Всего неделя прошла, как поселился Алексеев в избушке невдалеке от замерзшей речушки. Бывший зек, чудом избавившийся от бандитов, он просчитался: выбирал затаенное место подальше от людей, а оказалось, всего в двух-трех километрах есть какое-то населенный пункт. Накануне Алексеев слышал выстрелы, затем увидел лыжню на плотном, с весенней коркой, снегу - днем он подтаивал, ночью подмерзал, отсюда и корка. По лыжне и рядом с ней тянулась цепочка собачьих следов. Алексеев прошел вдоль лыжни - стороною, близко не приближаясь, пока не увидел издалека первые несколько домов.

На следующий день он опять был в глубине леса - зимние виды, с мазками подступающей весны, его пленяли, а в избушке побыть, наедине с одиночеством, хватало вечеров и ночей. Пленяла и тишина, прерываемая лишь посвистом или постукиванием птиц, поскрипом и покряхтыванием деревьев. В середине дня тишину нарушил и чей-то рев. Алексеев прислушался и понял: это ревел крупный зверь, но не лось и, само собой, не кабан и не волк. Но кто? Медведь? Так ему еще спать и спать в берлоге. И тут страшным воспоминанием пронеслись в сознании картинки недавнего прошлого. Костер, укрытый от ветра корнями вывороченной из земли сосны, двое бандитов, расположившихся у костра, и рядом - он сам, со связанными руками. Потом громадный медведь, вылезающий из берлоги. Алексеев тогда прислонился спиной к ближайшему дереву и, не сходя с места, наблюдал, как разбуженный зверь поднялся на дыбы и с ревом пошел на людей. Один из них вытащил из костра горящий полешек и бросил в сторону зверя. Да неудачно - полешек пролетел мимо, и человек споткнувшись, оказался прямо у ног медведя. Раздался выстрел - это второй бандит выстрелил из пистолета и, похоже, попал. Медведь взревел как-то жалостно, а на левой лапе, в верхней ее части, показалась кровь. «Значит, его ранили… - холодно заметил про себя Алексеев. - Сейчас они пожалеют об этом».

То, что произошло дальше, предвидеть было нетрудно, но смотреть - страшно. Через считанные секунды голова человека превратилось в одно кровавое месиво - не разберешь, где лицо, где лоб, где затылок. А медведь все бил его тяжелыми когтистыми лапами. Второй бандит снова выстрелил, но промахнулся и бросился бежать. Медведь повернулся на звук выстрела и опустился на передние лапы; Алексеев заметил, что левую лапу он поджал чуть кверху. По всем канонам зверь должен был броситься вслед за убегающим человеком, и участь его была бы предрешена: медведь догонит человека, даже если он чемпион по бегу.

- Стой! - закричал Алексеев. - Не беги! - И уже спокойней добавил: - Пусть человек уходит, так будет лучше…

Медведь повернулся на его крик, увидел прислонившегося к дереву человека, сделал несколько шагов в его сторону и снова поднялся на дыбы. Он быстро-быстро дышал, а глаза его были полны яростью. Алексеев вгляделся в эти глаза: влажные, без зрачков, а вокруг них - светлые отметины; показалось, что и эти глаза, и светлые отметины вокруг них он уже видел.

- Ба, - воскликнул Александр, - да ведь мы знакомы! Здорово, брат! Помнишь, виделись с тобой – в конце лета? Столкнулись нечаянно, в кустарнике, я был с одной стороны, а ты - с другой…

Возможно, и медведь узнал Александра - из глаз его исчезла ярость, а взамен появилось спокойное удивление. По левой лапе его текла кровь. По руке Александра - тоже. Медведь потянул носом, обнюхал человека и вздохнул - то ли от боли, то ли еще от чего. И человек, и медведь, оба раненые, только что пережившие сильнейший стресс, теперь смотрели друг на друга как старые знакомые и, переводя дыхание, будто обменивались короткими фразами:

«Помню, брат, помню. Видал, что тут делается, в лесу? - будто говорил медведь. - Никакого покоя нет, даже зимой…»

«И не говори, - отвечал Александр, тоже, наверное, будто. - Не больно тебе? Ничего, рана у тебя пустяковая, заживет. Но не сразу, ты уж, брат, потерпи…»

«Что делать - придется терпеть… Ты-то как теперь?»

