воров в законе, которые титул выкупают за бабки. Общероссийским общаком у нас заправляют свои. Если здесь на трон взгромоздится выходец из черножопии, Ростов-папа упадет со смеху.

- Слушай, курва, на александровской трассе исхода стрелки дожидается гаишный патруль, который приставлен тебе на помощь, - с презрением сплюнул сквозь зубы Пархатый. – Ты думаешь, я ничего не понял?

- Пусть будет так. Дальше что?

- Правильно, дело не в этом. Среди десятка русских ментов, патриотов с боевым оружием, всего один армянин. И он один устроит так, что десять русских в твою защиту пальцем не шевельнут. Он уже так сделал.

- Каждого бабками обнес! – понимая, что армянин говорит правду, с остервенением процедил Слонок. – И они прижухли.

- И бабками, о чем разговор. Но самое главное, ты своим соплеменникам сто лет не сдался, - сорвался, наконец, главарь. - Они готовы тебя первого на тот свет отправить. Пош-шел на хер, отмороженная сучка, пока я тебя не опидарасил прямо здесь. На виду у твоих пидоров от рождения...

Отшатнувшись, Слонок заюлил глазами в поисках выхода из положения. Как и вначале, его не находилось. Лишь новая волна беспомощности взялась заглаживать по первости вздыбившийся было гребень бешенства. И тогда, следуя заложенной в мозг генной установке потомка крестьян, он по мужицки, или, что одинаково, по животному, когда оба существа попадают в безвыходное для них положение, попер напролом. Выдернув из кармана пистолет, приставил к груди Пархатого:

- Это я тебя опидарашу, сучня черножопая. Прямо вот тут, на месте. Чтобы все видели, что до вора в законе тебе как комолому козлу до сохатого оленя, - брызнул он слюной в лицо армянину. – Ты откуда к нам заявился, чтобы устанавливать свои порядки?

- Тихо, тихо, - сбавил тон главарь нахичеванских. Если бы на месте отморозка оказался блатной, он обязан был бы уделать его без сомнений. Но для беспредельщиков законы никто не удосуживался написать. – Не води обезьяну, Слонок. Она может дорого тебе обойтись.

- Обезьяна это ты, - понимая, что отступать дальше некуда, взвинчивал себя Слонок. – Вот ты сейчас за все и ответишь. Пошли со мной.

- Куда?! – опешил армянин. – Опомнись, родной. Мы не на сцене.

Кольцо из боевиков с обеих сторон начало сужаться с катастрофической быстротой. Одно неловкое движение или возглас главарей могли заставить блевать свинцом немалое количество находившегося в их руках оружия. Крохаль нервно повел стволом по черноголовым рядам. Парни от Хозяина сделали это привычно, для большей собственной безопасности моментально развернувшись к противнику боком и чуть подогнув колени раздвинутых ног. Точно так-же поступили заросшие узколицие боевики с армянской стороны. Этот прием как бы разделил обе бригады на принимавших участие в боевых действиях бойцов, и не обстрелянных еще салаг. Остальные забегали глазами в поисках укрытий. Снова получалось, что преимущества и на этот счет оказались у армян. Они почти не отошли от своих машин.

- Ко мне в мой просторный джип, - бешенно пожирал зрачками противника бригадир. - Для подробного расклада. Мой заместитель Скирдач и валютчик Сорока не в твоих ли сейчас подвалах? Шкуру с них сдираешь, чтобы добыть информацию об орденах с камешками? Отвечай, с-сучня. Замочу!

- Каких подвалах?... Какие валютчики?.., - суетливо зашмыгал коротким, словно обрубленным, носом Пархатый. – Что за ордена с камешками? С перепоя гальюники покатили?

Неспокойное поведение противника окончательно утвердило главаря базарных беспредельщиков в его догадке, что нахичеванские не только в наглую пошли на захват исконно принадлежавших местной братве территорий, но и пронюхали подробности об объявившихся на рынке ценностях из неизвестного клада. Этого было достаточно, чтобы в полный рост предъвить претензии.

– Вперед, пидор, ты обязан ответить за все. Не на морозе же тебя трахать.

- Да ты совсем слетел с катушек, - взбесился потерявший чувство опасности Пархатый. Но даже в этом случае преимущество над русским отморозком не покинуло его. Сняв перчатки, он швырнул их на землю. – Грязная свинья...

Главарь бросил руку в карман длинного черного пальто. Холеные пальцы с платиновым перстнем с крупным бриллиантом на одном успели обхватить удобную ручку браунинга и показать его всем. Слонок постарался нажать на курок первым. Подцепив за грудки падающее тело такого же беззаконника, притянул его к себе, защищаясь от сыпанувшего в него града пуль. Завалился назад, на жесткую дорогу. Вокруг пошла молотьба созревших для жатвы живых колосьев из человеческих тел, будто смерть среди зимы решила устроить праздник урожая. Кто умрет стоя, кто в муках, а кто останется жить, она подсчитает потом. Пока же ее саван метался над озверевшими людьми белым покрывалом на всех...

На ведущей в Александровку трассе разминавшиеся у патрульных машин менты стрельбу услышали сразу. На какое-то время замерев, разом повернули головы в сторону нырнувшей в рощу дороги. Руки в теплых рукавицах машинально потянулись к повешенным на грудь поверх гаишной формы автоматам.

- Не договорились, - сказал кто-то из них. – Рубка теперь пойдет до последнего. Помните контролировавшие вещевые рынки славные бригады новочеркасца Сотника с дагестанцем Аликом? Ни один в живых не остался.

- Да и хер с ними, - отозвался его сосед. – Пусть хоть на куски порубятся, звери поганые. Никакого сожаления, одна ненависть.

- Это потому, что тебе мало платят, - буркнул первый из ментов. – Зависть, понимаешь?

В этот момент раздалась громкая команда от автомобиля командира подразделения:

- Приготовиться. Как только взмахну рукой, бегом по машинам.

- Вот и гони, тебе надбавки за боевые начисляют, - пробурчал себе под нос не побывавший в Чечне мент с крестьянским лицом, к которому успел подойти и все объяснить заместитель командира, армянин с погонами старшего лейтенанта – А мне бы оно сто лет не снилось. У меня еще квартиры нет, семью кормить нечем.

Примерно такие-же чувства отражались на большинстве лиц обмундированных в гаишную форму, набранных из близлежащих, обнищавших за время перестройки населенных пунктов, милицейских сотрудников. Когда смотришь по телевизору отрывки из военных архивов про Первую мировую войну, даже в тех нечеловеческих условиях не встречается рож, которых вдруг масса выбросилась на улицы и площади больших городов. Невольно возникает вопрос, откуда они повыперлись, из каких захолустных углов!

- Пора. Иначе они друг друга изрешетят, - со вниманием прислушиваясь к автоматной молотьбе, расстегнул кобуру командир подразделения. – Надо помочь Слонку сохранить боевой костяк. Эти отморозки еще пригодятся для помощи в контроле над настоящей оргпреступностью.

- А они что, не организованные еще преступники? – пропуская сигаретный дым через полные капризные губы, сощурил нагловатые глаза заместитель. – Не спеши, я слышу, что бригада Слонка работает слаженно.

- У него боевиков меньше, чем у Пархатого, - не согласился командир. – Ты заметил, сколько «Мерсов» завернуло в рощу от нахичеванских, и сколько «Ауди» с «Хитачи» от центрального рынка? У первых «немцев» штук двенадцать, у вторых всего пять иномарок. Уверен, они загнали Слонка в капкан и теперь решают его судьбу по своему.

- А тебе не все равно, какая у них судьба? – лениво проговорил старший лейтенант. – Свою судьбу они выбрали сами. Что те, что другие всего лишь отморозки.

- Не скажи. Со своими беспредельщиками нам справиться будет легче, - не согласился командир, не переставая подставлять ухо отзвукам боя. – Про Буденновск с Первомайским не забыл? Про дохлые базары Черномырдина и Ельцина с Басаевым и Радуевым. Представь себе, если хлынут эти банды из чехов, ингушей, татар и прочей сволоты на города и села России. Что от нее останется?

- Не забудь добавить, от светлой, - ухмыльнулся заместитель. – Ты бы лучше подсчитал, сколько зла натворили солнцевские с люберскими и подольские с тамбовскими бригадами. Своих грабили и убивали без оглядки. Я не упоминаю про Уралмаш с Тольяттинскими автовазовцами.

- Я сказал, что со своими мне справиться легче, - напрягся командир.

- Тогда не стоило создавать Союз Советских, - не остался в долгу старлей.

- По машинам, - развернувшись к милиционерам, резко взмахнул кожаной перчаткой капитан. Уже на ходу, усаживаясь в тесный «ДЭУ», бросил через плечо своему заму. – Не хера было самим проситься под крыло матушки-России. Не создался бы и Советский Союз.

- Никто не просился. Была настоящая экспансия, - огрызнулся тот.

- Тогда воевать надо было лучше.

Милицейский «Уазик» с парой исполосованных голубой краской корейских «ДЭУ» по узкой дороге ворвались в рощу. Проелозив на тормозах какое-то расстояние, выбросили из распахнутых салонов человек двадцать поджарых собровцев в пятнистых бронежилетах. На ходу вскинув стволы АКСов с откидными прикладами, бойцы дали дружный предупредительный залп в воздух. Наверное, его приняли за подоспевшую помощь к какой-либо из сторон, потому что стрельба усилилась. Не долго размышляя, собровцы придвинулись вплотную к уничтожающим друг друга людям, повели стволами поверх голов, заставляя последних прижиматься к земле. В горячке разборки кто-то из мешанины беспредельщиков пальнул в сторону ментов. И немедленно получил в ответ целый рой раскаленных пуль. Автоматные очереди тут-же прекратились. Прячущиеся за автомобили армяне побросали оружие подальше от себя. То же самое сделали их противники, лежащие за корявыми телами деревьев. С обеих сторон на дороге и по ее обочинам разбросались в различных позах отпускающие души на небеса члены двух отмороженных бригад. Собровцам такая картина была не в новинку. Они зорко следили за тем, чтобы кто-то не поднял оружие и не пальнул в них по дурости.

- Вот сука, взял бы чуть повыше, и как раз под горло, - с трудом переводя дыхание, показывал сослуживцам застрявшую в бронике пулю боец. – Нагнуть две акации, привязать падлу за ноги и разорвать пополам.

- Его без акаций порубили в капусту, - смахивая выступивший из-под каски пот, откликнулся стоявший рядом товарищ. – Родная мать не узнает.

На середине дороги зашевелился один из трупов. Все автоматы и пистолеты мгновенно взяли его на прицел. Бойцы настороженно наблюдали, как неторопливо расслаивается на две половины толстое, разбухшее от одежды, тело. Отбросив «ТТ» от себя, оно высвободило из-под широкого черного пальто сначала руку в джинсовом рукаве, потом ногу в зимнем сапоге на толстой подошве. Пальто уткнулось ничком в промороженный насквозь асфальт. Наконец, человек сел задницей на припорошенный снегом с алыми подтеками укатанный наст, замотал коротко стриженной головой. Казалось, его контузило от мощного взрыва. Всмотревшись в опухшую, окровавленную морду, командир подразделения хлопнул рукояткой «Макарова» по бронежилету:

- Твою мать... Уцелел.

- Кто это? – напрягая зрение, уставился на обрюзгшую фигуру стоявший рядом прапорщик. – По моему, он из бригады беспредельщиков с центрального рынка.

- Так и есть. Сам бригадир, собственной персоной.

- Вот сука. Повезло, а? – подключился заместитель командира. – По расположению трупов, на переднем крае стоял. Его должны были изрешетить.

- А он хитрожопый, из кацапского наплыва. Из области прикатил и сразу в дамки, под крыло начальника уголовного розыска рынка, - с радостной злостью сплюнул капитан. –Замочил главаря конкурирующей группировки и тут-же прикрылся его телом. Под ним проторчал до конца разборки.

- Ворэт пуци кунэм, - матернулся по армянски старший лейтенант. – Всех отморозков прямо сейчас надо не сдавать следственным органам, а перестрелять на месте, чтобы больше не смердили.

- Опоздал, дорогой. Воронки уже вызваны, - ухмыльнулся в усы командир. Крикнул продолжавшему качаться посередине дороги бригадиру. – Слонок, поднимайся. Пора пересчитывать своих.

- Стараюсь, - донесся хриплый ответ. – Слышь, служивый, разреши воспользоваться сотовым. Страсть, как с женой захотелось побазарить.

- Обойдешься. Руки за голову и вон к той машине на раскорячку. Если идти не можешь, опять руки за голову и мордой вниз. Выполнять. Я два раза не повторяю.

Из-за деревьев показались квадратные крытые зэковозки с тупорылыми радиаторами.

Глава двенадцатая.

 

Прикованный наручником к ржавой водопроводной трубе, по которой гнали горячую воду, валютчик Сорока проклинал тот день, когда связался со скупщиком орденов и медалей Чохом. У него не возникало сомнений, что это он, похожий на американского ковбоя, голенастый, длинномордый нумизмат со стажем, сдал его незнакомым парням, перехватившим уже по дороге домой и приволокшим сюда, в этот вонючий подвал неизвестно под каким зданием и в каком районе города. Единственное, что успел он сделать, это позвонить по сотовому Скирдачу, и, пока крутились на «Уазике» по закоулкам, назвать приблизительно место плутания. Похитители часто останавливались, выходили из машины, совещались. Скорее всего, точного места назначения они не знали сами. Этим и воспользовался не шмонавшийся вначале меняла. Ему почудилось, что елозили они по хаотично застроенной по большей части частными домами, беспредельной со дня основания в черте города Ростова, знаменитой Нахаловке. Потом, наверное, перед нужным домом, последовал удар в челюсть и провал. Очнулся Сорока на мокром от текущей из труб воды загаженном бетонном полу. Одна рука была свободной. Он провел ею по лицу и сразу отдернул. Вместо бровей, носа и губ под пальцами заслякало липкое месиво. Значит, молотили без сожаления. А это верный признак того, что валютчик беспредельщикам ни к чему и нужно готовиться к самому худшему. Вспомнив о сотовом телефоне, Сорока зашарил по карманам. Все они оказались вывернутыми наизнанку. Ни ключей от квартиры с машиной, ни записных книжек. Ни мелких денег. Барсетки с крупной суммой валюты, капусты, с больше сотни граммов золотым ломом, с изделиями из него, возле бока тоже не нашлось. Спину сводило от ноющей боли, по ногам будто потопталось стадо слонов. По горячей трубе Сорока попробовал добраться до сипящих звуков. Это ему удалось с большим трудом. Маленький фонтанчик бил из второй трубы с холодной водой, проложенной намного выше первой. Ржавая и едкая на вкус влага хоть немного освежила полость рта, усохшее горло. Рукой он собрал ее сколько сумел, смочил разбитое лицо. Вспомнил вдруг, что в теплом сапоге с высоким голенищем, задернутым брючиной, должен быть охотничий нож. По крестьянской привычке, когда перед зимними праздниками приходилось ходить по дворам и резать свиней и овец, он засовывал такой же нож за голенище сапога. Почесав животину, заставив ее расслабиться, способно было мгновенно выхватить клинок за удобную рукоятку и всадить в мягкое податливое живое тело, ощущая, как стремительно собирается оно в одну точку, как принимается трепетать каждой жилочкой на конце стального жала. Так и держать, неторопливо проворачивая, пока не затихнет, не умрет внутри сама жизнь. Сорока пошарил пальцами по брючине, нащупал сделанную из оленьего рога рукоятку. Откинувшись на трубы, улыбнулся. Одного забрать с собой он сумеет, а там как господь решит. Перед этим не грех бы попробовать освободиться от стального браслета, успевшего надавить запястье до онемения всей кисти. Хорошо еще, что верхняя половина его нагревается не очень, не распространяясь на нижнюю, сдавившую руку. Сам браслет трогать бесполезно. Но может труба, к которой прикован, давно сгнила. Надо ее поковырять закаленным острием, нашарить слабое место. Сейчас осталась одна проблема - лишь бы хватило времени. Остальные заботы осыпались как осенние листья. Немного передохнув, Сорока чутко прислушался. Ни звука, ни шороха. Или дом был нежилой, или наступила глубокая ночь и все жители спали. Выдернув из-за голенища нож, он потыкал по поверхности трубы. Острие скользило, не входило в слой краски. Наверное, та перемешалась со ржавчиной, образовав крепкий защитный слой. Но работать надо, иначе придется отдыхать... на том свете. Перевернув непослушное тело на живот, валютчик снова и снова пробовал на крепость проложенную, скорее, хрущевскими сантехниками трубу.

Прошло больше часа. За это время Сорока успел проковырять небольшое отверстие сверху трехдюймовой трубы, из которого с сипением принялась фонтаном бить горячая вода. Почти кипяток. Это могло означать лишь то, что в доме жили люди. Он перестал чувствовать пальцы, руку до локтя, промочился насквозь сам. Но с упорством обреченного долбил и долбил в одно место. До тех пор, пока не понял, что из затеи ровным счетом ничего не выйдет. Труба действительно прогнила, но только наверху, там, где на нее капало с других труб, притрушиваясь мельчайшей пылью. Снизу она оставалась новой. Сорока вдруг осознал, что сам ускорил свой конец. Фонтан заработал с такой силой, таким широким веером, что спрятаться от кипятка было практически невозможно. Если в подвал никто не заглянет, он медленно сварится, или просто сопреет. А если горячую воду отключат, заледенеет. По низу бетонного пола гуляли непуганные сквозняки. Валютчик осторожно погладил плоское лезвие ножа. Странная улыбка раздвинула его губы.

Время тянулось медленно, а может, остановилось вообще. Никто не тревожил тишину подвального помещения, кроме поначалу раздражавшего, теперь вызывавшего бессильную ненависть, сипения горячей воды из отверстия сверху. То, что прошло больше одного дня, Сорока понял по биологическим своим часам внутри тела. Потом временные пояса, пространства и расстояния смешались окончательно. На голову опустилась бесконечность во всем. Образовавшаяся на холодном неровном полу лужа растеклась, напитала водой низ полушубка, теплые плотные брюки, забралась в зимние сапоги. Успела подморозиться. Сверху валютчика поливали раскаленные брызги. Шапка, полушубок, свитер с рубашкой промокли насквозь. Они исходили густым паром, забивавшим ноздри, само горло. Изредка Сорока приходил в себя, с остервенением принимался рубить ножом дырку в трубе, тыкать в стальной браслет, не замечая, что промахивается и метелит по собственной отмершей руке, превращая кожу в лохмотья. Кровь уже не бежала, она запекалась сразу от терзавшего плоть непроходящего страха. Возникшая поначалу мысль руку перерубить сдохла не вызрев. Для этого нужна была точка опоры, а перебитые ноги не в силах оказались за что-то зацепиться. Таким же беспомощным представилось и тело с поврежденным позвоночником. Если вначале он еще смог подтянуться на руках, чтобы собрать со второй трубы холодной воды, то сейчас единственная здоровая рука сумела лишь намертво вцепиться пальцами в рукоятку ножа. Отбираемые страхом, обстоятельствами и темнотой, силы начали иссякать, делая валютчика безжизненным, уже согласным на преждевременный конец.

До конца он так и не понял, в чем его обвинили. Точно знал лишь одно, что подловили по наводке Чоха. О его участии в похищении говорило то, что сам нумизмат подходил перед концом работы и пытался о чем-то предупредить. Наверное, о том, что проговорился гнилым людям о сделке с ним, и что он, Сорока, знает о продавшем раритет с драгоценными камнями больше, чем сам Чох. Но связано ли это действительно с нагрудным знаком с портретом императора Петра, или причина крылась в другом, он не ведал. Подобных сделок с перекидами у каждого было миллион. Пару лет назад он выкупил у какой-то старухи настоящий голубой бриллиант в несколько карат величиной, оправленный в золото пятьдесят шестой пробы. В царское золото, с женской головкой, с гербами и фамильными печатями. Подарок судьбы до сих пор отдыхает в надежном месте. Но с трудом замятого шума от той нечаянной сделки было достаточно. Или вспомнить покупку шашки самого атамана Давыдова с золотым эфесом, с императорскими вензелями. Атаман был награжден ею уже в Париже, после наполеоновской кампании. Шашка ушла в надежные руки сразу, да суета вокруг нее продолжалась с полгода. То налетела делегация усатых казаков, то достали просьбами об описании редкого экземпляра музейные работники. То с чемоданами денег нагрянули личности, под видом которых могли оказаться хоть люди самого смотрящего Ростова, вора в законе Вадика Червоного. Попробуй узнай, что замуровавших его здесь похитителей заинтересовало в первую очередь. Может быть, они держат для того, чтобы спокойно ограбить его квартиру. Или выпаривают, чтобы размягчился и рассказал о спрятанных помимо домашнего добра ценностях на стороне. Все имеет право на догадку. Да с кем бы ее теперь разрешить. Отморозков след простыл. Хватанув густого плотного пара, валютчик вырубился в который раз за последнее время.

Очнуться его заставило какое-то движение в темноте. Это был не пугливый шорох крысиных разведчиков, постепенно подбиравшихся по трубам к покалеченной руке. И не усилившийся шум ледяного ветра за стеной, залетавшего в подвал через вентиляционные отверстия. Движение походило на осторожные шаги наощупь, когда в кромешном мраке люди пытаются дойти до нужного места. Сорока инстиктивно затаил дыхание.

- Где-то здесь... Б...дь, бардак, что в квартирах, что на улицах, что в засранном подвале, - послышался негромкий присаженный голос с характерным мяокающим чеченским акцентом. – Что за нация дебилов с руками в жопе.

В груди у валютчика принялся разрастаться ледяной ком. Он ясно осознал, что это конец. С дикими зверями разговор один – через прицел любого вида вооружения. Они никогда не поймут, что их аулы насквозь пропахли вообще овечьим и коровьим говоном, которым они вдобавок топят печи. Спрятав нож за голенище ботинка под штанину, Сорока закрыл глаза, пытаясь сконцентрировать силы для последнего броска. Жаль, что свободной оказалась рука левая. Еще стоит попечалиться о том, что наручник не отпустит далеко. Классный получился бы бросок из положения лежа. А ударить в нужное место он бы сумел. Не впервой.

- Включай фонарь, мы давно прошли уже твою трещину в полу, - снова замяокал тот же голос. – Теперь нас никто не заметит.

- Сейчас включу, - проворчали чисто по русски.

Длинный узкий луч света ударил сначала в заваленный мусором пол, затем пошарил по низким стенам подвала из бетонных блоков. Уперся в изжеванную кучу тряпья, представляющую валютчика. Сорока продолжал лежать в том же положении, не подавая признаков жизни.

- Сдох, что-ли! – то ли спросил, то ли просто воскликнул чеченец. – А ну дай фонарь.

Он поводил лучом по распластанной нелепой фигуре в промокшем насквозь овчинном тулупе с остальной одеждой.

- Слушай, у него ноги примерзли в луже, а из-под воротника с шапкой поднимается пар, - с удивлением сказал русский. Встрепенулся – А, это трубу с горячей водой прорвало. Вот сука, классно пристроился на контрастный душ.

- Руку в браслете видишь? Наверное, грыз.

Чеченец сочувственно поцокал языком, погремел в кармане металлическими предметами. Может быть ключами от наручника. Наклонившись над Сорокой, долго светил ему прямо в закрытые веки. Валютчик собрал в кулак всю силу воли, чтобы не выдать себя малейшим движением. Совсем недавно он мечтал о том, чтобы пришли пусть враги и навсегда прекратили его мучения. Сейчас же он желал только одного, чтобы эти враги поскорее ушли. Тогда он снова попытается вырваться из когтей смерти. Он обязательно что-нибудь придумает.

- Говорил я Асланбеку, надо было приехать сюда на следующий день после того, как замочили в бомбоубежище дебила. Тогда бы мы выбили из скота все, что требовалось. В толпе менял это второй сплетник. Самый главный у них Метла. Но Метла ничего не выкупал. А этот все новости знал, - распрямившись, пробормотал чеченец. – Такие, как он, родную маму за пятак не пощадят, чтобы стать первыми. Теперь у кого спросить, кто продал ему тот орден с камешками, когда он отдыхает тут четвертый день. И почему Леха Слонок остался жив, если в него стреляли люди из армянской бригады Пархатого. А стрелять хорошо они умели всегда.

- Ты проверь получше. Может, он еще живой. Не получилось бы как с тем казаком, - подходя поближе, посоветовал русский. Сильно ударил грубым сапогом по ногам. Затем раздробил каблуком пальцы на левой руке. – А ну вставай, вонючее животное. Притворяешься тут... Раздавлю как последнюю жабу. Тварь...

Кости фалаг захрустели. Сорока не смог выдержать сильной боли и мгновенно возникшей вслед за ней мысли о том, что теперь отсюда он точно никогда не вырвется. Правая рука давно отмерла. От сдавившего ее браслета, от кипятка с морозом, от ударов по ней ножом. Левую только что поломал отморозок из крепко любимых до сего момента соотечественников. Из тех, из истинных патриотов, бьющих себя в грудь и прославляющих нерушимое отечество с русским народом во главе. Дико вскрикнув, он приподнялся, воспаленным взглядом уперся в нависшего над ним нелюдя с перевязанным кровавым бинтом левым глазом, в чеченца с длинной лентой пластыря на узком лбу. Снова в русского упыря. Попытался плюнуть в красную харю, но слюна давно закончилась. И провалился в небытие.

- Во, видал? А ты хотел оставить его в покое. Того пидора в бомбоубежище тоже не стали трогать сразу, так он устроил проверку в подвалах, – как-то несмело гоготнул русский отпадок. – Надо было заковать казака в наручники и отбивать внутренности по порядку. Тогда что-нибудь бы получилось. Хорошо, что я карманы прошмонал. Пушка, пика, кастет. Если чего не выгреб, так гранатомета. У этого ишака тоже газовый в кармане завалялся. К делу давай приступать. К делу.

- Еще у казака ты не заметил сотового, который тот потом спрятал под кучу мусора. Мы до сих пор не знаем, воспользовался он им, или нет, - скосив злые зрачки, медленно процедил сквозь зубы кавказский абрек. – А когда решил, что Скирдачу деваться некуда, ослабил ему веревки. – Добавил. - Чтобы призывать к активным действиям, надо не забывать собственных ошибок.

- Про свои ошибки я помню, - заюлил тощей задницей отморозок. – Мобильник у казака был засунут в один из внешних карманов на рукаве. Кто бы когда о нем догадался?А руки ему развязал, когда тот задышал на ладан.

- Едва Скирдач не дохнул этим ладаном на нас. Кончай оправдания, - чеченец дал резкую отмашку. – Не мешай мне сосредоточиться.

Некоторое время кавказец пристально всматривался в лицо вновь ушедшего в беспамятство валютчика. Долго водил по нему лучом фонаря, прощупывая каждую черточку. Потом снова проверил трубу, наручники, последил, как поднимается над головой менялы пар, как подернулась ледком лужа под ним. Молча полез в карман.

- Ты что надумал, отстегнуть его, что-ли? – заметив в руках у чеченца ключи от браслета, запаниковал русский. Наверное, на подсознательном уровне он понимал, что земля круглая. Что пошлешь вперед, то в спину и возвратится. – Давай работать. Не расколется – добьем. Чего их жалеть, они все одинаковые.

- Меняла уже добит. Сам собой, - жестко сказал чеченец. – Это он ковырял трубу, чтобы снять браслет. Ноги отморожены, голова ошпарена, руки раздроблены. Нам здесь делать нечего.

Отомкнув наручники, он последил, как безвольно шлепнулась кисть вдоль тела валютчика. Чувствовалось, что подобную картину наблюдать ему приходилось не впервой. Затем брезгливо протер стальные кольца о брюки Сороки, сунул их в карман короткой дубленки. Они еще должны были сослужить службу.

- Я его так оставить не могу, - заметался глазами по сторонам русский. Наткнувшись на половинку кирпича, рывком поднял ее над головой и со всей силы опустил на лицо менялы, словно тот успел вырезать всю его семью. – Подыхай, падла. Будешь знать, как хапать драгоценности без спроса у больших людей.

Подобрав камень, с ненавистью замахнулся во второй раз. Следивший за его действиями чеченец презрительно скривил рот. С отвращением спросил:

- Ты что, животное? Сейчас ты ничем не лучше его.

- Но и не хуже, - опуская камень на голову валютчика, с одышкой немедленно отозвался русский. – Не хуже, понял?

... Во дворе трехэтажного дома, недалеко от Железнодорожной больницы на Нахаловке, никак не могли о чем-то договориться возвращавшиеся со школы девятиклассники Артур Хачикян с Полиной Голопузовой. Артур жил через пару кварталов отсюда, Полина в этом доме на втором этаже. Свечерело, двор погрузился во тьму, слабо подсвечиваемую лишь расплывчатыми пятнами света из окон. Градусов под пятнадцать морозец с обычными в донских краях смурноватыми порывами ветра, от которого дубели не только щеки, но и ноги в теплых ботинках, потихоньку поддавливал, обещая к ночи начать прессовку по серьезному. Широкий двор был пустым, даже прикормленные бродячие собаки попрятались по потаенным щелям. Рукой в кожаной перчатке Артур забрался подружке за пазуху и с нагловатой усмешкой на красных губах разминал ей выросшую грудь. Подружка словно описалась стояла рядом, на покорно подогнутых ногах, с дебильной миной на круглом лице, с большими карими глазами влюбленной в своего барана овцы. Родители ее, простые рабочие люди, потомки переехавших в двадцатые годы на великие стройки крестьян из российской глубинки, не уставали приводить в пример кавказцев. Мол, они работящие, денег, а хоть наспекулированных на перепродаже местных овощей с продуктами, наворованных бандитскими наездами, наверченных на паленых джинсах с водками – какая разница – у них мешки нераспечатанные. Вот за кого надо выскакивать замуж, а не за русских губошлепых дурбалаев, хлеставших эту паленую водку и сдыхавших от нее сотнями тысяч. Однажды девушка не выдержала и задала матери вопрос:

- А что же ты сама надумала выскочить за русского? Как ты говоришь, вместо накручивания денег, безвылазно ломающего хребет на стройках пятилеток.

На что мать не задумываясь ответила:

- Милая, я бы и за цыгана выскочила замуж. Да не берут.

Полина накрепко запомнила наставления. И теперь млела от счастья, что на нее обратил внимание сам красавчик Артур. Пусть он в школе двух предложений связать не мог, не отыскивал на карте ни одной страны, даже родной Армении, или не в силах был перемножить одно число на другое, проблемой для него это не являлось. И переходил из класса в класс, и отец имел сразу две приличных машины, и домяра ничем не уступал цыганским хоромам на том краю, где они, беженцы из Азербайджана, обосновались. Единственное, что ее смущало, это перешедшие в почти ежедневные половые с ним связи там, где Артурчику приспичивало. В школе – в дальнем углу гардероба, или на захламленной лестнице на чердак, вне школы – летом где придется, зимой - за выступом любого здания. Вовсю и по всякому. А еще странные ощущения в области живота, начавшиеся месяца через два после прекращения менструации. Несмотря на орущие вокруг рекламы, Артурчик не предохранялся, она стеснялась об этом сказать. Вот и сейчас Полина поняла, что дело движется к тому, от чего рада бы сама отказаться, да дружок немедленно перекинется на ее подружку. Их, блядей, кругом было много. Такой как он – один.

- Ну, пойдем, Полина, - гундосил Артурчик. – Я уже замерзать начал.

- Куда, Артур, кругом люди, - не поднимая век, жевала она все те же сопли.

- Я же сказал, в твой подъезд. Между этажами станешь раком. Или отсосешь.

- А увидит кто! Будут потом в морду тыкать, - вспоминая запах его немытого члена, но боясь покривить губы, отнекивалась она. – Да и холодно. В подъезде тоже.

- В первый раз, что-ли! Тогда вообще на ледяном ветру сношались. У меня член коркой покрылся.

- А у меня все внутри огнем пылало. Думала, сдохну.

- Не сдохла же? – участливо хохотнул Артурчик. Выразительно скосил красивые черные глаза в сторону высокого фундамента дома. – У вас подвал есть. Помнишь, летом мы уже там были. Давай заберемся туда.

- Я боюсь. На отдушину бродячие собаки воют, - уткнулась лицом в мягкий мех его дорогой курточки Полина. – Я сказала отцу, тот отмахнулся. Мол, какая-нибудь из них там концы отдала.

- Подумаешь, собаки ..., - поморщившись, почмокал он сочными губами. – Пусть бы кто-нибудь в ЖКО сообщил.

- Ага. Кому это надо.

Но желание оказалось сильнее собачьего воя. Артурчик крепко прихватил подружку за рукав простенького пальто.

– Пошли. Если что, носы платками заткнем.

- Там темно.

- Далеко заходить не будем. У меня спички.

Маленькая дверь под лестничной площадкой держалась на проржавевшем насквозь замке. Просунутая в петли на честном слове, дужка не желала открываться. Видимо кто-то срывал эти петли, а потом наспех заколотил как попало. Повозившись немного наощупь, Артур загорелся, завертелся волчком по темному подъезду в поисках рычага. Мимо не останавливаясь пугливо прошмыгнули двое жильцов. За ними еще один. Наконец, дружок нащупал в углу метлу, заставив Полину посветить спичками, подсунул черенок под петли и дернул на себя. Хлипкая конструкция отвалилась с глухим звяком, деревянная дверь скребнула низом по бетону. Из подвала пахнуло сыростью и чем-то приторным. Во тьму вели каменные ступени короткой лестницы.

- Я боюсь, - уцепившись за рукав курточки Артура, снова заканючила подружка. – Чувствуешь, неприятный запах?

- Разве это запах? В вашем засранном подъезде пахнет тошнотней, - проталкивая Полину вперед, с нервной дрожью в голосе откликнулся беженец. – Спускайся, я ворота прикрою.

- Я ничего не вижу.

- Зажги спичку. Коробка у тебя.

Нестойкое пламя осветило захламленный вход в подвал. На противоположной стороне блеснули вечно мокрые, скользкие, сто лет не менявшиеся трубы. Послышался омерзительный крысиный визг. Полина инстиктивно повела рукой со спичкой в ту сторону. Ей показалось, что из темноты проступила сама смерть. Вскрикнув, она выронила спичку, не в силах вымолвить ни слова. Сзади торопливо задирал ей пальто вместе с подолом платья Артурчик. Стукнув кулаком по спине, он заставил подружку согнуться, рывком спустил вниз вязанные колготы вместе с трусами. Быстренько сдернул свои штаны. Отогретые на полной Полининой груди, жадные пальцы бесцеремонно раздвинули половые губы и направили между ними торчащий колом член. Через крепкие зубы под пробивающимися усиками протиснулся довольный стон. Полина чувствовала, что сейчас ее накроет обморок, все тело свела судорога невыплеснутого ужаса.

- Подмахни... Что ты, как овца в загоне ...

Артурчик задергал задницей еще резче. Он не жалел свою подружку никогда, ему надо было, чтобы половая щель стала еще теснее. И он ширял членом по сторонам, выискивая заветный узкий проход, который существовал. Беженец знал это точно. Но партнерша почему-то не хотела работать, она окаменела совсем. Скрипнув зубами, Артурчик вытащил член, поводил им по промежности. Со всей силы вогнал в измазанный выделениями из влагалища задний проход. Он уже не единожды побывал и тут. Замер от накрывшей его страсти, заставившей потерять ритм. Вжался покрепче в пухлую попку подружки, стараясь выплеснуть семя поглубже. Так, как принуждал инстинкт. Подождал, пока волны улягутся. Затем оттолкнул почти упавшую на него партнершу, брезгливо спрятал опадавший член в трусы. Поддернув брюки, застегнул ширинку на молнию. Только после этого обратил внимание на то, что Полины рядом нет.

- Куда ты забилась? – восстанавливая дыхание, расслабленно спросил он. – Давай выбираться, мне уже домой пора.

Под ногами раздалось какое-то мычание. Артурчику ужасно претило нагинаться, к тому же начал ощущаться неприятный тошнотворный запах. Он пошарил перед собой растопыренными пальцами. Наткнувшись на пальто, дернул его на себя. Подумал, что образина не смогла удержаться на ногах, завалившись на изгаженный бетонный пол.

- Там сме-ерть..., - промычала Полина, стараясь встать на колени.

- Какая смерть? Что ты выдумываешь?

Беженцу очень хотелось бросить сексуальную партнершу в подвале и уйти домой. Дело сделано, остальное его не колышет.

- Там, возле той стены с трубами...

Полина поднялась, коснулась голой липкой задницей его руки. Артурчик с отвращением вытер ладонь о ее пальто.

- Какая?.. Совсем свихнулась? Натягивай трусы.

- Вот спички. Посмотри сам...

- Одевайся, говорю. Мне домой уже пора.

Брезгливо забрав коробку с ее ладони, Артурчик чиркнул спичкой. От сквозняков пламя завихлялось, готовое погаснуть. Увидел перед собой лицо Полины с вытаращенными карими глазами. Ее морда и без того никогда ему не нравилась, сейчас же она просто пугала откровенным дебилизмом.

- Слушай, ты будешь надевать трусы? Или пойдешь так?

- Там, - дернулась назад одноклассница. Попыталась взмахнуть рукавом пальто. – Она там...

Краем глаза Артурчик успел схватить что-то ужасное, привалившееся к противоположной стене. Но спичка, коснувшись пламенем кончиков пальцев, в этот момент догорела. Возникший внизу живота ужас разом развил кучерявые волосы под шапкой, приподнял их над черепом. Судорожно выдвинув пенал, Артурчик с трудом выдернул сразу несколько спичек, чиркнул ими по боку коробки. Яркое пламя осветило часть подвала. На той стороне положила голову на трубы сама смерть, одетая в полушубок с зимними сапогами. Клубы пара то окутывали ее полностью, то поднимались к потолку. На плече сидела здоровенная разжиревшая крыса. Она смотрела прямо на пламя в руках побелевшего беженца, которого неторопливо взялся сковывать столбняк.

- Полина..., - выдохнул он из себя. Повторил. – Полина, дай руку...

Пришедшая в разум Полина поддернула трусы, стряхнула пальто. Спичка снова догорела. Дико вскрикнув, Артурчик бросился к двери. Забился возле нее на лестнице, не в состоянии нащупать нужный край. Снова и снова тыкался в тот бок, где были петли. Шестнадцатилетний, раздавленный страхом пацан, разом потерявший самоуверенность настоящего мужчины. Растирая слезы по щекам, его подружка на ощупь нашарила деревянную лудку, толкнула вперед. Навстречу хлынул глубокий морозный вечер со свежим запахом колючего ветра. Артурчик ползком преодолел последний барьер, цепляясь за стены в подъезде, поднялся на ноги.

- Надо сообщить в милицию, - отдышавшись, предложила Полина. – Его, наверное, там пытали. А потом убили.

- Кого? – ошалело покрутил черной головой Артурчик.

- Того, в подвале. Коммерсант какой-нибудь. Их сейчас на каждом углу мочат.

- Я ничего не видел..., - встрепенулся беженец. – Я ничего не знаю. И с тобой я не был. Ты меня поняла?

- Поняла, - ухмыльнулась подружка. Она не впервые сталкивалась с откровенной трусостью дружка. Скорее всего, девушка его не любила, а как всякая русская баба просто жалела, женским чутьем разгадывая в них, наглых кавказцах, падких на ласку обыкновенных зверьков. А кто в России, и когда, не любил животных. – Конечно, поняла. Чего здесь не ясного.

- Если вздумаешь впутать меня в это дело, я тебя зарежу, - скрипнул зубами вновь обретший себя Артурчик. – Ты меня знаешь.

- Знаю. И себя знаю, - вздохнула подружка. – Иди домой. Родители заждались, поди.

Переступив порог своей квартиры, Полина набрала номер телефона милиции. Обстоятельно обрисовав увиденный в подвале труп, недобро покосилась на пришедших с работы родителей, прошла в свою комнату. Разделась и легла спать. Дежурный записал адрес, обещал направить подвижную группу патрулей. Да кто бы в это поверил, когда трупов валялось достаточно на самих дорогах. Но на подобный сигнал они среагировать все-же были должны.

 

Глава тринадцатая.

 

На рынок Коца вышел на второй день после посещения скупщика ценностей Пулипера. Уходя от любовницы ближе к обеду, он положил перед ней пятьдесят долларов, намекнув, что половину она вольна истратить на себя. Остальное он дает на продукты. Молодая женщина потянулась через стол для долгого поцелуя. Как и большинство бывших совков, она не представляла, с какого бока подлезать под этот долбанный начальный капитализм без выплат годами зарплат, зато с растущими как под питательным дождем ценами буквально на все. Обеспечив себе надежный тыл, Коца выскочил за дверь. Тревога за спрятанную прямо под обшивку матраца на старенькой кровати толстую пачку полученных от пожилого еврея баксов незаметно улетучилась. В кармане позвякивал запасной ключ от квартиры. Он понимал, что на рынке не обойдется без разборки, поэтому кроме ножа прихватил с собой газовый пистолет. На первый случай. Потом обстановка сама подскажет нужный выход.

Полуденное зимнее солнце холодными лучами обливало золотые купола ростовского собора, копии московского собора Христу Спасителю. Устроившись на своем месте, Коца осмотрелся вокруг. Пока ничего настораживающего не наблюдалось. Не маячили на виду шестерки Слонка под началом вольного казака Скирдача, не проходил и Хозяин. Беседу с ним Коца решил отложить на потом, когда разберется с отморозками сам. Поправив на груди табличку, валютчик принялся за обычную работу, изредка простреливая пространство вокруг брошенными мельком взглядами. Он так увлекся покупкой у очередного клиента украинских хохлобаксов, что не усмотрел, как сзади пристроился высокий грузноватый Крохаль, второй на всякий пожарный заместитель Слонка по общим вопросам.

- Привет, Коца. Где ты пропадал? – глуховатым голосом забасил он. – Про тебя тут спрашивали

- Кому это я понадобился? – пряча деньги в сумку, повернулся к Крохалю валютчик.

- Хозяин, например. Еще кое-какие личности.

- К Хозяину попозже я зайду сам. А кое-какие личности меня не интересуют.

- Они так не думают.

В этот момент Коца заметил следившего за ним во время сделки с мужиком Скопу. Тот стоял в окружении товарищей с нагловатой усмешкой на губах. На лицах последних положительных эмоций не отражалось тоже. Недавний эпизод под переходным мостом, а до него разборка со Скирдачом показали, что валютчик их за людей не считает. Коца и не думал скрывать своих чувств. Для него все они были продажными шкурами, преданно работающими на хозяев доносами с предательствами

- А ну, отойди-ка в сторонку, - отпихнул он мешковатого Крохаля.

- Ты бы поспокойней, - опомнившись, сунулся было ему навстречу заместитель Скирдача.

- Пош-шел на хер, я сказал, - выдернув из внутреннего кармана пальто газовую пушку, воткнул ее стволом в переносицу недотепы валютчик. Тот отпрянул ко входу в магазин.

Забросив сумку с деньгами за спину, Коца шагнул к Скопе с твердым намерением повышибать тому зубы. Молодой мужчина оказался гибким, заставив валютчика несколько раз поработать кулаками вскользь. Тогда Коца изменил тактику. Показав, что ногой хочет вломить противнику в живот, моментально раскрутил корпус и другой ногой въехал тому в насмешливые губы. Потом удары ботинками и кулаками посыпались на беспредельщика как из бездонного мешка. Отшвырнув смятого Скопу к стене магазина, валютчик сделал подсечку. Лишь после того, как отморозок оказался на проссатом алкашами снегу, зашевелились его соратники. Оголтелой кучкой они попытались сбить распалившегося менялу на землю. Притоптанный множеством народа снег успел покрыться коркой наледи. Постоянно заворачивая носки ботинок вовнутрь, Коца старался не опираться на ноги, чтобы подошвы не скользили, а переносить тяжесть тела в удар. Вскоре поняв, что ловить нечего, группа из нескольких шестерок разбежалась в разные стороны. Крохаль возле входа в магазин никак не мог дожевать родные сопли. Между тем раззадоренный дракой валютчик разглядел в толпе нападающих того молодого, который выстрелил в него, когда он поднимался из тоннеля по лестнице. Новая волна бешенства заполнила грудь. В несколько прыжков догнав паршивца, Коца придавил его к земле.

- Ты стрелял, сука? – оскалив зубы, зарычал он ему в лицо.

- Нет-нет..., я нечаянно, - забился тот в железных объятиях менялы. – У меня были холостые патроны.

- У меня сейчас тоже, - вкладывая в кулак всю силу, свернул отморозку скулу набок Коца. – Целая обойма... Лови, не зевай, продажная твоя морда...

Он мочил беспредельщика до тех пор, пока тот перестал цепляться за кисти его рук. Переведя дыхание, огляделся вокруг. Бесконечные толпы народа лишь на минуты замедлили движение, стараясь поскорее проскочить щекочущее нервы место. Шестерки Скирдача во главе с Крохалем стояли в отдалении, молча дожидаясь развязки. Они понимали, что Коца из диких гусей, что он бешеный. Заколотить кого-то из них в снег ему как два пальца обоссать. К тому же, он носил при себе средства самообороны, заставляющие невольно поджимать хвосты. Схватив молодого отморозка за шиворот, валютчик приподнял его постриженную налысо голову над дорогой. Размахнулся, чтобы поставить жирную точку в праведной по его мнению разборке.

- Клянусь, я стрелял не в тебя, - опустив покатые плечи, запричитал пацан. – Я поднял ствол и пальнул в воздух.

- А пуля - дура сама пролетела мимо моего уха. Так получается? – с трудом сдерживал ярость валютчик.

- Нет, она ушла в сторону. Клянусь, я не хотел тебе плохого...

Всмотревшись в искаженное страхом лицо шестерки, Коца с силой оттолкнул его от себя. Он знал, что вот такие пацаны, по настоящему не пробовавшие на вкус теплой, солоноватой крови, как своей, так и чужой, способны отправить на тот свет с легкостью необыкновенной. Они никогда не поймут содеянного до конца, потому что не ведают, что творят. Их не жалко, их рождается больше положенного. В то же время, этих недоумков учить необходимо, чтобы вырастить из беспородного родового отвала надежных своих защитников. Отечества в том числе.

- Моли бога, безмозглая тварь, что догадался поначалу крикнуть, а потом только выстрелил, - поднялся с колен валютчик. Не удержался, пнул ногой распластанную покорную фигуру.- Получилось бы по другому, я без микроскопа уже рассматривал бы тот свет. Если бы остался жив, заставил бы делать это тебя. Прямо сейчас.

- Я понял. Я больше не буду..., - пролепетал измазанный собственной кровью пацан. Стоящие в отдалении его сообщники расслабились как по команде. – Прости, брат.

- Молочный поросенок тебе брат. Подлинный, - уже уходя, не оборачиваясь бросил Коца.

Из группы отморозков послышался боязливый возглас:

- Замочить бы козла вонючего. Да за него сам Хозяин.

- Так в чем дело? Завсегда к вашим услугам, – приостановился было Коца. Рассмотрев ужавшихся под его взором шестерок, презрительно скривил губы. – Подонок он потому и подонок, что на поверхность подняться не способен.

- Слышишиь, гусь, я доложу обо всем и Слонку. И Хозяину, - когда валютчик отмахал приличное расстояние, крикнул Крохаль. – Можешь мне поверить.

- И говорить не стоило, - отмахнулся тот.

Заняв свое место, Коца попытался взять себя в руки, чтобы не отпугивать клиентов бешеными глазами и вздрагиванием плечами. Больше часа сделать это ему не удавалось. Половина потенциальных сдатчиков золота, валюты и прочего, пугливо оглядываясь, проскользнула вовнутрь базара. Он уже начал жалеть, что решил возвратиться на рынок. Сидел бы сейчас в квартире любовницы, гонял бы чаи, пока она на работе, а дочка в школе. Бабки есть, немалые. Пришел бы урочный час, прямо к дому подогнали бы легковую машину и поехали бы они с Микки Маусом ловить удачу голыми руками. Глядишь, чего-нибудь, да задержалось бы между растопыренными пальцами. А тут приходится проводить разборки с неполноценными выродками. Да Слонок еще не подпирал. Потом к Хозяину обязательно надо наведаться. Иначе проститутки из шестерок успеют нагородить такого, что не рад будешь своему появлению в этом злачном месте. А что наплетут, можно не сомневаться. Это их работа, за которую они получают бабки.

За подобными мыслями, заставляющими невольно подергивать то левой щекой, то правой бровью, Коцу застали два среднего роста кавказца. Оба были одеты в одинаковые черные длинные пальто с разрезами сзади, в черные – кубанкой – высокие шапки из мягкого норкового меха. Из-под поднятых воротников белели краями теплые вязаные шарфы. Валютчик настороженно фыркнул. Что и говорить, умеют кавказцы приспосабливаться к веяниям моды. Впрочем, чем умнее нация, тем проще она одевается. В джинсы - в потертые – к примеру. И еще одна нестандартная странность.Чаще кавказцы встречаются или выше среднего роста, или почти пигмеи со скалистых хребтов. Средний рост у них не в почете, что-ли! Зато всегда на виду принадлежность к месту рождения. Ушли в прошлое черкески с газырями, с тонкими наборными поясами из кожи, с кинжалами на них. Пришли в настоящее нелепые фуражки - аэродромы и вот такие высокие шапки – папахи. Обязательно из дорогого меха.

Некоторое время кавказцы внимательно присматривались к валютчику, окидывая его вечно полными собственной гордости с крутой недоступностью глазами. В конце концов тот не выдержал, взялся раскручиваться к ним боком.

- Послушай, меняла, ты все берешь? – решился на вопрос один из кавказцев.

Не успел он произнести первые фразы, как Коца резко повернул к ним голову. Это были чеченцы. В самой Чечне шла ожесточенная война. Множество беженцев, в том числе из самих коренных жителей, ежедневно перекатывалось через город, оставляя на рынке немерянные ценности, состоящие из золотых изделий, серебряных царских монет, ковров и прочего. Редко, но попадались узкогорлые кувшины, обделанные накладным серебром ножны с вложенными в них настоящими старинными кинжалами, наборные пояса. Война заставляла выносить из домов последнее.

- А что вы хотите предложить? – ответил валютчик вопросом на вопрос.

- У нас камешки, - нагловато ухмыльнулся второй чеченец.

- Показывайте, чего стесняться.

- Прямо здесь?

- Давайте отойдем к стене магазина, - пожал плечами Коца. – Если что-то серьезное, можно за угол палатки, чтобы меньше таращилось глаз.

- Они у нас черные, - в ожидании ответной реакции, оба клиента разом насторожились. – Ты в них разбираешься?

- Черные брилики? – переспросил Коца. – Встречались. Правда, не часто.

- Смотреть будешь?

- Обязательно. Идите сюда.

Валютчик снял табличку, отошел к углу стоящей задом к магазину палатки. Чеченцы тронулись за ним. Оглянувшись вокруг, один из них вытащил небольшую коробочку из-под дешевых сережек, чуть сдвинул футляр. Внутри коробочки переливались как бы осколки черного стекла, или мельчайшие крошки от антрацитного угля. В свете зимнего солнца они брызгали резкими синевато-красными искрами, создавая впечатление игрушечного фейерверка. Такую картину Коце пришлось наблюдать второй раз в жизни. Впервые он увидел черные бриллианты в руках у Пулипера, перехватившего их у Микки Мауса, который выкупил эти несколько крупинок с острыми гранями у Каталы. Сам Катала потом жаловался, что продавшие камешки ингуши при расчете кинули его на пару кристаллов. Взяли и спичкой задвинули брилики за отклеенный отворот на углу картонки. И показали пустую коробку.

- Неплохо играют. Один вытащить можно? – прищурился на камешки Коца.

- Это настоящие, - со знанием дела сказал предложивший добро чеченец. – Если сторгуемся, будешь разглядывать хоть всю жизнь.

- Хорошо. Какой у них вес и по сколько вы хотите продать?

- Ты разве слепой? Определяй, - подал голос стоявший рядом с товарищем кавказец. Добавил, не переставая присматриваться к валютчику. – И оценивай. Ты здесь стоишь.

- Я могу назвать стоимость камешков только после проверки их на подлинность, - не остался в долгу Коца, переводя пристальный взгляд на говорившего. – Сюда приносят достаточно искусственных бриллиантов. Цирконов, фианитов. В том числе и черненьких, таких, какие у вас. Изучим, тогда и начнем настоящий торг.

- А как ты будешь проверять? – ухмыльнулся собеседник. – Для этого нужна специальная аппаратура. У тебя она есть?

- Если придем к общему знаменателю – найдем.

- Ищи. Мы подождем, - закрывая коробочку, сверкнул зрачками первый чеченец.

- А сейчас посмотреть нельзя? – начал заводиться меняла. – Навскидку.

- Навскидку только уток бьют, - схохмил товарищ владельца коробочки. Посерьезнел. – Мы поняли, что в таких вещах ты стараешься разобраться и не прочь купить. Но вопрос у нас будет другой. Если договоримся, как ты перед этим сказал, то в накладе не останешься.

- Так вы не продаете? – откачнулся назад Коца. – Для чего тогда цирк устраивать?

- Слушай, не кричи так громко. Я уже сказал, что мы пришли по другому вопросу.

- По какому, товарищ? Что у вас постоянно за азиатские номера?

- А ты не азиат? Триста лет под игом, - подключился владелец камней. - Сначала успокойся. Тебя уже колотит.

- Когда на день подъезжает по десятку идиотов с претензиями на твою свободу действий, недолго одного из них и замочить, - с трудом заставляя себя сдержаться, согласился валютчик. – Выкладывайте свои проблемы, да я пойду работать. День сегодня... суматошный.

- Проблемы уже возникли, - холодно отреагировал на диалог хозяин добра. – Но о них потом. К тебе часто подносят камешки?

- А вам до этого какая нужда? – снова опешил от наглости Коца.

- Пока просто интересуемся, - как бы нехотя пожал плечами собеседник. - Мы могли бы за них неплохо заплатить, а ты хорошо заработать.

- У нас есть перекупщики свои, - чувствуя, что начинает догадываться, кого представляют подвалившие чеченцы, внутренне подобрался Коца. – Работа менялы простая: купил – сразу продал. Сколько удалось наварить – все наше. Лишь бы бабки крутились.

- Об этом мы в курсе. Но ты не ответил на вопрос, как часто на базар приносят камешки?

- И кто из таких клиентов чаще. И где они живут, - не удержался от презрительной ухмылки Коца. Он не мог ничего с собой поделать, потому что раздражался от одного дубоносного вида стоящих перед ним кавазцев, камнепадом прущих только вперед. «Ха-ачу Ларису Ивановну!». В то же время в голове закрутился совет пожилого еврея разыграть из себя простачка. В данном случае, наказ подходил как нельзя кстати. – Короче, парни, на такие вопросы ответ один: когда вольетесь в бригаду валютчиков, тогда узнаете все. Вам бы я посоветовал обратиться к нашему начальству. А ко мне камешки приносили всего пару раз. Настоящие они, или нет, толком я так и не понял.

- Как же ты хотел проверять у нас, если не соображаешь? – придвинулся ближе второй чеченец.

- Я сразу сказал, что надо их обследовать. Сходил бы на рынок к валютчикам более опытным. У них есть любые приспособления. В том числе ручной микроскоп.

- А в последний раз брилики предлагали давно? – продолжал бить в одну точку первый из джигитов.

- На днях. На каком-то кольце. Его сдал заросший мужик вместе со старинными то ли значками, то ли орденами. Наверное, решил пустить в распыл семейное наследство.

Коца вдруг ясно осознал, что наступил момент говорить полуправду. Эти кавказцы и вранью не поверят, и правду начнут выбивать первобытными методами, от которых вряд ли останешься в живых. Их успели проинформировать продажные шкуры из среды любимых соплеменников, тасующихся сейчас на рынке. Он покривился от мысли, что нация, к которой принадлежит, неполноценна. Снабжать за копейки боевиков оружием, гранатометами, ракетами, не думая о том, что попадаешь под прицел и сам. В настоящем дурдоме закачались бы в размышлениях.

- Что за камень был на кольце?

- По моему, брилик. Сверкал здорово. Но перекупивший у меня все болгарин сказал, что это горный хрусталь. Жалко, не было времени сбегать к ребятам. Но и без того хорошо наварил. Почти полторы тысячи.

- За все? – покривился собеседник.

- Мы на все договаривались сразу. Зачем упускать клиента, который заплатил в два раза больше, чем отстегнул я. К тому же, погремушки еще через границу перетаскивать. А там как повезет.

- А тебе до этого какое дело?

- Я русский, беспокоюсь за всех. За вас, вот, тоже волнуюсь, чтобы жили лучше нас. А мы уж как-нибудь.

- Лапшу на уши вешать ты мастак, - сплюнул под ноги валютчику первый чеченец. – Мы знаем, что тебе продали царские ордена и георгиевские кресты. С монетами. Но ты не желаешь с нами быть откровенным.

- Во первых, кто вы такие, чтобы перед вами выкладываться? Менты, что-ли? – Коца вновь почувствовал, что его начинает накрывать. – Во вторых, мне начхать, ордена это были или значки. В третьих, здесь закон простой, кто первый подвалил, тому вещь досталась.

- Ты думаешь, что гонишь? Болгарин-фиглярин... Откуда здесь болгары и зачем им русские ордена?В Англию, что-ли, на аукцион Сотбис повезет выставлять?.

- А зачем по России шастают граждане Чечни? Они же до турков с арабами откачнулись. С какого хера Басаев с Радуевым на Буденновск с Первомайским поперлись? Их там ждали? – Коца демонстративно сплюнул под ноги чеченцу. – Обещали трупами Москву завалить, атомные станции взорвать... Велики, падла. С голодухи овец с коровами со Ставрополья угонять, да хлеб машинами увозить... Русские ордена с камешками их интересуют. Вас послать? Или сами потопаете?

Несколько минут оба чеченца представляли из себя надыбавших дичь зверей. Коца поразился тому, как развито у них чувство интуиции. Оба не сговариваясь ворочали в коническими котелками головах одинаковыми мыслями. Это было видно по непримиримым взглядам из подлобья, по напрягшимся раскоряченным фигурам с руками в карманах пальто. Наконец, один из них с силой соснул воздух через крепкие зубы:

- Ты не забудешь о том, что сейчас сказал?

- Я помню, что слово не воробей, - внаглую ухмыльнулся Коца в каменные от злобы рожи. – Так-же не забыл, что каждый чеченец генерал и морпех в одном лице. Оттого и радостно, что есть достойный противник, которого в настоящий момент ломают мои соплеменники в самой Чечне. Пришла пора отвечать по полной программе. За все.

- Было бы у нас такое же оружие, как у вас, вы бы ползали под нашими ногами, моля о пощаде.

- Вряд ли. Русский дух тупым обухом не перешибешь. У Наполеона с Гитлером оружие с пушками, муштра солдатская, смотрелись и посовременнее, и помощнее.

- Если ты забудешь то, о чем сейчас говорил, мы тебе напомним, - с угрозой повторил чеченец.

- Если ты еще скажешь хоть слово, я влеплю тебе в глаз полный заряд, - выдергивая из внутреннего кармана пальто за сегодняшний день второй раз газовый пистолет, ткнул стволом в грудь чеченцу валютчик. – Пошли вон, подарки природы. Еще ко мне подойдете, базар будет другим.

Оба кавказца разом скосили глаза на пушку. Но так, как Коца по умному прикрыл пистолет второй ладонью сверху, боевой он или нет, разглядеть было проблематично. Прошипев что-то по своему сквозь побелевшие губы, они отошли. Потом тронулись в середину базара. Валютчик перевел дух, сунул газовую пушку обратно в карман. Он понимал, что теперь его жизнь будет зависеть от него самого. Граждан убивают не только на полных неожиданностей улицах и за населенными пунктами, но и на лестничных клетках упакованных такими же гражданами домов. На крики о помощи как не выбегали после революции, в сталинские времена, так не появляются и в нынешние. Создавалось впечатление, что Россия представляет из себя медленно бредущее стадо животных, из которого кровожадные мясники без проблем выдергивают любую рогатую особь и отправляют на бойню. Чтобы потом, после разделки, с барского стола кинуть в то же стадо парнокопытных отбросы из субпродуктов.

Вот и сейчас, стоявшие на другой стороне трамвайных путей трое ментов из внешнего патруля, досмотрев действие до конца, отправились выискивать торгующих пучками зелени, нищих с престарелыми сограждан, дабы содрать выкуп за незаконную торговлю в неположенном месте.

Рабочий день прошел бестолково и напряженно. Кто-то из валютчиков на ходу поделился информацией о том, что бригада отморозков во главе с Лехой Слонком участвовала в разборке с нахичеванскими армянами. В той разборке полегли почти все. Коца недоверчиво покачал головой. Кто бы решился связываться с ментовским беспределом, под контролем у которых большинство доходных точек города. Пусть даже оборзевшие за последнее время армяне. Но факт, что на рынке не оказалось ни одного отморозка, говорил об обратном. Начальника базарного уголовного розыска на месте не оказалось тоже. Несколько ментовских машин сорвались с привязи у ворот на Буденновский проспект, с воем помчались на Большую Садовую. Неожиданно Коца засек за собой хвост. Еще когда направлялся в отделение, краем глаза увидел параллельно снявшегося с места высокого русского парня в легкой куртке, в спортивном костюме и кроссовках. На выходе из ментовки пробежался быстрым взглядом по головам посетителей базара. Парень в вязаной спортивной шапочке никуда не делся. Сознание моментально принялось за сортировку вороха беспорядочных мыслей. Если это проделки отморозков Слонка под началом Крохаля, то валютчик найдет на спортсмена управу. Но если за дело взялись чеченцы из банды Асланбека, или из бригады, соперничающей со Слонковой по поводу контроля над доходными местами в городе, то хорошего мало. Им неважно, кого замочить, лишь бы противник это чувствовал. Тем более, по рынку задефилировал слух о якобы раскопанном кладе атамана Стеньки Разина. Кто его распускал и с какой целью, тоже не укладывалось в привычные рассуждения. На всякий случай Коца решил зайти к Катале в надежде увидеться с Микки Маусом. Греческий еврей занимался тем, что раскладывал на прилавке несколько серебряных монет с небольшими серебряными же нагрудными знаками и с вожделением их изучал. Валютчик пристроился сзади.

- Ни хрена себе, - присвистнул он. – Лев Давыдович Троцкий с Яковом Михайловичем Свердловым собственными персонами. Революционные фанатики в царском серебре. Откуда ты их раздобыл?

- Катала наменял на приднестровские «суворики». Они сейчас в цене, - не оборачиваясь, профранцузил еврейский грек. – Когда Приднестровская республика отдаст концы – а она их отдаст все равно – «суворикам» наступит лафа. Баксы перед ними на колени упадут. Но это не все. Ты еще не видел Ленина с Крупской и Комиссаржевской в том же исполнении. А вот Воровский, Зиновьев, Каменев.

- Короче, вся еврейская революционно-перестроечная кодла от масонской ложи во главе с Парвусом. Как сейчас при Ельцине Лившиц с присказкой «надо делиться», Березовский, Чубайс, Немцов, - махнул рукой Коца.

- Доктора Менгеля из Освенцима на них не хватает, - хохотнул Катала.

- Если бы я тебя не знал, обегал бы десятой дорогой, - развернулся к нему покрасневшим лицом Микки Маус. – Что за привычка все опошлять. Свою нацию тоже кроешь без стеснения. А надо уважать.

- Было бы за что.

– И нас, дураков, и вас, хитрожопых евреев, - скороговоркой добавил Коца. Тронул Мауса за плечо, примиряюще улыбнулся. – Перестань, Микки, это всего лишь присказки маньяков. Ни те, ни другие нам всем сто лет не сдались. Своих проблем по горло. Я к тебе по делу.

Он пересказал о разговоре с чеченцами, о том, что заметил за собой хвост. Под конец спросил:

- Может, Пулипер не прав? Не лучше ли отсидеться дома? Как бы не нагрянул тот момент, когда ехать не придется вообще. Как ты считаешь?

- Я думаю, что скупщик посоветовал правильно. Лучше разобраться во всем сейчас, чем потом отвечать неизвестно за что, - раздумчиво потеребил длинный нос все еще недовольный на Каталу Микки Маус. Просветил. – Не слышал? Сегодня Слонок забил стрелку с Пархатым с Нахичевани. Ходят слухи, что в живых осталось несколько человек.

