— Черти что ли водят? Не пойму…

«Уххх… Уффф…» — раздавалось со всех сторон мрачным эхом.

— Ты ещё… Провались, совье отродье! Разухался, паразит!

«Шшшшш….» — шипело, будто из-под земли.

— Что за наваждение? Мать вашу так…

 

Васька Сомов бесконечно долго скитался по степи и никак, хоть убей,

не мог выйти на трассу «Дон». Ноябрь хоть и не сильно холодный в этом

году, но из одежды: только рубаха с безрукавкой, дырявые штаны и

стоптанные до дыр кроссовки на босу ногу. Небо мрачными пузырями

почти полностью затянуто. Снега нет совсем, темень и… Васька

обессиленный, опустошённый. Чёрные силуэты кустов приближаются

вплотную, казалось бы, вот и всё! Нет, впереди опять поле, лесополоса и

за ней раздающиеся звуки проезжающих автомобилей.

— Да что ж такое-то? Что за чёртова сила, бляха-муха? — бубнил про

себя путник и из последних сил шагал, нет — он еле-еле передвигал ноги.

 

Ох, опять глаза эти светящиеся во тьме. Их уже не пара, а несколько

пар. Что самое удивительное: луны-то нет почти, только мелькает из-за

туч, а глаза дикие, полные ужаса светятся, да ярко-то как! Ещё

складывается ощущение, будто кто-то обгоняет и ждёт Ваську в свои

страшные объятия, ждёт с наслаждением великим!

— Нет… Не могу больше, - пробормотал смертельно уставший человек и

врезался с размаху всем телом в примороженную землю. – Может и

правильно, может так и надо… Кому я нужен? — летела, успокаивающая

самого себя, обволакивающая предсмертным теплом, благая мысль.

 

Жизнь пролетела вся без остатка перед закрытыми глазами в единый

миг. Биография короткая, что там говорить: родился, учился, Бог знает,

как; так же и в армии отбыл, да так же и женился на односельчанке;

работал трактористом, а потом… потом, как водится, выгнали за пьянку.

Не заметил Васька, что стал спиваться, деградация обвалом пошла, не

заставила себя долго ждать. На необразованную голову она, деградация-

то эта, быстрёхонько прибежала и обрушилась со всеми своими

вытекающими последствиями: белками, стрелками и прочей нечистью. Но

нет, заметил, заметил ведь Васька, что как-то не так всё в жизни его

поворачивается, когда избил жену, потом отца, а затем и на мать руку

поднял. Не может быть такого, чтобы не заметил. Жена не выдержала –

ушла. Дом так и остался сам по себе: с голыми стенами, завалившейся

крышей и заросшим огородом. Пропил Васька в доме родном всё, даже

трубы отопления пропил.

 

Луна выглянула из-за тучи, ослепила ярким светом, мороз крепчал.

Удивительная штука – жизнь. Борется она в человеке, каким бы он не

был, до самого конца, до последней возможности, заложенной в мозг

природой. А может не во всяком человеке сила эта, неведомая нам есть?

Для них может она специально создана по бесовским понятиям, для таких

вот никчёмных? Чтобы пили, жрали, воровали, убивали…

 

Сом внезапно открыл на мгновение глаза от щелчка в черепной

коробке. Ведь приготовился уже уйти из жизни в приятном сне,

расслабился, а тут на тебе – съесть пытаются! Здоровенный степной

волчара смотрел, выворачивающим наизнанку взглядом на замерзающего

путника. Да таким, что умирать срочно расхотелось.

— А-а-а-а-а!

 

Ваську так затрясло в миг пролетевший от навалившегося дикого

ужаса, что волк сиганул тут же в степь без всякой на то оглядки, не

дождавшись долгожданного ужина. Собрав последние силы с волей, Сом

поднялся, свернул в сторону и… Вышел всё-таки на дорогу. Ночь коварна

в Донских степях — без леса заблудишься. Будет нечистая водить за нос

до самой своей обители страшной. Но вот опять повезло Ваське, не

отпускает жизнь людская, бережёт его. Что за закон такой непонятливый?