«Да так, хорошего мало…»

«Тоже, смотрю, ранен…»

«И мне досталось. Но, кажется, не так серьезно. Ничего, брат, как-нибудь заживет…»

«Да, как-нибудь надо это пережить…»

«Переживем… Спасибо тебе, даже не знаю, что б со мной было…»

«Да ладно, чего там. Не бери в голову, брат…»

«Хорошо хоть снова увиделись…»

«Да, хорошо…»

«Может, и свидимся еще, брат?»

«Кто знает, брат, может, и свидимся…»

Оба раненых, и человек, и медведь, были спокойны. Позже, но уже без слов, им и в самом деле доведется свидеться, но теперь «братья» посмотрели по сторонам, вздохнули на прощанье - и каждый пошел своей дорогой.

У Алексеева защемило сердце - вдруг это тот самый медведь, давний его знакомый? «Брат» со светлыми отметинами вокруг глаз, спасший его от бандитов? Неужто он не залег снова в берлогу? Раненный в переднюю лапу, неужто он стал шатуном, озлобленным и голодным? «Может, и свидимся еще, брат…» - «Кто знает, брат, может, и свидимся…»

Тяжелое предчувствие охватило Алексеева. Он направил лыжи в сторону, откуда доносился звериный рев; точно подстегивая его, раздались выстрелы, лай собаки и крики человека, снова выстрелы - и тишина. Приблизившись к месту происшествия, он услышал поскуливание собаки. Она лежала на снегу рядом с невысоким, залитым кровью охотником, очевидно, этот был манси, и здесь же лежал на боку громадный - и тоже в крови - медведь. Человек был без сознания, а медведь - мертв, только глаза у него были открыты. «О, Боже!» - воскликнул про себя Алексеев. Вокруг глаз медведя были светлые отметины, а на передней лапе - едва зажившая, покрытая толстой коростой рана. Предчувствие не обмануло человека...

- Вот и свиделись, - тихо сказал Алексеев. - Прости меня, брат, что опоздал, что не смог тебя выручить…

К вечеру он доставил отогревшегося у костра охотника, его звали Никитка, в старое мансийское поселение. По дороге охотник держался мужественно и, превозмогая боль, даже пытался острить. Алексеев вез его привязанным к широким охотничьим лажам, а охотник хрипел, натравливая на себя собаку, бежавшую рядом:

- Я - мясо! Лосятина! Ганс, откуси от меня кусочек…

У одного из манси был снегоход, на нем Никитку повезли в ближайший поселок, оттуда можно было вызвать санитарную машину.

Заночевал Алексеев в Никиткином доме, а наутро, взяв с собой лопаты и топоры, он и двое мужчин-манси пришли на место вчерашних событий, расчистили оттаявшую площадку на кострище и топором да лопатами вырубили-выкопали в земле огромную яму.

В ней, этой вечной берлоге, устланной еловыми лапами, и похоронили медведя. Но сначала Алексеев посидел один рядом с мертвым, окаменевшим на морозе зверем…

Манси стояли в десятке метров и с суеверным страхом смотрели на неизвестного человека, явившегося неизвестно откуда и как с родичем или близким другом прощавшимся с мертвым медведем. Один из них только спросил вначале, зачем, мол, нужна эта яма, не лучше ли снять с убитого шкуру, а тушу разрубить на мясо? А другой, перебивая первого, спросил прямо: «Кто он тебе? Зачем хоронишь его - как человека? И кто ты сам?»

- Этот медведь - мой брат, - ответил Алексеев. - Он был последним, кто знал меня по прошлой жизни. А теперь я и сам не знаю, кто я, как меня зовут сейчас и как будут звать завтра…

 

Вернувшись в деревню, Алексеев заснул как убитый в Никиткином доме.

Разбудил его стук в дверь. Алексеев открыл дверь и увидел у порога двух женщин-мансиек: одна в годах, другая молодая, обе были в национальной одежде из меха.

- Пойдем с нами, - сказала та, что в годах.

Небо уже серело - вот-вот, и наступят сумерки. Женщины провели Алексеева в один из домов, где его ждал старец лет восьмидесяти.

- Сочувствую тебе, брат умершего медведя, - произнес старик. - У тебя нет ни дома, ни имени. Живи с нами, мы дадим тебе и то, и другое. Прошлым летом пропал мой племянник. Возможно, он утонул - мы нашли лишь перевернутую лодку. Его не стало, потому что он пил слишком много. Я думаю: тебя прислали нам вместо него. Вот его документы, возьми их и займи его место...