- Всего? Или из бригады Слонка? – посерьезнел валютчик. Сообщение менялы подтверждалось.

- Из бригады наших отморозков. Пархатого пришили сразу. Говорят, Слонок всадил в него пулю. С этого все началось.

- Ну... господь им судья. Хозяин наберет новых. Ты лучше скажи, как мне быть с хвостом? Парень, видно, из бывших спортсменов.

- В первый раз отмазываться? Не удастся замести следы, постарайся не даваться в лапы. Я тебе еще одну вещь скажу. Верный человек сообщил, что Скирдача с Сорокой похитили. Во всяком случае, одного нет ни дома, ни на работе, второй, кроме всего, не появился на стрелке. А это для члена бригады проблема серьезная.

- Во-от оно как! – протянул Коца. – Значит, базар-вокзал с чехами у меня был запланированным. Среди нас завелся наводчик. Всю мою сделку чехи расписали как по нотам.

- Что ты им ответил? – поежился Микки Маус. – Если предположить, что Тутушку замочили за то, что не рассказал, кто продал ему нагрудный знак, а Сороку со Скирдачом зацепили за это же самое, то следующая очередь за тобой. А потом за мной, если ты не расколешься. Выходит, что с менялами у бандитов ничего не вышло, иначе на рынке они не объявились бы.

- Я расписал, что сплавил купленное какому-то болгарину. За две цены от истраченной самим.

- Они тебе поверили?

- Нет, конечно. Я говорил, что у кавказцев вместо ума сильно развита смекалка. Как и у русских.

- Это я от тебя уже слышал. Потомки скотников с доярками. И так далее.

- Разве не так?

- Все равны.

- Ну да. Космополитизм.

- У тебя перед носом пример Сталина, Хрущева, Брежнева, Ельцина. Они все от сохи.

- По сохатому и правили, - не стал вдаваться в подробности валютчик. – В общем, если хвост от представителей банды чехов, придется идти на мочилово. Но сначала хотелось бы снова повидаться со Скопой, Крохалем и Скирдачом.

- Крохаля только не впутывай. Он потому и на подхвате у Слонка, что больше молчит. Скирдач тоже вряд ли пойдет на подлянку. Казак, ненависть к врагу в крови. Но это мнение мое.

- Тогда кто еще может заниматься передачей интересующих бандитов сведений?

- Метла, Перс. Отмороженным по барабану, кто и за что станет отстегивать им бабки.

- Они тоже были на стрелке?

- Все собрались.

- Ну что-же, подождем результатов разборки до завтра. Потом будем решать, как поступать дальше. Все равно пастух понапрасну навещать схрон с кладом не станет. Ехать на хутор сейчас – это лишние хлопоты.

- Согласен. Будь поосторожнее. Ты еще пригодишься.

- Ты тоже не зевай.

К любовнице на квартиру Коца ехал как не в первый раз на перекладных. И все равно не мог отмахнуться от мысли, что от «спортивного» хвоста отвязаться вряд ли удастся. Слишком настырным оказался малый. Шустро перескакивая за валютчиком с транспорта на транспорт, он лишь перед домом куда-то запропастился. На всякий случай Коца заранее вытащил нож, снял с предохранителя газовик. Зимняя южная ночь в отличие от зимней северной норовит упасть на землю неожиданно, захватывая незнакомых с ее повадками граждан врасплох. Вот и сейчас, завернув за угол пятиэтажного дома, валютчик с трудом различил с разбитой лампочкой привычный темный подъезд с выломанными недоумками дверями. Остатки лавочки перед ним с точащей столбом расплывчатой фигурой. Руки невольно пришли в движение. Правая припаялась к ручке ножа, в левой угнездилась рукоятка пистолета.

- Привет, Коца, - позвали из темноты. – Иди сюда. Разговор есть.

- А кто ты? – останавливаясь на расстоянии, спросил валютчик.

- Какая тебе разница. Все равно в квартиру к своей бабе без меня ты не попадешь.

- О как! Чего-ж тогда не стали бомбить на лестничной площадке? Света один хрен нету и не предвидится. Чубайс электричество заморозил.

- Дело не в рыжем антихристе, а в тебе. Запросто так ты не поддашься. А подставлять своих людей, чтобы ты им шкуры продырявил, у меня охоты нет.

- Рассказывай, - подходя ближе, ровным голосом разрешил валютчик. По характерному армянскому акценту он понял, что этот человек из банды нахичеванских армян. Или из ереванских, как и чеченцы, балующих город голодными наскоками.

- Что говорить. Ты знаешь, о чем между нами должен быть базар-вокзал.

- Слышь, корешок, данными Чумака господь меня обделил. Мыслей на расстоянии читать я тоже не умею. Выкладывай, не стесняйся.

- Ну... как хочешь, - незнакомец вытащил пачку сигарет, закурил. Это движение не осталось без внимания. Коца понял, что потолковать все-таки придется. – Нас интересует, что ты выкупил у того деревенского мужика. Куда дел выкупленное. И не спрашивал ли, откуда колхозник родом.

Коца моментально вспомнил последние фразы из диалога с Микки Маусом о том, кто мог бы передавать информацию не только Слонку с Хозяином, но и лидерам других бандитских группировок. Еврей назвал пару имен из отморозков Скирдача. С Метлой все было ясно без слов. Арфиша вообще лошадка темная. Еще Скопа, вечный артист на подхвате. Нечего сказать, подобрал себе команду Хозяин. Обустроился. Недавно приправил в бригаду валютчиков так называемых беженцев из солнечной Грузии, наделив их одинаковыми с остальными менялами полномочиями. Как и армянская малочисленная, но сплоченная, диаспора, грузины взялись выкачивать бабки из клиентов не хуже доильных аппаратов на молочно-товарной ферме. Хозяину с его Большими Хозяевами все равно, лишь бы валютный поток в их карманы не иссякал. Как Ельцыну было по барабану, каким из способов рваться к власти. По трупам, по морям человеческих слез, или по рекам крови. Важен был сам результат.

- Короче, я сегодня объяснял тоже кавказцам. Они до сих пор живут тэйпами, - Коца засек, как из подъезда вышли еще трое мздоимцев. – Повторю, что в морду мужику не заглядывал, проверкой купленного заняться не было времени, посчитал цацки обыкновенными безделушками. Откуда мужик прикатил, без разницы. Как не заинтересовали сведения о выкупившем добро то ли болгарине, то ли югославе. Базар на данную тему считаю бессмысленным.

- Зато мы так не думаем, - постукал пальцем в кожаной перчатке по концу сигареты собеседник. – Во первых, нам известно, что ты навещал Пулипера. Эта фигура не из простых перекупщиков, на барахло не клюнет. Во вторых, рядом с тобой ошивался рыночный еврейчик, специалист по редким вещицам. Кстати, Чох перепродал нагрудный знак с Петром Первым Пулиперу через него.

- С Пулипером мы знакомы давно. Он предупреждал, чтобы редкие вещички я показывал в том числе и ему. Почему бы этого не делать, если он заплатит больше. Вообще, я привык считать лишь свой навар, не разевая рта на каравай чужой. Вы решили заменить на рынке самого Хозяина с его приспешником Слонком?

- Слонку кранты. Курва умрет не своей смертью, как только выпустят за ворота Богатяновской тюрьмы, - жестко сказал незнакомец.

- Он остался живой?

- Пока живой. А чему ты обрадовался?

- Сто лет бы мне они не снились, - сплюнул в сторону Коца. – Я отстегиваю положенное Хозяину, он обязан оберегать меня от тупорылых отморозков.

- Кого ты имеешь ввиду?

- Ты знаешь кого, - незаметно приподнимая ствол газового пистолета, не заставил ждать с ответом валютчик. – И тебя с вонючками возле подъезда тоже. Со мной базара не получится. Я не проститутка, за бисер для свиней на колени не падаю.

- Вот как! Тогда за что желаешь упасть?

- За свободу. Не на колени, а в полный рост. За нее жизни не жалко, - Коца решительно встал спиной к подъезду, отсекая незнакомца от подельников, поднял пушку на уровень его бровей. Отрывисто приказал. – Давай маяк своим, чтобы валили по хазам. Хочу сказать по секрету, как родному.

- Говори, - натянуто ухмыльнулся незнакомец.

- Я дурак.

- Про это мы наслышаны. Значит, тратить на тебя время бессмысленно?

- Именно так.

Нежелательный собеседник замахал рукой, показывая, что сообщники могут идти к машинам. Потом вновь уставился на валютчика.

- Я думал, ты умнее. Если клад существует на самом деле, для тебя он окажется неподъемным.

- Мое дело купил – продал, - равнодушно хмыкнул Коца. – За те цацки, что были у мужика, я за пару часов полторы штуки поднял. И в хер не дунул.

- Если бы мне показали те цацки, я бы с тобой разбирался не здесь. А со слов какой портрет.

- Думаю, для вас овчинка тоже выделки не стоит. Кстати, это не ваш чемпион в спортивном костюме проводил меня почти до дверей?

- Наши чемпионы носят настоящие меховые дубленки. Ну, дикий гусек, пока.

- Как хочешь.

Когда незваные гости укрылись в автомобилях, которые тут-же сорвались с места, Коца перевел дыхание. Третий раз за сегодняшний день газовая пукалка произвела на серьезных людей нужное впечатление. Но больше рисковать не следует. Тем более, что спортсмен оказался не из команды армян. Значит, он приставлен чехами. А у тех базар короткий. Точно такой необходимо применять к ним. Не успели наши бойцы из всех стволов начать лупить по окнам домов, в которых засели боевики, как пошел в распыл весь чеченский пыл. Прятаться стало не за кого. У русских подобной привычки не существовало отродясь. Поди разберись, кто настоящий мужчина, когда кругом война...

Коца оглядел пустынную улицу. Перед этим показалось, что кто-то прошмыгнул в подъезд. Может быть, припозднившийся жилец. Передернув плечами, направился в черный проем. Мысль о том, что подставляет невинных людей, не покидала голову. Если отморозки сумели выследить квартиру, что стоит им взять в заложники одинокую женщину, живущую с дочерью школьницей. И другой вопрос. Вдруг пастух надыбал под столбом всего лишь жестяную коробочку с царскими сокровищами, а самого клада не было в помине. В подобную отговорку теперь не заставишь поверить самого себя, не то что беспредельщиков разных мастей и национальностей. Закрутилась карусель непростая, да куда бы она вывезла.

Пройдя за порог, Коца по привычке выставил вперед левый локоть. В правой руке щелкнула выкидная пика. Бандиты уехали, но кто может поручиться, что в машины сели все члены банды. Осторожно нащупывая обгрызанные бетонные ступени лестницы, валютчик добрался до площадки на первом этаже с электрощитком на высоте плеч. Вслепую пощелкал выключателями. Никакой реакции. Мертвая чернобыльская зона в самом центре миллионного южного города. Какие, к черту, рыжие чубайсы, когда у самих руки в глубокой заднице. Бормоча привычные для российских граждан ругательства, Коца переставил ногу, нашаривая очередную ступень. В этот момент на него пахнуло опасностью. Так бывает на войне, когда привыкнешь уже различать «свои» с «чужими» ножи, пули, гранаты, мины, снаряды. Тогда не кланяешься свистнувшему рядом привету от смерти, а стараешься поздороваться с косматой кивком головы издалека. Коца инстиктивно отклонился к стене, одновременно выбрасывая вперед полусогнутую руку. Со всей мощью на локоть обрушился удар обрезка стальной трубы или куска толстой железной арматуры. На мгновение сознание отключилось. И тут-же резкая боль заставила его возвратиться вновь. На раздумья не оставалось ни минуты. Подныривая вперед, валютчик ударил зажатым в правой руке ножом в черную неизвестность перед собой. Наверное, в этот момент противник наносил второй удар, потому что длинный твердый предмет лишь скользнул по пальто сбоку. Но Коца уже понял, что его усилия не пропали даром. Лезвие проткнуло ткань, с натугой вошло в напряженное тело. Он замахнулся еще раз, в то же место. Над головой глухо вякнули, словно пьяный жилец ногой отбросил с лестницы кошку. Срываясь с ножа, кто-то не маленького роста попер напролом вниз по ступеням. Зацепил кистью по лицу валютчика, будто смазал широкой лапой по арбузу на столе. Развернул Коцу, чтобы тот успел ударить пикой нападавшего в спину. И затопотал крепкими подошвами по щербатым ступеням вниз, все вниз. На выход из черного подъезда в не менее черную ночь без звезд. Вслед за ним загремела по лестнице железная скалка, пересчитывая бетонные углы звонкими щелчками. Пока не успокоилась под вышибленной дверью на площадке внизу. И все стихло. Безлюдная зона лестничных пролетов входила в свое обычное, пугающее жильцов, состояние. Через несколько секунд стало слышно, как в одной из квартир этажом выше вроде сработала дверная защелка. И снова космический вакуум облапил со всех сторон. Прямо перед лицом Коцы что-то злобно зашипело. Мимо на всех парах промчался взбудораженный кот. Превозмогая боль и не выпуская из пальцев ножа, левой рукой валютчик достал из кармана платок, вытер вспотевшее лицо, лоб под шапкой. Затем спустился по лестнице вниз. На улице никого не было. За углом здания тоже. На черном небе не загорелось ни одной звездочки. Подцепив ладонью горсть снега, Коца приложил его к лицу, к шее. В домах напротив едва светились зашторенные по случаю наступившего в стране полнейшего беспредела подслеповатые окна. Не закрывая лезвия, валютчик наощупь поднялся до своего этажа, надавил на кнопку звонка. С порога ему улыбнулась усталая женщина, за спиной которой таращились огромные глаза ее дочери. Но сегодня Коца почему-то никакого подарка не купил.

На другой день валютчик торчал на своем обычном месте с неуклюжей табличкой на груди. Смазанная каким-то снадобьем, рука болела не очень. За вчерашний инцидент с напавшим в подъезде отморозком волнений он не испытывал. События последнего времени были предсказуемы. Если это оказался грабитель залетный, пусть отвечает сам за себя. А если приставленный бандитами, они должны помнить, что уходить на тот свет один он не собирается. Как не следует пасти его по ломовому. Подругу он сторого-настрого предупредил о неприятных оказиях. Сказал, что домой может не придти. Она поняла, привыкшая ко всему ростовчанка.

Местная зима здорово похожа на нервную мамзель. Всего пару дней назад на Дону хозяйничали трескучие морозы, а сегодня из-за оттепели ледяные бугры покрылись ноздреватыми трещинами. Подошвы не скользили, и лица у людей повеселели, хотя денег прибавилось не у всех. На рынке больше объявилось крестьян из области с придержанными на крайний случай продуктами. Нескончаемой чередой мимо тащились драные полушубки, ватники со столетними зимними пальто, наброшенными на исхудавшие фигуры мужиков с бабами. По лужам хлобыстали сапоги, а то и редкие на юге валенки.

И вдруг среди этого неприхотливого народа на той стороне трамвайных путей Коца усмотрел знакомый брезентовый плащ. Поначалу он не поверил глазам, помассировал веки. Плащ, а вместе с ним убогая шапка, никуда не исчезли. Зыркая на валютчика, пастух не переставал вертеть головой по сторонам. Видно было, что в прошлый раз он был напуган основательно, приехать вновь его могли заставить только обстоятельства серьезные. Коца моментально оценил обстановку. Вокруг ни одного подозрительного типа. Если и ведут, то очень осторожно. Скорее всего, следопыты решили оттянуться в какой из многочисленных пивных. Время приближалось к трем часам дня. Значит, мужик наблюдал за ним не один час. Автобусы из области наезжают в Ростов в основном с утра. Потоптавшись на месте, валютчик уловил момент, когда пастух в который раз посмотрел в его сторону, махнул рукой по направлению к известному уже ларьку за автобусной остановкой. Мужик недоверчиво наклонил мохнатый треух набок. Коца решительно снялся с притоптанного бугра, широким шагом пошел через трамвайную линию. Поравнявшись, сделал знак, чтобы тот следовал за ним. Озираясь тоже, мужик засеменил рядом.

- Правильно сделал, что не подскочил сразу, - когда они зашли за палатку, сказал Коца. – У нас тут не совсем спокойно.

- А что приключилось? – еще сильнее заволновался пастух.

- Свои разборки. Но зачем нам лишние косые взгляды.

- Я и так часа три вокруг да около. По всему базару прошастал. Ни одного из знакомых не увидал.

- Я обидел тебя тогда, что к другим решил намылиться? – вспоминая о Тутушке с Сорокой, невольно передернул плечами валютчик. – Какую цену назначил, столько и получил.

- За деньги ничего не говорю. Да больно нескладно мы расстались.

- Поэтому объясняю, дела нужно делать с одним человеком.

- Но тогда стреляли. До самого дома поджилки тряслись. Едва медовухой отходился.

- Это тебе показалось, что стреляли, - чтобы не запугать клиента окончательно, не признался валютчик. – Машина ахнула выхлопной трубой, а получилось как выстрел. У нас такое часто. Бензин продают хреновый, чуть не соляркой разбавленный. Ладно, не будем на мелочах заострять внимания. Привез что-нибудь? Или так заскочил?

- Привез, а то как. Звезды, эти, колечки, - кивнул мужик. – Дочка приехала, денег потребовала. Я ей все наторгованные выложил. Зарплаты свою с бабой прибавил, пенсию старухину. Заначку достал. Мало. Вот она какая оказия. Москва, говорит, денежки лю-убит.

- Молодежь нынче такая, - согласился Коца. – Сама работать как не хотела, так и не желает, а пожрать послаще дай.

- Во-во, правильные твои слова. Грешным делом подумал, выложи все, дом с подворьем, со скотиной продай - сам в могилу сойди – все одно мало будет. Жестокая стала. И внучонку не рад.

- Какую воспитали..., - завелся было Коца, вспоминая, что деревенские в городе всегда зверели без работы, квартир и садиков. Сразу осекся. – Капитализм, он все соки выжмет.

- При чем здесь капитализм. Народ у нас неблагодарный, - расслабился пастух. - И мы не лучше.

- Разговаривать долго здесь нельзя, - остановил его валютчик. – Пойдем опять так-же, как тогда, во двор здания через проспект.

- А снова прихватят?

- Пока некому, шестерки отдыхают.

Кивнув мужику, чтобы следовал за ним, Коца пересек улицу Московскую. Он решил не спускаться в переходной тоннель, а проскочить Буденновский проспект по верху. Так удобнее было заметить слежку, если бы ее устроили. Результатов разборки Коца до сих пор не знал, потому что старался в центре базара, где банковала основная часть бригады валютчиков, не появляться. Раньше с утра Хозяин руку тянул, теперь какой день мимо не проходил. Микки Маус работал по чутью, то есть, если кто что приобрел, он тут как тут. Отморозков Слонка, как и самого бригадира, след простыл. Можно было предположить, что рубка действительно получилась стоящая. Но жалеть об этом Коца не спешил, уверенный в том, что свято место пусто не бывает. Завернув за угол здания, он забежал в проходную, подождал запыхавшегося мужика. Показав заветный знак вахтеру, через длинный коридор прошел до небольшой двери, ведущей во двор. Ряды пустой тары из деревянных ящиков, поломанные заводские станки, по прежнему загромождали большую часть просторной площади. Пропустив вперед пастуха, Коца захлопнул дверь, на всякий случай подпер ее валявшимся рядом отсыревшим колом.

- Показывай, - придвигая на середину закутка еще крепкий стул, разрешил он.

- А больше выходов отсюда нету? – беспокойно завертелся на одном месте мужик. – Если опять возьмутся подсматривать, я раскладываться не стану. В тот раз еле ноги унес.

- Я при тебе дверь колом подпер, - развел руками валютчик.

- Что там кол. Склизанул по наледи и вся твоя подпорка.

- Хорошо, а вот это тебя успокоит? – Коца рывком выдернул из внутреннего кармана пальто настоящий «Вальтер». Сегодня утром он решил идти на рынок не с газовым пугачем, а прихватить боевое оружие, напомнив сам себе незабываемую присказку, что если противник показал зубы, то на войне должно быть как на войне. Прикрикнул на отшатнувшегося в испуге колхозника. – Перестань усираться раньше времени, отморозков сегодня не ожидается.

- Ты сам-то не из них? – покорно полез за пазуху мужик.

- Я вольный казак. Если кто и был в роду, так и тот из терских, - пряча оружие, подмигнул Коца. – Дед у меня по родословной запорожско-кубанско-терской казачура был. Царство ему небесное. Остальные, скорее, все кацапы. Не ведаю.

- Мудрено говоришь.

- Судьба такая досталась.

Вытащив из густых завитков бараньей шерсти такой же, как в прошлый раз, грязный кусок материи, мужик принялся развязывать его на стуле, не переставая кидать боязливые взгляды то на стоящего рядом купца, то вокруг. Руки у него заметно подрагивали. Наконец, под заскорузлыми ногтями последний узел поддался. Раскидав концы платка в стороны, мужик пристальным взглядом уставился Коце в лицо. Он не поверил бы никаким доводам и самым фантастическим цифрам, если бы кто-то вдруг реально начал оценку принесенным им богаствам. Пастуха могли убедить только эмоции на лице покупателя, да выражение его глаз. И снова валютчик едва удержался от восторженно - удивленного восклицания. В который раз пришлось признаться себе, что не только за время работы на рынке он не встречался с подобными сокровищами, но и за жизнь не любовался ими даже в самых именитых музеях. А посмотреть было на что. Нанизанные на обыкновенную лыковую бечевку сверкали бриллиантами, изумрудами и сапфирами три женских золотых перстня изумительного исполнения. Они представляли собой как бы замысловатое переплетение тонких золотых нитей в виде разделенных половинок сердец, повернутых друг к другу под разными углами. Возле женских лежал большой мужской перстень с настоящим рубином. В наклонных лучах солнца камень переливался внутри живым пламенем, то рвущимся вверх, то стелящимся в середине по идеальным граням. Рубин словно удерживал в себе цыганский костер, не давая возможности языкам вырываться наружу. Снова на широких золотых боках его были отлиты две перекрещенные странные буквы «Е» и «В». Вокруг лежало несколько золотых монет с двумя древними серебряными медалями. Все это окружала толстая золотая цепь с бриллиантовыми и другими из драгоценных камней вставками в крупных прямоугольных звеньях. Концами цепь уходила под угол завернувшейся ткани. Не спускавший с валютчика глаз мужик на секунду прервал пристальное изучение выражения его лица, протянул темную корявую руку к платку, отбросил угол в сторону. Снова впился бешеными зрачками в переносицу валютчика, не чувствуя, что на краях больших потрескавшихся губ собирается белая пена, что по небритому лицу с рыже-седыми остьями волос от внутреннего напряжения покатился обильный пот. Увлажнились нижние смятые веки, задышали соплями раздутые ноздри вздернутого облупленного носа. Пастух с неправильным, как бы изжеванным, туземным лицом сейчас походил на испеченную на углях брюкву, буравящую неизвестно как прорезавшимися зрачками стоявшего перед нею человека. Коца крепко сжал зубы, чтобы не охнуть по идиотски. Под углом материи оказалось самое главное сокровище. Восьмиконечная звезда вспыхнула, брызнула всеми цветами живых красок, ослепляя взор, загораживая то, что находилось на концах цепочки под нею. Рядом красовался широким бантом над ним знак ордена, выполненный ввиде креста с полукруглыми концами, с каким-то портретом в середине. Похоже, перед валютчиком лежал сам орден святой Екатерины, учрежденный Петром Первым еще в 1713 году. Этого не могло быть, потому что подобные редчайшие регалии вряд ли имелись в коллекциях богатейших музеев мира. В голову закрались сомнения по поводу их подлинности. Но старый проходимец, еврей Пулипер, еще в первый раз признал, что царские награды настоящие. Значит, мужик действительно раскопал золотую жилу. Происходило бы это в Америке, или какой другой капиталистической стране, рассекал бы он сейчас на «Кадиллаке» заказного исполнения. Владел бы заводами, шахтами, пароходами. Крутились бы на его благополучие и благосостояние семьи тысяч умнейших людей, потому что сам пастух не имел в шишковатой башке ни одной развитой извилины. В связи с этим невольно возникала мысль: правильно ли сделал Советский Союз, что повернул по пути развития западному, капиталистическому? Ведь тогда многократно усиливалось значение уже высказанной Коцей в пику богатым дуроломам максимы, которую он не уставал повторять при каждом удобном случае, в полной уверенности в том, что сокровища обязаны принадлежать людям разумным. Себя он почему-то к скаредным особям не причислял, хотя, как они, стремился к тому же золотому божку. Максима звучала так: у дурака одна дорога – намолачивать бабки... И так далее.

Но сейчас блеск золота, драгоценных камней в купе с живописной эмалью завораживал взор неописуемой красотой и благородством. Достоинство сквозило в каждом изгибе, в каждой линии, луче истинных наград для достойных же людей. Коца снял перчатку, провел кончиками пальцев по лицу, не замечая, как довольно, точно зарывшийся в крутое месиво поросенок, ухмыльнулся пастух. Валютчик вспоминал отрывок из лермонтовской поэмы «Бородино», в которой поэт еще в те эпохи бросил в народ с презрением: «Богатыри! Не вы!». В голове опять вертелось одно непристойное сравнение, хотя ему очень хотелось верить утверждению, что все люди равны. И все-таки, откуда повыперлись подобные пастухи с другими колхозниками в советские и нынешние времена, если в кинохрониках показывают, что даже в окопах Первой мировой войны не встречалось солдат с подобными уродливыми лицами. С раскоряченными фигурами вылезли они, наконец-то, на свет божий из лесных со степными землянок. Члены диких африканских племен в непроходимых дебрях джунглей выглядят намного краше. Разум наотрез отказывался найти послереволюционному феномену объяснение.

Наклонившись, Коца чуть сдвинул звезду в сторону, ощутив тяжесть благородного металла. В глаза ударил фейерверк разноцветных искр, как бы зависших над синеватым пламенем. С усилием подавив желание поднести руку к лицу, валютчик по кошачьи сузил зрачки, уменьшая поток сияния. Орден концами опирался на огромный ограненный то ли сапфир, то ли еще какой камень, прикрепленный к массивной золотой цепочке захватами ввиде древнего дворянского герба. Может быть, не настоящий, из группы голубых халцедонов, потому что таких размеров драгоценных камней, наверное, в природе не существовало. Не меньше тридцати каратов на вскидку. И все это богатство покоилось на куске грязной, оторванной от рабочего халата, тряпке. От мысли, что наяву узрел отношение к великим предкам, к своей истории, Коцу снова едва не накрыло бешенство на везучего пастуха.

- Видал, какие цацки привелось откопать на своем базу? – с нескрываемой боязливой радостью сообщил мужик. – А ты мне тогда не поверил.

- Сколько ты хочешь за все, - как в густом тумане опять по глупому осведомился валютчик.

И сразу прозвучал не менее тупой, но справедливый на данный момент, ответ:

- А нисколько. Я показать принес. Да еще прицениться.

- Прицениться, говоришь? – скрипнул зубами Коца, едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть, что сокровища эти бесценны, и что пастух прикасаться к ним не имеет права, не то, чтобы торговаться за них. И осекся, соображая, что давно страдает какой-то необъяснимой раздвоенностью. С одной стороны хочется справедливости во всем, с другой не прочь нажиться и сам за счет вот таких деревенских хамов. Наверное, такова она, истинная полуевропейская, полуазиатская русская душа. – Я скажу тебе, сколько стоит каждая из вещей. Но учти, если вздумаешь обратиться с ними к другим менялам, тебя просто замочат. Даю гарантию.

- Я и не собираюсь бегать по базару, - моментально сбавил радостно-озлобленный напор мужик. Скорее всего, два этих чувства тоже являлись неотъемлемой частью раздвоенной русской души. – Потому подошел к тебе первому. Если договоримся, значит, по рукам. Не получится, отвезу обратно.

- С этого надо было начинать. А то ниско-олько, прицени-иться принес,- передразнил валютчик.

- Ты тоже хвост не дюже поднимай. Оказали доверие – давай оправдывай.

- Не сомневайся.

Коца успел взять себя в руки, вспомнив, что любой жест или мимика на лице берутся мужиком на крепкую заметку. Из них у того постепенно вырастает оценка согласия или не согласия. Машинально перекинув сумку на грудь, он в уме подсчитал, сколько денег наличными захватил с собой. Сумма была приличной, но по сравнению с лежащим на лоскуте богатством, оглашать ее решился бы человек совсем без совести. В то же время, мужику цацки достались задарма. О каком тогда стеснении может идти речь. Расстегнув замок, он вытащил несколько пачек достоинством по десять рублей одна купюра. Со смачным звуком шлепнул ими по крышке стула. Сверху бросил пачку из пятидесяти рублевых листов, которые и на вид, и по цифрам по бокам выглядели посолиднее. Неторопливо добавил к ней еще пару таких же синеватых пачек. Внутри сумки оставались и зеленые из десяти рублевых купюр плотные квадраты, и синие, и желтоватые из сотенных. Дома, еще у любовницы, он решил пойти ва банк, предупредив, что если с ним что-нибудь случится, в ее квартире спрятана заначка, которую он оставляет ей с дочерью. Женщина лишь кивнула головой. Для нее деньги главным стимулом в жизни не являлись.

- Это за все, что-ли? – притворно-удивленно развел руками мужик. – Не-е, мы так не договаривались. Давай вылупляйся по полной, а то прячешь пачки покрупнее, а мне крохи подкидываешь.

Отвернувшись, Коца сглотнул обильную слюну. Все начиналось как в первое знакомство, с разницей лишь в том, что в этот приезд пастух не поскупился на раскопанное богатство. А может, он и сейчас приволок только то, что лежало на виду доверху набитого сокровищами казачьего клада. Надо прощупать его со всех сторон. Но сделать это предстоит осторожно, чтобы и доли подозрений не возникло. Небрежно махнув ладонью, Коца указал на звезду со знаком, на цепочку и небольшую россыпь золотых монет с двумя медалями.

- Пока лишь за это. В тот раз ты мне за перстень настоящий концерт устроил. До сих пор не могу забыть, - понимая, что приравнял лежащие на стуле раритеты к ведру привялой картошки, с напускным равнодушием в голосе разделил он груду редкого металла с еще более редкими камнями на две кучки. – Помнится, за звезду с монетами ты спорил не здорово.

- Как это не здорово! – не согласился мужик. – Я с тобой за все воевал. А цепочки тогда не было.

- Так ты согласен, или нет? Посмотри, сколько здесь настоящих пачек рублей. Прикинь, чего на них можно купить. Колбасы, конфет, сахара. Да хоть дорогой торт с кремлем и со звездами. Кто за твои погремушки продаст тебе хоть что-нибудь? Глаза вылупят, скажут, ты что, старый, совсем из ума выжил? У нас товар продается на деньги.

- Тут ты правду говоришь. Никому они в деревне не нужны. Разве что детям под игрушки. И то могут пораниться, глазки испортить, - не сводя лихорадочного взгляда с валютчика, признался мужик. - Но ты-то, гляжу, не дурак, что собираешься их к рукам прибрать? Значит, цену у вас они имеют?

- Имеют, а как-же. Если побегать с ними до волдырей на заднице. Ты что думаешь, что в городе люди святым духом научились питаться? Им тоже пожрать послаще охота. А на твоих блескучих железках быстро зубы обломаешь.

- Не бреши. По телевизеру когда подобные показывают, аж взахлеб расхваливают.

- Те музейные. А эти из земли. Разницу чувствуешь? – как с маленьким ребенком волтузился валютчик. – Сам сказал, что в деревне они ни к чему.

- То в деревне, а это город. Тут любая палка в дело идет. Очисточки, когда картошку шелушат, аж светятся. Короче, докладывай, и кандибобер с концом.

- Сколько ты хочешь, чтобы я доложил?

- Еще столько, - прищурившись, прикинул хитрый пастух.

- Не-е, я не согласный, - вошел в роль валютчик, нагибаясь за пачками денег. – Увози свой товар, такие бабки мне здесь самому нужны.

- Увезу, дело не хитрое, - сунулся к лоскуту материи и мужик. – Я вот первого из ваших что-то не вижу, которому значок с портретом продал. Мы бы с ним быстро договорились.

- Убили твоего первого, - решился признаться Коца, понимая, что задержать мужика любыми путями, выкупить у него все до золотинки, его задача номер один. За всю оставшуюся жизнь нежданного подарка от судьбы в будущем вряд ли еще предвидится.

- Убили!? – моментально насторожился пастух. Отдернул руки от узелка. – За что его так?

- За вот такие цацки, - еще больше нагоняя страху на клиента, скривился валютчик. – Не хрена было хвалиться кому попало. Вот и поплатился за язык.

Мужик помолчал, потоптался на месте, не решаясь на дальнейшие действия.Он тоже осознавал, что раскрылся перед покупателем с пистолетом за поясом на распашку. Теперь валютчик может отправить его на тот свет, как спровадили того парнишку, за просто так. В прошлый раз никакая машина выхлопной трубой не трещала, а прозвучал выстрел из настоящего пистолета. Пастух громко сморкнулся в рукав вечного брезентового плаща. Подумал, что сейчас не только в Чечне, кругом война. А виноватый он, стрелочник.

- Ну полстолько, - сбавил он цену, сдерживая растолстевшую за время торга завистливую жабу внутри. – Это, почитай, задарма золотые финтифлюшки отдаю. Кому они принадлежали, в гробу перевернулся.

- Хозяин такого барахла с собой брать их постеснялся. Вот и подумай, нужны они там, -рассудительно заметил Коца. – Я докладываю сверху еще пачку из сотенных листов. Банкуй, дорогой, на здоровье. Пока я добрый.

- Добро-то из тебя так и преть. Аж скулы порозовели, - хватая деньги с поверхности табурета и рассовывая их, как в прошлый раз, по бокам пазухи, не преминул подъегорить колхозник. –Вон как огнецом-то занялись, видать довольство учуяли.

- От твоего неслыханного нахальства они покраснели. Загреб полмешка бабок за находку под столбом для привязи. И гонишь непотребное.

- Я-то нашел, а ты искать не собирался.

Дождавшись, пока мужик распихает деньги по углам, валютчик забрал с тряпицы крупную звезду со знаком, опустил ее в отдельное гнездо в сумке. Затем туда же неспешно нырнула массивная цепочка с огромным по размерам драгоценным сапфиром. Уже за нею он ссыпал несколько золотых монет, не приглядываясь ни к их достоинству, ни к году выпуска. Так же поступил с медалями, обойдя вниманием тот факт, в честь какого исторического события их отчеканили. Он был уверен, что любая из вещей окупит затраты с лихвой. По раритетам нужно немедленно пролистать специальные каталоги, чтобы к пожилому еврею нагрянуть не темным иванушкой, а хоть немного подкованным нумизматом. Впрочем, Пулипер, услышав историю про обнаруженный пастухом клад, кажется, настроился вести игру по правилам. Хотя эта нация слаломистов-гигантистов и не таких дельцов ловко обходила на закрученных виражах крутых финансовых гор. Недаром все мировые ценности принадлежали евреям. Остальными счетами якобы распоряжаются вроде бы очень умные прочие народы с народностями и нациями.

- За колечки сколько отвалишь, сударь-государь? – размазав по верхней губе сопли, снова заюлил налившимися жадным бешенством бесцветными глазами мужик. – Не начнешь опять молоть, что они тебе не к спеху?

- Не собираюсь, - облегченно переводя дыхание, посмотрел на кусок материи с перстнями Коца. Главная сделка прошла благополучно. Даже странновато, что не возникло разных сучков с задоринками, на которые был горазд мужик. – Если сказал, что выкуплю все, то так и должно быть. Я ж тебе не какой-нибудь хухры-мухры.

- Тогда давай торговаться.

- За сколько ты хочешь отдать все колечки сразу?

- А сколько ты дашь?..

Опять пастух пожирал каждую черточку на лице Коцы настороженно-завистливыми глазами. И снова валютчик всеми силами старался не выдать истинного состояния, чтобы не проиграть раз и навсегда неожиданно свалившуюся на него благодать.

Торг закончился тогда, когда тени от голых деревьев по периметру обширного двора не исполосовали его вдоль и поперек. Не раз и не два меняла косился в сторону припертой кругляшом небольшой двери. Кажется, в эту сделку все обходилось спокойно. Теперь предстояло выйти незамеченными, проскользнуть мимо базара, чтобы не попасть в поле зрения приставленных к валютчику следопытов. А они обязаны были вести его. И рвануть домой. С Микки Маусом и с Пулипером придется назначать деловую встречу по сотовому телефону. С таким грузом на рынке делать нечего. Но беспокойство за судьбу пастуха не давало возможности оставлять его одного. И еще Коцу тревожила назойливая мысль. Последив, как мужик старательно укладывает свой капитал во множество складок в плаще с тулупом, он беспокойно переступил с ноги на ногу:

- Я хочу у тебя спросить.

- А чего такого? Спрашивай, - не отвлекаясь от приглаживания рубцов, откликнулся тот.

- Это твоя последняя ходка сюда?

- Какая ходка?

- Ну... приехал сюда в последний раз, спрашиваю? Все уже выгреб из жестянки?

- Какой там выгреб. Еще есть, - подняв голову с вновь принявшими невинное выражение глазами, простодушно признался мужик. Разоткровенничался, - Я почему вожу сюда погремушки кучками. Захвати, к примеру, все добро, на нем и сгоришь дотла. А при таком гнездовом способе завсегда остается уверенность, что на бобах не останешься. Я и дочке ни словом не обмолвился, что клад откопал. Есть, гутарю, копеечка за печкой. Чем можем, тем поможем. Проговорись я им про царские забавы, хуже татаров оберут. Вырастили... хрен разберешь. Как уехала в город, так чужая, и все тут.

- Все бросились наживаться, а ума не хватает, - подлил масла в огонь Коца. – Ограбить престарелых родителей куда проще.

- Ума-то у них палата, да не в ту сторону, - не согласился мужик. – С чего ты спросил за приезд?

- Интересуюсь по причине денежной, чтобы при бабках быть. Ты-ж наскоком налетаешь.

- А как прикажешь прибывать, когда не токмо у вас в городе, и дома покой потерял. Все чудится, что кто-то следит. В туалет, прости господи, приспичит, без топора перестал ходить.

- Кого-нибудь заприметил?

- Бог миловал. Кроме дочки, конечно. Та на шаг перестала отпускать. Учуяла что-то.

- Еще бы не учуять. Бабки ты ей сразу все отдаешь, а надо постепенно.

- Думаю, причина другая. В первый раз, когда к вам собрался, я колечко одно потерял. На своем подворье, больше нигде узелок не развязывал. Мыслю, жена его подобрала, да дочке похвасталась. Вот та и взбеленилась. Мол, сокровища прячу, а делиться не желаю.

- Я уже сказал, что сейчас молодым родителей ограбить, как два пальца обоссать. Могут и замочить, дело не хитрое.

- Не пугай. У себя дома я пока хозяин. Это от вас пока доберешься, все поджилки трясутся.

- Не спорю. Сам с пушкой расставаться перестал, - поправил шарф Коца. – Значит, можешь заглянуть к нам еще?

- Как договаривались в прошлый раз, - пугливо покосился на отворот пальто у валютчика мужик. Сглотнул слюну. - Отсчитай от Нового года среду, в этот день и жди. Человек ты проверенный, если сразу не убил, то рука больше не поднимется. Так что, токмо к тебе.

- Хорошо, я как раз деньги соберу, - ухмыльнувшись тайным мыслям, согласился валютчик. – Побольше.

Когда вышли на Московскую улицу, Коца цепко осмотрелся по сторонам. Поманив за собой пастуха, довел его до трамвайной остановки в сторону главного железнодорожного вокзала, напротив которого располагался автовокзал. В этот раз мужик в Дом крестьянина решил не заходить, а сразу по приезде завернул на рынок. Не стал он и артачиться, чтобы валютчик его проводил. Автобус на Усть-Донецк должен был отправляться через полтора часа. Времени было достаточно, поэтому Коца посоветовал пастуху, чтобы тот укрылся в какой-нибудь столовой.

- Не, я билет куплю, а сам перекантуюсь на железнодорожном, - хитро прищурился тот. – Залы там просторные, худого человека за версту видать.

- Если кто прицепится, отвязаться будет трудно, - с сомнением почмокал губами валютчик. - И в милицию обращаться тебе нельзя.

- Способ проверенный, - уперся мужик.

- Как хочешь.

Дойдя по Буденновскому проспекту до Большой Садовой, Коца тормознул частника. Когда садился в машину, снова зыркнул по головам пешеходов. Ртутные фонари на высоких столбах уже зажглись, но свет от них сочился как от бледного лица недобрым словом помянутого Чубайса – никакой. Сказав шоферу, чтобы тот вез его через Комсомольскую площадь до РИИЖТа, удобно развалился на заднем сидении. В связи с наступившим безденежьем, немногие жители в прежние годы богатого города позволяли себе такую роскошь. Коца решил больше не рисковать жизнями любовницы и ее дочери, надумав посетить заброшенную на время разборок свою однокомнатную квартиру. Выйдя на площади с расположенным на ней институтом железнодорожного транспорта, он пешком отправился по улице Ларина по направлению к проспекту Октября. Дворами с тыльной стороны подобрался к полуслепому фасаду четырехэтажного хрущевского дома, постоял за углом здания напротив. Фонари на столбах посносили шустрые перестроечные пацаны с пьяными взрослыми олухами. Пространство вокруг освещала лишь блеклая луна. И все равно засек темную расплывчатую фигуру незнакомого парня под стволом старого пирамидального тополя. Похлопав по боковому карману пальто с надежным «Вальтером» в нем, чертыхнулся про себя, что и здесь покой ему только снился. На улице уже никого не было. А в квартиру необходимо было попасть во чтобы то ни стало, потому что там на книжных полках лежали разные справочники, каталоги, ценники на многие раритеты и вещи поскромнее. И он решился. Насадив поглубже шапку, поднял воротник пальто, одновременно опуская подбородок в теплый мохеровый шарф. Поддернув кожаные перчатки, твердым шагом направился к незнакомцу.

- Кого ждем? – без предисловий жестко спросил он у широкоплечего мотыля.

- Тебя это колышет? – не отрываясь от тополя, небрежно бросил тот, мельком окинув фигуру валютчика. – Проходи своей дорогой.

- Нет, дорогой, сейчас со мной пройдешь ты, - решительно взял парня за локоть Коца. – Я из милиции.

- Да и в хер бы она мне не снилась, ваша ментовка, - заартачился увалень. – Я что, пьяный? Или правопорядок нарушаю?

- Ты мешаешь нам работать. Оборзел, смотрю, салага.

- Кому мешаю? Я жду корешка.

- Какого корешка? Валютчика? – Коца ловко завернул толстую руку парня за спину. – Мы его тоже мечтаем увидеть.

- Кто это вы? Ну кто вы?

- Милиция, вот кто.

- Руку отпусти, служивый. Не сам же я сюда приставлен. Надо звякнуть.

- Кому ты хочешь позвонить?

- Своим... Не крути руку, говорю. Предупрежу кого надо и уйду.

Валютчик чуть ослабил давление. Здоровяк свободной рукой вытащил мобильник, набрал номер. Объяснив положение, в которое попал, спросил, что делать дальше. Мол, менты тоже охотятся за каким-то валютчиком. А его самого уже повязали, готовятся отправить в ментовку. На том конце связи долго не отвечали. Наконец, до выяснения обстоятельств дали добро на оставление поста.

- Пасите суку дальше. Но знайте, что он наш, - пряча сотовый, нервно выдернул здоровенную лапу из тисков Коцы верзила. – Долго бегать он не сможет.

- Чей это – ваш? – сверкая раскаленным взором из-под края взлохмаченной шапки, как бы с недоверием хмыкнул Коца. – Нам известно, что он человек Слонка.

- Был. И Слонок тоже был. Власть поменялась.

- К Пархатому перешла? Или к Асланбеку?

- Пархатый на том свете собственные сопли на вкус пробует. Про стрелку в парке Авиаторов не слыхали?

- Прошел звоночек. Много положили?

- Шестьдесят на восемьдесят процентов в пользу Слонка. За счет его диких гусей. Рубка была стоящая.

- Значит, банковать взялся Асланбек. А потянет? Войне в самой Чечне конца еще не видно. Русские парни не больно-то жалуют чехов.

- А мне по херу. Лишь бы хорошо отстегивали.

- Фальшаком, - хохотнул Коца. Подтолкнул увальня в широкую спину. – Пош-шел отсюда, добытчик. Тебе и родную мать на тот свет отправить не за падло.

- Что мне мать. Я сам вырос, - снимаясь с места, огрызнулся недоумок.

Подождав, пока высокая фигура не скроется за углом здания напротив, Коца нырнул в темный провал подъезда. Нащупывая подошвами зимних ботинок выщербленные бетонные ступени, в который раз задался вопросом, почему и дома, и подъезды не только в Ростове – по всей России – одинаково загаженные. Ведь среди обосранных русских много необосранных людей других национальностей. А ведут себя они одинаково с коренными жителями. Открыв дверь ключом, он нашарил выключатель. В глаза бросилось некоторое изменение в расположении мебели, в том, что книги в книжных шкафах поставлены по другому. Успели, суки, побывать и прошмонать. Хорошо, что догадался все ценное, как и документы, перетащить не только к любовнице, но и в другое надежное место, оставив лишь капитально замаскированную на кухне заначку с золотом и небольшой суммой денег на непредвиденные проблемы. Иначе сморгал бы сейчас тягучей слюной до тех пор, пока очередной хряк не замочил бы прямо на пороге собственного дома. Как успели сделать это с другими неповоротливыми в новой обстановке валютчиками. Включив настольную лампу с коническим абажюром, Коца вырубил свет в комнате. Подошел к широкому окну, задернул плотные шторы. Лишь после этого разделся, поставил чайник на газовую плиту. Жрать хотелось как бездомной собаке. Странно, чувство голода накатывало тогда, когда приходилось здорово поволноваться. Но в холодильнике лежали только маленький кусок колбасы, да пачка плавленного сыра. Возвращаясь опять в комнату, он вынул ключ, поставил замок на стопор. На случай, если кому-нибудь из нетерпеливых кровников захочется вновь посетить его убогое жилище. Затем вытащил из книжных шкафов не меньше десятка различных справочников, разложил их на раздвижном столе. Рядом примостил базарную сумку.

Коца провозился с купленными у мужика раритетами, сверяя каждый по справочникам, почти до утра. Как и ожидал, звездой оказался орден святой Екатерины, цена которому по самым скромным указателям доходила до десяти тысяч баксов. Даже простенькие на первый взгляд серебряные медальки каждая потянула на тысячу долларов. Одна была «За Полтавское сражение» в 1709 году, вторая «За победу у мыса Гангут» в 1714 году. Приблизительно подбив общую сумму, валютчик сильно потер виски, надолго уставился в точку в углу квартиры. Цена колебалась от двадцати тысяч баксов и выше. Без учета стоимости бриллиантов и сапфира на цепочке с другими драгоценными камнями на перстнях. В голове все сильнее проявлялась мысль, что за такие богатства стоит не только побороться, но и постараться сделать так, чтобы клад, из которого они были вынуты, очутился в его руках. Вряд ли в этот момент нашлась бы сила, сумевшая отговорить его от опасной со всех сторон затеи. Валютчик спокойно перешагнул бы через нее.

 

Глава четырнадцатая.

 

В казино на центральной ростовской улице, прямо напротив губернаторских хором, объявились почтенные гости. Расположившись на мягких диванах в комнате отдыха, они потягивали марочный коньяк, закусывая его плиточным шоколадом. Две русские девушки-официантки ласково обхаживали каждого из гостей, стараясь нечаянным движением не зацепить кого из присутствующих за добротные костюмы. Несмотря на таившийся внутри страх, обе были довольны своей работой, порхая бабочками с размалеванными мордашками. В кресле посередине кайфовал Асланбек. Самого хозяина казино среди уважаемого общества не было. Не влезая в дела серьезные, он занимался организационными вопросами. Тем, чтобы без длительных перекуров вертелись однажды раскрученные тотализаторы, чтобы за игральными столами в карты не смолкали эмоциональные восклицания, чтобы в баре было в достатке вина и водки.

- Русские прут напролом. Не щадят ни детей, ни стариков, - продолжая начатый разговор, на чеченском языке сказал один из гостей. – Если захватывают отряд воинов ислама, перерезают им горла, сбрасывают в овраги и обливают известью, чтобы поскорее истлели. Сжигают трупы или закапывают в неглубокие ямы. Собаки когтями разрывают.

- Многие из гяуров стали проповедовать кровную месть за убитых друзей. Мне показали солдат из разведки. Вся группа состоит из наших кровников, - поддержал собеседника второй чеченец. -–Они облачаются в боевое снаряжение, надевают сверху маскхалаты и уходят в горы на несколько суток на поиски наших баз. Если натыкаются, завязывают бой с вызовом по рациям вентиляторов. А те наносят удар поквадратно. Спрятаться практически невозможно.

- Сейчас воевать тяжело. Зеленки нет, укрыться негде, - подключился третий гость. – Даже в родовом селе Басаева в горах старейшины постановили, чтобы отряды в населенные пункты не заходили. Сказали, что надо сохранить молодое поколение.

- В родовом тейпе Масхадова поступили так-же. Избранный президент Чечни отправил семью через Грузию с Турцией в Малайзию, а сам навещает родственников только по ночам, - подключился еще один из присутствующих. – Между тейпами продолжает нарастать раздор.

- Все разбегаются. Удугов, любитель поэзии и пива Яндарбиев, Ахмед Закаев... Их места занимают пророссийски настроенные политики из равнинных чеченцев. Хасбулатовы, завгаевы. Их отвергают, они лезут все равно. Имам Кадыров вообще повернул в обратную сторону.

- Кадыров имамом никогда не был. Объявить русским газават и взять свои слова обратно, такого права священнослужитель не имеет. Он предатель чеченского народа. Смертный приговор ему уже вынесен.

- Чеченцы упустили момент наивысшего благоприятствования,когда председателем Российского правительства был Руслан Имранович Хасбулатов. Пусть он не из горной Чечни, а с равнинной, все равно он боролся за Ичкерию самостоятельную, но получающую немерянные дотации от России на восстановление разрушенного коммунистическим режимом хозяйства. Он имел возможность сместить деревенского ваньку-дурака Ельцина и стать во главе русского государства сам, - негромко начал говорить сидевший на краю дивана чеченец с задумчивым лицом. Присутствующие повернули головы в его сторону и затихли. – Русский народ – это отара баранов. Он покорно шел за кровавым царем Иваном Грозным, за рубившим ему головы императором Петром Первым, за уничтожавшим его любыми способами Сталиным. Побежал бы и за Хасбулатовым. Русский народ – это рабы из неграмотных крестьян. Вся российская империя от начала представляет из себя бескрайнюю деревню, населенную смердящими холопами. Правили ею цари с кучками умных приближенных, большинство из которых по происхождению были иностранцами. Таковой эта нация осталась до сих пор. Чечню взяли не русские войска, а вольные казаки под водительством генерала Ермолова. И еще один момент упустил чеченский народ. Когда Масхадов в Хасавюрте подписывал документ о перемирии с генералом Лебедем. Сразу после подписания нужно было выходить из состава Российской Федерации. Нефти у нас достаточно. Еще Гитлер стремился завоевать наши места. Пригласили бы иностранный капитал, лет через десять объявили бы себя кавказской Швейцарией. Зачем Масхадову с Басаевым нужна была вонючая Россия, я до сих пор не понимаю.

- Они хотели дать воинам ислама передышку. Затем перестроиться и нанести сокрушительный удар сразу по всей территории России, - подал голос один из чеченцев поближе.– Взорвать атомные станции и склады с боеприпасами, разрушить плотины, отравить воду. Пусть неверные подыхают миллионами. Они пригодны только для рабского существования.

- Мы все равно поставим империю на колени, - хором поддержали остальные.

- Наше дело правое. Победа будет за нами.

- Аллах акбар.

Сидящие полукругом раскрыли ладони, омыли воздухом лица. Затем потянулись к рюмкам со спиртным, к жаренному мясу с большим количеством зелени. Асланбек в разговор пока не вступал. Вообще, он был лидером чеченской преступной группировки, грабившей русских в южных областях России во славу все той-же родной Ичкерии. Он был таким же, как другие чеченцы, которые контролировали в Тольятти на «Автовазе» часть прибыли гиганта автомобилестроения. Как в самой столице Москве джигиты из Ичкерии обдирали тех же русских на нескончаемой дойке вещевых с продовольственными рынков, на выпуске фальшивых авизо, на угонах иномарок, на меченых долларах, на продаже переписанных на себя московских квартир со спаиванием и убийством истинных их хозяев. Это в дополнение к немерянным миллиардам рублей и долларов, вагонами поступающих на восстановление разрушенных якобы русскими домов, заводов, фабрик и просто обрушившихся от взрывов мостов в арыки в самой Чечне. Да хоть туалетов во дворах. Российские деревни пусть вовсе спиваются, стираются с лица земли. Лишь бы Ичкерия богатела и процветала. В Государственной Думе извечный вопрос кто виноват и что с ним следует делать даже не фигурировал ни в одной серьезной бумажке, по которой водили пальцами малограмотные избранные безграмотного со всех сторон народа. Так же обстояли дела с иными вопросами в других кремлевских кабинетах. Весь этот идиотизм с самого начала совершался с разрешения президента всея Руси Ельцина с «семьей». Несмотря на заверения нового ставленника «из народа» Путина, обещавшего супостатов «замочить в сортитре», не поднимался он и новой администрацией. Но мало кто в населенной послушным населением необъятной стране понимал, что сами Ельцин с начинающим Путиным, как Яндарбиев с Масхадовым в Чечне, не представляли из себя ничего. «Истинный друг» президентской «семьи» Березовский от имени тайного мирового комитета неустанно нашептывал на ушко якобы ибранным главам государства нужные указы с приказами, за которыми стояли миллиарды долларов, оплаченные миллионами жизней. Все было просчитано до мелочей. Как в революцию Парвус с Лениным, так в перестройку Березовский с Лившицем.

- Как идут дела с партией фальшивых долларов? – промокнув губы салфеткой, повернулся к Асланбеку по виду главный над остальными прибывшими чеченцами. – Успели протолкнуть без проблем? Или возникали какие-то трения?

- Здесь все схвачено, - улыбнулся главарь преступной группы. – Нужные люди получили процент. Они же дали добро на работу без осложнений. Они просто не вмешивались. Хотя в самой Москве, в других местах, это делать легче. Здесь возмущаются казаки. И так далее.

- Понятно. Можно еще прислать партию?

- Надо подождать, пока пристроенное рассосется.

- А как с кандидатами в заложники? Есть подходящие с большими доходами?

- Есть.

- Учти, уважаемый, обратно мы должны возвращаться не с пустыми руками. Желательно на хороших машинах, набитых, как говорят неверные, их же добром.

- Я все понял. Мои люди применяют этот метод. Запираем в подвалы, вывозим за город. В Чечню отправлять стало труднее. Основные магистрали перегородили милицейскими и казачьими постами. А казаки на взятку идут труднее.

- А ведь у нас с ними мирный договор. И все равно становятся поперек дороги, - подключился сидящий напротив выбритый до синевы член застолья. Было видно, что совсем недавно он носил широкую бороду. – Помните случай за одной из станиц на Ставрополье, на самой границе с Ичкерией? Тогда чеченец начальнику заставы из казаков мешок денег под ноги бросил, чтобы тот пропустил всего один треллер без досмотра. Не взял, ишак, обшитый лампасами.

- В Наурской, в Червленой, в Слепцовской на территории равнинной Чечни терские казаки вооружились до зубов. Участия в боевых действиях пока не принимают, но видно, на чьей они стороне.

- Поэтому донские с кубанскими казаки поспешили заключить с нами мир, чтобы наши бойцы не разнесли станицы их братьев в клочья.

- А как у вас с оружием? В достатке? – в свою очередь поинтересовался Асланбек. – Мои парни на местных армейских складах нащупали немало брешей. На любой вид, от автоматов с пулеметами до «Мухи» с «Иглой». С ракетами по летящим целям.

- Оружия у нас хватает, вплоть до удобных в обращении израильских «УЗИ». Через перевалы Азербайджана, Грузии с Абхазией и Дагестаном оно течет к нашим армиям нескончаемым потоком. Новейшее, - утвердительно кивнул главный. – Имеем и бронетехнику – БТР, БМП, самоходки. Есть даже русские современные девяностые танки. Угнали, - вокруг дружно засмеялись. – Жаль, вначале освободительной войны Дудаев позволил разбомбить аэродром с самолетами и вертолетами. Надо было сразу перевести летательные аппараты на запасной аэродром.

- Сильной военной техники у нас нет, - согласно закивали головами остальные слушатели. – Несколько установок «Град», и с неверными давно было бы покончено.

- Но победа будет все равно за нами.

- Аллах акбар.

Гости снова потянулись к наполненным русскими официантками рюмкам со спиртным. Обернув зелеными листьями салата кусочки прожаренного мяса, запихнули их в рот. По бородам потекли струйки жирного сока. Подбирая капли салфетками, присутствующие вытирали пальцы и снова наклонялись над горами мяса на больших блюдах. Когда насытились, разговор продолжился в том же русле. Видимо, война накрепко перепутала повседневные мысли, заточив их острыми стрелами.

- Самашки, Новые Атаги, Галашки, Шали, Гудермес – поднялись все как один. Русские поставили во главе своих войск генералов Казанцева с Трошевым.Последний родился и вырос в советской Чечне. Сделали ставку на него. Генерала Булгакова назначили командиром группы «Север». Телефоны и домашние адреса каждого офицера у нас в записных книжках.Никто не поможет, - снова включился в разговор чеченец с задумчивым лицом. И опять все как по команде повернулись к нему. - Особой ненависти достойны вертолетчики. Мы мстим их родным с особой жестокостью, потому что летчики наносят нашим войскам самый большой урон. А дерутся чеченцы как волки. Гелаев, Ваха Арсанов. Отряд братьев Ямадаевых чего стоит, не говоря о Басаеве с Радуевым. Правда, последнего здорово заносит по части политвыступлений. Не в силах забыть, что в прошлом был комсомольским вожаком. Но Хаттаб с другими арабами ситуацию держат под контролем. Уже мы слышали разговор об Абу Аль Валиде, его великом заместителе.

- На арабов ставку делать не стоит. Нам нужно построить свой халифат, как мечтает об этом Басаев. От Каспийского моря до Черного, - немного подумав, решил высказаться главный из присутствующих. – Жаль, Дагестан навстречу идет слабо. Придется его брать войной. Вот тогда мы покажем всему миру, кто такие маленькая нация чеченцы.

- Весь мир будет у наших ног.

- Аллах акбар.

- Но сначала мы должны обеспечить себя и мужскую часть населения всем необходимым для полной победы, - совершив ритуальный обряд, закончил главный. – А для этого нужно сделать еще много чего.

- Да, Вагиф, дел предстоит много.

- Вот потому, уважаемый Асланбек, сегодня мы у тебя в гостях. Нужны деньги. Много денег, - тот, которого назвали Вагифом, многозначительно уставился на главаря. – Тот капитал, что ты отдаешь на победу чеченского народа в войне с неверными, хорошо помогает нам. Не беда, что по сравнению с другими потоками он капля в море. Но капля, добавляющая нам силы. Ростовская область самая богатая из краев и областей Южного региона. Нужно расширять сферы действия, чтобы русские государственные банки работали только в одном направлении - на подсчет убытков от выявления фальшивых рублей и долларов. На выдачу дотаций разорившимся коммерсантам. На восстановление разрушенных нашими подрывниками многоэтажных домов. А экономику эти недоразвитые гяуры сумели уничтожить сами. Тогда победа приблизится еще быстрее.

- Я понимаю тебя, - покосившись на склонивших бритые головы в знак согласия со сказанным гостей, негромко сказал Асланбек. – Мы все отдаем на победу, почти ничего не оставляя себе. Мы продолжаем искать новые пути. Где это возможно, подминаем под себя конкурирующие с нами группировки, облагаем данью акционерные общества, товарищества закрытого типа. Но конкуренция очень велика. Я знаю, что из Ростовской области, Краснодарского со Ставропольским краев стадами угоняют на нашу родину скот, колоннами перегоняют машины и другую технику, составами ввозят лес, товары народного потребления. Каждый из нас делает все, чтобы Ичкерия стала независимой во всем. Но эта неповоротливая немытая баба Россия начинает просыпаться и почесываться. Нам становится все труднее.

- Ты правильно говоришь. Значит, нужно успеть до полного ее пробуждения.Наши братья ингуши прибрали к рукам весь Колымский золотой прииск. Большинство якутских алмазов проходят только через наши руки. Уральские драгоценные камни тоже не просыпаются мимо нас. Все, на чем можно сделать деньги, практически под нашим контролем. Надо закрепляться на завоеванных доходных местах, чтобы при любом военном или политическом исходе они продолжали работать на нас.

- Я могу сказать только одно, моя группа работает не покладая рук. И наша капля в море постепенно увеличивается. Есть тут одно дело, по которому мои парни работают сейчас. Думаю, если это правда, на что мы наткнулись, наша доля увеличится многократно.

- Ты о чем говоришь? – придвинулся к Асланбеку Вагиф.

- О непроверенных пока слухах, что на Дону найден клад самого Степана Разина.

- Степана Разина? – переспросил Вагиф. Не скрывая возникшего интереса, с пристальным любопытством присмотрелся к Асланбеку. – Я когда-то в детстве слышал разговоры казачьих старшин из Наурского юрта о спрятанных на Донской земле от царских ищеек сокровищах. Откуда возникли слухи?

- В двух словах не перескажешь. Давай отложим разговор до окончания трапезы, чтобы обдумать дальнейший план выхода на нужных людей в спокойной обстановке.

- Согласен, - кивнул главный чеченец. Чуть понизив голос, произнес как бы в пространство. – Клад донского атамана Стеньки Разина должен потянуть больше, чем весь золотой поезд с царской казной адмирала Колчака, который русские революционеры потеряли в гражданскую войну в Сибири И до сих пор не в состоянии отыскать следы.

- Ходили слухи, что Колчак через Монголию на лошадях перевез часть золотого запаса в Китай. А там золото прикарманили узкоглазые япошки, - с сомнением почмокал красными губами сидящий рядом чеченец. – Еще говорили, что про клад Разина придумал сам Стенька, чтобы иметь возможность или откупиться, или в кандалах из Москвы попасть на родной Дон, где его освободили бы станичники.

- Как раз станичники его предали. Связали и доставили царским властям, - не согласился задумчивый собеседник. – Нет, в слухах о кладе все равно что-то есть. Казаки часто закапывали часть наворованного на непредвиденный случай.

- Да, там сокровищ должно быть немеряно.

- Когда нашего духовного лидера Шамиля русские войска пленили в родовом ауле Гуниб, в его доме богатств было не меньше. Все отошло к неверным.

- Надо вернуть наши сокровища на историческую родину. И мы это сделаем.

- Гяуры обязаны возместить нам убытки с великими процентами.

- Аллах акбар.

После застолья Асланбек с Вагифом, ученым чеченцем за трапезной прошли в маленькую комнату отдыха с потайным выходом в запутанные ростовские дворы. Здесь помещалось всего несколько скатанных валиками мягких матрасов, пол устилал толстый персидский ковер. Единственное окно было плотно занавешено собранной частыми складками золотистой парчевой портьерой. С противоположных стен проливали мягкий свет приглушенные матовыми плафонами бра.

- Не станем заниматься пустословием. Перейдем сразу к делу, - присаживаясь на один из валиков, предложил с начитанным выражением на лице чеченец. Скорее всего, он представлял из себя идеологического лидера из команды Удугова. Подождав, пока собеседники займут каждый свое место, повернулся к Асланбеку. – Расскажи поподробнее об этих слухах. Кто их распускает и есть ли видимые результаты.

