Что хочет автор. Литературные конкурсы

„Спасибо деду за Победу!» Хоть я и не отношусь к тому поколению, у которого воевали деды, родители — это да, точнее их ровесники, друзья, сослуживцы, знакомые. Но могли бы и деды, поскольку родились они за несколько лет до начала ХХ века. Но... «Мой дед не дожил до Победы» - звучит во мне всегда, когда я слышу тот благодарственный слоган. Не дожил... Не дожил и до начала войны потому, что он не пережил 1937-го года, был репрессирован, как враг народа.

Время лечит. Это не гипотеза, это факт, аксиома, постулат, на котором зиждется жизнь. Нет в мире человека, который не испытывал бы на себе исцеляющее воздействие времени. Чем дальше от события, тем меньше острота восприятия. И пусть говорят, что ни что не забыто и ни кто не забыт. Забыто... Забыто да ещё как забыто, потому что так легче жить. Делать вид, что того не было, этого не было. Ах, - было?! Ну, извините, просто что-то перепутали, не знали, не проходили, не учили...

Или можно дозированно выдавать информацию так, что она не только теряет актуальность, но просто напросто оказывается интересна только профессиональным историкам.

«Большой террор», ГУЛАГ — далеко не для всех, но ещё для многих из ныне живущих, это не пустые слова или исторические понятия, а реальная память и боль потери близких. Но, когда страшные события отделены годами и десятилетиями, они не могут человеческим сознанием восприниматься так же остро, как то могло бы быть непосредственно по их совершению. Человек надеется, верит, переосмысливает, приноравливается к той информации, которая ему дана, зачастую не подозревая, что всё, что ему известно о том, просто напросто ложь. Ложь во спасение. Но кого, только ли убийц и их подельников? Не знаю.

Как я сейчас понимаю, в семье моей мамы был культ отца. Бывший красный командир был строг с детьми, конечно, он не муштровал их как солдат, но требовал серьёзного отношения ко всем домашним делам, был не многословен, говорил чёткими, рублеными фразами, но никогда не унижал достоинства детей. По своей работе инспектором райфинотдела он постоянно бывал в разъездах по району, а Онгудайский аймак в 30-е годы при тогдашнем бездорожье объехать было достаточно не просто да и простирался он от Семинского перевала аж до Чибита, который был далеко за ещё более страшным перевалом Чеке Таман. Хотя в середине тридцатых и было открыто автодвижение по Чуйскому тракту, но это не многим уменьшило время на командировки.

В тот день 23.09.1937 моя мама, а тогда шестнадцатилетняя девушка, не была в родительском доме в Онгудае, точнее в двухкомнатной квартире дома для совслужащих, а находилась в селе Туекта, где уже второй год учительствовала после окончания восьмилетки, одновременно заочно учась в Ойрот-Туринском педтехникуме. (Город Горно-Алтайск с 1932 по 1948 год назывался Ойрот Тура, соответственно Горно-Алтайская Автономная оласть — Ойрот-Туринская АО).

Про арест отца она сначала узнала от посторонних людей и лишь затем от своей матери, которая рассказала, что около одиннадцати часов вечера к дому подъехали бричка и телега с пятью сотрудниками НКВД. Сначала они арестовали отца, а потом с неимоверным грохотом перевернули вверх дном весь дом, но, набегавшийся за день, девятилетний Женька даже ни разу не проснулся. К утру они увезли отца и взяли с собой только какие-то документы и недавно с оказией полученное из Польши письмо от Михаила, младшего брата отца. То-то было радости, когда через двадцать с лишним лет неизвестности получили весточку от единственного близкого родственника отца. - Это ошибка! Оленька, я скоро вернусь, - были последние слова сказанные при расставании. На следующий день она узнала, что арестованный Зарибко С.И. отконвоирован в Ойрот-Туру в Ойротский пересыльный лагерь НКВД.

Все попытки маминой мамы узнать что-либо о судьбе мужа, а до алтайской столицы от Онгудая двести километров тогдашнего непростого пути, были безрезультатны. Ответ был один: «Арестованный Зарибко С.И. находится под следствием. Передачи запрещены.» Лишь под новый 1938 год пришло известие, что Зарибко С.И. осуждён по статье 58 пункт 6 (шпионаж) и приговорён к 10 годам лишения свободы без права переписки. То, что такая формулировка означала расстрел, в ту пору не было известно и она несла облегчение, - Всё же жив! и вселяла надежду, - Пройдёт 10 лет и муж, отец вернётся домой! Но Ольга Михайловна, моя бабушка, не дождалась мужа.

