Летний прибой декабрьским днем??? В Магадане легко....

 

В первых числах декабря 2008 года Магадан накрыл циклон. Он три дня подряд неистово показывал стоящему здесь городу свою, дикую необузданную силу. Температура воздуха повысилась с

-15-18 до -1-2 градусов. С крыш закапала весенняя капель, иронично напоминая о себе стуками, об отливы окон. Возникали весьма противоречивые мысли о смене времен года. Дрожали стекла

от порывов сумасшедшего ветра, весь город по воле циклона на короткое время оделся в белое.

Время его пребывания в белом очень коротко и, как правило, по воле человека белое очень быстро становится серым и грязным. Девственную белизну город сохранял в парках, скверах. Дороги

же обречены были стать серыми и грязными. Циклон как всегда доказал городу и людям свое непререкаемое превосходство. Они и не возражали, а со спокойствием истинных северян наблюдали

за происходящим, твердо зная, что пройдет и этот циклон. Они переживут его и будут обречены, ждать следующего.

Когда же дикий ветер утихал, свинцовые небеса на грешную магаданскую землю и её обитателей посылали большие хлопья ласкового, мягкого пушистого снега. Этот снег не был злым. Он

радовал северные людские души, ценящие любую ласку от природы, пусть даже и зимним декабрьским вечером. Большие, мягкие хлопья снега в свете вечерних фонарей создавали иллюзию

сказки.

Больше всех любому циклону, приносящему столько снега, радуются дети. Они с радостными криками прыгают в свеженаметенный сугроб. Снег будто расплескивается после падения,

превращаясь в снежную пыль, после чего слышится озорной и довольный ребячий визг.

В меру сил и возможностей люди пытаются передвигаться в этом снежном беспределе. На заметенных тротуарах и между домами появляются и вновь исчезают тоненькие ниточки человеческих

следов, нарушающих снежно-белый покров. Эти ниточки тонкие, беззащитные перед силой и мощью циклона. Это то немногое, чем может ответить человек дикой силе. Горе путнику, которого эта

кутерьма застанет в пути. Всякое бывало за время нахождения здесь человека. Многим это стоило жизней. Увы, в такие моменты Север жесток и непреклонен.

Но рано или поздно устает даже самый сильный циклон. Постепенно ветер стихает, небо слегка светлеет, снег не идет такой плотной стеной.

По расчищенным дорогам и тротуарам начинают двигаться жители города, пытаясь не опоздать на работу. Понемногу оживает движение автомобилей, создавая массу трудностей из-за сужения

проезжей части и город начинал оживать, возвращаясь к привычному течению жизни.

День третьего декабря для меня выдался довольно суетным. В первой половине пришлось побывать в нескольких местах. После этого циклона несделанными вдруг оказались масса дел, почему-

то требовавших немедленного решения.

Решать их пришлось в компании Геннадия. С его помощью и при самом деятельном участии мне удавалось решать массу рабочих вопросов. Все получалось легко и просто. Свойственная ему

прибалтийская манера общения с людьми на основе вежливости, тактичности, предупредительности, доброжелательности просто подкупала. Все это у него получалось органично, естественно и

непринужденно. Очень часто эти качества свойственны людям серьезных габаритов, явно не обиженных Богом здоровьем. Они стесняются этого, стремясь никого не стеснить своим присутствием.

Подернутые сединой волосы добавляли ему дополнительного шарма.

 

Во второй половине дня около 14 часов возникла необходимость быть на располагающейся, на берегу бухты Нагаева Инспекции по маломерным судам МЧС России. Полноприводная “Тойота-

Калдина “, послушная жесткой воле Геннадия, местами царапая днищем в снежной колее, с трудом проползла к зданию. Ветер к тому времени стих, облачность слегка приподнялась. Показались

подножия Нагаевских сопок, ясно видимых при подходе к зданию. Снег продолжался, но падал вертикально и спокойно.

На коротком пути от машины до здания мне послышался странный, нетипичный для этого времени звук. Звук был поразительно знаком, но по каким-то причинам сознание отказывалось его

воспринимать. Вероятно, это было нечто такое, чего не должно быть в это время года. Сознание продолжало активно протестовать, не позволяя сосредоточиться и понять в природу этого звука. В

таких сомнениях я вошел в здание. Вернулся минут через пять. Сразу же после выхода слух вновь уловил уже знакомый звук. Он распространялся волнами, в какой-то момент терялся полностью.

Затем следовала длительная пауза, звук возникал вновь, усиливался, достигал своего апогея и вновь исчезал.

Я остановился, не выйдя из дворика. Все-таки рациональное мышление требовало ответа на ставший навязчивым вопрос:

- Что же это за звук, который так явно слышится, но пока не понятен? - задал я себе вполне резонный вопрос, одновременно покрываясь мягкими ласковыми снежинками.

 

Снег продолжал падать вертикально, создавая ощущение тишины и умиротворенности. Звук доносился со стороны моря, напоминал что-то до боли знакомое и родное для любого магаданца.

