Врачи настоятельно рекомендовали беречь сердце. Удивительно, говорили они, что оно так сильно износилось к пятидесяти годам. Но Виталий Сергеевич не удивлялся, скрывая от эскулапов свою бурную, хмельную жизнь. Пришла пора расплаты. А умирать не хотелось. Ой, как не хотелось. Странно, что раньше хотелось, когда просыпался в холодном поту, с пересохшим горлом, и колющими болями в боку. Правда, это желание пропадало после пары рюмок холодненькой водки, но…, возвращалось вновь, едва рассвет наступал.

А теперь безумно хотелось жить. Наконец-то, его книги обрели известность и популярность. Им восхищались, им зачитывались, его цитировали. И всё благодаря креативному директору. Это Золотарёв наткнулся на его небольшой рассказ в газете, увидел потенциал, почуял запах больших денег. Отыскал в мегаполисе горе-писателя, вытащил из страшного запоя, пристроил в престижную, дорогую клинику. Спустя неделю промывания крови и прочих процедур, Виталий смог адекватно воспринимать реальность. Состоялся разговор. План Золотарёва был прост и не оригинален, но вполне рабочим. Виталию предстояло покинуть столицу, обосноваться в небольшом провинциальном городке, где в местной типографии выпускать сборники рассказов маленькими тиражами. Легенда – писатель, скрывающий своё истинное лицо, инкогнито. Создав ажиотаж и завоевав читателя, можно будет вернуться и вот тогда-то завоевать Москву. И ведь, как в воду глядел.

Виталий Сергеевич вернулся в свой родной городок Белое Озеро. Снял небольшой домик на окраине и стал доводить свои рассказы до совершенства, выпуская сборники крохотными тиражами. Рассказы и новеллы о простых людях, написанные понятным языком, их взаимоотношениях и большой любви среди серой действительности нашли своих читателей, почитателей и даже фанатов. Тихий городок встрепенулся от «литературной инъекции». Интерес активно подогрела местная газета, опубликовав большую статью, проплаченную Золотаревым, об авторе. Это их земляк, которого и жизнь помотала, и судьба изрядно потрепала. Короче, напустили тумана, а обыватель клюнул. Тиражи разлетались влёт, не смотря, что с каждым разом цена на книги возрастала.

А вот здоровье подкачало. Ежедневные пешие прогулки в любую погоду стали для писателя обязательным ритуалом. Постукивая тростью по тротуарным плиткам, Виталий Сергеевич шёл на прогулку в городской парк Победы. Тут и воздух был насыщен свежестью, и народа в столь ранний час было мало, и тишина навевала новые мысли идеи. За годы отсутствия писателя, парк заметно преобразился в лучшую сторону. Власти города уделяли ему должное внимание. Аллеи ровные, скамьи новые, деревья и кустарники подстрижены.

Виталий Сергеевич часто останавливался, присаживаясь на скамейки и приводя дыхание в норму. Отдышка мучала, сердце колотило, болью отзываясь в висках. Пройдя по всему парку, Виталий Сергеевич выходил на главный проспект города. Картина резко менялась: тишина пропадала, воздух тяжелел, народ торопливо шнырял туда-сюда.

Он приходил с одной лишь целью: ждал, когда снова откроется букинистическая лавка, которая была его излюбленным местом времяпровождения с самого детства. Как только он вернулся в город, то поспешил сюда, но лавка была закрыта. Там шли строительные и косметические работы.

Но сегодня его ждал сюрприз. Неприятный сюрприз. Вместо лавки со старинными и редкими книгами он увидел новенькое кафе, с экзотическим названием «Bisoudusoleil».

— Что-то французское, — сам не заметил, как произнёс вслух.

— Поцелуй солнца, — кто-то из прохожих перевёл ему. — Сегодня открылись.

Тяжело вздохнув, Виталий Сергеевич вошёл в кафе.

Нежно звякнул колокольчик над головой, пахнуло свежим кофе и выпечкой, пробуждая аппетит. В зале было пусто, даже за барной стойкой никого. Он прошёл за самый крайний столик, который из-за небольшого пространства зала и планировки был одноместным, зато около окна и большой пальмы в деревянной бочке. Присел, открыл меню. Кофе всех сортов и способов приготовления и круассаны с различными начинками. Маленькая Франция в глуши России.

