Я, Ершов Михаил Адамович, давно мечтал побывать на большом заводе и посмотреть на пролетариат вблизи. Мои корни произошли из семьи врача и музыканта. После школы обучался пять лет в мореходке и по окончании её поступил в литературный институт. После выпуска получил работу в военном издательстве. Одним словом, как пили и разговаривали скрипачи, врачи и офицеры – видел и слышал дома и на работе, а вот трезвых и пьяных рабочих наблюдал только на улицах издали.

Кроме того, в моих эротических фантазиях родился план – закадрить настоящую пролетарскую девушку хотя бы на время, чтобы оценить её рабочий неизбалованный любовный потенциал. В моём понятии у таких женщин предельно всё было просто в этом отношении и крепко по рабоче-крестьянскому.

Моё руководство обещало подбросить заводскую командировку в недалёком будущем. Но всё оказалось не так легко. Наш отдел работал на МО, и все мои поездки были по воинским частям Северо-Запада страны.

И вдруг мне повезло несказанно, и в разгаре весны получил направление на один машиностроительный завод на целых три недели. Он выпускал дизеля для высокоскоростных морских военных судов. Поэтому мне следовало описать процесс производства многоцилиндровых машин.

В Управлении завода, на котором работало пятнадцать тысяч человек, моё появление особенно не воодушевило начальство. И оно предложило мне для работы главный конвейер, мол, там цветочки, рыбки, чистота, культура производства.

Я же упорно настаивал на самом тяжёлом цехе. И заместитель директора махнул энергично рукой:

– Ладно, иди в литейный цех, там проблем столько, что написать обо всех не хватит никаких чернил. Только потом не жалуйся, что рабочие обругали надежду журналистики нехорошими словами под горячую руку.

– Ни за что, – широко улыбнулся я.

Начальник цеха 1000 товарищ Семёнов пожал мне руку сердечно и отправил знакомиться с начальником смены Прусаковым Владимиром:

– С ним и станешь ходить по цеху нос к носу пока не устанешь от наших условий.

Владимир не понравился мне. С первого взгляда увидел в нём «жучилу», каких поискать надо среди тысячи нормальных людей. Это был редкий экземпляр подлости, как оказалось потом.

«Что хорошего я узнаю с патологическим вруном», – подумал я и отправился снова к начальнику цеха. Он показался мне очень порядочным человеком с орденом Ленина на груди.

– Очень понимаю тебя, – сказал мне начальник цеха. – Мне этот парень не по душе тоже. Тогда иди для начала на стержневой участок. Это самый большой производственный участок с тремястами рабочих. Там договоришься с начальником участка Андреевым в какой смене примешь боевое крещение.

Начальник участка оказался моего возраста. Ему тоже стукнуло недавно двадцать шесть лет, поэтому перешли сразу на ты. Он улыбнулся простодушно и спросил, когда познакомились:

– Ты в качестве кого хочешь время проводить среди нас? Если скажу, что журналист, никто рот не раскроет просто так.

– Тогда сообщи, что будущий инженер-литейщик на преддипломной практике будет наблюдать за производством стержней в качестве помощника мастера.

Начальник вызвал к себе сменного мастера Мальева Олега Борисовича:

– Вот, прими в смену товарища. Он будет ходить в вашу смену, чтобы набрать материал для своего диплома.

– А что увидит тут, кроме, как бери больше, кидай дальше. Вот и вся наука, – усмехнулся он и выкатился из кабинета начальника вместе со мной. Ещё один мой ровесник с пшеничными усами был невысокого роста и очень полного телосложения.

Он взялся для начала показать мне участок. Я ничего не имел против этого. Стержневой участок встретил нас неприветливо дымом. По полу полз клочьями сизый ядовитый смог несгоревшего полностью мазута.

– Да топливо закачали с водой, сволочи! – выругал снабженцев сменный мастер. – Им бы целый день постоять в этом смраде. А то хари треснут от безделья скоро, а хорошего мазута поискать лень.

Я согласился с ним кивком головы, хотя не представлял, как выглядят снабженцы. И у самого Олежки личико было не как у острожника, а вполне благополучного гражданина, любящего поесть-попить вволю. Но я теперь находился в рабочем коллективе и должен стоять на стороне своих коллег.

Кроме того, для моего тонкого музыкального слуха неприятно было слышать свист сжатого из не плотностей в магистрали труб, громкий стук инструмента, скрип диковинного движущего крана под чёрным от сажи потолком.

