Ей было тогда всего семнадцать лет, этой весной она окончила школу, уже прозвенел прощальный, школьный

звонок. Прошёл школьный бал, прощание со школой и детством. Она вся была полна ожиданием любви, чистой, светлой.

Очень хотелось ей быть счастливой, обласканной и любимой. Только этой мечтой она и жила тогда. Она была доброй,

отзывчивой, романтической девушкой, наверное, как и большинство других в её столь юном возрасте. Она, как и многие её

сверстницы, тайно, про себя, мечтала о таком же добром, отзывчивом и романтичном молодом человеке, со светлой,

открытой душой, восприимчивой к её любви, который, полюбив её, навсегда станет ей спутником жизни. В своих мечтах,

она не допускала даже мысли, что такого никогда не будет, будто мысль об этом, была смерти подобна. По молодости лет и

неопытности, следуя школьному и домашнему воспитанию, она представляла мир полным света, любви и счастья. Она

совсем не представляла тогда, бедняга, что спустя девять десять лет её спутником жизни будет совершенно ей

безразличный, и даже, постылый ей человек. И тем более, она представить не могла тогда, что она сама скоро превратится

в злобную, циничную, меркантильную стерву, навсегда лишённую любви и ласки. Собственно, как и подавляющее

большинство других, следующих одному и тому же алгоритму этой смрадной жизни.

 

В то самое время, когда она, всё ещё жила романтическими мечтаниями и грёзами, томясь приятной тоской

ожидания их скорого воплощения, в городском парке, где она, ещё со школьной поры любила гулять, к ней подошёл

познакомиться подвыпивший Валера. Которого, она так поспешно, не присмотревшись получше к нему, приняла за того,

которого она так долго ждала – доброго, отзывчивого и романтичного молодого человека. Будто по её сокровенному

желанию, вот прямо сейчас, он явился к ней из её мечты. Она, нисколько не сомневаясь, (сомнениям она ещё не была

научена) признала в нём того, о котором, так долго мечтала и грезила по ночам. Теперь, ей грезилось наяву, не в мечтах и

не во сне, что её мечта сбывается. Изначально, увидев его, она не сомневалась в его самых, наилучших намерениях, только

для того и явившегося к ней, чтобы, сделать её счастливой, – ведь она, искренностью и глубиной своих чувств, достойна

этого. Не сомневалась, что и в его светлой душе, она зажжёт пламень большой, искренней любви. Ей казалось, что в мире

добра, света и любви, по-другому, никак не может быть. Думы о нём, ей сладко пьянили голову, и приводили в состояние

райского блаженства и оцепеняющей неги, неподвластной разуму. Она вся покорилась захватившему её чувству. При

расставании, она с большим нетерпением и трепетом ждала нового свидания с ним. Её самозабвенной радости не было

границ. Находясь во власти романтических грёз, неотступной, всепоглощающей мечты о большой любви и счастье, её

рассудок мерк и был неспособен адекватно воспринимать происходящее. Разочарование ещё долго не являлось ей и после

того, как этот ветреный Валера, по истечении менее месяца их знакомства, навсегда исчез из её жизни, оставив её

беременной.

 

Этому вертопраху был тогда двадцать один год. Совсем недавно он вернулся из Советской армии. Никакими

продолжительными любовными отношениями он связывать себя ни с кем не собирался, и тем более, жениться. И никаких

других увлечений, кроме пьянства и коротких знакомств с девушками, у него не было, точно так же, как и у большинства

его сверстников. Обогащением и развитием своего внутреннего духовного мира он не занимался, таких задач себе не

ставил, впрочем, как и подавляющее большинство других молодых и не молодых людей. Да, в таком молодом возрасте он и

не нужен, спрос на него появляется, годам, к тридцати, когда пылкие сердца уже остывают от сжигающего пламени первой

любви. Вот тогда всем, вдруг, подавай с богатым внутренним духовным миром, чтобы им заполнить образовавшуюся,

устрашающую их душевную пустоту, вводящую в состояние хронической тоски и скорби. Ну, если, не духовный мир, то эту

пустоту, стремительно заполняют алкоголь и наркотики. И представления о нём, этом самом мире, очень разные у всех. Так

появляется спрос на всё более, одухотворённых субъектов, по их разумению, способных осчастливить их после того, как

заканчивается пора острой нужды в любви и ласке. И наступает пора, в необходимости того самого, богатого духовного

мира. Проблема только в том, – где их столько взять (одухотворённых)? Смрадный мир не занимается их производством,

они ему не нужны, они его антиподы.