— Доброе утро, — раздался рядом милый женский голосок.

Виталий Сергеевич оторвался от меню, поднял глаза, и потерял дар речи. Перед ним стояла Вера. Золотистые волосы, россыпь веснушек и зелёные, как крыжовник, глаза. Не сразу сообразил, что Вере сейчас тоже пятьдесят.

— Вы наш первый посетитель, и заказ будет за счёт заведения, — сообщила между тем девушка.

— Латте и круассан с малиновым джемом, — проговорил Виталий Сергеевич, доставая сигареты.

— Извините, но у нас не курят, — девушка виновато улыбнулась.

Улыбка Веры. Просто наваждение какое-то.

Сам не заметил, как вернулся домой. Достал из-под кровати потрёпанный чемоданчик, в котором хранились его черновики, наброски и фотографии. На самом дне он и отыскал этот снимок, единственный из прошлой жизни. Вера с ребёнком на руках. Фотография чёрно-белая, о чём сейчас сильно пожалел Виталий Сергеевич. Но память помогла – раскрасила снимок.

— Неужели это была Паулина? — вслух спросил он.

— А кто это? — Золотарёв появился внезапно, чем напугал писателя. — Ты дверь не закрыл. Я буквально бежал за тобой, кричал. А ты, как молодой, нёсся домой. Так кто это?

— Жена с дочкой.

— Ты был женат? — удивился директор.

— Я не разводился, — хмуро ответил Виталий Сергеевич. — Просто сбежал в столицу.

— Зачем? — Золотарёв внимательно разглядывал старое фото.

Виталий Сергеевич и сам был бы рад ответить на этот вопрос. Сколько раз он задавался этим вопросом в течение всей жизни. Но ответа внятного и честного он так и не нашёл.

— Этот город давил на меня. Своим тихим, спокойным ритмом жизни. Своей серостью и однообразием. А я жаждал новых впечатлений, знакомств, эмоций. Кто-то ищет выход в вере в Бога, кто-то – в родных и близких, а я выбрал одиночество.

— Зато ты стал писателем. Живя тут, со своей семьёй, погряз бы в бытовых проблемах, заботах о хлебе насущном, то сгинул бы в этом болоте. Никогда бы на свет не появился писатель Я. Белозерский. Во всем ищи плюсы, тогда и жить будет не так страшно, — он вздохнул. — Я ведь на минуту забежал. Поезд у меня через два часа. Ты придерживайся нашего плана. Через месяц запускай первую повесть. Фурор будет потрясающим. Давай, не раскисай. Сердце береги.

 

Утром Виталий Сергеевич привычным маршрутом отправился в кафе. И снова он был первым посетителем. Хозяйка встретила его милой улыбкой. Симпатичная, цветущая, словно солнцем поцелована.

— Повторите заказ, — попросил он и прошёл за облюбованный столик.

Завтракал он очень неспешно. Совсем неспешно. Откусывал по чуть-чуть свежий круассан, делая маленькие глотки латте. Наблюдал за хозяйкой кафе, подмечая знакомые жесты, интонации в голосе. Но опасения всё же мешали сразу признать в ней свою дочь. Словно ждал стопроцентной подсказки.

И лишь неделю спустя, когда он привычно пил мелкими глоточками кофе, он услышал её имя. И вмиг все сомнения разлетелись в прах.

— Паулина, — позвал её бариста.

Паулина? Паулина!!! Виталий Сергеевич прекрасно помнил, как они с Верой спорили на счёт имени дочери. Вера настаивала на Полине, он хотел назвать Ульяной. В итоге нашли компромисс – и нарекли новорождённую Паулиной.

Но вместо радости открытия вдруг нахлынул страх, сковавший всё внутри. Как? Как он сможет открыться ей, девочке, которую бросил малолетней? Не писал, не приезжал, алименты не платил. Сбежал, как последний подонок. И что теперь? Здравствуй, доченька. Принимай своего неразумного, больного отца, который одной ногой уже в могиле.