На моё замечание об этом, Олег Борисович горячо сказал:

– Да снести бы всё под чистую и построить заново цех! А то прикинь, на дворе конец двадцатого века, а оборудование еще при Гитлере работало не один десяток лет. Вот горизонтальное сушило с конвейером, например.

Мастер показал рукой на ползущего по монорельсу, проложенному на высоте трёх метров вдоль участка, чёрного от копоти монстра. На его подвески с тремя полками рабочие-стерженщики ставили готовые изделия на плитах.

Вдоль конвейера стояли железные высокие трубы, расширенные кверху, как девичьи юбочки солнце-клёш. Стерженщики лопатами с короткими черенками выгребали из отверстия внизу на уровне пояса песчаную смесь и бросали её в деревянные ящики-формы, стоящие на низком столе перед ними.

– На большие стопки похожи железные трубы с песком внутри, – удивился я.

– Верно, но их рабочие назвали рюмки. Так и повелось с незапамятных времён по номерам – рюмка одни, два, три и т.д.

Я насчитал семь штук. У каждой трудились два молодых человека с двух сторон. Все стерженщики были до тридцати лет.

– Ломовая работа, – пояснил Олег. – Парни сидят на голой сделке, сколько затрамбуют деталей, столько и получат за месяц. Вот выработают горячий стаж и сорвутся куда полегче, например, сушильщиками у нас или на других заводах кем-либо. К этому времени лимитная прописка станет постоянной, что позволит менять производства на своё усмотрение, кончится кабала.

Как я понял, в литейке трудились в основном иногородние рабочие или городские, но с хорошо подмоченной не раз репутацией. Силовые власти рекомендовали принимать своих подопечных, вернувшихся в большой город после отсидки. Поэтому контингент цеха был частично с вороватым душком и сильно пьющими наклонностями.

Люди, однако, не теряли юмора от тяжёлой работы.

Странный кран над головой с раскачивающейся на рельсе кабиной и впереди хищным ковшом, как у портовых кранов для сыпучих грузов, назвали Ведьма. А тощую, как смерть, молодую крановщицу за злой язык Поганкой.

Поганке верхом на Ведьме подъезжала на землеприготовительный участок, где в ковш женщины-рабочие из смесеприготовительных довоенных немецких бегунов насыпали в ковш стержневую землю. Затем она отвозила её к одной из рюмок и сбрасывала сверху в опорожненную стерженщиком трубу.

Без женщин не обходится ни одно производство. Стерженщицы работали в центре участка за столами нормальной высоты. Они изготавливали небольшие детали, укладывали на небольшие плиты и относился для сушки в вертикальное сушило на газе. С ним было меньше проблем. Оно не дымило, как мазутный горизонтальный демон.

Девушки в весёленьких платочках на голове выглядели, как ягодки, среди мрачного и плохо освещенного участка. Мне показалось, что на стержневом участке не хватало только колючей проволоки, чтобы приравнять его к чисто тюремному производству.

Полумрак, дым и горелый запах давили на мою психику. Стерженщицы привыкли, похоже, к своему неприглядному рабочему месту. Они весело переговаривались между собой, взрывались непринуждённым смехом. Все молоды, красивы, стройны и очень интересны для мужчин. Девушки с любопытством поглядывали на нового человека. Я отвечал им тем же, украдкой одаривал взглядом самых привлекательных из них с моей порочной точки зрения.

Время от времени молодые женщины бегали к железным контейнерам, где хранилась для приготовления мелких деталей специальная смесь из кварцевого песка, натуральной олифы и химического отвердителя.

Они набирали его руками в небольшой жестяной поддон.

И, когда смеси становилось меньше половины, им приходилось так низко перегибаться через край, чтобы наполнить переносную ёмкость, что открывалась вполне соблазнительная картинка. Если смотреть с противоположной стороны подхода работниц к контейнеру, то из него, казалось, торчали, как на выбор, красивые полушария разных размеров, а с другой с другой стороны лучше не смотреть, иначе…

Похоже, что самые озорные из девушек, надев лосины под платье, дразнили не на шутку приглянувшихся им парней с той стороны. Как мне казалось вначале своей командировки.

Я, потупив взгляд, старался не смотреть, когда кто-нибудь из девушек набирал смесь там. Хотя это мне давалось с трудом.

Ещё дальше по участку с другого края женщины за рабочими столами готовили высушенные стержни для формовочного участка. Девушки обрабатывали песчаные затвердевшие детали наждачной бумагой и затирали выщербленные места спиртовым графитом.