- На рынке обменом рублей на иностранные деньги занимаются валютчики. Среди них мы выпасли перед его домом одного с кличкой Жан Копенгаген, забрали все, что было при нем. Пообещали больше не трогать, если он станет передавать нам сведения о своих товарищах. Не обыкновенных менялах с небольшими капиталами, а о накачанных баксами под завязку, - начал последовательную раскрутку истории Асланбек. - Нескольких с крупными суммами он успешно сдал, и мы их приняли. А потом вдруг сообщил новость, что один из валютчиков выкупил редкую царскую награду с драгоценными камнями. Перекинул соседу по бизнесу за гроши. Тот толкнул ее перекупщику. А уже перкупщик продал старому еврею Пулиперу, кажется, за несколько тысяч долларов. Мы вышли на первого менялу, предложили обрисовать продавца – кто, откуда. Он отказался. Сейчас я думаю, что он имел с хозяином награды долгосрочный договор. Чтобы не засветиться, несговорчивого нам пришлось убрать.

- Как я понимаю, меняла-наводчик, этот Жан, теперь ваш человек на рынке?- переспросил слушавший со вниманием удуговец.

- Без проблем. Недели через две Копенгаген опять подкинул новость, что на рынке снова объявился неизвестный продавец, который предложил вещи более серьезные. Кто их принял, не назвал. Якобы Слонок приказал своим шестеркам проглотить собственные языки. Догадываюсь, что делом заинтересовались сами менты. Среди валютчиков пополз слушок, что кто-то из деревенских раскопал клад Степана Разина, - продолжил гостеприимный хозяин. - Цепочку, по которой прошла первая награда, мы знали. Взяли второго причастного, заодно прихватили помощника Слонка, старшего над группой его шестерок Скирдача. Один сдох в подвале по собственной дури, а второй – старшина, казак – не раскололся. Мусе с Блохастым пришлось его замочить. И вот на днях мы вычислили второго без посредников купца из валютчиков. Мы бы занялись им раньше, да он на время исчезал с рынка.

- Кто он, откуда? - глядя в одну точку, негромко спросил Вагиф – Молодой или старый?

- Молодой. Говорят, из диких гусей.

- Вот как! – встрепенулся помощник Удугова. – С Афганистана, или из вьетнамских с африканскими джунглей?

- Неизвестно. О себе он предпочитает не распространяться, - объяснил Асланбек. – А в досье к нему никто не заглядывал.

- Тогда откуда сведения, что он из диких гусей?

- В оружии разбирается неплохо и знает приемы из боевых искусств. Такая у меня информация.

- Сейчас каждый школьник с завязанными глазами собирает и разбирает автомат Калашникова, - хмыкнул политинформатор. – А приемами каратэ владеют даже девушки.

- Меняла успел показать себя в деле. В бригаде валютчиков с ним стараются не связываться.

- Хорошо, пусть продолжает в том же духе, - кивнул головой удуговец. – Что конкретно он выкупил в последний раз? Главное, у кого.

- Про главное ничего сказать не могу. Копенгаген не в курсе. А выкупленные драгоценности заслуживают внимания. Полный георгиевский бант из четырех крестов, старинный орден ввиде золотой звезды, какой-то знак крестом с разноцветной эмалью, перстень с бриллиантом каратов на пять. Именной. Золотые монеты, еще что-то по мелочи. Обо всем Копенгагену шепнул на ухо следивший за сделкой отморозок при Скирдаче Скопа. На следующий день на стрелке армяне пустили его в расход, поэтому разузнать побольше о клиенте мы не смогли. Какой-то колхозник в длинном плаще и старом собачьем треухе. И все. Хочу заметить, что это вторая ходка продавца под шапкой-невидимкой. И еще добавлю, что за диким гусем установили наблюдение не только мы.

- Армяне? Или опять беспредельщики с рынка автомобилей, которым всегда и везде было мало, - сузил серые зрачки Вагиф.

- Пархатого замочили на стрелке со Слонком. Сам Слонок остался жив, сейчас отдыхает в богатяновских боксах. Он потерял почти всех бойцов. Как и Пархатый. Разница в том, что на замену армянскому главарю из Еревана уже приехал тоже кандидат в воры в законе. Из блатных. А замены Слонку пока не видно. Но ведут дикого гуся и армяне тоже.

- Еврейские жополизы, без мыла в задницу проскальзывают, - недовольно поморщился политинформатор. – Асланбек, мы можем предупредить армяней, что этот меняла наш и пусть они на него пасть не разевают. Но ты намекнул, что есть еще какие-то люди.

- С ними я не знакомился, - развел руками главарь чеченских бандитов. – Знаю только, что вчера вечером недалеко от дома, в котором проживает любовница менялы, нашли труп парня в спортивном костюме. Мне доложили, что он вел валютчика двое суток.

- Из этого следует, что меняла замочил спортсмена?

- Вполне на него похоже. На работу он выходит не только с ножом, но и с пушкой.

- Интересный экземпляр, - надменно вздернул подбородок вверх удуговец. – Им надо заняться вплотную. Кроме того, основательно прошмонать квартиру.

- Уже сделано без нас. Ментовские шестерки на него тоже зуб имеют. Люди Слонка ничего там не нашли.

- Может, плохо искали? А у любовницы, случайно, заначки не оставляет? - ввернул Вагиф.

- Вряд-ли. Скорее всего, когда его прощупывали наши, он говорил правду. Сказал, что придерживается одного железного правила: купил-продал. Остальное его не колышет, - Асланбек огладил лицо рукой. -–Я думаю, что на него через молодого жиденка-перекупщика с базара напрямую вышел старый еврей Пулипер. Как только меняла выкупил драгоценности, то немедленно отнес к нему домой. И жидяра обул не умеющего отличать брилик от осколка бутылочного стекла наемника по полной программе. Я же говорил, что в оружии он понимает больше, чем в драгоценном металле с баксами.

- А почему бы нам не пощипать самого этого Пулипера? – загорелся было главный над чеченцами Вагиф. – Жидяра набит драгоценностями как бочка мочеными яблоками.

- Забудь, дорогой, свое предложение. Для нас эта нация неприкосновенна, - тут-же резко пресек дальнейшее развитие мысли политинформатор. – Мало того, что на весь мир вонь расползется, да еще наш лучший друг и товарищ Борис Абрамович Березовский вместо эффективной помощи чеченскому народу по высвобождению его из русского рабства, натравит на маленькую Ичкерию весь этот мир.

- Ты прав, уважамый, - согласился Вагиф. – Тогда спасения нам искать будет не у кого, потому что мир очень велик. Даже непобедимый командарм Радуев вряд ли с ним справился бы.

Собеседники постарались замять снисходительные усмешки.

- Получается, что необходимость в валютчике заключается в одном – как в наводчике на таинственного продавца с периферии, - снова посерьезнев, оглядел присутствующих удуговец. Заметив утвердительные кивки, подвел окончательную черту. – Тогда брать его в разработку не имеет смысла, потому что, как и двое замоченных в подвалах менял, он мало что знает. Выбивать показания для описания внешнего вида продавца, откуда тот приехал и где живет, из бывшего наемника тоже пустой номер. На войне мы таких уничтожаем сразу. Остается одно – не спускать с него глаз. Если клад существует на самом деле, рано или поздно откопавший его обязательно вернется на это же место еще раз. Там, в сундуке, для него обыкновенные погремушки, с которыми в деревне делать нечего. Здесь, на рынке, живые деньги. Крупные суммы денег. Считаю, что именно по этой причине продавец объявился на базаре во второй раз.

- Мысли абсолютно правильные, - согласились с выводами удуговца оба собеседника разом. – Теперь этого дикого гуся придется нам самим оберегать от непредвиденных обстоятельств. Иначе нагрянувший с очередной партией драгоценностей из глухого казачьего хутора мужик, не усмотрев своего спасителя на рынке, повернет оглобли в обратный путь. Кто его опознает. И кто станет задерживать каждого подозрительного колхозника, приехавшего на базар по своим делам. Подход здесь нужен тонкий, как ходьба по зеленке с растяжками под каждым кустом.

- Именно так. А сейчас предлагаю продолжить отдых в гостиной гостеприимного дома наших дорогих хозяев. Обратный путь на родину нам предстоит проделать с немалыми трудностями, - удуговец широко улыбнулся, показав неправильные зубы. - Ведь мы собираемся ехать на хороших экспроприированных автомобилях со связанными по рукам и ногам жирными валютными баранами под подошвами наших армейских ботинок, восседая на тугих мешках с настоящими деньгами. Фальшивыми мы имеем возможность обеспечить каждого жителя России, в отличие от жадного на это российского правительства, по самые макушки. Пусть русские рассчитываются ими за свет, газ и за квартиры, за которые успели задолжать немалые суммы.

- Пусть во всем нам поможет аллах.

- Аллах акбар.

Глава пятнадцатая.

 

Имеющий двойное гражданство Аркадий Борисович Пулипер осторожными шагами мерил свою тридцати метровую комнату с потолками в четыре с половиной метра в задумчивом состоянии. То, что его давно пасли агенты уголовки из областного Управления милиции, беспокоило не очень. Для того, чтобы сексоты не следили, нужно было работать на заводе. А он занимался щепетильным бизнесом, который был интересен абсолютно всем богатым – и не богатым, но умным - людям на земле. Им интересовались и отбросы общества в лице уголовных элементов. Значит, обязан был себя подстраховывать, чтобы не вляпаться в какую пакость. Подойдя к окну, Аркадий Борисович в который раз чуть сдвинул в сторону тяжелую портьеру. Посередине тротуара на Пушкинской, почти не прячась за голыми стволами акаций, торчал человек в длинном пальто с поднятым воротником, с надвинутой на лоб из крашенного меха шапкой. Через каждые пару часов его сменял другой, копия первого.

Перед тем, как обнаружить постоянный хвост, Пулипер имел неприятный разговор со старшим следователем по особо важным делам из того же областного Управления. Скупщик как раз ревизовал свой капитал и приобретенные недавно драгоценности, спрятанные во вделанный во внутреннюю стену плоский сейф с длинными полочками, задрапированный неплохо нарисованным на холсте диким туром с крохотным замочком для ключа на фоне одного из рогов. Тут и раздался долгий настойчивый звонок. Пришлось неуклюжую картину вместе с тонкой дверцей разворачивать по стене на место, и только потом поднимать телефонную трубку. В квартире во всем соблюдалась определенная последовательность, позволяющая избежать массу незапланированных неприятностей. Следователь на том конце провода не стал крутить вокруг да около, сразу заявив, что ему известно о покупке Пулипером редкого раритета петровских времен. Когда Аркадий Борисович попытался, как всегда, уйти в сторону, тот ни к селу, ни к городу, приплел известного всей стране адвоката «генерала Диму». Мол, Дима тоже выкручивался до последнего как ужака под вилякой, пока его не привлекли за участие в разворовывании из государственных книгохранилищ древних фолиантов, и переправке их на землю обетованную.

- А при чем здесь земля обетованная? – опешил Пулипер. – Я, кажется, пока в России нахожусь.

- Как ни странно, земля обетованная имеет причастность ко всему во всем мире, - надавил старший следователь. – Все лучшее из всех стран обязательно должно принадлежать почему-то именно выходцам из нее, а не оставаться в собственности народа, достоянием которого является.

- Что вы хотите этим сказать?

- Когда отправитесь к нам, прихватите, пожалуйста, раритетик. Мы его исследуем на предмет исторической ценности. Достаточно нам ублажать заграницу своими редкостями. Они еще пригодятся идущим вслед за нами поколениям нашим.

- Вообще-то, об этом следовало подумать пораньше...

- Думать никогда не поздно, гражданин Пулипер.

- А второе, я сторонник того, что лишь бы редкая вещица находилась в целости и сохранности тысячелетия. А в какой стране и в чьих руках – не столь важно. Как вам, наверное, известно, талибы в Афганистане разрушили принадлежащие буддистам, высеченные в скалах до новой эры, скульптуры на их территории. В России тоже немало втоптано в грязь.

- Считайте, что россияне проснулись.

- Хорошо. Но телефонное приглашение ничего не значит.

- Повестка вам уже отправлена.

Вот такой разговор произошел накануне. И теперь Аркадия Борисовича обуревали сомнения по поводу приобретенных уже после петровского нагрудного знака других раритетов. Кроме менял с центрального рынка, редкостями скупщика снабжали нумизматы, коллекционеры и просто граждане ставшей свободной России. Особую тревогу вызывали выкупленные недавно у валютчика Коцы царские ордена с медалями. Он маялся от неизвестности, знают ли о них в областном Управлении, или до сыщиков дошел слух только об одной вещи? Если их успели информировать о последних сделках, можно смело ждать обыска и подсчитывать убытки. А они окажутся немалыми. Недалеким сыскарям из уголовки стоит лишь зацепиться, а разматывать за годы совесткой власти они научились капитально. И не пора ли собирать манатки, да трогаться в дальнюю дорогу добровольно, пока не повезли в обратную сторону насильно? Утром Пулипер спускался на первый этаж к своему почтовому ящику. Он как-то запамятовал, что повестки вручают обычно на руки. Под расписку. Ее принесли ближе к обеду. На белом клочке бумаги было напечатано, что такому-то такому следует явиться по такому-то адресу такого-то числа в десять часов. То есть, завтра с утра. Времени оставалось меньше суток. Если прикинуть по умному, часть вложенного в редкости капитала спасти удастся. В областной администрации есть надежный человек с неограниченными возможностями. А если это обычная проверка? А здесь работы непочатый край? Тогда убытки возрастут многократно.

В смежной комнате зазвонил телефон. Хозяин вздрогнул, с недоверием покосился в ту сторону. Затем перевел взгляд на часы. Машинально отметил, что в такое время из милиции звонить вряд ли будут. Дела они стараются раскручивать с утра и занимаются ими почти до самого вечера. Значит, исключая случай, конспирацию можно нарушить. Пулипер прошел в комнату и снял трубку.

- Аркадий Борисович? – спросили на том конце провода.

- Я слушаю.

- Мне необходимо с вами встретиться. Как вы на это посмотрите?

- А что случилось? – скупщик узнал голос валютчика Коцы.

- По тому делу. Есть новые данные с новыми поступлениями.

- Ты имеешь ввиду монеты петровских времен? Потертые такие, - как можно спокойнее спросил еврей в возрасте. – Которые мы в тот раз с тобой рассматривали.

- Да, те же самые, - чуть замешкавшись, сумел сориентироваться валютчик. – Я еще несколько штук откопал.

- Они ничего не стоят, дорогой мой товарищ. Ко всему, я заперт. И у меня повестка в кармане. На завтра на десять утра.

- Я понял, Аркадий Борисович. Жаль, - Коца пожевал губами. – Я перезвоню вам денька через два, если вы не будете против.

- Да бог ты мой, хоть завтра. Почему не помочь начинающему нумизмату, - Пулипер снова покосился на часы. – Кстати, передай своему товарищу тоже, с которым приходил, что я очень занят. Но сам пока с ним не советуйся. Для него это обычная копеечная сделка... Как там у вас дела?

- Неважно, - Коца шмыгнул носом, подыскивая слова. Наигранно засмеялся, – То жена, то дети. Ну как в родной России. То армяне, то чеченцы, то хрененцы... И все норовят запустить лапу в карман. Не успеваешь отбиваться.

- Я тебе сочувствую. Будь с ними поласковее, они ведь тоже родственники, - сообщение насторожило. Перекупщик поскреб ногтями левую бровь, в голове мелькнула мысль, что цацки на произвол судьбы оставлять не гоже.

- Ясный хрен... Не всегда получается.

- А по поводу монет я постараюсь что-нибудь придумать.

- Было бы неплохо. Так мы договорились?

- Обязательно. Рано утром я попытаюсь тебе перезвонить. А с родными советую не спорить. Иначе время и здоровье будут потеряны.

Положив трубку на рычаги, Пулипер прошел на середину комнаты, пощипал кончик носа. Он понял, что кроме своих отморозков у валютчика проблемы с армянскими и чеченскими преступными группировками. Его ведут внаглую, как умеют делать это кавказцы только в России. Сразу уловил, что он выкупил у мужика с периферии, того самого, опять какие-то награды. Очень хотелось разузнать о них поподробнее. Может быть, стоило пойти на все ради их приобретения и немедленного в связи с этим исчезновения. Но обстоятельства заставляли вспомнить весь путь евреев до нынешних дней и вывести один-единственный вывод. Он заключался тоже в одном слове –конспирация. Жесточайшая. Значит, никаких дел со сторонними. Лишь консультации по поводу дальнейших действий с людьми надежными. Решение по орденам обязано придти само собой. Сняв трубку, он набрал номер ближайшего друга:

- Здравствуй, Рувим.

- Рад слышать тебя, Аркадий.

- Я сразу к делу.

- Я весь внимание.

- На завтра меня вызывают в областное Управление милиции по поводу того знака, о котором я тебе рассказывал.

- Понял. Прямо сейчас свяжусь с ответсекретарем газеты «Время». Если что, напомним кому надо о свободе действий в демократическом обществе.

- Если что, Рувим, ты знаешь, как поступить в отношении моей квартиры и имущества. Можешь известить дочь в Израиле, других родственников.

- Аркадий, так серьезно?

- Нет. Но не забывай, где мы живем.

- Я не забываю.., - в трубке помолчали. – А если тебе звякнуть в правительство области? Оно еще работает. Или это лучше сделать мне? Или подключить Лазаря?

- Все действия должны начаться после моего визита к старшему следователю по особо важным делам и предъявления обвинений. Я пока не в курсе, что им от меня нужно.

- Согласен. Как фамилия этого следователя?

- Марфушин.

- Записал... Но подстраховаться не мешает.

- Ты так считаешь?

- Я в этом уверен. Не забывай, где мы живем.

- Хорошо. Мы договорились?

- Ты можешь быть спокойным.

Пулипер снова набрал номер телефона. В трубке раздался мелодичный девичий голос.

- Наташенька, Свинотелова, пожалуйста, - как можно вежливее, попросил скупщик ценностей.

- А кто его спрашивает?

- Аркадий Борисович Пулипер. Наташенька, в твоей коллекции мой неприятный тенор, я думаю, в единственном числе.

- Я вас узнала, Аркадий Борисович. Но согласитесь, сейчас полно розыгрышей, - мило начала оправдываться секретарша. – Кстати, последней новости на подобную тему не слышали?

- Интересно, какой?

- Михаил Евдокимов, наш великий комик, собрался баллотироваться в губернаторы Алтайского края. Как мы все без него останемся, ума не приложу.

- Ох, как ты права, моя девочка. Теперь вся сатира и юмор переместятся в Барнаул. Россию веселить станет некому. Разве что самый хитрый из армян, это Гена Крокодил.

- Петросян, что-ли?.. Я соединяю вас, - засмеялась секретарша.

Некоторое время трубка тарахтела начальственными нотами. Скорее всего, хозяин кабинета кого-то распекал. Затем он же поднес микрофон ко рту:

- Слушаю.

- Николай Степанович, я буквально на минуту, - заторопился Пулипер.

- Аркадий Борисович, ты же знаешь, для тебя я всегда свободен, - с сильным местным акцентом загакала трубка. – Сам хотел тебе позвонить по поводу той безделушки для супруги. Помнишь? Как там на этот счет?

- Давно подобрал, Николай Степанович. Давно. Пусть назначает встречу, я подвезу.

- Ну, спасибо. Считай, я твой должник. Теперь слушаю тебя.

Скупщик ценностей быстро пересказал причину, по которой побеспокоил большого начальника. Дал понять, что встрял в это дело по чистой случайности.

- У нас в коридорах разговоры про якобы Стенькин клад с некоторых пор перестали смолкать, - прогудел начальственный голос. – Как ты сам считаешь, Аркадий Борисович, возможен ли такой вариант? Или, как с процентами во времена социализма? План выполняли на восемьдесят, а в отчет записывали сто двадцать.

- При строительстве коммунизма пусть на восемьдесят процентов, но выполняли. А по этой безделушке даже зацепиться не за что, - уверенным голосом ответил Пулипер. – Ну, сдал какой-то мужик редкий нагрудный знак петровских времен. Разве мало царь награждал казаков? Или не жаловала придворных та же Екатерина Вторая? У мужика этого в кавалерах мог оказаться кто угодно. Пра-перепрадед, например. Кто теперь что докажет? Николай Степанович, если представить, что крестьянин действительно напал на золотую жилу, у нас в руках давно оказался бы не один-единственный знак, а как минимум целый короб драгоценностей. Кто бы из Стенькиного клада таскал по одной цацке. Ведрами черпали бы, цистернами водку хлебали бы. Слух о сокровищах разбойника гулял бы по всей матушке-России. Как когда-то сам разбойник Стенька Разин.

- Ты прав, Аркадий Борисович, у нашего народа мозги дырявые, - со смешком откликнулись на том конце провода. – Что накопят, все на язык просыпается. Сходи к этому следователю. Поговори, покажи ему цацку, чтобы он посмотрел и успокоился. Ничего страшного для тебя я не вижу. Если что не так, можешь рассчитывать на меня.

- Спасибо, Николай Степанович, - с чувством поблагодарил Пулипер большого начальника. Не забывая, что последние фразы в разговоре запоминаются лучше, добавил. – Так вы своей супруге Марии Игнатьевне скажите, чтобы она назначала мне свидание. Я по ней уже соскучился.

- С удовольствием, Аркадий Борисович, - загрохотали в трубку. – Вот за это большое спасибо.

Потерев руки, скупщик царских раритетов с подскоками прошелся по горнице. Поселившееся было с утра в груди волнение улетучилось легким эфиром. Теперь можно бы и позвонить этому валютчику Коце, назначить деловую встречу. Кто знает, стукнет ему моча в голову и продаст звезды с камешками первому подвернувшемуся на пути проходимцу. А что у него новые имперские награды, сомнений не возникало. Интересно, что заставило того мужика-деревенщину приехать раньше намеченного срока? Жадность? Непредвиденные расходы? Какие? На что? Еврей в возрасте развернулся было снова к телефону. И остановился, подумав, что все-таки лучше переждать. А пока можно предупредить верного помощника Микки Мауса, чтобы он на всякий случай подстраховал заводного Коцу.

Он так и сделал. Затем снова прошел к зашторенному окну, осторожно выглянул на улицу. Глубоко засунув руки в карманы пальто, приставленный от уголовного отдела шпионить, мужчина переминался с ноги на ногу под тем же корявым стволом акации.

- Ну, служи, служи. Глядишь, за добросовестную стойку хозяин выделит тебе кусочек сахару, - ухмыльнулся Аркадий Борисович. – Мне под твоим присмотром тоже будет спокойно поработать со своими сокровищами. Кстати, я их еще не успел классифицировать, не разложил по коробочкам, не записал в специальный журнальчик. Вот позвонит сейчас какой значительный человек, а ответить ему профессионально я не смогу.

Поправив на стене небольшую картину на первый взгляд с обыкновенной мазней местного маляра, Пулипер довольно сощурился. Проходя мимо книжного шкафа, задвинул поплотнее створку, постучал ногтем по звонкой глиняной вазе. И вытащил из кармана небольшой никелированный ключик. Плоский стальной сейф с длинными неширокими полочками вдоль, опять показал набитое добром свое нутро. Даже в полусумраке комнаты бриллианты с другими драгоценными камнями умудрялись сверкать идеально отшлифованными гранями, словно были помещены на дно темного подвала. То из одного угла, то из другого места вдруг вырывались снопы коротких и длинных, долгих и моментальных, разноцветных искр, радуя хозяина неиссякаемой живостью. Превращая комнату с ничем не примечательной обстановкой в княжеские палаты. Зацепив за затылок очки на резинке, Пулипер взял с полки крохотную записную книжку с воткнутой в нее миниатюрной авторучкой, осторожно полистал страницы. Затем напустил на себя ученый вид и выудил из угла ахнувший радугой первый раритет. Им оказался орден Суворова первой степени, которым героя наградили в 1943 году. Не на колодке, винтовой. Всего награждений было двести девяносто одно. Но дело в том, что этот орден был без платиновой головы самого полководца. Если за 1942 год наградой отметили только сто человек с изображением Суворова, то в следующем году платиновый портрет на поверхности заменили на изображение из белого металла. Стоил орден без драгоценного профиля великого военного стратега двадцать с половиной тысяч долларов. Взяв из коробочки мягкую шерстяную тряпочку, скупщик осторожно протер без единой царапины разноцветную эмаль награды. Перевернув другой стороной, открутил круглый медный прижим, сверил номер с отмеченным в записной книжке. Там же была четко прописана фамилия владельца, в каком году, за что вручили. Впрочем, о подобных героях вышло немало справочной литературы, где журналисты и писатели постарались отразить все военные подвиги этих офицеров и полководцев. Книги стояли тут-же, занимая одну из планок. Выбрав на нижней полке коробочку попрочнее, еще не старый еврей открыл ее и осторожно опустил туда редкую награду внешней стороной вверх. Аккуратно надписав на крышке название ордена, переместил коробочку на ступеньку выше, на которой рядком устроились другие регалии.

Так, не спеша перебирая вещицу за вещицей, записывая в блокнотик их название, состояние и ценность, скупщик провозился до глубокого зимнего вечера. Затем попил чаю с печеньем и включил телевизор. Удобно устроившись в мягком глубоком кресле, в который раз за сегодняшний день ухмыльнулся презрительной усмешкой, вспомнив о голодном и холодном часовом под окнами своей квартиры. Он бы с удовольствием пригласил сексота домой, чтобы ощущать себя совсем уж в полной безопасности. Если бы знал, о чем разговаривать с представителем только переступившего порог нового строя народа.

Ранним утром Пулипер набирал номер телефона валютчика Коцы. За ночь пришлось пропустить через себя много разных мыслей. И все-таки он пришел к мнению, что надо упредить резвого парня и выкупить драгоценности до того, как тому придет на ум предложить их кому-то другому. На рынок сбегается достаточно дорог, по которым ходят толпы разномастых купцов. Перекупщик выбрал удобное время, валютчик оказался на месте, при полном параде. Предложив приехать немедленно, он опустил трубку, напел что-то из Мендельсона. В груди царили покой и благодушие, навеянные еще вчерашними заботами не покидающих в беде друзей. Примерно через час еврей в возрасте с удовольствием возился в потайном сейфе в стене, пробуя раскладывать по полочкам приятно щекочущие нервы вновь приобретенные сокровища. По самым скромным подсчетам, навар от исторических ценностей, если их пристроить за границей, предполагался в районе нескольких десятков тысяч долларов. Золотой путь за бугор был хорошо укатан многоосными трейлерами с другими грузовыми машинами и судами, снующими туда-сюда без перерыва. До похода на аудиенцию к старшему следователю из областного Управления милиции оставалось чуть больше часа. Сама дорога заняла бы минут пятнадцать.

 

Глава шестнадцатая.

 

По прямому как стрела, пустынному шоссе в сторону Усть-Донецка спешила вишневая «ДЭУ-эсперо». Раннее утро нового дня высветило розовым светом подмерзшие гребешки грязи и льда на обочине, опустила на поля и степь вокруг оттепельный туман, превратив его в крепкую блескучую корку. За последние дни небо очистилось, синело над крышей машины ситцевым пологом с редкими белыми кучками облаков. Большое солнце показало половину красноватого бока. Оно только собралось вылезти из-за горизонта. В салоне автомобиля сидели трое мужчин. Двое впереди, один – Коца - развалился сзади. Негромко поцокивали динамики на выступе за задним сидением, стрелка спидометра зацепилась за отметку в сто километров.

- А если дорога не подмерзла как следует? Или ее вообще нет? – шофер повернулся к Микки Маусу. – Тогда как поступим?

- Тогда ты подождешь на обочине трассы, а мы с Коцей пешком попаримся к заброшенному хутору. Во всяком случае, обратно поворачивать нет смысла, - прогундосил греческий еврей. – Главное, чтобы морозец продержался до Нового года, иначе в такой грязи недолго утонуть по самые яйца. А тракторов поблизости, как видно, давно не телепалось.

- Их собрали на центральной колхозной усадьбе. Для ремонта и техобслуживания, – включился в разговор Коца. – Или, как они теперь называются, эти бывшие советскими хозяйства?

- На ЗАО «Закат гречихи», – схохмил водила. Посерьезнел. – По любому, нам осталось двигаться только вперед. Будем надеяться на удачу.

- Парни, вторник наступил. Завтра уже среда. В этот день колхозник обещался прибыть на базар, - снова заговорил валютчик. – Я не думаю, что он станет навещать тайник перед самым отъездом. Тем более, что место нахождения клада скрывает от всех домашних.

- Я тоже считаю, что мужик выберет момент, заранее возьмет нужное и припрячет недалеко от хаты, - кивнул узкой головой Микки Маус. – Чтобы не мельтешить понапрасну.

- К тому же, родственники давно усекли, что деньги откуда-то у него появляются. Не исключено, его самого пасут основательно.

- Получается, и пастуха пора охранять. Если проведают, что драгоценности действительно существуют, замочат как пить дать. Времена наступили – крестьяне революционных будней ошизели бы. Тогда брат на брата ходил, сейчас дочь на отца попрет без тени смущения.

- Без смущения... Скажи, без капли жалости. Так оно вернее.

Впереди показались два очередных из сотен одинаковых бетонных столбиков сбоку трассы. Сориентировавшись по известным одному ему приметам, водитель сбавил скорость, подкатил поближе. И заглушил мотор:

- Здесь. Точно. Вон в тот столб как будто кто уже вписывался.

- Тогда вылезаем, проверяем обстановку на месте.

Микки Маус первым открыл дверь. За ним потянулись остальные. Ни знаков, ни других указателей. Лишь едва заметная колея убегала в открытую степь, намекая, что за далекой черной лесопосадкой может еще теплиться жизнь. Пройдя за столбики, мужчины принялись пробовать на прочность блестящий снежный наст поверх колеи. Он показался достаточно крепким.

- Прокатишься? - обернулся Маус к водителю.

- Выдержит. Но вопрос в другом, - широкоплечий парень поднял голову к небу. – Не получится ли так, что как солнышко пригреет, моя «дэвушка» начнет елозить на брюхе?

- Я специально слушал сводку погоды. На ближайшие дни потепления не обещали, - сдвинул шапку на затылок Коца. – Минус два-три градуса. Как сейчас.

- Ты в это веришь? Тогда на твою ответственность. Трогаемся.

Водитель выбросил окурок и пошел к машине.

На часах было уже половина девятого утра. Солнце едва оторвалось от горизонта. Косые лучи скользили по обледенелой дороге, мешая разглядывать бегущие впереди едва заметные две темные строчки. Когда вползли в неширокую лесопосадку, стало получше. На самом ее краю Микки Маус попросил остановиться. Но пассажиры сами успели отметить между деревьями крытый светлым шифером высокий крепкий дом. Обнесенный частоколом из горбылей, он стоял примерно в полукилометре на бугре справа от дороги. За ним виднелась лента широкого в этом месте Дона. Много дальше по берегу чернел останками заброшенный хутор. И на другой стороне реки, почти напротив развалин, раскинулась станица Раздорская, лет четыреста назад бывшая столицей казачьей вольницы. Пастух не соврал, пятистенок рубили на века. Наверное, с дубового крыльца открывался прекрасный вид на сремнину былинного Дона, на широкий песчаный за ним плес с густой рощей. Видно, прежний хозяин обладал художественным вкусом. Напротив усадьбы, метрах в двухстах от нее, от лесопосадки до берега реки пролегала обросшая кустарником неглубокая балка.

- Дальше ехать не имеет смысла. Иначе из дома встречать нас выбежит вся родня.

- Слушай, отсюда тоже отличный обзор окрестностей, - покрутил головой Коца. – Может, и вылезать не стоит?

- А если схрон находится с другой стороны кошары? Тогда как? – не оборачиваясь, переспросил Маус. – Нет, дорогой, проверяй рюкзаки с поклажей. А потом вон по той балке двинемся навстречу своей судьбе. Она уже вырисовалась в полный рост.

- Мне как быть? Здесь припарковаться, или вернуться к трассе? – подал голос водитель.

- У тебя гараж сбоку, а ты спрашиваешь, - указал Маус на проем между корявыми сволами. – Загоняй и отдыхай. Про сигнал на всякий пожарный не забыл?

- Один выстрел в воздух. Или в противника.

- Если услышишь, немедленно гони в нашу сторону. Так-же должны поступить и мы в случае недоразумений с тобой.

- Не забывай, что на охоту мы могли выйти не одни, - добавил Коца. – Поэтому пушка постоянно должна быть под рукой в полной боевой готовности.

- Так, Слонок в тюрьме на Богатяновском спуске, - развернулся к нему водитель.

- И Слонок, и Беня, и Козырь. Все, кто остался в живых после стрелки. Кстати, после Нового года их выпустят. Зато Хозяина никуда не прятали. Асланбека с его джигитами тоже. Армяшки со стремы вообще не уходили. Чаще крути шеей по сторонам, товарищ. Вполне возможно, что на трассе именно сейчас заторчала еще одна иномарка, пасущая персонально нас.

- Ты не упомянул про бригаду отморозков с автомобильного рынка на Западном и про студентов-беспредельщиков с юридического факультета РГУ, которых информацией подкармливает едва не вся ментовская уголовка города и области, - хмыкнул в черные усы Маус. – Кто тебя постоянно пас возле родного дома, пока ты не решился свалить в гостиничный номер?

- Хер их знает. Они сменяли друг друга чуть не каждый вечер.

- Вот именно.

По дну поросшей невысоким голым кустарником балки шагать пришлось недолго. Сама балка убегала дальше и падала с крутого обрыва в широкий в этом месте, скованный льдом, Дон. Почти на конце ее темнел в несколько обхватов высокий пень. То ли в дерево попала молния, то ли оно само сломалось от старости. Если не считать образующего из берега острый угол рукава на той стороне реки, никаких островов на середине стремнины не просматривалось. Пригнувшись, Маус вместе с Коцей добрались до места напротив дома, сбросили на дно тугие рюкзаки. Быстро вытряхнув содержимое, подложили под себя плотные коврики, вооружились одним на двоих полевым биноклем. Полушубки с валенками остались в машине на заднем сидении, погода показалась сравнительно теплой. Еще когда шли сюда, не уставали шнырять глазами по бокам, теперь же осмотрелись капитально. Балка находилась чуть ниже стоящего на небольшом бугре дома. Но преимущество заключалось в том, что за усадьбой холм не обрывался склоном, а вместе со степью продолжался едва заметным подъемом. Вся территория с пятистенком в центре торчала как на ладони.

Прошло не меньше часа, пока на базу не объявились первые фигуры. Микки Маус в это время задумчиво жевал сухой прутик. Он отдыхал. Покрутив оккуляры, Коца поймал в бинокль сначала пастуха в неизменном брезентовом плаще, а потом выглянувшую из дверей дома молодую женщину в запахнутом наспех модном пальто. Она не пошла за мужиком по пятам, а осталась стоять на крыльце. Подойдя к сараю, тот распахнул ворота, вытолкнул наружу небольшие санки. Положив на них вилы с длинной ручкой, взялся за веревку. Возле крутилось несколько крупных, похожих на среднерусских, овчарок.

- Помощница, едри ее в корень. Сама не прочь взгромоздиться, - недовольно пробурчал валютчик.

- Ты про кого? – обратился к нему Маус.

- Дочка за пастухом как нитка за иголкой. Он за сеном для скота, а она с него глаз не сводит.

Отвернувшись, греческий еврей лишь громче хрустнул сухостоем. Без слов стало понятно, что их догадки в отношении слежки подтвердились. Коца неторопливо повел оккулярами по окрестностям. В прореженной зимними ветрами лесопосадке различил сливавшийся по цвету со стволами корейский автомобиль, на котором они приехали сюда. Дорога вместе с далекой трассой были пустынны. На дне балки виднелись оставленные им с Маусом следы. И вдруг обнимавшие бинокль ладони у валютчика дрогнули. В поле зрения попалась пустая пачка из-под хороших сигарет, застрявшая в ветвях на вершине. Он закрутил оккуляры в обратную сторону, наводя линзы прямо перед собой. Кто-то грузный прошел по верху, широко расставляя ноги в сапогах на резной подошве. Рядом с сапогами торопились беспорядочные отметины от кроссовок и от теплых ботинок. Коца повел биноклем дальше. Следы довели до обгорелого пня.

- Слышь, дорогой товарищ, а мы здесь не одни, - как можно спокойнее сказал перекупщику валютчик. Опустив дальномер, в упор посмотрел на Мауса, – Вполне возможно, что нас тоже давно засекли и теперь потихоньку ведут, как дрессировщик обезьян в цирке.

- С чего ты так решил? – насторожился Маус.

Коца молча передал бинокль. Указав на место, где засек пустую сигаретную пачку, повел рукой вдоль верха балки в сторону пня. Маус не спеша обследовал указанный участок бровки. Перевернувшись на спину, задумчиво пощипал длинный ус. Глаза тревожно блеснули:

- Ты прав. Там кто-то должен быть. Если, конечно, следы не оставили несколько дней назад, - он протер оккуляры тряпочкой, снова прильнул к резиновым уплотнителям. – Нет, по времени я определить не смогу.

- Все очень просто, - осматривая вытащенный из бокового кармана пальто «Вальтер», пояснил валютчик. – Вчера у нас была оттепель, так? Снежный наст немного просел, оплавился. Подморозило лишь к вечеру. За ночь и за утро мороз не ослаб. То есть, ледяные гребни затвердели как следует. Если бы кто-то протащился по верху балки вчера или несколько дней назад, то следы смотрелись бы сглаженными. Оплавленными. На самом деле гребни белеют измельченной крошкой. Сухие стебли не слежались, не успели обледенеть. Торчат в разные стороны. Да и пачку ветер не сбросил на землю. Она телепается в верхних ветвях.

- Ну да, ты ж у нас дикий гусь, - вертя шеей вокруг, пробурчал греческий еврей.– В связи с изменившейся обстановкой, что ты предлагаешь?

- Терять нам больше нечего. К тому же, нас сюда не приглашали. Тех, кто оставил следы, тоже. Выбора нет, конкурентов надо убирать, - пожал плечами Коца. – Значит так, ты остаешься на месте, продолжаешь наблюдение за домом. А я подался на разведку.

- Хочешь по балке спуститься к Дону?

- Если нас засекли, этот ход уже бесполезный. Я вернусь в лесопосадку и по ней попробую обойти незваных гостей с тыла.

- А если они заметят, что я остался один, и направятся ко мне?

- Тогда мочи. Для информации, один из отморозков должен быть ну очень здоровый. Вряд ли ты с ним справишься, даже с одним. Поэтому, или ты их, или они тебя, - Коца кивнул на рюкзак на дне балки, в котором лежал десантный АКС с полным рожком. - Беспредельщикам тоже не интересно, чтобы кто-то урвал добычу у них из-под носа.

- Я не смогу, - пригнул голову Микки Маус. – Мне не хотелось бы проливать кровь неизвестно за что. Клада мы еще не видели.

- Не можешь, или не хочешь? – продолжая готовиться в дорогу, переспросил валютчик.

- И то, и другое.

- Тогда дергай отсюда, пока машина твоего друга маячит в лесопосадке. Я попробую справиться сам. Но учти, если там что-то имеется, мне одному и достанется. Делиться я не собираюсь.

Некоторое время греческий еврей крепкими зубами продолжал терзать закостеневший стебелек. Бросив взгляд на рюкзак, он прищурился, как бы прикинул расстояние до обрыва балки на берегу реки. В зрачках вспыхнул твердый свет:

- Хорошо, я принимаю предложение. Сколько к автомату рожков?

- Один в АКСе, два запасных. По тридцать кукурузных зерен в каждом, не считая того, что в стволе. Я загнал перед поездкой. Не переживай, отобьешься.

- Понял. Когда подберешься ближе, найди способ маякнуть. Я отсюда подстрахую.

- Совсем другой базар. Заметано.

Сунув пистолет за пазуху, Коца снова прильнул к оккулярам, направив бинокль к берегу реки. Все было спокойно. Оставив аппарат у ног Микки Мауса, легко поднялся, чуть пригнувшись,заторопился к лесопосадке. Не доходя до корявой стены деревьев, срезая угол, нырнул в заросли кустарника. Пробежался по ним, оставляя в стороне застывший на крохотной полянке автомобиль. Тратить время на лишние разговоры с шофером сейчас было ни к чему. Выскочив с другого бока лесополосы, зорко всмотрелся в разрезавшую степь надвое линию трассы. По ней ползла одинокая грузовая машина. И все. Нырнув снова в гущу деревьев, Коца поспешил между ровными рядами стволов. Когда за спиной осталось с полкилометра пути, выглянул наружу. Отсюда расстояние до берега Дона было чуть меньше, но покрыть его предлагалось по ровному полю. Запетляв как заяц от одного куста до другой кочки, Коца заторопился к обрыву. С разбега прыгнул под кручу, с десяток метров прокувыркавшись между обледенелыми глиняными глыбами. Затих за большим валуном у самой кромки припоя. Переведя дыхание, прислушался. Осторожно выглянул. Мощный обрыв нависал над рекой заснеженной дикой стеной. Такой же пустынной выглядела скованная морозом стремнина. Лишь впереди, там, где балка развалила берег надвое, возвышался косой выступ. За ним могла спрятаться целая стрелковая рота. Сделав несколько глубоких вдохов, Коца встал на ноги. Скользя обувкой по крупным голышам, направился к мешавшему обзору препятствию, сжимая в руке снятый с предохранителя пистолет. У основания выступа подошва ботинка соскочила с камня. Чтобы не вылететь на гладкий лед и не оказаться в роли готовой принять на себя удар любым предметом одинокой вошью на пробритом лобке, Коца моментально сложился гуттаперчевым мальчиком. Но первозданные тишина и спокойствие нарушались только гулким уханьем собственного сердца да легким посвистом вечного степного бродяги-ветра. Валютчик заглянул за край промороженной насквозь толстой глинянной стены. Никого. Нигде. Лишь еще шире показался дальний простор степной реки. Стало ясно, если кто и прибыл для охоты за пастухом, то место он выбрал не здесь, а прошел либо выше по берегу, или вообще приблизился к дому и притаился в какой-нибудь из многочисленных воронок. Отряхнувшись, Коца спокойно стал карабкаться по устью балки. Он успел подняться наверх, уже ступил на дно этого естественного разлома, увидел черные уступы обгорелого в три обхвата пня, когда внутренний голос приказал замереть. Сначала валютчик скосил глаза на выступ с правой стороны. На уровне шапки от его вершины разбегался пустынный кусок степи. Тогда Коца опять покосился на расщепленный едва не до основания пень, вид которого поначалу не вызвал никаких подозрений. Он разглядывал обломок дерева в бинокль с бруствера балки, видел его верх, когда по крутому отвесу поднимался от реки. Но только сейчас вдруг отчетливо узрел расположившуюся между толстенными корнями теплую компанию молодых парней. Расстояние до них составляло примерно метров пятьдесят. Один, со спины похожий на испившего живой и мертвой воды, сползшего с печи Илью Муромца, удобно примостился между наростами ствола и не сводил точно такого, как у них с Маусом, бинокля с усадьбы пастуха. Двое других дымили сигаретами и резались в карты. На расстеленном куске материи поблескивала батарея бутылок. Коца мгновенно осознал, почему отморозки оказались в недосягаемости его поля зрения. Они пристроились как раз с противоположной стороны от их места наблюдения. По этой причине и парни наверняка не сумели засечь Коцу с Маусом. Получалось, в отношении хижины пастуха они с беспредельщиками мыслили одинаково. Но кто послал конкурентов пасти мужика? Неужели из Богатяновской тюрьмы Слонок сумел передать координаты Хозяину, а тот самостоятельно предпринял попытку расколоть крестьянина? Или разговор бригадира шестерок с начальником уголовного розыска базара произошел раньше? Об этом раздумывать было некогда. Цаплей переставляя ноги, Коца задом спустился до того места, с которого снова стал невидимым. Затем повернулся, обратной дорогой заторопился на свой наблюдательный пункт, благодаря провидение за то, что надоумило ветер дуть с берега. Иначе его кувыркания со спотыканиями услышали бы не только отморозки, но и сам хозяин усадьбы.

Доскакав до лесополосы, Коца прислонился к дереву перевести дух. В голове крутилась одна мысль, куда беспредельщики спрятали свой автомобиль. Не могли же они от трассы добираться пешком. В связи с этим, рано было тревожить Мауса с переменой места наблюдения. Требовалось теперь найти средство передвижения отморозков. Если в машине никого не окажется, произвести экзекуцию, чтобы не в состоянии была стронуться с места. Покусав губу, валютчик наморщил лоб. Подумал, что возвращаться следует по внешнему краю лесопосадки, тому, который параллелен трассе. Проскочить до деревьев, не оставляя вмятин от протекторов, конкуренты никак не могли. Он так и сделал. Выйдя из зарослей, быстрыми шагами направился к едва различимой знакомой дороге. Путь в противоположную сторону отмел сразу. Если отморозки пешком протопали по правому боку балки, то вряд ли они ее переходили вообще. Скорее всего, чтобы запутать следы, соскочили с трассы напротив усадьбы крестьянина и погнали к посадке прямо по степи. Или к заброшенному хутору вел еще один путь.

Расчеты оказались верными. Метрах в трехстах за дорогой Коца узрел вмятины широких колес мощной машины. Сам джип был припаркован за островком из кустарника, в зарослях дикой жерделы. Подняв воротник и надвинув шапку на брови, валютчик не спеша обошел автомобиль вокруг. Прислушался, заглянул за тонированные стекла. Внутренность отразилась как под водой. Но кажется, в салоне никого не было. Подобрав с земли крупный обломок остроугольного камня, Коца размахнулся, послал его в боковину. Стекло рассыпалось на мельчайшие квадратики. Выждав несколько минут, валютчик пошарил глазами по обшивке внутри. Затем просунул руку, нащупал защелку. На заднем сидении лежала пара вместительных сумок, в бардачке бутылка водки, пакет с едой и складной перочинный нож. Нагнувшись под приборную доску, Коца открыл панельку, обрезал протянутые под приборами провода. Соскочив на землю, так-же поступил с проходившими под днищем тормозными шлангами, с бензопроводом. Отойдя в сторону, осмотрел джип еще раз. И заторопился к Микки Маусу, опять минуя припаркованный в зарослях вишневый «ДЭУ-эсперо». Разговаривать с водителем снова было не о чем.

Плоский как вобла еврейский грек встретил Коцу хмурым взглядом. Рядом с ним лежал вытащенный из рюкзака автомат и один запасной рожок. Бинокль на длинном кожаном ремешке был снят с шеи, отложен на бруствер балки.

- Короче, за пнем ведут наблюдение за усадьбой пастуха трое беспредельщиков. Кто такие, из какой банды, я спрашивать постеснялся, - пристраиваясь рядом, начал рассказывать валютчик. – Автоматов не видел. Может, и есть. Под корнями. Но что не с пустыми руками – к бабке не ходи.

- Один из отморозков, как ты сказал, очень здоровый? - поднял голову Маус.

- Не то слово. Бегемот какой-то с расшлепанной мордой – щеки из-за спины видны. Он как раз водил биноклем по дому колхозника.

- Это Рамзан из группировки Асланбека. Он работал вышибалой в чеченском казино в центре города, - Маус задумчиво пожевал сухой стебелек. – Задал чеченец нам задачку.

- Откуда чехи могли разузнать про место, где находится кошара пастуха? – вскинулся было Коца. И сам же предположил. – Если их просветили про царские ордена, кто приобрел, какие и за сколько, то ничего удивительного здесь нет. Тот же наводчик четко обрисовал, у каких столбов нужно сворачивать с трассы, чтобы попасть на заброшенный хутор.

- Вот именно. Это работа одного из шестерок из бригады Слонка. Если сам бригадир не стал пахать на два фронта сразу.

- Вряд ли. Сначала Слонок обязан накормить благодетелей – ментов. А потом уже наворачивать остатками по своему разумению. Как бы то ни было, я лично не могу уступить чехам и пяди родной земли. Со всем, что в ней запрятано.

- Я придерживаюсь того же мнения. Но по причине другой. Ценностями должны распоряжаться люди образованные.

- Тогда пора делать передислокацию, пока не попали в поле зрения зверьков. Эти первобытные пустят в ход оружие не задумываясь.

- И как ты умудрился проскользнуть под их носом!

- Я теперь жалею, что не запалил ихний джип, который они спрятали в лесопосадке. Ничего, все еще впереди.

- Но раскурочил?

- А как-же.

Быстренько свернувшись, валютчик с менялой, пригинаясь под ветками невысокого кустраника, заспешили от опасного места.

Водитель автомашины вытащил термос с горячим кофе. От еды все разом отказались. Расслабляться было рано. Прихлебывая из пластмассового стаканчика, Коца высказал мысль:

- А не кажется ли вам, что чехи выбрали место для пряток не случайно? У меня возникло подозрение, что клад может находиться под корнями того громадного дерева. То есть, мужик имеет возможность попасть прямо к ним в лапы. Там же откопать его, заодно вырыть себе могилу.

- Если не под корнями, то лучшего наблюдательного пункта отыскать трудно, - прогундосил Микки Маус. – И не только усадьба просматривается. Пойдет мужик вытаскивать сокровища, хоть по льду реки на другой берег, все равно останется на виду, как на ладони.

- Хорошо, что эта мысль не пришла вам в голову тоже, - передернул плечами водитель. – Иначе вместо пастуха в лапы чеченцев первыми попались бы вы сами.

- Потому и не пришла, что умнее чехов. Какой дурак станет ждать жертву в том месте, где она закопала клад? - Снисходительно хмыкнул Коца. – Жертва имеет право от него отказаться. В том то и дело, что сначала нужно выследить, где спрятана казна, а потом со спокойной совестью ее присваивать.

За кофе пришли к единому мнению, что пункт наблюдения необходимо переместить на другую сторону усадьбы. Машину тоже следует перегнать подальше от дороги. Негромко шумнув двигателем, «ДЭУ» вернулась на трассу. Проехав примерно с километр, соскользнула с невысокой насыпи прямо на припорошенную снегом, заледенелую стерню и по ней снова добралась до лесопосадки. Оставив шофера в кабине с тем же наказом, снова не облачившись в мешавшие движению полушубки с валенками, Коца с Маусом едва не на брюхе доползли до заросшей высохшими будыльями конского щавеля воронки, устроились на ее дне. Валютчик нетерпеливо настроил бинокль, прильнул к оккулярам. Чеченец Рамзан развалился между корнями, его место занял шустрый чернявый пацан. Но обязанности он выполнял плохо. Отвернувшись, продолжал беседу с невзрачным напарником с узким лбом. Коца навел бинокль на усадьбу. Мужика и его дочки не было видно. По базу гуляли овцы, куры, возле загородки захватывала губами сено лошадь. Пока они мотались с переменой точки наблюдения, время подошло к обеду. Можно без опасений подкрепиться и самим. Еще раз пошарив по огороженной горбылями площади вокруг дома, Коца отложил бинокль, перевел взгляд на придвинувшего к себе рюкзак Мауса.

- Ничего нет? – спросил тот.

- Обед, кажется. Надо бы и нам перекусить.

- Как там наши конкуренты?

- Отдыхают тоже. Этот Размазан, как ты его обозвал, расплылся между корнями сырым тестом из бадьи.

Маус ухмыльнулся, придвинулся к верхней кромке неглубокой воронки, взял в руки бинокль. Долго молча водил линзами туда-сюда. Валютчик успел вытащить из рюкзака свертки с едой.

- Объявился, подпольщик, - словно про себя пробурчал в усы греческий еврей. – Спешит, оглядывается... Собаки... На крыльце пока никого.

- Кто оглядывается? – оставил в покое нож с колбасой Коца.

- Наш подопечный. Ага... Зашел за сарай, подкатил бочку... Поставил ее на попа... Слушай, кажется, он что-то прячет под застрехой. Или прятал...

- Собаки, это хреново. За просто так от них не отвяжешься.

- Спугнули, - Маус оторвался от оккуляров, перевернулся на бок. – Но место там не пустое.

- Про что ты говоришь?

- Мужик встал на бочку и потянулся руками под крышу. А в это время на крыльцо снова вышла то ли дочка, то ли еще какая родственница в накинутом пальто, - почмокав губами, пояснил подельник. – Наверное, позвала этого мужика. Сначала собаки к ней побежали, потом пастух с бочки спрыгнул. Руки были пустые. Значит, хотел достать какой-то предмет.

- А ну дай.

В бинокль Коца осмотрел весь двор с той самой женщиной на крыльце, с мужиком и собаками. Задержал взгляд на отброшенной от стены сарая бочке, на крытой камышом крыше. Долго молча шмыгал носом. Затем вытащил платок, высморкался и развернулся к Маусу:

- Понимаешь какое дело, дорогой? Клады под застрехами не прячут.

- Я не собираюсь утверждать, - пожал плечами тот. – Я подумал вот о чем. А что, если мужик уже сходил к схрону, вытащил что надо, и спрятал под крышу сарая.

- Допустим. Тогда зачем он полез туда сейчас, когда удобнее сделать это перед самым отъездом в город? Раненьким утречком, все домашние будут еще в отрубе.

- Ты, конечно, прав. Но что-то ж заставило его или проверить, или перенести положенное раньше в другое место?

- Прав, скорее, ты. Вынудила обыкновенная нервозность. Сам видишь, домашние с пастуха глаз не спускают. Одна за ним на крыльцо выскакивает, а второй - или вторая - в окно, может, пялится. Вот он и мечется ершом в кастрюле.

- Наша задача усложняется еще больше, - пощипал подбородок еврейский грек. – По всему выходит, с приездом мы опоздали. Как и те, которые сейчас напротив. Показывать, в каком месте Стенька зарыл клад, пастух не собирается.

- Думаю, его дочке с зятем тоже делать нечего, - согласно кивнул головой Коца. Побарабанил пальцами по биноклю. - Есть одна мысля. Не знаю, подойдет ли в подобном случае. И не станет ли от нее хуже всем.

- Ты это о чем? – вздернул подбородок Маус.

- О провокации.

- Не понял.

- У мужика необходимо экспроприировать спрятанное под застрехой прямо сейчас. Если, конечно, развиваем мысль в правильном направлении и там действительно новая партия драгоценностей.

- Опять не соображаю.

- Сейчас проверить заначку он не смог, потому что ему помешали. Есть предположение, что обязательно вернется и доведет дело до конца. Так поступают потерявшие покой люди.

- И что дальше?

- Не найдя заготовленного на продажу, пастух запаникует. В пропаже обвинит родственников. Это с учетом того, что мы проведем операцию быстро и гладко.

- Так-так! – подался к валютчику собеседник.

- Мысль, что дочка с зятем, с матерью, с бабкой – какая разница – успели проследить за ним и надыбать, в каком месте находится клад, заставит его сорваться с привязи. Он не утерпит, как пить дать.

- Пастух помчится проверять зарытые на стороне основные сокровища, - докончил Маус. – Браво, я бы ни за что не догадался развернуть дело в этом направлении.

- Не стоит забывать, что истина заключается в простоте. Но это не главное, - Коца вновь посерьезнел. – План имеет отрицательные стороны.

- В случае, если клад закопан под обломком дерева на берегу, или на другой стороне реки, мужик бросится прямо в лапы чеченским беспредельщикам. А те водить обезьяну не станут. На этом все закончится.

- Есть сценарий посложнее. Чехи не будут трогать пастуха, подождут, пока тот выведет их на тайник. Выгребут все и замочат бедного колхозника в той же яме. Они понимают, что отпускать его – себе дороже.

- Тогда придется подключаться по полной программе.

- Или к чему это стоило затевать.

- Кровь хитрого крестьянина тоже окажется на нашей совести.

- И здесь ты прав.

- Тогда какой выход?

- Его нет. У нас один путь, на него мы встали по обоюдному согласию.

- Значит, заначку под застрехой – если она существует – мы берем.

- Как стемнеет, так сразу. Понадеемся, что перепрятать ее под чутким присмотром домашних мужику не удастся.

- Иначе и здесь придется вмешаться. Крикнуть, там, гакнуть. Палкой постучать.

- Заметано. Ты идешь к сараю, я беру на себя собак.

- А чеченцы?

- Если на самом деле все так, как мы разложили, они пока пусть отдыхают. А потом уж кто кого опередит.

Юг здорово отличается от севера, где одна ночь сращивается с другой, образуя просто ночь на целые месяцы. Но и на юге зима диктует жесткие условия. В конце декабря в четыре часа дня наступает вечер, за каких-то полчаса переходящий в непроглядную ночь. Не успели ловцы удачи отобедать, как наступила пора действовать. За это время мужик с женщинами лишь один раз выходил из дома, чтобы загнать овец и кур - кого в загон, кого в курятник - и задать им корма. К бочке под стеной сарая он не прикоснулся. Вытряхнув из рюкзака кулек с крепким табаком, Коца обмотал вокруг себя служившее подстилкой байковое одеяло. Пощелкал выкидным ножом. Микки Маус, наоборот, освободился от всего лишнего из карманов. Стащил с себя зимнее пальто, оставшись в подбитой мехом короткой курточке. Оглядев друг друга, оба повернули головы в сторону засветившегося огнями дома, вылезли из неглубокой воронки. Вызревшая луна застыла в центре неба, просеивая через атмосферу блеклую синеву призрачного света, перекрашивая все вокруг в темно-голубое и черное. Она же сделала на секунду замершие фигуры похожими на мистических упырей. Пути подельников расходились. Одному нужно было подобраться к базу со стороны реки, второму с противоположной перелезть через забор. Или нащупать дыру, отодрать какую доску. Для этой цели Маус запасся снятым с АКСа штык-ножом.

Первым стронулся с места Коца. Идти по зимней степи оказалось непросто. Едва не с началом перестройки заброшенные колхозные поля вновь заросли дикими травами, покрылись кочками с буераками. Под подошвами похрустывал жесткий наст, теплые ботинки опутывали крепкие стебли. Как ни старался валютчик опускать ноги помягче, все равно казалось, что его топание слышит вся округа. Сначала он направился к Дону, и уже оттуда повернул к усадьбе. Собаки учуяли его приближение, когда он вплотную подобрался к неошкуренным доскам забора. Усилившийся к ночи ветер относил звуки и запахи по направлению к реке. Нашарив под ногами обломок горбыля, Коца постучал им по дереву, раззадоривая рванувшихся навстречу овчарок. Сбившись в клубок с той стороны, они принялись яростно облаивать его, повизгивая и всхрапывая одновременно. Но уверенности в том, что все собаки собрались в одном месте, не было. Подняв комок застывшей грязи, Коца перебросил его через забор, стараясь попасть по гибким спинам. Это ему удалось. Звериного бешенства заметно прибавилось. Овчарки стали прыгать на доски, сверкая клыками и белками глаз. Некоторые умудрялись подскакивать едва не выше человеческого роста. В дыру Коца заметил, как через двор к ним устремилась еще одна крупная короткошерстная овчарка. Собрав в гармошку кожу на носу, она присела на мощные задние лапы напротив.

- Ух ты, тварь кровожадная. Видно, не зря хозяин тебя натаскивал, что так ощерилась, - валютчик подобрал еще один комок, запустил им в щель между досками. – Кого охраняешь? Мужика-деревенщину с дармовыми сокровищами? Я т-тебе...

Овчарка увильнула от камня, зарычала, готовая перелететь через забор. Наверное, она являлась вожаком в стае, потому что остальные собаки немедленно оказались позади нее. Коца вновь пошурудил обломком доски в дыре, прошел немного вперед, увлекая свору к дальнему концу усадьбы. Опять, словно резиновый, клубок из упругих тел запрыгал по ту сторону ограды. Валютчик так увлекся доведением собак до бешенства, что не заметил, когда вожак отделился от стаи и пропал. Шаг за шагом уводил он свору к дальнему углу загородки, чтобы потом погнать ее обратно. Необходимо было предоставить как можно больше времени напарнику для спокойных действий внутри обширного база. И Коца работал в этом направлении целеустремленно. Стучал по горбылям, рычал, ругался матом. Топал ногами, бегал взад-вперед, бросался кусками мерзлой грязи. Он успел вспотеть, запыхаться. Распалившись сам, накрутил до упора и собак. Они уже не видели, что перед ними доски. Царапали когтями, рвали зубами все подряд. Коца понял, что цель достигнута. Внимание животных надолго привлеклось к нему. Осталось бросить обломок горбыля на середину двора, чтобы овчарки порвали его в клочья, и уйти во свояси. Когда вдруг почувствовал, что кто-то сзади собирается броситься ему на спину. Кинувшись к забору, прижался к доскам спиной, одновременно выхватывая из кармана выкидную пику. Метрах в трех приготовилась к прыжку та самая черная овчарка со светло-рыжими подпалинами по низу живота. Глаза горели звериным бешенством, оскаленная пасть угрожала острыми клыками. Валютчик почему-то подумал, что собаку следует убить, иначе неприятностей от нее ожидается немало. Может быть, кровожадная мысль сопрягалась с подсознательным домыслом о том, что пастух берет ее с собой, когда уходит выгребать драгоценности из клада. Единственную из всей своры. Слишком разумно она себя вела. Тогда выследить его будет совсем непросто. А может, ожесточиться заставило реальное чувство опасности. Другие псы, он видел, способны были только облаивать, да несмело цепляться зубами за одежду. Какой-то из них как раз прихватил край обернутого вокруг одежды одеяла. Эта возня мешала свободе действий. Не оборачиваясь, Коца грубо чиркнул позади себя открытым лезвием. Дикий вой огласил окрестности. Дружный напористый лай перешел в беспорядочные огрызания с повизгиваниями. Лишь овчарка впереди продолжала приседать в напряженной стойке, готовая для прыжка. Со стороны дома послышались громкие людские возгласы. Валютчик сумел разобрать лишь несколько слов:

- ...да волки! Ату их, ату. Зверье... Овец порежут...

Свора собак снова начала впрягаться в общий лай с подвываниями. Сделав корпусом резкое движение вперед, Коца моментально откинулся назад, не опуская руки с ножом. И этот нехитрый прием обманул овчарку. Она прыгнула, на лету заворачивая голову, стараясь зубами вцепиться в горло человека. Тот хладнокровно наколол на острие судорожно вздрогнувшее мощное собачье тело. Ударив кулаком по оскаленной морде, сбросил овчарку себе под ноги. Наклонившись, еще раз всадил нож в узкую грудь посередине развалившихся по бокам лап. Когда судороги затихли, лезвием грубо посек горло. Если виноваты волки, значит, и убивать следует по волчьи. Услышал, как слаженно заскулила за досками стая.

- Черныш... Черныш... Да где он пропал...

Чуть пригнувшись за забором, крупными шагами Коца уходил по немерянной стороне усадьбы сначала до ее угла, потом короткими бросками метнулся к редким островкам кустарника по направлению к реке. На ходу выдернув кулек с табаком, просеял его, мелко рубленный, между липкими от крови пальцами. На случай, если мужик надумает пустить по следу собак.

- Волки, чтоб их... – донеслось издалека.

Не доходя до берега, валютчик свернул направо, все так-же пригинаясь, пошел вдоль реки. Он понимал, что догнать его теперь вряд ли возможно. Но как всегда, когда приходилось отнимать чью-то жизнь, его взялась накрывать похожая на неглубокий приступ эпилепсии крупная дрожь. От этого приступа глазные яблоки поддергивались вверх, во рту становилось сухо, а руки и ноги норовили скрючиться. Вот и сейчас Коце здорово захотелось пить. Кажется, в брошенном в воронке рюкзаке, в термосе, оставался глоток горячего напитка.

Микки Маус уже сидел на дне буерака с вновь напяленным на курточку зимним пальто. Вид у него был, словно его огрели жердью по голове. Ворочая шеей вокруг, он в то же время умудрялся бегать глазами в стороны противоположные.

- Ты чего такой? – опускаясь рядом, сквозь стучащие зубы с трудом вымолвил Коца. – Ничего не получилось? Или кто помешал?

- Никого не было. Ты сработал капитально, - отмороженным голосом отозвался Маус. – А как у тебя? Оторваться удалось?

- Сам видишь. Пока все идет по плану.

- Понимаешь, - скупщик раритетов не обратил внимания на ответ валютчика. Он проглотил слюну. - У нас теперь остался лишь второй вариант.

- То есть?

- Думаю, без крови не обойдется. Я нашарил заначку мужика. Если все начнет складываться так, как мы с тобой здесь намечали, конкурентов придется убирать, - глубоко вздохнув, он выложил на подстилку кусок грязной материи. Почти такой, в которых пастух привозил царские награды на рынок. – Наборчик, считай, один к одному. Звезда со знаком ордена, монеты, кольца с бриллиантами и другими камушками. В существовании Стенькиного клада теперь может сомневаться только клиент Ковалевских лагерей.