Он поспешно покинул кафе.

 

Несколько дней не выходил из дома. Не мог заставить себя. Глотал таблетки горстями, но боль не уходила, пока не понял, что это не сердце болело. Это душа белугою ревела.

Потом набрался решимости и смелости и вновь направился в кафе. Его встретила Паулина:

— Доброе утро. Вас так долго не было, мы уж начали беспокоиться.

— Приболел малость.

— Вам как всегда? — её очаровательная улыбка, словно ветром, сдула всю его смелость.

— Да, — понуро ответил он, направляясь к своему столику. Не смог он своим признанием испортить ей прекрасное настроение, навеянное тёплым июльским утром. Достал блокнот и стал писать. Иногда эпистолярный способ общения был намного эффективней простого разговора. Писал, зачёркивал, подбирая слова. Но получалось то очень сухо, то слишком жалобно, то нарочито пафосно.

От письма его отвлекла излишняя суета и голоса повышенного тона, доносящиеся из служебного помещения. Потом в зал вышла Паулина, явно чем-то сильно расстроена и растеряна. Виталий Сергеевич подозвал ее.

— Что-то случилось, Паулина Витальевна?

— Ивановна, — чисто автоматически поправила она. — СЭС вероломно нагрянула. Хотя перед открытием я все бумаги подписала. А сейчас они нашли какие-то нарушения. Закрывают нас. Извините. — Она не могла сдержать слёз, и поспешила уйти.

— Ивановна?! — удивился Виталий Сергеевич, и зёрна сомнения вновь дали дружные всходы.

В большом замешательстве он покинул кафе.

 

Спустя три дня Паулина опять встречала посетителей своей обворожительной улыбкой, и снова первым был Виталий Сергеевич.

— Утро доброе. Вам, как и всегда?

— Утро отличное, — слабо улыбаясь, ответил писатель. — Да, как обычно.

Хозяйка была в отличном расположении духа, потому и разговорчива.

— Удивительно, но вчера позвонили из СЭС, принесли извинения, дали добро на открытие. И что это было?

Виталию Сергеевичу было приятно с ней общаться, и он с удовольствием поделился своими мыслями:

— Думаю, что это был заказной, хорошо оплаченный наезд конкурентов. Но СЭС ошиблись адресом, и наехала не на того. Вот и пришлось извиняться.

— Может быть, — легко согласилась Паулина.

Она принялась протирать пыль с листьев пальмы. Зазвонил её телефон.

— Да. Привет. Как? И уже разобрали? Жаль. А ты купила? — женщина на том конце провода что-то очень импульсивно и быстро говорила, не давая Паулине и слова вставить. После окончания разговора девушка почему-то посчитала, что должна объясниться с посетителем по поводу прерванной между ними беседы.

— Вы, конечно же, в курсе, что в город вернулся наш знаменитый земляк, писатель Я. Белозерцев? Так вот, вчера вышла его очередная книга. Но её уже нет в продаже, расхватали за один день. Подруга говорит, что повесть просто отличная. Всю ночь она не спала, сначала читала, потом рыдала. Собираются всем коллективом писать петицию в газету. Послание для Белозерцева. Попросись его написать продолжение. Говорит, что главные герои заслуживают счастья и просто обязаны остаться вместе, — она тяжело вздохнула. — Теперь не знаю, когда наступит моя очередь прочитать книгу. Там уже на пару месяцев вперёд записались.

От дальнейшей беседы их оторвали новые посетители.

 

Самовар пыхтел рядом с беседкой, птички весело щебетали в кустах сирени, ветерок игриво теребил стопку чистых листов. Виталий Сергеевич писал. Сегодня работалось особенно хорошо. Вдохновение диктовало рассказ с нуля, сразу на беловик, без помарок и исправлений. И сюжет необычен, и слог лёгок, и речевые обороты оригинальны.

— Вот ты где! — Золотарёв появился неожиданно, спугнув последнюю мысль писателя. — А я, грешным делом, подумал, что опять занимаешься ерундой.

Виталий глянул на него поверх очков:

— О чём ты?