Недалеко от них за разделительной стенкой расположилось камерное сушило. Оно работало тоже на газе. В её камеры завозили сушильщики на специальных карах детали на этажерках. Там же сушили и совсем большие детали.

Всё, что я описал находилось на земле, так сказать. Ниже и выше тоже кипела рабочая жизнь. В подвале целый день двигались транспортерные ленты. По ним подавался в отвальный бункер отработанные стержни, излишки стержневого и формовочного песка. Под отвальным бункером стоял железнодорожный вагон, в который ссыпался отработанный материал и увозился затем тепловозами из завода.

В подвалах стояла часто такая пыль, что рабочие не видели собственных рук. Единственная защита от неё маска на лицо. Трое-четверо работников, как черти в преисподней, целый день лазали по подвалу с лопатой в руках, находили протечку под лентой и убирали её, пока она не застопорила и не порвала транспортёр. Естественно, на эту работу соглашались лишь очень дефективные личности. Поэтому подвальный контингент менялся почти ежемесячно. Едва дождавшись первой зарплаты, рабочие уходили в страшный запой и редко возвращались на своё рабочее место по собственной воле.

Под потолком тоже бегали транспортные ленты. Они снабжали кварцевым песком бегуны и новые поточные линии для производства стержней нового типа. Песок предварительно сушился в барабанном сушиле, просеивался через три различные сита, чтобы убрать инородные примеси.

Через три дня я изучил все закоулки и бегал по участку, как местный работяга. Мне стал понятен процесс производства стержней, но я не спешил отправится на следующий участок, чтобы продолжить знакомиться с литейным цехом.

Я подыскивал себе девушку, чтобы заманить в свои руки. На стержневом участке их работало великое множество. Из всех я приметил красивую Женю. Она лицом напоминала мне узбечку из какого-то фильма. Стройная девушка работала на обработке стержней. Она целый день стояла возле стола и клеила из двух небольших стержней замысловатую деталь для формовщиков.

Я долго крутился поодаль, но не решился подойти и заговорить с ней, ждал удобный случай, чтобы пригласить в кино или кафе.

Недалеко от вертикального сушила работала неотразимая черноглазая Валя. Она была очень подвижная и весёлая девушка, казалось, что успевала и работать, и разговаривать, и стрелять взглядом в молодых людей.

Я несколько раз подходил к ней, чтобы поговорить от том-сём и разведать свои шансы завлечь такую красотку в свою холодную с некоторых пор постель. Но Валя отвечала мне очень вежливо и умело уклонялась от моих тонких намёков на интересные обстоятельства. Она буквально разрывалась от желания поиграть со мной в кошки-мышки, но, казалось, чей-то укоризненный взгляд останавливал её от опасного решения нырнуть с головой в мой омут.

Присмотревшись, заметил, что при моём приближении к ней сильно переживал бригадир ближайшей поточной линии Толя. Он бросал от своей стержневой машины недвусмысленные взгляды на Валю.

И я решил расспросить Олега Борисовича о стерженщице Валентине, чтобы не угодить впросак. Как оказалось, мой ангел-хранитель уберёг меня от неминуемого позора.

Сам Анатолий был уже женат и имел двухлетнего сына. Его жена не работала на заводе.

Моя Валюша тоже оказалось замужем и имела сына пяти лет. Её муж Боря был городским, поэтому прописал свою жену в квартире родителей, где жил с рождения.

Всё хорошо было у молодых несколько лет. Потом Валентина увлеклась Анатолием. Синеглазый красавец покорил сердце деревенской женщины. Они долго присматривались друг к другу. Их рабочие места были напротив друг друга. Это обстоятельство и сыграло решающую, видимо, роль. Дело в том, что абсолютно новые линии по производству быстро приготовляемых стержней использовали химическую смолу. А она своими испарениями раздражала кожу нежную женщин. Это позже они сообразят, почему чесались некоторые части тела, и стали носить, защищаясь, брюки и лосины. А тогда Валя млела под зовущим взглядом молодого мужчины, украдкой стискивала сильно чесавшиеся ляжки. Сам же бригадир линии не замечал трудности девушки и не мог оторвать глаз от красавицы. Потом парень стал встречать стерженщицу за проходной и провожать домой. Долго ли-коротко ли продолжалось их совместные прогулки – неизвестно. Но только однажды от проходной Толя увёл Валю прямиком на Еврейское кладбище. Там и произошла близость в одном из склепов.