Осенью 1943 года, прожив на этом свете сорок один год, она умерла в Онгудае от туберкулёза и хронического недоедания. А вскоре после её смерти пришло запоздалое «Извещение о смерти заключённого Зарибко С.И.» в котором сообщалось, что осенью 1941 года Зарибко С.И. умер от инфаркта в пути к новому месту отбытия наказания. Ни где он похоронен, ни куда направлялся, ни где до этого находился в извещении не раскрывалось. Но с той поры дочь и сын наверняка знали, что отца больше нет в живых, что в 46 лет его сердце не выдержало выпадших испытаний.

После ХХ съезда КПСС, когда в стране началась реабилитация незаконно репрессированных, моя мама сделала запрос в управление КГБ по Горно-Алтайской АО и в 1958 году получила справку о том, что дело по обвинению Зарибко С.И. прекращено в связи с отсутствием состава преступления. Не виновен. Реабилитирован... посмертно.

Прошли годы, мама и её младший брат умерли, но частично живы ещё их дети, внуки Семёна Ивановича и Ольги Михайловны Зарибко, которых они никогда не видели, но от своих родителей знали об их жестокой судьбе.

Конечно же с появлением в интернете «Книги памяти жертв политических репрессий» первым делом нашёл там своего деда. А через несколько лет в новых, территориальных изданиях «Книги» обратил внимание на то, что год его смерти не совпадает с тем, что нам был сообщён да и причина смерти совершенно иная. Чёрным по белому значится: «Расстрелян 12.11.1937 г.»

Значит всё, что сообщалось бабушке и маме с дядей об отце, было ложью! Ложью во спасение, ложью во благо, ложью... и что десять лет без права переписки, и что умер от инфаркта, и что умер неизвестно где...

Читаю и глазам не верю! Неужели всё так было действительно? Неужели передо мной последнее свидетельство жизни моего деда Семёна Ивановича Зарибко, расстрелянного в 1937 году?

Протокол заседания тройки

Ойротской автономной области Западно-сибирского края

от 11.11.1937 г. город Ойрот-Тура

Присутствовали:

Председатель тройки Жигунов Михаил Михайлович, начальник УНКВД по Ойротской АО,

член тройки Енчинов Толуш (Николай Иванович), 2-й секретарь Обкома ВКП(б) Ойротской АО,

член тройки Стариков Михаил Яковлевич, прокурор Ойротской АО.

Слушали: мл. лейтенанта госбезопасности, следователя NN по делу арестованного Зарибко С.И.

- Зарибко Семён Иванович, родился 19.02.1895 года, Пинский уезд Минской губернии, беларус, образование среднее, старший инспектор Онгудайского райфинотдела. Арестован 23.09.1937 г.

Жигунов М.М. - Ты посмотри-ка, грамотный какой. Бульбаш из какой-то болотной дыры, а, поди ж ты, со средним образованием, однако! Нет, тут что-то не так. Вот ты, Толуш, из местных будешь, какое у тебя образование?

Енчинов Н.И. - Я закончил Коммунистический университет трудящихся Востока в столице нашей Родины городе Москве!

Жигунов М.М. - А до этого?

Енчинов Н.И. - А до этого — никакого.

Жигунов М.М. - Вот то-то и оно, что никакого!

- В августе 1914 года был призван в Российскую императорскую армию рядовым Лейб-гвардии Волынского полка, штаб которого дислоцировался в городе Варшава.

Енчинов Н.Н. - Лейб-гвардеец! Ишь ты, едрёна вошь, вона откуда уши-то растут! Но опять же, как меня учили в Коммунистическом университете трудящихся Востока в Москве, фактически волынцы начали Февральскую революцию, а в Октябрьской брали Зимний и охраняли Смольный.

Жигунов М.М. - Ну, это ты, Толуш, загнул, последи-ка за языком, умник хренов! Революционера нашёл!

Енчинов Н.И. - Товарищ Жигунов, прошу называть меня Николай Иванович!

Жигунов Н.Н. - Чо-то ты у меня разговорился, не понял что ли, поприкуси язык-то!

- С декабря 1914 года по декабрь 1916 лейб-гвардии Волынский полк непрерывно находился в боях. Зарибко С.И. контужен. В январе 1917 года произведён в чин гвардейского старшего унтер-офицера.