Как выяснилось, старец был последним из шаманов этого мансийского поселения. Услышав рассказ тех, кто помогал Алексееву хоронить «брата-медведя», старец принял его за «воплощенного медведя». Для последнего из шаманов это стало наконец тем зримым проявлением высших сил, которого он и ждал, может, всю жизнь.

Благодаря старцу, «воплощенный медведь» явился в мир под именем пропавшего Николая Курикова, пьяницы и гуляки; по документам он был моложе Алексеева почти на четыре года.

Манси отнеслись к Алексееву-Курикову трепетно и с невиданным для него почтением. В тот вечер они истопили баню (вернее - ее подобие), накормили лучшими, по их понятиям, яствами, а затем те же две женщины отвели его в один из домов. Перед тем как зайти в него, они проложили от дома к лесу длинную - метров пятнадцать - веревку и тонкой струйкой полили на нее керосином из маленькой бутылки.

- Злой дух, уходи из дома, - хором произнесли женщины и подожгли веревку. - Уходи, уступи место хозяину…

Веревка загорелась, огонек побежал по ней, но метра через два остановился - ветром задуло или керосин не попал на этот участок - и стал просто тлеть.

- Злой дух, уходи, не пытайся остаться, уходи, не пытайся остаться, - затараторили женщины и, подбежав к участку, где остановился огонь, капнули на него из бутылки. Огонь снова вспыхнул и быстро добежал до конца веревки.

- Злой дух ушел! - воскликнула женщина в годах. - Добро пожаловать в дом!

Они вошли в дом и через прихожую провели его в большую комнату. Там все уже было прибрано, печь с уходящей в окно трубой растоплена, перед широкой кроватью, застеленной медвежьей шкурой, лежали шкуры оленей. Оленьи шкуры висели и на стене, а со столика в углу пустыми глазницами смотрел череп столь почитаемого среди манси медведя.

«Вместо иконы», - подумал Алексеев, но прав был только отчасти: медведь, дальний «родич» и культовый покровитель манси, в то же время был их извечным соперником, а при случае - удачной добычей: блюдом на стол, деньгами на водку, если хватало - и на другие, менее значимые потребности. Однако, извирая события, вину за убийство почитаемых зверей манси сваливали на духов либо устраивали особые игрища для примирения с душами убитых «родичей».

Тем временем Алексеева чуть ли не за руку препроводили к кровати («Опять на нары», - с усмешкой подумал он, ощутив обычные доски под постельными принадлежностями). Женщина в годах куда-то исчезла, и получилось, что в избе осталась только молодая. Она помогла мужчине раздеться, а затем юркнула вслед за ним под медвежье покрывало… Не сразу до него дошло, что вместе с паспортом Николая Курикова Алексеев обрел и жену - Ольгу, с которой, как оказалось, давно был в браке.

- Медведь, медведь… - шептала она, с лаской и шутливым упреком: мягко говоря, Алексеев давно не был с женщиной и теперь накинулся на мансийку, точно голодный и неуклюжий зверь. Но, возможно, она и в самом деле приняла его за медведя, воплотившегося в человеке. Так или иначе, думать об этом Алексееву не хотелось…

Однако спустя несколько месяцев он дал еще один повод предполагать его «воплощенность» или иное родство с медведями. Это случилось во время выборов, в августе того же года.

Обычно членов избирательной комиссии забрасывали сюда на вертолете, и всегда, впереди избирательных урн и стендов с информацией о кандидатах, на землю выкладывались ящики с водкой, сгущенным молоком и консервами, а также курево, разные кастрюльки и металлическая посуда, нехитрые предметы обихода, яркие тряпки. И только потом, на быстро подготовленном участке, начиналось избирательное действо: манси были довольны и, послушные указаниям членов комиссии, быстро исполняли свой гражданский долг. Но не было б водки и всего остального - мероприятие было бы сорвано: обычные выборные агитки тут не действовали, страха эти люди не ведали.

Однако один человек ведал-таки страх в тот день. Это - «Николай Куриков»; с замиранием сердца шел он на выборы, под руку с Ольгой, молодой женой. Ростом он был чуть выше среднего и тем отличался от невысоких, как правило, манси. Бородатый, с усами и полуседыми бакенбардами, вовсе не узкими, как у манси, серыми глазами, он мало походил на гладковыбритого молодого человека с фотографии на паспорте, который он держал в руке. Хорошо еще, что вклеена эта фотография была лет двадцать назад, хоть какой-то довод будет - на случай сомнений. И хорошо, что рядом Ольга, невысокая, темноглазая мансийка - Алексееву уже нравился немного суженный разрез ее глаз; наверное, она и по европейским понятиям была симпатичной. За эти месяцы Алексеев к ней так привязался, что порой готов был выплеснуть ей и всю правду, хотя она и не спрашивала его ни о чем.