«Экзотика?» – ахнет кто-нибудь.

Не думаю, просто не было другой возможности дать выходу их отношениям. Я был поражён такой горячей любовью на производстве с горячей сеткой.

Муж Валентины вскоре прознал всё об изменах жены. Он её любил и сначала пытался ловить неверную женщину возле проходной и уводить домой, чтобы Толику не досталась она хотя бы на один день.

Тогда любовники поменяли тактику.

Предприимчивый мужчина предложил подружке не ходить через проходную. Они получали пропуска в табельном окошке цеха и направлялись в противоположную сторону от проходной. Там Анатолий заранее облюбовал лаз в заводском высоком заборе. Его проделали профессиональные бегуны за водкой в рабочее время. Теперь он пригодился страстным любовникам. Толя галантно помогал девушке пролезть через щель и уводил на Еврейское кладбище готовую на всё любовницу. Кладбище с незапамятных времён расположилось вдоль всего забора с этой стороны огромного завода – от улицы Александровская ферма и до железнодорожной станции Обухово. Возможно, оно принимало не только наших героев у себя.

Время от времени охрана завода находила непорядок в ограждении и заделывала его наглухо.

Но молодых людей уже не останавливало и это. Анатолий подсаживал свою партнёршу на верх забора, быстренько сам забирался туда же и молодцевато спрыгивал с другой стороны на землю. Затем протягивал руки и принимал женщину, помогая спуститься вниз. Я не говорю уже о эротическом наслаждении мужчины при таком скалолазании. Девушка носила короткие платьица, открывая красивые ноги. Вид сзади, затем спереди возбуждал настолько его, что он едва не бегом тащил Валентину в укромное место на кладбище.

Борис снова оставался, как говорится, с большим носом и ветвистыми рогами.

Тогда мужчина предпринял не ординальное решение. Он устроился на работу на стержневой участок. И волею судьбы угодил в бригаду любовника жены. Ревнивый мужчина приступил к работе почти одновременно с моим появлением на стержневом участке.

Я усмехнулся про себя: «Три мужчины имели виды на простую деревенскую девушку. Борис, Анатолий и Михаил – БАМ получился бы, если не тормознул я вовремя».

И я начисто забыл о Валентине с этого момента. Правда, слышал иногда, что Анатолий и Валентина убегали из-под носа Бориса на сторону. Муж неверной жены прочёсывал неоднократно Еврейское кладбище, но не находил их. Видимо, пара нашла приют где-то ещё. Город большой, кустов великое множество для любви, лишь бы не застывало желание. И Боря не бил морду Толе, потому что был не боец, вот тот и пользовался его женой по полной программе.

Я понял, что среди пролетариата также пылают большие страсти, и утроил усилия затащить молодую работницу цеха под себя.

Мне пришлось оставить на время девушку узбекской национальности и присматриваться к лаборантке Оли.

Она меня поразила гибкой фигурой, зелёным глазами и очень весёлым характером.

Правда, мне казалось, что лаборантку не совсем можно отнести к пролетариату. Но, как рассказал Олег Борисович, она перешла туда после окончания заводского техникума. Прежде работала стерженщицей. Правда, Олег ничего не знал о ней больше, мол, работала в другую смену, и то недолго. И я успокоился, окончательно решив закадрить светловолосую красивую женщину.

Мастер Олег Борисович ленился сам носить на анализ стержневую землю в лабораторию. Тем более, что рядом шарахался без работы я. Он и повадился посылать туда меня.

Ну, а я с удовольствием бегал по понятной причине к лаборанткам.

Меня всегда весело встречала Оля и мы непринуждённо болтали пока делался анализ смеси. Начальником лаборатории Галина Петровна была жена начальника цеха Семёнова. Она поглядывала на нас с улыбкой, примечая, что мы созданы друг для друга. Так мне казалось тогда.

Через неделю после моего внедрения на стержневой участок в цехе появился журналист местной газеты «Звезда». Он же был и фотографом. Мы разговорились с ним, но я не выдал своего статуса. Пожилой мужчина предложил сделать фото, мол, выпускник института на практике готовится стать литейщиком.

Я не успел сообразить, что соврать по этому поводу, как блеснула вспышка фотоаппарата, и журналист удалился прочь. Он спешил описать всё участки за один день. И мне осталось надеяться, что у него хватит прочего материала для статьи.

Через пару дней я пришёл в лабораторию и остолбенел. Вся стена лаборатории выше стола Оли была увешена моими портретами. Весь выпуск газеты «Звезда» для литейного цеха ушёл на это. На первой страницы красовалось моё большое фото.

