Слепая сирень Резал запястье за пашнями вечер душевно больной /рана была не пустяшная - крови-то, Боже ты мой!/ И, зацепившись за яблоню привязью, долго скулил. Помню, немного озябла я, свет покатился с перил - в старой беседке от зеркала он отражался добрей, словно былое померкло, но тут же паслось у дверей. Дом, ещё прадедом рубленый, по ветру плыл как тюлень, и репродукция Врубеля чинно качала сирень. Всё было просто и праведно, каждый был сыт и здоров, и домочадцами правила верность лиловых цветов. Всхлипы младенца капризного - звуки соседской возни. Доброе-вечное сызнова, - хочешь-не хочешь - возьми! Пол натирали мастикою - запах не вышел за день. Белая ночь под Черниговом, Врубель, слепая сирень... ***************************** Затемно Приходи ко мне не затемно, лишь уймутся звонари. Льстивых слов, необязательных нараспев не говори. В половодье не логичны мы - не спустить на тормозах. Дом под крышей черепичною. Ежевичные глаза. Утром солнце, как на выданье - как обещанный сюрприз. Ты меня покруче выдумай, но лепить не торопись. Пусть сороки к лесу тянутся, точат когти ястреба, а у нас опять по пятницам - голубиная гульба. Забухтит апрель трясинами - что ему до наших встреч! То наденет блузу синюю, то в горячке скинет с плеч, упадёт в корыто рыбицей, -«Ешьте, сирые, меня!» Будет ластиться да лыбиться. Ты же скажешь - «Западня! Как сосулька суицидная эта рыбица тоща. Лучше я сгоняю в Видное и куплю тебе леща!» Стрелки бьются по касательной, - Плачь и смейся часовщик! Ты опять приходишь затемно, за тобой плывут лещи. *************************** Муэдзин Я долго недолюбливал чужбину, где от саманов пахло требухой, где туча на закате гнула спину, как будто буйвол шёл на водопой. Не понимал я песен и обрядов, не принимал на веру всякий жест. И не скажу, что были очень рады мне чужеземцы, жившие окрест. В табачной лавке пахло керосином, а в женских склянках царствовал сандал. Протяжный крик слепого муэдзина в окно, как шар бильярдный залетал. Ни свой я, ни чужой - всё как-то между… Казалось, зыбкий жизненный бархан уходит из-под ног. Одна надежда была на бегство. Жёлтый чемодан поглядывал пытливо с антресоли - в него я сны уже упаковал, с бессонницей сдружившись поневоле. Гудел призывно Северный вокзал, а я всё медлил, медлил, ждал чего-то, ходил на службу, пил на посошок, но посошок не сдвинул ни на йоту мой переезд в родительский Торжок. Как будто я прирос уже ступнями к песочной пыли сбитых мостовых. И перистые плыли оригами, не признавая гаваней иных. Держали камни, шумные базары, когда /в седьмом колене христианин/ нетрезвый под раскидистой чинарой я горло драл, как новый муэдзин. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