Детишек, вон сколько умирает по глупостям разным, да от болезней, а

этого ничто не берёт — ни водка, ни черти.

 

Светало. Камаз, гружёный семенами пшеницы, уверенно шёл по

трассе. Конечно, можно было бы и переночевать в пути, торопиться

некуда, но мужики достаточно отлежали все бока на спалке в течение дня,

ожидая погрузки. Поэтому и поехали в ночь, надеясь к обеду прибыть на

место и разгрузиться.

— Сбавь-ка ходу, Серый!

— Что там такое?

— Чучело синее на дорогу пытается прыгнуть, и под колесо броситься!

— А ну-ка, ну-ка! Стоп машина!

— Ведь на нашего Сома похож, что год назад пропал без вести!

 

Когда Камаз свернул на обочину, Васька уже стоял на коленях на

трассе с поднятыми вверх руками и рыдал, стуча зубами, пытаясь выжить

любыми путями. В такие минуты ни о чём не думаешь, только одна мысль

колошматит по голове: выжить, выжить, выжить, выжить…

— Сомяра, ты, чё ли?

— Яйя, б-б-братцы… яйя! Яйя этттто, ттттого… яйя этттто! Спппасите,

бббратцы! Спппасите!

 

Ваську кое-как затолкали в кабину. Тот щелкал зубами, тряс чрезмерно

щетиной, звеня замёрзшими слезами на ней. Он с невероятным усилием

пытался что-то сказать, но было слышно только невнятное бормотание.

— Ваня, водку доставай, наливай гранёный! — Прорычал Сергей.

— Ага, сейчас… вот она, родимая.

— Влей ему сам полстакана в рот. Не сможет бедолага… Вон как его

колошматит-то!

— Давай-давай, Сомик, булькай! Сейчас полегчает. Это я тебе, как

бывший ветврач говорю.

— Вань, давай следом ещё полстакана и минут через пять ещё!

 

Совсем немного времени прошло, как Камаз тронулся, а ещё через

полчаса

Васька заговорил:

— Ух ты… полегчало, кажись отходить начал.

— Лишь бы не в мир иной, - засмеялся Сергей.

— Сом, ты как здесь объявился, чудище лесное? – спросил Иван.

— В плену был…

— В каком плену? Ты чё несёшь, алкашина? На Украине либо

заблудился?

— Да нет, вроде, в России.

— Ты давай не крути, а то сейчас высажу! Давно пешком не ходил?

— Меня ещё в марту какие-то нелюди возле дома моегонного украли…

— Нелюди?

— Ну да, смуглые какие-то… Я проводку хотел снять на цветмет, чтоб

опохмелиться…

— И чё? Ты, человек, хотел в одну харю нажраться в очередной раз, а

нелюди тебе опохмелиться предложили?

— Слушай, не перебивай… А тут они, на старенькой семёрке… Давай,

грит, мы те дядька нальём, чай то ж люди, негоже, мол, вот так зазря-то

пропадать, да мучиться. Я и поддался на провоканцию эту, мать яво ети.

На следующий день оказался дысь в степях под Ростовом на Дону. Избили

для порядку, другой день тоже — для уму. Да так вот цельную неделю и

вставляли. Потом водки дали и пожрать хорошо. Вот, мол, вишь, как мы к

тебе с добром относится будем, если покладистым будешь и нашенскую

волю исполнять. А нет, или убегти вздумается, истязать начнём и убьём —

никто и не узнает. Там у них не только я, ещё узбеков всяких завались и

других с Азии навалом. Но те за машины сезон работают на полях и в

шалашах живут в лесополосах.

— Как за машины?

— Ну, как-как? Бог его знает, как… Привезут когось без документов и

говорят, мол, ежели сезон отработаешь, то в конце машину получишь, а в

процессе — пропитание трёхразовое.

— Это у нас, под Ростовом, такая хрень творится? Ну, машину, я так

понимаю, не дождёшься?

— Творится и не такое ещё, а похлеще буде! Машину отдают, всё по

уговору, как и обещали - жигулёнка старенького тысчонок за десять. Те

долго махают руками в неудовольствии, а потом и тому рады, что не

убили, да ещё хоть как-то.

