39-ый

 

Прошит тишайшим шелестом листвы скользящий вдаль по полюшку покой,

Вновь повторяет по-поповски: «Упокой…», кадит копнами скошенной травы…

Узорчатая чаща калиты, что вдалеке виднеется, вобрала

Кленовую окалину забрала со шлема у склонённой головы

За горизонт упрятанного диска, забрала вместе дымку над рекой

И Димку.

Одиноко: «Упокой…».

 

Прошитый пулями весьма далёк тот день, но каждый день переживаю вновь:

Ползем по полю без поддержки огневой с прикрытием туманного дымка.

Там где-то впереди течёт река… Однако же предательская дымка

Срывает с Димки шапку-невидимку! Полынью кормит вечер штрафника …

Рука сжимает край пустого диска, плюют – закат кармина пеленой

И мина!

Имена за упокой…

 

А в поле Лета, плесы облаков.

А в Польше – лето, польку танцевали…

Ещё не август в солнечном Цхинвале…

Стоял январь войны на перевале

И только 39 мужиков.

 

            Фиалка

 

      Рыжая история

 

История случилась жарким летом.

Жила-была принцесса Виолетта –

Жилище было справа от Парижа,

А лето Виолетты было рыжим:

 

Был рыжим кот и солнце над рекой,

И рыжики в лесу! «Смотри какой!», –

 

Кричала Виолетта этим летом.

Учила рыжих кроликов балету.

И рыжею была в саду тропа,

Где кролики ей исполняли па.

 

Ещё была фиалка рыжей.

Ой!

Была фиалка – сине-голубой.

 

Решила Виолетта, что попросит

Цветок покрасить чуть попозже осень.

Пришла к ним осень, встала под Парижем,

Не справилась, и тоже стала рыжей!

 

      Синяя история

 

Жила девчонка в солнечной Италии

Ей платье мама с бабушкой приталили.

Росла, не плакала, была не глупою.

Фиалку ласково звала – голубою…

 

Бывало, крикнет той голубе:

- Эй!

Не хочешь рыжей, ладно – голубей!

 

И стало голубеть с фиалкой озеро,

И голубое небо в нём елозило,

И ели голубели. В даль глубокую

Вплывали облака подобно окуню.

 

И осень с летом, словно два сома,

На дно ушли. Шла синяя зима.

 

Угри дымков над синими домищами

Плывущим облакам служили пищею.

Девчонка шла, синея гривой львиною…

И Буратино звал её Мальвиною.

 

            Габои осени

 

С листа я осень пролистаю, истаю звуками. И стаей стылых утомлённых листьев.

Устами тем, тамтамами и стами уст усталых гобоисток

Стократное стаккато повторю. И вторить будут звуки-одалиски

Искликанным гобоем сентябрю.

 

Сверстаю в стаю ветра вёрсты. Сметая всё, метаться стану, урывками спокоен, истин.

У истины стены – тень тишины в тропинку-топотушку втисну:

Стаккато в такт, стократно такт в повтор, как «Отче наш» творил старик Паисий,

Истачивая небо к октябрю…

 

Сверяя сроки, веря, меря, вверяя мир рокочущему утру окоченевшей сини

Усилю, коль осилю, не робея, переборы слов красивых –

Истока сток из уст ста гобоисток – слово осенённое Россией,

Исчерпывая речи,

               тропарю…