Я, как карась на крючке, хватал воздух ртом, не знал, что сказать на это. Женщины лишь весело хохотали, глядя на меня.

– Видишь? – спросила Оля. – Как мы любим тебя.

– Мд-а-а, – мямлил я, как молодой бычок, в ответ, чем вызвал новый смех.

Я с обожанием смотрел на молодую лаборантку, даже не замечая это. Начальник лаборатории с помощницей переглянулись и стихли, сообразив, что перед ними влюблённый по уши молодой человек.

– Миша, ты свободен после работы сегодня? – мягко спросила меня Оля.

– Да!

– Тогда помоги дотащить до моего дома тяжёлый мешок из камеры хранения на главной проходной завода. Я заплачу тебе за труд.

– Да какая плата, Оля. Я помогу тебе с удовольствием.

– Не отказывайся от платы такой женщины, – улыбнулась Галина Петровна.

– Договоримся! – самонадеянно заверил я и красный от смущения, как варёный рак на витрине в литейной столовой, выскочил из лаборатории и рванул на участок.

– Чем потчуют тебя там? – удивился Олег, когда увидел меня. – Светишься, словно лампочка Ильича внутри.

– Тебе показалось, – буркнул я.

После работы я поспешил на главную проходную. Там меня уже ожидала Оля. Моё сердце забухало, как паровой молот в кузнице. Девушка выглядела обалденно в лёгком платьице и умеренно наложенным макияжем на милом личике.

«Неужели свершится сегодня моя пролетарская мечта», – подумал я, подходя к молодой женщине.

– Ну, где ваш мешок, – спросил я, пожирая взглядом глубокий вырез на груди платья.

Оля засмеялась:

– Не так откровенно, Миша, а то заводчане подумают что-нибудь. Я ведь в третьем поколении пролетарка на этом заводе.

Мешок оказался не такой уже и тяжёлый, и я самонадеянно подумал, что он был лишь поводом для нашей встречи.

– Ты стой здесь, а я подгоню машину! – скомандовал я, вытащив мешок за проходную. Оля кивнула и мило улыбнулась мне.

По дороге выяснилось, что женщина жила в селе Ушаки. У неё есть четверо детей и муж.

Я слегка приуныл от такой информации.

Оля рассмеялась, заметив грусть в моих глазах, потом спросила лукаво:

– А что, я не по душе тебе больше?

– Да нет, нравишься, только не понимаю женщин…

Оля прервала меня, прижав мягкую ладошку к моему рту, затем попросила:

– Ты не спеши с выводами, лучше остановись где-нибудь в лесочке поговорить немного.

Я вырулил в небольшую берёзовую рощицу недалеко от шоссе. Мы вышли из машины и присели на установленную кем-то скамейку под кустом пахучей дикой акации.

– Ты, наверное, думаешь, что счастливая женщина бесится от спокойной жизни, поэтому набилась в провожатые к такому меченному судьбой мальчику?

– Да нет в принципе, – промямлил я, не понимая полюбившую с первого взгляда женщину.

– Тогда почему не обнимаешь меня? Ведь такое прекрасное место для этого. Тебе не показалось?

Я, имея не малый опыт в этом, удивился своей несообразительности и накинулся сладострастно на женщину. Мы долго целовались, как одержимые, но на большее моя партнёрша не разрешила переходить.

– Хватит на первый раз, – решительно отодвинулась от меня она. – Да и придёт ли второй раз с моими милыми спиногрызиками-мальчиками?

– А муж тоже милый у тебя?

– Четверо детей не означает, что у меня хороший муж. Так получилось уж, что родила сразу четверых. Неужели не слышал на заводе? А муж оказался очень слабый человек и к тому же пьющий. Если бы не мои родители, то кричи караул.

Я опешил от такого откровенного разговора.

– Ты не спеши с выводами, перевари спокойно всё и пригласи к себе, если надумаешь когда-нибудь. Я стану ждать твоего звонка. Видишь, я с тобой откровенна. У меня любить человека нет другой возможности, как только самой проявить инициативу. А теперь отвези меня домой и не делай лишних жестов при прощании. Пощади родителей, они не заслужили огорчения в своём доме. Да деньги прими от меня там для приличия. Им в окна всё видно.

По дороге домой я размышлял и удивлялся человеческим судьбам. Вроде и счастлив человек на первый взгляд, а присмотришься ближе, то столько заметишь в нем противоречий и не стыковок в семье, что хочется помочь как-то.