Ольга держала его за руку, старалась отвлечь какими-то пустяками, и все же Алексеев был скован. Ему все думалось, что на него и на его паспорт все только и будут глазеть. И особенно - люди из райцентра, прилетевшие в этот медвежий угол.

Но… медведь и выручил его, переключив на себя все внимание. Опередив Алексеева, косолапый ворвался на избирательный участок, расположенный у края поселения, прямо напротив леса, и разворотил на нем все подряд. Как сообщали потом в газетах, «таежный житель, не включенный в списки избирателей, решил, видно, выразить протест против строительства газопровода Уренгой-Ужгород - его начали прокладывать по местам, где раньше властвовали лишь медведи да манси, тихие лесные люди. В их угодьях рубился лес, возводились компрессорные станции, и вокруг все гудело, даже небо: часть оборудования для газопровода доставлялась на вертолетах. Это ли не нарушение медвежьих прав! И медведь протестовал, громко и грозно, а свою волю «гражданина тайги» выразил на избирательных бюллетенях: на некоторых из них, полуразорванных или смятых, явственно проступали отпечатки медвежьих лап…»

Бюллетени с результатами «медвежьего голосования» были сложены в отдельную папку и переданы в райком партии - подобно бюллетеням, на которых обнаруживались записи с высказываниями в адрес властей. Поскольку они несли информацию об отношении к властям, настроениях и положении дел на местах, было желательно, чтобы такие бюллетени находились на каждом избирательном участке. И они находились: патриотические лозунги и одобрительные высказывания сочинялись заранее. Иногда эта предусмотрительность и подводила товарищей на местах: выполнив «план по лозунгам», они расслаблялись и потом краснели за пропущенные бюллетени с выражениями далеко не хвалебными. Порой это были просто доносы: этот начальник пьет безмерно, этот ворует безбожно, а этот живет с бухгалтершей…

Но об одном высказывании, прозвучавшем на тех выборах в мансийском поселении, партийные товарищи узнали и по сообщениям из газет.

События там развивались такие. Во время медвежьего «голосования» члены комиссии и голосующие разбежались в разные стороны, и на участке остался только Алексеев. Ольгу он отправил к одному из манси, который уже стоял в стороне с ружьем наизготовку. «Не давай ему стрелять!» - крикнул Алексеев Ольге и подошел к опрокинутому столу, вокруг которого было рассыпано много выпечки - пирожков, коржиков, слоенок и пряников; тут же валялись и пластиковые подносы. Алексеев сгреб на поднос кучу разной вкуснятины и стал подзывать к себе непрошеного «избирателя».

- Миша, Миша, иди ко мне, Миша! Да оставь ты эту собаку!

Медведь все огрызался на какую-то дворняжку, но вот он повернулся к человеку и застыл в нескольких метрах от него.

- Хорошо, Миша, - продолжал Алексеев, - молодец. Теперь иди ко мне, не бойся. Покушай, это так вкусно… - И бросил несколько эклеров прямо к ногам медведя.

- Кушай, Миша, кушай, вкусно-то как! - Алексеев взял с подноса эклер и на глазах медведя стал уплетать его и похваливать: - Ах, как вкусно! Возьми, Миша, попробуй! Тебе понравится…

Наконец медведь осторожно наклонил голову к угощению, понюхал и съел его с видимым удовольствием.

- Ну вот, Миша, убедился - я тебя не обманываю. Зачем обманывать? Ты и я - оба мы дети природы, как ты к ней, так и она к тебе. Возьми еще пирожки, они тоже вкусные, попробуй - сам убедишься…

Алексеев взял с подноса несколько пирожков и также бросил их медведю, только чуть в сторону, ближе к лесу. Пока медведь ходил к новому угощению, Алексеев отнес поднос с выпечкой еще ближе к лесу, положил его на траву и с парой пирожных отошел от него всего на несколько шагов.

- Ну что, Миша, тебе понравилось? Я знал, что понравится. Подойди к подносу, там много чего вкусного. Посмотри… - И бросил пирожные прямо на поднос.