 

Проходила неделя, другая, когда он не приходил на свидания. Напрасно она в тоске, в смятении чувств, приходила

на места их былых встреч и проливала там слёзы, шептала, что любит его и жить без него не может, в надежде на чудо, что

он услышит её и вновь явится к ней. Но его уже было ничем не вернуть. Отдавшись столь сильному чувству, непроницаемой

пеленой застлавшему ей разум, она не была способна разглядеть, что было, на самом деле, в его мятущейся, очерствевшей

душе – таящееся намерение покинуть её. Она, ещё долго грезила им, внушая себе, что он, непременно соскучится по ней,

истомится. И жить не сможет без неё, так же, как она без него. И, не пережив долгой, изнурительной разлуки, уже

навсегда вернётся к ней. И она вновь, будет счастлива с ним. Неужели он, за время их тайных от её родителей встреч, не

заметил, не разглядел и не почувствовал её, такую красивую, добрую и ласковую, как ей казалось, единственную на целом

свете, да быть такого не может. Его образ, наделённый ею романтическими чертами, никак не покидал её, она ещё долго и

трепетно ждала его возвращения. Она вся была во власти, явившейся к ней любви, озарившей её светом долгожданного

счастья, оказавшимся таким, неожиданно коротким. Когда всё кончилось, она долго и мучительно выходила из этого

состояния, никак не хотела верить, что всё так быстро закончилось. С какого-то момента, осознав, что он уже никогда не

придёт к ней, она никогда, больше, не увидит его, мир для неё померк и погрузился во тьму. Её, такое пылкое и доверчивое

сердце, разрывалось от нахлынувшего горя. Оно безжалостно, день за днём, выедало её душу.

 

Но, и его можно понять, ищущего избавления от снедаемой его в прах тоски и скуки, не находящего от них

избавления, мешавших ему полюбить, такую, очаровательную, необыкновенно романтичную девушку, оставляло его

равнодушным к ней. Считавший, мнивший про себя, что он ещё не подобрался к той. – Своему, какому-то, выдуманному

эфемерному «идеалу», который он ищет, и не находит, воплоти. Она не стала ему источником вдохновения и смыслом

жизни, он прошёл мимо неё, так же, как и прочих до неё, даже, не заметив, увлекаемый своим эфемерным, неземным

«идеалом», не имеющим своего земного воплощения. Представлял, таил надежду что, только, повстречав ту девушку, (не

существующую воплоти), равноценную своему выдуманному «идеалу», он будет счастлив. И только тогда, его навсегда

покинет угнетённое состояние его души, оно сменится состоянием безмерного счастья и успокоит его мятущуюся душу. Был

подвержен такого рода иллюзиям.

 

Бутылка была неизменным спутником его жизни, она и приводила его в состояние хронической тоски и скуки, ещё

большему оскудению, и без того неразвитой души. В его сознании, она, своим содержимым, порождала фантомы (иллюзии)

не связанные или мало связанные с действительностью. Будто сам дьявол рисовал в его голове этот фантом, пустой,

безжизненный «идеал», чтобы сбить его с правильного Земного пути, начертанному Богом или природой, и направить его

на путь греха и распутства. Для начала подсадив его на алкоголь, недаром считающийся дьявольским зельем, чтобы

навсегда лишить его здравого рассудка. И никакая земная любовь не может достучаться до его, так рано, остывшего, и

очерствевшего сердца, томимого, тяжёлым гнётом, не проходящей, изнуряющей его тоски и скуки. В результате не

развитости его души, и непрерывного токсичного воздействия алкоголя, в его душе (сознании) произошла подмена

(извращение) большой земной любви, пустым бесплотным её «идеалом» – фантомом. Что обрекло его на долгие годы

жить с этим фантомом, вместо полнокровной земной любви. Череда меняемых им девушек и женщин никак не

соответствовали тому фантому, были не равноценны ему, прочно засевшему в его порочной душе.