Стариков М.Я. - Товарищи! Так лейб-гвардейский унтер - это же в армейском звании чуть ли не капитан будет! Да не унтер он, а офицер, царский офицер самый что ни на есть настоящий! Белая кость! Язви его!

- В начале 1918 года в составе 226-го Петроградского полка, который был сформирован из питерских рабочих-полиграфистов и солдат-добровольцев Лейб-гвардии Волынского полка, Зарибко С.И. направляется в Новгород, где впоследствии вливается в 26-ю стрелковую дивизию, которая от правобережья Волги с боями проходит Южный Урал и Западную Сибирь, громя колчаковцев и белочехов. С конца 1919 по весну 1921 год комбат Зарибко С.И. в составе 234-го стрелкового Маловишерского полка участвует в уничтожении белобандитов на Алтае.

Жигунов Н.Н. - Так выходит, что он уже бывал в наших краях, чего это он вновь-то пожаловал?

-Так точно. Будучи на Алтае комбат Зарибко С.И. женился на местной девушке Сыркашевой Ольге Михайловне, которая стала работать вольнонаёмной санитаркой в его батальоне до момента рождении дочери в городе Бердске в мае 1921 года.

Стариков М.Я. - Неплохо устроился комбат, служба с бабой в обозе!

- В феврале 1923 года после демобилизации из рядов Рабоче-крестьянской Красной армии с должности помощника командира 77-го стрелкового Новгородского полка 26-й Златоустовской стрелковой дивизии Зарибко С.И. с семьёй перехал с места дислокации штаба полка в г. Ачинске на Алтай, в село Онгудай. В 1928 году в семье родился сын.

Жигунов Н.Н. - Ну-ка, дай-ка, младшой, фотографию. Ишь ты, по две шпалы в петлицах, это же майор, однако. Чего же он такой молодой да ранний вдруг из армии-то да на гражданку?

- На допросе арестованный Зарибко С.И. показал, что две контузии и ранения в плечо и в ногу давали себя знать, а так же беспрерывное участие в боевых действиях начиная с августа 1914 подорвали его здоровье и хотелось найти тихое пристанище на так полюбившейся ему родине жены.

Жигунов Н.Н. - Красивая сказка! Брешет всё сволочь! После Гражданской войны, с конца 22-го года началось массовое сокращение Красной армии и в первую очередь Рабоче-крестьянская Красная армия освобождалась от примазовшихся к ней вот таких вот бывших! Вот почему с двумя шпалами да вдруг с бабой на печку!

- В материалах следствия имеется неопровержимое доказательство, что арестованный поддерживал отношения с иностранной державой, а именно с Польшей! При обыске в доме Зарибко С.И. найдено письмо неизвестного содержания на иностранном языке, вероятно на польском. На допросах арестованный неизменно показывает, что это письмо от его единственного младшего брата, проживающего в Польше, с которым они не виделись с августа 1914 года.

Стариков М.Я. - Ну, вот и всё ясно, - польский шпион да ещё и полученные инструкции при нём. Наглость-то какая, даже и не прячет, не уничтожает улики своего предательства. Он же не просто враг народа, он белополяк, польский шпион!

Жигунов Н.Н. - Я же с самого начала говорил, что он и не бульбаш вовсе, а поляк, белополяк!

- На допросе арестованный показал, что после смерти родителей с малых лет он с младшим братом воспитывались в польской семье.

Жигунов Н.Н. - Ну, так, а что я говорил, - поляк он и есть - поляк, белополяк! А жена-то у него, местная что ли?

- Так точно, алтайка, Зарибко Ольга Михайловна, 1902 года рождения, урождённая Сыркашева, мать двоих детей, работает старшей медицинской сестрой в трахоматозном диспансере в селе Онгудай.

Енчинов Н.И. - Ольга Михайловна, можно сказать, всю мою родню от слепоты уберегла. Я тогда ещё в Коммунистическом университете трудящихся Востока в столице нашей Родины городе Москве учился, а она закончила трёхмесячные противотрахомные курсы в Бийске и вот уже шесть лет как глаза нашему народу спасает!

Жигунов Н.Н. - Ну-ка, Толуш, ты насчёт «нашего народа» поосторожнее! Коли глазной доктор, так она всех без разбору и пользует, а не только «ваш народ»! Ну, да хрен с ней! А с муженьком её всё ясно! Тут хоть с какой стороны не подойди, кругом одно получается:

Из крестьян, а образованный! Знать, скрывает происхождение!

