Как очутился в чуждом времени и пространстве сказочный Буратино так и не смог до конца понять. Но, привык, пришлось… Свежий воздух, да на голодный желудок – водка в школьном ранце, чтобы память заглохла, а не пытала его, садня. Сначала он пил по воскресеньям, по праздникам, потом – чтобы забыть забывшую его жену. Потом не мог уловить между буднями и выходными разницу и, из-за этих проклятых дней как-то само-собой стало тянуть ко дну. С работы погнали, с арендованных метров – тоже, и дело ему нашлось где-то томов на пять. Кличку дали – «Бура», и, хоть он всех не просёк дорожек, но не хотел даже эту часть своего имени потерять. Потом пошло вразнобой – то хорошо, то плохо, и стало, или вернее пристало – равнодушие, как к столбу. То, деревянное, что на Север, покрылось мхом (в их среде произносилось – «мохом»), и он на все затёсы ответствовал просто «Бу». Годы жизни ушли в отстой, он приобрёл тьму трещин, из-под наслоений грязи кое-где проглядывала девственная кора, и при каждой встрече с прошлым им произносилось: «Разве?», а при встрече с будущим – «Что, пора?» Лишь разглядывая пару старых сохранившихся фотографий, он говорил, про себя – росток. И бубнил бесконечное «Б» и «нафиг», словно оставляя пометки промеж воображаемых строк.

На этом всё кончается, а Вы что хотели? Сказочное детство сжигает жизнь. Буратины куда-то внезапно делись. Остались «Б», вот и всё… держись!