Лида не любит малиновое варенье, на дух не переносит. Но из года в год варит его у себя на даче в Подмосковье. Аккуратно разливает по банкам, а на крышку приклеивает этикетку с датой изготовления – год 1955, 1958…

В 1958 году варенье получилось водянистым – слишком дождливым выдалось лето.

Лида не переносит малиновое варенье, а вот Юра его обожает!

Дачу Юра выбрал для неё такую, как она мечтала – недалеко от дома, всего двадцать минут на электричке. Рядом – небольшой пруд, светлая берёзовая рощица, земляничные духмяные поляны.

Двухэтажная дача похожа на теремок – бревенчатые стены, резные ставенки.

Юра сюда никогда не придёт, как не придёт и в её небольшую, но уютную квартирку на улице Моховой.

 

Подруга Люська, а по совместительству и коллега, любит повторять:

- Лида, ты не однолюбка. Ты – набитая дура! Брось к чертям своего генерала, не лишай себя женского счастья.

- Люся, не начинай. Ты же всё прекрасно знаешь.

- Ну, и что? Квартира у тебя есть, дача есть, а счастья – нет. Замуж тебе, Лида, надо. Дитё родить надо.

Лида задумчиво помешивает деревянной ложкой кипящее в тазу варенье.

Малиновый аромат плывёт по кухне, просачивается сквозь ажурный тюль и вылетает в открытое окно. Лида достаёт из серванта фарфоровое блюдце, капает небольшую каплю сиропа, проверяя варенье на готовность. Малиновая клякса хорошо держит форму.

- Готово!

- Лид, вино есть?

- Возьми там, в холодильнике есть шампанское.

Лида снимает с головы белую косынку, вытирает со лба капельки пота. Лоб у Лиды высокий чистый, над ним - густая копна волос.

Лидия хороша той редкой женской красотой, о которой обычно говорят – «порода». У Лиды серо-голубые глаза, светлая упругая кожа и волос чёрный, как смоль.

Лида не считает себя красавицей, и не кичится этим. Она от природы застенчива и даже пуглива. Но пугливость её имеет странное свойство! В далёком сорок первом Лида не боялась бесконечных бомбёжек, не пугалась раненых, кричащих матом от жуткой боли и истекающих кровью.

Но странное дело! Лида до сих пор боится мышей и шарахается даже безобидных ужей, не говоря уже про змей и пауков.

 

Холодное шампанское, разлитое по фужерам, пузырится и шипит, словно рассерженная гадюка. Люська с хрустом отламывает от шоколадки добрую половину, надкусывает своими острыми зубками. И на язычок Люська остра, и за словом в карман не полезет. Люська смазлива, нетерпелива и абсолютно не переносит неясностей и неопределённостей. В её, Люськином понимании, всё должно быть на своих местах и разложено по полочкам!

Одевается Люська ярко, глаза подводит стрелками, доходящими чуть ли не до висков, а помаду предпочитает коралловых или оранжевых оттенков. Сегодня Люська шатенка, а завтра, не раздумывая, вытравит волосы пергидролью в белый цвет.

Лида доверяет подруге, как самой себе. Их отношения на прочность жизнь проверяла не раз, и не только в военное время.

- Ты вещи собрала? – Люська шумно втягивает в себя густую пену, делает большой глоток освежающего напитка.

- Собрала.

- Куда на этот раз?

- В Пицунду.

- Эх, Лидка, завидую я тебе!

- Завидуешь? Не ты ли пять минут назад говорила, что мне надо бросить Юру и начать новую жизнь?

- Ну, вот! В Пицунду слетаешь, город посмотришь, и скажешь ему «прощай»! А потом можно начинать новую жизнь.

Люська, прищурив жёлто-карие глаза, откровенно смеётся, пьянея прямо на глазах.

- Лид, поставь, пожалуйста, мою любимую. Душа требует праздника!

Если Люська просит включить патефон, значит, обязательно попросит сигарету.

Лида крутанула ручку патефона, из динамиков послышался чарующий голос Петра Лещенко:

«Всё, что было, всё, что ныло,

Всё давным-давно уплыло…»

 

- Лид, где у тебя пепельница?