- Я в этом был убежден с первого посещения мужиком нашей вотчины. Показалось, что ты такого же мнения.

- Да, конечно. Я повторяюсь, - провел ладонью по узкому чернявому лицу Маус. – Волнуюсь, потому что до последнего момента в этот бред не верилось. А сейчас словно глаза открылись.

- Короче, встряхни башкой и давай кумекать дальше, - нашаривая в рюкзаке термос и отвинчивая алюминиевую крышку, недовольным голосом оборвал сентиментального подельника Коца. – Собаку мне пришлось замочить. Хорошая была овчарка. Умная.

Он сделал несколько жадных глотков. Передохнув, снова припал к стеклянному горлышку колбы. Выплеснув остатки жидкости на руки, завинтил крышку на место. Чувство необъяснимой тревоги и дрожь во всем теле полегоньку уходили вместе с выступившим потом. Вытерев пальцы тряпкой, развернул кусок материи. В набравшем силу лунном свете он сразу узнал орден святого Александра Невского и к нему знак ввиде небольшого круга с похожим на немецкий, покрытым темной эмалью, крестом в центре. Еще в юности увлекался археологией, нумизматикой, филателией. Но никогда не думал, что с подобными редкостями придется столкнуться влотную. Под звездой со знаком россыпью лежали золотые царские монеты вперемешку с мужскими и женскими перстнями, с замысловатой брошью. Только теперь на тряпочке кучкой посверкивало что-то еще. Валютчик осторожно тронул пальцем невысокую горку. Она отозвалась пучком растаявших в морозном воздухе разноцветных брызг. То ли это снова оказалась цепочка, то ли колье с драгоценными каменьями. А может, и боярская диадема, которые боярыни надевали перед появлением пред светлыми очами императора Всея Руси. Для капитального изучения не было ни времени, ни подходящих условий. Завернув углы куска материи, Коца соорудил узелок, впихнул его за пазуху. Посмотрел на молчаливо следившего за его действиями Мауса:

- Надеюсь, ты не против, если драгоценности временно побудут у меня?

- Нет вопросов. За твоей пазухой они кажутся надежнее.

- Тогда переходим к обсуждению следующих действий. Я предлагаю такой вариант, - валютчик поудобнее устроился на дне воронки. – Здесь нам делать больше нечего. На ночь глядя пастух вряд ли надумает проверять заначку. Теперь он полезет под застреху только раненько поутру, перед самой отправкой в город. Родственники будут спать вповалку, какая, на хрен, слежка.

- Понятно. К тому же, он бы не хотел открывать место, в котором прячет заначки постоянно.

- Вот именно. Значит, до обнаружения пропажи он останется спокойным.

- Вряд ли. Ты сам признался, что убил собаку.

- Я посек ей горло ножом. Мужик подумает, что ее порвали волки.

- Как сказать... Хотя, кто там ночью будет приглядываться. Но это не главное.

- Я предлагаю сейчас перейти в машину и в ней отдохнуть до утра. А когда наступит время отъезда мужика в город, снова занять эту воронку. В порыве гнева он способен рвануть к месту захоронения клада немедленно, потому что подумает, что его окончательно выследили. И там тоже ничего не осталось.

- Мысль правильная. Если ему не бросится моча в голову, и он не затеет разборки с домашними тоже сразу. Представляю концерт, после которого напряжение в родовом гнезде только усилится. Тогда поступки пастуха для нас окажутся непредсказуемыми.

- Они и сейчас похожи на неграмотный ребус. Короче, отправляемся отдыхать.

- А с чеченцами как? Вдруг они тоже решат провести ночь в автомобиле? А он полностью раскурочен.

- Это их проблемы. Лишь бы не засекли нас раньше времени.

- Дело в другом. В порыве ярости они решат пойти ночевать в дом пастуха. Тогда действительно можно поставить окончательную точку.

- Для них, - собрал губы в жесткую линию Коца. – Живыми до усадьбы они дойти не должны. Без того чехи ведут себя очень странно. Это не их приемы выбивания капиталов.

- Уже ихние. Они переняли цивилизованные методы, как только поняли, что с Россией им делать нечего. Она раздавит, не заметив, кто крутился под ее ногами. Кстати, за бугром чеченские бригады начали действовать аккуратно, цивилизованно. И только по своим бывшим землякам, не покушаясь на местных, - Маус сорвал сухой стебелек, похрустел им во рту. – Я уверен, что Асланбек просчитал все и пришел к такому же, как мы, мнению. Мужик выдержит любые пытки. Лучшее средство прибрать драгоценности к рукам – выследить пастуха.

- Значит, ночка у нас впереди будет тоже неспокойная. Собирайся. Успеть бы поспать часов несколько.

Но этой ночью умереть суждено было лишь одной овчарке. Видимо, чеченцам не единожды приходилось коротать время на природе. Хоть в зеленке, хоть в горах, хоть на берегу могучей донской реки. Зато в салоне «ДЭУ» от включенной печки волнами перекатывалось тепло, заставляя пассажиров погружаться в глубокий сон. Сторожили по очереди, подведя стрелки будильников на японских часах на нужное время. Когда пришла пора покидать теплую кабину, Коца вытащил из-за пазухи увесистый узелок, собрался было бросить его в емкий бардачок. Водитель повернул голову в его сторону. И валютчик почему-то раздумал, запихнул сверток обратно.

На территории усадьбы события развивались по оговоренной двумя ловцами удачи на дне воронки схеме. Не нашарив под застрехой заначки, мужик раскидал ногами собак, побегал по двору. После чего заскочил в дом. Вылетел буквально через пару минут с каким-то предметом на плече. Едва не вприпрыжку направился к реке.

- Быстренько выдвигаемся за ним, иначе он скроется во тьме, - подхватывая автомат, поднялся с подстилки Коца. – Идем параллельным курсом сзади. Если чехи пастуха засекли, то одного пусть и ведут.

- Понял. Одеяла забирать? – засуетился Маус.

- Рюкзак, другие вещи, остаются. Может, еще пригодятся. Если нас замочат, то следакам они вряд ли о чем скажут. А нам вместо одеял на небе будут уготованы облака пуховые.

- Что-то мысли у тебя грустные. С такими на дело не ходят.

- Обычное состояние. Стоит пройтись пару шагов, как в голове прояснится.

Черная фигура пастуха продолжала торопиться к берегу не оглядываясь и не сбавляя шага, словно перед этим его капитально надрали скипидаром. Луна из-за горизонта показывала лишь небольшой краешек, звезды начали тускнеть. Вязкая сероватая мгла опускалась на степь, размывая окрестности с близкими предметами. Коца нетерпеливо передернул плечами:

- Прибавляй шагу, дорогой. Наш объект наблюдения может раствориться живым привидением.

- Стебли, падла... Как проволока.

Дойдя до кромки обрыва, мужик резко повернул вправо, заторопился вдоль него. Оба преследователя едва успели нырнуть под островок из сохлых стеблей. Притаились, прижавшись к земле. Раздраженно сопя и пыхтя, пастух протопал метрах в пятидесяти. Стало понятным, что путь его лежал в сторону заброшенного хутора. Это обстоятельство поначалу озадачило. Подождав, пока объект наблюдения отойдет на приличное расстояние, готовый пойти следом Коца раздумчиво хмыкнул:

- Маус, а тебе не кажется, что наш мужик обыкновенный мародер?

- С чего такие обвинения? – отозвался взвинченный друг.

- Не знаю. Но я подумал о том, что пастух не раз навещал оставленный хутор. Не заметил, из чего соорудил он свои хоромы? Сараюшки, закутки, курятничек. Забор из горбыля не хилый. Такие только в богатых станицах, и то не во всех.

- Ну и что? Хозяйственный крестьянин. Подобными Россия должна гордиться.

- И я говорю, что правильно делает. Но догадка моя в обратном направлении.

- В каком? Говори скорее, он уходит.

- Думаю, теперь от нас он никуда не денется. Клад находится в одном из домов. Мужик его туда или перенес, или там же нашел, когда лазил по погребам с подполами в поисках чем бы еще разжиться. Варенья, соленья, там, доски, петли, замки. Бывало, одинокие старики век доживали, а в чуланчике то старинная иконка, то царские золотые-серебряные монетки поверхностью благородной блеснут. На черный день припрятанные.

- Старые люди запасливые. Но чтобы клад с орденами и перстнями...

- Помнится, один колохозник сдал в государственную казну выкопанный на своем огороде мешок древних монет с другими вещицами.

- Пошли, иначе нашего колхозника мы с собаками не отыщем.

Микки Маус уже привстал на колени, когда Коца резко дернул его за полу длинного пальто, заставив принять прежнее положение.

- Ты чего? Крыша сползает? – возмущенно сверкнув зрачками, зашипел перекупщик.

Валютчик быстро накрыл рукой в перчатке его губы, молча кивнул за спину. По обрыву реки вслед за пастухом уверенным шагом меряли расстояние трое чеченцев. Впереди едва не срывался на рысь худощавый и чернявый, за ним спешил его невзрачный товарищ. Шествие замыкала необъятная фигура Рамзана. Лучи падающей за горизонт здорово побледневшей луны одливали их мертвенным светом, превращая в вылезших из могил мертвецов. По характерно положенным на корпуса автоматов рукам можно было сделать вывод, что участие в чеченских бандформированиях они принимали непосредственное. Негромко похрустывая наледью, боевики прошли. Коца присел на корточки, положил АКС на колени. Заворочался и Микки Маус.

- Красиво, - озабоченно проговорил он. – Как в американском сэндвиче – прослойку между пастухом и нами вкуснее не придумаешь.

- С твоим Размазанчиком она жирноватая, - подколол валютчик.

- Сто лет бы он мне.., - фыркнул перекупщик. – А сейчас что ты скажешь, стратег?

- Вот теперь пришла пора трогаться и нам.

- Куда?

- За ними. Пусть пастух занимается своими делами, пусть чеченцы преследуют свои цели, у нас все должно идти по плану.

- То есть?

- Если чехи накроют мужика вместе с кладом, они его или замочат сразу, или дадут уйти, чтобы расправиться позже. А сами вытряхнут из схрона все до последнего. Тут их, чахнущих над золотом с бриллиантами, совсем тепленьких, брать и нужно. В противном случае они найдут способ перетащить драгоценности поближе к своим норам в городе. Тогда наша продуманная акция не будет стоить выеденного яйца.

- Значит, без крови не обойтись? – поднял темные глаза на подельника Маус.

- Выходит, что так. Или мы их, или они нас.

- Тогда вперед. Как говорили мои предки: время – деньги.

Используя любую природную неровность для того, чтобы в случае опасности моментально нырнуть под ее защиту, вслед за мужиком и чеченцами валютчик с перекупщиком втянулись в брошенное людьми селение с печальными останками домов по бокам успевшей зарости мелким кустарником улицы. Теперь они следили не за скрывшимся из виду пастухом, а за шедшими по его следу бандитами. Отпугивающий пустотой хутор растянулся по берегу реки километра на два. Высвеченные синеватым лунным светом, дома с обвалившимися крышами, с сорванными с петель дверями и выбитыми окнами, стояли в три ряда, из которых к самому верхнему примыкала черная в утренней сероватой мгле роща. Задача немного облегчилась, потому что прятаться за останками домов было проще. Вся цепочка постепенно продвинулась к центру. Чеченцы зашли за какое-то здание, затаились. Замигали огоньки сигарет. Коца с Маусом тоже прижались к полуразрушенной стене, изредка выглядывая из-за нее, чтобы не упустить из виду незваных проводников.

Время тянулось довольно медленно. Из-за рощи показалось поседевшее солнце, неживыми лучами осветило брошенное людьми несчастливое место. Чеченцы присели на корточки, положили оружие на колени. Теперь они стали видны как ладони. Чтобы не выдать себя неловким движением, Коца через оконный проем залез во внутрь помещения, взялся наблюдать за ними из тьмы комнаты с готовыми обрушиться потолками. Наконец, на улице нарисовался мужик. Беспокойно вертя шеей по сторонам, заторопился на край хутора. На плече вороненной сталью тускло отсвечивала двустволка. Пройдя мимо попятившихся за развалины бандитов, смачно выбил сопли на дорогу. Коца не заметил, из какого именно строения он выбежал. Опять вся надежда оставалась на невольных проводников. Уж они наверняка засекли этот дом. Как ни странно, чеченцы не только не бросились на пастуха, они от него постарались спрятаться. И когда тот скрылся за последней хибарой, борзой сворой кинулись вдоль улицы к желанному очагу с сокровищами. Им оказался пятистенок с высоким покосившимся крыльцом, с облупленными, когда-то покрашенными разноцветными красками, наличниками на больших окнах. Как только бандиты вломились в дверной проем, валютчик облегченно вздохнул. Отошел к стене, за которой на обледенелом чурбаке коротал время перекупщик ценностей.

- Ты знаешь, что такое время «Ч»? – присаживаясь рядом, спросил он.

- Слышал. А что ты хочешь этим сказать? – насторожился Микки Маус.

- Оно наступило. У нас в рюкзаке есть бутылочка хорошего коньяка. Мы не воспользовались ее содержимым, когда пасли мужика на дне воронки, не стали пить ночью в машине. Теперь пришла пора сорвать пробку. Ты не против?

- Если провозгласишь дельный тост.

- Чехи указали место, где мужик прячет свои сокровища. Сейчас они дербанят их, как голодные волки молодого ягненка. Как только напьются крови достаточно и успокоятся, настанет пора подключаться и нам.

- В этом деле тебе и карты в руки. Через сколько примерно надо быть готовыми?

- Дадим им полчаса. А потом постараемся загасить.

- Или они нас.

- Мы пришли сюда для того, чтобы победа досталась нам.

- А ты уверен, что в доме, в котором сейчас чеченцы, спрятан клад Стеньки Разина?

- Я этого не говорил. Но я видел мужика, он поспешил к своей усадьбе затаренным. Не могло обмануть чехов и их звериное чутье. Уверен, без добычи мы отсюда не уйдем.

- Тогда молчу. Доставай бутылку.

Пить коньяк из пластмассовых стаканчиков хуже не придумаешь. Неудобство скрашивалось лишь тем обстоятельством, что повод был слишком веским. Горьковато-терпкая жидкость обожгла задубевшее на постоянном ветру горло валютчика, просочилась вглубь желудка живительной струей. Коца на минуту привалился к стене. Ему не хотелось перебивать жгучие вкусовые ощущения запахами еды. Микки Маус отставил стаканчик, покривившись, со смаком вцепился зубами в кусок сухой колбасы. Сколько валютчик его помнил, греческий еврей всегда предпочитал крепким напиткам марочные вина. Вот и сейчас он с неудовольствием покосился на этикетку на бутылке:

- Бурда. Если и пить коньяк, то только во Франции.

- Или в Германии, - кивнул головой Коца.

- Почему в Германии?

- Во первых, сейчас там больше евреев. Во вторых, всегда было больше порядка.

- Где евреев в достатке, там порядка не жди.

- Наконец-то ты согласился со мной.

- Перед смертью люди на себя всегда наговаривают. Или берут столько, что донести до бога не в силах.

- Ну... дорогой мой товарищ. Ни с какого бока не подберешься. Давай по второй, да пора нам готовиться.

- Нападать будем вместе?

- Ты же знаешь мои правила. Сначала схожу в разведку, а ты поторчишь на стреме. Автомат я оставляю. Если что, гаси не стесняйся.

- А ты с чем пойдешь?

- Вальтер и парочка РГД-5. Думаю, этого им достаточно.

Проверив пистолет и сняв его с предохранителя, валютчик вытащил из рюкзака две похожих на зеленые помидоры гранаты. Положив по одной в карманы, подмигнул подельнику. Тот понимающе опустил веки. Коца упруго вскочил, выглянул из-за угла дома. Улица по прежнему была пуста. Напялив шапку поглубже, он пригнулся, побежал к стоящей на другой стороне развалине. Прячась за огрызками стен, перескочил до следующего строения. Микки Маус внимательно следил за его действиями. Он был уверен в подельнике. Если что и могло остановить того сейчас, то только его величество случай, от которого не застрахован ни один человек. Между тем, Коца приблизился к когда-то высокому терему с крашенными наличниками. Услышал доносившиеся из помещений голоса. Чеченцы совершенно забыли о предосторожностях, не выделив на наружку ни одного из своих. Обогнув просевший угол фундамента, валютчик подкрался к оконному проему, из которого характерная чеченская речь выплескивалась отчетливее. Возбужденные восклицания не прекращались ни на минуту, словно боевики решили отметить один из удачных рейдов в тыл российских войск. Коца прижался к стене, скользнул вдоль нее верхней частью туловища, заворачивая голову в сторону полусгнившей рамы без стекол. Увидел присевших кружком в центре комнаты, энергично размахивающих руками, разгоряченных бандитов. В просвет между телами разглядел небольшой с открытой крышкой сундук. В таких в старину селяне с горожанами прятали добро. Правда, этот по размерам показался раза в три меньше. Подумал, что отыскать схрон не составило большого труда. Оставленные пастухом по припорошенным пылью со снежной изморозью половицам, следы привели бы куда угодно. Но что таилось в старинном сундуке, разглядеть не представлялось возможным. Коца покусал нижнюю губу. Подумал, что размышлять о сокровищах ни времени, ни желания, нет. Когда все закончится, тогда придет и нужный момент. Он вытащил из кармана кругленькую гранату, нашарил чеку. Переложив пистолет в левую руку, нащупал ногой точку опоры, чтобы в самый ответственный момент не поскользнуться и не погибнуть из-за оплошности по дурацки. Снова наклонил по стене верхнюю часть тела. Чеченцы все так-же горячо обсуждали приоткрывшую перед ними крышку короба проблему. Один из них протянул руку, выудил из сундука горсть царского изобилия. Резко разогнул пальцы. Мелодичный звон заставил темпераментные возгласы взметнуться к провисшему от ветхости потолку, задал новые импульсы конечностям. Бандиты были похожи на первобытных охотников, добывших целого мамонта. Почему-то в этот момент валютчик не испытывал к ним даже жалости. Наверное, лишь разумные люди вызывают к себе искренние уважение и сочувствие. Все остальные либо жалость, либо равнодушие к их судьбе. Сорвав чеку, Коца чуть притормозил, и постарался бросить гранату прямо в центр образованного чеченцами круга. Отсчитал до четырех. Когда раздался взрыв, не особенно прячась, показался в оконном проеме. Обливаясь кровью, боевики раскидались по грязному полу. Один затих мгновенно, двое корчились в предсмертных судорогах. Присев под стеной, валютчик подождал, пока смолкнут громкие стоны. Затем вдоль фундамента направился к парадному входу в дом. Поднявшись на крыльцо, махнул рукой выглядывавшему из-за угла Микки Маусу и вошел в покосившийся коридор. В просторной комнате в последней улыбке раззявили крепкозубые рты все три бандита. Ни один из них не выпустил автоматов из скрюченных пальцев. Обойдя каждого, Коца носком ботинка отбросил «калаши» подальше, бегло пробежался руками по фигурам в поисках другого оружия. Его оказалось достаточно. Пистолеты, гранаты, штык-ножи. А еще так любимые представителями одного из кавказских народов наручники с удавками. Собрав арсенал в кучу под переборкой, валютчик лишь после этого обратил внимание на захлопнувшуюся от взрыва крышку приземистого сундука. В этот момент на пороге комнаты показался взбудораженный Микки Маус.

- Все готовы? – покосившись на бандитов, с недоверием в голосе спросил он.

- Проверь, - сдерживая привычную дрожь, бросил через плечо Коца.

- Ты же знаешь, горцы живучи как кошки.

Перекупщик наклонился над одним бандитов и тут-же резко отшатнулся. Глаза сверкнули испугом. Сдвинув рычаг режимов стрельбы на одиночные, он влепил пулю в грудь чернявому боевику. Дернувшись, тот принял прежнее положение.

- Не обращай внимания, они все готовы, - усмехнулся Коца. – Видишь, носы начали заостряться.

- А этот вроде что-то проглотил.

- Осклок от гранаты под скулу. В том месте и хлюпнуло.

Валютчик наклонился над сундуком, взялся за конец резной петли и дернул ее вверх. Сухо заскрипев, окованная медными пластинами по углам округлая крышка откинулась назад. Из дубового нутра выплеснулось тусклое сияние. Коца невольно откачнулся назад. Подобную картину он наблюдал разве что в приключенческих фильмах про пиратов и разбойников с большой дороги. Сверху на одной стороне лежали расшитые золотыми позументами офицерские мундиры с эполетами и царскими старинными орденами. По другую сторону разноцветной горкой высились украшенные драгоценными каменьями женские бархатные и шелковые платья, на которых сверкали огнями причудливые диадемы с колье и ажурными серьгами. Узкое пространство посередине заполняли коробки с огромным жемчугом, золотыми старинными монетами, перстнями, кольцами, брошами. Отдельной кучкой поблескивали крупные алмазы, сапфиры, изумруды. Бриллианты, золото, серебро, разноцветная эмаль. Бархат, парча, кисейные кружева, солдатское сукно. Сбоку мундиров виднелись усыпанные драгоценностями золотые ручки и ножны кинжалов, рукояти древних револьверов. Из азиатского патира выглядывали золотые элементы конской упряжи, два застольных славянских кубка были полны потемневшим от времени серебром в круглых и квадратных рублях. И все это бесценное богатство поблескивало, сыпало отскакивающими от него искорками, обдавало знойным незнакомым жаром. Как завороженный, Коца потянулся рукой к воротнику пальто, расстегнул верхнюю пуговицу. Затем сдвинул шапку с мигом вспотевшего лба. За спиной раздалось натужное сопение Микки Мауса. Некоторое время тот молча шмурыгал носом и глотал тягучие клубки слюны, заражая ненужными привычками валютчика. Коца тоже сглотнул, поддернул набежавшие сопли.

- Ну и что ты на это скажешь? – прочистил он наконец словами разом перехваченное волнением горло. – Стоит за такой, набитый драгоценностями, сундук отправлять на тот свет зверей - конкурентов?

Перекупщик снова гулко сглотнул. Помолчав, переступил с ноги на ногу:

- Для того мы сюда и пришли, чтобы завладеть богатствами по праву первооткрывателей мужицкой простоты, - незнакомым голосом откликнулся он. – Ты знаешь, я сомневался до последнего момента. Даже интуиция куда-то спряталась.

- Вашей интуиции можно позавидовать. Но дело не в этом. Как мы потащим отсюда полный сундук добра? Когда торопились за чехами, я не усек и намека на дорогу. Она заросла кустарником, как улица посередине хутора.

- От трассы до лесопосадки машина прошла нормально. Надеюсь, проскочит и до хутора.

- И второй вопрос. Куда нам деваться с немерянным хозяйством? Даже Пулипер не сможет выкупить все сразу.

- К тому же, хозяйство здесь не полностью, - закрутил покрасневшим носом Микки Маус. – Посмотри повнимательнее, сам сундук не очень высокий и не совсем вместительный.

- Не понял. Ты, брат, или до одурения жадный, или офонарел от содержимого этого короба, - внимательно всмотревшись в подельника, напрягся еще не отошедший от боя валютчик. Вывод неприятно покоробил, – Тебе надо, чтобы сундук оказался с силосную яму? Что ты хочешь этим добиться?

- Понимаешь, какое дело, - не обращая внимания на попытку его оскорбить, попытался объяснить Маус. - Все стариннные вещи, как правило, делались на семью, которая являлась определяющей ячейкой общества. Я хочу сказать, что тарелок в царском сервизе всегда было шесть или двенадцать. Так же рюмок, бокалов, ножей, вилок. И прочего. А в данном сундуке я пока усматриваю только один арабский патир с двумя славянскими кубками.

- А сколько их должно быть? – зло ухмыльнулся Коца. – Сколько сохранилось,столько и спрятали.

- Не уверен. Число хотя бы кубков обязано быть большим. На Руси выпивать любили.

- Кто бы спорил. Говори, какое количество тебя бы устроило?

- Не меня, а то дореволюционное общество. Шесть кубков в самый раз. К тому же, это мы назвали обыкновенные посудины кубками. На самом деле, они застольные чарки. Как рюмки в наше время. Только современные рюмки из стекла, в крайнем случае, из хрусталя. А чарки из драгоценного металла.

- Выходит, мы отбили лишь небольшую часть Стенькиного клада. Так я понимаю?

- Наверное. К тому же, настоящие клады куда богаче. Они без тряпок, - покривился греческий еврей. – Короче, не мешает поискать еще.

- С сундуком бы справиться.., - озадаченно приподнял плечи Коца.

В этот момент со стороны улицы послышался приближающийся шум мотора. Микки Маус недоуменно осмотрелся вокруг, уставился на сразу напрягшегося валютчика. Коца метнулся к распластанным на полу бандитам, зарыскал пальцами по их одежде.

- Быстро сюда, - негромко приказал он подельнику.

- Зачем? – опешил тот.

- Ищи мобильники.

Маус понял, что имел ввиду Коца. Через японские аппараты бандиты могли поддерживать постоянную связь с главарями банды. Не исключались и встроенные маячки. Упав на колени перед трупом, перекупщик один за другим стал выворачивать карманы наизнанку. Через минуту все три сотовых телефона прекратили свое существование. Не сговариваясь, подельники захлопнули крышку сундука. Минуя темный коридор с другой стороны дома, нырнули в пристроенный хлев. Уже из него сквозь проломленную стену проникли в обширный пустой сарай со сваленным в углу ненужным хламом. Маус хотел было затолкать весивший больше тридцати килограммов короб под него, но Коца категорически потащил его дальше. Выглянув наружу, он запально выдохнул:

- Сокровища нужно перетащить в следующий дом. Если найдут трупы, здесь живого места не останется. Перероют все, а потом подожгут.

- Понятно, не менты. Тем бы оно сто лет не сдалось, - согласился перекупщик.

- Ментам и на хрен не сралось, чтобы еще с чехами связь поддерживать. Это другие чеченцы, от которых в случае чего уйти нам будет трудновато. Скорее всего, пересмена.

- Слушай, а если они наткнулись на раскуроченный джип? – встревоженно вскинул брови Микки Маус. – Не хочу загадывать дальше, но ты сам понимаешь, что я имею ввиду.

- А потом напоролись на нашего водилу?

- Деревья в посадке редкие, а солнышко уже светит.

- Вряд ли твой товарищ подпустил бы их близко. А выстрелы мы бы услышали в любом случае.

- Тогда прорываемся и дергаем отсюда, пока чеченцы бродят медленно.

Валютчик пошарил глазами вдоль улицы. Обзор закрывали останки других домов с пристройками. Он уже было снова взялся за ручку сундука, когда из-за ближайшего угла медленно выполз черный крытый «Мерседес», в которых обычно сопровождают своего босса его телохранители. За ним как на привязи болтался черный же вместительный джип «Мицубиши». Оба автомобиля не останавливаясь проследовали мимо дома с трупами бандитов на другой край хутора. Сверкнув глазами на Мауса, Коца подхватил короб, рванулся к выходу из сарая. Подошвы ботинок заскользили по окрепшей за ночь хрусткой наледи. В этот момент звук шагов двух ловцов удачи слышали все населяющие окрестности живые существа. Кроме тех, которые пристально всматривались в проплывающие мимо окон гнилые останки строений. Уши им забивал ровный рокот мощных двигателей.

 

Глава семнадцатая.

 

В тесных боксах тюрьмы на известном всему Ростову-папе Богатяновском спуске было душно и нервозно. Запах давно немытых тел смешивался с табачным, с вонью от параши. Плотный воздух оседал на кожу, вызывая ответные едкие испарения, которые в свою очередь добавляли вони еще. В камеру, где отдыхал Слонок с Козырем, наконец-то, забросили Беню. После стрелки в парке Авиаторов мускулистого кубанского казачка со сквозным ранением в грудь сначала подлечили в тюремном лазарете, затем переместили в общую камеру. И теперь он соединился с подельниками. От порога оглядев занятые нары, Беня прошел на середину узкого помещения, бросил телогрейку на бетонный пол. Несмотря на горящую под потолком лампочку, вокруг ничего не было видно. Подложив под голову шапку, краснодарец собрался было упасть в отключку до разноса пищи, когда из дальнего угла кто-то негромко позвал. Он бы подумал, что обознались, но оклик повторился. Слабый и несмелый. Беня всмотрелся в ту сторону. На верхних нарах лежал похожий на Слонка подследственный. Заморенный, с мешками под темными глазами.

- Ты, что-ли, Слонок? – удивился краснодарец.

- Ну, а кто еще, - не стал спорить зэка. – Канай сюда. Побазарим.

- Так, слезай, в чем дело.

- Он не может. С неделю назад его учили стоять на ушах, - грубо хохотнули с ближайших нижних нар. – А то все падал и падал, отморозок позорный. Как вертухай кормушку откроет, так и он туда хавальником. Думал, за прошлые заслуги отпуском наградят.

- Просчитался, ментовский выкормыш, - хриплым голосом добавили со шконки напротив.

- А ты кто будешь? – неторопливо развернулся к первому докладчику Беня. Сообщение об избиении бригадира его неприятно покоробило.

- О, да тут еще одна шестерка нарисовалась, - приподнялся на локте татуированный собеседник. Высунули головы на проход и остальные обитатели. – Я из блатных. А ты по какой канаешь масти?

- Я вольный казак.

Беня попытался было ворохнуть вислыми плечами, но тупая боль в груди сразу дала о себе знать неприятными ощущениями. Смахнув с лица кривую гримассу, краснодарец пошире расставил ноги. Он прекрасно понимал, что находящимся в боксе людям его проблемы до фени. Между тем, окинув внимательным взором не утратившую прочности фигуру вновь прибывшего, блатной поддернул уголки волевых губ в уважительной усмешке:

- Казаков мы рады видеть завсегда. Проходи до моей шконки, погутарим.

- Об чем? О правилах жития в блатном мире? – набычился Беня. – Ты знаешь, как мы относимся к воровским шайкам.

- В воровской шайке я не состоял. Я работал по своему, - мягко не согласился блатной. – Но законы воровской чести поддерживаю. А ты нет?

- Первобытная кабала не для меня. Я же сказал, что происхождением от людей вольных.

- Только менты из вашего сословия получаются отменные. Двуликие, как азиаты. Послушные начальству, ханы из хамов для остального народа, - вновь встрял в разговор все тот-же хриплый голос. Он принадлежал голому по пояс, разрисованному синей татуировкой до паха, костлявому мужчине за тридцать лет. Почиркав спичкой о небольшой кусочек оторванной от спичечного коробка боковинки, тот прикурил обуглившийся бычок. Затянувшись, продолжил. – Охрана правопорядка, защита русского населения от черножопого наплыва. Щит на рубежах Родины.

- А что здесь плохого? – с вызовом спросил Беня. – Тебе не нравится наша позиция? Или ты из козлов, избегающих армейскую службу?

- Это кто козел? – тут-же вскочил костлявый. – Твой корешок и ты сам козлы настоящие, а мы живем по понятиям.

- Грабь первого встречного-поперечного. Трать награбленное на водку с бабами.

- А ты не грабил? – ухмыльнулся не сулящей ничего хорошего ухмылкой блатной. – Откуда ты знаешь этого ментовского жополиза Слонка? Случайно, не из его кодлы?

- Из его бригады. Я лично следил за порядком на рынке и между валютчиками, чтобы грабители из ваших на пушечный выстрел не подходили.

- Ты понял? Беспредельщиков прибавляется, - обратился первый из собеседников к своему товарищу. – Скоро нашу камеру сделают чисто ментовским отстойником.

- Пора скирдовать, - застегивая на брючном поясе пуговицы, согласился с доводами друга тот.

С расположенных по бокам узкого бокса нар соскочило сразу несколько человек. Двое зашли за спину, остальные остановились напротив Бени. Казак понял, что невольно вылетевшее всего одно неосторожное слово может стоить ему здоровья. Принимая стойку, он пошарил глазами вокруг. За рядом зэков со стонами сползал с верхнего яруса Слонок. Еще одна знакомая морда мелькнула возле противоположной стены. Кажется, это был Козырь. До Бени дошло, что отбиваться от блатных ему придется самому.

- За козлов надо отвеча-ать, - сквозь гнилые зубы протянул татуированный костлявый.

- За козлов не за падло и опуска-ать, - согласился кто-то из стоящих вокруг. Зэки дружно поддержали идею грубым смехом.

- Я назвал козлами парней, которые косят от службы в армии, - попытался оправдаться Беня. – При чем здесь вы?

- Козлом ты обозвал его. Это ему твоя армия до фени, - уверенно указал на костлявого блатной. – Перед ним ты сейчас и будешь отвечать.

- Беня, не связывайся. Признай свою ошибку, - Слонок попробовал прорваться к двери. – Здесь ловить бесполезно.

Совсем недавно раскидывающего пузом встречный народ, его отшвырнули под нары как обыкновенного бомжа. Больше ждать милостей от хозяев положения было нечего. Поднапрягшись памятью, Беня вспомнил спортивное прошлое, когда играючись брал призы на Всесоюзных соревнованиях по дзю-до. Раскидав сжатые в кулаки руки в стороны, он подловил момент и нанес удар ногой блатному в голову.Не останавливаясь, раскрутил метелицу по кругу всеми конечностями, вышибая из игры сначала того, кто на вид показался покрепче. Затем, пока вмятые в стенки они пытались придти в себя, обработал и слабых. Силой воли он загасил боль внутри грудной клетки, волею же старался добить противника без пощады. Вскоре вскочившие на ноги зэки перестали рваться снова в драку, а корча гримассы, выходили из круга. К тому же, Слонок не притворился сторонним наблюдателем, он помогал чем мог. Пробовал растащить сокамерников и вечно мурый Козырь. Наконец, из своры нападавших осталось всего двое. Самый блатной с самым стойким из молодых пацанов, мечтающих стать ворами в законе. Костлявый, еще пара человек, давно порциями глотали воздух на своих лежаках. Скорее всего, они были туберкулезниками со стажем. Сбивая бурное дыхание, кубанский казак сообразил, если он сейчас уделает блатного, ни воровской мир, ни сами тюремщики этого ему не простят. Первые не потерпят позора, вторые перемены власти. Порядок в камерах, в лагерях, даже среди большей части населения, испокон веков поддерживался авторитетом блатных. Общество к подобному давно привыкло. Новых вожаков из числа беспредельщиков вертухаи тоже не принимали на дух. Они не обладали ни весом, ни собственной законодательной базой, от которой у того же общества леденела бы кровь. Сгруппировавшись, Беня подождал, пока молодой шустряк вдоволь намахается руками вхолостую, затем широким шагом качнулся в сторону, задерживая голову на прежнем месте. Когда пацан намерился поддеть его подбородок крюком снизу, моментально перенес тяжесть тела на отставленную ногу, другой ступней смачно въехал в подавшееся вперед лицо на встречном движении. Шустряк прогнулся, вскинул широкие деревенские копыта в вонючих носках вверх и с размаху впаялся в каменный пол. На нем затих, перебирая лишь пальцами. Увернувшись от удара кулаком блатного, кубанский казак с шумом втянул в себя тухлый воздушный кисель, отступил к двух ярусным нарам. Подумал, что последнего противника придется просто сбить на пол и лишь придавить к бетону покрепче, чтобы остался он в целости и сохранности. Ощутил вдруг на губах солоноватый привкус крови. Понял, что открылось затянувшееся было огнестрельное ранение. Затвердевшие мускулы невольно опали, по коленям электрическим током пробежала дрожь. Огранизм без приказов из головного мозга включил защитную реакцию. Беня осознал, что избить его сейчас смог бы десятилетний мальчик. Опершись рукой об угол нар, поманил пальцем блатного, показывая, что ловить тому все равно нечего. Но тот и сам не спешил продолжать поединок. Уголовнику стало ясно, что корона власти на голове держится всего лишь на единственном движении стоящего напротив шкафа из краснодарских степей. Если она упадет, ему тоже не светит ничего хорошего. Прислонившись спиной к стене, он лихорадочно искал выход из положения. И нашел этот проем, дыру в очередной в его исковерканной жизни тупик. Поелозив рукой по брюкам, нашарил за материей пояса половинку лезвия для бритья. Выдернул ее, блестящую, зажал между указательным и средним пальцами. Закон, которому он старался следовать, приказывал сохранить достоинство ценой собственной жизни. Скрипнув зубами, нагнул стриженную голову и собрался броситься на оказавшегося крепче противника. В этот момент загремели ключи в замке. Окованная железом дверь отворилась, на пороге выросла бесстрастная фигура тюремного вертухая. За ним замаячила бледная морда еще одного. Между обоими прошмыгнул узкоплечий начальник оперативной части:

- Господа подследственные, разборку можно считать законченной? – с издевкой спросил он, окидывая шустрым взглядом жильцов камеры.– О-о, я вижу, что у вас происходит перемена власти.

Блатной чертыхнулся, попытался спрятать лезвие обратно в прореху в поясе. Оно застряло в материи, поранив ему пальцы. Неловкая возня не осталась незамеченной. Начальник кивнул вертухаю, а тот притянул нарушителя к себе:

- Стареть начал, Кардан. – подталкивая уголовника в спину, изумился оперативник. – Почему не бросил мойку на пол? Или подумал, что мы исчезнем, а ты продолжишь разборку?

- Ничего я не думал, - угрюмо насупился блатной. – Мойка не моя. Я ее под шконкой нашел.

- Под кроватью ты отыскал себе десять суток шизо. А потом посмотрим.

Начальник снова пошарил глазами по тесному боксу. Наткнулся на привставшего с пола молодого шустряка, молча указал пальцем на выход. Затем прошел в помещение, похлопал по спине задохнувшегося в кашле костлявого товарища блатного. Когда тот обернулся, так-же кивнул ему на дверь. Больше никого оперативник выделять не стал. Ни разу не взглянул он и в сторону Бени со Слонком. Уже на пороге обернулся, заметил как бы невзначай:

- Освободилось три нижних койки. Слонок, пришла пора поменять лежбище. Надеюсь, старое ты не успел пригреть?

- Никак нет, гражданин начальник, - рубахой вытирая кровь с лица, тут-же откликнулся бригадир. – Наверх забираться было очень трудно. Все кости болят.

- Вел бы себя по умному, никто бы не отметелил, - узкоплечий начальник взялся за край двери, но снова обратился к Слонку. – Чуть не забыл. За тебя на воле беспокоятся. Наверное, завтра-послезавтра вызовут для серьезного разговора.

- Всегда к вашим услугам, - бригадир с усилием наклонил голову.

- Не спеши. А вдруг только для тебя заготовили смертный приговор?

- Смертная казнь в России отменена приказом президента Ельцына, гражданин начальник.

- В Америке на нее тоже наложено типа табу. Но в исключительных случаях на электрическом стуле смертную казнь с удовольствием применяют.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Затем в глазок над кормушкой заглянул кто-то любопытный и шаги удалились. Беня устало опустил плечи. Подскочивший Козырь тронул его за руку, провел к нарам, на которых минуту назад возлежал блатной Кардан. Слонок со своей койки забрал телогрейку, подложил под подобие подушки на нарах напротив. Она принадлежала туберкулезнику. Козырь переселился на кровать молодого шустряка. В душной камере никто не проронил ни слова, словно с уводом в изолятор главарей остальные блатняки заткнулись собственными портянками. Беня грустно усмехнулся, подумав, что догадайся кто сместить самого президента, народ вопримет это как должное. В груди у него принялась разрастаться боль. Но он уже знал, что состояние временное. За последние годы могучий организм привык перемалывать и не сквозные ранения.

В камере установилась напряженная тишина, которая вместе с застоявшимся воздухом давила на виски. Разговор у Бени со Слонком и с Козырем долго не клеился. Возбужденные сокамерники не успокоились тоже. Они ждали, какой ход последует дальше, чтобы поставить окончательную точку. Если Кардана с его друзьями не запрут в изолятор, продолжение конфликта может быть весьма интересным. Но время текло, а ключ в замке больше не поворачивался. Наконец, шныри отомкнули кормушки, принялись раздавать обед. И проблема переместилась на второй план. После ужина она вообще начала угасать. В обновленном составе бокс мирно отошел ко сну. Ни друзья, ни враги, не смогли переступить психологический барьер, чтобы обсудит наболевшие проблемы хотя бы друг с другом.

Кажется, только специально для тюрем делают не гаснущие ни днем, ни ночью, вечные лампочки бессмертного Ильича. Во всех других учреждениях они перегорают буквально через неделю. Вот уж и утро наступило, а приход нового дня не отразился ни на чем, ни на ком. И никак. Затхлое с обтерханными стенами помещение обливал все тот-же подслеповатый свет. К единственной на весь бокс параше выстроилась очередь. После завтрака она повторилась, покороче. В связи с бунтом в соседней камере прогулку отменили на неопределенный период, и Беня со Слонком наконец-то сумели уединиться для долгожданного для обоих разговора. Вскоре к ним подвалил Козырь, во время стрелки с нахичеванскими армянами получивший легкую царапину плеча. Долгое время Слонок на него косился, подозревая в нечестной игре. Он думал, что его помощник от свинцового дождя на стрелке, как сам Слонок под трупом противника, прятался под колесами какого-нибудь автомобиля. Армянский хохол и в боксе повел себя отчужденно, присоединившись к подследственным, ведущим нейтральный образ жизни. Когда бригадира взялись прессовать, рта в защиту не раскрыл, пальцем не пошевелил. Но Козырь клятвенно побожился, что лично замочил из автомата нескольких армянских боевиков. А что легко ранили, он не виноват. Спасибо доброй заступнице судьбе. В камере тоже надо знать, на кого пасть разевать. Блатных вон сколько, а их только двое. И Слонок сдался, посчитав поведение Козыря обыкновенной трусостью.

- Ну как там у тебя с дыркой? Зарастает? – подсел бригадир на кровать к Бене.

- Куда ей деваться. Затянется, - добродушно хмыкнул кубанский казак. Вновь внимательно обследовал Слонка. – Да, брат, досталось тебе крепко.

- Не то слово. Несколько дней подняться не мог. Из жратвы только жижей питался. Какая-то тварь доложила, что работаю под ментовской крышей. Ну и понеслась душа в рай.

- Не за главаря ли нахичеванских Пархатого тебя прессовали? Армяне вертухаям на лапу кинули, те кому надо шепнули.

- Все может быть, - почесал затылок бригадир. – Как проверишь, когда в крытке лишь блатные вась-вась. То конька через форточку подбросят, то перестукиваться начнут. Они приспособились, здесь их дом родной.

- Ты прав. А с волей никакого контакта?

- В первую неделю был, пока показания выбивали. С Хозяином в том числе. Учил, как себя вести, что надо говорить. Интересовался мужиком с хутора, что повадился цацки горстями валютчикам сбрасывать. Я прикинул хрен к носу, решил,что он сам надумал провернуть дело по части сокровищ.

- Информация паршивая, - погрустнел Беня.

- Почему?

- Если бы Хозяин разузнал у выше стоящих, когда нас отсюда выпустят, коленкор получался бы другой. А он о цацках забеспокоился. Наводит на размышления, что мы ему до фени.

- Беня, не гони туфту. Наше дело даже до прокурора не дошло, оно канает как конфликт бандитских группировок. А у власти сложилось мнение, что бандиты пусть разбираются сами. Масть чувствуешь?

- Когда окажусь на свободе, тогда пойму, в масть или не в масть. А пока не знаю, чем здесь дышать. После драки чуть концы не отдал.

- Тут я согласен. Сам скоро начну через сраку мехами работать. Там, правда, тоже говно. Зато свое.

- Хозяин еще что-нибудь говорил? Нам теперь он самый близкий человек.

- Начальник оперчасти толковал, что мною интересуются с воли. Завтра вызовут и объяснят, что почем.

- О тебе лично слышал. О себе пока нет.

- Я своих в беде не оставлял. На тебе ж крови нет?

- Никогда не было. Я случайно в парке Авиаторов оказался. От шальной пули пострадал.

- Я тоже. И Козырь с нами. Мы через рощу направлялись по своим делам, а там бандиты разборки устроили. Выбрались еле живыми. Тут менты подкатили.

- И весь базар, - поставил окончательную точку за разговор не проронивший ни слова помощник бригадира Козырь.

В кабинете начальника тюрьмы на Богатяновке собрались несколько человек. Сам хозяин, глава городского уголовного розыска, начальник уголовки с центрального рынка. В сторонке на стульях мирно вели беседу представитель городской прокуратуры с представителем областной администрации. Разговор шел о текущих тюремных делах. Кого-то из подследственных нужно было готовить к выходу на волю, кому-то за совершенные ими преступления ужесточать наказание. На столе топорщилась бумажная кипа прошений о помиловании, о пересмотре дел, о досрочном освобождении по половинке, по двум третям намотанного судьями срока. Несмотря на то, что данной волокитой заниматься обязана была специальная комиссия, все заявления были просмотрены, по ним приняты соответствующие решения до работы этой комиссии. Лишь одно дело осталось лежать перед начальником тюрьмы.

- Так, к какому выводу мы пришли, господа? – откинулся на спинку кресла крупный бледнолицый хозяин кабинета. – Как поступим с этим, как его...Слонком с членами его бригады?Из нахичеванских нарушителей закона за ворота моего заведения выпущены почти все. Кроме прибывших в Ростов из Еревана армянских боевиков.

- По ним расклад особый, - хмыкнул глава городской уголовки. – Они участвовали в незаконных вооруженных формированиях.

- Да уж, поработали на славу. В Нагорном Карабахе, в Приднестровье с Таджикистаном, в других межнациональных конфликтах за пределами России, - пожал плечами представитель областной администрации. – Вот там пусть хоть совсем друг друга замочат.

- Правильно. Но они приехали насаждать беспредел и сюда, - поддержал прокурорский работник. – Здесь отвечать и должны.

- У этого Слонка из бригады половина диких гусей.

- Они в Армению не суются. А если сунутся, с ними будут разбираться местные власти.

- Выходит, так называемые дикие гуси из бригады Слонка защищали свою землю от нашествия неприятеля, - откровенно ухмыльнулся работник администрации. – Спрашивается, чего их тогда держать в тюрьме? Пусть идут на все четыре стороны.

- А трупы на кого списывать? Людей Пархатого они положили немало, - заметил кто-то из присутствующих.

- Там людей не было. Одни отмороженные беспредельщики, о привлечении к ответственности которых общество уже взывать устало.

- Кстати, а кто распорядился отпустить членов нахичеванской бригады? У нас что, армяне стали людьми первого сорта? Или вообще перешли в касту неприкасаемых?

- Об этом спрашивать надо не здесь и не при электрическом свете. В данном кабинете приказы вышестоящих государственных деятелей только исполняют.

- Неисповедимы дела... чуть не сказал – твои, господи.

- Вообще, подобные вещи на подобных советах о каких-то бригадах беспредельщиков не рассматриваются. Нам про слоновое дело ничего не известно, - вдруг поднялся со своего места представитель городской прокуратуры. – Я свою работу выполнил. Так что, разрешите откланяться.

- Мне бы тоже не хотелось копаться в грязи. Подумаешь, две конкурирующие группировки принялись мочить друг друга... В столице солнцевские, люберецкие, грузинские, армянские, чеченские. В Татарстане казанские нелюди, на Урале уралмашевцы... И ничего. Их взяли под контроль и отслеживают не вмешиваясь. А тут еще воры в законе со своими уставами под предводительством Славы Япончика, - вслед за прокурорским начальником взялся застегивать пиджак работник областной админитрации. – Это американцам с их демократией делать нечего. Они вместо нас и Япончика упрятали за решетку, и какого-то узбекского сэнсэя, типа Тайванчика, сумевшего на чемпионате мира по фигурному катанию подкупить французского судью. А нам надо думать как население прокормить, да обеспечить его всем необходимым. Пожалуй, я тоже пойду.

- Так, что вы предлагаете? Грязную работу по отлову наших братков с уголовниками взвалить на свободных американцев?- хохотнули в спину уходящим.

- И там наш беспредел скоро не будет нужен.

Тяжелая дверь в кабинет со стуком закрылась. Некоторое время в помещении стояла тишина, нарушаемая лишь сопением толстого начальника тюрьмы. Наконец, представитель городской уголовки оторвал взгляд от стола:

- Как видишь, высшие чиновники решение уже приняли, - покривил он губы с пышными усами над верхней. – Отморозки - не те фигуры, чтобы на них заострять внимание.

- Да уж, не слишком известные личности, за которыми наблюдала бы вся страна. Тогда постановление об их освобождении принять было бы труднее, - подключился к разговору начальник базарного уголовного розыска. – А слонкам самим деваться некуда. Только и осталось, что друг друга мочить.

- Если мы их выпустим, хоть какой толк от этого будет?- зорко всмотрелся в собеседника начальник тюрьмы. – Сидишь тут, и не знаешь, что на воле творится.

- Ну, дорогой, тебе да не знать. Не понял, почему администрация с прокурорским надзором отказались принимать участие в вопросе об освобождении отморозков? – откровенно засмеялся главный усатый сыскарь. – Центральный рынок - это кормушка для всей верхушки местной власти. Там ворочаются такие бабки, которые американцам с их развитой экономикой не снились.

- Если взять подобный нашему регион, - аккуратно поправил своего шефа базарный шварценеггер.

- Я имел ввиду не всю Америку.

- Вот это размах. А тут сидишь как в клетке, собственные пальцы обсасываешь, - притворно развел руками тюремщик. – Ну что, давайте посмотрим на ваших подопечных. Пусть они сами расскажут о себе.

- Ты бы еще обижался...

Но начальник крепких тюремных блоков за обнесенным колючей проволокой высоким кирпичным забором уже нажал на кнопку вызова подчиненных ему надзирателей. Те не заставили себя долго ждать.

 

Глава восемнадцатая.

 

В дверь старшего следователя по особо важным делам в областном Управлении милиции аккуратно постучали. Выждав соотвествующую занимаемому положению паузу, хозяин кабинета, краснолицый капитан с большим животом, жестко отозвался. На пороге возникла напоминающая вечный вопросительный знак фигура известного ростовского скупщика ценностей Пулипера. Пройдя на середину небольшой комнаты, он остановился. Вежливо поздоровавшись, повертел длинным носом по сторонам. Покрашенные темной краской голые управленческие стены давили на психику, заставляя искать внутри самого себя собственные изъяны. Пулипер встряхнулся, перевел взгляд ярко-голубых глаз на капитана за столом. Тот продолжал неторопливо перебирать пачку бумаг. Наконец, отложил ее на край столешницы, поднял начавшую лысеть голову:

- Присаживайтесь, гражданин Пулипер. Сейчас мы с вами быстренько пробежимся по некоторым вопросам, и я вас отпущу.

- Было бы неплохо, господин капитан, - складываясь на стуле перед столом, согласился скупщик. – Как только ваше Управление в очередной раз призывает меня к себе, так сразу у меня возникают нежелательные отрицательные эмоции. Согласитесь, в моем возрасте было бы предпочтительнее состояние спокойствия.

- Профессию вашу не я вам подбирал. Она у вас действительно беспокойная, - прищурил нагловатые глаза хозяин кабинета. – Поменяйте принцип деятельности, и отрицательные симптомы как рукой снимет.

- А жить на что прикажете? На пенсию в тридцать долларов? Увольте, уважаемый капитан. В России без побочного приработка даже бомжи не обходятся.

- Ну-у, вам до бомжа разоряться и разоряться. Это только на вид в вашей квартире остановить взгляд не на чем. По последнему делу картина художника Горобцова потянула на несколько тысяч долларов. Мы не спрашивали, откуда у вас такие деньги и за сколько на самом деле вы ее приобрели.

- Добавьте, пожалуйста, что государство отобрало картину у меня за бесплатно, не вернув ни копейки из истраченного на нее.

- Не надо было покупать, - развел полными руками капитан. – Кстати, вы захватили с собой тот знак, о котором мы вас просили?

- Обязательно. Не дожидаться же внезапного ментовского шмона.

- Ну вот, вы уже и на грубость перешли, господин Пулипер.

- Прошу прощения, гражданин начальник, сказывается советское тюремное прошлое, когда за колючую проволоку загоняли ни за что.

- Я вас не загонял, а на дворе не советская власть. Покажите, что вы принесли, и давайте обсудим некоторые детали в связи приобретением данного знака.

- Пожалуйста. Только я хочу предупредить сразу, что никаких государственных музеев не грабил, по закромам любимой родины не шастал, с частными коллекционерами по поводу этой вещицы дел не имел.

Еврей в возрасте неторопливо достал из внутреннего кармана черного пальто коробочку из-под ювелирных изделий, положил ее перед следователем на стол. Тот молча посмотрел на нее, потом попросил:

- Откройте.

- Пожалуйста.

В приглушенных решетками на окнах лучах зимнего солнца знак тускло блеснул гранями. Капитан взял коробочку, поднес поближе к себе. Почувствовал тяжесть редчайшей награды. Как-то само собой пришло мнение, что ордену этому цены нет. На камни вокруг портрета императора Петра Первого, на корону с маленьким крестиком не над головой реформатора, а над окружающим портрет овалом из драгоценной россыпи с надписью по цветной эмали вверху «За храбрость», упал отсвет от лампочки под потолком. Первоначальное мнение утвердилось окончательно. С трудом оторвавшись от раритета, старший следователь по особо важным делам с недоумением уставился на сидящего перед ним еврея с двойным гражданством:

- Разве подобные государственные награды имеют право быть в личных коллекциях? Золото, бриллианты, самоцветы, не говоря о единственном числе этого ордена.

- Сейчас имеет право быть все, - облизывая губы, суетливо подергал руками Пулипер. – В Америке, в Англии, в других развитых странах, в частных коллекциях находится труд великих мастеров всех стран и народов. По одной причине. Коллекционер не только зарабатывает на этом большие деньги, но и сберегает мировое достояние лучше, чем в государственных хранилищах.

- Почему вы так считаете?

- Потому что деньги, уважаемый, - снисходительно покривился перекупщик. – Капитал - это собиратель истории, движитель прогресса.

- Прошу прощения, тогда мне не совсем ясно, по какой причине, к примеру, в парижском Лувре хранится картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза»? А в дрезденской галерее вывешена «Сикстинская мадонна» Рафаэля, в амстердамском музее Ван Гога его «Подсолнухи». Не говоря о сокровищах искусства в Ватикане. В папской вотчине с престолом папы собраны не только творения величайших художников света Рафаэля, Микеланджело, Леонардо, Боттичелли, но и все самое значительное, созданное гениальными умами человечества.

- Вы там были? – быстро спросил Пулипер.

- Нет, конечно. Сведения почерпнуты из справочников, проспектов. Из разговоров с такими, как вы, например.

- Если бы вы посетели те благословенные места, вы бы поняли, что вопрос ваш абсолютно не к месту. Здесь дело в другом.

- В чем, скажите?

- В том, что перечисленные вами шедевры цены не имеют вообще. Они бесценны как звезды на небе, как наша матушка Земля. Как сама жизнь, наконец.

- А этот петровский знак имеет определенную стоимость?

- К сожалению, да.

- Потому что к нему прикоснулись руки не Рембрандта, или Боттичелли с Сезаном, даже не Фаберже, а обыкновенных русских мастеровых. Так вы хотите заметить?

- Опять, к сожалению. Хочу напомнить, что раритет тоже выполнен не отечественными ювелирами. Если вы посещали Оружейную палату, Алмазный фонд в Кремле, то должны были увидеть, что из выставленных на обозрение творений из золота и серебра единицы сделаны русскими умельцами. Остальное происхождения иноземного, в том числе кареты для монархов, старинные иконы. Иконы больше сербские, македонские, монтенегровские.

- Извините, какие?

- Монтенегро по английски – Черногория в бывшей Югославии.

- То есть, в России из значительного ничего нет?

- Почему? Яйцами Фаберже на всемирных аукционах торгуют. Знаменитую «Троицу» Рублева тоже причисляют к сокровищам мировой культуры. В настоящий период на международных торгах повышенным спросом стали пользоваться русские художники – Васнецов, Саврасов, Шишкин, Иванов с «Явлением Христа народу».

Капитан осторожно вытащил из коробочки наградной знак, неторопливо покрутил в пальцах. Перевернул другой стороной. Но фамилии мастера нигде проставлено не было. Подумал, что сидящий перед ним еврей в возрасте в чем-то прав. Даже лесковская сказка про подковавшего блоху искусного оружейника Левшу на деле оказалась обманом, если не сказать вредной. До Левши блоха двигала ногами, танцевала. Не успел оружейник ее подковать – замерла. Навечно. То ли ноги отяжелели, то ли Левша одно вылечил, а другое покалечил. Следователю стало обидно за свой неумелый народ, не берегущий и не ценящий ничего из своего, в то время, как пулиперы пользуются невежеством в полный рост. Вывозят дорогое, единственное, за границу, где стоимость есть всему и не заставляет себя ждать. Он подумал о том, что грабеж пора прекращать, иначе можно остаться на ледяном революционном ли, демократическом ветру с голой задницей. Положив знак в коробочку, тяжелым взором уставился на перекупщика:

- Откуда у вас этот орден?

- Не орден, господин капитан, а всего лишь наградной знак, - подобрался Пулипер. – Эдакая царская цацка на мундир какому-нибудь сиятельному жополизу при дворе.

- Все равно. Где вы взяли знак с драгоценными камнями?

- Мне предложил его один из валютчиков. Я слышал, что того, кто купил его первым, убили.

- А кто продал вам?

- Скупщик монет, орденов с медалями, старинных часов по кличке Чох. Он приобрел знак у убиенного и перепродал мне. Сумму называть, или не стоит?

- Обязательно.

- Она незначительная, потому что настоящей цены данной вещи никто не знает. Может быть, двести рублей за грамм золота, а может, тысяч десять долларов. Я заплатил, не помню, кажется, несколько десятков тысяч российских рублей.

- А точнее?

- Точнее только у прокурора, гражданин следователь. Если, конечно, вы решите завести дело по незначительному поводу. Но я предупредил, что не грабил, не воровал, не убивал.

Капитан постучал авторучкой по столу, вспоминая разговор в кабинете начальника Управления. Давал генерал указание принести ему знак на просмотр, или доверил провести исследование самому подчиненному? Кажется, он предупреждал, чтобы Пулипер захватил раритет с собой. Значит, не прочь и сам прикоснуться к истории. Оправив китель, он встал из-за стола:

- Гражданин Пулипер, попрошу вас выйти из кабинета и подождать меня в коридоре. Мне необходимо посоветоваться.

- Помилуйте, по данному вопросу я имею возможность дать вам любую информацию, - ощущая, как возникший в груди холодок начинает разгуливать по всему телу, вскочил со стула перекупщик. – Поверьте, лучше меня в наградах и других знаках отличия никто не разбирается. С кем вы желаете пообщаться, сам обращается ко мне.

- Уже догадываетесь, у кого я хочу спросить совет?

- Думаю, выше начальника Управления идти просто некуда.

- Вот и отлично. Выйдите пока в коридор, я скоро вернусь.

Еврей в возрасте на глазах постарел еще лет на десять. Он понял, что обычный вызов может обернуться задержанием на неопределенный срок. Начнется шмон в набитой раритетами квартире, придирки по поводу двойного гражданства. Подключится УФСБ, выкрутиться станет намного сложнее. Помогут ли статьи в газетах вкупе с влиятельными людьми из администрации области? Не стоит забывать, что Россия – страна азиатская. Здесь не только – закон что дышло, куда согнул, туда и вышло. Тут чаще имеет место: как решат, так и будет. Все-таки зря утром он надумал позвонить этому Коце и забрать у него очередные звезды с монетами и перстнями перед вызовом к старшему следователю по особо важным делам. Лучше бы сделал он это после похода в Управление. Столько денег, в том числе валютчику, отвалил, выкупая ценности выше потолка в рассчете на новые поступления. Если произойдет самое неприятное, и из квартиры вынесут прятанное-перепрятанное до незначительного винтика, восстановиться будет вряд ли возможным. И это не загадывая об ожидавшемся наваре от продажи сокровищ за границей. Впрочем, счастье еврея со времени побега из египетского рабства всегда зависело от судьбы, предначертанной богом Яхве. Глубоко вздохнув, шаркающей походкой Пулипер подался на выход.

В похожем на зал кабинете генерала УВД области никого не было.Время обеда еще не наступило. Борясь с многолетней привычкой опрокинуть перед едой стопку-другую коньячка, хозяин мял во рту со вставными зубами пластинку обыкновенной жвачки. Он ждал телефонного звонка по поводу предварительного расследования произошедшей вчера кражи из одного из крупных пунктов обмена валюты большой суммы долларов с евро. Оперативники почему-то молчали. Зато на коммутаторе загорелся сигнал от секретарши. Генерал нажал на кнопку.

- К вам с докладом старший следователь по особо важным делам капитан Марфушин, - приятным голосом сообщила женщина за двадцать лет.

- Пусть войдет, - прислушиваясь к себе, разрешил хозяин. Чувства спали. Женщины сейчас ему не хотелось.

Следуя молчаливому движению генеральской руки, капитан прошел к столу, опустился на стул из ценной породы дерева. Вытащил картонный футлярчик под ювелирные изделия, раскрыл и положил перед начальником.

- Пулипер, - вскинул властные глаза хозяин кабинета. – Что-нибудь новенькое у него выдрал?

- Нет, товарищ генерал. Он рассказал то же, про что мы уже знаем.

- Это плохо. Новую проверку его гнезда провести не мешало бы. Уверен, за то время, когда мы у него побывали с обыском, перекупщик успел набить редкими вещицами не одну трещину в стенах.

- Я тоже так думаю.

- Ты орден по каталогу сверял? – генерал вынул из коробочки нагрудный знак, повертел в разные стороны. Света в кабинете начальника оказалось больше, чем в служебном помещении его подчиненного. Раритет расцвел бутоном разноцветных искр. – Ух ты, красота какая! Жаль, что камешки мелковаты. Цветная эмаль тоже потускнела.

- Не сверял еще. Протокол об изъятии тоже не составлял. Решил сначала посоветоваться с вами, а потом уже вгрызаться в перекупщика зубами, чтобы растрясти по полной программе.

Хозяин выдвинул ящик стола, достал из него толстого стекла многократную лупу, надолго приник к поверхности знака. Через длинную молчаливую паузу перевернул тяжеленький раритет на другую сторону. Не замечая набежавшей из носа на верхнюю губу влаги, внимательно проверил надписи в середине и по краям награды. Знаков было мало, больше непонятных, то ли на строславянском, то ли на древнем иностранном языках.

- Ни порядкового номера, ни двора-изготовителя.., - рассеянно пробурчал он. – В единственном числе, что-ли? Или очередная подделка.

- По внешнему виду на подделку не походит, - скованно заметил полноватый следователь. – Золото настоящее, ограненные алмазы с другими самоцветами тоже.

- Живописная эмаль... Это мы видим. В некоторых местах рассмотрели так-же сколы. Бриллианты – если это они, а не очередные цирконы с фианитами – пожелтели, с паутинкой внутри. Похоже на то, что вещь довольно старая, - генерал оторвался от лупы, обвел невидящим взглядом помещение. – Очень похоже, если бы мы не были знакомы со способным на все еврейским людом. Этот Пулипер запросто может подсунуть нам копию, а оригинал по своим каналам отправить за границу.

- Да, уж. Такой народ.

- Тут необходим анализ. Для его проведения потребуется определенное время. Вызов опытного ювелира со специальными приборами. Цацку эту вместе с ее хозяином надо арестовывать, а доказательств о незаконном ее приобретении у нас нет. Так?

- Пока нет.

- Долгая канитель. И дорогая, если взять в расчет ответный ход гонимой всеми, поэтому необыкновенно дружной, диаспоры, - генерал отложил лупу со знаком, подвигал волевым подбородком. – Как ювелирное изделие этот знак ценности не представляет по причине нанесения временем необратимых ущербов. Практически, это лом. А как историческая ценность он нуждается в специальной проверке соответствующими службами, - он встал с кресла. - Вот времена настали. Раньше пальцем бы шевельнул и покатил бы изворотливый гражданин Пулипер считать снежинки на крайнем Севере. А теперь попробуй придерись без веских на то доказательств.

- Да уж, начитанные до умопомрачения. По уголовному кодексу в первую очередь, - заерзал на стуле старший следователь. – Я, говорит, по любому вопросу вас проинформирую. Тот, к кому вы направляетесь, сам обращается ко мне за советом.

