Сердечная мышца притворилась чем-то большим, чем насос для перекачки крови: «Ах, сердце тоскует, сердце плачет! Сердечные переживания, излияния, раны…» В конце концов, износилась, остановилась, разложилась. Всё, нет её, сгнила. «Конец моим страданиям и разочарованиям!»

А это что такое пролетело? Показалось? Почти незримое, эфирное, но было. Вон – вон, скользит, исчезает! Душа. Душа? Так это она болит? Чему там болеть, это ж не мышца? И рвется, и мается. Уже отмаялась, отлетела. Куда? К свету. Легкая, свободная, купается в волнах божественной любви. Хорошо ей, не то что сердечной тухлятине среди червячков.

Ан, нет. Через пару вечностей заволновалась, заплывы стала делать поближе к черной бездне вселенных.

– Ты чего, глупая? Чего волнуешься, куда рвешься? Там темно,– увещевает Создатель.– Разве тебе со мной плохо?

– Что ты, господи, хорошо, но… скучаю по сердцу.

– Да ведь нет его, в прах обратилось.

Душа тоскует.

– А ты вечна.

Душа плачет.

– Э-э-эх, бродяга неуемная, не можешь пребывать в покое. Ну, что с тобой делать? Ведь снова будешь рваться и маяться.

Душа вздыхает.

– Ладно, лети, трудись. Совсем невмоготу станет, возвращайся.

А её уже и след простыл. Уже волнуется, трясется вместе с малюсеньким сердечком. Как же не волноваться, когда так страшно и темно, и давит, плющит со всех сторон маленькое тельце. «Не трусь, малыш! Ещё немного и родимся»,– подбадривает душа нового приятеля.

– Уа-уа-а!– надрывается новорожденный.

– Что ж вы всегда так орёте?– в который раз удивляется душа.– Ведь обошлось всё, получилось.

А сердечко: «Тук-тук-тук». Но всё ровней – ровней. И вот снова притворилась сердечная мышца чем-то другим, поёт от счастья. Это к маминой груди приложили ребенка. Душа поёт в унисон с мотором для перекачки крови. Потом будут вместе рваться, маяться, а пока поют.

Глава, не вошедшая в книгу "Зарисовки".