- Да вон же, на подоконнике.

Люська курит в приоткрытое окно, эффектно поднося сигарету к ярко накрашенному рту.

Лида делает пару коротких затяжек и тут же нервно тушит сигарету:

- Никак не могу бросить эту дурацкую привычку. Ну, ничего, я справлюсь.

- Так и не бросай! Кури, пока курится, - Люська делает очередную глубокую затяжку.

- Когда на войне – это одно, а сейчас – совсем другое дело, - Лида задумчиво смотрит в окно. – Помню, раненых перевязываешь, а руки трясутся. И не от страха, а от бессилия. Потому что видишь – ничем помочь уже нельзя. Тогда хватаешься за папиросу, и, кажется, становится легче.

- Лид, да ладно тебе! Уж сколько лет-то прошло, война давно закончилась. Забудь! Живи полной жизнью и наслаждайся.

- Хорошо, не буду про войну… Что тебе привезти из Пицунды?

- Привези бутылку хорошего вина. Только красное! Или коньяк.

- Договорились.

 

Рано утром к даче мягко подкатило такси.

Водитель, увидев Лиду, идущую к калитке, откровенно ею залюбовался, засуетился, галантно приоткрыл дверцу новенькой «Волги».

- Доброе утро!

Лида, как и любая женщина в подобной ситуации, безошибочно прочла восхищение в глазах молодого человека. Она и вправду сегодня хороша, как это летнее утро… Волосы, при помощи шпилек, красиво собраны на макушке. На тонкой изящной шее – ниточка белого жемчуга.

Приталенное платье с широкой объёмной юбкой, сшито на заказ в одном из Московских ателье. Платье пастельного цвета, из льна хорошего качества. Узкую талию перехватывает широкий пояс, завязанный сзади бантом. Дополняли Лидочкин гардероб туфли-лодочки, ажурные перчатки, маленькая лакированная сумочка и небольшой чемоданчик.

Покатые плечи, горделивая осанка… Словно Одри Хёпберн сошла с экрана телевизора!

- В аэропорт, пожалуйста.

- Домчу в мгновение ока! – водитель захлопнул дверцу и надавил на газ.

 

Всю дорогу, пока ехали до аэропорта, водитель старался разговорить молодую женщину, но Лида была совершенно безучастна к его знакам внимания, думая о чём-то своём…

Сколько в её жизни случилось станций, городов и полустанков? Сколько километров пути пришлось ей преодолеть, чтобы встретиться с ним? Сколько гостиничных номеров стали свидетелями их с Юрой жарких встреч? Москва, Ленинград, Ярославль, Самара… Всё и не вспомнишь! Со всех концов страны, точно почтовые голуби, летели к ней в Москву открытки.

Каждый раз дрожащей рукой Лида доставала из почтового ящика очередное послание от Юры. Твёрдым размашистым почерком на каждой открытке были указаны город, название гостиницы и дата встречи.

Да, её Юра – тот ещё конспиратор! Но ей ли принадлежит он, на самом деле?

Твердолобый, неподкупный, с властным взглядом и таким же властным характером, с упрямой ямочкой на подбородке… Кому, на самом деле, он принадлежит все эти годы? Ей, Лидии Савенковой? Или, быть может, Советской Армии? Или своей законной супруге Анне с маленьким сыном?

 

Лида никогда и никого не боялась так сильно, как своего генерала! Вернее, не его, а того, с чем он боролся все эти годы. Но так и не смог побороть… Страсть! Огонь! Жар! Влечение! Вот с чем не мог совладать генерал. Вот с чем не могла справиться Лида. Но разве может страсть жить десятки лет и не слабеть? Может быть, страсть – это только фантик, внешняя обёртка чего-то большего, сокрытого глубоко в душе?

Это началось ещё там, в далёком сорок первом, в Киеве.

- Сегодня в пятую палату привезли генерала, - хирург Алевтина Яковлевна продула мундштук, вставила папиросу. – Ты уж будь повнимательнее, девочка.

- А что с генералом?

- Так, ничего особенного, лёгкое ранение. Набери кубик стрептоцида.

- Хорошо, Алевтина Яковлевна.