- Так и сказал?

- Слово в слово.

- А зачем ты разоткровенничался перед ним?

- Простите.., он меня вынудил, - привставая, смешался капитан.

- Сиди, сиди.

Генерал прошелся по кабинету, задумчиво пососал губу. То, что его подчиненному далеко до приглашенного на доследование перекупщика по части разных уловок, знаний конституционных прав и свобод, было ясно без покаяний первого. Смущало другое. Теперь вечный товарищ всем народам земли еврей Пулипер, безродный жид, с пеленок преследующий только свои корыстные цели, осведомлен на сто процентов, от кого будет зависеть его дальнейшая судьба. В данный период неустоявшейся пока демократии лишние хлопоты были ни к чему. Слишком много своих вопросов по личному обогащению, по обустройству семьи с родственниками, обучению детей в престижных зарубежных колледжах, находились лишь в стадии разрешения. К тому же, перед глазами маячил пример первой в стране «семьи», неустанно подгребающей под себя все подряд. Хозяин кабинета остановился, вновь покосился на лежащий на столе нагрудный знак времен Петра Первого. Довольно сильно развитая интуиция выходца из крестьян подсказывала, что на этой единственной награде дело не заканчивается. По одной они, подобные, встречаются редко. Вновь усевшись в кресло, он хлопнул грубой ладонью по столешнице:

- Поступим так. Ты берешь у Пулипера подписку о невыезде до выяснения всех обстоятельств дела. Мол, это связано с убийством причастного к покупке и продаже награды валютчика. Сам отдаешь орденок, чтобы перекупщик успокоился, отпускаешь его на все четыре стороны. Слежку ни в коем случае не снимаешь. При малейшем подозрении на занятие незаконной деятельностью по приобретению принадлежащих государству, к тому же краденных, раритетов, закрываешь в ИВС.

- Но кражу мы доказать не можем. Я имею ввиду, по Петрову знаку.

- А ты постарайся. Намекни, что от такого-то музея, или частника, в конце концов, поступило заявление, требующее внимательного рассмотрения на предмет пропажи подобного нагрудного знака. Похожего, но пока без предоставления его описания. Как только к заявлению приложится опись или фотография цацки, так все вопросы в ту или другую сторону отпадут.

- Я понял, товарищ генерал. Разрешите идти?

- И чтобы комар носа не подточил. Ты звонил в пресс-службу?

- Так точно.

- Что там сказали?

- Ситуацию держат под контролем.

- Иди.

Когда за подчиненным закрылась дверь, хозяин кабинета набрал один из телефонных номеров в администрации области.

- Ты его отпустил? – после короткого приветствия спросили на том конце провода.

- Доказательств по этому делу нет никаких. Но продолжаем следить за развитием событий. У меня есть информация, что на рынке снова объявился тот-же мужик с новой коллекцией императорских звезд.

- Вот как! Кажется, слухи из разных источников о найденном кладе начинают сходиться и подтверждаться. Кстати, мне был предварительный звонок от Лазаря Моисеевича по поводу этого Пулипера. Я пообещал, если что, посодействовать. Но все в твоих руках.

- Гм.., не дремлет, моисеево племя. Значит, с выводами торопиться не стоит.

- Понятное дело.

Выйдя из Управления на центральную улицу города, Пулипер принялся отряхивать пальто, словно к нему прилипла собачья шерсть. Подписка о невыезде, которую пришлось дать в кабинете старшего следователя, камнем легла на грудь. Но приведенные капитаном основания показались вескими. Странно, что среди маститых коллекционеров до сих пор не муссировался слух о пропаже из какого-то областного музея в другом городе похожего на наградной знак раритета. А может, особист решил взять на понт? Вряд ли. Кражу он обрисовал красноречиво и убедительно. Из этого следовало, что и остальные звезды с медалями тоже краденные. Запахло не только обыкновенным составлением протокола об изъятии, при котором терялась крупная сумма, но все же денег. Если это было правдой, то так не долго поплатиться самым дорогим после жизни - свободой. Одна редкость всего лишь одна, пусть и редкость. А много раритетов в одних руках – уже преступление. Чертыхнувшись, Пулипер прибавил шагу. Перед аудиенцией в правоохранительные органы его всегда тянуло в туалет. Накрывала медвежья болезнь. Подобная оказия с настоящим зверем происходила тогда, когда он сталкивался с опасностью. Организм выбрасывал все ненужное, чтобы легче было двигаться. Неизвестно, как себя чувствовал медведь, когда опасность проходила, но Пулипера после посещения такого рода заведений чувство голода заставляло присматриваться даже к шастающим по дворам кошкам. Вот и сейчас еврей в возрасте проглотил обильную слюну и заспешил по Буденновскому проспекту, от которого до его дома на Пушкинской было рукой подать. В квартире он первым делом навалился на холодный суп. Потом отрезал солидный кусок колбасы. К этому времени закипел чайник. Резко зазвонил телефон, заставив перекупщика вздрогнуть. Но абонентом оказался старый друг Рувим Израилевич:

- Как прошла встреча, мой добрый товарищ?

- Рувим, есть в газетах такой раздел: нарочно не придумаешь. Вот так примерно прошла моя аудиенция к старшему следователю Марфушину из областного Управления милиции.

- Аркадий, ты меня настраиваешь на беспокойство. Скажи конкретно, что случилось?

- У меня взяли подписку о невыезде.

На том конце провода надолго замолчали. Затем изменившимся голосом попытались кого-то позвать. Снова взволнованно задышали в трубку:

- Ты в состоянии пересказать о визите в подробностях? Я включу запись и мы чуть позже поробуем проанализировать наговоренное, чтобы принять правильное решение.

- А может, не стоит ничего делать? Просто воспользоваться твоей дружбой с товарищем из администрации области. Ты понимаешь, о чем я говорю.

- Конечно. Но этот ход пусть останется на всякий случай. Пока же нам необходимо сделать анализ событий. На будущее.

- Хорошо. Я постараюсь быть кратким...

Опустив трубку на рычажки, Пулипер прошел на кухню, допил чай. Беспорядочный рой мыслей начал выстраиваться в одну цепочку. В спальне он выдвинул из старинного дубового секретера ящик с документами, вернувшись в комнату, неторопливо разложил их на столе. В заграничном паспорте было проштамповано несколько зелененьких виз с серебряными голограммами по верху. Французская, итальянская, английская. На следующей странице особо выделялась открытая виза в государство Израиль. Закрыв паспорт, Пулипер прибавил к нему внутренний российский, затем израильский. Бережно отложил их в сторону и занялся перебиранием остальных документов со справками. Нужно было основательно подготовиться в любой момент покинуть страну, которой отдал лучшие годы своей жизни. Но он уже побывал в земле обетованной. Репатрианты из России чувствовали себя на исторической родине ничуть не хуже, чем на родине приемной. Им были предоставлены обустроенные квартиры, коттеджи. Высоко оплачиваемая работа. Их дети продолжали бесплатное обучение в школах, в высших учебных заведениях, после окончания которых в течении определенного времени они получили право за счет государства объездить весь мир, чтобы иметь о нем представление. Разве что за несколько поколений в гены иудеев успела внедриться чисто русская черта – ностальгия по стране, вместе с которой трудными дорогами шагали в светлое будущее. Странно, именно трудности прозябания, а не радости жизни, вызывали щемящее собачье чувство то ли квасного патриотизма, то ли обыкновенной биологической хандры. Вот и сейчас Пулипер вдруг остро ощутил в себе обыкновенного изгнанника, каковым являлся со времен исхода из святой земли по вине римского императора Тита. Чертыхнувшись, он ускорил возню с документами, подумав, что в Россию необходимо возвращаться только за одним – делать на девственном, не тронутом акулами капитализма, необъятном пространстве немерянные капиталы. Чем и занимаются более молодые и шустрые его соплеменники, за красивые глазки приобретая контрольные пакеты акций контролирующих земные недра неповоротливых организаций. Отложив пачку нужных деловых бумаг в угол ящика, чтобы иметь возможность немедленно ими воспользоваться, он задвинул его и поднялся со стула. Подошел к окну, завернул край портьеры. На Пушкинской на том же месте за тем же деревом поеживался на морозе тот же агент национальной безопасности. В глубоко засунутых в карманы пальто руках не хватало лишь бамбуковой тросточки. По всему выходило, что настырные господа заседатели решили заседание продолжать. Это обстоятельство подлило масла в огонь, заставив лоб усыпаться мелкими бисеринками пота и ускорив принятие окончательного решения. Снова пройдя к телефону, Пулипер набрал номер только ему известного человека, договорился о встрече в ближайший вечер.

 

Глава девятнадцатая.

 

По поросшим ломким будыльем заброшенным огородам расползался утренний туман. Очередная оттепель гуляла по степи сырыми порывами ветра. Спешить с ношей по кочкам было неудобно. Ботинки то и дело подворачивались, норовили провалиться в неглубокие борозды. К тому же, железные ручки по бокам сундука краями врезались в ладони, вызывая болезненные ощущения в закостеневших фалангах. Худющий как вобла Микки Маус, вскипевшим радиатором пыхтевший с другой стороны короба, заплетался тонкими ногами. Коце приходилось выдвигаться вперед, чтобы взять его на буксир. Наконец, ловцы удачи заскочили за рухнувшие стены бедного казачьего куреня. Отпустив сундук, привалились к пахнущим отсыревшим саманом выступам. В этом доме не в пример оставленному не было множества помещений с различными пристройками. Он состоял всего из двух комнат и небольшого сарайчика на задворках, давно распластавшегося дырявой крышей по земле. Развалины насквозь просматривались, находиться в них долго означало досрочно подписать себе смертный приговор. Поэтому, отдышавшись, валютчик покосился на испускающего последние жизненные соки подельника, вновь подался к оконным проемам. Шума автомобильных двигателей слышно не было. Наверное, доехав до окраины хутора, бандиты решили посовещаться. Коца бросился на противоположную сторону развалюхи. Следующие останки жилья сглаженными углами громоздились метрах в пятидесяти. Они тоже не внушали доверия. Зато через улицу красовался рассохшийся деревянный терем, почти такой, который они покинули. Высунувшись наружу, Коца покрутил головой. Первобытная тишина обложила хутор плотными тюками с ватой. Солнце только начало пробиваться сквозь кучевые облака, изредка косыми лучами полосуя влажный воздух. На далеком краю чернели два небольших пятна. Прикинув, что если поползти к дому по пластунки, можно остаться незамеченным, валютчик откачнулся назад.

- Очухался? – обратился он к перекупщику.

- А что? – повернул тот к нему потное лицо.

- Пора перебираться на новое место.

- На какое?

- Через улицу стоит еще крепкий деревянный дом. Думаю, в нем спрятаться будет удобнее. В дереве и пули лучше вязнут.

- Ты это о чем?

- На всякий случай. Хватайся за ручку, пока чехи образовали свой магический круг. В последнее время он что-то перестал им помогать.

- Не понял! – пошире раскрыл помутневшие глаза Маус.

- За ручку сундука берись, говорю. Давай автомат, он тебе между ног уже яйца отмолотил.

- А я с чем останусь?

- Держи пушку. Зря я из машины не забрал все гранаты.

- Которые засунул в одну из сумок, что-ли?

- Да. Ты видел?

- Я их взял. И своих две штуки. Эф - один.

- Не понял! – теперь Коца вопрошающим взглядом уставился на менялу. – И ты телепался за мной с таким грузом? А я думал, что ноги у тебя заплетаются от переедания мацы.

- Мы же поехали на дело, - беззлобно передернул плечами Микки Маус.

- Ну, блин, одуванчик... Случайно, «узи» нигде не припрятал?

- Когда ты перестанешь меня подначивать?- не выдержал перекупщик. - Я еврей. Но русского происхождения.

- Я что-нибудь имею против?Узенькие и коротенькие израильские автоматики очень удобны, когда приходится спасать собственные души.

- Маленький карманный пулеметик не желаешь?

Подхватив сундук за ручки, оба ловца удачи поднапряглись, переместились поближе к одному из окон. Предстояло сделать бросок через уже поросшую кустарником широкую деревенскую улицу. Коца снова посмотрел вдоль хутора. Машины торчали на том же месте. Перескочив через прогнивший подоконник, он подождал, пока переберется Микки Маус и сразу упал на живот. Несмотря на оттепель, обледеневшие неровности земли выскальзывали из-под рук и ног, придерживая живую цепочку на месте. Благо, гладкое днище короба катилось вперед без особых усилий. Наконец, они подобрались к высокому фундаменту собранного из толстых бревен пятистенка, привалились к нему, смахивая ручьями потекший из-под шапок пот. В этот момент явственно послышался ровный рокот моторов. Автомобили возвращались назад. Подняв голову, Коца мгновенно осознал, что если сейчас они поднимутся, чтобы перебросить сундук с драгоценностями через проем окна, их непременно усекут. Между тем, оба вездехода быстро приближались. Метнув стреляющий взгляд вдоль фундамента, валютчик ощерился на Мауса и рванул за ручку короба. Они едва успели заползти за противоположный угол. Машины разом остановились напротив дома, в котором от взрыва гранаты раскидались трупы боевиков. Наверное, бандитов привлекла раньше ими не замеченная, оставленная открытой, входная дверь. Вскочив на ноги, Коца потянул сундук на себя. Маус подтолкнул его снизу. И он загремел вовнутрь помещения. Молодые мужчины запрыгнули следом. Оглядевшись, Коца указал подельнику зрачками по направлению к деревянной переборке, за которой должна была находиться то ли спальня, то ли горница. Сам рванулся к выходящей на улицу стене. Из дорогих джипов долго никто не показывался. Микки успел заволочь драгоценности за переборку, Коца восстановить дыхание и приготовиться к отражению атаки, если она последует. Вскоре, блеснув на солнце, прямоугольная боковина бронированного «Мерседеса» медленно распахнулась. Из салона с автоматами на готове друг за другом выскочили трое поджарых парней в длинных дорогих пальто и черных высоких шапках. Охватив развалины дома полукругом, они направились к ним. На верхний край лакированной дверцы «мерса» лег стволом крупнокалиберный десантный РПД. Коца невольно ухмыльнулся, вспомнив разговоры про сталинские заградотряды во время отечественной войны. Тогда тоже в спины своих целились дула в руках своих же. Но в данном случае чеченцы просто подстраховывали членов банды, оставаясь сами в зоне абсолютной уязвимости. Стоило по открытым дверям автомобиля дать пару прицельных очередей, и вся операция по вызволению соплеменников закончилась бы немедленно. Коца снова зло мотнул головой, подумал, что звери на русской земле расслабляются. Зато на своей у них земля под ногами запылала. Между тем, средний из боевиков поднялся на высокое крыльцо, острожно заглянул в длинный темный коридор. Стало слышно, как оба других прохрустели наледью за бока фундамента. На минуту хутор погрузился в привычную для него тишину. Перчаткой вытерев под носом выступившую влагу, Коца обернулся к напарнику, негромко произнес:

- Слышишь, Маус. Боюсь, что отсюда теперь нам не выбраться долго.

- Почему ты так решил? – осторожно откликнулся тот, опуская ствол пистолета.

- Сейчас они найдут убиенных собратьев. Поднимется такой хай, которого ты не слышал за всю прожитую жизнь.

- Я знаком с повадками палестинцев.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Они похожи на чеченские.

- А где ты с ними сталкивался?

- По телевизору. Азиаты прославляют аллаха и провожают усопших в последний путь одинаково. Чеченцы тоже мусульмане. Но продолжай.

- Ты прав. В подобных случаях европейцы ведут себя скромнее. Так вот, я теперь не знаю, что они предпримут. Или заберут трупы с собой и на время покинут хутор, или призовут дополнительные силы. После чего небо нам покажется с овчинку. Прочешут все дома подряд. Даже те из них, которые чесанию не подлежат.

- У тебя есть другие варианты?

- Пока нету. По любому нам придется ждать ночи, чтобы без чудес добраться до своего «ДЭУ-эсперо».

- Вот тут я полностью согласен. Сюда его сейчас не пригонишь.

- Ты знаешь, Маус, я волнуюсь только за одно, что чехи могут наткнуться на наш транспорт. Это наша надежда на светлое будущее. Ну... как вертушка для разведчиков. Не поверишь, о себе здешнем я как-то не очень. Не привыкать.

- А я волнуюсь и за себя здешнего, и за нашу вертушку. В ней тепло. И там остался термос с горячим кофе.

- Кто-ж предполагал, что наш Иван Сусанин заведет нас в беспросветную глушь. Но пару бутербродов прихватить я догадался...

На улице послышался шум. Несколько минут он то взлетал, то опадал до обычного разговора. Затем поднялась такая стрельба, словно чехи решили избавиться от патронов за один присест. Вокруг машин забегали озверевшие бандиты с разномастым оружием в руках. Они палили в небо, в воздух, по развалинам, выкрикивая какие-то проклятия. Застучал притороченный на верхний край дверцы автомобиля крупнокалиберный ручник Дегтярева. Его отличный от калашниковского мягкого резковатый стук перемежался пистолетными выстрелами. Из дверей заброшенного дома вынесли первый труп. За ним второй и третий. Разместили в бронированном «Мерседесе». Немного успокоившись, чеченцы собрались в кружок, из которого то в одном направлении, то в другом выпадали руки с указующими перстами. Видно было, что единого мнения найти никак не удавалось. Наиболее горячие настойчиво показывали на край хутора, откуда машины вернулись. Скорее всего, там остались чьи-то следы. Может, какая крестьянская колымага приезжала за охапкой бесплатных дров для до сих пор топящихся по рабоче-крестьянски изб с русскими лежанками. Наконец, раздался произнесенный твердым голосом приказ. Одни чеченцы попрыгали в черный «Мерседес», вторые остались стоять у черного джипа «Мицубиши». Круто развернувшись на широкой улице, бронированый автомобиль включил словно реактивный форсаж и помчался на другой конец хутора. Туда, откуда въезжал всего пару часов назад. Джип остался торчать посередине дороги. Обмякнув, Коца отложил автомат, протер кулаками заслезившиеся от напряжения глаза. Затем пригнулся к полу, на карачках пробежал за переборку, за которой устало привалился к стене Микки Маус. Оба ни о чем друг друга не выспрашивая, не пережевывая случившееся, каким-то заостренным чувством поняли, что ждать им осталось только ночи. Лишь она одна, как ни странно это звучит, прояснит ответы на жизненно важные вопросы. Их успело накопиться достаточно. Валютчик извлек наружу бутерброды.

Прошло часа три. Солнце сумело перевалить за полдень, когда подельники разом насторожились. Со стороны улицы послышались чьи-то шаги. Подхватив АКС за цевье, Коца ящерицей метнулся под стену. Сдвинув шапку на затылок, прижался лбом к сопревшему подоконнику. Вдоль хутора в цепочку растянулись несколько чеченцев с автоматами на готове. Обходя невысокий кустарник, двое из них как раз продвигались мимо дома, в котором они прятались. Валютчик ощутил, как по коже продрал ядреный мороз. Если кто из бандитов надумает заглянуть в оконный проем, спокойной жизни уже не видать. На припорошенных многолетней пылью со снегом, прогнувшихся полах как на чистом листе бумаги отпечатались неровные строчки следов. Замаскировать их теперь не представлялось возможным. Но бандиты, видимо, побрезговали прикасаться к гнилым останкам. Или побоялись шнырять по закоулкам в малом числе, решив дождаться серьезной подмоги. Один из них только покосился на просевший бревенчатый дом, в то время, как второй отвернулся в другую сторону. Даже на дорогу они не обратили внимания. Впрочем, при стелящемся по земле легком туманце рассмотреть на почерневшей от оттепели колее вряд ли что было возможным.

Негаданный патруль прошагал дальше. Отлипнув от подоконника, Коца оперся на автомат. Подумал, что когда бандиты возвратятся обратно и влезут в джип погреться, придется искать новое пристанище. Здесь оставаться было не безопасно.

- Как стемнеет, я предлагаю проскочить до третьего ряда домов. И от него перебраться в рощу, - подал голос внимательно следивший за действиями подельника Микки Маус.

- Ты считаешь, что она соединяется с лесопосадкой? – продолжил мысль Коца.

- Не исключено. Но торчать здесь больше нет никакого смысла.

- Кто бы спорил. Я хоть сейчас подхватил бы сундук на плечи, рванул бы пешком до машины.

- По роще мы могли бы двигаться и днем. До нее всего метров двести.

- До берега Дона еще ближе, - валютчик поправил шапку, наморщил лоб. – А если попробовать спуститься к обрыву и вдоль реки дойти до балки?

- На виду у всей округи?

- Там есть такие выступы, что за ними запросто взвод спрячется.

- До выступов надо дохромать.

- Вдоль реки немало огромных валунов.

- Все правильно. Но если кто надумает стать на край обрыва, он рыбу подо льдом рассмотрит, не то, что нас, под ношей согнувшихся. В темных одеждах.

- К тому же, там полно камней поменьше, - поморщился Коца. - Скользких, как шары на биллиардном столе.

На некотрое время наступило молчание. Каждый пытался найти наиболее безопасный выход из положения. Солнце успело оторваться от горизонта и показать окрестности как на ладони. К тому же, чеченцы не успокаивались, мотаясь вдоль хутора взад-вперед. Наконец, деятельный Коца не выдержал. Подцепив автомат, прошмыгнул мимо переборки с притихшим Маусом, влетел в следующую комнату. Противоположную стену разделяла покосившаяся дверь. Осторожно приподняв за ручку, он попытался отодвинуть ее в сторону. Раздался громкий скрежет полусгнивших петель. За спиной беспокойно шевельнулся перекупщик. Но щели оказалось достаточно, чтобы худощавый Коца сумел проскользнуть за нее. Несколько ступенек вели в темную пристройку. Планировка дома была подобна хоромам, в которых пастух прятал скоровища. Там подсобные помещения тоже стояли впритык к задней стене. Поднимая повыше ботинки, чтобы не зацепиться за какую доску или жердину, валютчик прошел на середину сарая, попытался осмотреться вокруг. Через множество прорех со щелями во внутрь вливался блеклый свет. По одну сторону сквозь дыры виднелись саманные развалины домов, по другую та же картина, приукрашенная заторчавшим посередине улицы джипом с бегающим вокруг одиноким бандитом. Значит, остальные продолжали обход хутора. Позади чернела дверь. Прямо по курсу путь преграждали несколько перекошенных стойл то ли для коров, то ли для лошадей. За ними снова возвышалась сплошная дощатая преграда. Переступив через барьер, Коца пнул ногой одну из досок. Ботинок легко пробил древесную труху. Валютчик быстро разобрал барьер. Показалось нутро загона для овец. За ним последовал длинный курятник с насестами вдоль. И, наконец, небольшое чистое помещение для хранения корма для скота. Коца прильнул к расщелине между горбылями. От угла начинались остатки высокого забора, спускающегося к крутому берегу реки. Открывшаяся картина отсекла дорогу остальным замыслам. Путь к сохранению собственных жизней и сбережению отобранных у чеченцев казачьих драгоценностей представлялся единственно правильным. Вернувшись в дом, валютчик присел на корточки перед перекупщиком.

- Они уже прошли обратно, - негромко сообщил тот.

- Вот и хорошо, что не догадались по пути заглянуть к нам на огонек. Мы бы и пламя не пожалели, - ухмыльнулся Коца. – Теперь дождемся, пока звери снова соберутся в магический для них круг. Тогда они забывают про все на свете.

- Ты что-то надыбал...

- Я открыл единственный спасительный для нас путь. Им надо воспользоваться немедленно. Если увезшие трупы чехи вернутся с новыми силами, за наши головы никто ломанного гроша не даст.

- Почему ты решил, что они могут возвратиться до вечера? До города еще доехать надо.

- Потом спихнуть убитых ответственным товарищам и погнать обратно, прихватив новых членов банды. Ты это хочешь напомнить?

- Других решений не может быть.

- Тогда слушай доводы мои, - валютчик поставил автомат между ног. – Во первых, подобные «Мерсы» идут со скоростью под двести километров в час. Во вторых, принимая во внимание кавказсий темперамент, особых задержек в городе не предвидится. В третьих, вновь прибывшие сидеть сложа руки не будут. Сначала они вздернут на дыбу пастуха, а потом, если останется живой, приволокут сюда и заставят ответить, кто посмел замочить их соплеменников. Заодно показать место клада. Ты это мечтаешь посмотреть?

- А почему они не навестили мужика и не вздернули его дома уже сейчас?

- Потому что у мусульман существует обычай хоронить правоверных в день их смерти. Во вторых, мужик никуда не денется. Видимо, прибывшие на замену бандиты вели переговоры со своими до последнего момента, иначе поступили бы по другому.

- Как?

- Я видел, как они оглядывались на край хутора. Кумекаю, что кто-то еще подкинул им следов.

- Странно. Почему не броситься в погоню сразу. У них даже на флаге изображен оскаливший пасть волк.

- Скорее всего потому, что следы повели в станицу Раздорскую. А это испокон веков казачья вотчина. Смотреть на то, как их убивают, казаки не станут. Уж поверь мне на слово.

- Ты считаешь, это единственная причина?

- Пока да. Не все же козлам капуста.

- Тогда в путь. И пусть нам сопутствует удача.

Маус выдернул из-за пазухи заткнутую пробкой заветную бутылку коньяка, сделал прямо из горла несколько крупных глотков. Передал коньяк валютчику. Тот не заставил себя упрашивать, провозгласив на первый взгляд обыкновенный тост:

- Чтобы все было хорошо.

Вдоль щербатого забора подельники успели добраться почти до обрыва над рекой, когда как бы со стороны усадьбы пастуха раздались автоматные очереди. За ними последовали несколько характерных хлопков от взорвавшихся гранат. Молодые мужчины переглянулись. На землю опускалась размывавшая окрестности предвечерняя мгла. Лишь позади, на середине улицы оставленного хутора, продолжали краснеть стоп сигналы джипа. Да впереди, в районе пастуховых выселок, подавало маяк светлое пятно. Похолодавший ветер прибавил напора.

- Только вперед. Не останавливаемся, - тихо подогнал Коца тормознувшего было друга.

- Не мужикову ли семью начали мочить? – предположил тот.

- Кто ее... Если бы не ветер, определили место поточнее. Ты хочешь сказать, что возвращаются летавшие в город чехи?

- А кому еще придет в голову играть в войну в голой степи.

- Мало ли отморозков... Хозяин уголовки с нашего центрального рынка тоже, я думаю, перед Новым годом не прочь был набить мошну редкими цацками. Наводку Слонок ему дал сто процентов. Сегодня мужик повез драгоценности на базар. Допустим, заловили его на сдаче, подвезли до усадьбы в расчете расколоть. А пастух указывать на клад отказался.

- Слух прошел, что бригадира скоро выпустят.

- Вернее пса менты вряд ли себе подберут. Тем более, что пес не раз проверенный.

Возле края обрыва Коца остановился, с сомнением посмотрел вниз. Далеко отходить от забора он не решался, чтобы случайно брошенный бандитами взгляд по направлению к реке не вычислил их с Маусом. Уцепившись за ветви кустарника, потрогал ногой грунт внизу. Резная подошва коньком скользнула по промерзшей глине. Повертев головой по сторонам, бросил Маусу через плечо:

- Придется ползком добраться вон до того желоба и по нему спуститься вниз.

- Ты думаешь, там будет легче? Что-то он не внушает доверия.

- Посмотрим. Это ручьи проточили узкую канавку.

Упираясь руками и ногами в противоположные стены, с уступа на уступ, подельники с трудом добрались до низа. Не отдыхая, тронулись дальше, уже не пригинаясь и не прячась ни от кого, стараясь идти по кромке толстого льда. Еще издали услышали гул от идущих на большой скорости мощных автомобилей. Спрятавшись за валуном, проводили тревожными взглядами знакомый черный «Мерседес» и джип «Тойота». Они пролетели недалеко от края обрыва в сторону оставленного хутора. Переглянувшись, оба разом подумали, что укрытие они покинули вовремя. Когда дошли до развалившей обрыв на двое балки, стемнело основательно. Но подъем по комковатому пологому склону оказался не столь трудным, чем перед этим спуск. Докарабкавшись до места, над которым возвышался величественный пень, остановились отдохнуть. Ручки сундука надавили пальцы до такой степени, что они перестали не только разгинаться, но и что-то ощущать. Микки Маус поскреб граблями по отвороту пальто, пытаясь достать бутылку с остатками коньяка. Коца наблюдал за его потугами без обычной насмешливой ухмылки. Наконец, усилия были вознаграждены. Приложившись к горлышку, подельник шустро задвигал острым кадыком. Когда передал посудину, в ней оставалось еще достаточно огненной жидкости. Вылив в себя все без остатка, Коца опустил бутылку на дно балки, продвинул ее ногой подальше. Затем выпростал из-под шарфа бинокль, прилег на бруствер. Первым делом направил оккуляры на усадьбу мужика. С фасада продолжали мирно гореть два окна из нескольких. Наверное, это была горница. Ни лая собак, ни других суматошных звуков. В этот раз луна на небе, наверное, решила поиграть в прятки. Она то выглядывала из-за сплошных туч, то снова надолго пропадала в них. Несмотря на плохую видимость, вокруг тоже все казалось спокойным. Наводить резкость линз на лесопосадку в данный момент не стоило. Она проявилась черной сплошной стеной. Ничто не указывало на то, что где-то недалеко шел настоящий бой. Коца опустил бинокль на грудь. Пальцы на руках вдруг похолодели, в висках громко отозвался ток пульсирующей крови. Ни слова не говоря, валютчик подхватил ручку сундука. Его подельник словно ждал этого момента. Почти бегом они припустили по дну балки к узкой полоске голых деревьев. Не доходя до нее метров сто, опустили короб на землю, присели на него сами. Запальное дыхание медленно восстанавливалось.

- Я сбегаю на разведку, - смог произнести Коца через несколько минут.

- Мне оставаться здесь? – повернулся к нему Микки Маус. – Может, припрячем сундук в кустах и смотаемся вместе?

- Ты должен находиться на подстраховке. Если меня уделают, твоя очередь мочить проявившего себя противника, понимаешь? Это закон военных действий в тылу врага.

- Если тебя уделают, доберутся и до меня. По одному на подобные расклады не ходят.

- Мир состоит из двух половинок. Любовь и ненависть, добро и зло. По одному никто не живет тоже. Но тут расклады иные. Если на то пошло, не хера было вылезать из своей норы вообще.

Поднявшись, Коца вытащил из-за пазухи сверток с драгоценностями, протолкнул его под крышку сундука. Снова впихнул в руки Маусу автомат, забрал у него пистолет. Потребовал отдать парочку гранат. И неслышно растворился в упавшей с неба темноте. Ему предстояло проскочить до когда-то ведущей через усадьбу на хутор дороги, затем перейти на другую сторону лесополосы и пробежать до спрятанного на полянке автомобиля. Так он и поступил. Просека сквозь стволы оказалась чистой. Стараясь ступать как можно мягче, Коца перешел на другой край, используя густые кусты как защиту, направился к месту стоянки. Еще издали вдруг почувствовал запах взрывчатки с горелым железом. Присев на корточки, надолго замер, чутко прислушиваясь к порывам ветра. Минут пятнадцать не было слышно ни одного постороннего звука. Только скрип стволов, да стук ветвей друг о друга. Но возникшее в груди беспокойство не проходило. Наоборот, с каждой минутой оно разрасталось сильнее. По далекой трассе, словно спутники по темному небу, пробежало несколько торопливых автомобильных огоньков. И снова вязкая темень без признаков на близкое жилье затопила пространство. Разогнувшись, Коца сделал еще несколько мягких шагов вдоль стены деревьев. Напрягая зрение, вгляделся в гущу ветвей. Сплошная черная доска, способная неожиданно хлестнуть по лицу колючими отростками. Он продвинулся дальше, не отпуская пальца со снятого с предохранителя спускового крючка пистолета. Луна показала желтоватый край и опять принялась заползать за тучу. Впереди почудилось что-то вроде просвета. Среди деревьев тускло блеснули никелированные части корпуса машины. Коца понял, что это их автомобиль, по характерному изгибу защитных радиаторных планок. Приближаться сразу он не стал, надолго приморозившись к одному месту. Во первых, вид машины настораживал, во вторых, она могла быть заминирована. И вдруг различил, что одна дверца на корпусе отсутствует, не поблескивают стекла ни спереди, ни с боков, словно их не было. Ветер переменил направление. Коца явственно ощутил резковатый запах сгоревшей взрывчатки, дурманящий резины. Моментально качнувшись за кусты, сунул левую руку в карман, нащупывая ребристую оболочку гранаты Ф-1. По прежнему от места стоянки ДЭУ не доносилось ни одного постороннего звука или шороха, кроме естественных. Примостившись поудобнее под кустами, Коца переложил гранату в правую руку, подобрал под себя ботинки и затих. В таком положении он пролежал с полчаса. Стылая земля взялась высасывать тепло сначала из пальцев ног, потом рук. Скоро нижнюю часть тела сковала садняще-пощипывающая боль, которая появляется при переохлаждении. Пора было менять позу. Выбросив ногу вперед, валютчик оперся локтем о заснеженный бугорок и уже хотел перенести тяжесть тела на другой бок, когда вдруг показалось, что метрах в пятидесяти впереди, в гуще ветвей лесопосадки, блеснул огонек. Он не был похож ни на отблеск в моментальном лунном росчерке какого-то предмета, ни на отражение света застрявшей в ветвях льдинкой. Огонек мог принадлежать только оживившим его людям. С трудом присев на корточки, Коца привстал, неуклюже проковылял до следующего куста. Короткое пламя вспыхнуло еще раз. Кто-то близкий или прикуривал, или решил подсветить перед собой. Тихо клацнула автомобильная дверь, скрипнул под ногами снег. Послышался негромкий говорок с набившим оскомину кавказским акцентом. Вылезший из салона мужчина осторожно пробрался до исковерканной машины ловцов удачи. Повозившись там несколько минут, вернулся обратно и забрался снова в кабину. Коца вцепился зубами в рукав пальто. Он понял, что здесь произошло, и что за стрельбу они с Маусом услышали, когда с сундуком пробирались из заброшенного хутора. Скорее всего, водителя чеченцы убили, а затем решили устроить засаду. Скрутив чувства в тугой узел, он тенью пролетел вдоль посадки, оставив бандитов позади. Валютчик проверял, не замаскировали ли конкуренты еще один автомобиль с боевиками. Убедившись, что участок вокруг чистый, повернул назад, затаился напротив засады. Вынув из кармана шершавую гранату, переложил ее в левую руку, правой за ствол взял пистолет. Затем приник к земле, ящерицей скользнул между корнями деревьев. Он поднялся на ноги сбоку и сзади джипа «Чероки», откуда из кабины не оставалось никакого обзора. Вдохнув воздух полной грудью, пальцем рванул за кольцо. Сделал большой шаг с правой стороны вездехода, одновременно рукояткой пистолета вышибая боковое стекло. И в проем подбросил гранату под крышу автомобиля так, чтобы она упала между сидениями. Сам вздернул вверх сразу обе ноги, камнем свалился под кузов. Наверное, бандиты в салоне находились в дремотном состоянии, потому что гортанный вскрик раздался секундой позже. Глухой короткий взрыв потряс машину до основания. Откатившись на некоторое расстояние, Коца направил пистолет на выходы из кабины. В разбитые стекла выползли маленькие облачка синеватого дыма. Наконец, кто-то из бандитов попытался вылезти наружу. Он упорно клацал ручкой внутри, но дверцу заклинило намертво. Кроме этих звуков больше не было слышно ничего. Прицелившись, Коца послал пулю в корпус кузова, взяв чуть выше блестящей ручки. Возня прекратилась. Подождав еще некоторое время, валютчик встал на ноги. В зыбком пламени от зажигалки увидел пятерых прижатых взрывом к сидениям молодых мужчин с безвольно откинутыми или опущенными головами. Кровь растеклась по лицам, она заливала шеи, капала с подбородков на черные пальто из дорогого материала. Осколки посекли виски, скулы, выбили глазные яблоки. Ударной волной вышибло только боковые окна. Лобовые лишь потрескались, зияли маленькими сквозными дырками. Возникшая мысль о том, что хорошо, что передние стекла уцелели, ушла в песок неприятных чувств. Туда же нырнуло застарелое желание о сборе оружия, осмотре карманов. Больше здесь делать было нечего. Отвернувшись, валютчик пошел вдоль ряда деревьев к своей «ДЭУ-эсперо». Не доходя метров двадцати рассмотрел на земле труп. За кустарником раскидал руки еще один. Возле самой машины, изуродованный до неузнаваемости, оскалил зубы их водитель. Чеченцы позабавились над ним от души. Коца мысленно пожелал, чтобы дай бог над мертвым. В салоне с оторванной дверью приборную доску размозжили прикладами, для пущей уверенности всадив в нее не меньше автоматного рожка. В этом месте тоже дел никаких не предвиделось, разве что подобрать выброшенные наружу адидасовские сумки - они могли еще пригодиться. Да плоскогубцами снять спереди и сзади автомобильные номера, тем самым оградив от ненужных расспросов родственников убитого водителя. А документов никто из троицы с собой брать не удосужился. Сунув пистолет в карман пальто, Коца вышел на край лесопосадки и подался к ожидавшему его Микки Маусу. По степи идти было легче, нежели путаться в ветвях деревьев.

Перекупщик встретил его настороженным взглядом. В скупых выражениях обрисовав картину, валютчик предложил переложить драгоценности в сумки и не мешкая подаваться на трассу. Неровен час, могут спохватиться заждавшиеся в хуторе бандиты. Наверняка, как перед этим друзья, они тоже слышали взрыв гранаты и стрельбу.

- На трассе мы заторчим как на ладони, - пощипал густые усы Микки Маус. – К тому же, ночью нас вряд ли кто захочет подбирать. Если вообще решится разъезжать по ней.

- Во первых, до ночи еще далеко, - не согласился Коца. – Во вторых, я заприметил, что одним концом лесопосадка упирается в трассу. Правда, придется сделать немалый крюк. В третьих, в России голосовать обычным способом по любому бесполезно.

- Ты это о чем? – повернулся к нему Маус.

- Надо выходить на середину дороги и тормозить по разбойничьи. С оружием в руках.

- Когда только ты оставишь свои армейские замашки. Война в Чечне подходит к концу, на дворе третье тысячелетие.

- Да хоть четвертое. За сотню лет мир измениться не в состоянии. Тем более, наш народ больше прислушивается к силе, нежели к слову праведному.

- Не весь. И не всегда.

- Хорошо, что предлагаешь ты?

Луна наконец-то вылупилась из омута туч, омыла окрестности темно-голубым светом. Микки Маус долго оглаживал усы, переводя взгляд с сундука на сумки. Не выдержал, потрогал рукой старинное изделие. Коца насмешливо хмыкнул:

- Короб стало жалко. Да нас с ним, как баранов на бойню, в любой угол загонят. Это наручники, понимаешь?

- Древний сундук. Жалко оставлять на произвол судьбы, - как бы с самим собой прогундосил перекупщик. Повернул голову к валютчику. – Машину тех козлов... ну, бандитов этих, которых замочил, ты проверял?

- Мне было противно к ним прикасаться, не то, что вынюхивать. Оружие, что-ли, собрать? Или кучу бабок из карманов повыдергивать? Я свой луг давно выкосил.

- Я не в том смысле.

Коца насторожился, приподнялся с земли:

- Ты думаешь, она сможет завестись? Осколки от гранаты посекли все вокруг. У самого поначалу мелькнула такая мысль.

- Все-таки, надо бы попробовать.

- Дело гутаришь, конечно, - пожевал губами Коца. - Но даже если джип на ходу, мы рискуем доехать только до первого ментовского поста. А их по дороге как перстней на цыганской руке.

- Придется объезжать, не без неудобств.

- А по мостам? Два раза Дона Ивановича перемахиваем. Даже если за спиной ни одного греха, все равно никаких денег не напасешься.

- Чеченцам же хватило.

- Сравнил хрен с пальцем. Русский привык на зарплату крутиться, чеченец разбоем заниматься.

- Нету, что-ли?

- Есть. Но делиться с гнидами, которые могут лишь жрать, срать и плодиться – не в кайф.

- Чтобы чего-то добиться, нужно этой гниде в ножки поклониться. Так устроен мир.

- Пусть кланяются те, у кого ни рожи, ни кожи, ни талантов, - разозлился валютчик. - Слышь, Маус, разговор повернул не в то русло. В нашем случае на деньги рассчитывать не стоит.

- Пошли. Если что, платить стану я.

- Тфу... твою мать. Чем?

- Умом. Сам сказал, что здесь нас заметут как баранов.

- Ну-ну. Посмотрим, куда твой ум нас заведет.

Перекладывать сокровища в сумки подельники не решились. Света одной луны было недостаточно, а любая из драгоценностей, выпавшая из короба на землю, могла оказаться самой редкой из остальных. Ко всему, со стороны хутора ветер принес новые выстрелы и рев двигателей. Подхватив сундук с обеих сторон,они напрямую заторопились к автомобилю с убитыми бандитами. Прежде, чем приблизиться к нему, Коца в который раз сходил на разведку. За время его отсутствия ничего не изменилось. В облитой мертвенными лучами лесополосе этой ночью трупов было как на войне. Но плакаться над ними не имело смысла. Вернувшись за Микки Маусом, он помог донести короб. Вдвоем они освободили салон от мертвецов. На заднее сидение положили изрешеченного пулями, порезанного ножами, водителя «ДЭУ-эсперо». В этот раз парню не повезло. Заняв место шофера, валютчик повернул торчавший в замке ключ зажигания. Двигатель отозвался ровным, без перебоев, рокотом. Перекупщик пристроился над протолкнутым спереди по полу сундуком. Захлопнув дверцу, Коца включил скорость, крутнул показавшийся пушинкой руль. Джип неторопливо двинулся к выезду из лесополосы. Подминая под себя кусты, миновал неглубокую бровку и выехал в нетронутую плугом степь. Сквозь исполосовавшие окна трещины дорога различалась неважно. К тому же, в салоне загулял бродяга ветер. Благо, на улице вновь установилась очередная оттепель, а стекла в джипах этой модели стояли маленькие. Возникшая было мысль о том,что в БТРе баранку парни сворочивали лишь хорошо покушавши, как пришла, так и ушла. И когда потребовалось взять довольно крутую насыпь перед трассой, не особо размышляя, Коца нажал на педаль газа. Оказалось, что для джипа склон не являлся преградой. Выскочив на асфальтовую ленту, валютчик почти с места набрал скорость в сто двадцать километров в час. За лесополосой, в стороне пастухова отшиба, метались по степи узкие лучи света от мощных фар. Наверное, бандиты все-же решили навестить оставленную ими засаду. Когда вокруг закручивалась кровавая карусель, запущенная не иначе профессионалами с фронтовым опытом, беспокойным станешь поневоле. О самом мужике догадок никаких не возникло.

 

Глава двадцатая.

 

В кабинет начальника уголовного розыска базара негромко, но настойчиво, постучали. Бросив взгляд на вечно занятого заместителя, начальник вздернул квадратный подбородок, встряхнул вислыми плечами. И только после этого разрешил стучавшему войти. На пороге объявился на время заместивший бригадира Cлонка с помощниками меняла Жан Копенгаген. Настороженно осмотревшись, сунулся к столу Хозяина, зачастил едва не в ухо:

- Есть важная новость. Объявился долгожданный субъект, не интересный разве что бездомным собакам. Вы давали на него установку.

Начальник откинулся назад, посмотрел на часы. Автобусы с периферии к этому времени должны были подойти все. Валютчик Копенгаген был ему неприятен, но то, что требуется угловному розыску в тот или иной момент, он чувствовал лучше других. Спросил как бы для проформы:

- Кого ты имеешь ввиду?

- Мужика из деревни, который снабдил наших менял дворянскими орденами.

- А где он сейчас?

- Перед главным входом в рынок мечется в поисках не иначе валютчика Коцы. А того уж несколько суток назад след простыл.

- Ты разведал, куда он мог запропаститься?

- Думаю, вместе с Микки Маусом решил рвануть в столицу на поиски богатого купца. По причине вызова их общего настоятеля Пулипера в Областное управление и капитального шмона на рынке нумизматов в парке Горького. В связи со слухами о кладе Стеньки Разина.

- Этот жиденок тоже исчез? – как бы не удивившись осведомленности Копенгагена в отношении главного скупщика раритетов, приподнял покрасневшие веки хозяин кабинета.

- Давно спетые. С обоих я глаз не спускал.

- Мужика будем брать? – отложил авторучку в сторону молодой заместитель. – Или поведем его до конца?

- За ним надо проследить до того момента, когда он начнет предлагать валютчикам свой товар. Выяснить, что привез в этот раз. Затем, в момент расчета, пригласить не самого мужика, а того, кто выкупил драгоценности, чтобы они не исчезали из поля нашего зрения. У пастуха проверить паспорт. Кроме остального - откуда приехал, где прописан. Где взял царские награды. И отпустить с миром.

- Я усек, - понимающе кивнул головой заместитель.

- Если эти драгоценности окажутся при нем, - хитро прищурил маленькие глазки Копенгаген. – Во первых, Коца наверняка успел предупредить, чтобы тот сдавал их только ему. Во вторых, наши крестьяне сами не дураки, когда дело касается выгоды.

- Ты имеешь ввиду, что мужик пришел с пустыми руками? – повернулся к сексоту заместитель. –А когда придут к общему знаменателю, тогда и товар предъявит.

- Не исключено. Тем более, он с первого приезда напуган. И убийством Тутушки, и выстрелом из пистолета в его сторону.

- Именно так. Заимев немалую выгоду от сделки с ним, Коца постарался прояснить положение вещей. Запугать крестьянина, чтобы добыча не проплыла мимо его рук, - с неохотой подтвердил предположения нового бригадира начальник. Посмотрел на Копенгагена. – Тебе дается поручение не спускать с него глаз до тех пор, пока он не соберется в обратный путь.

- А после?

- Задержать мужика придется все равно. Хоть затаренного, хоть пустого. В груде припасенного им для нас словесного отвала обязательно отыщется крупинка золота.

- Заметано.

Устав ждать и метаться через трамвайные пути в надежде встретиться с Коцей, пастух, наконец, решился присмотреться к остальным валютчикам в центре базара. Его смущало лишь то обстоятельство, что имевшего с ним дело первого менялу убили, а во второе посещение базара выстрел раздался и за его спиной. Но живые деньги были нужны позарез, иначе дочка с внуком и зятем обещались не приезжать на отруб больше никогда. А это грозило волчьим одиночеством до конца дней своих. Для чего и для кого тогда он старался столько лет, на собственном горбу таская из заброшенного хутора доски и горбыли, оконные рамы и двери вместе с лудками. До тех пор, пока в одном из дворов под резиновыми сапогами не просела случайно земля, а любопытство не заставило расковырять вилами ямку пошире и поглубже. С того момента родное обустроенное подворье не слишком стало занимать ум. Теперь оно годилось разве что на летнюю дачу на берегу Дона. И то для внуков, когда подрастут, чтобы дедовский труд не пропадал даром. Но и та сказочная находка оказалась не последней. Под грудой царских мундиров отыскалась крепко натертая воском старинная карта. Когда мужик на нее взглянул, он безо всяких грамот узнал и место, на котором стоял заброшенный нынче хутор, и стремнину Дона с береговыми изгибами, и отвернувший как раз напротив толстого пня неширокий рукав на той стороне реки. В тот же момент он отправился на разведку. Как не утонул, по разгулявшейся весне пробираясь к указанному на карте месту, известно одному богу. Но он отыскал схрон по приметам. В первый раз даже любытство не заставило немедленно разрыть его. А потом весна взбесилась вовсе, все вокруг затопила полая вода, схлынувшая лишь к началу лета. Уже в разгар уборочной, ночью на лодке, мужик снова добрался до заветных зарубок и сумел взглянуть на истинные сокровища воочию. Ничего им взято не было, как заняли вековые ячейки во время раскопок отодвинутые в сторону приметы. Пастух здраво рассудил, что всему свое время.

Озираясь по сторонам, мужик через главные ворота добрался до центрального прохода рынка. Шмыгнув за торгующих картошкой кавказцев, затаился за грудой ящиков с мешками, зорко вглядываясь в цепочку валютчиков, не обходя вниманием и толпу. После последней встречи с банковавшим на входе валютчиком, он вдруг ясно ощутил, что стал представлять из себя ценного зверька, шкурку с которого не прочь были содрать многие. Как по одну сторону закона, так и по другую. Вот и сейчас в поле зрения попали сразу несколько молодых парней, претендующих на роль живодеров.

- Что ты там пристроился? – оскалился на него стоявший за прилавком небритый кавказец. – Уходи, а то башка сверну.

- Да мне ничего из твоего не надо, - попытался оправдаться пастух. – Я передохнуть решил.

- Уходи, сказал, - спекулянт замахнулся гирей. – На свалку ступай, там картошек много.

- Тю, у меня полгектара ею засажены.

- Ты меня не понял?

Пришлось снова вылезать на забитый народом проход, откуда не было возможности осмотреться вокруг. Но то, о чем предупреждал валютчик и чего он опасался сам, подтвердилось с первой попытки. Получалось, что любой контакт с другим незнакомым менялой грозил окончиться бедой. Оставалось одно, отыскать удобное место и ждать объявления на рынке внушившего доверие скупщика драгоценностей. Отработав локтями, мужик повернул к выходу. Он уже подходил к воротам, когда вдруг кто-то задержал его за широкий рукав плаща. Не оборачиваясь, пастух резко дернул плечом, сунулся между людьми. Но захвативший брезент отпускать не думал. Обернувшись, мужик увидел нагло ухмыльнувшегося коренастого мужчину средних лет.

- Куда мы так спешим? – спросил он. – А поговорить со мной не желаешь?

- Чего тебе надо? – ощерился пастух. – Пусти, я на автобус опаздываю.

- Успеешь... Ты, случайно, не Коцу ищешь?

- Какого такого Коцу?

- Валютчика, который стоял на входе в базар.

- Не знаю я никакого валютчика.

- А он просил меня встретить тебя и обслужить.

- Как обслужить?..

- Взять то, что ты принес в этот раз, - мужчина по свойски ухмыльнулся. – Не волнуйся, деньги у меня тоже водятся.

- Ничего я не приносил, - угрюмо насупился пастух. Интуиция подсказывала, что из этого места ноги уносить нужно немедленно. – И сейчас ничего нету. Я за колбасой приехал.

- За колбасой? В деревенских магазинах полки опустели, как в советские времена?

- У нас и магазинов не было. Как жили на всем своем, так и продолжаем жить.

- Интересный факт, - недоверчиво прищурил узенькие глазки мужчина. Поправив объемную сумку под мышкой, перебрал пальцами по рукаву плаща. Но провожать пастуха не спешил. – Ты откуда такой взялся? Из Тьмутаракани, до сих пор не исследованной?

- Нет, я не из Тьму... этой. Но у нас до сих пор газ не подведен, дровами топимся. Лектричество когда захотят, тогда вырубят, - рыская расширенными зрачками вокруг, зачастил мужик. – Радиво одно гутарить. Его никогда не выключали. А зачем тебе мои подробности?

- Я же сказал, что Коца попросил меня встретить тебя и выкупить все побрякушки, на которые вы с ним договаривались. Давай отойдем в сторонку, побеседуем в спокойной обстановке,- мужчина подтолкнул пастуха за ворота, к углу между входом в продуктовый магазин и хлебной палаткой. – Заодно расскажешь, в каком районе находится твоя глухая деревня, в которой до сих пор нет газа.

- Его нету прямо за вашим городом, за Ростовом. Отъедь километров пятнадцать, хоть к неклиновцам, сам убедишься. Я туда уж при перестройке стадо гонял. По обмену, - снова пытаясь вырвать рукав плаща из цепких пальцев незнакомца, уперся на месте мужик. – И говорить мне с тобой не о чем. Не знаю я никакого такого Коцы.

- Я тебе его сейчас обрисую, и ты вспомнишь. Не велика проблема, - схватился за плечо второй рукой мужчина. – Пошли, говорю, коли приехал.

Своевольный жест мужчины окончательно лишил пастуха душевного равновесия. Так могли вести себя только городские милиционеры, привыкшие деревенских не считать за людей. Дернувшись по направлению к железной воротной ферме, он одновременно попытался оттолкнуть от себя все теснее жавшегося к нему мужчину. Завязалась короткая борьба, укрепившая в сознании, что перед ним человек нехороший. Лихорадочно повертев головой вокруг, пастух рассмотрел в толпе еще одного, страждущими глазами как две капли воды похожего на того, кто пытался его затащить в простенок. И он от страха завизжал поросенком. От мысли, что принеснный с собой узелок с драгоценностями тоже могут отобрать недобрые люди. Как перед этим пропал похожий на него, спрятанный под застреху в собственном подворье. Уж в этот раз дочка с внучком и зятем точно ни на минуту не задержатся в родной хате. Новый год придется справлять в тоскливой компании престарелой матери и отработавшей свое на молочно-товарных фермах нескладной супружницы.

- Отцепись от меня, репейный, - заголосил он в полный голос. – Не знаю я никакого валютчика... Никаких ваших коцев не ведаю. Я за колбасой приехал...

Вокруг образовалась небольшая толпа. Многие из людей с живым участием посматривали на перепуганного насмерть деревенского мужика, безуспешно пытавшегося вырваться из цепких пальцев прилично одетого мужчины. Но вмешиваться в дебош не спешили по причине незнания вины колхозника с ограниченным выражением на лице, которому не хватало лишь кнутовища в заскорузлых ладонях. То ли он что-то утащил, то ли сплюнул, не оглянувшись. В подобных случаях в Ростове незыблемо соблюдался всего один непреложный закон – каждый отвечает только за себя. В этот момент живое кольцо разорвал высокий незнакомый парень за двадцать лет. Оттолкнув вцепившегося в рукав мужчину, он рывком дернул пастуха на себя:

- Это мент. Отрывайся от него, - негромко сказал он на ухо. – А твой скупщик ждет во дворе знакомого тебе дома через проспект. Быстро дергаем отсюда.

Прилично одетый мужчина растерянно прищурился маленькими глазками, но в драку с парнем не полез. Завертев головой по сторонам, сквозь толпу сунулся по проходу в поисках милицейского наряда. Народ тоже навострился по своим делам, посчитав бесплатный концерт оконченным.

- Какой скупщик?.. – рявкнул было пастух. И осекся, вспомнив двор, в котором проводил сделку со смелым и справедливым скупщиком царских орденов. Без сопротивлений поволокся за парнем. Однако переспросил. – А где он сам?

- Я же сказал, во дворе дома через проспект, - подталкивая мужика через трамвайные линии, повторил тот. – Машину возле стоянки видишь? Сейчас садимся в нее и сразу к нему.

- А почему не пешком? - у пастуха снова захолонуло под сердцем. – Сколько тут итить!..

- Ты хочешь, чтобы тебя менты повязали? – перекосился провожатый. Указал пальцем на спешащего к базарному патрулю мужчину. – Посмотри вон туда. Они разговаривать не станут. Враз приклеят уши к щиколоткам.

Вазовская «шестерка» долго петляла по неочищенным от снега ростовским улицам, пока не приткнулась к желтому двухэтажному зданию. Доверившись судьбе, мужик за время пути не проронил больше ни слова. Он перестал соображать, как только они проскочили знакомый перекресток, за которым стоял многоэтажный дом с закрытым двором за ним. То ли трое сидящих в кабине молодых парней решили оторваться от погони, то ли таким образом запутывали следы. Во всяком случае, их надо было поблагодарить за то, что увезли от милицейской расправы. В тесной камере живодеры сначала обыскали бы с ног до головы, потом потешились бы вволю. А эти парни к нему ни разу не прикоснулись. Настораживало лишь то, что за всю дорогу друг с другом они перебросились всего несколькими странноватыми фразами. Открыв дверцу, один из парней вылез наружу, поманил мужика пальцем:

- Вылезай, страдалец. Приехали.

- А где энтот... скупщик? – выкидывая ноги в валенках за подножку, решился спросить мужик.

- Сейчас узнаешь. Он тебя уже заждался.

- Где заждался? Ты сказал, что он в том дворе, который мы проезжали.

- А теперь в квартире укрылся. Холодно стало. Не понял?

Хохотнув, парень грубо сграбастал пастуха за воротник, потащил к обшарпанному подъезду. В спину больно подтолкнул второй из пассажиров. Третий шустро поскакал вперед, открывать тяжелую облупившуюся дверь. Мужик, наконец-то, осознал, кем на самом деле являлись его освободители. По телевизору едва не каждый день показывали, как отпетые уголовники мучали простодушных граждан и наживших небольшой капиталец предпринимателей с бизнесменами. В квартирах они приковывали их наручниками к батареям отопления, проглаживали утюгами, резали кожу со спины на лоскуты. Неделями не давали пить и есть, пока приговоренные не соглашались подписать нужные бумаги, или не отказывали бандитам нажитое целиком. От кончиков пальцев на ногах до макушки пастуха продрал морозный озноб. Он понял, что с ним церемониться не станут вообще. Не та фигура. В голове промелькнула запоздалая мысль, что попал он из огня да в полымя. В последние дни не везло во всем. Ни с дочкой не получалось душевного разговора, ни с домашними. Казаки из станицы Раздорской тоже намекнули, что нанимать на этот сезон пастуха они решили из своих. Словно найденный на хуторе клад оказался запертым на тройное проклятье, снять которое теперь не под силу стало никому. Но покорно подчиняться воле судьбы означало потерять все. В том числе расстаться с сокровищами. Главное, достанутся не детям, не близким, а тем, кому всю жизнь пришлось завидовать, и кого он презирал. Отморозкам, любящим пожрать послаще, да поспать с бабами покрасивши. Уловив момент, мужик напрягся, ногой ловко ударил под колено шагающего рядом парня. Как только тот перекосился на бок, волчком крутнулся назад, под расслабленные руки заднего. И бросился в проход между каменной стеной на оживленную улицу. Его поймали на выходе, когда оставалось перескочить порог за ту сторону забора. Но бросок для парней получился запоздалым. Мало того, что пастух заверещал недорезанным поросенком, на их беду по улице дозором проезжал милицейский патруль.

- Карау-у-ул, убивают, - заголосил скотник. – Люди добрые, помогите!..

Он расшвыривал от измазавшегося розовой пеной рта настырные ладони отморозков, взбрыкивал ногами, стараясь попасть в пах. Царапался, кусался и дрался до тех пор, пока место насилия не окружила толпа людей, а ленивые милиционеры не решились на пресечение непорядка. Подхватив под руки пастуха, они придавили его к кирпичному ограждению, не давая возможности распалившимся парням наносить удары. От женщин посыпались сострадательные замечания:

- Уже за деревенских взялись... Вконец оборзели, беспредельщики.

- С мужика-то что взять? Морды отожрали, не ведают, на кого нападают.

- Не глядят, что у него дырок на одежке больше, чем у дуршлага.

- Этот мужик богаче вас, вместе взятых, - рявкнул на толпу не выдержавший оскорблений широкоплечий парень. – Он с виду такой.

- И никто его не грабил, - подмигнув милиционерам, добавил второй. – Ему хотели дело предложить, а он заартачился.

- Вас, ребята, и правда не в ту сторону повело, - оглядев пастуха с ног до головы, покосился на парней один из ментов. – Что вы такое городите? Какие капиталы у него могут быть?

- Мы пошутили, он нас оскорбил, - спохватился запальчивый. – Потом ногами начал пихаться.

- А вы надумали мужика проучить, - понимающе ухмыльнулся старший патруля. – Решайте, разойдетесь по мирному, или калитку сзади нашего автозака открывать?

- Лучше проезжайте, мы разберемся сами, - протянул руку пастуху один из отморозков.

- Они хотели затащить меня в квартиру и приковать наручниками к батарее, - шарахнувшись за спины милиционеров, снова завизжал мужик. – Заберите меня с собой, иначе они убьют.

- За что убивать-то! – приподнял плечи сержант. – Иди своей дорогой, инцидент исчерпан.

- Мы его проводим, - подцепил крестьянина за край плаща один из парней. – Мы поладим, не беспокойтесь.

- А кто вам поверит? На мордах написано, что вы живодеры, – откликнулся кто-то из толпы. Посоветовал задумавшимся милиционерам. – Забирайте всех, и дело с концом. В отделении они расскажут все, как есть.

- Да ты ошизел, сука, - замахнулся на подавшего голос человека один из парней. – Тебя самого прямо здесь закопать надо.

Милиционеры моментально напряглись. Скорее всего, они часто выезжали в командировки в горячие точки, поэтому особого страха перед местными бандитскими группировками не испытывали. Как не горели желанием влезать в любой мелочный по их меркам конфликт. Но сейчас пахнуло проблемой посерьезнее. Сержант переместился за спину отморозков, его напарник шевельнул вислыми плечами:

- Гражданин высказался по делу, - жестким взглядом уперся он в троих парней. Указал пальцем по направлению к высокозадому «бобику». – Пройдемте, парни, в отделении разберемся.

- Да ты что, служивый? Мы помирились давно, - бросив косой взгляд на нервного товарища, постарался сгладить ситуацию второй из парней. – Айда по домам, ребята. Сто лет нам этот шелудивый не снился.

- Они привезли меня приковать к батарее и шкуру лентами сдирать, - продолжал канючить пастух. – Не оставляйте меня тут. Они убийцы.

- За что тебя приковывать? Кто ты такой? – не мог взять в толк широкоплечий милиционер.

- Коз-зел паршивый, вот кто, - не в силах справиться с возбуждением, передергивал скулами самый нервный. Его бесило, что какой-то задрипанный пастух сумел обвести всех вокруг пальца. – Не видишь, как за свою сраную душонку трясется? Ж-животное.

- А ты никогда не трясся? – тоже начал заводиться милиционер.

- Я не из мужиков, - огрызнулся парень.

- А из кого? Из блатных?

- Он из отморозков, - сплюнул в сторону сержант. Словно что-то решив, поправил на ремне кобуру, коротко махнул рукой подчиненному. – Иди открывай дверцу. Будем брать.

- Подождите, ребята, - обращаясь к старшему, не на шутку забеспокоился тот из парней, который уговорил пастуха сесть в машину. – Давайте разберемся здесь. По хорошему.

- Вы способны на плохое? – внаглую ухмыльнулся сержант. Заметив, что дверца милицейского «бобика» распахнулась, приказал. – Вперед, в нашем салоне свободных мест достаточно. Вам еще предоставят время для раздумий.

- У нас машина во дворе стоит. Не закрытая, - не унимался парень.

- Об этом надо было думать раньше.

- Правильно. Так им и надо, - донеслось из расходящейся толпы.

Когда за парнями захлопнулась дверь, широкоплечий милиционер обратился к сержанту:

- А с мужиком что будем делать? Отпустим, или как?

- Зачем отпускать. Пусть прокатится с нами, нарисует заявление на своих обидчиков. Совсем оборзели. Лишь бы морду начистить.

- Может, я бы теперь сам пошел? – вместо того, чтобы успокоиться, еще больше запаниковал пастух. Зыркнул бешенными зрачками в сторону зарешеченных оконцев патрульной машины. – Мучителей вы арестовали, а я вам к чему?

- Иди, иди, - подтолкнул его к кабине милиционер. – Отомстишь козлам и пойдешь своей дорогой.

- Мне бы на вокзал. Скоро мой автобус.

- Во, блин. Ему доброе дело сделали, а он опять за свое. Успеешь, говорю.