Говорит, что белорус, а всё же поляк, однако!

Лейб-гвардеец к тому же!

Да ещё и старший унтер-офицер!

Из РККА с двумя шпалами да с должности помкомполка в 27 лет демобилизован, странно это!

В наличии инструкция-письмо на иностранном языке — польский шпион!

Да и по работе в райфинотделе по нашему приграничью постоянно ездил — явно со шпионскими целями!

Вот и получается, что по любому пункту приговор один, - высшая мера социальной защиты, - расстрел!

- Кто «За»?

- Единогласно.

Подписи: Жигунов Н.Н.; Енчинов Н.И.; Стариков М.Я.

Жигунов Н.Н. - Следователь, ты скажи-ка, милок, расстрельщикам, чтобы извёстки-то не жалели! Не то в овощехранилище скоро и зайти-то невозможно будет, да и вскорости уже заполнится совсем. Вон-а сколько у нас врагов народа на очереди!

Нет, это не подлинный протокол, это так сказать, моя реконструкция. Да и какие могли быть в то время протоколы троек по каждому арестованному?! Члены троек не рассматривали дела отдельных людей, они подписывали списки. Там десять человек, там сорок, там пятьдесят... По имеющимся в настоящее время официальным данным всего с 16 августа 1937 по 24 ноября 1938 гг. были арестованы и расстреляны 1637 человек, жителей Горного Алтая. И это только лишь маленького Горного Алтая!

Примечательно, что ещё подписанные приговоры не были приведены в исполнение, как в октябре 1937 года два члена Ойрот-Туринской тройки Енчинов Н.И. и Стариков М.Я сами были арестованы. Толуш Енчинов, подозревался в буржуазном национализме, просидел почти три года в одиночной камере, а затем был освобождён, но долгие годы лечился от потери рассудка, а Стариков М.Я. был обвинён в связях с контрреволюционными элементами и по всей видимости расстрелян. Председатель тройки Жигунов Н.Н на год пережил своих членов. В период ликвидации ежовщины (заметания следов) в июле 1938 был арестован и приговорён к высшей мере наказания.

А 12 ноября 1937 года Зарибко Семён Иванович и в тот день ещё семь человек были расстреляны Ойрот-Туринском пересылочном лагере НКВД, который располагался на окраине города по дороге в Кызыл-Озёк. Как ныне стало известно, расстрелы проводились в бане, под предлогом помывки перед отправкой заключённых по этапу. Убивали по одному двумя выстрелами в затылок из револьвера «Наган». Трупы перетаскивали в бывшее овощехранилище, присыпали землёй и известью, а в 1938 году овощехранилище, ставшее братской могилой, было сровнено с землёй и впоследствии застроено.

Не знаю, называлась ли в те времена улица, которая вела в Кызыл-Озёк Ленинской, но сейчас она с гордостью носит имя В.И. Ленина. Памятный знак жертвам репрессий 1937 — 1938 г.г. в городе Горно-Алтайске впервые был установлен в 1991 году совсем неподалёку от места массовых расстрелов по адресу: ул. Ленина 224.

Мой дед не дожил до победы... Он и не дожил до войны... Вот теперь, по прошествии многих десятков лет мне, его внуку, чуть приоткрылась тайна гибели деда, то о чём никогда уже не узнают его жена - моя бабушка, его дочь - моя мама, и сын - мой дядя, и внучка - моя сестра. Приоткрылась чуть, чуть, но и из того понятно, что он никогда бы не пережил того, что было уготовано и ему и сотням тысяч людей, попавших в мясорубку Большого террора. Стало очевидным, что в первые месяцы органы НКВД арестовывали избирательно, исключительно по заблаговременно составленным спискам, куда попадали и бывшие, и инакомыслящие, и по национальному признаку, и, и, и...

Но закончить воспоминания мне хочется не обличениями и не плачем, а одним моим старым стихотворением, почему-то именно оно всё время вспоминалось мне:

Закон Бумеранга

В жизни всё назад возвращается:

Всё хорошее и всё плохое,

Даже, если людьми и прощается,

То у грешной Души покоя

Нет, поскольку плохое, то будет

Оставаться в Душе человечьей

Тем, что грешную Душу побудит

Творить доброе. Противоречие?

Или плод воспалённой фантазии?

Или просто - Закон Развития?

Если так, то предел безобразиям