Лида напряглась, вытянулась, словно струна, которая вот-вот зазвенит, и тихонько открыла дверь палаты…

 

Рёв двигателей лайнера стал заметно тише. К самолёту подогнали трап.

В Абхазии Лида оказалась впервые, и Пицунду видела только на открытке, присланной Юрой на днях. Она почувствовала неприятное покалывание в кончиках пальцев и лёгкую дурноту. Так её организм реагировал на предстоящую встречу с тем, кого она жаждала видеть больше всего. И кого так страшилась увидеть после долгой разлуки…

 

- Извините, я должна сделать вам укол в ягодицу.

Генерал покорно перевернулся на бок, приспустил кальсоны.

Нетвёрдой рукой Лида сделала инъекцию – генералов лечить ей ещё не приходилось.

- У вас лёгкая рука, - мягко сказал генерал. – Как вас зовут, барышня?

- Лидия.

- Красивое имя. И вы, Лидия, очень красивы.

Лида покраснела до кончиков волос и быстро вышла из палаты.

 

- Вас в номере давно ожидают, гражданка, - администратор гостиницы оценивающе посмотрела на молодую женщину и вернула паспорт. От этого взгляда Лиде стало не по себе – он был липким и откровенно завистливым.

- Хорошо, спасибо.

Считая каждую ступеньку, Лида медленно поднималась по красной дорожке на третий этаж. Ковёр скрадывал звук её шагов, и от этого Лиде почему-то становилось страшно. Постояв перед дверью под номером «34» и прислушиваясь к гулкой тишине, Лида постаралась унять биение сердца, пустившегося в галоп.

Постучать она не успела – дверь внезапно открылась и генерал, не дав ей опомниться, грубо схватил за руку, одним рывком затащил в номер.

- Юра! – у женщины подкосились ноги, слёзы внезапно хлынули из глаз.

- Глупая моя девочка! Ну, что ты ревёшь? – генерал целовал её, держа лицо в своих ладонях точно так, как, вероятно, держат в руках дорогую и хрупкую вазу.

- Лидочка, родная моя! Сколько же мы не виделись? Господи, как я скучал…

- Три месяца и восемь дней, - всхлипывая, как обиженный ребёнок, ответила Лида.

- Лидочка, - с хрипом выдохнул генерал и, подхватил её на руки и понёс в спальню. Не давая опомниться, стал быстро раздевать, целуя податливое женское тело.

На паркетный пол, не выдержав натиска генерала, посыпался жемчуг…

 

Спустя некоторое время, Лида, накинув на голое тело белоснежную рубашку генерала, счастливая и раскрасневшаяся, разбирала чемодан.

- Люська для тебя малосольных огурчиков передала, а я… Ой! – воскликнула вдруг Лида и замолчала.

- Что случилось? – генерал резко поднялся с кровати, подошёл сзади, приобнял за талию, заглянул через плечо.

- Банка разбилась! Как жаль! Твоё любимое варенье…

Ароматная тёмно-розовая жидкость просочилась даже сквозь плотную холщёвую ткань. Запах малины поплыл по гостиничному номеру.

Лида осторожно развернула ткань. Осколки стекла хищно сверкнули при ярком дневном свете.

- Ну, не расстраивайся, Лидочка, - генерал обмакнул в варенье палец, попробовал на вкус. – М-м, вкусно!

Лида вдруг снова заплакала.

- Ну, что ты!? Глупости это всё! Ты мне ещё варенья наваришь… А ну, марш в ванную! Даю вам, барышня, полчаса на сборы. Вы обязаны привести себя в полную боевую готовность. Мы пойдём смотреть Пицунду!

- Хорошо, Юра, я сейчас…

 

Походно-полевая жена, или сокращённо – «ППЖ».