В отделении парней сразу заперли в отдельную камеру, а мужика водворили в телевизор, в котором не уставали искать блох на своей одежде и по стенам двое шустрых кавказцев. На вновь подселенного они не обратили никакого внимания, лишь оценили моментальными взглядами. Не стал приставать с расспросами и пастух, за несколько часов пополнивший запас благоразумия парой неудачных контактов с горожанами. Время тянулось томительно долго. Наверное, привезшие и принявшие мужика милиционеры забыли о его существовании. Кого-то притаскивали, кого-то отпускали. За кем-то приезжала крытая машина, к кому-то вызывали скорую. Отделение милиции походило на термитник со злыми насекомыми, готовыми в любой момент ужалить каждого. Пастух исподтишка прощупывал пристроенный под брючный ремень остроугольный узелок, за передрягами переместившийся к лобку и, наверное, запутавшийся там в волосах. Во всяком случае, угнездился он довольно прочно. Тревога как поселилась после пропажи похожего набора, так и не думала отпускать, натягивая нервы рыболовными лесками. Часового с автоматом у входа сменил другой. За зарешеченными окнами ярко освещенной дежурки угасал дневной свет. Скоро он превратился в чернильную массу. К телевизору подходили и отходили милиционеры, на просьбы мужика равнодушно пожимавшие плечами. Даже в туалет ни разу не вывели. Пришлось помочиться под себя. Наконец, скрипучая калитка открылась, милиционер с двумя лычками поманил пальцем за собой. С той стороны барьера дежурный с погонами майора пролистал журнал задержаний. Поднял начинающую лысеть голову:

- Фамилия, имя, отчество?

Мужик отозвался осевшим голосом. Сил на то, чтобы заняться оправданием себя, уже не осталось. Облокотившись о широкую доску, он сонно прищурился на офицера.

- Расскажите, за что вас водворили в телевизор? – механически спросил дежурный.

- В какой такой телевизер? – не сообразил сразу мужик.

- За что вы задержаны?

- Не знаю. Парни молодые пристали, хотели ограбить.

- Они заметил у вас большие деньги?

- Никаких денег у меня нету. Откуда они, когда с собственного подворья живем. Да на пенсию.

- Тогда почему к вам пристали?

- Я плохого ничего не делал, шел своей дорогой. Они сунули в машину и хотели наручниками приковать к батарее. Эти... беспредельщики.

- За что?

- Говорю вам, не ведаю. По базару шел, за колбасой приехал.

- Хорошо. Давайте ваши документы и выкладывайте, что у вас в карманах.

- В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. И сотни рублей на билет до дому не наскребется. Деньги..., - мужик притворно обиженно засопел. – Их надо спрашивать с тех, кто ими ворочает. А мы с натурального хозяйства живем.

- Его надо обыскать, - наклонился к майору один из офицеров в комнате. – Не может быть, чтобы члены бригады Хомяка с авторынка напали на беззащитного крестьянина.

- Кто ее..., - с сомнением пожал плечами дежурный. – Они давно перестали разбираться, где пахнет наваром, а где голый васер. Думаю, мужик их просто оскорбил. Не пропустил впереди себя, например. Или локтем неудачно толкнул. Хотя... давай попробуем.

Подозвав младшего сержанта, майор приказал ему обыскать крестьянина. Милиционер отложил резиновую дубинку, внимательно присмотрелся к приткнувшемуся в углу барьера объекту шмона. Кроме отвращения, мужик не вызывал никаких эмоций. Но приказ поступил, выполнять его следовало. С брезгливой гримассой на лице он приблизился. В этот момент пастух в какой раз за сегодняшний день ощутил, что пришел его конец. Язык прирос к небу, сердце упало в живот. Ему опять захотелось заверещать недорезанным поросенком, потому что при этих звуках люди становились покладистее. Но горло стальной хваткой сжали спазмы.

- Не бойся, никто тебя насиловать не собирается, - сузив глаза в жесткие щелки, с презрением ухмыльнулся милиционер. – Эх, какой стыдливый. А может, под лохмотьями чего прячешь?

- Нечего мне прятать, - с натугой прохрипел пастух. – Я вот он перед тобой.

- Так придвигайся поближе, суслик. Расстегивай свои одежки. Будем глядеть, что ты затарил в их складках.

От страха у пастуха непроизвольно сработал живот. Громко и продолжительно пернув, он испуганно уставился на новых мучителей. Залился в голос, бороздя морщинами заросшие рябой щетиной щеки. Милиционеры смущенно и недоуменно переглянулись. Такого задержанного они наблюдали в первый раз. А мужик тем временем набирал силу:

- В наручники закуете... в камере к батарее прицепите? Что я такого сделал, целый день мучаете? Я за колбасой приехал...

- Это дурак, - после некоторого молчания неуверенно произнес стоящий рядом с майором офицер. – Его в Ковалевку надо отправлять, а не у нас держать.

- Он провонялся насквозь, - брезгливо отвернул лицо попытавшийся прикоснуться к одежде пастуха милиционер. – Фу, падла... Иди на хрен, скотина.

Зачесав волосы назад, майор бросил руки на стол, молча уставился в журнал задержаний. Дождавшись, пока пастух сбавит обороты, с неприязнью спросил:

- Заявление на своих обидчиков писать будешь?

- На каких обидчиков? Я никого не трогаю..., - запричитал мужик. – Они сами на меня напали, хотели наручниками...

- Это мы уже слышали, - жестко оборвал майор.

- Гони ты его в шею, - посоветовал офицер. – Волокут сюда кого попало...

- Иди расписывайся. Вот здесь, - дежурный ногтем отчертил нужную строчку. – Ты сколько классов закончил, мудак?

- Четыре. Потом в пастухи подался.

- Там тебе и место, - подвел конец разговору майор. – Распишись и дергай на все четыре стороны. Если еще раз тебя привезут в наше отделение, я сразу вызову бригаду из Ковалевки.

- Может, он уже там побывал, - усмехнулся в усы офицер.

- Документы какие-нибудь есть? – облокотился о прилавок милиционер.

- Документов мы с собой не возим, - ставя закорючку в журнале, всхлипнул пастух. – А дома и паспорт, и другие бумаги с печатями имеются. А как же...

Когда пастух вышел из отделения милиции, над городом уже висел глубокий вечер. Вокруг сплошным забором светились окна многоэтажных домов. К ночи морозец покрепчал, сразу принявшись пощипывать за уши. Спустившись со ступенек, мужик повертел головой по сторонам. Заметил недалекую остановку транспорта, направился туда. Уже сидя на лавочке понял, что на автовокзал ехать не зачем. Последний рейсовый автобус давно показал красный как у макаки зад. К тому же и городских становилось все меньше. На смену им пришли дорогие маршрутки. Мокрые штаны стали колом, взялись примерзать к голым железным планкам. Ко всему возле ярко освещенных палаток, набитых бутылками со спиртным и пачками сигарет, крутились кодлы из обозленнных на все вокруг малолеток. С хрустом оторвавшись от сидения, пастух завернул за стеклянные боковины остановки и, непрерывно оглядываясь, окунулся во тьму. Он взял направление к высотным домам со светлыми окнами. Он был наслышан о бомжах, о их теплых ночлежках возле горячих труб в подвалах. А двери в подъездах в России не закрывались испокон веков.

Искать место ночлега пришлось недолго. Уже укладываясь на доски под толстыми трубами в душной коллекторной, мужик сонно подумал, что утром на рынок заглянуть нужно обязательно. А потом уже тащиться на автовокзал. Не может быть, чтобы такой шустрый валютчик, как этот Коца, не объявился на своем месте. Скорее всего, или изрядно выпил. Или решил взять выходной. Он обязательно выйдет на работу. Повозившись рукой под ремнем,нащупал намокший от мочи корявый узелок. Успокоенно вздохнув, вытер осклизлые пальцы о полу брезентового плаща. И смежил веки.

 

Глава двадцать первая.

 

В Областном Управлении милиции творилось невообразимое. Поздним вечером прошедшего дня казачий атаман станицы Раздорской по прямому проводу доложил дежурному офицеру, что в районе заброшенного хутора на другой стороне реки Дон казаки его юрта слышали сильную стрельбу из автоматического оружия. Так же различались одиночные пистолетные выстрелы с несколькими взрывами гранат. Собрав отряд из верховых казаков, атаман принял решение прочесать оставленный жителями хутор на предмет выявления в нем нарушителей окрестного спокойствия. Может, какая бандитская группировка надумала соорудить в том месте свою базу. К середине ночи от того же, переправившегося с отрядом по льду на противоположный берег, раздорского атамана поступило сообщение о найденных казаками нескольких трупах в посаженной недалеко от трассы лесополосе. Убитыми по национальной принадлежности были чеченцы. Оружие осталось при них. Там же они наткнулись на остов изрешеченной пулями корейской «ДЭУ-эсперо». Без номерных знаков. Следы настоящего боя обнаружились и в одном из полуразрушенных домов в центре хутора. В доме живущего на отрубе, недалеко от того места, пастуха не оказалось самого хозяина. Родственники сообщили, что перед этим на подворье кто-то убил их овчарку, бывшую вожаком собачьей стаи. Поначалу хозяин подворья решил, что овчарку загрызли волки. Но приехавший из Москвы зять позднее обратил внимание на то, что раны не рваные, а ровные. Как от ударов ножом. Долгое время работавший в станице пастухом по найму, хозяин как убрался из усадьбы ранним утречком, так не объявлялся до сей поры. Выстрелы со взрывами гранат до них доносились тоже, добавляя тревоги за пропавшего мужа и отца. Атаман сообщал, что вдоль хутора, затем по степи до самой трассы, видны следы от широких колес с шипованной резиной. Возможно, их оставили несколько джипов. Дальше по трассе казаки решили не продвигаться, а определив, что наезжавшие на мощных машинах направились в сторону Ростова, вернулись обратно в станицу. Обо всем произошедшем раздорский атаман одновременно поставил в известность атамана Всевеликого Войска Донского. По приказу Верховного в район происшествия уже этой ночью выдвинулись казаки ближайших юртов.

В просторном кабинете мерил шагами поскрипывающий паркет начальник Областного Управления милиции. За длинным столом и на стульях вдоль стен сидели почти все основные работники внутренней службы: следователи, начальники отделов, сотрудники лабораторий, криминалисты. Хозяин кабинета с погонами генерал-лейтенанта на плечах изредка вскидывал выступающий вперед подбородок, поворачивал голову в сторону очередного докладчика. Наконец, очередь дошла до представителя местного УФСБ. В общих картинах обрисовав положение, он призвал сотрудников милиции подойти к возникшему вопросу максимально собранно. Накопить как можно больше информации, выяснить, кто из ростовских разбойных группировок давно точил зуб на чеченцев.

- Чеченцы-хрененцы... Как они вообще там оказались! Что им было нужно в тех глухих местах? – не прекращая движения, шевельнул тяжелыми плечами начальник Управления. Провел ладонью по коротким с проседью волосам, усмехнулся своим мыслям, нацеленным на поднятие боевого духа у взбудораженных с утра подчиненных. – Может, надумали взять у казаков в аренду часть сельскохозяйственных угодий и отстроить деревню для беженцев из Чечни?

- А тут, на их беду, конкуренты объявились, - негромким голосом дополнил кто-то генеральскую условность. Выходцы из непокорной республики многим оперативникам успели проесть плешь. – Из курдов, или из Средней Азии, например. Впрочем, курдов к себе на постоянное место жительства пригласили американцы.

- Еще бы они чеченцев призвали. Испробовали бы их на зуб.

- Вряд ли это так. По нашим сведениям чеченцы чеченцам никогда не помогают, со времен присоединения к России требуя благ от самих русских, - с сомнением в голосе по серьезному отклонил неуместные по его мнению подначки уфээсбэшник. – Мы направили на место происшествия своих людей для опознания личностей убитых. К каким из известных группировок они принадлежали. Не являлись ли разыскиваемыми, в том числе и по Интерполу, членами незаконных вооруженных бандформирований на территории самой Чечни.

- Странно и другое. Почему убитых чеченцев не подобрали свои, - подключился к разговору один из начальников отделов в чине подполковника. – Тем более, как нам доложили, автомобильные следы от лесопосадки ведут прямо к ростовской трассе. На них это не похоже.

- Может быть, их замочили эти самые свои, - подал из-за стола голос кто-то еще. – Или все произошло настолько моментально, что времени на подбирание за собой голых улик просто не осталось.

- Или сами казаки не поняли предложения чеченцев о строительстве на их землях деревни для беженцев, - угнув голову, как бы под нижнюю челюсть пробурчал чубатый капитан.

- Замочили. А потом кому надо отрапортовали.

- Ты хотел сказать, что на кладбище те займут места меньше?

- А кто ее... Кругом идет передел собственности. Человеческая жизнь, тем более, нынешних врагов с ножом у горла, ни в грош не ставится.

- Человеческая жизнь – любая – бесценна, - решил оборвать не в ту сторону поскакавшие рассуждения подчиненных начальник Управления. Занял свое место во главе стола, пошелестел бумагами. – В докладной еще один штришок. На месте убийства группы чеченцев обнаружена машина «ДЭУ-эсперо». Почему никто из казаков не догадался посветить фонариком на номера? Чей кореец, из какой области или республики.

- Товарищ генерал, номера с машины были сняты, - ответил дежурный офицер, принимавший рапорт казака. – Мною на полях сделана пометка.

- Увидел. Спасибо, - пробурчал генерал. – От гаишников ничего не поступало? От тех, кто отстоял ночную вахту.

- Я уже справлялся, - снова встрепенулся дежурный офицер. – В районе моста под Шахтами после полуночи случился небольшой инцидент с превысившими скорость на ночном шоссе, и на въезде на мост непосредственно, чеченцами на джипе «Чероки». Дело едва не закончилось стрельбой.

- Что им было надо? И чем откупились от патрульных? – не поворачиваясь к начальнику ГАИ, резко спросил у дежурного начальник. В голосе появились стальные ноты. – Только без скромностей.

- Ничем, товарищ генерал. Заплатили положенный штраф, который отмечен в документах.

- И патрульные их с миром отпустили... Понятно. Откуда они двигались и сколько их было в салоне, тебе не передавали?

- В общих чертах, - замялся офицер. – Чеченцы по одному не катаются.

- И здесь все ясно. Чем умнее человек, тем дальше отодвигается он от общества. В отшельники уходит. Умный-то, - хозяин кабинета многозначительно осмотрел присутствующих, огладил руками лицо. Засунул между пальцами полюбившийся ему паркер. – С трассы больше никаких сообщений? Я давал посланной с утра группе указание по возможности просматривать обочину дороги с близлежащими окрестностями.

- Пока не отзывались. Но заступивший вместо меня на пост оперативник на постоянной связи.

- Хорошо. Будем считать, что по этому вопросу мы отработали. Осталось ждать результатов проверки. Дальше у нас что? – генерал перелистал докладную записку. – К главарю чеченских отморозков, к этому Асланбеку, кого-нибудь направили? Его давно за жопу пора брать.

- Так точно, товарищ генерал. К Асланбеку в его резиденцию в клубе игорного бизнеса с группой из криминального отдела откомандирован майор Потапов. Пока тоже никаких донесений.

- Кто из кавказских криминальных авторитетов прибыл в Ростов за последние несколько суток? Из переодевшихся в овечью шкуру боевиков тоже, - хозяин кабинета повернулся к представителю разведки. – УФСБ нам в этом деле ничем не сможет помочь?

- С удовольствием, - зашевелился на стуле разведчик. – Во первых, на замену расстрелянного бригадиром с центрального рынка Слонком, несостоявшегося вора в законе Пархатого, из Армении подкинули еще одного беспредельщика. Тоже без пяти минут вора.

- Знаем. Метят армяне в смотрящие по Ростову, - прищурившись, вставил в информацию замечание начальник. – Прости, это я своим поясняю.

- Вряд ли такое возможно. Хотя, как знать, - пожал плечами разведчик. – У самих казаков лидером долгое время был представитель армянской национальности, не щадивший ни своих, ни чужих. Пока не упекли за решетку.

- У казаков ни национальность, ни происхождение в расчет никогда не брались. Тем более, армянином тот ублюдок был на половину.

- У воров такая же тенденция к космополитизму. Еще к нам пожаловал с визитом вежливости небезызвестный в воровской среде грузинский авторитет Автандил Колхидский, - продолжил уфээсбэшник. – Сейчас он ведет переговоры на даче у смотрящего по Ростову Вадика Червонного. Вопросов друг к другу у обоих накопилось достаточно.

- Тоже факт нам известный. Эти договорятся. В Москве Квантришвили пустили в расход, а изменений в отношении столичного криминала в лучшую сторону не предвидится, - понимая, что уфээсбэшник до конца никогда не раскроется, отложил паркер в сторону генерал. – Не сдернул бы в Америку Слава Япончик, да не загремел бы там в тюрьму,порядка среди законников было бы больше.

- Тогда его бы здесь достали. Или свои, или чужие. Или уголовный кодекс, в конце концов.

- Замнем для ясности. Итак, каким боком названные уголовники могут соприкасаться с чеченскими группировками?

- У всех у них интерес один – денежный. Залетные чеченские боевики, если для отдыха выбирают Россию, то стараются вести себя неприметно. Не Турция с Саудовской Аравией.

- Вообще, не весь дружный исламский мир, - развел руками один из начальников отдела. – Я до сих пор с опаской посматриваю на Татарстан с Башкирией, на другие восточные, бывшие союзными, республики. Непостижимо, но там ваххабизм с агрессивным исламизмом гасятся в корне самими руководителями с чуткой общественностью.

- Что тут непонятного? За время Советской власти народ в этих республиках успел поумнеть, основательно европеизироваться, - пожал плечами его сосед подполковник. – Хороший пример тоже бывает заразительным.

- Вот именно, - усмехнулся начальник Управления. – К сожалению, не для всех.

В этот момент на одном из телефонных аппаратов зажглась сигнальная лампочка. Генерал снял трубку. И сразу сдвинул черные кустистые брови. По грубоватому лицу пробежали размытые тени, в глазах появилась твердость. Несколько раз повторив «...так... так...», он сделал знак рукой, что хочет сообщить присутствующим важные подробности. Затем вернул трубку на место, сделал на страницах доклада несколько отметин.

- За Шахтами, в нескольких километрах по направлению к Ростову, обнаружен джип «Тойота» с тремя убитыми чеченцами. Внедорожник несколько раз перевернулся и упал в глубокий кювет с зарослями кустарника на дне. Поэтому сразу, учитывая предрассветную пору, его никто из проезжавших по трассе не заметил, - генерал кинул скользящий взгляд на листы бумаги перед собой. – Кроме того, командир группы сообщил, что бандитов в салоне явно было больше. Оставшиеся в живых, видимо, по мобильникам вызвали подмогу и продолжили движение в сторону областного города уже на других машинах. Следы свидетельствуют именно об этом. – начальник Управления пожевал сухими губами. - Думаю, это те чеченцы, с которыми ночью получился конфликт у гаишников. Не исключаю возможности, что банда преследовала другой автомобиль.

- То есть, вполне допустимо, что другие чеченцы висели на хвосте у убийц их соплеменников в районе лесопосадки у станицы Раздорской? – привстал со своего места уфээсбэшник. Поймав утвердительный кивок головой хозяина кабинета, быстро закрыл папку с документами. – Я в свое Управление. Похоже, закручивается что-то серьезное.

Проводив его взглядом до выхода из кабинета, генерал продолжил:

- Приказываю обзвонить посты вдоль всей трассы от границы с Калмыкией до Ростова. В городе и области немедленно ввести план «Перехват». Осматривать все иномарки с большим объемом цилиндров двигателей. Кроме фотографа, криминалистов и начальника лаборатории все свободны.

Когда за последним сотрудником закрылась дверь, генерал вновь проверил новые отметки на докладе, покосился на телефонные аппараты:

- Сейчас дождемся еще одного, интересующего меня, сообщения и начнем собираться на выезд, - он вскинул подбородок вверх. – Группа экспертов должна быть укомлектована по полной программе Возглавит ее старший следователь по особо важным делам капитан Марфушин. Задерживаться нигде не будем На месте преступления под Шахтами оставим дознавателей и продолжим путь дальше. Думаю, начало всей преступной цепочки находится на том самом заброшенном хуторе, о котором вскользь упомянул раздорский казачий атаман. Нутром чую, что в этом хуторе произошло что-то из ряда вон выходящее.

- Простите, товарищ генерал, - подал голос капитан Марфушин. - В докладной указывается, что пропал какой-то пастух, который жил на отшибе именно в том районе. Не тот ли это мужик, на центральном рынке продавший валютчикам нагрудный знак с портретом императора Петра? Мне помнится, что во время посещения нашего Управления Пулипером, тот ссылался на какого-то крестьянина, о котором велась речь и на закрытом совещании.

Обдав подчиненного тяжелым взглядом, хозяин кабинета промолчал. То, на что попытался обратить внимание старший следователь, у него начало формироваться сразу по прочтении составленной дежурным записки. Отвернувшись, он посмотрел на закрывавшие широкие окна, собранные ввиде театральных оборок, шелковые занавески. За окном входил в силу новый день.

Несколько милицейских автомашин во главе с новехоньким «БМВ» просвистели мимо гаишного поста на выезде из Ростова-на-Дону и, соревнуясь в скорости с идущими на посадку на близком аэродроме самолетами, взяли направление на Новочеркасск. Через полчаса и казачья столица с черными куполами Успенского собора уплыла в сторону. Прямая как стрела дорога на город Шахты жестко легла под широкие колеса. Но сидения водителей не зря занимали асы своего дела.

На месте аварии были выставлены запрещающие дорожные знаки. Сам застрявший кузовом в кустах джип «Тойота» широким полукольцом оцепили милиционеры патрульной службы. «БМВ» мягко подкатила к обочине, скрипнув тормозами, остановилась. Из салона вылез генерал-лейтенант внутренней службы. Окружающие взяли под козырек. Опершись о протянутую кем-то из офицеров сопровождения ладонь, начальник Управления скользнул по обочине хромовыми сапогами, сбежал вниз. Обойдя вокруг джип с видневшимися из окон конечностями убитых чеченцев, он остановился поодаль, молча выслушал доклад начальника оперативной группы. Сделав знак рукой приехавшим с ним в других автомобилях сотрудникам, чтобы они приступали к работе, снова посмотрел на докладывающего.

- Из знакомых по оперативным сводкам никого нет? – спросил он.

- Есть, товарищ генерал. Послали запросы, в том числе, в УФСБ.

- Карманы, багажник, проверяли? На предмет присутствия документов, другого компрометирующего материала.

- Документов не оказалось ни у кого. Материалов, компрометирующих убитых бандитов, предостаточно. Начиная с оружия, заканчивая записными книжками с телефонами известных в области криминальных личностей, с абонентами в Чечне. С книжками предстоит напряженная работа. Все вещдоки переданы дознавателям.

- Оружием бандиты пользовались?

- Так точно. Стреляли до последнего момента.

Генерал переступил с ноги на ногу, заложил руки за спину:

- Что еще можешь сказать? И какое твое мнение обо всем этом?

- Мнение только одно. Чеченцы кого-то пытались нагнать, на большой скорости уходящего от них, - офицер снял перчатку, пальцем провел по пышным усам. - Мы осмотрели приличный участок дороги. За Шахтами машины продолжали идти след в след. Затем убегавшие свернули на обочину. Предполагаю, что погасили габартные огни. Дождавшись преследователей, расстреляли их из автомата Калашникова в упор. И спокойно поехали дальше.

- Сколько было машин, и как ты думаешь, кто бы это мог быть?

- Автомобиль тоже один – джип «Чероки». Из японцев такого класса лишь он ближе к утру проехал по Аксайскому мосту. Инспекторам ДПС задерживать его было не за что. В остальном – теряюсь в догадках.

- Хорошо. Продолжайте осмотр.

Развернувшись, начальник Управления снова полез на насыпь. «БМВ» неслышно оторвалась от обочины, потянув за собой, как на веревочке, еще несколько милицейских автомобилей.

Когда небольшая колонна подкатила к лесополосе, наступило обеденное время. Начальник Управления не стал изменять привычкам. Приказав шоферу приткнуть машину к густым кустам, отвинтил пробку с плоской фляжки, сделал несколько крупных глотков. Хороший коньяк взялся за хорошее дело. Без того красное лицо генерала раскраснелось еще больше. Шустрый адъютант по быстрому развернул на откидном столике дорожный тормозок, налил в стаканчик крепкого горячего кофе. За несколько часов успевшие продрогнуть, оперативники на месте преступления терпеливо дожидались появления высокого начальства. Генерал возник, как всегда, бодрый, подтянутый, всем цветущим видом показывая готовность к несению нелегкой службы. На самом деле, его не здорово тревожили трупы чеченских беспредельщиков. За долгую карьеру на убитых он насмотрелся вдоволь. Ему не терпелось поскорее очутиться на видневшемся сквозь ветви голых деревьев крестьянском отрубе с обширным подворьем. Именно самому досконально разведать обстановку, а не посылать туда своих помощников. Натертым нюхом профессионального сыщика он чувствовал, что все началось оттуда. Из-за хозяина рубленного на века дубового пятистенка с видом на вольный Дон, из-за корявого мужика-деревенщины, о котором доложил ему приставленный к центральному рынку исполнительный сексот, завертелась эта кровавая карусель. Неужели и правда подтверждаются слухи о кладе Стеньки Разина? Поторчав над раскиданными по земле трупами чеченцев, покачавшись с пяток на носки возле расстрелянной «ДЭУ-эсперо», он приказал перегнать машину на другую сторону лесопосадки и, заняв кресло рядом с водителем, молча кивнул по направлению к огороженному горбылем подворью. Новенькая «немка» мягко заторопилась по неезженной со дня сотворения мира степной колее.

Первым на высокое крыльцо взбежал исполнительный адъютант. Он же постарался успокоить вновь запаниковавших родственников пастуха. Оказалось, что дома тот не объявлялся уже вторые сутки. Видно было, что часть родных собралась в дальнюю дорогу. В прихожей на лавках высились тугие чемоданы и объемистые сумки. Около наряженной в углу елки под присмотром нервной на вид молодайки приплясывал голопузый карапуз. За столом сидели пожилая женщина в платке и ладный мужчина с крепкими рабочими руками. С печки на вошедших взирала древняя старуха. Сняв папаху, генерал скрипучими сапогами прошагал к столу, опустился на неуклюжий табурет. К нему тут-же потянулся ребенок.

- Отойди, говорю, - резко прикрикнула на него, видимо, дочь пастуха. – Не видишь, дядя приехал нас арестовывать.

- За что вас арестовывать! – нарочито простодушно заворчал генерал. Слова женщины не пролетели мимо ушей незамеченными. – Признавайтесь, что такого вы успели натворить?

- Ничего мы не сделали, - подхватив сына на руки, с вызовом отозвалась молодая женщина. – Только милиция за просто так по гостям не шастает.

- Мы не в гости пришли, а по делу, - ухмыльнулся высший милицейский чин области.

- Вот именно. Дело заводить.

- Перестань, - резко обрвал молодайку мужчина за столом. – У каждого своя работа, которую он исполняет.

- Исполнителями бывают подчиненные. А тут сам генерал пожаловал.

- Ну и что? Событие произошло серьезное. Трупы, и все такое...

- А почему вас обеспокоило, что приехал сам генерал? – внимательно присмотрелся к спорщице начальник Управления. – Разве главам ведомств отменили обязанность проверять работу своих подчиненных? Или причина вашего раздражения кроется в другом?

- Раньше такого не было, - не ответив, угнулась та.

- Раньше не было многого. Трупов тем более.

- Да не слушайте вы ее. Она сама не знает, что говорит, - замахала на дочь руками пожилая женщина. – Второй день отец дома не объявлялся, вот нервы-то и не выдерживают.

- Это ваши вещи в прихожей? – одобрительно взглянув на мать, снова обратился к молодайке генерал.

- Наши, а чьи-ж, - неприязненно отозвалась она.

- Новый год на носу, родной отец неизвестно куда пропал. А вы уезжать собрались, - взялся раскручивать на первый взгляд простую ситуацию опытный сыскарь. – Нехорошо получается.

- А что нам здесь делать? В этой глуши, - перекинув ребенка на другую руку, вскипела женщина. – Ни помощи существенной, ни в люди выйти. Одни разговоры про коров, да про хозяйство. Овцам, свиньям корма задай, курам с утками тоже. Лошадь застоялась. А тут собак целое подворье. Их тоже надо накормить.

- А как ты хотела, милая! Вон, сумки целые наложила, – всплеснула руками мать. – Откуда оно прибудет, если ухаживать не станем?

- Надо деньги делать. Деньги, а не свиней откармливать, - взвилась дочь. – За деньги в магазинах что хочешь можно купить.

- На чем делать? – прищурился генерал.

- На том... Знаем, на чем.

- Быстро же ты, дочка, родной дом стала забывать, - с укором произнесла мать.

- Поскорее бы его вообще из головы выкинуть. Одни попреки со стороны, что деревенская. Отец... Копеечку подкинул, и был таков.

- Но все-таки подкинул? – насторожился генерал.

- Не поняли еще, зачем он приехал? Говорила вам, что за так генералы по деревенским домам не расхаживают, – указала на него молодайка. – Не зря батяня уединялся, да после поездок в Ростов бабками по ночам шуршал. Вместо того, чтобы с нами поделиться, он милицию решил обогатить.

- Чем обогатить? – прищурился начальник Управления. – Мы от него еще ничего не получили.

- И не получите. Родной дочери по крохам отслюнявливал. Остальное по углам с застрехами спрятать норовил.

- А вы нашли?

- Если бы нашли, нас бы уже тут не было.

- А все-таки, о чем, собственно, разговор? – генерал снял перчатки, положил их на колени. – Может, и с нами поделитесь?

- Мать, вон, пускай делится, - махнула кистью в сторону пожилой женщины молодайка. – Если не сумели распорядиться по умному.

Женщина с изумлением посмотрела в сторону дочери. Видимо осознав, что спровадить непрошенных гостей несолоно хлебавши теперь не удастся, опустила голову. Затем поднялась с табуретки, прошла к лежанке:

- Мать, подай-ка мне энто кольцо, что я отдала тебе спрятать, - попросила она старуху.

- Какое? С зерниночкой беленькой? – скрипуче отозвалась та.

- А что, у нас еще какие есть?

- А как же. На свадьбу мы вам с отцом, помню, по колечку отвалили. Тебе вдобавок сережки...

- Те пусть лежат, - оборвала старуху женщина. – Энто дай, в платочек завязанное.

Бабка долго шарилась в углу лежанки, пока с кряхтением не протянула завязанный узелком белый носовой платок. В горнице стояла напряженная тишина. Генерал неторопливо разглаживал на коленях перчатки, двое подчиненных вместе с адъютантом продолжали торчать в разных местах просторной комнаты. Мужчина за столом с интересом развернулся к печке. Только молодайка, прижав к груди пацаненка покрепче, ненасытным взглядом зыркала на мать и на платок в ее руках. Вернувшись на место, женщина развязала узел. На разноцветную клеенку выкатился замысловатый женский перстень с белым камешком в обрамлении золотых лепестков. Засиженная мухами лампочка под абажюром источала тусклый свет. Но и его оказалось достаточно, чтобы светлый камешек вдруг сыпанул длинными искорками по сторонам, приковав к себе взгляды окружающих. Молодайка быстро спустила ребенка с рук:

- Во-от оно что. А мне ничего так и не сказала, - она покосилась на большого начальника. – Все по углам прятали, да деньги мусолили - сколько нам дать, а сколько себе оставить. Отвалите теперь задарма вон тому, с большими звездами. Уж он распорядится, будьте спокойны.

- Что прятать-то, дочка? Одно это колечко и было, - посмотрела на генерала и пожилая женщина. – Денег я сроду не видела. Что накопили, все до копейки вам выложили.

- Мне колечко тоже ни к чему, - испытующе взглянув на хозяйку, как бы равнодушно пробурчал большой гость. Подтверждалось то, о чем он лишь делал предположения, – Разве что посмотреть на него и задать пару вопросов по поводу его объявления у вас. Перстенек на вид старинный.

- Почему ты ничего не сказала? – не отрывая глаз от кольца, не могла успокоиться дочка. Ее начала накрывать истерика. – Что вы за люди? Всю жизнь горбатились, а толку никакого!

- Не наговаривай напраслину. Мы работали на одну тебя. А перестенек я спрятала на черный день. Ото всех, - мать безнадежно махнула рукой. – Все равно перед отъездом вам бы отдала.

- Можно посмотреть? – попросил генерал.

Адъютант подошел к столу, взял перестень и передал начальнику. Тот поднес его к лицу, пристально всмотрелся в переплетения золотых нитей. Увидел под окружившими камешек листочками две отлитые старинной вязью буквы Е и В. Профессионально отметил, что бриллиант чистой воды, на вид тянет не меньше, чем на полкарата. Внутри ободка, сбоку, стояло клеймо мастера с Георгием Победоносцем на вздыбленном коне и с копьем в руках. Скорее всего, колечко отливалось в частной ювелирной мастерской московского богатея. На обычных царских изделиях отпечатывалась одна женская головка с пятдесят шестой пробой рядом. Работа была изумительно невесомой. Листочки на длинных стебельках не только перевивались друг с другом, они еще создавали неповторимые узоры, лишь к середине перстенька переходящие в узенький овальный ободок. На каждом, почти прозрачном, просматривались тончайшие прожилки, словно их сорвали только что. Все они обрамляли цветок, сердцевиной которого был идеально ограненный бриллиант. Пожевав сухими губами, генерал для порядка затемнил колечко согнутыми кружком пальцами, приник глазом к щели сверху. Внутри трубочки исходил светом настоящий бриллиант. Сомнений в его подлинности не могло быть.

- Откуда оно у вас? – раскрывая ладони, поднял он голову. – Только не говорите, что досталось по наследству. Подобными изделиями еще при царях могли похвастаться лишь дворяне.

- Нашла, - просто ответила измотанная работой с утра до вечера пожилая женщина. – Помню, вышла вот так за порог, а колечко посередке подворья так и засияло. Словно кто нарочно нам его подкинул.

- Давно это произошло?

- Да уж... Еще холода не наступали.

- Теперь понятно, почему ты посоветовала мне за отцом приглядывать, - опять подхватывая закапризничавшего мальца на руки, сдула упавшую на нос прядь волос молодайка. Несмотря на редкую, но желанную, в подобных случаях откровенность, она все-таки сумела вызвать у генерала раздражение своей ограниченностью. – И я, дура, бегала за ним следом. Все надеялась, что он проколется, и я отыщу его заначку.

- Что ты несешь, дочка? – пристукнула кулаком по столу мать. - Когда я такое тебе говорила?

- Ты, действительно, говори да не заговаривайся, - не выдержал и мужчина за столом. – Всех успела продать. Может, и про меня, до кучи, чего-нибудь ляпнешь?

- Как ты в Москве надо мной издеваешься? Дояркой со скотницей обзываешь?- не в силах была остановиться молодайка. Ее бесило, что сокровища отца, о которых намекнула мать, проплывают мимо ее рук. Никогда больше не представится случай доказать, что она не хуже этого столичного горлопана, за которого вышла замуж. – Об этом знают все московские соседи. Матери с отцом про наши скандалы я тоже успела рассказать.

- Дуршлаг какой-то, - с недоумением приподнял плечи муж. – Зачем ты вынесла сор из избы? Ты не ведаешь, что поднимется ветер и тебе первой этим сором хлестнет в морду?

- Знать не хочу, - взвизгнула жена. – Мне так жить легче. Понял?

- Все, успокоились, - поднял перчатку вверх генерал. Обратился к хозяйке дома, – Скажите, еще что-нибудь подобное вы находили? Может, муж, как говорит ваша дочь, на что-то намекал?

- Про это у нас с ним разговоров не было, - высморкалась в передник хозяйка. – Он с утра до ночи или у станичников по найму, или на собственном подворье. Я так-же самое. Про кольцо - то промолчала. Поначалу подумала, обронил кто из местных казаков. Это потом, когда с дочкой поделилась, она сразу, мол, отец сокровища прячет. Откуда, мол, у него деньги. А деньги-то мы сами ей откладывали. И пенсии, все три, и получки.

- Добавь еще, и какие отец из Ростова привозил, - не утерпела с подколкой дочь.

- Он туда ездил мясом торговать, дура. Вот наградил господь, - возмутилась пожилая женщина. - Никогда видно не поумнеешь.

Приподнимаясь со стула, генерал постарался спрятать кривую усмешку. Он понял все. Делать здесь больше было нечего.

- Держите ваше колечко. Пусть мои сотрудники его опишут. На всякий случай, – протянул он женщине перстень. - Продавать или отдавать его не спешите. Найдется глава семьи, будем разбираться основательно.

- Мы думали, вы нам подскажете, где он находится, - вылезла из-за стола и женщина. – Вся душа изболелась. Почитай, сорок лет вместе.

- Пока мы этого сказать не в состоянии. Расследование только начинается.

- Колечко-то заберите, - женщина попыталась всучить перстень обратно. - Зачем оно нам, если от него столько мороки.

- Нет уж, кольцо давайте сюда, - рванулась было с места молодайка. – Это наше добро, потому что найдено на нашем подворье.

- Я предупредил, перестень не должен деться никуда, - жестко осадил ее начальник Управления.

- Окстись! Отца бы пожалела, - одернула и мать. – Все для одной тебя делал. Выросла... ни дать, ни взять, чужая.

Выйдя на высокое крыльцо, генерал встряхнул плечами, окинул взглядом окрестности с крутым недалеким берегом Дона. Даже сейчас, в пасмурную с полуоттепелью погоду, они поражали нетронутой цивилизацией широтой и привольем. Особенно красивый вид открывался отсюда, наверное, поздней весной, когда природа вокруг раскрашивалась разноцветными мазками, когда могучая река входила в свои берега. Но мечтать было не вредно. Сбежав со ступенек, генерал обернулся к одному из помощников:

- Немедленно собрать все данные на хозяина подворья. Кто он, откуда, чем занимался сам и члены его семьи. С кем из преступных элементов мог иметь, или имел, контакты. Судимости, задержания, нарушения законов. По какому из поводов. Разослать фотографии со сведениями о нем во все отделения милиции области.

- Есть, товарищ генерал, - подтянулся офицер.

- Дальше. Опись перстня передать в соответствующие структуры для определения настоящей его ценности. По всем параметрам. Надо бы само колечко изъять, но как бы хозяина не спугнуть. Результаты мне лично. Тоже немедленно.

- Есть.

Захлопнув дверцу «БМВ», начальник Управления вытащил из папки утреннюю докладную записку, со вниманием вчитался в текст. Затем обернулся к офицеру сопровождения:

- В каком направлении находится заброшенный хутор, о котором говорится в докладной дежурного? Вообще, далеко он отсюда?

- Никак нет, товарищ генерал. Он виден из окон нашей машины, - подался вперед офицер. – Вон та черная полоса вдоль берега реки. Сразу за отворотом.

- Это километра два, что ли?

- И того меньше.

- Поехали. Нам надо осмотреть дом, в котором по предположениям казаков произошла перестрелка между неизвестными бандами.

- До вечера не успеем, товарищ генерал. К тому же, Новый год на носу.

- А какое сегодня число? С утра в календарь не заглядывал.

- Тридцатое. Встретить бы. По людски.

- Такая наша служба. Помнишь, в старом фильме пели? Мол, если кто-то кое-где у нас порой. Никита Михалков над этой строчкой потом подличал.

- Хороший был фильм. Его пытались продолжить.

- Реанимировать, хочешь сказать? Можно бы попробовать, если бы актеры не разбежались. Один, говорят, в Израиле осел.

- Вернулся.

- Да что ты! Этот... кучерявый.

- Он самый.

- Потянулись, мать бы их. Актеры, дельцы разных мастей... Миша Козаков, Настя Вертинская. Она жила в Париже. Хорошие артисты. А вот березовских с гусинскими, с незаконными хозяевами ЮКОСа, тех бы поменьше. Как ты думаешь?

- Одинаково, товарищ генерал.

- Тогда поехали, - начальник Управления кивнул водителю. – Давай, дорогой. Нам еще на банкет успеть бы не помешало.

- Ус-пе-ем.

Водитель включил скорость, легко покрутил удобную рулевую колонку. Откинувшись назад, генерал мельком посмотрел на проплывающие мимо окна крепкого пятистенка. Показалось, из-за занавесок вслед им сверкнула глазами молодайка. Но вереница сверкающих автомашин, взяв с места в карьер, уже покатилась вдоль крутого берега реки к останкам заброшенного хутора. Ленивое зимнее солнце изредка пыталось выглядывать из-за плотной серой мглы. Как ни странно, иногда это получалось.

 

Глава двадцать вторая.

 

При подъезде к Ростову Коца снова, как перед Аксайским мостом, сначала оглянулся назад, на притулившийся к углу труп водителя ДЭУ- эсперо. Затем вопросительно воззрился на сидящего рядом, изрядно подзамерзшего из-за разбитых боковых окон, Микки Мауса. Благо, на улице хозяйничала очередная оттепель, а передние стекла оказались только потрескавшимися, с маленькими сквозными дырками от осколков. Перед уездными Шахтами подельник предложил форсировать Дон не через мост, а прямо по льду. Коца с трудом отыскал пологий спуск с дикого обрыва, с натугой взобрался на противоположный берег, едва не перевернув мощный джип на кабину. А возле Аксайского моста - фактических воротах в теневую столицу Северного Кавказа – посоветовал не сбавляя скорости ехать по дороге. Это при том, что в салоне вихлялся мертвец, и что за шахтерским городком им пришлось расстрелять увязавшуюся за ними «Тойоту» с чеченскими бандитами. Но укутавшиеся в тулупы по брови дэпээшники лениво повели стволами автоматов, не направив в их сторону даже лучей от карманных фонариков. Странноватые на первый взгляд рассуждения перекупщика оправдывались сами собой. Как показало дело, с оружием Микки Маус тоже обращался не хуже Коцы. Он сумел всадить весь рожок в подлетающую на форсаже машину преследователей, заставив ее провертеть в воздухе цирковое сальто мортале и приземлиться на лакированную крышу на дне глубокого кювета. После чего перезарядил оружие, спокойно показал рукой вперед. В тот момент Коца прилип к рулю притаившегося на обочине дороги автомобиля, готовый пулей сорваться с места. Заметив отмашку подельника, он так и сделал.

- Слушай, тайный агент Моссада, с какого бока ты решился бы сейчас възжать на улицы родного города? – обратился валютчик к соседу по салону. – Или стоит и дальше продолжить путь как ни в чем не бывало?

- Думаю, тебе, агенту КГБ, перед аэропортом следовало бы свернуть на какую-нибудь грунтовку на обочине и по ней въехать сначала на Второй Орджо, а потом через Чкаловский добраться до конечного пункта нашего пути, - не остался в долгу перекупщик. – Сейчас это самый надежный вариант.

- Почему?

- Потому что, чем ближе к городу, тем ненасытнее гаишники.

- А в Шахтах они щедрые? Годами без заработной платы.

- По этой причине там они злые. И мы их объехали, как обойдем сейчас ненасытных городских.

- Аксайские, выходит, звено промежуточное.

- Именно так.

Прикинув, что до первых дорожных постов можно обсудить еще несколько вопросов, Коца взглянул на датчики на передней панели. С бензином пока все было в порядке.

- Есть еще одна причина, - упредил продолжение диалога Микки Маус. – Подобными нехитрыми действиями мы сбиваем преследователей с правильных мыслей.

- Не понял, - не отрывая взора от трассы, переспросил Коца.

- Если из заброшенного хутора за нами бросилась в погоню еще одна группа бандитов, то гаишники в Шахтах уверенно доложат, что джип «Чероки» через их пост не проходил.

- У чехов у каждого мобилы, - криво усмехнулся валютчик.

- А при чем здесь сотовые? Ты считаешь, что конкуренты так хорошо ориентируются на местности? Если их тормознут, они обязательно поинтересуются про нас. Дальше. На Аксайском посту им подтвердят наш проход. А пост перед Ростовом разведет руками. То есть, мы сбиваем противника со следа.

- Хрен проссышь..., - растирая успевшие посинеть щеки с губами, снова поморщился Коца. – Ты лучше подумай, куда нам притулить сундук с драгоценностями. Ко мне нельзя однозначно. Что в свою квартиру, что к любовнице. В первый же день заметут. А больше я конспиративных чуланов не припомню. Если сразу к Пулиперу...

- Ни в коем случае. И сами завалимся, и нумизмата подведем, - резко чиркнул рукой по воздуху Маус. – За ним установлена круглосуточная слежка.

- Совсем забыл. Тогда куда податься бедным крестьянам?

- Сначала заедем к родным моего бывшего друга, - кивнул на заднее сидение, на котором горбился труп водителя, перекупщик.

- А как объясним родственникам? Такое горе.

- Ничего не надо. Выгрузим его возле дверей подъезда и уедем. Мы свое дело сделали.

- А милиция, все такое?

- Остальное их дело. Он знал, на что шел. Если у нас выгорит, поделимся. Автомобильные номера тоже положим.

Коца долго терзал баранку, не произнося ни слова. Потом машинально потянулся к стеклоочистителям. И выключил их, нервно крутнув рычажок. Чистить было практически нечего.

- Ты прав. В этой стране каждый должен отвечать за себя, - наконец согласился он. – Многие убитые русские парни месяцами украшали обочины военных дорог, превращаясь в обглоданные скелеты. Не нужные ни правительству, ни самому народу.

- Поэтому мы забрали моего друга с собой. В том числе не оставили на месте боя улик.

- А дальше? Нам еще предстоит идти вперед.

- Потом я знаю, куда спрятать короб с сокровищами. Если, конечно, ты не будешь против, и полностью доверяешь мне, - Микки Маус испытующе посмотрел на подельника. - В противном случае, нам придется найти тихий угол, разделить содержимое сундука на две равные части и разойтись как в море корабли.

- Ты свидетель, Микки, я доверял тебе всегда. Но при таких богатствах я не желаю исключать ничего, - повернув голову, с твердостью в голосе происнес Коца. – Не единожды меня кидали и предавали лучшие друзья. Поэтому вопрос о разделе нашего имущества будем решать тогда, когда приткнемся к месту, которое ты укажешь, и осмотримся как следует. Договорились?

- Буцефал двоих не довезет, - с сарказмом усмехнулся перекупщик. Посмотрел на постукивающий под ногами сундук. – Хорошо, пусть будет так. Но одно неоспоримое преимущество в свою защиту я все-таки выдвину.

- Начинаются глубокие рассуждения, - покривился было валютчик. – Без них обойтись нельзя?

- Не иронизируй. Я буду краток, - упредил не любящего рассусоливаний подельника Маус. – Мы с тобой повязаны кровью. Этого, надеюсь, достаточно?Кроме многолетней дружбы без конфликтов.

- Всякое бывает, - неопределенно буркнул Коца.

С левой стороны замелькали окраинные огни аэропорта. Коца завертел головой вокруг. Вспомнил, что один из незаметных отворотов на обочине они проскочили минут пять назад. Возвращаться обратно жутко не хотелось. И примета плохая, и дорога вела неизвестно куда. Впереди замаячили расплывчатые пятна света. Сбавив скорость, валютчик всмотрелся в ночное шоссе. Свет не приближался, он оставался на месте. Поняв, что доехали до очередного дорожного поста ГАИ, Коца тормознул окончательно. Километрах в двух, теперь с правого бока, в темно-серой мгле обозначились неровные строчки уличных фонарей города.

- Давай продвинемся еще немного. Глядишь, на наше счастье наткнемся на следующий съезд, - предложил Микки Маус. – Их тут должно быть много.

- А если нас заметят?

- Со вчерашнего дня мы только и делаем, что отрываемся. Ты уверен, что за нами и сейчас никто не гонится?

- Ясное дело. Если кто из чехов остался в живых, он успел позвонить по мобильнику членам банды на хуторе, заодно главарям в Ростове. Заковыка в том, что на последних километрах не хотелось бы попадать в лапы ни к тем, ни к другим, потому что обе стороны мыслят одними категориями.

- Тогда что мы теряем? Какая разница, развернемся тут, или чуть дальше. Если нас засекли, действия последуют одинаковые.

Дав газу, Коца молча наклонился к рулевой колонке. Световые пятна надвигались очень быстро, а поворота на объездную дорогу все не было. Наконец, когда стала различима полосатая будка с переносным шлагбаумом, в темноте на обочине проступил накатанный съезд. Не размышляя, валютчик вывернул руль в ту сторону. Краем глаза успел заметить, как от будки отделился человек в тулупе, махнул светящимся разноцветными огнями жезлом. Он прибавил скорости в надежде оторваться подальше. Впереди уже виднелось начало улицы на Втором поселке Орджоникидзе. Подумал, если начнется погоня, уйти будет сложновато. Окраина выглядела напрочь вымершей. Лишь дальше стеной темнели высотные здания. Но и среди них вряд ли отыщется укромный уголок. Несмотря на полнейшую непродуманность планировки, проспекты все-таки претендовали на европейскую прямолинейность.

- За нами погоня, - через несколько минут сообщил обернувшийся назад Микки Маус.

Коца сам успел заметить свет фар, отразившийся в боковом зеркале. Как назло, не успевшая начаться улица поселка привела в тупик ввиде поставленого прямо посередине железного короба сборного гаража. Матернувшись, валютчик резко дал задний ход. Домчав до переулка, нырнул между заборами частных домиков. Необходимо было как можно скорее добратья до хрущевских с брежневскими трехэтажек с пятиэтажками, лепившихся друг к другу неповторимыми углами с закоулками. Между ними и свет оказался бы лишним. А здесь, под голыми ветвями абрикосовых, черешневых с грецким орехом деревьев, запросто угораздило бы угодить в глубокую канаву. Доехав до пересекавшей грязный переулок такой же раздолбанной улицы, Коца вывернул на нее, поддал газу. Теперь с преследователями они оказались на параллельных курсах. Те пока не сумели сократить расстояния. На свой страх и риск вильнув в следующий закоулок, валютчик отдалился еще на один квартал. Вырвался на идущую вдоль железнодорожного полотна улицу Профсоюзную с тусклыми фонарями перед построенными кровавым методом пятиэтажками. И сразу вырубил свет. Не доезжая до площади с кольцевым движением, нырнул в ближайшую подворотню, стараясь между дворами прошмыгнуть до перпендикулярного проспекта. По нему была возможность добраться до обходной дороги вокруг поселка и садового массива за ним. Уже оттуда через Чкаловский с Мирным промчаться до Ленина, до центра города за балкой.

- Никого не видно? – накручивая баранку, спросил он у окончательно развернувшегося назад Микки Мауса.

- Кажется, отстали, - замерзшими губами неопределенно пробормотал тот. Автомобиль выбрался из лабиринтов, выехал на слабо освещенный проспект. – Мне показалось, что вслед за ментовской машиной пристроилась еще одна.

- С чехами из заброшенного хутора, - зло оскалил зубы Коца. – Они получили сигнал от покалеченных за Шахтами подельников и успели нагнать нас перед самым Ростовом.

- Ты зря усмехаешься. А если это действительно так?

- Тогда твоя очередь думать, как стравить ментов с бандитами. Я свою роль выполняю добросовестно.

- Если бы я умел водить машину, мы бы уже отдыхали.

- В гробу. Или дожидались бы смерти в каком-нибудь из кюветов.

- Шутки у тебя, - покосился на соседа перекупщик. Моментально напрягся. – Впереди машина.

- Вижу, - процедил валютчик. – Если что, иду на таран. Нам ловить уже нечего.

- А я бы посоветовал тебе ее объехать, - пугливо шмыгнул носом Микки Маус.

- Как получится...

Мимо на бешеной скорости пронесся джип «Лэнд Крузер». Коца уже настроился перевести дух, когда вдруг в зеркало усек, что на полном ходу джип развернулся и помчался за ними вслед. Этого он не мог предположить даже в бредовых мыслях.

- Ну надо же, - ухмыльнулся он. – Ты в кусты, и она за тобой.

- Кто? – по инерции спросил перекупщик.

- Пуля-дура со смещенным центром. У нее в головке просверливается дырочка и заливается капелькой ртути. И она начинает гоняться за солдатами. Если кого поймает, старается порвать на части.

- Как тот джип, который пристроился нам в хвост, - чертыхнулся Микки Маус. – От этих идиотов мы вряд ли сумеем оторваться. Что будем делать?

- Отрываться, - скрипнул зубами валютчик. – Бери в руки автомат.

- Что ты, в конце концов, из меня мясника делаешь?

- Садись за руль. Я примусь вколачивать.

- Я никогда не водил...

- Тогда в чем причина. Хочешь, чтобы отбивных нарубили из нас?

- У меня грехов без этих отморозков достаточно.

- Лишний роли уже не сыграет.

Покосившись на бензиновый датчик, Коца до упора нажал на акселератор. Двигатель работал как часы, почти неслышно. В кабине из-за разбитых боковых окон разбойным посвистом хозяйничал лишь ветер. По бокам автомобиля закрутилась карусель ночных окон в многоэтажных зданиях. Свет уличных фонарей слился в сплошную линию. Но преследователи не отставали. Значит, «Лэнд Крузер» действительно торопился за ними.

- Слушай, я начинаю теряться в догадках. Кто бы это мог быть? - снова прижавшись к рулю как автогонщик, со злобой поговорил Коца. – Менты на таких машинах не гоняют. Чехи с заброшенного хутора, по идее, не должны бы еще добраться до Ростова.

- Сам в растерянности, - покусал края усов перекупщик. – Если это люди из бригады отморозков с авторынка, или армянских беспредельщиков с Нахичеванского, то встает вопрос – откуда они про нас прознали.

- Вот именно.И почему решили,что мы рванем на пять тыщ как на пятьсот именно по проспекту на Втором Орджо? Это раз. Во вторых, из каких источников им стало известно о наших боевых подвигах под станицей Раздорской?

Джип один за другим отщелкал несколько подсвеченных парой убогих фонарей пустынных перекрестков, ворвался в очередной затемненный участок проспекта.

- Я понял. Это чеченцы из банды Асланбека, - в поисках автомата пошарил между сидениями рукой Микки Маус. – Их предупредили замочнные нами под Шахтами отморозки, и Асланбек решил выехать нам навстречу.

- Именно этим путем?

- Дорога кольцевая. Не усек?

- Что ты хочешь сказать? – валютчик врубил дальний свет. Скрывать свое присутствие стало не от кого, а с мощными фарами асфальт высветился как на ладони.

- Чтобы не мотаться по городу, привлекая внимание патрулей, бандиты в районе РГУПСа через Каменку с Северным решили выкатить на объездную дорогу и по ней пойти до аэропорта. А мы как раз выскочили им навстречу из лабиринта домов.

- И когда нас увидели, то сразу не смогли поверить своим глазам.

- А теперь машину они узнали.

- Да, брат. Зря Березовский взялся их обеспечивать всем необходимым. И защищать. Все-таки, позднее у них зажигание.

- С чего ты решил, что Борис Абрамович имеет с ними контакты?

- А как же! С Ахмедом Закаевым в Англии они не спроста живут душа в душу.

- С таким же успехом в связях с чеченскими боевиками не мешает обвинить и генерала Лебедя. Пока в Хасавьюрте подписали мирный договор, воины аллаха в Грозном успели вырубить не меньше батальона российских солдат.

- Вот.., долбанный космополитизм, - сплюнул под ноги Коца. – Не придерешься.

- Ты лучше за дорогой смотри. Чеченцы уже на нашу жопу заглядываются.

- А не усрутся не попукавши?.. Приготовься!

Прямо по курсу показался крутой поворот на окраину поселка Чкалова с густой рощей вначале. Перед самым входом в вираж, Коца до упора выжал педаль тормоза и резко вывернул удобную ребристую баранку влево. Завизжав колодками, автомобиль развернулся на сотню градусов и прыгнул вперед сорвавшимся с привязи бульдогом, словно за его габаритными фонарями не осталось нескольких сотен километров пути по заснеженной трассе. Микки Маус едва успел подцепить автомат за ствольную коробку. Передернуть затвор уже не получилось. Он сделал это, когда сразу за поворотом машина словно наткнулась на глухую бетонную стену. Не заглушая двигателя, валютчик перевел переключатель скоростей в нейтральное положение, вырубил свет. Затем снова выжал сцепление, приготовился вогнать рукоятку на вторую передачу. Сзади мягко стукнулось об пол тело убитого водителя. Обращать на это внимания было уже некогда. Отлипнув от сидения, подельник щелкнул пружиной, вгоняя в ствол патрон, моментально облокотился о край разбитого окна. Поведя оружием, взял на мушку то место поворота, где автомобиль преследователей обязан был притормозить. И замер в неудобном для себя положении. Секунды тянулись довольно медленно, они словно превратились в куски застрявшей между зубов жевательной резинки. Наконец, по обочинам заметались лучи от мощных фар. Со всего размаха тяжелый «Лэнд Крузер» вдруг навалился на передние рессоры задолго до подъезда к повороту. Из дверей посыпались вооруженные автоматами люди. Наблюдавший за происхоядщим, Коца мгновенно оценил обстановку. Наверное, разгромленные под Шахтами боевики каким-то образом сумели предупредить своих товарищей о примененном к ним армейском способе уничтожения противника. Не дожидаясь, когда в их джип вопьется густой рой пуль, он врубил передачу, сорвал машину с места. В обшивку врезались первые беспощадные пчелы. В ответ Микки Маус успел сделать лишь короткую очередь. Затем скорость снова придавила его к сидению.

- На этот раз не получилось, - когда они отъехали на некоторое расстояние, перевел дыхание Коца. Оглянулся на подельника. – Как ты там? Нормально?

- Гони. Рассматривать себя станем после, а пока опять надо отрываться, - проводя тыльной стороной ладони под носом, отозвался тот. Обернулся назад. – Еще не опомнились, козлы вонючие...

- Ты ж только уверял, что все люди братья.

- А эти козлы.

- Проверь, полный рожок или нет? Если нет, советую перезарядить. Потом будет некогда.

- Я перезарядился за Шахтами. А сейчас почти ничего не выпустил.

Коца на коротке зыркнул на заднее сидение. Дернув щекой, уперся жестким взглядом в трассу:

- Пусть твой друг нас простит. До дома мы его пока не довезли, чтобы он спокойно смог проститься с родственниками. Самим приходится задницу спасать.

- Ничего с ним не случится, - тоже покосился туда подельник. – На полу лежать даже удобнее.

- Тогда наворачиваем по полной, пока жареный петух не захлопал крылышками.

- А если попробовать подловить еще раз? – увидев, что джип понесся по улице Вятской с рядами пятиэтажек с двух сторон, предложил Микки Маус. – Заскочить в любой переулок и замочить идиотов окончательно.

- Так мы и поступим. Но когда начнем проезжать поселок Мясникован, - согласно кивнул головой валютчик. Пояснил. – Дорога там сужается, а дома на узких улочках кирпично-деревянные. Одноэтажные. За ними не только удобно прятаться, но и подглядывать тоже.

Автомобиль покатился под долгий уклон, с одной стороны которого по прежнему чернела не тронутая человеком дикая роща, с другой успели возвести из белого кирпича коробки домов. Где-то на середине холма, когда в пойме речки Темернички показался золотой купол армянского монастыря Сурб-Хач, оба любителя приключений разом заметили, что с противоположного склона навстречу им торопится врубивший проблесковый на крыше маячок приземистый автомобиль. Нечего было и гадать, кто в нем находился.

- Успели передать по рации, - шмыгая глазами по обочинам, тут-же выключил дальний свет валютчик. – Везет как утопленникам. И в щель нырнуть никакой возможности. А боковой подъем мы вряд ли одолеем. Круче, чем донской берег.

- Не паникуй раньше времени. Видишь, впереди автобусную остановку? – спокойно сказал Микки Маус. – Постарайся притулиться за заднюю стену павильона.

- А если за ней обрыв на дно оврага? – резко отозвался Коца. - Посмотри по своей стороне. Метра три, не меньше.

- Тогда придется падать туда. Ничего другого нам сейчас не остается.

Свернув на край дороги, Коца пустил автомобиль в накат. В размытом лунном свете дна оврага не было видно. Зато ближе к деревянному строению спуск становился положе. Сзади уже поджимали недалекие высверки мощных фар. В глухую ночную пору они могли принадлежать только их преследователям. С началом второй чеченской войны улицы миллионного анклава даже в дневные часы оставались пустыми. В голове валютчика пронеслась мысль, что нырять на дно пологой балки необходимо по естественной причине. То, о чем они с Микки Маусом мечтали в начале гонок по городским улицам, заимело возможность осуществиться на самом деле. Не рассуждая долго, он подкатил к присыпанной снегом бровке, перегнулся через соседа.

- Что ты хочешь выяснить? – ужался тот в кресло.

- Смотрю, как бы ловчее сползи в этот долбанный кювет.

- Сползти не проблема. Как потом из него выбраться.

- Будем надеяться, что дальше его не перегородит какой-нибудь сборный гараж. Иначе придется раносить весь этот бардак к чертовой матери. Ну... страна моя родная.

Подъехав вплотную к остановке, Коца вывернул руль, направил автомобиль вниз к обрыву. Сложность заключалась в том, что теперь свет нельзя было врубать ни в коем случае. Толчками продергивая джип по ходу движения, он осторожно опустил передние колеса за край промоины. И мягко скатился на дно оврага. Под шипованной резиной костяными стуками отозвалась мокрая галька. Наощупь проехав метров тридцать вперед, валютчик выбил рукоятку переключения скоростей в нейтральное положение, оставив двигатель работающим на холостых оборотах.

- Нам осталось только ждать, - привалился он к спинке сидения. – Лишь бы не у моря погоды, а результативных действий с обоих сторон.

- Ждать недолго, - согласился подельник. – Что и требовалось доказать.

- Пока фортуна на нашей стороне.

- Куда ей деваться, если мы прем на нее быками.

Милицейская машина успела проскочить поселок Мясникован. Гул мотора и высверки от проблескового маячка долетали уже от основания холма. Навстречу им сверху стремительно накатывался рокот двигателя мощного «Лэнд Крузера». Словно сговорившись, оба подельника молча подняли головы кверху, примерно к тому месту, где они должны были схлестнуться. Коца нервно перебирал пальцами в перчатках по набалдашнику рукоятки, при первых звуках боя готовый сорвать с места тяжелый автомобиль и понестись по твердому дну вниз, к выходу из оврага.Микки Маус передернул затвор автомата. Он подумал о том, что в суматохе боя добавить очередь со стороны, внеся в ряды противников больше сумятицы, не помешает. Если провести операцию по умному, те примутся мочить друг друга не предупреждая и не приспосабливаясь. В этот момент милицейский патруль промчался мимо остановки. И сразу с обеих сторон проспекта громко завизжали тормоза. Скорее всего, менты решили перекрыть дорогу японскому джипу своим корейцем. Некоторое время раздавались нечленораздельные звуки, больше похожие на лай дворовых собак. Потом двигатель «Лэнд Крузера» взревел разъяренным тигром. Видимо, не договорившись с ментами, бандиты попытались прорваться. Снова раздалось гавканье на пределе голосовых связок.

- А кто поверит? – успел вставить в наступившую короткую паузу валютчик. – Никто.

- Ты о чем? – покосился на него сосед по салону.

- Думаю, чехи внушают патрулю, что преследуют японца с полным кузовом бандитов. Мол, отморозки обстреляли их на повороте на Чкаловский. А менты отказываются им верить.

- А кто поверит, - поудобнее пристраивая ствол между сидениями, по инерции буркнул Микки Маус. – Ни хрена не видно. Придется ждать первого выстрела.

И он прозвучал. Предупредительный, из пистолета в небо. И сразу воздух разорвала очередь из автомата. Одна, через пару секунд вторая. К ним присоединилась трескотня другого оружия. Рев мотора «Лэнд Крузера» заставил проснуться привыкших ко всему жителей окрестных домов. Стало слышно, как якообразный внедорожник сорвал обшивку с преграждавшего путь милицейского «ДЭУ», стремительно понесся в сторону поселка Мясникован. Кореец остался торчать на месте. Из его кабины вдогонку вырвался свинцовый поток. Валютчик уже хотел повернуться к подельнику, чтобы сказать, что пора потихоньку двигаться в путь и самим, когда вдруг на вершине холма заметил всполохи света от чьих-то других фар.

- Выдрались, наконец-то, - ставя автомат снова на предохранитель, прогундосил Микки Маус.

- Кто? – не сообразил сразу Коца.

- Это менты, которые гонялись за нами по закоулкам Второго Орджо. Как только проскочат, немедленно трогаемся за ними.

- Как ты считаешь, те живые, которые в патрульной машине, не ударят нам в бочину со всех стволов?

- Не посмеют. Они или ничего не поймут, или подумают, что их обложили, как углями картошку в костре. Во всяком случае, мы успеем пристроиться в хвост колонне и спокойно добраться до первого поворота на Мирный. Мне кажется, там будет спокойнее.

- С некоторых пор мне лично так казаться перестало, - врубая скрость, недовольно буркнул валютчик. – Ото всех одни претензии. И все к нам.

