Тебе, наш незабвенный Геннадий, посвящаю...

 

Мы сидели вдвоём под высоким торшером в кожаных дутых креслах рыжего цвета и пили вино из пузатых бокалов. Я прекрасно знала, как сестре трудно говорить о её теперешней жизни, поэтому старалась выбирать нейтральные темы: цены-погода-народ.

 

Время шло, и недосказанность угрожала выплеснуться в истерику.

 

"Ну и для чего я притащилась в такую даль?" -время от времени крутились эгоистичные мысли в моей голове, но я добросовестно их гнала.

 

Никак не получалось первой начать разговор. Не могла я и всё тут, хоть ты тресни!

 

Вино было терпким и мне не хотелось его столько пить, сколько предлагалось. А за окном уже вовсю вечерело. Огни фонарей мутными пятнами бросали блики сквозь шторы. Это время суток я не очень люблю, оно меня как то тревожит и настораживает. Хочется больше тепла и участия надежного мужского плеча.

 

-Я никогда не прощу себя...-медленно и с паузами, наконец-то, начала вещать сестра.

 

Я еще больше притихла, вцепилась в бокал. Тема сложная. Покойный муж -что может быть горше?

-Он как-то отрешенно взглянул на меня, будто ожидал от меня каких-то действий... Я же не могла двинуться с места...

 

Пауза повисла в воздухе. Сквозь прикрытые веки вижу, как она тянется к бутылке за очередной порцией.

 

"Может бутылку забрать у нее?" -чего-то промелькнуло в голове, да так там и осело.

-Я же не знала, что больше никогда... не увижу его...живым...

 

И мне так захотелось схватить ее в охапку да что есть силы прижать к себе. Как когда-то делала мама.

-Ну что бы изменилось, если бы ты смогла подойти к нему? -слышу свой голос откуда-то сверху, вне меня.

-Если всё было предначертано изначально... Ты же сама понимаешь...

 

Сдавленные всхлипы, трясущиеся плечи. Бокал летит ко всем чертям, опрокидывается прямо на ковёр, вино расплывается красным пятном.

 

Тут меня прорвало. Я долго и убедительно толковала об общеизвестных истинах, о бренности жизни.

 

Сестра долго еще сидела, уткнувшись лицом в колени и маятником раскачивалась из стороны в сторону, мыча коровой.

 

С детства помню, как может корова мычать от боли. Это когда соседская телилась, а я из-за сломанной штакетины в заборе, наблюдала хозяйкину суматоху и бедную корову. Такое запоминается на всю жизнь. Теперь вот, сестра от горя убивается! Впору самой взвыть. Да так, что люди за стеной того и гляди позвонят в службу спасения.

 

-Да пойми ты, наконец, что это уже произошло. Нравится тебе или нет, но это уже свершилось! Очнись, наконец! Завтра уже 40 дней будет, как он пребывает в лучшем из миров.

 

После этой моей тирады сестра вдруг притихла. Подняла голову и по глазам вижу- она что-то ищет. Взгляд её начал обретать осмыслённость. Я обернулась назад и увидела фото его, самого дорого на свете мужчины моей сестры. Её мужа. Геннадий глядел прямо, с едва скрываемой иронией. Он на фото всегда получался другим. Знаю точно: Генка добрейшей души человек и сестре здорово с ним повезло!

 

А пока я головой крутила, заметила, что на улице уже светает. Где-то глубоко внутри себя я облегченно вздохнула, стараясь бесшумно вдыхать воздух, дабы не нарушить зарождавшуюся тишину.

 

Не помню, кому первой из нас пришла идея отправиться ранним утром на могилу. Но это куда лучше, чем мычать коровой себе в колени. Сонный охранник на Троекуровском как - то странно на нас посмотрел, кивнул. Дескать: проходите.

 

А вот и он! На фото одобрительно улыбается нам одними глазами.

-Ну, и как тебе там? -тихонечко шепнула я.