Лида сполна ощутила всю прелесть этого звания! По законам военного времени, им с Юрой приходилось скрывать свои чувства, беречь от посторонних глаз сослуживцев или знакомых. После войны, теперь уже по законам мирного времени, им опять приходилось скрываться! Лидия дважды пыталась прервать отношения, не отвечала на звонки, пряталась на даче, но едва получала открытку, как тут же бросала все дела и ехала туда, где ждал любимый. Отказаться от Юры было выше её сил! Отказаться от любви – всё равно, что отказаться от самого себя…

 

Пицунда оказалась ничем не хуже Евпатории или Пярну. По одной простой причине – здесь их никто не знал. Здесь никто не мог помешать их счастью! Юра с Лидой, держась за руки, могли свободно гулять по улицам и украдкой целоваться. Можно было без страха дышать одним воздухом, кормить голубей и наслаждаться такой долгожданной близостью. Близостью физической, но главное - духовной.

ППЖ – это надолго. А может быть, навсегда…

 

- Алло! Алло! Лида! Ты в Москве? Когда вернулась?

- Только что прилетела.

- У тебя всё нормально?

- Всё хорошо, Люся.

- Тебе завтра на работу. Заждались тебя твои больные! – Люська сделала небольшую паузу между потоком слов. – Как там генерал?

- Приходи завтра, всё расскажу. Я тебе хороший коньяк привезла.

- Лидка, ты – прелесть!

 

После таких поездок Лида неделю, а то и больше, приходила в себя. От одиночества и тоски её спасали больные, безалаберная Люська и любимая дача. На даче её ждали анютины глазки, яблоня, куст крыжовника и молодая груша. Но главное, её спасала тишина, которую Лида особенно полюбила с тех пор, как отгремела война.

Интересно, сколько в этот раз продлится разлука? Месяц… три… пять? Никто не знает, даже генерал! А Лида – тем более.

Мыслями Лида была уже и не там, в Пицунде, но ещё и не здесь, в Москве. На неё навалилось странное чувство неопределённости, какого-то подвешенного состояния. Словно находилась она в самолёте, между небом и землёй. Впрочем, состояние невесомости она испытывает уже многие годы, и никак не может к нему привыкнуть…

 

Октябрь подкрался тихо и незаметно, принеся с собой затяжные дожди и волглые туманы. Лида бывала на даче редко. Скверная погода вызывала у неё приступы хандры. Оголённый сад, опустевшие клумбы, завывание ветра в трубе - всё навевало скуку и уныние.

Лида ежедневно проверяла почтовый ящик, но весточки от Юры не было. Генерал предупредил, что готовится грандиозный проект, и он будет очень занят. Слишком занят, чтобы любить её, Лиду…

 

Лида наспех соображала бутерброды. Немного перекусить – и за дело!

За выходные ей нужно успеть вскопать землю на клумбе, собрать листву, подготовить малинник к зиме. А после сбежать в свою квартирку на Моховой, поближе к Люське, к театру. Поближе к пёстрой московской жизни…

Лида открыла форточку, впустив на кухню свежий октябрьский ветер. Поставила на плиту чайник, включила телевизор. Телевизор она смотрела редко, лишь только в том случае, когда уставала от одиночества. От одиночества, оказывается, устают не меньше, чем от избытка общения.

Лида отрезала розовый кругляш «Докторской колбасы», положила на кусок батона…

- Срочная новость! Сегодня, на космодроме Байконур, при подготовке к первому испытательному пуску баллистической ракеты, произошла катастрофа. Имеются многочисленные человеческие жертвы.

Лида выключила закипевший чайник, прибавила звук.

- В результате взрыва погиб генерал Юрий…

На экране телевизора почему-то появилось лицо Юры... С какой такой стати? Её Юра жив и здоров! Она видела его чуть более трёх месяцев назад. Она целовала его в ямочку на подбородке, гладила тёмные, с лёгкой проседью волосы. Она, как кошка, тёрлась щекой о его руки – сильные, и вместе с тем такие ласковые…

На экране телевизора появилась Юрина фотография - её наискосок пересекала чёрная траурная лента.

- Правительство СССР выражает соболезнование родным и близким.

 

Лида с трудом оторвала непослушное тело от стула, покачиваясь, прошла в спальню и ничком рухнула в кровать. Сколько времени она так пролежала, Лида потом вспомнить не смогла. На увещевания Люськи - «поплачь, легче станет», Лида никак не реагировала. Она и рада была бы заплакать, но не могла. Она окаменела.