 

Его мелкая, не развитая душа, поражённая воздействием алкоголя, лишённая возможности своего развития, с

поселившимся в ней фантомом идеальной любви, была не горючим материалом, который не мог зажечься от сжигающего

пламени сильной земной любви той очаровательной девушки. Его душа была не способна воспламениться большой земной

любовью ни к этой девушке, и ни к какой другой. Поэтому, и далее, снедаемый изнуряющей его тоской и скукой, он скоро

покинул её, оказавшуюся, своим образом, не равноценным его фантому идеальной любви, упрочившимся в его порочном

сознании. Чем вызвал острые душевные переживания любящей его девушки, ничего не понимавшей в причинах

случившегося, – почему этот, её Валера не мог ответить на её такую искреннюю, горячую любовь? Какие же вериги могли

заставить его бросить её, такую юную, очень красивую и так сильно любящую его? Пьянство всё дальше будет заводить его

в омут бесчувствия, не меняющегося состояния тоски, тревоги и тупого безразличия ко всему.

 

Когда узнали о случившемся с ней её родители их интеллигентной семьи – они были инженерами, а её отец, даже, был

главным инженером на каком-то важном предприятии. До крайности ущемлённый (оскорблённый) тем, что произошло с его

дочерью, он особенно лютовал, сыпал угрозами, что лишит её всего, и не будет считать её своей дочерью, и настаивал на

немедленном аборте, чтобы не упустить время. Был крайне возмущён, когда услышал от неё какое-то бессвязное,

невнятное объяснение, что она ничего не знает о том самом безответственном Валере, раздражённо говорил ей – как же ты

могла довериться какому-то пустозвону, искателю приключений и развлечений – непорядочному человеку? Ведь ты у меня

девочка совсем не глупая, с отличием закончила школу. Ты о чём думала, вступая неизвестно с кем в такие отношения? Его

крайнему возмущению не было предела. Часто, в гневе он попрекал, что обманулся в своём доверии к ней, и из-за своей

большой занятости ослабил контроль над ней – не доглядел. Мать была гораздо мягче, хотя и попрекала, но всё же, жалела

её и как могла, успокаивала. Из-за беременности и неопытности пережить свою первую любовь, втайне от родителей, она

не смогла. В своей семье она была не одна, у неё был совсем, малолетний брат, лет на десять или двенадцать моложе её,

приходилось ей в помощь родителям приглядывать за ним, это давало возможность ей, хоть самую малость, отвлечься от

горьких переживаний. Вне семьи, она общалась больше, со своей школьной подругой Мариной, – жили в одном Московском

дворе. Ещё многие годы и после школы, они сохраняли свои дружеские отношения.

 

Её переживания были столь велики, что этим годом, после школы, в институт, запланированный ранее, она не

поступала, вся её жизнь резко изменилась и протекала теперь, в ином русле. Добрые отношения в семье, когда её

баловали, почти ни в чём не отказывали, особенно отец, теперь, надолго сменились на прохладные, какие бывают только, в

отношениях между чужими людьми. Она никак не могла к этому привыкнуть, её преследовала убийственная пустота и

полное безразличие ко всему, когда уже ничего не хочется. Жизнь померкла и поблекла, всё было в мрачном чёрно белом

цвете. Долгое время ей и жить не хотелось. Её пугало будущее, казавшееся ей местом ада. Вместо былых романтических

грёз, страстного ожидания их воплощения, был тихий, сдавленный плачь по ночам, от понимания, или может быть от

предчувствия, что такое глубокое чувство искренней любви никогда больше, не вернётся к ней, и не озарит светом

безмерного счастья. Что дальнейшая её жизнь будет, как в темнице, скудной и безрадостной, без любви и света. Так

умирала душа той чистой, светлой, романтической девушки. Из-за отсутствия жизненного опыта, неудачная девическая

любовь нередко приводит к таким тяжёлым последствиям. Но, это ещё не самое худшее, что происходит в этой смрадной

жизни, имеется не мало примеров и пострашнее. Особенно, с приходом в страну «демократии», и вместе с ней наркотиков,

и прочих Западных «ценностей», ещё большим смрадом наполнивших этот пропащий мир, сколько ослеплённых,

околдованных дурманом первой любви, нарывались и нарываются на наркоманов, становятся их лёгкой добычей, попадают

под их влияние. Скольких затаскивали они в свою пучину смрада. И в лучшем случае, пережив с ними этот кошмар,

становились навсегда потухшими и бесчувственными. В результате, сколько исковерканных, изувеченных судеб, душ,

жизней...