Нечто большее, чем любопытство овладело мной, я развернулся и перешел к забору, отделяющему территорию ГИМСа от прибрежного отвесного обрыва. Встав на бордюр, пытался заглянуть

через забор и понять природу загадочного звука.

Он повторился вновь точно также как и раньше - постепенно нарастал, достигал апогея и исчезал, как кот на мягких лапах в ночную темноту.

Увиденное и услышанное мной начало вступать в противоречие с устоявшимися за двадцать лет жизни в Магадане стереотипами мироощущения. Так не должно быть, но, тем не менее,

происходило. Происходило здесь и сейчас на берегу бухты Нагаева, не самого ласкового на этой земле Охотского моря. Происходило в декабре 2008 года, под немой аккомпанемент мягко

падающих и тихо ложащихся на землю хлопьев снега. Весь двадцатилетний жизненный опыт на Колыме пока с трудом, но уже начинал дополняться еще одной уникальной деталью. Сознание

наконец-то смогло понять, что за звук послышался мне и так затруднил его восприятие. Оно было вынуждено признать свою капитуляцию в его борьбе с необычной реальностью. Так быть не

должно, но вопреки всему эти звуки продолжали раздаваться именно здесь и именно сейчас.

- Это же звук морского прибоя, - окончательно капитулировало сознание, признавая реальность происходящего.

До меня только сейчас стало доходить, что мне посчастливилось наблюдать, на мой взгляд, уникальное явление. Обычно в начале декабря бухта уже скована льдом, и даже трудно себе

предоставить возможность услышать звук прибоя в это время. Тем не менее, это было так.

Слегка обалдевший от осознания услышанного, но пока плохо увиденного, я медленно подошел к машине со стороны водительского сидения. Геннадий открыл стекло и встретил меня своей

неподражаемой ироничной улыбкой:

- Сергей, что случилось, что тебя так удивило?- спросил он меня.

 

- Выходи из машины, услышишь кое-что необычное,- предложил я ему.

 

- Пока выползать не буду. Ты хотя бы объясни зачем. Да и мне трудно лишний раз выходить из машины. Застарелый хондроз посетил, как всегда, не вовремя, - послышалось в ответ.

Я занял свое место рядом с водителем и тут же задал Геннадию вопрос:

-Уважаемый, не хотели бы Вы прямо сейчас услышать морской прибой?

 

Реакция Геннадия на вопрос была абсолютно предсказуемой. Прибалтийский рационализм его мышления отказался принять вопрос серьезно.

Он не доверчиво глянул на меня и слегка прищурившись, ответил:

 

-Какой прибой в декабре? До весны еще далеко, до лета тем более. Я знаю твою склонность к шуткам, но это уже слишком.

 

-Самый обычный, морской, почти как летний. Другого я сейчас не слышал. Для полного понимания сейчас едем на стоянку перед Пожарной частью Торгового порта. Там все поймешь,- на полном

серьезе ответил я Геннадию.

 

На лице Геннадия бродили смутные чувства интереса и легкого недоверия. Тем не менее, наша "Калдина", послушная его воле отчаянно вгрызаясь в прорезанную колею всеми четырьмя

колесами, упорно прорывалась к выезду на трассу.

Наконец – то нам это удалось и мы практически по чистому белому, нетронутому чужими колесами снегу подъехали к краю отсыпки. Я вылез из машины. Затем ее с трудом покинул Геннадий. Мы

разошлись в разные стороны, чтобы каждому по- своему увидеть и осмыслить происходящее. Снегу насыпало выше щиколотки, и передвигаться по нему в теплых, но коротких ботинках было

немного неудобно. Снег упорно норовил попасть в ботинки. Но этот легкий дискомфорт полностью был компенсирован уникальностью и величественностью открывшейся картины

Нашим взглядам предстала поистине неповторимое зрелище. Слегка поднявшаяся облачность открыла только подножия сопок бухты Нагаева. Их вершины, как и Каменный Венец и мыс Чирикова

скрыты облачностью и свинцовой пеленой снегопада. Поверхность бухты просматривалась с берега не более чем на три - четыре километра. Вширь бухта была полностью доступна для обзора.

Вода в бухте по всей поверхности была полностью свободна ото льда. Я не заметил на ней даже малейших признаков шуги. Такую по чистоте поверхности воду можно наблюдать только летом.

Её цвет был каким-то оттенком свинцового, если можно назвать это цветом. Вся видимая водная поверхность напоминала громадную стиральную доску, по которой мощно и неукротимо наступали

на берег волны прибоя. Волны были не высоки, они шли подчеркнуто ровно и размеренно, барашков на гребнях не было. Свинцовые нити волн, покрывшие собой всю видимую поверхность бухты

методично по предопределенному Нептуном порядку, приходили к берегу, изливались на него, издавая уже описанные выше звуки. Сверху изливающиеся на берег в бессилии волны посыпались

вертикально падающими хлопьями снега.