Похороны генерала оказались довольно помпезными и отвратительно пафосными. Лида немного постояла в сторонке, глядя сухими глазами на происходящее, а потом поехала к Люське.

Люська напоила её водкой до беспамятства. До потери реальности. Вернее, Лида пила сама, а Люська всё подливала и подливала… Там, в Люськиной «хрущёвке», Лида наконец, выплакала всё, что накопилось за последние дни.

…

- Слышь, начальник! Ты нам задаток обещал, - худой и загорелый, как чёрт, мужчина в спецовке сплюнул на цементный пол подъезда.

- К вечеру будет вам аванс, - буркнул грузный седой прораб. – Давайте за дело, ребята. Время – деньги. Хозяин сказал, если эту богадельню за неделю приведёте в порядок, то сверху ещё накинет каждому по червонцу.

- Так бы сразу и сказал, - загорелый мужик, с явно южным выговором, обернулся к своему подельнику. – Давай, Лёха, ты с кухни начинай, а я с комнаты.

Лёха, мужик с простоватым лицом и добродушным взглядом откликнулся с готовностью - «кухня, так кухня» - и быстро принялся за дело. Он сноровисто выгребал из ящиков старую посуду, початые пакеты с крупой, сухари…

Лёха складывал всё это в коробки и относил в мусорные контейнеры на улицу. Открыв дверцу старого серванта, Лёха вдруг в недоумении замер – все полки шкафа были плотно заставлены банками с вареньем. Малиновым вареньем. На крышке каждой банки значился год – 1978, 1981…

- Слышь, Фарид, иди-ка сюда!

Лёха в задумчивости почесал голову.

Фарид с недовольным видом заглянул на кухню:

- Чего тебе?

- Что мне с этим делать? Ё-моё! Столько малинового варенья… Ты любишь малиновое варенье?

- Не-е, я больше абрикосовое люблю. В мусорку его неси.

- Жалко!

- Чего жалеть-то? Неси, говорю!

 

Лёха аккуратно, чтобы не разбить банки, поставил несколько штук в ящик. Придерживая дно, вышел в подъезд. Но не успел спуститься с лестницы, как дверь в квартире напротив неожиданно распахнулась.

На пороге появилась молодая женщина в домашнем халате и тапках на босу ногу.

- Здравствуйте.

- Здрасьте, - не очень приветливо буркнул Лёха.

- Простите за назойливость, а квартиру напротив, судя по всему, уже купили? – с каким-то неясным беспокойством в голосе спросила молодая женщина.

- Ну да, купили, - Лёха неопределённо пожал плечами. – Мы народ маленький. Сказали «очистить квартиру», вот мы тут и...

- Извините, - не отставала молодая особа, - а можно я у вас баночку варенья возьму?

Лёха почему-то обрадовался:

- Конечно можно! Да хоть всё забирайте! Только варенье старое, видите, какой год стоит?

- У настоящих чувств нет срока давности, - грустно улыбнулась женщина.

- Чего? – Лёха никак не мог нащупать логическую связь между малиновым вареньем и чувствами.

- Понимаете, в этой квартире жила баба Лида. Царствие ей небесное! Замечательный был человек… Всю жизнь баба Лида любила одного человека. Только вместе им быть было не суждено.

- Вон оно как, - Лёха почему-то расстроился.

- Потому что её любимый … В общем, это теперь не важно! А баба Лида варила ему варенье. Представляете? Всю жизнь. Даже когда его не стало.

- Ё-моё… А вы откуда знаете?

- Баба Лида рассказывала.

- Старушка одна, что ли, жила?

- Одна, - вздохнула женщина, - так замуж и не вышла.

- Лёха! – недовольный Фарид вышел на площадку. – Ты собираешься сегодня работать или нет?

- Подожди, не мешай! Видишь, разговариваю?

Лёха протянул женщине банку с вареньем:

- Вот, возьмите.

- Спасибо, - женщина прижала банку к груди, оглянулась с порога квартиры. – Вы слышали что-нибудь про взрыв ракеты на Байконуре в 1960 году?

- Нет, не слыхал.

- Жаль, - сказала женщина и тихо прикрыла дверь.