 

Переживая душевные муки, она поняла, насколько этот мир зол и враждебен, и насколько она оказалась слаба и

беззащитна в нём. В нём нет места жалости и состраданию, любви, добру и свету, есть только, более, или менее, искусные

их подделки. Она, ещё совсем юная, входила в этот мир с искренним чувством любви, добра и намерением делать его ещё

краше. Она совсем не предполагала, что этот смрадный мир наполнен тёмными и совершенно бездуховными личностями, с

которыми она и впредь будет сталкиваться. И ей предстоит меняться. Стать им подобной, иначе, она не найдёт своего

места в нём. Она скоро менялась, и становилась другим человеком, адекватным этому подлому миру, где нет света, тепла и

любви, в который, теперь, она вступала согласно его требованиям. Теперь же, та добрая, ласковая, романтичная девушка

не адекватная этому лживому, фальшивому миру, навсегда осталась в прошлом.

 

Спустя год, когда затянулись и поутихли её душевные раны, родители определили её в какой-то институт, ей самой было

это безразлично. Там она обзавелась близкой подругой Светой с весьма схожей судьбой, которую когда-то, покинул какой-

то Гена, в которого она была влюблена ещё до института, после чего Света пристрастилась к алкоголю, заливала им свою

печаль и скорбь после неудачной первой любви. И теперь, после поры романтических исканий, она была завсегдатаем

всяких кафе, баров и институтских вечеринок, всё увереннее вставала на путь алкоголизма. Таня отчасти ей подражала, но

её строгое семейство держало её под неотступным контролем, особенно строг был её отец, после той, недавней трагедии, он

был внимательнее к дочери, понимавший необходимость, удержать дочь от алкоголизма, иначе, дочь погибнет. Он был

недоволен институтской подругой дочери – Светой, советовал даже, ей, поменять подругу, остерегался её пагубного

влияния на дочь, когда приходилось видеть её у себя дома. Таня иногда, вместе с ней по вечерам приходила домой.

Обеспокоенных родителей она уверила, что она уже взрослая, и всё понимает, и ничего плохого с ней больше, не случится.

Так родители, своим деликатным вмешательством, без скандала, пресекли, более сильное влияние этой подруги на их дочь.

Отец, по истечении времени, был уже мягче к ней, не был излишне строг. У Светы тогда появился попутчик по жизни,

больше, может быть, собутыльник, Толя. Он был откуда-то со стороны, не институтский. Проболтались они по жизни где-то

около двух лет, после чего этот Толя, так же, как, когда-то Гена, навсегда исчез из её жизни, затерялся где-то в пучине

этого смрадного мира. Но в отличие от Тани, Света, имевшая больший опыт таких изменений и перемен, адаптировалась

вполне, к ним, про себя считала, что, по-другому, по большей части, и не бывает. Поэтому, не имела каких-то трагичных

последствий, и, ни сколько не тосковала о нём, вскоре, напрочь забыв его. Всё большее, нарастающее год от года, влияние

алкоголя заводили её в омут, ещё более страшный, нежели неудачная или неразделённая любовь. После исчезновения

Толи, у неё стали появляться много разных мужчин – так постепенно, и незаметно для самой себя, никому не нужная,

никем не любимая, зашалавилась она, и всё больше утрачивала интерес и вкус ко всему остальному в жизни.

 

Всё время учёбы в институте, в отличие от своей подруги Светы, Таня избегала близких знакомств с мужчинами, она не

видела среди них доброго, ласкового и романтичного, со светлой и открытой душой, того, о котором она мечтала прежде.

Большей частью, она видела в них циников, хамов и самовлюблённых эгоистов с мелкой и скрытой душой, искать среди них

спутника жизни она была, на то время, не готова. Её душа ещё долгое время не могла принять это, как должное, что

иного и быть не может в этой смрадной жизни. Это будет позднее, к тому времени, когда она, пройдёт полный курс

обучения в пресловутой школе жизни, тогда, её омертвевшая душа, всё же, смирится со всем этим. Недавний столь

печальный опыт, навсегда лишил её романтических настроений. Теперь, в её оскудевшей, выгоревшей душе, ставшей не

горючим материалом, уже не способным зажечься пламенем новой, большой любви, не могло способствовать

возникновению таких настроений. Мужчины её больше раздражали, нежели интересовали, она уже, видела в них сигнал