Вся прибрежная линия, куда с шумом изливались темно-свинцовые волны, была чиста даже от всегда имевшихся в это время заберегов. Прибрежная галька была влажной и ни сколько по

внешнему виду не отличалась от той, которая принимала на себя энергию волн в привычные прибою летние месяцы. Только температура воздуха была явно не комфортной, да снежок посыпал

сверху.

- Неужели буквально за несколько дней мир изменился так, что мне не удалось этого уловить, - слегка ошалело подумал я про себя, наблюдая за с шумом упавшей на берег очередной волной.

Я продолжал наблюдать за ранее невиданным зрелищем. В голове мелькнула шальная мысль, что морской прибой пришел в нашу бухту откуда-нибудь от южных берегов, где лето круглый год.

Мог же он просто взять и заблудиться, просто так между делом. Ошибся на четвертинку земного шара и заглянул в бухту Нагаева.

Сам, понимая всю нелепость этого предположения, я стремился запомнить все увиденное и услышанное.

Волны по-прежнему продолжали с шумом омывать мокрую гальку Нагаевского пляжа.

Взгляд переместился в его сторону. Там по берегу одиноко бродили всего двое взрослых и двое детей. Только не могу утверждать, оценили ли они всю степень уникальности события,

участниками которого стали. Они шли по пустынному берегу, по грани шумящего как летом прибоя.

Очередная упавшая на берег волна вновь дала жизнь чарующему звуку, звуку лета и тепла, так ценимого магаданцами. И я продолжал впитывать в себя эти звуки, создающие иллюзию лета. От

этих звуков даже как то стало теплее изнутри.

К реальности меня начали возвращать звуки проходящего сзади КамАЗа, под завязку груженого углем и совершающего очередной рейс по маршруту - Торговый порт - Магаданская ТЭЦ.

В кузове он вез можно сказать без преувеличения “ черную жизнь “. Без него существование города будет просто невозможно.

Именно это дорога разделяла сейчас мир на две части – мир иллюзорного лета на море и мир реальной жизни большого города в условиях несладкой северной зимы. Еще один прошедший КАМАЗ

окончательно вернул меня к действительности.

К тому времени попавший в ботинки снег начал подтаивать, ощущение мокрых ног было малоприятным, поэтому я вынужденно двинулся к машине.

Геннадий вообще не отходил далеко от машины. Он просто стоял метрах в трех от нее. Взгляд устремлен в море, непокрытая голова припорошена мягким пушистым снегом. Его массивная

фигура очень колоритно смотрелась на фоне шумящей летним прибоем в декабре Нагаевской бухты. В глазах много видевшего и пережившего человека застыло неподдельное удивление. Это

было удивление увиденным и услышанным и удивление от того, что оно растопило устоявшийся стереотип - прибой может быть только летом. Ему, видевшего другие моря на разных континентах

было гораздо труднее сломать в себе этот стереотип и принять увиденную действительность.

 

-Геннадий, ты доволен? Согласись зрелище только для посвященных и тех, кому повезло, - задал я вопрос напарнику.

-Очень точно подметил. Думал, что уже перестал чему-то удивляться, но сейчас испытал забытое ощущение искреннего удивления,- с искренностью и радостью заметил Геннадий.

- Очень жаль, что не удастся это заснять на видеокамеру. Уже сумерки и пока ездим домой, будет почти темно,- ответил я.

Он сочувственно вздохнул и ответил:

- Хорошо, что хотя бы увидеть удалось.

Я набрал телефон своего компаньона, находящегося на работе в магазине. Коротко рассказал об увиденном и дал послушать через сотовый телефон звук декабрьского морского прибоя. Вначале

он не поверил в то, что я говорил. Здорово удивился после прослушивания и предложил накачать резиновую лодку и поставить лососевую сеть.

Мы сели в машину, находясь под впечатлением произошедшего. Только после того, как мы отъехали с площадки, к нам обоим пришло осознание уникальности того, что нам довелось пережить

сейчас.

Согласитесь, звучит, по меньшей мере, противоестественно - летний морской прибой во время календарной зимы. Но именно в этой противоестественности и есть главная прелесть.

Увидев такое, поневоле приходишь к выводу – в Магадане невозможное часто оказывается реальностью. Можно это объяснять глобальным потеплением или чем-то еще более глобальным. Не в

этом суть.

Мы с Геннадием не стали утруждать себя обсуждением причин увиденного. Для себя единодушно решили, что нам здорово повезло - мы оказались в нужном месте и нужное время и смогли

наблюдать события, которые остаются в памяти на всю оставшуюся жизнь. И это главное.

Р.S Буквально через два дня город накрыл очередной циклон. Более мощный, злой и более тяжелый для всех жителей Магадана. Циклон рвал город трое суток подряд, приведя его в состояние

снежного коллапса. После окончания этого циклона мне довелось вновь увидеть бухту Нагаева. Она уже была подернута тонкой ледяной пленочкой. Распространялась она ровно настолько,

насколько было видно невооруженным глазом. Как будто и не было летнего прибоя в декабрьский день, посыпаемого сверху хлопьями зимнего снега.