Моя неделя в утреннюю смену закончилась вскоре. Я ещё не придумал, как быть с милой сердцу Олей, когда вышел в вечернюю.

После шести вечера начальство уходило по домам. И рабочие чувствовали себя вольнее. Они не так прилежно трамбовали детали, но положенный аккорд выполняли, чтобы не лишиться прогрессивной доплаты за хороший труд.

И вообще я заметил на лицах людей второй смены какое-то торжество и внутренний1 свет, поэтому спросил Олега Борисовича об этом.

– Да всё проще пареной репы. Завтра выдадут зарплату, вот и радуется народ предстоящему празднику.

– Что-то с грустью говоришь об этом.

– Да, что мне радоваться, если начнётся пьянство и прогулы. Ещё увидишь завтра праздник души рабочего человека! Они уже сегодня начнут занимать деньги у женщин и начинать лёгкую разминку.

– А водка появится откуда здесь?

– Всё отработано годами на производстве. Вон, видишь мужика возле горизонтального конвейера в мятой кепки?

– Замухрышка какой-то, – сказал я.

– Верно, его зовут стерженщики Дохлый. Так вот он бегает всем за стакан с бутылки в винный магазин.

– А кто в это время конвейер освобождает от готовых стержней?

– Он снимет побольше и пока новые подойдут сюда, успевает слетать за забор.

– Своеобразный бизнес прямо на производстве.

– Ну да, когда есть спрос, то поступают предложения. Только не забудь рассказать читателю – каково это заводу.

На следующий день после выдачи зарплаты на участке начались большие проблемы.

В загулы ушла часть стерженщиков. Те, которые вышли на работу в вечер, должны были тянуть план за прогульщиков. Матерясь, они брали у Олега Борисовича листок со сменным заданием. Кое-как мастер уговорил их выдать две нормы за небольшую надбавку к зарплате.

На этом не закончились беды.

На работу не пришла Поганка. Кран обслуживать было некому. Это значило, что стерженщики останутся без стержневой смеси, и работа остановится на участке. Завтра не поступят стержни на формовку. И формовочный участок не выдаст под заливку положенное количество форм. И дальше придут проблемы на обрубку, потом на выдачу готовых отливок для механического цеха и т.д.

Олег Борисович скакал, как лось, по участку и матерился так, что пылала от стыда моя задница.

– Миша, придётся тебе поездить на Ведьме, – сказал он.

– Поганкой? – сумничал я. – Да я понятия не умею в Ведьме и не сидел никогда в её ступе.

– Тебе понравится, – невозмутимо заверил мастер. – Ты умный парень, освоишь быстро не только ведьминские тонкости. Только распишись в журнале, что я провёл инструктаж по работе на технике с повышенной опасностью.

Оказалось, что в течении часа меня будет обучать Жана. Она работала оператором мазутной печи горизонтального сушила. А раньше была крановщицей.

Жанна оказалась моей ровесницей и очень даже приятной наружности. Немного великоватые груди не портили девушку. Мы забрались с ней на площадку посадки в кран. Она мне показала, где, что включить, и мы втиснулись в объятия кабины крана.

Мне действительно понравилось кататься впритирку с сероглазой спокойной Жанной целый час. Девушка, лёжа грудью на моём чувствительном плече, показала мне, как всё должно функционировать на ведьме. При этом дышала горячо и страстно мне в ухо. На прощание она заглянула мне в глаза и сошла на площадку, мол, сушило нельзя оставлять долго без её надзора.

– А меня? – задал вопрос ей в спину, рассматривая девушку с этого ракурса.

– Что тебя? – спросила она уже с лестницы по пути на землю.

– Без присмотра оставлять! – крикнул я.

– Пока не пропадёшь один, а потом посмотрим, – разобрал с трудом я её голос издали.

В итоге я выручил Олега Борисовича, заменив собой Поганку на Ведьме.

Сверху мне было хорошо видно всё, что происходило на участке.

Сегодня Дохлый два раза покидал участок и уходил в магазин. Я ждал, чем закончится снабжение крепкими напитками работяг.

И к семи часам вечера из подвала выбрался высокий молодой мужчина. Покачиваясь на длинных ногах, отправился «качать права» к сменному мастеру. В итоге, Олег Борисович вызвал охрану и отправил рабочего с ними домой.

Подвальная транспортная лента остановилась сразу. Решётки отвала стали зарастать песком и битыми стержнями.