опасности для себя, мол, осторожно, это очередная фальшь, с весьма серьёзными последствиями. А происшедшее с ней

тогда, в юности, казалось ей теперь, досадным недоразумением, вызывающим лишь, какое-то сочувствие самой себе, своей

наивности, будто тогда, это была вовсе не она, что хотелось, больше, поскорее всё забыть. Этот злой и холодный мир

расчёта, таких настроений, никак не допускал, они были абсолютно чужды ему и не допустимы в нём. Она приходила к

пониманию, что отношения с мужчинами, могут быть, только, как бесчувственный, циничный, взаимовыгодный договор. Всё

по правилам этого смрадного мира. Просто, в семье и школе, её этим правилам, почему-то не обучали, напротив, вводили в

заблуждение. Теперь же, ей мир казался, в её изменяющемся сознании, холодным, мрачным и безнадёжно пресным – не

интересным, обрёл свои реальные черты и краски в её представлении, совсем не таким, каким его рисовали на всяких

торжествах – так бессовестно врали всякий раз, раскрашивая его в неестественно яркие цвета.

 

А мужчины, теперь, вызывали в ней чувство неприятия и защиты от них, влекущих за собой в пустой, тёмный,

бесчувственный мир лжи, фальши, и холодного расчёта, где нет любви, света и добра. Поэтому, по большей части, она не

считала нужным принимать участие во всяких студенческих вечеринках, на которые её старалась затащить Света, избегала

излишнего соприкосновения со всем этим, не была ещё готова к ним. Она была всё ещё психологически не готовой к тем

реалиям, обнаруживаемые ею при каждом новом шаге в эту смрадную жизнь. До этих пор, до поры вхождения во взрослую

жизнь, не сталкивающейся с ними, живя под опекой школы и семьи с прочными нравственными устоями, готовивших, будто

её к каким-то другим реалиям, не имевшим места в этом реальном, смрадном мире. Этим Таня, весьма заметно, отличалась

от своей подруги Светы, гораздо, раньше и быстрее освоившей все премудрости этого подлого мира. Наверное,

употребление ею алкоголя, снимавшего всякие нравственные тормоза, ускорили процесс её адаптации к этому миру. В

результате, она быстрее нашла своё, весьма, скромное место в нём. Чтобы и Тане окончательно вписаться (втиснуться) в

этот мир лжи и фальши, для этого, ей необходимо было ещё какое-то время, необходимое на переустройство

(переформатирование) своей души, подготовки её к восприятию этих реалий, как должных. Переустройство

(переформатирование) её души состояло в том, чтобы скорее зачеркнуть (уничтожить), заложенное в ней её семьёй и

школой, как «ошибочные», не пригодные к применению в реальной жизни. И поменять их на принципы этого смрадного

мира, дающие возможность приспособиться в этом мире, как-то пристроиться в нём. Не употребление (благодаря жёстким

семейным традициям) ею алкоголя, как ускорителя этого процесса, этот процесс замедлялся и растянулся на годы. Но,

остановиться не мог – это невозможно.

 

В двадцать семь лет, уже давно окончив институт, Таня вышла замуж по какому-то расчёту (не по любви) за какого-то

строительного инженера. Возможно, чтобы, избежать полного одиночества и бессмысленного существования в будущем.

Постоянно попрекала его, что он мало зарабатывает. Детей у них не было (последствия аборта). Любовь и ласку, о чём она

так страстно мечтала в далёкой юности, ей теперь заменили деньги. От той, прежде романтичной Тани, не осталось ничего.

Это была теперь злобная, циничная и меркантильная стерва, адекватная этому смрадному миру. Её близкая когда-то,

подруга Света, к этим порам, после окончания института, из-за имевших место, частых и длительных алкогольных запоев

исчезла навсегда из её жизни. К настоящему времени, концу девяностых, Тане сорок два года, так и живёт теперь, в

достатке, но без душевного тепла и света, но вроде, как и не нуждается в них, пройденная школа жизни, научила её, так

же, как и большинство других, обходиться без них. Её переустроенная (переформатированная) душа уже не нуждается в

них, так же, как и у большинства других людей в этой лютой жизни. Наверное, правда, что – всего один лишь только раз

цветут сады в душе у нас... Это тогда, когда, ещё юная, трепетная душа, не исковеркана (не переформатирована) лютой

жизнью. И никакая красота, не спасёт этот пропащий, смрадный мир.