- Как будто кто пометил, - поддакнул перекупщик. – Сам стал замечать.

Перекинувшись с коллегами парочкой междометий, водитель второго патрульного автомобиля взвизгнул колесами машины и вошел в штопор под уклон. Мимо павильона он пронесся так стремительно, что Коца едва успел сообразить, что пора трогаться самим. На малых оборотах попытался отъехать подальше от опасного места. Но этого сделать не удалось. Буквально через десяток метров с обочины раздался зычный приказ остановиться.

- Пош-шел, - опять подхватывая автомат под ствольную коробку, с придыханием скомандовал Микки Маус.

Включив дальний свет, валютчик ударил по акселератору. Галька из-под широких баллонов переднего и заднего мостов залпом саданула в днище машины, злой россыпью осыпалась сзади. В борта впились первые пули. Подельник приподнял ствол автомата, выпустил очередь поверх крыши павильона. Стрельба со стороны шоссе прекратилась. Японец подпрыгнул и взялся скакать по неровному дну оврага горным козлом. На выходе Коца едва успел увернуться от стоящего прямо посередине дорожного знака на железном столбе. Впереди препятствий больше не просматривалось. Мертвенным светом луна обливала безжизненное пространство вокруг. Лишь из притулившегося у забора вокруг оптового китайского рынка милицейского бобика на мгновение показалась морда пьяного служивого, да при въезде на мост через Темерник шарахнулась под опоры бродячая собака.

- При таких раскладах все равно далеко не уйти, - не отвлекаясь от дороги, высказался Коца. – Сейчас менты включат рацию и передадут все наши координаты СОБРу или ОМОНу.

- А кто в этом сомневается, - спокойно отозвался подельник. – Но и мы не будем дураками.

- Что ты предлагаешь?

- Как только проскочим Мясникован, поворачивай руль налево. И вдоль искусственного водоема, мимо армянской церкви, будем прорываться на Мирный.

- Тогда лучше до плотины напротив больницы скорой помощи. Через нее обходная дорога аж до площади перед институтом железнодорожников. А там до Буденновского с центром рукой подать.

- Опасно. Придется пересекать освещенный проспект Космонавтов с отделением милиции на Северном рынке.

- Вот и хорошо. Кому придет в голову, что мы рванем по этому маршруту?

- Гони, - поразмыслив, согласился Микки Маус.

С полчаса джип «Чероки» подбрасывало на ухабах темных окружных улиц, пока он не вырвался на площадь перед институтом. Сзади остатками воздуха не переставая вякало тело мертвого водителя. Наконец, колеса автомобиля зашуршали по более-менее сносному асфальту. На дорогах изредка виднелись габаритные фонари частных извозчиков, с приходом демократии заменивших живучее такси. Закоулками через балку домчавшись до проспекта Текучева, Коца запетлял по старым кварталам центра города. Возле одного из трехэтажных домов из темного кирпича Микки Маус поднял руку.

- Приехали. Положим труп на лестничной площадке первого этажа. Я позвоню в дверь, скажу, чтобы жена забрала друга. И сразу отчаливаем.

- Она узнает твой голос, - приподнял плечи валютчик.

- Я его изменю.

За старой облупленной дверью не сразу смогли понять, о чем идет речь. Наконец, надолго замолчали. Выскочив из подъезда, подельники сели в джип. Руки оказались немного развязанными. Машина завернула в первый же переулок, снова запетляла в бесконечных каменных лабиринтах. Когда отъехали на приличное расстояние, оба как по команде мысленно перекрестились, пожелав усопшему царствия небесного. Теперь можно было позаботиться о судьбе собственной.

- Ты еще ничего не решил? – снова натягивая перчатки, спросил перекупщик.

- Ты это о чем? - вытирая платком лицо, повернулся к нему Коца.

- О месте, в котором надо бы спрятать сундук с драгоценностями. Он пока у меня под ногами.

- В нем лежит и моя часть выуженных у колхозника орденов с колечками.

- Я не забывал. Так что будем делать?

- А где находится это место?

- Рядом с центральным рынком. Чтобы меньше плутать в ростовских лабиринтах.

- Хорошо. При подобных раскладах деваться действительно некуда, - Коца притормозил перед красным сигналом светофора, осмотрелся по сторонам. – Один лишь вопрос. Какие гарантии ты мне даешь?

- Никаких, - твердо заявил Микки Маус. – Я же сказал, мы с тобой повязаны кровью.

Когда пересекли перекресток и окунулись во тьму следующей улицы, валютчик повернулся к подельнику, внимательно всмотрелся в выражение на его лице. Но перекупщик сосредоточенно изучал проплывающие мимо дома. Он словно отрешился ото всего. Его независимое поведение показалось самым надежным доказательством.

- Говори, в какую сторону поворачивать, - подкатывая к очередному пересечению улиц, буркнул Коца. – Не забудь, что на центральном рынке менты не спят ночи напролет.

- Я это уже учел. Как раз рядом с нужным нам домом находится городской вытрезвитель.

На крутом спуске к набережной Дона по проспекту Семашко джип негромко фырнул двигателем возле одноэтажного каменного строения двадцатых годов прошлого столетия. И замер. Буквально в квартале служащие вытрезвителя выгружали из одновременно подкатившего бобика очередного бедолагу с недержанием в ногах. Но опасное соседство беспокоило не очень. Наоборот, так показалось надежнее. Выскочив из машины, Микки Маус по невысоким щербатым ступенькам взобрался на кирпичное крыльцо, постучал в старые крепкие двери. В одном из закрытых бумагой высоких окон вспыхнул свет. Через минуту грубый скрипучий голос осведомился, кого черт принес в такую рань. Перекупщик вежливо объяснил. Через порог переступила неряшливая женщина лет за шестьдесят в драном халате. Выдавив из себя всего пару словосочетаний, она пнула ногой увязавшуюся за ней лохматую собаку и снова исчезла за дверью, оставив ее открытой. Подельник спустился вниз:

- Мы приехали и нас просят войти, - заглянув в кабину через окно, проинформировал он Коцу.

В квартире в высокими потолками некуда было поставить ногу – настолько она была захламлена стопками книг, картинами, старыми вещами и грязной, завалившей стол, посудой, звенящей и прямо под ногами. Но среди натасканного как бы со свалки ненужного добра крупным темным топазом выделялся новенький жидкокристаллический монитор с жестяной коробкой компьютера на загаженном столике в углу. И под столиком мощный скоростной ксерокс со встроенным принтером. Хозяйка прикурила очередную вонючую папиросу:

- Жрать что-нибудь будете? – хрипло осведомилась она.

- Спасибо, Эльфрида Павловна, - поблагодарил Микки Маус. – От чаю не отказались бы.

- Чайник ставьте сами. Спички на газовой плите, - полноватая с широким грубым лицом старуха выпустила густой клубок дыма. – Я вам еще зачем нужна?

- Куда бы нам пристроить вот этот короб? Не на видное бы место, - указав на сундук у ног, завертел головой перекупщик.

- А что в нем? – с неподдельным интересом вскинула брови хозяйка. - Надеюсь, не шахидовские прибамбасы с кораном и бомбами под ним?

- Здесь сокровища, - на полном серьезе сказал Микки Маус.

- Всего-то? Ну, тогда где найдете свободный угол. Мусора у меня у самой достаточно.

Присев на тахту, на которой постеснялся бы спать настоящий бомж, старуха завела за ухо седую прядь волос, приказным тоном выговорила грязной и вонючей собаке, пытающейся обнюхать вошедших в квартиру гостей:

- Плюх, ты как себя ведешь? Залезай ко мне в ноги. Будешь их греть, - протяжно зевнув, добавила, обращаясь в пространство. – Станете уходить, разбудите.

Через минуту она уже забыла и про посетителей ее пристанища, и про все на свете. Сиплый храп заполнил затхлое пространство. Зайдя за перекошенный шкаф, перекупщик расчистил от хлама небольшой участок возле голой побеленной стены, обернулся к подельнику:

- Ставим сундук, и по быстрому проверяем, что в нем. Успеть бы до утра. Нам еще от машины надо избавиться.

- При таком свете вряд ли что разглядишь, - посмотрев на едва мерцающую под потолком лампочку, с сомнением причмокнул губами Коца.

- А фонарики на что? На всякий пожарный, я прихватил с собой тетрадь с авторучкой. Будем записывать.

- Тогда за работу.

Под пристальным взглядом хозяйской собаки, дело продвигалось быстро. Негромко постукивали друг о друга золотые и серебряные украшения, переливались разноцветными огнями драгоценные каменья, вспыхивали голубовато-холодными отблесками платиновые изделия. Незнакомыми шорохами отзывались веками не тронутые старинные шелк и парча с бархатом, расшитые бриллиантами, изумрудами, аметистами, сапфирами, рубинами. Матово отсвечивающим крупным жемчугом. Когда большая половина работы осталась позади и завиднелось деревянное дно сундука, Коца вдруг наткнулся пальцами на свернутую в несколько раз, словно облитую воском, бумагу. Осторожно вытащив документ из-под гусарского офицерского мундира, он разложил его на сваленных в кучу ветхих вещах. Поначалу оба подельника не могли разобраться в нанесенных на лист обозначениях. Они вертели прямоугольный кусок во все стороны, не в силах оставить его в покое. Наконец, при одном из поворотов вокруг оси, валютчик ясно представил себе тот участок местности, из которого они только что прибыли. Понял написанные старинной славянской вязью слова вдоль многочисленных кривых линий.

- Тихо, тихо, дорогой. Кажется, мы раскопали еще один клад, - остановил он решившего было развернуть план следующим боком подельника. – Сейчас проверим, верными ли оказались твои предположения по части не всех сокровищ в сундуке.

- Ты хочешь сказать, что это план местности с настоящим кладом донского атамана? – насторожился Микки Маус. – Неужели пастух действительно наткнулся на немерянные казачьи богатства? Может, и правда местные легенды имеют под собой почву?

- Все может быть. А ну посвети фонариком вот сюда, - валютчик пригнулся ниже, заводил носом по поверхности грамоты. Через некоторое время поднял голову, сглотнул набежавшую слюну. – Несколько часов назад мы там были. Мочили конкурентов, прятались от них. И вырвались оттуда победителями.

- Ты в этом уверен?

- Я хорошо знаком с картографией, чтобы не разобраться в простых обозначениях. Смотри, - Коца снова нагнулся вперед. – Река Дон, берег, на котором стоит заброшенный хутор. С другой стороны станица Раздорская. Согласен?

- Похоже...

- Теперь обрати внимание вот на что. Видишь дерево? Сейчас это пень. Напротив, от главного русла реки, отделяется рукав. Он образует небольшой остров. А вот на нем крестик, где зарыты сокровища казачьих атаманов.

- Невероятно, - огладил подбородок пальцами греческий еврей. Надолго задумался. Затем поднял черные глаза на собеседника. – Как ты считаешь, мужик тоже нашел эту карту?

- Нашел, конечно. Вопрос в другом, - валютчик оперся локтем о край сундука. – Разобрался ли он в обозначениях, или не сумел в силу своей исключительной начитанности. Если скумекал что к чему, тогда нам делать там будет нечего.

- Почему?

- Боюсь, перепрячет в другое место. Ты сам убедился, какой он осторожный.

- Не спорю. Но вряд ли станет перетаскивать сокровища. Пастух уверен, что знает про них только он.

- Не сомневался, это точно. До последнего момента, пока мы не вычислили его заначку под застрехой сарая.

- Пока дочка не стала за ним присматривать.

- Пока вчера на обычном месте на центральном рынке не оказалось меня.

- Пока не услышал о трупах в лесопосадке недалеко от родного дома. Если вернулся на родное подворье. Ты прав, все говорит о том, что мужик засомневался.

- Еще неизвестно, как пастух провел вчерашний день. С первых минут охота за ним ведется барская. Беспощадная, со всех сторон.

- У меня предчувствие, что вывернется. Он... как бы это поудобнее сформулировать... скользкий.

- Есть простая присказка. И на старуху бывает проруха.

- На старуху есть, а за стариков я не слышал.

- На стариков тоже имеется. Про золотую рыбку не забыл?

- Мы отвлеклись. Сначала надо пристроить то, что сумели добыть. А потом браться за шкуру пока неубитого медведя, - Микки Маус начал сворачивать карту. – Давай закончим с подсчетами, потом продолжим рассуждения.

Подельники снова склонились над окованным позеленевшими медными листами сундуком, на дне которого поблескивали еще не оприходованные сокровища. Коца доставал изделия по одному, перекупщик скрупулезно записывал их в школьную тетрадь, присваивая новой вещи порядковый номер. Но мысли обоих уже опять крутились вокруг однажды увиденного небольшого острова на другой стороне широкой реки Дон. Каждый придумывал, в какое время лучше отправиться туда, как удобнее добраться. Главное, что таится в помеченном крестиком месте. Если действительно настоящий клад разбойника Стеньки Разина с вольными казаками-товарищами, то для его вывоза не хватит грузовой машины. Эти домыслы прочно поселились в их головах, потому что так устроен человек – сколько ни дай, все будет мало.

Скоро сундук опустел, а сбоку его выросла большая куча добра. Закрыв почти заполненную тетрадь, Микки Маус окинул сверкающую гору оценивающим взглядом, сморгнул слипающимися ресницами:

- Укладываем сокровища обратно в короб и едем избавляться от автомобиля, - хрипловато сказал он. – Если какому из патрулей вздумается присмотреться к нашей колымаге и заметить на ней следы боя, живыми отсюда не выберемся.

- Почему ты так решил? – так же споро, как выгружал, стал упаковывать в короб бесценные царские реликвии валютчик.

- Потому что бойцы невидимого фронта непременно заинтересуются содержимым не только наших карманов и подкладок, но и этой квартиры. А кто захочет расставаться с полным сундуком золота с бриллиантами. Лучше замочить хозяев, да поделить богатства поровну. Здесь хватит на всех.

- Ты прав, пора делать ноги. Но меня интересует, а что будет потом?

- Вернемся сюда и вместе дождемся наступления утра. Телефон у Эльфриды Павловны есть. В удобное время мы позвоним Пулиперу и попросим у него аудиенции. А там дело покажет само.

- Не спорю, - кивнул головой валютчик. – Заодно хотел спросить. Хозяйка этой квартиры, Эльфрида Павловна, она еврейка?

- Еврейка. Эльфрида Павловна Новицкая, бывшая геологоразведчица, сейчас на пенсии, - обстоятельно объяснил подельник. – А что тебя это взволновало? Не хочешь ли сказать, что я специально завез сюда, чтобы прибрать сокровища к рукам?

- Как раз об этом думал меньше всего. Я же сам согласился спрятать наши богатства здесь. Значит, доверяю полностью, - оскорбленно воззрился на товарища Коца. – Если бы считал иначе, замочил бы тебя еще при выезде из лесопосадки. Лишний труп там как раз бы не помешал.

- Ты абсолютно прав. И место выбрал подходящее, - насмешливо прищурился перекупщик. – Если учитывать твое прошлое, мне ловить было бы нечего.

- Я имел ввиду то, что впервые вижу еврейку по уши в грязи, - поморщившись, перебил подельника Коца. – Представление о вас, понимаешь, сложились противоположные.

- Это говорит только об одном, что для означенной нации главные богатства все-таки не те, которые лежат в сундуке, а духовные.

- Ну-ну, - цепляя узелок с экспроприированными у мужика драгоценностями и кладя его в один из углов сундука, усмехнулся валютчик. – Я и говорю, аж оторопь взяла.

- Что ты все за национальности цепляешься? Есть вор и есть честный человек, есть убийца и есть воспитатель. Есть бедный и есть богатый, в конце концов, - закрывая крышку короба, вышел из себя Микки Маус. – Причем здесь еврей - русский! Трогаемся, иначе диалог продолжать будет некому.

- Прекрасная концепция... для непосвященных и ротозеев. Только брать каждое из перечисленного нужно в процентном отношении к любой нации,- разворачиваясь на выход, заумно буркнул в затхлое пространство Коца. Вступать в полемику сейчас было невыгодно. Громко добавил, - Давай спустимся на набережную, по ней доберемся до впадения Темерника в Дон. И в водовороте утопим джип. Ко всему, возвращаться оттуда будет ближе.

- Как скажешь...

 

Глава двадцать третья.

 

Они вернулись тогда, когда в окнах горожан принялись вспыхивать огни. Трудовой люд торопился занять еще не отнятые государством и новыми русскими рабочие места на немногочисленных уцелевших фабриках с заводами. Устроившись среди книжных с тряпочными навалов, постарались отойти ко сну. Но в этот день сон обошел их стороной. Каждый в уме прокручивал встречу с Пулипером и подсчитывал ожидаемый навар. Его должно было получиться много.

Из дремотного состояния обоих вывело громкое ворчание хозяйки с несогласным рычанием пса. Эльфрида Павловна, не слишком заботясь о тишине в квартире, загремела сто лет не чищенной посудой, пинками поддавая попадающиеся под ноги плошки. Коца приоткрыл глаза, покосился на зевнувшего подельника. Пора было вставать и приниматься за пристройство упавшего с неба богатства. Наверное, об этом подумал и Микки Маус. Поднявшись, он первым делом потянулся к торчащему на столе между тарелок с объедками телефону. На том конце провода долго никто не отвечал. Валютчик огладил помятую одежду, взгромоздился на колченогий стул. Бросив трубку на рычаги, перекупщик снова накрутил нужные цифры. И опять длинные гудки непрерывной цепочкой заспешили в ухо. Микки Маус нервно поддернул рукав пальто, взглянул на часы.

- Не может быть, чтобы в такую рань Пулипер куда-то ушел, - раздумчиво почесал он унылый нос. – Какой год с ним знакомы, до одиннадцати дня он никуда не вылезал.

- А сейчас сколько времени? – заерзал на стуле валютчик.

- Половина десятого.

- Перед вызовом в областное Управление милиции он назначил мне встречу в восемь часов утра. Вся сделка прошла минут за пятнадцать.

- Не спорю. Но такие исключения он позволял себе редко. Просто не хотел упускать добычу из рук. Кстати, после похода в Управление предупредил и меня, чтобы поменьше доставал его звонками. До лучших времен вообще посоветовал залечь на дно.

Греческий еврей снова наклонился над аппаратом. Он проделывал это до тех пор, пока из кухни не выглянула Эльфрида Павловна и не отвязалась теперь на него:

- Что ты с утра телефон ломаешь? А ремонтировать кто будет? – прокуренным басом гаркнула она. – Одна ссыкушка из Латвии уже покопалась в компьютере, до сих пор не могу настроиться на свой емайл.

- Дафна, что-ли? – не удивился Микки Маус. – Из Международной студенческой организации по запрещению пуска Волгодонской атомной станции.

- Она самая. Другие люди как люди, а этой все было надо. Предоставляешь ночлег, любезничаешь с ними, чаем с кофе балуешь, они же норовят раскурочить.

- Эльфрида Павловна, нам просто необходимо позвонить одному человеку. А его нет дома.

- Тогда звякни Цфасману. Он в курсе всех ростовских событий. Может, твой абонент давно в Израиле. Он еврей?

- Да.

- В этой стране надежда только на круговую поруку. Номер Цфасмана знаешь?

- Конечно.

Эльфрида Павловна мотнула грязным подолом со дня приобретения нестиранного халата, загремела кастрюлями снова. За нею ушла покрытая свалявшейся шерстью собака с умными глазами по кличке Плюх. Подельник прижал трубку к уху. То, что через мгновение сообщили, заставило его лицо удивленно вытянуться. Он тревожно покосился на Коцу. Отставив аппарат в сторону, пересел поближе к валютчику.

- Что там еще? – напрягаясь внутренне, спросил тот.

- Почти ничего. Если не считать того факта, что Пулипер действительно надумал уехать из России, - проводя ладонью по усам, ответил Микки Маус. – Нет его ни в Ростове, ни в Москве. И где он сейчас – неизвестно.

- Куда же он мог деться?

- Если сам Цфасман не в курсе, то я тем более. Но пределы России он покинул. Однозначно, - перекупщик собрал губы куриной гузкой. - Скорее всего, нумизмат решился на этот шаг после посещения Управления милиции, перед которым встречался с ним и ты.

- Красиво.

Коца сжал пальцы в кулаки. Внутреннее напряжение переросло в беспокойство. Он подумал о том, что с таким трудом добытое богатство теперь сбагрить будет практически невозможно. Во первых, нужно искать новых надежных клиентов, во вторых, тратить драгоценное время, подвергаясь опасности быть пришитыми в любой момент отморозками из многочисленных бандитских группировок. Или не менее алчные менты на долгие годы закроют в тесные боксы Богатяновского санатория. В голове пронеслась мысль, что продуманная до мелочей затея имеет все права оказаться в числе никчемных. Главное, рушились мечты о собственном светлом будущем.

- И что прикажешь теперь делать? – неприязненно покосился он на подельника.

- Что ты сразу на меня? – зыркнул на него тот. – Я, что-ли, уговорил Пулипера уехать отсюда?

- Не ты. Но идея оприходовать пастуха принадлежала вам обоим.

- Силой идти на грабеж тебя никто не заставлял.

Перекупщик сердито засопел. Разногласия грозили перейти в настоящую ссору, последствия которой оказались бы непредсказуемыми. Оба это прекрасно осознавали. Но волнения от проведенных на износе часов и ночь без сна взбудоражили нервы до предела. К тому же, подозрительный характер Коцы не давал возможности спокойно разложить все по полочкам. Больно складно подельник приобщал его к тайному клану теневых дельцов. До этого случая он жил только своими проблемами. Оставалось одно, или поверить друг другу безгранично. Или забрать свою долю и свалить из квартиры, пока трамваи ходят. Заставив себя успокоиться, валютчик пришел к убеждению первому. Одному совладать с сокровищами показалось нереальным.

- Хорошо, пусть будет так, - вздохнув, повернулся он к Микки Маусу. – Давай попросим у хозяйки, чтобы она напоила нас чаем, и начнем принимать нужные решения.

- Давно бы так, - тоже перевел дух собеседник. – Одна мыслишка у меня уже зародилась.

- Поделись.

- Нужно зайти на центральный рынок, чтобы переговорить с Чохом, скупщиком старинных орденов с монетами. Ненавязчиво подсказать ему, что один клиент предложил царские цацки в отличном состоянии. Но требуется толковый оценщик.

- Он сразу поймет, о ком идет речь. Среди менял давно гуляет легенда о раскопавшем клад Стеньки Разина мужике.

- Гуляет, кто спорит, - пощипал пальцами кончики усов перекупщик. Подумав, сдержанно добавил - Кроме того, через Чоха, полагаю, информация дошла до чеченцев.

- С чего тогда предлагаешь.

- Я решил, если он трясется за свою жопу, то его легко купить. Пулипера же он не предал.

- Факт не проверенный. Вдруг этот Чох ко всему сексот от уголовки из Управления.

- Тогда остается один выход. Через моего товарища Каталу выходить на серьезных людей в Москве. Он наезжает туда часто.

- Почему с теми людьми ты не познакомился раньше?

- Потому что размах был не тот. Как ты, и остальные, у Пулипера я числился лишь на подхвате, - Микки Маус криво усмехнулся, откинулся назад. – А сейчас представилась возможность предложить кое-что из интересного.

- Ну... Давай попробуем.

До Нового года оставалось чуть больше половины дня. Оттепель размягчила на улицах снег, заставила подтаять толстые наледи на обочинах дорог. Она же опустила на город пасмурную погоду. Выйдя из квартиры в нескольких кварталах от центрального рынка, оба подельника заспешили в обход его, к основным воротам, решив, что предпраздничная толкотня внутри базара не принесет ничего хорошего. Кроме того, место Каталы находилось сразу за поворотом на главный проход. Коца зорко осматривался вокруг. Он прекрасно понимал, что слежку за ними никто не собирался отменять. Назойливо крутилась мысль о том, что в такой день мало кто из валютчиков решился выйти на работу. Возникала опасность заторчать с сокровищами еще на несколько томительно-неясных дней. Снова появилось желание забрать свою долю и рвануть в богатую по прикидкам среди менял столицу. Сдерживало лишь одно, как в родном миллионном городе он не знал более-менее весомого скупщика раритетов, так и в Москве скрытый от посторонних глаз тускло мерцающий тесный мирок был не знаком. Решил, если дельного разговора с Каталой не получится, постараться прощупать близких по духу менял самому.

- Как ты думаешь, Катала сегодня будет работать? – обратился он к спешащему рядом подельнику. – Праздник на носу.

- Катала есть Катала, - с одышкой ответил Микки Маус. – За лишний рубль родную жену под клиента подложит.

- О, как ты о друге.

- На рынке друзей быть не может. Здесь балом правит капитал. Скажем так, Катала – хороший товарищ по работе.

Сплюнув под ноги, Коца прищурился на знакомый ларек, за которым договаривался с пастухом о выкупе у него драгоценностей. Они как раз проходили мимо златоглавого собора, но расстояние до торговой точки было еще приличным. И вдруг ему показалось, что мужик торчит на своем месте, как и прежде, не решаясь переходить через трамвайные пути. Непроизвольно задержав шаг, валютчик зорко огляделся по сторонам.

- Не может быть, - само собой вырвалось у него. – Тогда где все это время его черти носили.

- Про кого ты говоришь? – насторожился Микки Маус.

- Про мужика-деревенщину, - снова сплюнул на рельсы Коца. – Посмотри на автобусную остановку. Видишь, за ларьком человека в длинном брезентовом плаще?

Перекупщик долго всматривался в том направлении, в котором указал собеседник. Они успели дойти до широкой лестницы на небольшую площадь перед рынком. Кажется, пастух тоже узнал в проходившем вдоль церковного забора молодом мужчине знакомого валютчика. Облокотившись об ограждение вокруг автостоянки, он подался вперед. Сойдя с рельсов на обочину, Коца рывком притянул к себе подельника:

- Это он. Уверен, очередная порция царских погремушек тоже при нем, - он внимательно всмотрелся в темные зрачки Микки Мауса. – Что будем делать?

- А как поступает парень, когда к нему на свидание приходит девушка?

- Нашел девушку с заброшенной фермы. Я по серьезному.

- Тогда на ловца и зверь бежит. Правда, не ко времени, – сочувственно прищурился греческий еврей.– Надо идти, дорогой. Не просто идти, а с деньгами, чтобы мужик ничего не заподозрил. Иначе нарвемся на вселенский скандал.

- Но я копейки не брал с собой. Крупные деньги остались у любовницы,- валютчик рукавом пальто провел под шапкой, вытирая моментально выступивший пот. – Даже не знаю, дома ли она сейчас.

- Но ты понимаешь, что может произойти! – откачнулся назад Микки Маус. – Из-за этого пастуха все планы в один момент рухнут в тартарары.

- А у тебя перехватить нельзя?

- Я бы предложил помощь первым. Но, как и ты, рассчитывал на солидного нумизмата в надежде по приезде выкупленное в том числе у менял перепродать подороже. Большой суммой не располагаю. А во сколько ты укладывался в прошлые разы?

Коца вжался подбородком в воротник пальто. Говорить, какую цену на самом деле он отстегнул пастуху, не хотелось. Тогда сразу станет ясно, сколько денег перекочевало в его карманы при сделке с Пулипером, во время которой присутствовал и подельник. Никто из менял на базаре не признался бы тоже. Это являлось тайной, на которой каждый старался сделать бабки.

- У Каталы не сумеешь перезанять? – вместо ответа с надеждой поднял он глаза.

- Тебе должно быть известно, как на рынке относятся к займам, - отвел взгляд в сторону понявший смятение валютчика перекупщик. – Или накручивают выше носа процент, или подводишь клиента и вы выкупаете изделия пополам, чтобы была уверенность, что это не кидалово. – Микки Маус повернулся снова. Стало видно, как не хочется ему выворачиваться наизнанку. - Коца, я действительно не смогу помочь по простой причине. У меня никогда не было денег много. Вот такой я еврей, который снова не вписывается в твои представления о нас.

- Замнем для ясности, - шумно втянув воздух в себя, через минуту размышлений махнул рукой валютчик. – Ты пойдешь со мной? Или отправишься на аудиенцию к Катале?

- Как решишь, так и будет. Я не желаю, чтобы ты думал обо мне плохо, - подельник перступил с ноги на ногу. – В конце концов, клиента мы раскрутили твоего. Участия твоего в этом деле тоже больше. Поверь, я умею быть благодарным.

- Вдвоем нам с мужиком делать нечего. Иди улаживать дела с Каталой, а я попробую договориться сам.

- Встретимся на квартире у Эльфриды Павловны, - в знак согласия наклонил голову Микки Маус. – Ни за что не переживай, все будет в лучшем виде.

Краем глаза валютчик увидел, что пастух по короткой лестнице уже спешит ему навстречу. Вид у него был одновременно растерянный и запуганный. Незаметно покрутив шеей вокруг, Коца подцепил его под руку, быстро потащил опять к автобусной остановке:

- Сматываемся отсюда, иначе не только менты, но и отморозки начнут наступать на пятки, - наклонился он к заросшему седым волосом уху. – Ты давно приехал?

- Вчера еще. Ранним утречком, - послушно засеменив рядом, признался мужик. – Страху натерпелся такого, одному богу ведомо. У тех и у энтих сподобился побывать.

- А чего домой не возвратился?

- Я и говорю, что из отделения выпустили аж в самые потемки. Какие междугородние автобусы, когда городские перестали ходить. В подвале заночевал, - пастух поддернул сопли, запахнул длинную полу жесткого плаща. – Думал, конец мне пришел. Едва бандиты не замочили, а утром пацанва чуть палками не пришибла. Собак натравливали.

- И у бандитов успел побывать? – пристально всмотрелся в попутчика Коца. – А как они выглядели? Чурки или русские?

- Ты слушаешь, или мух ротом ловишь? Сказал уже, что у тех, и у энтих пришлось побывать, – обиженно засопел мужик. – Русаки. Один белобрысый с маленькими глазками. Навроде поросенка. Затолкали в машину и завезли хрен знает куда. Если бы в квартиру заволокли, там бы и оставили. С божьей помощью вырвался, а тут как раз милиция. Из огня да в полымя.

Затащив собеседника снова за ларек, валютчик быстро обозрел всю прибазарную площадь. В створе главных ворот скрылась тощая фигура Микки Мауса. Рядом с законным местом работы из дверей продуктового магазина показался хитрожопый Жан Копенгаген. Коца отметил про себя, что сексота все-таки приставили. Успел вдруг засечь, как двое накачанных парней в спортивных костюмах по ломовому продираются сквозь предпраздничную толпу по их следу. Если надумают, как пастуха перед этим, запихивать в машину, придется открывать огонь на поражение. Нащупав за пазухой пистолет, он переложил его во внешний карман пальто.

- Ты что это? – забеспокоился мужик.

- Для подстраховки, - не стал вдаваться в подробности валютчик. Теперь предстояло не только раскрутить клиента, но и выбраться из переделки достойно, сохранив свою и пастухову жизнь. Перекупщик был прав, когда сказал, что мужика пугать нельзя ни в коем случае. – Ты снова что-то привез?

- А как же. Все как положено, в том же порядке.

Клиент полез было за узелком, но Коца остановил его. Он мучительно соображал, как поступить по умному, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Прятать мужика здесь, чтобы смотаться за деньгами, заодно пристроив под матрацем у любовницы сверток с драгоценностями, выглядело не только рискованно, но и бессмысленно. Во второй раз из своих лап бандиты его не выпустят. К тому же, менты скотника ищут тоже. Как те и другие их самих с подельником. Тащить же в дальний микрорайон города, означало привести за собой очередной хвост, подставив под удар любимую женщину с дочерью. Получался замкнутый круг, разорвать который не представлялось возможным. Ко всему, не покидало неприятное чувство от того, что ограбленный пациент опять приперся за помощью и защитой к своим грабителям. Валютчик снял перчатки, помассировал виски. Выход просматривался только один.

- Сейчас ты пойдешь за мной, не отставая ни на шаг, - уперся он в нависшие над глазами пастуха надбровные дуги. – Я попытаюсь поймать частника. Заскакиваем в машину и рвем отсюда как нельзя скорее. Дальше дело подскажет само. Понял?

- Чего не понять, когда кругом разбойничья заваруха, - надвинул шапку поглубже мужик. Он снова безгранично доверял своему благородному благодетелю. – Приказывай, мы завсегда на готове.

- При малейшей опасности сломя голову беги в любую подворотню. Если оторвешься, уезжай на свой хутор, чтобы духом твоим здесь больше не пахло.

- Это почему же? – неожиданно заартачился пастух. – На дворе у нас демократия, куда хочу, туда и заворачиваю. С чего это ты на меня? Из своего угла я теперь носа не имею права высунуть?

- Один раз ты уже высунул, - непримиримо сверкнул глазами валютчик. Запретом он преследовал одну цель, чтобы мужик не сразу обнаружил пропажу сундука в пустом доме на заброшенном хуторе. – Хочешь, чтобы тебя здесь замочили?

- Не хочу. Но приезжать в город мне никто не указ.

Чертыхнувшись,Коца нащупал в кармане пистолет,выглянул из-за стены ларька. Оба спортсмена притаптывали снежную жижу на посадочной площадке напротив, не сводя пристальных взоров с торговой точки. Они всем видом показывали, что ловить их жертвам нечего. Развернувшись, валютчик зрачками снова процедил площадь перед входом в базар. Жан Копенгаген не терял времени даром, на прикормленном месте обслуживая какого-то клиента. Больше подозрений не вызвал ни один человек. Молча кивнув пастуху, чтобы тот следовал за ним, Коца перемахнул невысокое чугунное ограждение, зайцем запетлял между рядами машин на автостоянке. Он старался, чтобы ларек перекрывал отморозкам видимость. Сзади прилежно хлюпал тяжелыми бахилами мужик. Добежав до противоположной стороны, валютчик проделал такой же фортель с ограждением, с бетонного выступа спрыгнул на трамвайные пути. Дорога через широкую соборную площадь на автобусную остановку до микрорайона Северный была открыта. Не останавливаясь и не оглядываясь, быстрым шагом направился вдоль церковного забора. Когда на перепендикулярной улице вырвался из толпы, пошарил глазами в поисках подходящего частника. Юркий жигуленок с натертым нюхом тут-же притормозил возле. Коца залез в салон. Сзади нетерпеливо подтолкнул в спину пастух.

- Силен, ходок, - когда машина тронулась, переводя дыхание, проворчал Коца. – Как привязанный.

- А как же. С детства за стадом ходить приучены, - довольно ухмыльнулся сосед. – Это ваши городские шага лишнего ступить боятся. А мы что, мы люди простые.

Не обращая внимания на вновь посыпавшийся словесный поток, валютчик отвернулся к окну и задумался. Он не мог прикинуть, в каком месте оставить клиента, чтобы не таскать его за собой. В подъезде дома любовницы спокойствия тоже никто не обещал. К тому же, хотелось убедиться, все ли в порядке и на квартире собственной. За время отсутствия там были вольны похозяйничать кто угодно и как угодно. И пусть с некоторых пор особых заначек старался не держать, но и того, что отложил на черный день, отдавать не собирался.Наконец, простая мысль решила прорезаться сама. Как только жигуленок поравнялся с супермаркетом на Северном жилом массиве, Коца попросил водителя остановиться. Указав на небольшой скверик перед входом, подтолкнул клиента в плечо:

- Видишь разноцветные лавочки? Присаживайся на любую и жди меня.

- А ты куда? – беспокойно оглянулся на него мужик. – Может, и я с тобой?

- Со мной нельзя. Хозяева будут против, - не переставая подпихивать в бок, объяснил ситуацию Коца. – Я только деньги возьму, и сразу обратно.

- Где возьмешь?

- Какая тебе разница. Пара кварталов отсюда.

- А когда вернешься? – не прекращал терзать подозрениями деревенский мужик.

- Минут пятнадцать... Что ты как неродной?

Пастух неторопливо потянул ручку дверцы на себя, не спеша вылез наружу и остановился на обочине. Махнув рукой, чтобы он проследовал к лавочкам, валютчик дал водителю знак трогаться. Когда подкатили к нужному дому, снова внимательно обследовал пространство перед ним. Оно было чистым. Взбежав по лестнице на площадку между этажами, он перекрестился и нажал на кнопку звонка. За дверью послышались аккуратные шаги.

Горячие объятия расслабляли, не давая возможности держать себя в руках. Соскучившаяся по ласкам женщина пушистым зверьком терлась о грудь, захватывала шею, губами распечатывая вмиг зардевшиеся щеки. Но тревога за немерянные, с таким трудом отвоеванные, сокровища не позволяла размягчаться ни на секунду. Мысль о том, что все еще впереди, заставила оторвать гибкие руки от себя, отодвинуть желанную подругу на расстояние:

- Скоро все закончится, и тогда я к тебе приду. Если согласишься, насовсем, - ответным поцелуем прикоснулся Коца к полным податливым губам. – А сейчас прошу тебя очень. Пройди, пожалуйста, на кухню и займись там чем-нибудь. Я должен раздеться и перетарить кое-что из принесенных с собой вещей. Меня уже ждут.

Ни слова не сказав, молодая женщина с сожалением причмокнула, послушно дернула на себя приоткрытую дверь кухни. Дочери дома не было. Наверное, она играла с детьми во дворе. Пройдя в спальню, валютчик на кровати моментально перевернул матрац. Нащупав рубец, запустил под него ладонь и пальцами подтащил наружу плотный пакет с пачками денег. Выбросив на пол несколько тугих квадратиков, затолкал заначку обратно. Аккуратно заправив концы простыни, распихал упаковки по карманам, на ходу располовинив одну на две равные части. Уже при выходе за порог привлек к себе мягкое послушное тело, откинув распущенные волосы, всосался в распухшие от волнения алые выпуклости над белыми зубами, одновременно проталкивая за отворот халата разноцветные хрустящие банкноты. И заскакал по лестнице вниз, не оглядываясь и не сожалея об упущенной возможности насладиться удовольствием от общения с любимым человеком.

Пастух дожидался валютчика там, где ему было указано. Поманив за собой, Коца завел его в подсобные помещения супермаркета, забежал в туалет. Закрыв дверь на шпингалет, первым шлепнул пачками денег по тумбочке сбоку раковины. Времени на обмен предварительными репликами уже не оставалось. В этот раз мужик тоже решил нарушить негласный этикет. Шустро вытащив из-за пазухи неизменный кусок плотной материи, он дернул его за концы, пристроил рядом с банковскими упаковками. Скорее всего, такого полотна у него имелось вагон и маленькая тележка. Коца небрежно разбросал концы платка в стороны. В свете электрической лампочки под невысоким потолком снова запылали бенгальскими россыпями усыпанные драгоценными каменьями генеральские звезды с кольцами, подвесками и колье. В который раз от этой красоты в груди образовался прохладный пузырек, продолживший растекаться по всему животу. И дальше, по рукам и ногам, до кончиков пальцев. Во рту моментально пересохло. Подумалось, что на квартире у пожилой еврейки, над полным сундуком сокровищ, чувства были бледнее. Наверное, усталость укатала не только их, но и укоротила остроту зрения, взвинтив до предела лишь нервы. Кончиками пальцев валютчик потрогал каждую из вещей, стараясь перевернуть их другим боком, чтобы успеть хоть на миг насладиться поднимавшимся над ними светлым сиянием. Ведь не исключалась возможность, что раритеты просто перейдут из сумки в сумку, так и не порадовав до полного удовольствия временного их обладателя отточенностью граней. Чахнуть над ними продолжат люди с большими состояниями.

Сегодня мужик предлагал звезду и знак святого Владимира первой степени. Звезда снова представляла из себя размеченный прямыми лучами восьмиугольник, с той лишь разницей, что углы выглядели не острыми, а как бы округлыми. Сглаженными. Старинное золото совместно с живописной эмалью и серебряным поверху шитьем богато переливалось даже в измятых лучах современной лампочки Ильича. Точно так же полоскал языками глубокого пламени знак ввиде креста с древним двуглавым орлом в центре круга. Рядом тускло отливала серебром ромбовидная медаль «За труды и храбрость при взятее Праги», отчеканенная в 1794 году. По другую сторону звезды лежала овальная медаль «За храбрость, оказанную при взятее Очакова» в 1788 году. Под ними толстой змеей извивалась золотая цепочка со звеньями ввиде царственных корон с маленькими бриллиантами в крестиках над ними, с алыми рубинами по бокам и синими сапфирами по низу. На середине на кольце с боку на бок покачивался крупный необработанный алмаз. Цепочка заканчивалась массивным замком в форме разинувшей пасть гремучей змеи. Под ювелирными изделиями снова поблескивала россыпь золотых монет разного достоинства. Ближе к краю искрились подвески из крупного жемчуга с темно-зелеными изумрудинами между матово-белыми зернами. Изумительной красоты колье из множества вправленных в золотые гнезда различных драгоценных камней. Они манили неземным светом, заставляя чувствовать себя как на дне Средиземного моря среди коралловых рифов с экзотическими рыбками между ними. Несколько женских перстеньков ажурного плетения окружали тяжелый мужской перстень, украшенный черным агатом с бриллиантом в три карата. И такая сила, такая мощь исходила от всего этого богатства, что невольно грудь вздымалась выше, а фигура самостоятельно начинала распрямляться. Не утерпев, валютчик в который раз внутренне охнул, переступил с ноги на ногу. Его состояние не осталось не замеченным по прежнему доверявшему лишь своей интуиции мужиком. Облизав покрытые белым налетом потрескавшиеся губы, он смял лицо в довольной улыбке:

- Я и говорю, красота писанная. Торговаться будем, или мне заворачивать оглобли?

- Ну ничего тебя не берет, - возврващаясь в действительность, открыто захмыкал валютчик. – Забыл, что у меня с собой пушка?

- Не забыл. Но ты не из этих... как их называешь. Не из отмороженных, - быстренько ужал плечи пастух. – Иначе я бы на кнутовище к тебе не подошел.

- Вот интуиция, как у неандертальца... Уговорил, давай торговаться, - Коца откинул уголок тряпки, ковырнул ногтем прятавшуюся под ним маленькую кучку золота. – А это еще что ты прихватил?

- Кисеюшка такая, - моментально подался вперед мужик. – Кольчужка, из золотых проволочек сотканная. Хорошая вещичка.

- Для чего она предназначена?

- Без понятиев. Но вещь нужная.

- В хозяйстве пригодится?Накидал, что под руку попало, – снисходительно посмотрел на клиента валютчик. – Называй свою цену, коммерсант.

- Не-е, мы так не договаривались. Сначала назови ты, а я прикину, подойдет, или нет.

Минут через пятнадцать в дверь нетерпеливо постучали. Пастух ладонями накрыл тряпку с сокровищами, вильнул глазами по углам туалета. Коца сунул руку в карман. Но стучавшим оказался подсобный рабочий. За ним в нужник забежала кладовщица. Оба окинули незнакомых им людей такими взглядами, что место сделки пришлось срочно менять. Торг продолжили в конце длинного и темного коридора. Зато он завершился намного быстрее. Перед выходом на улицу, Коца осторожно начал прощупывать пастуха на предмет очередного приезда того.

- Теперь не скоро. Дочка с зятем и внучком съедут сразу после Нового года, а у меня делов по хозяйству невпроворот, - запахивая полы овчинного полушубка, за ним брезентового плаща, забурчал довольный сделкой пастух. – Боровков надо кастрировать, а там шерсть с овец состригать. Ближе туда, к весне. К женским праздникам, когда они снова напомнят о себе либо письмом, либо телеграммой. Мол, накупились, растратились.

- И деньги закончились, - поддакнул валютчик, – А там Дон-батюшка разольется. По половодью какая езда.

- А что нам половодье? Мы на высоком берегу живем, - не согласился собеседник. – В станицу Раздорскую если, за припасами. И то, до Усть-Донецкой ловчее, на перекладных.

- Значит, расстаемся надолго. Не получится так, что помощь дочери покажется маленькой? Соберешься ехать, а кругом праздники. И я тоже, как в этот раз, не предупрежденный.

- Давай-ка договоримся вот как. Если надумаю обратно, отсчитай на любой неделе опять среду, - остановился на выходе из помещений мужик. – До полудня как пить дать доберусь. Но чтобы ты ворочал делами на своем месте, возле входа в магазин.

- Не знаю, обещать ничего не буду, - переступая за порог, замялся валютчик. Стремление мужика успеть как можно быстрее нажиться на обнаруженных им сокровищах теперь не входило в его с Микки Маусом планы. Чем позднее тот узнает о пропаже, тем больше уверенность, что основной клад они тоже сумеют раскопать и вывезти в надежное место. Сейчас задачей номер один была поскорее пристроить богатства из привезенного сундука. – Ты видишь, что кругом творится? Отморозки с ментами проходу не стали давать. Того и гляди на тот свет отправят. Я посоветовал бы тебе не спешить.

- Жрать-то они, конечно, не просят. Тут ты прав, - вслед за ним выдираясь из дверей, загундосил пастух. – Но и бестолку лежать никакого резону. По телевизору по всем каналам передают, что ценности требуют оборота.

- Все правильно. Одно постарайся учесть, что если дочку разбалуешь, с твоей шеи она уже не слезет, пока не дознается, откуда пачки денег.

- Верно заметил. И тут палка об двух концах, - хлопнул ладонями по бокам мужик. – Она уже сейчас как хорошая ищейка. Со следа не сходит.

- Мой тебе совет, ложись на дно и замирай до благоприятных дней, - решительно ставя точку в разговоре, протянул руку валютчик. – Не забывай, что у нас тоже начался бандитский передел. Месяца два-три носа к нам не показывай, иначе не рад будешь, что родился.

- Так то оно так. Но договор между нами пусть остается в силе, - хитровато поморгал белесыми ресницами пастух. – Ежели какая оказия, я сразу к тебе.

- Ну... как знаешь, - поняв, что лишние уговоры только добавят упрямому мужику подозрений, похмыкал в поднятый воротник пальто Коца. – Ты сейчас куда?

- На автобус и до автовокзала.

- Возьми лучше частника. Так надежнее.

- А ты знаешь, по сколько они просят? За такие деньги я лучше пешком дотопаю.

В троллейбус они залезли вместе. Но как только доехали до Нариманова, валютчик потрепал мужика за плечо и выскочил на остановке. Взглядом проводив рогатый транспорт с ужавшимся на сидении нескладным клиентом, сунул руки в карманы, нырнул в лабиринты двух и трехэтажных хрущевок. Прежде, чем возвращаться на квартиру на проспекте Семашко, он решил проверить замки на двери собственного жилища, в котором не показывался несколько дней. К тому же, вновь приобретенные у пастуха драгоценности намекали спрятать их понадежнее. К любовнице возвращаться не стал по двум причинам. Во первых, плохая примета, во вторых, оттуда вырваться он бы не сумел до окончания праздников. А оставленные у мужеподобной Эльфриды Павловны сокровища требовали безотлагательного по себе решения. Покрутившись по коротким переулкам, как в прошлый раз, зашел за дом напротив, осторожно осмотрел собственные двор и подъезд. Кажется, все было тихо. Маятником вдоль фундамента покачивался со сдвигом по фазе сосед по лестничной площадке. Зыркнув по сторонам еще раз, Коца быстрыми шагами пересек двор, вошел в пропахший кошачьими испражнениями вечно темный коридорчик. Он было ступил ногой на ступеньку короткой лесницы, когда голос соседа заставил притормозить.

- Чего тебе, Санек? – обернулся к нему валютчик.

- А вас ограбили, - радостно сообщил бывший кандидат точных наук. – Дверь мы замотали на проволоку.

- О, как! Милиция приезжала?

- Никто не захотел сообщать, потому что возни много. И самих могут привлечь.

- Не заметил, кто грабил? Может, в глазок подсмотрел?

- Не-е, я не в курсе. Но вытащили достаточно. Телевизор, магнитофон, одежду. Холодильник с письменным столом остались, - кандидат нездорово гоготнул. – Наверное, в проеме застряли.

Больше спрашивать было не о чем. Поблагодарив, Коца взбежал по ступенькам, открутил от ручки двери проволоку. В квартире снова царил бардак. Растрепанные книги валялись на полу, перевернутые кровать,диван и кресла белели фанерными остатками днищ. Домушники отвинчивали даже гайку в основании настольной лампы, не говоря об оборванных с гвоздей картинах. Значит, искали по наводке, целенаправленно. Не найдя ценностей, оторвались на том, что мозолило глаза. Проверив замки и отметив, что один из них, которым сто лет не пользовался, в целости и сохранности, Коца в навале сумел отыскать запасные ключи, притянул дверь к лудке. Затем прошел на кухню, сунул руку за обшивку смастеренной своими руками стенки. Сердце отозвалось радостью. Заначка с золотом и деньгами оказалась нетронутой. Включив свет, зашторив окна, он развернул ее, тяжеленькую, на кухонном столе. Потрогав вещи с небольшими сверточками кончиками пальцев, подцепил из внутреннего кармана пастухов узелок, не заглядывая в него, пристроил между тихо звенящими ювелирными изделиями. Надежно упаковав, присел на корточки, водворил прибавивший в весе сверток в тесную щель между фанерными листами. Зазвонил телефон. Подумав, что Микки Маус решил напомнить о себе, Коца снял трубку. Выждав пару секунд, на том конце провода отключились. В голове мелькнула мысль, что лишний раз подтверждать свое присутствие дома не стоило. Мысль как пришла, так и ушла. Помыв руки, он поставил на газовую плиту чайник. Как всегда, в холодильнике оставался кусок копченой колбасы с парой пачек плавленных сырков. Хлебом можно было разбить голову чемпиону мира по боксу. Но на то он был и хлеб, что боялся воды. Скинув пальто, Коца попил горячего чаю, сразу ощутив, как оживились мускулы тела. В комнате засветил люстру, терпеливо принялся за уборку. Нудная на первый взгляд работа была не в новинку.

Уборка затянулась до позднего вечера. Когда осталось подмести пол, в дверь негромко постучали Покосившись на шторы на окнах, Коца обратил внимание на то, что край одной завернулся, обнажив порядочный кусок рамы. Дело имело все шансы принять худой оборот. Никто не знал, что он находился здесь. Изредка звонившие приятели привыкли к его частым отлучкам к любовнице. А больше его жизнью никто не интересовался. Выключив свет, он на цыпочках прокрался к другому концу окна, отогнув угол, всмотрелся в темноту улицы. Показалось, что к стене прижималась чья-то тень. Новый стук за спиной заставил резко обернуться. Постукивание было негромким, но настойчивым. Отпустив материю, валютчик пересек комнату, вдавился в дверной глазок. Лампочка на площадке отсутствовала. Из-за этого чернота подъезда оказалась непробиваемой. Нащупав на вешалке пальто, Коца вытащил из кармана пистолет. Не снимая с предохранителя, снова приник к оккуляру глазка. Если бы стучал сосед, он обязательно распахнул бы свою дверь, чтобы свет падал на лестничную площадку. Кто-то из соседей тоже давно подал бы голос. Значит, на той стороне таился чужой. Решив, если стук повторится еще раз, рывком дернуть ручку на себя, Коца щелкнул выключателем и подобрался. Минут через пять по ступенькам к выходу задробили торопливые каблуки. Не иначе молодой и спортивный, с ходу саданул ногой по косяку, заслякал грязью на улице. Шумно выдохнув, валютчик прислонился плечом к углу стены. В этот момент на уровне головы раздался грохот кулаков по дереву. Показалось, что заходившая ходуном дверь вот-вот сорвется с петель. Озлобленным зверем Коца отпрыгнул ко входу в комнату, направил ствол пистолета вперед. Подумал, что беспредельщиков намного больше, чем он предполагал. Задерживаться в квартире нельзя было ни в коем случае. Отморозки из нескольких группировок давпо вычислили и его убежище, и номер телефона. Оставалось одно, принять бой возле собственной кровати. За окном послышался громкий разговор. В груди невольно всколыхнулась обида на то, что в этой стране и в своем жилище не найти спасения. А лудку уже выворачивали с корнем. Дождавшись, когда в образовавшемся проеме опять мелькнет чья-то пыжиковая шапка, валютчик снял пистолет с предохранителя, нажал на курок. Так-же хладнокровно он выстрелил еще раз. За ненадежной преградой громко вскрикнули. Один раз, второй. Коца понял, что обе пули попали в цели. Подскочив к окну, он поймал на конец ствола неясные силуэты. Глухие звуки стрельбы застряли в старых обоях на вечно мокрой штукатурке. Метнувшись на кухню, Коца выдернул из тайника заначку. Запихнув ее во внутренний карман пальто, накинул его на себя. И сам сорвал дверь с петель. Больше здесь брать было нечего. Документы из-за частых взломов квартиры пришлось перевезти к любовнице. Как и почти всю наличку. Переступив через корчившиеся на полу тела молодых парней, он сбежал вниз и, не оглядываясь, помчался к углу следующего дома. Теперь путь предстоял только один – на проспект Семашко, в затхлую конуру пожилой еврейки Эльфриды Павловны. В ней должен дожидаться его прихода, наверное, успевший зачахнуть на полном драгоценностей сундуке Микки Маус, с которым он был повязан кровью. Пройдет совсем немного времени, валютчик, конечно, вернется сюда, на старое место жительства. Но только для того, чтобы продать хрущобу, прибавив вырученные за нее копейки к большим своим деньгам, которые будут обязательно. Дарить даже такую конуру государству для него считалось за падло. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Уже за будкой газового конденсатора услышал еще несколько раздавшихся в подъезде их хрущевской четырехэтажки глухих выстрела. Но они не произвели никакого впечатления. Он остался жив, он вырвался на свободу. И это было самым главным. Глава двадцать четвертая.

 

В день наступления Нового года в чеченском казино на главной ростовской улице наконец-то закончился траур. Он продолжался больше недели в память о погибшем от рук донских омоновцев с кубанскими казаками отряде боевиков под командованием помощника Удугова, известного ваххабитского политинформатора Ахмеда Атагирова, и полевого командира Вагифа Сукашева. Их расстреляли сразу за небольшим краснодарским городком Армавиром. Уничтожили всех до одного вместе с колонной экспроприированных у новых русских бизнесменов автомобилей. После чего главарь банды чеченцев Асланбек со своими отморозками надолго залег на дно, отказавшись от участия даже в явно выгодных сделках. Приближался Новый год, ментовская слежка ослабла. Пришла пора вылезать из подполья. Тем более, что по недавно полученным данным подтверждалось существование клада казачьего атамана Стеньки Разина. Судя по предварительному описанию снова привезенных мужиком с периферии царских раритетов, клад этот мог потянуть на несколько миллионов долларов. Если не на весь миллиард. Разведчиков, посланных в дозор из боевого состава банды, подорвали неизвестные конкуренты. Те лишь успели сообщить, что в полусгнившем доме посередине заброшенного хутора обнаружили сундук с драгоценностями. На этом связь оборвалась. Запретив брать мужика, чтобы выбить из него необходимые сведения, Асланбек направил на хутор своих людей. Но, как стало известно только что, и тех постигла печальная участь. Сундук с сокровищами исчез. События разворачивались из ряда вон выходящие. Отдав приказ во чтобы то ни стало догнать конкурентов и уничтожить, главарь надумал взять и мужика. Хотя осознавал, что люди из захолустья вряд ли расколятся сами. Они предпочтут умереть на упавшем с неба богатстве, нежели с кем-то поделиться. По данным из того же источника, крестьянин снова объявился на центральном рынке Ростова. Несмотря на капитальную слежку за всеми причастными к делу, мужик и здесь сумел ускользнуть из рук верных людей. Асланбек нервничал, его не покидали мысли о том, что банду тоже ведет уголовка. Несвоевременно из Чечни приехали три молодые девушки-шахидки с поясами смертниц под одеждой. На время оставив Москву в покое, Басаев решил провести несколько террористических актов на юге России. И пусть с донскими и кубанскими казаками был заключен мирный договор, главного террориста этот факт мало волновал. Взрывы в Волгодонске уже прозвучали. После них, и других подобных, дороги назад, ко всеобщему признанию, для него больше не существовало. Оставалось напролом переть только вперед. Для этого он использовал любую возможность, вплоть до привлечения к возмездию над не осознавшим его робингудства русским народом криминальных чеченских структур. Одной из таковых значилась группа беспредельщиков под руководством Асланбека. Ей предписывалось оказывать немедленную помощь направленным в Ростов шахидкам, снабжая тех всем необходимым. Главарь постарался поселить девушек в лучших квартирах, обеспечил питанием. И теперь, в последний день перед Новым годом, вместе с представителем от Басаева, обдумывал, в каком месте они смогут взорвать бомбы. Сам негласный инструктаж кровницы получили из уст своих инструкторов еще на территории Ичкерии.

- В первую очередь, это центральный рынок Ростова. В выходные дни людей там набивается до нескольких десятков тысяч человек, - по привычке оглаживая с недавних пор голый подбородок, неторопливо рассуждал чеченский эмиссар. Он сидел на низком диване. На столике, как и перед хозяином комнаты с еще одним гостем, дымились маленькие чашечки с кофе. – Когда прозвучит взрыв, гяуры бросятся на выход. А ворота на рынке проектировал наш человек. В смысле, словно специально под наш замысел. Они узкие. Кроме того, посередине стоят турникеты. Начнется давка, в которой погибнет еще энное количество свиней. Эффект просто обязан оправдать наши надежды. Женщины тоже дожны быть довольны, потому что сура в коране в ваххабитской трактовке подтверждает, что приведшая в действие взрывное устройство шахидка на небе сразу займет место в раю. За смелый поступок она станет мужчиной.

- Ты прав, уважаемый. Если в автобусе или в другом транспорте жертв взрыва бывает намного меньше, то в толпе их всегда больше, - согласно кивнул головой развалившийся рядом с Асланбеком второй, тоже недавно бородатый, гость. – Толпа как стадо. Она неразумна, из-за этого гибнет массово. Кроме того, кровницам спрятаться в ней несравненно проще.

- Я согласен с вами обоими. Но опыт палестинцев иногда доказывает обратное, - наклонил голову вперед Асланбек. – Замкнутое пространство, например, в автобусе, имеет свойство мгновенно охватываться пламенем. Это раз. Паника там эмоциональнее. Это два. В третьих, взрывная волна из-за ограничения стенами не расходуется напрасно. Она не поглощается бесконечностью, а действует целенаправленно. Поэтому, в городском транспорте жертв может быть больше по сравнению с уличным, скажем, скоплением народа.

- Ты забыл про окна, уважаемый, - мягко улыбнулся эмиссар. – Они вылетят и смягчат силу взрыва. Ко всему, через них легко вылезти наружу.

- Я про них не забывал. Хочу напомнить, что действие будет происходить не в развитых странах, а в России, в которой закупленные по дешевке в государствах в арктическим климатом автобусы имеют двойные толстые стекла на окнах. Их никто не думал менять. Закаленные особым способом, они выдержат взрыв атомной бомбы. Или, если начнут вылетать, то обязательно вовнутрь. То есть, как все в этой стране, шиворот-навыворот.

- В этой стране взорвать бомбу имеется возможность где угодно. Подъезды не закрываются, входы в публичные места не охраняются, контролеры на любом виде транспорта, хоть на самолетах, берут взятки, - второй гость отхлебнул из чашечки с кофе. – У нас проблема одна – подыскать достойных шахидок, чтобы раньше времени, как в Москве, не сдавались местным властям.

- Девушек, в том числе из русских, достаточно. И все-таки, я склоняюсь к центральному рынку. Как говорят те же русские, на миру и смерть красна. Женщинам будет легче нажать на смертельную для них кнопку.

Асланбек салфеткой вытер губы, скомкал бумажку и бросил на стол. Затем посмотрел на выход из комнаты. Стоявший у дверного проема чеченец в черном костюме сделал знак рукой. Две красивых длинноногих русских официантки на вытянутых руках внесли подносы с яствами. Пришла пора подкрепиться хорошим коньяком и закусить отборными продуктами. Недаром недавно интересовавшийся его делами начальник областного Управления милиции озабоченно намекнул на то, что беженцы из бывших союзных республик, в том числе, из непокорных, стали жить лучше самих хозяев страны принимающей. На что Асланбек с явным превосходством ответил, что эта тенденция прослеживается по всему миру. Мол, местные аборигены не в состоянии заметить залежи золотой руды у себя под ногами. Не хотелось ему вспоминать лишь о замечании генерала, когда тот указал, что в Японии, как в Швейцарии и других развитых странах, конфетку вертят из ничего, а в Чечне народ испокон веков оставался способным только на грабеж на больших дорогах. Мол, что толку обсуждать разбалованных завоеванными пространствами великодушных русаков, сумевших добротно сделать одно – заставить говорить на своем языке шестую часть мира.

Кивком головы разрешив девушкам покинуть помещение, Асланбек проводил их до выхода похотливым взглядом, сорвал пробку с бутылки. Вновь обратил взор на присутствующих:

- На какое число эмир Чечни Басаев назначил акт возмездия? – спросил он у поджарого эмиссара.

- На сегодня. На два часа дня в самый канун Нового года. Чтобы в следующий год Россия вошла с кровавыми соплями под расшлепанным носом,- принимая от хозяина рюмку, отозвался тот.-Чтобы тридцать первое декабря запомнилось россиянам как Буденновск или станица Первомайская. Для этой цели шахидки разъехались по разным городам. По сигналу они подорвут себя в одно время.

- Сегодня наступает канун Нового года.

- Сегодня на центральном рынке ожидается столпотворение, - поднимая свою порцию, добавил третий молчаливый гость.

- Ну что же, пусть аллах встретит души чеченских шахидок по достоинству.

- Аллах акбар.

Неспеша опрокинув рюмки в рот, гости руками взялись за сочные куски баранины, приправляя их солидными пучками зелени. Cтоявший у входа чеченец принялся изучать выбитый на портьерах замысловатый рисунок. Наконец, проводники насытились и потянулись к салфеткам.

- У нас к тебе еще один вопрос, уважаемый Асланбек, - промокая блестевший от жира квадратный подбородок, развернулся к хозяину лицом эмиссар. – Мы знаем, что ты напал на след казачьего клада, раскопанного на одном из островов реки Дон. Говорят, что сокровищ там хватит на то, чтобы выкупить у Америки и присоединить к Ичкерии проданную русскими Аляску. Как идут дела в этом направлении?

- Очень трудно. Я уже потерял больше десяти джигитов из своего маленького отряда, - с сожалением сложил руки на груди главарь чеченских беспредельщиков. – Объявились конкуренты, которых мы никак не можем вычислить. Они ускользают из-под самого носа.

- Из числа русских отморозков или самих ментов? – встрепенулся политинформатор. – Мы знаем, что здешние милиционеры научились ни в чем не уступать соплеменникам-бандитам.

- Если бы удалось захватить хоть одного, мы бы с него с живого шкуру содрали. Сегодня утром я получил сообщение, что под Шахтами, по дороге на Ростов, неизвестные конкуренты расстреляли еще несколько человек из посланной за ними в погоню группы. А в самом Ростове, на Северном жилом массиве, произошла перестрелка между выехавшим на перехват отрядом наших людей и ментовским патрулем. И снова не без жертв.

- Очень интересно. Куда же подевались сами преследуемые?

- Как только ворвались на окраины Ростова, как сквозь землю провалились. Признаюсь, что для отрыва они использовали наш джип «Чероки», перед этим забросав находившихся в салоне моих бойцов гранатами.

- А чем в этот момент занимались твои люди? – грозно сдвинул брови эмиссар.

- Они притаились в засаде. Была ночь...

- Часового выставить было лень, - продолжил важный гость. - Дежурили на авось, по русски, подменяя друг друга прямо в кабине автомобиля.

- В России войны нет, бояться нам некого, - встал было на защиту подчиненных Асланбек. – Ты прав, уважаемый, они допустили роковую ошибку. Пусть аллах примет их души.

- Аллах акбар.

- Главное в другом, как бандиты сумели подобраться незамеченными. В кабине сидели волкодавы с первой чеченской войны. Джип замаскировался в лесопосадке. Ни дорог, ни прохожих. Скрипучий снег, сухие ветки деревьев. Сучки, в конце концов.

- Это профессионалы, - мгновенно натянулись струной оба гостя. – Люди, которым стало известно о кладе раньше тебя, Асланбек. Они из посвященных. Значит, искать следует среди работающих на рынке валютчиков.