Однако первой к подносу подскочила собака, схватила какой-то пряник и отбежала в сторону. Медведь заворчал и, будто нехотя, то и знай оглядываясь на стоящего невдалеке человека, подошел к подносу, обнюхал выпечку и стал поедать ее, урча, как довольный кот.

- Ешь, Миша, ешь, сейчас я тебе еще принесу… - Алексеев сходил к опрокинутому столу, набрал еще один поднос с выпечкой и вернулся на прежнее место.

- Ну как, Миша, вкусно? Я так и знал. Ешь, Миша, ешь, - Алексеев подождал, когда медведь управился с первым подносом, и пошел в сторону леса, подзывая его за собой.

- Пойдем, Миша, за мной, на прощание я тебя еще угощу, тут много чего вкусного.

По пути Алексеев кидал медведю различное угощение и все нахваливал его:

- Хороший Миша, послушный. Иди за мной, иди. Послушный Миша…

Медведь, уплетая выпечку, шел за ним как послушная собачка. Наконец Алексеев положил поднос у края леса и отошел на несколько шагов в сторону.

- Поешь, Миша, еще. Поешь на прощанье, тут мы с тобой и простимся… Может, и свидимся еще, мы ведь теперь друзья… - И пока медведь доедал угощенье, Алексеев продолжал с заметной грустью. - Так ведь, Миша? Среди медведей у меня был уже друг, даже брат, с такими светлыми отметинами вокруг глаз. Однажды он так меня выручил… А я не смог ему помочь, пришел слишком поздно. Только похоронил его, как брата…

Съев угощение, медведь уставился на человека, ожидая продолжения «банкета».

- Еще хочешь, Миша? Но у меня нет больше, нет.

Но медведь все ждал, поглядывая то на одну руку человека, то на другую.

- Нет у меня больше, Миша, нет. Видишь, - Алексеев вытянул вперед руки, - и в руках ничего нет. Правда, ничего нет.

Но медведь с капризным ревом поднялся на задние лапы и закрутил головой.

- Нет у меня, Миша, ничего больше нет. Не обижайся. Я теперь всегда буду носить с собой что-нибудь вкусное, и, как увидимся, я тебя опять угощу. Иди к себе, Миша. Иди в лес, там сейчас хорошо, черника поспела, брусника, скоро и шишки пойдут...

Будто понимая его, медведь опустился на передние лапы, посмотрел в сторону леса и опять уставился на Алексеева.

- Иди, Миша, в лес, иди. В лесу много всего, до зимы вволю отъешься. Только берлогу устраивай потом где подальше. Чтоб дорог лесных не было рядом и людей…

Со стороны все это выглядело как дружеская беседа, и расстались они как друзья, разве что по плечу друг друга не хлопали. Медведь ушел в лес, а Алексеев вернулся на избирательный участок и, точно не замечая, что люди смотрят на него с круглыми от изумления глазами, кивнул Ольге:

- Ну, как тебе Мишка?

- Ты что - укротителем был? - спросила она вместо ответа. И добавила не без иронии: - Или и он твой брат?

- Нет, брат у меня был только один.

- А этот кто?

- Этот? - переспросил Алексеев и ответил, внешне - на полном серьезе: - племянник.

- Спасибо, товарищ, спасибо! - подлетел к Алексееву строгий мужчина в очках, видимо, старший в избирательной комиссии. - Этот медведь чуть не сорвал нам выборы…

- Да, нет, Мишка этот хороший, мы с ним хорошо поговорили…

- Да-а? - изумленно и в то же время подозревая подвох, воскликнул строгий мужчина. - И что он вам сказал?

- Он сказал, что всегда был за советскую власть…

- Прекрасно! Я обязательно скажу об этом в райкоме. И сообщу в редакцию, пусть так и напишут, немного юмора не помешает, - разошелся строгий мужчина в очках. - А как ваша фамилия?

- Алексеев, - ответил тот.

- Алексеев? - задумался мужчина. - Что-то не помню я эту фамилию в списках.

- Как, разве его нет в списках? - спохватившись, Алексеев снова стал шутковать.

- Кого нет в списках? - испугался представитель избирательной комиссии.

- Медведя этого - Алексеева. Фамилия у него такая.

Строгий мужчина в очках засмеялся.

- На нашем участке даже медведи голосуют за советскую власть! - чуть позже радостно сообщал он по рации своему начальству.

Эта фраза стала крылатой - о происшедшем в отдаленном мансийском поселении было рассказано не в одной газете…