— Ну а ты?

— А я чё? Овец пас. С собой давали овощей, яйца, сало с хлебом.

Вечером большой кусок мяса и четвёрку водки. И так каждый день Божий.

Ночевал в сарае, много думал… Думал, что убегу — жить по новой зачну,

по-человечьи… Убегти не пришлось. Вывезли вчера в степь и выкинули из

машины в чём был. За ненадобностью в зиму стал. Весной они ещё себе

таких, как я пымают.

— Дык, точно по новой жить зачнёшь?

— Точно, братцы, верняк, зачну!

 

С начала ноября, как Сом нашёлся, прошло почти два месяца.

 

Тётка Катя зашла к соседке двести рублей занять. Дома, мол, шаром

покати, есть нечего, хоть на хлеб до пенсии…

— Катя, милая! А чего, лицо-то? Наполовину синее, божечки?

— Вот вить и синее, соседушка, сынок родненький наградил по приезду

из дальних стран. Телевизор не дала ему новый на самогон выменять.

Говорит, мол, старый посмотришь. А я ни в какую, вот и получила…

— А в полицию?

— Не знаю, что и делать-то… Убью, козла! Убью, гадину!

 

Ещё немного поговорив, тётка Катя сунула в карман двести рублей и

вышла на улицу. Тут она увидела шагающего по заснеженной тропинке

сына Ваську. Сом держал в руке топор. Испугалась мать, но виду сразу не

подала.

— Куда ж ты, паразит такой, намылился? С топором, бессовестный?

Мало мать на всю округу опозорил?

— Не твоя забота! Метель, куда шла! Сосед обещался топор на пол

литру поменять, вот и несу. Мне он, топор этот, покудова ненадобен.

— Господи! Да коли ты напьёсси-та, зараза? На, зверюга, двести

рублей! Вертай топор в зад! Давай сюды!

 

Стояла январская святочная ночь. Васька Сомов пьяный в доску с двух

бутылок самогона валялся на скомканном половике. В дверном просвете

стояла мать. В руке был тот самый злосчастный топор, который она

выторговала утром у собственного сына. Около часа так она простояла

молча, не шелохнувшись. Но потом, сделав шаг к собственному сыну,

спросила саму себя вслух с надрывом беспросветным, с глубоким вздохом

ненавистной безнадёжности, глядя на храпящую грязную кучу:

— Кто ж тебя породил, тварь такую? Неужто я?

------------------------------------------- --------------------

 

Выбор пути

 

У Татьяны всё было хорошо… Дом, трое детей, муж. Что ещё надо?

Старший Андрюшка пошёл в школу. Фигурой ладный, характером

скромный, трудолюбивый, весь в отца, будущая надежа и опора.

Младшенькому Илье исполнилось всего один годик, красивый на лицо, в

матушку удался, по всему было видно. На ножки рано встал, носится за

юбкой вслед, всё помочь норовит. Сережке после пяти более половины

перевалило, но не понятно было никому совершенно, в кого такой

шалопай уродился. Не усидит на месте никогда, всё норовит что-нибудь

сломать, навредить, слямзить. Не иначе нагуляла, при живом-то муже,

поговаривали соседи.

 