– Если к ночи не найдём человека в подвал, ночная смена не сможет работать, – сказал мне мастер. – сейчас идём со мной, проверим сушку песка и работу элеватора песка.

На месте не оказалось ни одного человека. Транспортные ленты работали, песок после сушки подавался наверх через элеватор без присмотра. Если случится затор, то завалит песком всю систему.

Вдруг я заметил под транспортной лентой работягу. Он сидел прислонившись к стойке транспортёра, над его головой в десяти сантиметрах пробегала лента. В некоторых местах, где проходила сшивка ленточных концов, разогнулись металлические скобы и своими хищными острыми концами грозили снести половину черепа рабочего.

Его глаза были открыты и тупо смотрели на нас. Он явно не соображал, что происходит вокруг его.

Осторожно, стараясь, чтобы человек не поднял головы, мы вытащили его из-под ленты. Затем опять вызвали охрану и передали им пьяного сушильщика песка.

Олег пробежал по транспортной системе и определил, что высушенного песка хватит до утра. А там придут люди и продолжат работу здесь. Он остановил ленты, элеватор и сушило.

Затем мастер приказал мне, работая на крану, посматривать и, если появится второй сушильщик, то вызвать его сюда. Но мужчина так и не показался на участке до конца смены.

Вдвоём с мастером мы кое-как запустили подвальную систему и пробили отвальные решётки.

И тут появилась на стержневом участке Поганка. Она, как в ничём ни бывало, направилась к Ведьме.

– А ну стой! – крикнул Олег Борисович. – Ты на время смотрела?

Девушка остановилась и, слегка раскачиваясь на тоненьких ножках, недоумённо посмотрела на нас и всхлипнула:

– У меня можно сказать беда, неизвестно, чем кончится всё, и, может, придётся делать прерывание, а он орёт на меня без всякой жалости и сострадания.

Мастер впал в ступор, а я раскрыл от изумления рот.

Крановщица выглядела даже симпатичной сегодня. Ротик аккуратно подкрашен помадой, большие глаза подведены чёрным карандашом, светлые волосы спадали на узкие плечи. Узкая юбочка выше колен и полупрозрачная блузка составляли весь наряд незамужней молодой соблазнительной женщины, а не Поганки. Глаза девушки бесстрашно разглядывали нас.

– Идём в конторку, напишешь объяснительную! – рассердился Олег.

– Легко, – крутанулась на каблуках крановщица в нужную сторону так резко, что потеряла равновесие и угодила, падая, в мои руки.

– Спасибо! Единственный настоящий мужчина на участке! – похвалила меня она, обдав винными парами в благодарность.

– Пожалуйста, – ответил я и, придерживая даму за узкую талию, препроводил в контору мастеров.

Олег Борисович дал ей ручку и лист бумаги:

– Пиши, как прогуляла больше половины смену.

Поганка закурила сигарету и принялась строчить объяснительную.

Закончив писать, девушка отдала бумагу мастеру:

– Ну я пошла домой? В случае чего ты обещал помочь с абортом. Это произошло в рабочее время, если залечу от насильника, то будет производственная травма.

– Иди, но я не обещал тебе ничего! – прочитав, сказал Олег и протянул мне её писанину.

«…Я опаздывала на работу и решила сократить дорогу к проходной через Еврейское кладбище. Там меня поймал один мужчина и утащил в кусты. Потом приказал снять трусы и стать раком. Он меня изнасиловал два раза и подобрел. Мужчина достал из своей сумки бутылку вина. Мы с ним её распили. Потом он ещё несколько раз надругался надо мной в положении лёжа и отпустил. Я побежала сразу после этого на работу…»

Я не знал, что сказать по этому случаю. Мастер развёл руками:

– Чудо в перьях. У нас хватает всяких дур.

До конца смены Олег Борисович старался не замечать, что стерженщики навеселе, потому что они выполняли задание. Если их отправить по домам, то можно и самому отправляться следом за ними, потому что руководить будет некем.

К концу работы с непривычки я вымотался вконец. Мне было не до пролетарок, хотя, как заметил, на меня посматривала Жанна и неоднократно подходила с пустяковыми вопросами по работе.

«Жанна, не гони лошадей», – подумал я. – «Непременно придёт твой звёздный час».

К моей ночной недели на участке всё «устаканилось», как говорили сами стерженщики, и стержневое производство продолжило работу без рывков и падений. Прогулявшие рабочие вернулись на участок и отменным трудом заглаживали вину.

