Получилось совсем как у Паустовского, только проснулась я не поздней осенью, а в душном июле. Но время было то же самое: два часа ночи. Стало нестерпимо жарко, хотя окна и были распахнуты настежь. Страшно хотелось пить. Окно спальни как- то необыкновенно светилось. Встала. Достала из холодильника воды и, утолив жажду, вышла на балкон.

Боже! Красота – то какая! Во дворе дома горел один единственный фонарь. Июльские ночи темны, даже черны. Сегодняшняя же сдавила своей чернотой все четыре дома нашего двора, отчего он стал походить на широкий каменный колодец, над которым зияло такое же черное небо. Казалось, что дома даже присели под тяжестью темноты и походили на бездомных, которые улеглись спать там, где их застала ночь. Ни одно окно не светилось. Поэтому свет фонаря был таким ярким, что больше походил на прожектор. Свет от него раскосым углом упирался в землю, отражался и, мерцая, отвоевывал у темноты еще некоторое пространство.

Но главным было не это. Не это привлекло мое внимание. Вокруг фонаря летали ночные бабочки. Они не просто кружились, они танцевали в ярком свете. И то, как это происходило, казалось необыкновенным чудом.

Я посетовала на то, что ни разу не удосужилась видеть подобное зрелище. Знала же про мотыльков, что летят на свет безоглядно, безостановочно, обжигаются в пламени свечи и сгорают, видела и не раз, как, залетев в комнату, могут подолгу кружить вокруг люстры, порой касаясь горячей лампочки. Но такого видеть мне еще не приходилось.

Возле фонаря кружилась не одна сотня мотыльков. Вобрав в себя его свет, бабочки начинали светиться, сразу зрительно увеличиваясь в размере, становились похожи на яркие золоченые фонарики. Вот оно чудо! Летали они не кругами, не по прямой, а какими – то зигзагами. Причем так быстро, что впитанный ими свет как бы устремлялся за ними, оставляя гаснущий хвост. Маленькие хвостатые кометы! Каждая танцевала по – своему. Некоторые походили на плавающих рыбок. Свет от них шел продолговатым овальчиком и заканчивался раздвоенным хвостиком. Одни взлетали вверх, другие устремлялись вниз. Третьи вылетали за свет фонаря, некоторое время еще светились, гасли, но, подлетев к лампе, зажигались снова и снова продолжали свой танец.

Ночная дискотека! Я стояла и зачарованно смотрела на эту необычную картину. Невозможно оторвать глаз. Зрелище завораживало. Казалось, что нет ни домов, ни спящих в них людей. Есть только этот свет, необыкновенный свет и эти из волшебной сказки танцующие мотыльки. Мне даже почудилось, что из золотого потока льется нежная, чуть слышная мелодия. Самая настоящая дискотека с музыкой и красавицами! Танец этот не прерывался ни на минуту. Без устали мотыльки зажигались, гасли и зажигались снова.

Ночь тоже любовалась прелестной картиной, не проронив ни звука. Не лаяли собаки, не мяукали раздраженно бездомные кошки. Не было поздних прохожих, которые стуком каблуков об асфальт могли бы вспугнуть ночных красавиц. Дискотека продолжалась до самого утра. Я смотрела, не отрываясь, до боли в глазах, яркий свет начал сливаться в одно большое пятно. В голове роились свои мысли, воспоминания. Поэтому, наверное, я и пропустила момент, когда красавицы стали расходиться, вернее, разлетаться.

Ночь как – то сразу посветлела. Стали видны очертания домов, стоящий рядом лес, стадион, школа. Свет сник, потух. В его отблеске уже летало лишь несколько последних гуляк. На востоке проявилась матовая полоска голубоватого цвета. Давно я не видела рождение нового дня. Стали подавать свои голоса птицы. Они вместе со мной приветствовали утреннюю зарю. Щебет их был сонный, негромкий, но очень мелодичный и чистый. Из голубого край горизонта стал розовым. Словно неловкий художник нечаянно пролил с мольберта всю розовую краску, а потом и всю желтую. В лучах восходящего солнца заиграли высокие облака.

Рождалось новое чудо.