Алёшку, мужа своего, не любила Таня никогда. Какой-то тихий он был,

молчун и часто замкнутый в себе что-то вроде этого. Хоть внимательный,

обходительный и добрый очень, но неинтересен ей, что там говорить, ни в

любовном, ни в житейском Танюшкином плане. Но она как-то свыклась,

стерпелась и была даже сильно ему обязана. Не дай Бог, любому из нас в

детстве испытания принять, какие выдались на Танину голову. Родители

пили по-чёрному, а её били, почем зря. Часто убегала Танюшка из дома,

но возвращалась от безысходности момента назад или приводили её в

родные апартаменты наши доблестные милиционеры. Несколько раз

пытались сотрудники опеки, с не особым рвением, лишить мать с отцом

родительских прав, пока оба, друг за дружкой не отправились на тот свет

по причине цирроза печени на алкогольной почве. Кроме старенькой

больной прабабушки, часто лежащей в больнице, у Тани больше

никогошеньки не было, и загремела горемыка в Детский Дом. Сергей, с

которым Таня подружилась, был лихой заправилой хулиганского типа и не

дай Бог, если приходило в голову, перейти дорогу или вступить с ним в

перепалку, этот умник тут же получал, в лучшем случае в челюсть, а в

худшем имел тёмную или страшный бойкот ото всех проживающих в доме

ребят. Татьяна искренне восхищалась своим другом, смотрела на него,

словно на некое божество и втайне молилась небу, за то, что оно

поспособствовало такой перемене в её судьбе. Таня верила каждому

Сережиному слову, не осуждая любой его выходки, порой грубой, и даже

по отношению к себе самой. Именно с ним у Татьяны и произошла,

влекущая друг к другу молодых людей близость, после удачных

экспериментов которой, был сделан вынужденный аборт. Вместе они были

уже единое целое, вместе не был страшен даже чёрт и вся судебная

система в государственном масштабе. Очень часто они мечтали, что когда

покинут этот гадский Дом, то ограбят по крупному подходящий банк или

облапошат какого-нибудь болвана-олигарха. После чего махнут за

границу, где будут прожигать во всё своё беспримерное удовольствие

незабываемые, даже за пределами собственного тела, последующие до

самой смерти дни. Но не так часто Татьяна задумывалась о вызывающих

поступках своего любимого, который стал, всё больше употреблять

горячительные напитки и даже не один раз уже побывал под

наркотическим опьянением.

 

Однажды кто-то спросил Сергея про его родителей. Он ответил с

удивительной простотой, что родители сдохли, куда им, собственно, и

дорога. Не успевали ему задать следующий вопрос, как он тут же на него

отвечал, что, мол, умирают только пацаны и птицы, а все остальные люди

только дохнут. Тане поначалу не очень нравились такие мысли, но вскоре

и она стала говорить, что её родители тоже сдохли. Весной, когда любая

прилетевшая птица, любая возникшая из земли травиночка искренне

радовали глаза людей, а небо манило, манило, и трепетно обнимало все

живое на земле, случилось непоправимое…- Серёжка убил человека!

Оставшись внезапно совершенно одна, ввиду того, что друзья и подруги

испарились, в одночасье, в неизвестном направлении, Татьяна поминутно

и по каждому сантиметру перебрала в своей голове весь свой маленький

пройденный жизненный путь. Очень, очень помогла прабабушка в этом

отношении, которая буквально внесла, влепила и втемяшила в мозги

своей правнучке истинный смысл превосходства настоящего

человеческого существования.

 

Сергей настойчиво, в течение двух-трёх лет, письменно и по телефону,

убеждал выйти за него замуж. Мол, и свидания у них часто будут, и так он

точно будет знать, что его ждут на воле, а если нет, то сукам места на

земле никто не припас никогда и ни за что на свете! Но Таня сделала

решительный шаг, тем более, что на пути возник по милости престарелой

родственницы Алёшка. После росписи и небольшой свадьбы, прабабушка с

лёгким сердцем за свою правнучку, отошла в мир иной.

 

Время шло неумолимо, но вот родился долгожданный Андрюшка! Татьяна с

Алексеем души в нём не чаяли, и стали подумывать о втором ребёнке. Всё

бы хорошо, но, в сердце нежной и доброй мамки нет-нет, да и

пробиралась тайными тропками подлая грусть. Он представляла будущую

встречу с Сергеем, которая неминуемо должна была, когда-нибудь

состоятся. Этот час настал, ворвался, нагромоздился новыми жизненными

условиями, которым необходимо было противопоставить всю свою

женскую волю и мужество.

 

Как не готовилась к встрече, как её только не предвкушала Татьяна, но

неожиданно случились непоправимые и не запланированные, не

вмещающиеся в её же мозги шаги собственного безумия. Она бросилась на

шею, нагло ввалившегося в её новую жизнь Сергея. Да-да, о ужас, это был

совершенно другой человек, стоящий перед её взором, но она отчётливо

видела только того, только прежнего, только когда-то любимого Серёжку!