Поганка тоже работала, как ни в чём не бывало. Похоже, ей не потребуется помощь врача по прерыванию беременности. Она не стала писать заявление, чтобы силовое ведомство приняло меры по поиску насильника. Ему всё сошло с рук в этот раз. А девушке остались воспоминания. Хорошие или плохие – история умалчивает.

Ночная смена отличалась от остальных лишь тем, что все рабочие получали бесплатный обед. Его ночью привозили из столовой на участок. Сам цеховой пункт питания по ночам не работал, лишь выдавал через дежурного повара.

В принципе, ничего особенного в меню: пачка молока или кефира, булочка и кусочек колбасы или сыра. Но рабочим была приятна забота руководства. Они с удовольствием поедали обед под неспешные разговоры.

Мне было абсолютно безразлична еда и я глотал булку кусками, спеша быстрее завершить обед под тёплым взглядом Жанны. Она считала меня близким человеком после езды на Ведьме. Я не решался трогать красивую женщину пока. А вдруг у неё какой-нибудь скелет в шкафу позамысловатее, чем у лаборантки Оля. Она не выветрилась ещё из моей беспутной головы.

Олег Борисович посмотрел на обедавших стерженщиков, сидевших на оснастке или рабочих столах, взял свою пайке и направился в сторону конторы начальника участка.

На мой вопросительный взгляд безразлично пояснил:

– Да обещал шефу журнал заполнить сегодня. В случае чего стучись в кабинет. Я там буду полчаса.

Ну я промолчал конечно, хотя заподозрил, что мастер хочет вздремнуть на кожаном диване начальника участка. В ночную смену тянет всегда ко сну.

Минут через тридцать стерженщики разбрелись по своим местам, а я решил пройтись и размять затёкшие ноги. Вдруг заметил, как из конторы начальника участка вышла незнакомая мне светловолосая девушка. Она направлялась в сторону участка. Коротенькое платье облегало стройную фигуру. Красивые ноги открыты обозрению. Я вздохнул от зависти, что мой разведённый мастер провёл не самое скучное время во время обеда.

И всё бы ничего было, если не раздался голос Олега:

– Трусы, трусы, Вера, ты забыла надеть трусы.

Я ахнул, заметив на её щиколотке левой ноги беленькие мини трусы – стринги. Ещё немного и это увидят рабочие. Я ринулся спасать положение. Прикрыв собой пьяненькую девицу, почти силой увёл её в кабинет начальника.

Там при моей поддержки Олег привёл в порядок одежду Веры и увёл потом куда-то отсыпаться в технологическом бюро цеха.

Я завистливо провожал их взглядом. Ведь шла третья неделя, а у меня, как говорится не валялся конь.

Поэтому решил на следующий день сделать лаборантке приятное и подарить букет сирени. Против заводоуправления был разбит небольшой сквер для отдыха заводской интеллигенции. Черёмуховые заросли накрыли округу неповторимым запахом. Понятно, что ночью сквер пустовал. И я задумал наломать сирени и поставить перед лабораторией в литровой банке.

В самом начале обеденного перерыва я заспешил в сторону сквера, но сразу напоролся на Жанну. Слово за слово и пришлось поделиться с ней, что хочу нарвать букет сирени.

– Как здорово, я планировала тоже сегодня за цветами туда. Меня возьмёшь?

Мне отступать было некуда, и я кивнул, мол, вдвоём даже веселее.

Жанна сразу подхватила по-свойски меня под руку, и я ощутил тепло молодого горячего тела. Меня залихорадило от эротических чувств, речь стала сбивчивой, как и дыхание. У Жанны заметил молящий блеск во взгляде красивых глаз. Он явно просил не огорчать её ожидания.

Едва мы присели на скамейку, я мягко повалил шикарное тело на спину. Времени было в обрез, и хотелось успеть многое, что и удалось всё же, судя по счастливому вскрику Жанны.

Судя по этой ночи, моя командировка закончится вполне благополучно. Последующие две ночные смены я проводил в сквере обеденный перерыв с приятной во всех отношениях Жанной.

Конечно же, я не решался при ней рвать сирень для Оли, успокоил себя тем, что потом позвоню лаборантке и приглашу куда-нибудь. А пока не было времени по понятной причине даже думать о ней. Я впервые изменил своим принципам и пригласил к себе домой сладко-сиреневую Жанну. Думаю, что не навсегда, но позже будет видно. И тогда напишу другие истории о моих отношениях с женщинами пролетарского происхождения.