— Что за бурную деятельность ты тут развёл в моём отсутствии? Тебя и на пару дней одного нельзя оставить, — он ожидал удивления в ответ, но так и не дождался. — Сначала ты посетил СЭС, где отвалил приличную сумму на взятку. Потом ты нанял детектива, чтобы он установил: твоя ли дочь хозяйка «Bisoudusoleil». А вчера дал интервью местной газетёнке, где опять же, как бы вскользь, упомянул вышесказанное кафе. Да ещё и послал в знак благодарности за хорошее обслуживание книгу Белозерского с автографом.

— Ты следишь за мной? — Виталий бросил очки на стол и оттолкнул стопку исписанных листов. Ветерок тут же подхватил их и разметал по беседке.

— Я слежу за твоим сердцем, — постарался смягчить ситуацию Золотарёв.

— И кто филёр?

— Тобою же нанятый детектив. Кстати, вот его отчёт, — директор положил на стол тоненькую папку. — Паулина – твоя дочь. Просто Вера вышла замуж после твоего побега. Развели без тебя. Мужчина удочерил девочку, дав ей не только фамилию и отчество, но и большую любовь. Думаю, тебе не стоит ломать ей жизнь. По крайней мере, не сейчас. Она мать похоронила полгода назад.

Виталий Сергеевич откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Вера! Верочка! Верунчик! Он нащупал в кармане нитроглицерин.

— Ты что так близко всё к сердцу принимаешь? Прошло без малого три десятка лет.

— Нет у греха срока давности, — тихо ответил Виталий.

 

Кафе «Bisoudusoleil» набирала популярность в городе ускоренными темпами. После публикации интервью Белозерского посетитель буквально повалил. Всем хотелось посмотреть на автограф автора на книге, которая теперь красовалась на самом видном месте. Паулине пришлось нанимать ещё пару официанток и охранника. Люди ждали своей очереди на улице. Словно вновь окунулись в СССР.

— А вас вообще не велено пускать, — охранник перегородил вход резиновой дубинкой.

— То есть? — не понял Виталий Сергеевич.

— Вы сидите по два-три часа, а заказываете лишь одну чашку да булочку. Никакой выручки. — И он грубо оттолкнул писателя. — Отойдите, не мешайте людям.

Шаркая обессиленными ногами по тротуарной плитке, Виталий Сергеевич возвращался домой по парку. Перед глазами плыли круги, в голове стоял гул, сквозь который эхом повторялись слова охранника.

— Дедушка, вам плохо?

Последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание, были два подростка на роликах.

 

— Ну, и напугал ты меня, старик, — с укоризной сказал Золотарёв, качая головой.

— Недолго, — тут же вмешалась медсестра. — И только позитивные эмоции. Микроинфаркт всё-таки.

— Хорошо-хорошо, — поспешил успокоить её директор. Но, как только та покинула палату, вновь обратился к Виталию с претензиями. — Что такое произошло, раз сердце не выдержало?

— Не ту дорогу я избрал, не так я жизнь свою прошлёпал, — тихо ответил писатель.

— Ну-ну, не говори о жизни в прошедшем времени. Ещё всё впереди. Всё только начинается. И слава, и успех, и большие деньги.

— Зря избрал я одиночество. Дороже семьи нет ничего, — Виталий не слушал слов утешения, думая о своём.

— А может, ты и прав, старик, — Золотарёв потёр бровь. — Наверное, прав. Вот поправишься, выйдешь из больницы и откроешь Паулине всю правду. Простит тебя. Она – фанат твоего творчества.

— Она боготворит Белозерского. А я другой.

— Глупости не говори. У тебя всё-таки сердце сбой дало, а не психика. Раздвоение личности тут только не хватало. Девочка она умная, всё поймет. И тебе в старости будет кому подать стакан воды.

— Какая пошлая банальность, — он устало закрыл глаза и замолчал.

Золотарёв некоторое время посидел, потом подумал, что больной задремал и стал тихо покидать палату. В дверях его остановили слова писателя:

— Не стакан воды так необходим перед смертью. Прощение. Нужно прощение. Чтобы легче было уходить.