Таня стала тайком пропадать из дома. Она даже дала согласие, что

покинет семью, тем более что забеременела, но… Серёжа снова убил

человека.

 

Бедная, бедная Таня, узнав о случившемся, потеряла сознание и очнулась

только в больнице, когда ей акушерка показывала родившегося не по

сроку сыночка Сергея, над именем которого настоял муж. Но верно

говорят в народе, что время лечит. С тех пор прошло ещё четыре с

половиной года, когда родился снова сын, названного в честь отца

Алексея Ильёй. А ещё ровно через год Татьяна услышала в телефонной

трубке давно забытый, но мучительно знакомый голос:

- Таньша! Здравствуй, родная! – Раздавалось приглушённо из динамика. –

Меня освободили, милая, представляешь?

 

Сердце рухнуло в груди у Тани, душа ухнула диким звуком раненого

животного чувства. Она еле-еле устояла на ногах, а из трубки доносилось

следующее:

- Мне бы только сына посмотреть, да с тобой перетереть по старой

дружбе. Ты это, того… захвати документы с собой. Выходи к двенадцати на

обочину дороги, я буду мимо проезжать… Приходи… и больше ты меня

никогда не увидишь…

- Серёжка-то в садике, - дребезжащим голосом, с надрывом отвечала

Таня, обманывая при этом потому, что сын был дома, рядом с ней.

- Ничего, в садик заскочим! – прозвучало в трубке и следом пошли гудки.

 

Муж был на работе, старший сын в школе, младшие детишки с ней, а на

улице шла, летела, неслась на всех невозможных парах весна…

восхитительная и неповторимая, дающая всем людям надежду и веру в

дальнейшее счастливое будущее! Таня вдруг случайно посмотрела в

зеркало и увидела вмиг образовавшийся клочок седых волос. Там же в

зеркале, внезапно промелькнули все её основные вёсны в жизни: весна,

когда её определили в Детский Дом, весна, когда она влюбилась в того

безбашенного Серёжку, весна, когда тот убил человека, весна, когда он

пришёл первый раз из тюрьмы и…

- Теперь, снова весна, - прошептала Таня.

 

Татьяна долго умывалась холодной водой, прокручивая в голове одни и те

же мысли, - что предпринять и как поступить в этом ужасно скверном

случае? Какие действия, и какие поступки должна она героически

совершить, чтобы никогда больше не думать об этом нагромождении

ненавистных уроков жизни? Что сделать, какие горы свернуть для этого, и

какие доводы выдвинуть в протест? Таня немного пришла в себя и,

уверенно решив, не показывать родному отцу сына, чтобы ребёнка не

травмировать при встрече с ним, а также твёрдо убедив себя, навсегда

покончить со всем этим кошмаром, стала быстро собираться.

 

Татьяна, включив телевизор, нашла канал с мультиками, строго наказала

Сережке, приглядывать за Ильёй и направилась к выходу из дома.

Детишек она оставляла одних уже не раз, когда срочно нужно было

сбегать в магазин, который находился в ста метрах через дорогу. За

пятнадцать минут, что может случиться?

 

В это самое время на довольно большой скорости к селу подъезжала

большегрузная фура. Совсем недавно Сергей совершил побег. Грузовик

был краденый и срочно нужно было забрать Татьяну с сыном с собой,

чтобы быстро, без всяких на то проволочек, перескочить на сторону

Украины.

 

Таню трясло, словно подключили к её телу ток, и она никак не могла

справиться с этим наваждением, обрушившимся на её голову. Она вышла

из дома и уже перешла на ту сторону дороги, когда увидела

приближающийся к ней КАМАЗ. Автомобиль почему-то прибавил скорость.

 

Сергей в зеркале заднего вида увидел две патрульные полицейские

машины, выехавшие внезапно из-за поворота. Машины появились

совершенно случайно, и даже не думали гнаться за фурой, просто ехали

по своим неотложным делам, но Сергея, словно колом по спине огрели, и

он нервно нажал на газ.