- Я направил к жилищам каждого, кто имел контакт с раскопавшим клад мужиком, отморозков из числа местной шпаны со своими людьми во главе. Но утешительных сведений до сих пор не поступало. Кроме одного менялы, никто подозрений не вызвал.

- А этот один кто?

- Тот самый дикий гусь, выкупивший у крестьянина очередную партию сокровищ. Он уже имел конфликт с моими джигитами. Но валютчик несколько дней назад пропал с базара в неизвестном направлении. До сих пор не появлялся ни дома, ни на своем месте на входе в рынок.

- Один не способен натворить столько бед, - задумчиво огладил подбородок эмиссар. – Хотя надо признать, среди русских тоже встречаются джигиты, ни в чем не уступающие чеченцам.

- Если имеется возможность, нужно проверить все его связи, - добавил политинформатор.

- Мы этим занимаемся. Есть еще один момент в защиту этого дикого гуся, - снова приподнял бутылку над рюмками главарь банды чеченцев. – Он не здорово интересуется деньгами, а работает по принципу купил-продал.

- Тогда зачем пришел на рынок?

- Наверное, после горячей точки идти ему было некуда. Дело в том, что в камешках и в других раритетах из драгоценных металлов он сам не разбирается. Если приносят существенное, бежит за помощью к знающим менялам. За определенную цену те дают ему совет.

- Странно. Тогда как и для кого этот дикий гусь выкупал у крестьянина очередные царские награды? Кто в этом вопросе его консультировал?

- Думаю, приобрел по случайности. Пристроил старому нумизмату со звериным чутьем еврею Пулиперу, который нагрел его на камешках и раритетах как хотел. А свел валютчика с ним молодой жиденок по кличке Микки Маус. На рынке он тасуется давно. Это правая рука известного в Ростове собирателя древностей.

- Почему твои подчиненные не поинтересовались у этого... Мауса и про дикого гуся, и за все остальное? Сейчас он представляет из себя главное связующее звено.

- К сожалению, мышонок с бархатной шубкой сделал ноги тоже. Его нет нигде.

- И не будет долго. Обоих, - политинформатор выразительно посмотрел на собеседников. – Мне кажется, они поняли, что попало в их руки. Совместными усилиями решили искать купцов посолиднее. Например, в Москве. Мужика предупредили тоже, чтобы больше никому не предлагал драгоценности. Иначе секир башка.

- Ты хочешь сказать, что Пулипер для них ничего не значил? – откинулся на спинку дивана эмиссар. – Этого не может быть, потому что евреи своих не надувают. Хочу напомнить, что старый жидяра фигура знаковая. О нем давно идут разговоры в эшелонах высшей власти Ичкерии.

- Никто не спорит, богатые люди нам нужны. Но я отвечу на вопрос. Считаю, что одного пархатый жид держал за осведомителя, отстегивая определенный процент. Второго вообще за обыкновенного лоха.

- Должен прояснить ситуацию, - Асланбек поднял рюмку над столом. – Наш неутомимый нумизмат исчез из поля зрения тоже. Кажется, за ним охотились не только представители криминальных групп, но и сексоты из областного Управления милиции.

- Тогда дорога у Пулипера должна быть одной – за границу.

- Прости, уважаемый, но тогда вырисовывается некий порочный круг, который включает в себя всех троих, - не согласился удуговец. – Они работают совместно. Вам не кажется, что я прав?

- Очень интересная мысль! Значит, эта троица имеет возможность переправлять сокровища за кордон. Недаром Пулипером интересовался сам Яндарбиев, - вскинул голову эмиссар. – Вывод ясен, коллекционера следует прощупать со всех сторон. Если успел убежать за рубеж, достать его и там. Теперь наши люди есть везде.

- Круг надо немедленно разорвать.

- Чтобы просыпавшиеся из него драгоценности попали не на английский аукцион Сотбис, а в подставленный вовремя наш мешок.

- Аллах акбар.

Присутствующие выпили, хорошо закусили. В это время стоящий на входе чеченец в черном костюме протянул Асланбеку мобильный телефон. Наверное, произошло что-то очень серьезное, иначе он не осмелился бы отвлекать главаря. Приложив плоский матовый аппарат к уху, тот некоторое время выслушивал донесение. Затем сунул трубку в верхний карман рубашки, пригладил иссиня черные волосы:

- На центральном рынке объявился тот самый дикий гусь, - взглянув на часы, сообщил он гостям. –Но это не все. Возле главного входа он встретился с крестьянином, отыскавшем атаманский клад.

- Их надо немедленно брать, - подобрался эмиссар.

- Их необходимо отвезти в подвал под двухэтажным домом на Кацапстрое, - поддержал его удуговец.

- Я сказал не все, - главарь ростовских чеченцев криво усмехнулся. – Они исчезли из поля зрения наших наблюдателей.

- Как они смогли это сделать? – вновь развернулись к нему оба гостя.

- Применили очень простой прием. Зашли за продуктовую палатку и использовали ее в качестве шор на глаза. Иногда в аулах так поступают с ходящими по кругу ослами, добывающими из глубоких колодцев воду.

- О таком приеме мог знать только прошедший хорошую боевую школу спецназовец.

- Думаю, ты прав. Дикий гусь для нас оказался не подарком.

- Дело начинает принимать дурной оборот. Не его ли это работа что в заброшенном хуторе, что на ночной трассе?

- В его квартире необходимо устроить профессиональную засаду.

- Если он туда вернется.

- Он обязательно зайдет к себе. Сейчас он начнет искать место для вновь приобретенных сокровищ.

- Таких схронов у него должно быть достаточно.

- Свое надежнее всех, вместе взятых.

- Людей к нему я уже направил, - подключился к разговору хозяин комнаты.

- Усиль группу настоящими профессионалами своего дела. Такими, которые на лету могут отстрелить яйца у комара.

Небольшая комната превратилась в засаду с тремя кровожадными охотниками. Если бы не было проблем главнее, они давно сорвались бы с места, чтобы ускорить ход событий. Разлив коньяк по рюмкам, Асланбек посмотрел на эмиссара. Тот демонстративно поднес руку с часами к лицу. Золотые стрелки «Роллинга» замерли на одном часе дня.

- Пора, уважаемые. Наступил пик возмездия, - твердо сказал он. – Надо доставить наших шахидок в назначенный район и проследить, чтобы приказ эмира Ичкерии был выполнен.

- Женщины из дома выйдут вместе? – протягивая ему рюмку, быстро спросил Асланбек.

- Нет, сначала отправится одна. До базара ровно десять минут ходьбы. Через четыре минуты вторая, за ней через столько же минут третья, - принимая коньяк, проинформировал эмиссар. Теперь об этом говорить можно было смело. – На подготовку к теракту отводится всего две минуты. Когда займут выгодные для наиболее эффективного поражения позиции, прозвучит команда привести взрывные устройства в действие.

- Чеченские кровницы расположатся треугольником. Одна из них в центре рынка, вторая на выходе со стороны главных ворот. А третья на входе с проспекта Семашко, где достаточно частных палаток с разной мелочью, - беря в руки свою порцию, добавил политинформатор. - Во всех трех точках мы наблюдали наибольшее скопление народа. Взрывы должны оправдать надежды наших боевых подруг на место в раю.

- Пусть будет так, как хочет этого аллах.

- Аллах акбар.

Без пяти минут два Асланбек завернул налево, прикарковал свой «Мерседес» на углу проспекта Большой Садовый и переулка Соборного. Выйдя из салона, клацнул податливой дверцей, посмотрел вдоль старых зданий в сторону золотоглавого собора и центрального рынка за ним. Следом выскочили два чеченца, один из которых выполнял роль телохранителя, второй был старшим над отрядом боевиков. Через несколько минут как бы невзначай главарь отвернул рукав, сверил свои «Сеико» с большими стрелками на циферблате вознесшейся над базаром колокольни. Стрелки на обоих приборах показывали одно и то же время. Донеслись глухие звуки церковных курантов. Прошла еще парочка томительных мгновений. Мимо спешили люди, из дверей многочисленных мастерских выходили покурить часовщики, ювелиры и фотографы. Студенты у магазина компьютеров обсуждали свои проблемы. Асланбек снова приподнял край рукава на пальто, покосился на сопровождающих. Те ответили готовыми выполнить желание господина взглядами. В курс предстоящего события их никто не вводил. Постукав подошвами ботинок друг о друга, Асланбек прошелся по переулку взад-вперед. Из расположенной напротив редакции ростовской газетенки выскочили две миловидные корреспондентки, заспешили по направлению к рынку. Он проводил их как всегда заинтересованно, разве что с легким налетом сожаления на волевых губах. Остановившись возле «Мерседеса», опять поднес руку на уровень груди. Часы показывали десять минут третьего. От базара долетел отголосок слабого взрыва. Одного. И снова шум большого города заложил уши. Открыв дверцу, Асланбек упал в мягкое сидение, растерянно пошарил по приборной доске. Подцепил пальцами болтавшиеся в замке ключи. Отпустил их. Недоумение все больше завладевало резкими чертами лица. В этот момент мобильник заиграл одну из горских мелодий. Включив на прием, главарь прислонил его к виску. Осевший голос эмиссара заставил подобрать ноги под себя:

- Игра окончена, уважаемый, - прохрипел тот в микрофон.

- Что случилось? – чувствуя, как от груди к животу пошел холодок, спросил Асланбек.

- Двоих шахидок на подходе к базару задержали ОМОНовцы, третью они же загнали в угол. Она смогла подорвать только себя.

- Почему? – попытался проглотить шершавый ком в горле главарь. – Неужели две шахидки решили сдаться властям сами?

- Не знаю. Одно могу сказать точно, перед заданием такой важности не стоило им наряжаться в национальные горские одежды. Думаю, милиционеры зацепились за это в первую очередь. А после женщин выдал обыкновенный акцент.Раскрутить кровниц дальше для ОМОНа было делом техники.

- В состоянии аффекта они выдадут все связи.

- Если уже не раскололись.

- Что будем делать? – Асланбек рукавом вытер выступивший на лбу пот. – У меня без этого проблем достаточно.

- Проблемы надо решать, - проскрипел эмиссар.

Связь отключилась. Посидев еще немного, главарь кивком головы разрешил залезть в салон своим подчиненным. Затем завел двигатель и сорвал машину с места. Если в ростовском отделении федеральной службы безопасности докажут его причастность в подготовке к взрывам, то год грозил закончиться явно не в его пользу. Побег обратно в родную Ичкерию твердо обещал лишь одно – автомат на шею и гранатомет за плечи в какой-либо из шастающих по горным склонам, озлобленной на всех и вся, банде боевиков, находящих удовольствие в истязаниях безоружных пленных. Чаще из гражданского населения.

Покружив по городу, Асланбек заехал на Нахичеванский рынок. Новый главарь армянских беспредельщиков еще не полностью вошел в курс дел обезглавленной и прореженной Слонком с отморозками с центрального базара групировки. Поэтому с серьезными разговорами с другими лидерами курирующих каждый свой район банд он не спешил. Но с чеченцами предварительное толковище уже состоялось. Оба клана капитально вгрызлись в причастных к поискам атаманского клада валютчиков с перекупщиками. Оба лидера внимательно отслеживали каждое движение в этом направлении, кем бы сделано оно не было. Остановив машину у тротуара, Асланбек выдернул ключи зажигания, поманил за собой пальцем двоих помощников. Затем поднялся по невысоким ступеням стоящего напротив рынка кафе, толкнул дверь ногой. В предпраздничный день в полутемном зале народу не оказалось. Тихо поцокивала армянская музыка, за стойкой бара скучал кучерявый армянин.

- Где находится твой хозяин? – сходу спросил у него главарь чеченцев.

- А кто его спрашивает? – напрягся чернявый парень. Наверное, он просто подменял кого-то из своих - брата или другого родственника.

- Я тебя спрашиваю, он здесь? – тяжело уставился в переносицу армянина Асланбек. – Если в директорском кабинете, позови. Мне надо с ним переговорить.

- Простите, но я должен как-то доложить.

- Скажи, пришел чхой. Он поймет.

Парень живо вильнул задницей за дверь в дальней стене. Пройдя к одному из столиков у окна, Асланбек расстегнул на пальто последнюю пуговицу, уселся в плетеное кресло. Достав деревянные четки, начал их перебирать. Его сопровождающие заняли стулья на входе. Наконец, на другом конце зала показалась полноватая фигура оставшегося в живых заместителя Пархатого, бывшего наместника от ереванских армян на Нахичеванском рынке. Еще издали он воздел хваткие ладони вверх, запричитал высоким голосом:

- Вах, какие гости пожаловали в наш скромный дом.Честь и хвала друзьям бедных изгоев.

Главарь чеченцев встал, похлопал по спине прилипшего к его груди, пропахшего потом и кухней, толстяка. Ему хотелось поговорить с новым вождем, но того, видно, не оказалось. Впрочем, старый заместитель знал обстоятельства дела лучше.

- Садись, дорогой. Сейчас я угощу тебя настоящим армянским коньяком, - присел напротив и облокотился о край стола влиятельный армянин. – Как дела, друг? Как семья, родные?

- Спасибо, Карен, хорошо. Семья отдыхает в Турции, родственники в Ца Ведено защищаются от русских оккупантов. Дела идут потихоньку.

- Дай бог. Что еще можно пожелать патриоту своей родины? Только здоровья на долгие годы.

- Пусть будет так, уважаемый. Тебе и твоим близким тоже всех благ и хорошего здоровья для осуществления твоей мечты.

Заместитель главаря приложил руку к груди, наклонил голову вперед. Затем сделал знак рукой бармену. Когда тот подошел, тихо сказал несколько слов по армянски. И снова обратил лоснящееся жиром лицо к собеседику:

- Э, что наши мечты по сравнению с американской. Вот там мечта - как небоскреб. Высокая, - оба понимающе засмеялись. Карен хитровато добавил. – На заокеанском континенте мечту воплощают в жизнь.

- А мы здесь воздвигаем ее на собственной крови, - ухмыльнулся Асланбек.

- Разве что дети наши смогут увидеть свет ясного солнца, - согласился армянин.

- Боюсь, что нет. В этой стране солнце не восходит.

Официанты начали выгружать на стол еду и питье. Кучерявый парень откупорил бутылку с «Ахтамаром», плеснул в рюмки приятно пахнущую желтовато-красную жидкость. И так же осторожно удалился. Собеседник поднял рюмку:

- За твое здоровье, дорогой. Пусть у тебя дела не расходятся с желаниями.

- У тебя, уважаемый, пусть будет так же. Здоровья и благополучия на долгие годы.

Оба выпили, пососали лимонные дольки. Закусили бутербродами с черной икрой. Плеснув по второй, армянин отставил бутылку в сторону:

- Что привело тебя к нам, Асланбек? Расскажи.

- Вообще, я намеревался встретиться с вашим новым авторитетом.

- Он уехал к друзьям отмечать Новый год, - быстро сказал заместитель. – Если дело серьезное, можем перенести встречу на после праздника.

- Совсем забыл. По вероисповеданию вы тоже христиане, - улыбнулся собеседник.

- Христиане. Но григорианские.

- Откладывать разговор не стоит, - подумав, отклонил предложение Асланбек. – Меня заинтриговал ваш интерес к якобы раскопанному кладу атамана Стеньки Разина.

- Такая легенда среди валютчиков на центральном рынке ходит давно, - моментально подобрался собеседник. – Но, скажу тебе, у нас своя территория и свои интересы.

- В сказки вы не верите?

- В них верят русские. А мы нерусские.

- А если это окажется правдой?

- Тогда наши пути расходятся. Россия – для всех.

Главарь чеченской банды насмешливо прищурил глаза. Делать больше здесь было нечего. Видимо, армяне тоже решили не упускать попавшую и к ним на крючок большую рыбу. Цыкнув воздухом сквозь золотую коронку, Асланбек положил локти на край стола, вперился в вертлявые зрачки сидящего напротив отморозка:

- Этот дикий гусь, как его... Коца, которого кроме нас пасет кто-то еще, он наш.

- А кто такой, вообще, Коца? – развел руками армянин. – Меняла с рынка, что-ли? У нас к нему есть вопросы по поводу убийства члена нашей бригады. И он за это ответит.

- Если он кого убил, то только в свою защиту. Зачем ему мочить первого встречного?

- Убивать ему не привыкать. Этот валютчик в прошлом был диким гусем.

- Но не первого встречного. Тем более, армянина.

- Ты на что намекаешь, дорогой? – согнал с лица благодушие толстяк. – Не забывайся. В гостях себя так не ведут.

- Разве я переступил законы гостеприимства? – притворно удивился чеченец. – Я только хотел предупредить, что Нахичеванский рынок с центральным разделяет Театральная площадь.

- Это слышать уже приходилось, - откинулся на спинку стула армянин. – Случайно, вы не перешли под ментовскую юрисдикцию? Как бригадир отморозков Леха Слонок, например.

Во внутреннем кармане пальто Асланбека мобильник заплясал дикий танец. Метнув на собеседника испепеляющий взор, он вынул его, приложил к уху. То, что передали, заставило задергаться правую щеку. Прорычав на чеченском языке несколько фраз в ответ, главарь нервно сунул сотовый за отворот пальто и встал из-за стола:

- Я свое слово сказал. Больше повторять не буду, - сверкнул он зрачками.

- Какое слово, дорогой? Так хорошо начали, - тоже вскочил на ноги армянин. – Давай еще по одной, за дружбу.

- Дикий гусь наш, - непримиримо ощерился Асланбек. – Если с ним что-нибудь случится, отвечать будут все. На дне моря отыщем.

- Там уже много чего похерили, - буркнул ему в спину заместитель главаря нахичеванских беспредельщиков. – Тебя бы, дикого козла, тоже отправить туда...

Но Асланбек этого не слышал. Его разрывала злость на подчиненных, которые снова умудрились упустить валютчика с центрального рынка. И опять дикий гусь замочил нескольких членов бригады. Заскочив в «Мерседес», он дождался, когда в салон запрыгнут помощники. Затем врубил скорость и по разделительной полосе пошел наматывать расстояние в сторону центра города. Он не замечал ни елки на Театральной площади, ни разукрашенных по случаю праздника окон и стен магазинов. Им владело одно желание - добраться до валютчика и с живого содрать с него шкуру. Что будет потом, его мало волновало.

«Мерседес» просвистел вдоль города пулей. Если бы не большой праздник, в связи с которым движение почти прекратилось, при тусклом уличном освещении аварии было бы не избежать. Но жители запаслись необходимым, расползлись по домам. Пришла пора самому вливаться в теплую компанию, чтобы в дикой оргии забыть нынешние печальные известия. Асланбек пересек проспект Соколова с приземистым зданием государственного банка, от которого до казино было рукой подать. В тишине отсеченной от игровых залов толстыми стенами, комнате с приглушенным светом сегодня должны были собраться многие уважаемые люди. Там ожидали его появления несколько сладких русских наложниц. Жена была далеко, она занималась воспитанием детей. А он, Асланбек, верой и правдой служил всегда независимой Ичкерии. Главарь уже зарыскал глазами в поисках парковки для автомобиля, когда сидящий рядом телохранитель подал тревожный сигнал:

- Асланбек, возле входа в казино стоит милицейская машина.

Чеченец резко ударил по тормозам, зорко всмотрелся в освещенное рекламой здание через проспект. И вдруг увидел, что рядом с ментовским бобиком пристроился с синей полосой вдоль кузова крытый УАЗик местного УФСБ. На входе в помещение на первом этаже расставили ноги два бойца в камуфляже, с черными масками на лицах. На груди висели короткоствольные автоматы. Заскрипев зубами, Асланбек кулаками стукнул по рулевой колонке, сунулся головой вперед. То, чего он боялся больше всего, произошло. Теперь оставался лишь один путь – назад в Чечню. За несколько лет войны в этой республике разведчики федеральной службы безопасности научились работать виртуозно, отлавливая бывших боевиков по всей России пачками. В этот момент по стеклам автомобиля постучали чем-то металлическим.

- Гони, - зарычал сидевший на заднем сидении старший над отрядом бандитов. Заметался загнанной в угол обезьяной, повторил. – Уходим, Асланбек. Я не хочу в тюрьму.

- Лучше смерть в бою, чем вонючие камеры гяуров, - поддержал его телохранитель.

Бросив косой взгляд на тротуар и заметив, что у двери «Мерседеса» остановились вооруженные люди, что они быстро обкладывают машину со всех сторон, главарь открытой ладонью саданул по переключателю скоростей, тут-же надавливая на педаль акселератора. Один из служивых попытался преградить дорогу, ринувшись на капот. Завизжав шинами, автомобиль разъяренным зверем прыгнул вперед. Высоким бампером Асланбек как пушинку смел бойца, отшвырнул его на каменный бордюр. Остальные бросились врассыпную. Через мгновение по корпусу зацокали первые пули, свистнули вдоль салона, пробив заднее с передним стекла. Соплеменники бросились на пол. Ужавшись на сидении до позы зародыша в утробе матери, главарь завилял по широкому проспекту, стараясь сбить бойцам прицел. Нужно было во чтобы то ни стало доехать до первого переулка, и, нырнув в него, помчаться по лабиринтам образованных старинными зданиями пустых улиц. Он успел изучить этот город с больше чем миллионным населением как свои пять пальцев, узнал все входы и выходы. Не обязательно было мчаться на Ворошиловский мост, чтобы по нему прорваться на Батайск, а потом на родной Северный Кавказ. Там стояло достаточно постов с обвешанными до зубов гаишниками, с приданными им в помощь военными патрулями. Можно проделать более долгий, зато менее опасный, путь через Западный жилой массив, и так-же попытаться прорваться на степные перед горами просторы. А там он сумеет распорядиться своей жизнью по своему. Асланбек играл педалью газа, выворачивая руль то в одну, то в другую стороны. Машину заваливало с боку на бок, но она беспрекословно слушалась хозяина. Позади остался Буденновский проспект, переулок Халтуринский. Автомобиль вылетел на площадь имени Пятого Донского гвардейского корпуса, по мосту через железнодорожные пути устремился к телевышке. В этот момент из кузова стоящего на съезде с моста крытого ЗиЛа на землю посыпались солдаты в камуфляже. С обочины наперерез рванулась милицейская патрульная машина. Поднявшиеся с пола соплеменники сняли пистолеты с предохранителей, почти не целясь начали посылать пулю за пулей в противников. В ответ сыпанул свинцовый град. Краем глаза Асланбек увидел, как обмяк на переднем сидении его телохранитель, как вскрикнул за спиной командир отряда. Направив «Мерседес» на ментовский «ДЭУ», главарь издал гортанный клич и правым боком ударил его в радиатор. Не останавливаясь, протащил корейца несколько десятков метров, пока у того не оторвалось крыло. Снова в кабину впился рой свинцовых пчел. В зеркале заднего вида отразились фары от вылетающей на прямую дорогу погони. Кажется, стрелять преследователи не прекращали никогда. Чуть выше левого уха вдруг кто-то чиркнул раскаленным железным прутом. Асланбек машинально махнул пальцами по тому месту, с ужасом увидел кровь. Сквозь побелевшие губы прошипев проклятия, вдавил педаль газа в пол. Теперь остановить его могла лишь смерть. Он летел по Западному массиву с жутким ревом из пробитой выхлопной трубы, с включенными на всю мощность фарами. Редкие встречные машины издалека шарахались к обочинам и замирали на них с погашенными габаритными огнями.

- А-а, с-суки, усираетесь? – стирал зубную эмаль в пыль главарь. –Не зря воины аллаха отрезали вам половые органы. Вы способны только на одно – плодиться и размножаться...

Чеченец уходил от преследователей дальше и дальше. Их машины с маломощными двигателями не в силах были развить крейсерскую скорость больше двухсот километров в час. На одном из крутых виражей таившийся в засаде патруль попытался обстрелять снова. Но и на этот раз безрезультатно. Асланбек прорвался, теряя осколки стекла, куски изодранной в клочья обшивки. Введенный в городе план «Перехват» удался лишь отчасти. Банда прославившегося зверствами Асланбека перестала существовать. Но ее главарь не уставал выжимать из «мерса» новые лошадиные силы. Вылетев с другого конца Западного микрорайона, мимо опустевшего авторынка, мимо автосервиса, он вырвался в первобытную степь. Менты с солдатами отстали. Теперь окончательно. Сдвинув меховую шапку набок, чеченец снова провел пальцами по виску. Обильно текущая из глубокой раны кровь смочила волосы, шарф, воротник пальто. Требовалось остановиться и перевязать пропаханную пулей борозду. Но кто давал гарантии, что менты задержались на выезде из города. На то их и прозвали цепными псами правителей. Покосившись на молчаливых своих соседей, гуттаперчевыми манекенами вихляющихся с края на край салона, Асланбек оскалил зубы и, подняв голову, завыл по волчьи. Тоскливо и монотонно. Если бы кто услышал этот безысходный вой, он упал бы в обморок от страха. Отплакав, чеченец снова обратил все внимание на дорогу. Перед очередным мостом через Дон притормозил, на переднем сидении крепко привязал ремнями телохранителя, на заднем положил плашмя командира отряда боевиков. Затем из-под толстого половика на полу достал автомат с двумя запасными рожками, перезарядил пистолет. И вкатился на покрытые асфальтом бетонные плиты. Из темной будки никто не удосужился выйти ему навстречу. Отъехав километра три, главарь разгромленной банды чеченских отморозков остановил изрешеченный пулями «Мерседес», вышел из салона наружу. Повернувшись окровавленным лицом в сторону города, поднял кулаки и гортанно выкрикнул. По русски:

- Я еще верну-у-усь...

Вековая заснеженная степь вокруг сумрачно и безмолвно впитала ничего не значащий для нее возглас. Она помнила орды диких степняков и горцев, устлавших ее первозданное тело костями.

 

Глава двадцать пятая.

 

Париж отмечал Новый год. На Елисейских полях деревья на бульварах были обнаряжены гирляндами разноцветных лампочек с бесчисленным множеством блестящих игрушек. Сама Эйфелева башня представляла из себя более чем трехсотметровую елку с увенчавшей вершину электрической шапкой. Была середина сероватого дня. Чистенькие тротуары заливал свет неоновых реклам, воздух пропитался вездесущим французским парфюмом. По одному из бульваров с зеленой травой на многочисленных цветниках прохаживался худощавый мужчина в возрасте. Это был Пулипер. Недавно он прибыл из Германии и теперь, в ожидании нумизмата с международным именем, любовался видами столицы мировой моды, заодно исполняющей обязанности столицы старушки Европы. Как и Пулипер, парижский собиратель редкостей был евреем, тоже выходцем из России, из благословенной Одессы, с началом перестройки попросившим политического убежища у французского правительства. За каких-то десяток лет на русских раритетах он сумел раскрутиться в мировую известность, за консультацией к которой обращались солидные люди. Присев на аккуратную лавочку, Аркадий Борисович вытащил небольшую бутылочку с чаем, отпил несколько глотков. Затем поднял руку, чтобы посмотреть на часы. И сразу опустил ее. По присыпанной желтоватым каменным крошевом дорожке к нему приближался тоже худощавый человек за пятьдесят лет в короткополой фетровой шляпе и длинном черном пальто. Рядом как бы самостоятельно передвигалась тонкая бамбуковая трость.

- Бонжур, месье, - еще издали притронулся к головному убору подходивший.

- Бонжур, дорогой мой друг, - в свою очередь прикасаясь к меховой шапке, приподнялся с лавочки Пулипер.

- Силь ву пле, - пожав руку, нумизмат вежливо указал на лавочку.

- Мы так и будем говорить на французском? – вновь занимая место, улыбнулся Аркадий Борисович. – Учти, из каждого языка я знаю всего по нескольку слов.

- Пуркуа?.. – насмешливо сощурился собеседник. Рассмеялся. – Сегодняшнее утро у меня началось с большого подъема.

- Отбрасываю в сторону все твои дела. Они могут принести только беспокойство. Остается шерше ля фам?

- Си. Увы, ля мур. Не исключаю возникновения семьи.

- Поздравляю. Я вижу, на Западе ты нашел себя окончательно.

- Почти. Плохо только одно – налоги, - нумизмат поудобнее устроился на аляповато покрашенной доске, облокотился о спинку лавочки. – Они здесь выше, чем в Америке. Приходится по старой одесской привычке шельмовать.

- Этот грех у всех евреев в крови. Прежде, чем покинуть Россию, мне довелось пойти на такие уловки, что вспоминать об этом тягостно до сих пор.

- Я тебе сочувствую. Во Францию прибыл по визе или по дипломатическим каналам?

- Из Берлина в Париж я прилетел по Шенгену. А из Росси в Германию пришлось выбираться с помощью дипломатов. На тот момент меня уже повязали подпиской о невыезде.

- Наверное, основания на то были серьезные?

- Кое-что из этих оснований я прихватил с собой.

Парижский нумизмат с интересом воззрился на собеседника. По тому, как спокойно он себя вел, не озираясь по сторонам и не дергаясь, можно было сделать заключение, что французским полицейским до лампочки, чем занимается подданный их свободной страны.

- И прямо здесь ты можешь это показать? – пощелкал он пальцами в воздухе.

- Если ты согласишься посмотреть.

- А что же ты молчал, когда звонил по телефону?

- Привычка. На родине телефон у меня прослушивался.

- До сих пор? Не может быть!

- Я так думал, потому что думал так со времен советской власти.

- Ты прав, дорогой. Я тоже не до конца избавился от ощущения, что за мной постоянно подсматривают, - с сочувствием поцокал языком мировая известность. – Тогда пойдем ко мне. Я живу здесь недалеко, на одной из рю за площадью Клемансо.

Оставив лавочку на бульваре пустой, оба крупных дельца тронулись по авеню Густава Эйфеля, свернули в сторону художественно освещенных, построенных еще по приказу Марии Медичи, шикарных дворцов. За ними углубились в одну из нешумных каштановых улочек в богатом районе города. Перед скромным на первый невнимательный взгляд подъездом парижский нумизмат остановился, показал пальцем на свою квартиру на третьем этаже великолепно сохранившегося здания с лепниной из восемнадцатого века по фасаду. Затем прошел ко входу, дернул за веревочку. Дверь открыл портье в расшитом позументами галантном костюме. Они поднялись по обрамленной ажурным ограждением мраморной лестнице на просторную площадку. И вошли в прихожую. Не мешкая, хозяин провел гостя в уютную комнату, усадил в мягкое кресло перед дубовым столом. На французском языке сказал что-то возникшей на пороге миловидной женщине. Через несколько минут она принесла поднос с маленькими чашечками с дымящимся кофе.

- С чего мы начнем? – сделав несколько глотков и отодвигая чашечку от себя, промокнул губы салфеткой хозяин.

Последовав его примеру, Пулипер непроизвольно отметил про себя, что нумизмат сразу перешел к делу, отбросив грузные восточные витиеватости как ненужные. Наверное, так в Европе жили все люди. Поэтому они именно жили, а не существовали.Достав из бокового кармана пиджака толстое портмоне, он разложил его на столе. Первым из отделения вытащил орден Виртути Милитари, одновременно незаметно наблюдая за выражением лица собеседника. Тот натужно засопел не поднимая головы. Казалось, он моментально ушел в себя. За ним на покрытый плотной скатертью стол легла золотая звезда ордена святой Анны за военные заслуги. Рядом пристроился знак ордена со скрещенными мечами между углами покрытого живописной эмалью креста. Преуспевающий нумизмат не выказывал никакого волнения. Он словно не замечал ничего вокруг, намеренно уставившись в одну точку. Подождав немного, Пулипер ногтем раздвинул кожу на следующем отделении портмоне, осторожно подковырнул за сияющий луч звезду ордена Екатерины, учрежденного Петром Первым еще в 1713 году. Внизу расположил с отлично сохранившимся шелковым бантом знак ордена ввиде небольшого креста. Драгоценные камни в золотых ячейках сыпанули бесчисленными разноцветными искрами по богато обставленной комнате, острыми лучами кольнули в глаза. Сквозь проступившие слезы Пулипер отметил, как дрогнули у собеседника сплетенные над столом тонкие длинные пальцы, как поджал он большие губы, стремясь удержать хлынувшие на лицо эмоции. Эффект неожиданности, на который еще в России рассчитывал пожилой еврей, был достигнут. Теперь за царские награды не грех было запросить ту цену, о которой мечтал. На самой родине блестящими цацками интересовались разве что больные люди, в среде которых вдруг оказывался какой-нибудь истинный ценитель раритетов. Но для того, чтобы выйти на него, требовалось перелопатить тысячную армию обычных перекупщиков с не менее презренными хапугами от истории собственного народа. А в портмоне ждали своего часа другие сокровища, завладеть которыми посчитали бы за честь самые знатные нумизматы мира. Откинувшись на спинку кресла, Пулипер осторожно перевел дыхание. Наконец, парижский ценитель расцепил пальцы, протянул руку к ордену Екатерины. Ловко набросив на длинный горбатый нос сильные очки в золотой оправе, перевернул звезду тыльной стороной. Долго изучал выбитые там обозначения. Отложив раритет, пододвинул к себе тяжеленький знак от него. Ни слова не говоря, обследовал с такой же скрупулезностью и его.

- Санкт-Питербурхский, - с ударением на «бурх» негромко пробурчал он. – Свидетель многих неправедных, но светлых, дел. Наверное, не избежал омовения и болотной водицей. Император на расправу был крут.

- Все имеет место быть. Но что орден из первых рук, сомнений не возникало и у меня, - с виду равнодушно отозвался Аркадий Борисович. – Кстати, по другим раритетам волноваться тоже нет причин. Это подлинники.

- Может быть, может быть, - откладывая Екатерину и придвигая к себе Анну, рассеянно произнес нумизмат. Снова приник очками к тыльной стороне звезды. – А этот помоложе будет. Работа ручная. Огранивали как бы не при Второй Великодержавнице. Или доводили...

- Доводки исключены, - непримиримо отсек подозрения Пулипер. – Единственное, что допустимо, это чистка награды шерстяной тряпицей с золой. Такую премудрость иногда позволяли себе даже высокопоставленные придворные. Не упоминая о боевых генералах.

Парижский нумизмат уже придвигал к себе замысловатый, с императорской короной над покрытым толстым слоем черной и зеленой эмали на подобие георгиевского креста орден Виртути Милитари. Вызолоченной бронзой посверкивали бока короны и круг в центре самого креста,глубоким агатовым блеском отсвечивали его конические стороны.Потом очередь дошла до не менее солидных знаков с надежным креплением из медных деталей. Перебрав по очереди каждую вещь, крупный делец снял очки, платочком протер сначала их, потом глаза. И поднял голову:

- Как ты умудрился протащить весь этот багаж через границу? – на полном серьезе спросил он. – Если бы задержали, могли бы намотать срок не меньший, чем ленинградскому книжному воришке генералу Диме. А сидеть в России сейчас, означает вычеркнуть эти годы безвозвратно, в то время, когда другие будут продолжать ковать капиталы.

- Во первых, Дима был причастен к воровству фолиантов, принадлежащих только к израильской с иудейской историям. Адвокатами на суде он подавался как еврейский патриот. Отчасти это правильно. В России до сих пор немало картин, не возвращенных знаменитой Дрезденской галерее, - рассудительно заметил Аркадий Борисович. – А если бы поймали меня, то судили бы уже как расхитителя исторических реликвий. Например, как вора, обокравшего египетские гробницы. Я уже говорил, что пришлось изворачиваться ужом под русскими вилами.

- Но как ты сумел! – настаивал нумизмат. – В Европе подобное нонсенс.

- У нас на родине это является обыденностью. Сокровища до сих пор вывозятся мешками, как после революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Поездами, самолетами, кораблями. Лично я за определенный процент воспользовался не как посланный Парвусом возглавить бывшую империю Ленин – немецким поездом – а многотонным немецким же трейлером. Этот путь пока является наиболее надежным.

- В таких машинах есть куда и что спрятать. А границы с бывшими странами из соцлагеря наиболее дырявые, - поразмыслив, согласился собеседник. – Из Польши в Германию, например, можно вывезти хоть корову, если, к тому, поместить ее в кузове стоя.

- Ты забыл добавить, даже если на боку будет красоваться огромная красная печать с гербом Советского Союза. Факт известный, - засмеялся Пулипер. Посерьезнел, - Но мне хотелось бы узнать твое мнение о наградах. И на что рассчитывать в денежном отношении.

- Не знаю, что сказать, дорогой мой друг. Я много повидал отличий из царской России, но признаюсь честно, с такими раритетами встречался не часто, - побарабанил пальцами по столу богатый собиратель старинных знаков и монет. - Если бы орденов был полный комплект, чтобы звезды можно было разложить по ранжиру и по годам, вопросов не возникло бы никаких. Тогда хоть сразу к самому богатому человеку на планете королю Саудовской Аравии.

- Подобная мысль вертелась в голове и у меня. Всего высших российских императорских отличий наберется штук одиннадцать, - пощипал пальцами подбородок Аркадий Борисович. – Первым идет учрежденный Петром Первым орден Андрея Первозванного за 1698 год. Золотой, с драгоценными камнями. Вторым тот, который лежит перед нами – святой Екатерины. Тоже петровский. Третьим опять от реформатора - святого Александра Невского. Четвертым святого Георгия первой степени по указу ее величества Екатерины Второй. Пятым святого Владимира, тоже первой степени, и снова от императрицы. И так далее. Орден Белого Орла, сятого Станислава двух степеней...

- Ты забыл про орден святого Иоанна Иерусалимского, - не спуская остреньких глазок с беженца из России, напомнил парижский нумизмат.

- Мальтийский орден русским назвать сложновато, - не согласился Пулипер. – Его учредил член масонской ложи Павел Первый. Если не ошибаюсь.

- Орден Белого Орла тоже не русский. Но это не важно, потому что их у тебя нет, - собеседник снова побарабанил пальцами по столу, бросил изучающий взгляд на портмоне. – Ты разложил передо мной все? Или что-то решил припрятать на черный день?

- Почему ты так спросил? – кашлянул в кулак Аркадий Борисович.

- Мне показалось, что твое портмоне не до конца опустело.

- Ты прав. На закуску я приберег самое сладкое.

- О, узнаю неискоренимые привычки кровной нации, - засмеялся парижанин.

Придвинув объемный кошель к себе, Пулипер на одном из отделений расстегнул молнию и молча извлек небольшой бумажный сверток. Неторопливо развернув его, взглянул на затейливое бра над головой, прикрыл сверток ладонью.

- Включить? – тут-же сообразил собеседник.

- Желательно бы.

Сверху на стол упала мягкая струя света. Подтолкнув ладонь на середину стола, Аркадий Борисович пальцами другой руки выдернул бумажку и, движением фокусника, убрал кисти со скатерти. Поначалу над незнакомым предметом зависла разноцветная радуга. Затем купол раздулся, заколыхался радужным шаром, начал как бы отрываться. Сидящий напротив коллекционер не сводил глаз с игры теней и света. Потом опомнился, нацепил сильные очки, придвинулся головой к редкому раритету почти вплотную. Невольный вздох изумления вырвался из его груди:

- Неужели тот самый знак императора Петра Первого! Тот, о которых мечтают многие музеи мира? Не может быть!

- Именно он. Как и положено, с портретом самодержца, усыпанным россыпью настоящих драгоценных камней, - как можно сокойнее объяснил Аркадий Борисович. Теперь он знал твердо, что крупная сделка обязательно состоится. Надо было не разбираться в раритетах совсем, чтобы суметь отказаться от выложенных сейчас на скатерть. – Но для начала, пока торги не начались, я хотел бы узнать, в какие руки попадут царские награды. Или ты оставишь их себе?

- Разве тебе не все равно? – с усилием оторвался от знака парижский нумизмат.

- Ты затронул важную тему о полном комплекте. Хочу сказать, что жирную точку я пока ставить не собираюсь.

- Намекаешь на обладание дополнительной информацией по поводу местонахождения других редкостей? Не желаю предполагать, что они у тебя уже в кармане.

- Этого я не сказал. Но все возможно.

- Сомнительно, - невольно покосился собеседник на Пулипера. Поинтересовался. - Разве так важно, у кого осядут ордена?

- Для меня да. После окончательного обустройства в свободном пространстве, я хотел бы выкупить их снова, чтобы оставить у себя. Как память о незаботливой своей матери-родине.

- Не строй из себя патриота. Евреям это не к лицу.

- К сожалению, я чувствую себя больше русским, чем космополитом или человеком мира. Что одно и то же, - откровенно пожал плечами беженец. – Но ты не ответил на вопрос.

- Давай отложим торг до лучших времен, когда определишься с коллекцией. Если, разумеется, это тебе под силу.

- А сейчас чем прикажешь заниматься?

- Обустройством, уважаемый. Думаю, дороги назад у тебя теперь нет, - машинально пощипал кончик носа собеседник. – А пока продай мне знак Петра Великого. Он в комплект не входит.

- Это правда. Но и в число просто орденов тоже.

- Я хорошо заплачу. Назначу цену выше, чем в свое время Рокфеллер заплатил за небольшой этюд Манэ.

- А сколько он отвалил?

- Несколько сотен американских долларов.

- Так мало? – притворно удивившись, не заметил подковырки Аркадий Борисович. К тому же, за ней крылась настоящая цена награды.

- Я же сказал, в те времена ни Манэ, ни Ван Гог, ни месье Ренуар много не стоили. Дега котировался еще меньше. Именно за счет времени многие известные ныне миллиардеры, кроме доходов от основного бизнеса, нажили себе капиталы на коллекциях картин тогда не обросших популярностью художников-импрессионистов.

Пулипер перекинул ногу за ногу. Он прекрасно осознавал, что хозяин шикарной парижской квартиры, в которой находится в настоящий момент, его не обманывает. Кроме того, дороже губастого сухощавого соплеменника цены еще долгое время никто не даст. От него же зависит будущая сделка на весь комплект. Разумеется, если тот окажется в руках. Побег из Ростова произошел столь стремительно, что Аркадий Борисович о собственном исчезновении успел предупредить лишь близких людей. Как сложилась судьба исполнительного помощника Микки Мауса с его другом, валютчиком Коцей, он не мог себе представить. Дня за три до наступления Нового года оба намеревались отправиться на заброшенный хутор, чтобы выследить мужика, раскопавшего клад донских атаманов. А что сокровища сущестуют на самом деле, Пулипер не сомневался ни минуты. И теперь по настоящему терзался мыслью о результатах операции. Она просто обязана была пройти успешно. Что самое главное – выгодно. Приподняв голову, нумизмат осмотрелся по сторонам. Стены украшали несколько дорогостоящих картин известных художников, в нише напротив темнела античная скульптура с недостающим носом. То ли греческая, то ли из одного из недавно разрытых римских форумов на Капитолийском холме. Чуть дальше средневековыми доспехами блестел немецкий рыцарь. Один из углов занимал компьютерный столик с современным навороченным компьютером. В мозгу промелькнула броская мысль. Пулипер сосредоточенно наморщил лоб. Перекинул взгляд на снова взявшегося изучать ордена по очереди богатого парижского дельца.

- Прости, дорогой. Твоим компьютером воспользоваться можно? – осторожно спросил он.

- Естественно. А что тебе это даст? – насторожился хозяин.

- Все. Надеюсь, выход в интернет имеется?

- Конечно. И все-таки, что ты собрался искать?

- Я хочу напомнить о себе одной хорошей знакомой из оставленной мною родины. На компьютере это сделать проще, чем каким другим из способов. Недаром систему назвали мировой паутиной, - с надеждой потер ладони друг о друга Аркадий Борисович. – Если позвонить ей по телефону, на душе останется осадок – не подслушивает ли в том числе международные разговоры новая власть в лице ФСБ. А если воспользуюсь ее интернетовским емайлом, вряд ли какому модератору придет в голову гоняться за каждой строчкой из миллиардов их на дню. Переписка и есть переписка.

Быстренько переселившись за компьютерный столик, Пулипер на панели отыскал кнопку пуска и включил ее. Новейший японский монитор на жидких кристаллах отозвался мягким свечением. Войдя в интернет на почтовый портал, гость на минуту задумался. Затем настрочил маленькое послание, в котором поздравлял абонента с наступающим Новым годом, желал ему здоровья. Напомнил, что ждет письма по новому – такому-то – электронному адресу. Указал ящик стоящего в берлинской квартире компьютера. В конце как бы невзначай поинтересовался о самочувствии молодого друга Микки Мауса. В окне набрал усвоенный наизусть электронный адрес живущей в России, конкретно, в Ростове-на-Дону на проспекте Семашко, Эльфриды Павловны Новицкой. Нажал на кнопку «Отправить». Дождавшись подтверждения, убрал скопированное отправление вместе с координатами и выключил компьютер. Дело было сделано. Оставалось завершить начатый торг и отправляться восвояси. Разумеется, он имел возможность отпраздновать Новый год в несравненном Париже, но на временном, необустроенном, месте в Берлине ждали разрешения проблемы куда более масштабные, нежели изысканный кутеж всего на одну ночь.

Часа через полтора имеющий двойное гражданство гражданин пока без постоянного места жительства Пулипер размеренной походкой по брусчатке отмерял расстояние до остановки маршрутного такси. До вылета самолета с аэродрома «Орли» в Берлин оставалось не так много времени. Вокруг шумел вечерний Париж. Восьмидесятилетними розовощекими французскими стариками делали стойку древние ухоженные здания времен королей Людовиков из династического древа Бурбонов. Рядом мирно соседствовали современные навороты из стекла и бетона в форме прямоугольников с этажерками. Как в центре Жоржа Помпиду. Аркадий Борисович любовался этими видами не впервые. Вот и сейчас его охватывало радостное чувство первооткрывателя. Во внутреннем кармане пиджака приятно ощущался плотный квадратик иностранной валюты. В записной книжке появилась запись о новых сделках. Все было о,кей. Через проспект Черчилля выйдя на площадь Клемансо, Пулипер посмотрел в сторону изогнувшегося над Сеной, ярко освещенного великолепного моста Александра Третьего. Затем сделал несколько шагов до притормозившего такси с водителем негром. И захлопнул дверь.

В одиннадцать часов вечера, уже сидя в своей берлинской квартире на улице Курфюрстендамм, до объединения Германии бывшей главной в Западном Берлине, а после ставшей обычной штрассе, Пулипер включил компьютер, вошел в интернет. В почтовом ящике было несколько сообщений от зарубежных партнеров. Среди них выделялась небольшая записка от Эльфриды Павловны Новицкой из родного города Ростова-на-Дону. В ней говорилось, что Микки Маус с другом Коцей находятся сейчас у нее. Притащили какой-то сундук. Оба в растерянном состоянии. Напечатав коротенькое указание, Аркадий Борисович отослал его и выключил компьютер. Пересев на диван, нашарил в углу пульт управления телевизором. До встречи Нового года оставалось несколько минут. Он придвинул к себе скромно уставленный тарелками с закусками, среди которых возвышалась бутылка шампанского, невысокий столик на колесиках. Плеснув в фужер игристого напитка, дождался начала поздравлений канцлера. Вдруг ощутил, что напыщенное выступление не для него. Оно его не касается. Снова забегал тонкими пальцами по пульту в поисках спутниковых программ. Он не обрадовался бы встречи с одутловатой мордой вечно под шофе бывшего царя всея Руси Бориса. Как не нравилось ему пожизненно хитрое выражение лица нынешнего главного разведчика страны Путина. Пулипер проникся глубокими чувствами от звуков родной русской речи. Сморгнув повлажневшими ресницами, он дослушал здравицы до конца. И выпил. Он верил, что Новый год принесет ему удачу.

 

Глава двадцать шестая.

 

Подхватив ноги в руки, Коца задворками петлял по предновогоднему ночному городу. Он понимал, что если кто-то из соседей вызвал милицию, те постараются перекрыть весь район. Тогда вырваться из круга будет сложнее. Уже за площадью Ленина поймав частника, ввалился в салон старенькой «копейки», едва не выронив под ее колеса тугой сверток с драгоценностями. Запихнув его обратно во внутренний карман пальто, с трудом перевел дыхание и махнул рукой вперед. Старик шофер без слов нажал на педаль газа. Проскочив центр города по Ворошиловскому проспекту, жигуленок завернул на ведущую к центральному рынку полутемную Темерницкую. Валютчик не решился подкатывать к подъезду дома Эльфриды Павловны, а вылез раньше. Забежав в магазин на углу, взял хлеб, коньяк, набрал продуктов и пару бутылок с минеральной водой. Перейдя улицу Станиславского, прошел мимо городского вытрезвителя. И только за ним вдруг ощутил, как расползается по груди чувство неосознанной тревоги. Мысли о том, что пока отсутствовал, его запросто могли кинуть, затолпились в голове, мешая трезво оценить ситуацию. А в сундуке было на что позариться. По скромным подсчетам драгоценностей в нем хранилось не на одну сотню тысяч долларов. Если не на миллион. В который раз он чертыхнулся в душе по поводу ускользнувшего за границу Пулипера. Теперь предстояло рассчитывать только на свои способности. Ни списка богатых буратино, ни умения по уму их раскрутить. Надежда опиралась только на кровного друга Микки Мауса. До этого в глазах Коцы он был всего лишь хитрожопым перекупщиком, мечтающим натянуть туповатых менял покрасивее. А может, между ними существовала договоренность, и Аркадий Борисович смайнал из Ростова целенаправленно? Эта мысль едва не привела в бешенство. Дойдя до высокого крыльца одноэтажного здания полубарачного типа, Коца всмотрелся в темные окна. Через рваные шторы пробивался слабый луч света. Снова в груди шевельнулась прохладная пустота. Вот постучит он в дверь, на пороге возникнет пожилая еврейка с заросшим грязью кобелем по кличке Плюх. И на все претензии прокуренным голосом ответит, что не знает ни о каких сокровищах, потому что они ее никогда не интересовали. Сама жизнь на этой земле кажется ей временным пристанищем. Останется одно – убить неряшливую старуху,потому что перекупщик за несколько часов полной свободы действий окажется далеко отсюда. Может быть, рядом со старшим другом и учителем Пулипером. Помявшись с ноги на ногу, валютчик остервенело сплюнул и взошел на крыльцо как на французский эшафот. Не снимая перчатки, кулаком постучал в закаменевшее дерево. Вместо Эльфриды Павловны на пороге объявился сам Микки Маус.

- Проходи, - посторонился он. – Где ты пропадал? Я уже волноваться начал.

- На свою квартиру забегал, - ощущая, как грудь заполняется теплом, шмыгнул носом валютчик. – Там ждала засада.

- Разве не об этом рассуждали мы с тобой?

- Мне было надо.

В комнате горел настенный причудливый светильник времен царя Гороха. Вместе с Плюхом из немытой тарелки хозяйка наворачивала подобие похлебки.

- Покорми его, - не отрываясь от еды, рыкнула она.

- Я принес продукты для встречи Нового года.

- А мы что, пальцем деланные? – даже не покосилась на пакет Эльфрида Павловна. – Пока тебя не было, ко мне приходили друзья с мешками всякой всячины. Я, вот, после них объедки дожевываю.

Ухмыльнувшись, Микки Маус освободил место за столом, принес тарелку чего-то дымящегося. Коца снял пальто и присоединился к трапезе. Он давно понял, к пожилой еврейке если что принесут, сами тут-же съедят. До встречи Нового года осталась каких-то пара часов, а закоченевшее на промозглом ветру тело требовало прогреть его прямо сейчас.

- На базаре пока все спокойно, хотя не исключаю тотальной слежки. Жан Копенгаген увязался было за мной, но я отшил его пустыми фразами, - греческий еврей пристроился на углу дивана. – Я разговаривал с Каталой. Раскрутил его наводками, мол, слух прошел, что приносили какие-то цацки. Тому, кто выкупил, надо бы в Москву, мол, везти, там рынок сбыта приглаженный. А здесь лишнего полтинника не наваришь. Катала признался, что в столицу ездил недавно. С крутыми нумизматами не знаком, а на рынке коллекционеров запросто нарваться на кидал. Москву заполнили кавказцы, ломают клиентов не озираясь по сторонам. Все куплено и все давно продано.

Покушав, Коца смахнул со рта крошки подобием полотенца, переместился на высокую кучу тряпья, под которой ощущался обыкновенный стул.

- А про здешних ценителей ничего не знает? Чтобы такой воротила, да не собирал нужных сведений, - валютчик ногой отодвинул прижавшегося Плюха.

- Назвал парочку часто навещающих его теневых дельцов. Я сам с ними знаком. Один работает по иконам, второй по старинному серебру.

- Который по иконам на колхозника похож? Мужик такой, деревенщина.

- Он самый.

- Это не то.

- У второго тоже размах грошовый. Пулипер всех мохнатых знал как облупленных. Поэтому проблем со сбытом не испытывал.

- Получается, залетели мы в тупик, - Коца наклонился вперед, сложил пальцы между коленями. По телу неторопливо разливалось тепло, – Ваш знакомый – Цфасман – ничем нам не поможет? Почему бы ему, за определенный процент, разумеется, не поработать на нас? Как я понял, он постоянно в курсе всего.

- Я про него как-то не подумал. Надо поспрашивать, - шмыгнул большим носом Микки Маус. – Но этот вопрос придется поднимать лишь после праздников. Сейчас в любом случае бесполезно.

- Я считал, что в подобных делах праздники не помеха.

- Думаешь, у евреев нет семей, которым необходимо уделять внимание? Ты глубоко ошибаешься.

- При чем здесь евреи. Я имел ввиду бизнес в целом. Мы же с тобой не баклуши бьем?

- Еще как бьем. Поневоле, правда. Но мысль ты подал замечательную.

- Тогда вот тебе еще одна, - валютчик понизил голос. – На примете у хозяйки этой квартиры никого не имеется? Мы бы и ее без внимания не оставили.

- Это святой человек, - тут-же отверг идею греческий еврей. – Эльфриду Павловну не поймут, если она обратится с таким предложением.

- А жаль. Как я уразумел, она связана с какой-то международной организацией. Возможностей было бы вагон и маленькая тележка.

- Она действительно имеет связи с единомышленниками по всему миру. Но сфера их деятельности направлена на спасение окружающей среды и улучшение благосостояния народа, - Микки Маус посмотрел Коце в глаза. – Недавно, например, она с американскими и польскими студентами участвовала в пикетах перед зданием губернаторства по недопущению пуска Волгодонской атомной станции. Ее решили запустить с многочисленными недоделками. Местным жителям это до лампочки, а они нарисовали плакаты. В ментовских телевизорах их продержали до следующего утра, не упустив случая облить помоями с головы до ног.

- Прости, дорогой, - валютчик пальцем почесал кончик носа. – К слову пришлось.

Оба надолго замолчали. Мимо, не обращая на них внимания, к компьютерному столику протащилась хозяйка квартиры. Включив аппарат, защелкала мышкой на коврике.

- Ловко управляется, - невольно вырвалось у Коцы. – Многим старухам до нее далеко.

- За спиной у Эльфриды Павловны не один институт. Так что, ничего удивительного, - снова встал на защиту единокровницы Микки Маус.

- Хорошо, отвлекаться не будем. Значит, заторчали мы с тобой капитально, - попытался сделать вывод валютчик. Но в словах явно прозвучал вопрос. – Как будем поступать теперь?

- Пока заляжем на дно. А там время подскажет, в каком направлении двигаться дальше.

- Ты думаешь, у нас еще есть выбор?

- Он просто обязан быть. Тупиковых ситуаций не бывает.

- Я аплодирую твоему оптимизму. Но лично я предпочел бы активную деятельность, - хмыкнул Коца. – И в то же время, если носить цацки по одной, мы рискуем не управиться до следующего Нового года. Нужен покупатель оптовый.

- Прежде всего надо успокоиться и перестать порываться успеть во все дырки сразу, - нравоучительным тоном заметил перекупщик. – Успеем, если все наше останется с нами.

- При кровавых раскладах, как вчерашняя ночь и нынешний вечер, умудриться уцелеть бы самим, - уставился в одну точку валютчик.

- Что ты хочешь сказать? Опять кого-нибудь замочил?

- Я спасал свою шкуру. Для меня она по прежнему дороже чужих.

- Никто не спорит. Но пора уже учиться работать по уму.

При последних словах перекупщика Коца пошлепал губами, провел ладонью по щекам. Кто-то уже говорил ему подобные истины. И вдруг вспомнил иконщика. Мужиковатого специалиста по скупке и перепродаже икон. Тот как-то разоткровенничался, что нашел верый способ переправлять русские иконы на богатый и сытый Запад. Мол, там они имеют настоящую цену, за которой, к тому же, не стоят. А способ самый доступный. Видел шастающие по Ростову многотонные нерусские трейлеры? Смело подходи и договаривайся. Но сначала сделай заграничный паспорт. Если есть бабки, заплати. Через пару дней пойди и получи. А там пойдет как по маслу. И нужные купцы объявятся, и вывозить, мол, будут сами. Валютчик повернул голову к Микки Маусу:

- Кажется, я надыбал один из путей, по которому можно попробовать толкнуть сокровища по приемлемой цене. В сущности, загвоздка заключается в нормальной их стоимости и большой сумме денег. Избавиться от содержимого сундука нет проблем. Но за копейки. Я мыслю правильно?

- Продолжай, - подогнал воспрявший духом собеседник.

- А если нам самим рвануть на прогнивший Запад? Вместе с драгоценностями.

- Каким образом?

- Подойти к водителям – международникам и предложить перевезти товар. В той же Германии или во Франции через них же найти богатых купцов. Или сделать загранпаспорта, смотаться туда разведать обстановку самим, - валютчик загорячился. – Пойми, здесь никогда ничего никому нужно не было и не будет. В этой стране вся история бросовая. Она покупается и продается за копейки. А за рубежом и сохранится до лучших времен, и мы не окажемся в дураках.

- Ну, не знаю.., - замялся подельник.

- Скажу больше. Уже сейчас некоторые вещи начинают возвращаться обратно, потому что они принадлежали России. Или раритеты из национального достояния выкупаются новыми русскими и передаются в отечественные музеи. Англичане с французами, например, не оставили у себя навечно, а передали Египту ценности, похищенные из ихних гробниц под пирамидами. Нам край надо встать на ноги самим, чтобы потом помочь мачехе-родине подняться с колен тоже. Не исключен вариант, когда эти раритеты мы же выкупим и вернем домой. По этому поводу не хочешь послушать хорошую байку?

- Расскажи, пока никто не стоит за спиной.

- В войну солдат заскочил в землянку, а там изможденная женщина в окружении голодных детей. Солдат вытащил яблоко и протянул ей. Мол, раздели на всех. Женщина взяла и в один присест съела то яблоко сама. Служивый едва не пристрелил ее, мол, вместо того, чтобы детям отдать, она его сожрала. А мать в ответ говорит. Если бы я разделила яблоко на всех, толку было бы мало. Дети умерли бы все равно. А теперь я смогу встать и добраться до поля с присыпанной снегом картошкой. Все течет, все меняется. И все возвращается на круги своя.

- Время разбрасывать камни, время их собирать... Рассуждения правильные, но... неграмотные. Про такой путь я знаю давно, - после некоторого раздумья прогундосил Микки Маус. – Для начала следует съездить за границу и навести контакт с нужными людьми. Учти, там тоже кидают. Бывает, похлеще наших.

- Значит, все-таки, реже?

- Конечно. Слово там что-то значит до сих пор. Но где ты будешь искать коллекционеров? Главное, на что поедешь? Жаль. Не смотался бы Пулипер, наша проблема давно была бы решена.

- Ясное дело, - не стал спорить Коца. Добавил. – Деньги на поездку найдутся. Лишь бы она не оказалась пустой

- Ты это серьезно?

- Вполне. Потом подобьем дебит с кредитом и рассчитаемся.

В этот момент в стекло резко постучали. Оба ловца удачи непроизвольно вздрогнули. Эльфрида Павловна зашлась в длинном приступе кашля, после которого рявкнула громким басом:

- Кого еще черти принесли? Плюх, пойди разберись.

Собака тут-же вскинула взлохмаченную голову, заголосила сиплым лаем. Стук повторился еще раз. Теперь кроме окна барабанили одновременно в дверь.

- Ты никого за собой не приволок? – расширил черные зрачки Микки Маус.

- Я петлял по улицам как заяц, - развел руками валютчик. – Возле дома минут десять вертел шеей вокруг оси. Никакого движения не заметил, кроме как возле вытрезвителя.

Шелестя длинной нестиранной юбкой, хозяйка квартиры направилась к выходу. Звонко цокнула защелка, послышались звуки голосов на повышенных тонах. Коца привстал с табурета.

- Сиди, - повелительно махнул рукой подельник. – Если что серьезное, нам отсюда все равно деваться некуда.

Наконец, дверь в комнату со скрипом распахнулась. На пороге вырос широкоплечий мент с портупеей через плечо. Зорко осмотревшись, он рывком продвинулся на середину помещения:

- Вы когда пришли? – не спросил, а прорычал он в сторону друзей.

- Давно, - спокойно приподнял узкие плечи Микки Маус.

- Документы есть?

- Вообще-то мы их с собой не носим, но только для вас я захватил членский билет клуба любителей книги.

- А у тебя? – развернулся офицер к валютчику

- Удостоверение члена общества Красного креста, - осознав, что ловить действительно нечего, с вызовом ответил тот.

- Это мои ребята, капитан, - вылезла из-за спины милиционера Эльфрида Павловна. – Они пришли ко мне в гости и я отвечаю за них головой.

- Приехали устраивать новые пикеты? – воззрился на нее офицер с высоты около двух метров. – Сколько раз предупреждать, чтобы ночлежку у себя не организовывали? Вот заберу их в отделение и отпущу после праздников.

- Ни эти, ни другие парни с девчатами никогда ничего плохого не совершали, - прикурила новую сигарету хозяйка. - А если мы стоим в пикетах, то абсолютно для вашего же блага.

- Для своего блага нужно работать, а не по пикетам шастать, - назидательно отпарировал капитан. – Что толку от вашей стоячки, если атомную станцию запустили все равно?

- А как она заработала, так тараканы исчезли. Хоть одно доброе дело, - язвительно засмеялась хозяйка. Не поворачиваясь в сторону милиционера, громко сказала. – Надо было нас поддержать населению. Не быть стадом подопытных баранов.

- На что вы намекаете? – подтянулся представитель власти.

- Когда я работала в Казахстане, недалеко от печально известного Джезказгана, то видела, как при испытаниях ядерного оружия к вбитым в землю колышкам привязывали овец. А потом производили сам взрыв.

- И что дальше?

- Ничего. Животные погибали.

- Да и хрен с ними. Еще наплодятся, - капитан поддернул сопли, поморщившись, подошел к неубранному столу.

- Как и вы, - как бы про себя пробурчала Эльфрида Павловна.

Милиционер резко вскинул подбородок. В этот момент через порог приоткрытой двери перешагнула девушка, за нею мужчина и женщина за тридцать лет. Оглядевшись и рассмотрев посторонних, вновь вошедшие с напускной радостью бросились поздравлять хозяйку.

- Я говорю, притон. Змеиный рассадник, - снял одну перчатку капитан. – Только сегодня днем задержали по горла заряженных тротилом трех шахидок. Уже новые прибыли.

- Какое вы имеете право так говорить? – накинулась на него девушка. – Я на вас пожалуюсь.

- На пакости вы горазды – заявления писать, да в пикетах торчать. Короче, если еще поступит хоть один сигнал, что среди ночи к вам пожаловали гости, мы снова нагрянем с облавой.

Освободившись от длинной речи, капитан наклонился и исчез в темном коридоре. Громко хлопнула входная дверь. Валютчик с перекупщиком перемигнулись, перевели дыхание. Минут через десять под радостное повизгивание Плюха вся компания принялась накрывать праздничный стол, украшая прибитую кем-то на стену еловую ветку бананами с яблоками. Когда в бокалы и рюмки было налито, а на пристроенных на корочку хлеба ручных часах стрелки вплотную придвинулись к двецадцати ночи, Эльфрида Павловна вдруг развернулась к Микки Маусу с Коцей и, нарушая мимолетную тишину, скороговоркой произнесла:

- Чуть не забыла. С наступающим Новым годом вас обоих поздравил Аркадий Борисович Пулипер.

- А где он? – разом подались вперед подельники.

- Не знаю. То ли во Франции, то ли в Германии, - нетерпеливо отмахнулась пожилая еврейка. – Он сказал, что еще о себе напомнит.

Стоявшая рядом с хозяйкой красивая девушка обнадеживающе улыбнулась.