 

- Давай, давай залезай! Чё ли в ракете никогда не летал? – ворчал

маленький Серёжка, подсаживая в круглое отверстие стиральной машины

своего годовалого братика. У Ильи никак не получалось просунуться

внутрь, он отталкивался ножкой от пола, при этом громко смеялся и

визжал от удовольствия, пока не оказался, наконец-то, в кабине

космического корабля. Иллюминатор захлопнулся на внутреннюю

защёлку, после чего пошли секунды отсчёта перед запуском ракеты в

неизвестные космические дали. Илья довольный смеялся, а старший

братик с удивительной настойчивостью ударял ладонью по корпусу

стиральной машины.

- Давай, давай… лети! – разносилось по всему дому!

 

Ладонь ударилась по кнопке запуска и… пошла вода.

- А-а-а! – закричал Илья.

- А-а-а! - закричал Серёжа и стал с большим усилием дергать дверцу, но

та никак не хотела открываться.

 

Что-то неизвестное толкнула маленького Серёженьку в спину, кольнуло

под сердце, и он рванул, словно оглашенный, с места в сторону двери.

Мальчишка стремглав выскочил на улицу и, увидев на той стороне дороги

свою родную мамашу, стал диким голосом кричать ей, жестикулируя

руками, вступив ногой на проезжую часть.

- Мама, мама! – кричал изо всей своей детской силы перепуганный

ребёнок, нутром осознавая, что сотворил нечто невозможное и ужасное,

которое нужно прямо сейчас, прямо немедленно устранить, иначе придёт

крах вселенной! - Илюшка, Илюшка там!

 

У Татьяны что-то резкое с надсадой за вселенскую несправедливость,

проскочило через весь материнский позвоночник, и она рванула, готовая

на всё, что было сверх женских сил на встречу к родному сыну, который

выскочил уже на середину дороги.

 

Водитель Камаза, увидев мальчонку и бежавшую к нему мать, тут же дал

по тормозам, но… было очень поздно. Сергей заорал истошным голосом и

бешено крутанул, что было сил баранку в сторону обочины, после чего

фуру резко занесло! Не прошло и доли секунды, как она тут же

завалилась на громадную свою сторону и грохнулась плашмя двадцатью

тоннами веса, безжалостно схоронив под собой всё живое… всё, что

попалось на её беспощадном пути.

 

Серёга, истекая кровью, кое-как выбрался через верх кабины. Где-то там,

в самых потаённых уголках сознания теплилась надежда на чудо, но

надежда испарилась вместе с ним, с сознанием, улетевшего навсегда,

когда его глаза больно удостоверились о свершившихся фактах. И когда

подъехали полицейские, Сергей уже бился головой о кабину: молча, с

остервенением, до смерти!

 

Ещё до того момента, когда в кармане куртки зазвонил телефон, Алексея

кольнуло под сердце. Он только охнул глухо, услышав смертельную весть

о своих родных и, что на месте происшествия не был обнаружен самый

маленький член их семьи. Выронив на пол телефон, Алёшка помчался

быстрее ветра...

 

В доме никого не было, только зловеще шумела стиральная машина.

Словно, в который раз почувствовав непоправимую беду, он повернулся к

вибрирующему стиральному агрегату. Волосы встали дыбом, коленки

затряслись, но собрав в себе любые имеющиеся силы, Алёшка в секунду

выдернул электрический шнур из розетки и взломал дверцу. Из

космического корабля выпало безжизненное тело. Ещё что-то

предпринимая, делая какие-то усилия по спасению своего ребёнка,

Алексей выл пронзительным воем… с надрывом, с неверием, с

недопониманием происшедшего, но уже принимая подсознательно

ужасный крах всему на свете!

 

Старый сосед услышал душераздирающий вой, исходящий из хаты. Он

пошёл, ковыляя с палочкой, внутрь помещения, где перед ним предстала

дикая картина: в луже воды лежал мёртвый мальчик, а в проёме дверей

висел в петле сосед Алёшка.

 

Через полчаса в неподалёку стоящем учебном заведении заканчивался

последний урок и Андрюшка, соскучившийся по мамкиному борщу, должен

был придти из школы.