1 глава

Марианна вышла на площадь перед вокзалом. Охапки осенних

разноцветных листьев, подхваченные неуправляемым ветром, разлетелись

по сторонам, разбивая в мозаичные осколки ожидаемую радость от

встречи с городом, в котором прошли её детство и юность.

 

Всего пять лет назад она рассталась с этими тихими, безупречно

чистыми улочками, но казалось, что сейчас попала в незнакомый тихий

уголок, где время не бежало, а текло медленно, размеренно, будто

постоянно спотыкаясь о какие-то препятствия. Всё вокруг казалось если не

чужим, то забытым, поблёкшим. И только возле своего двора у Марианны

что-то ёкнуло в груди от знакомой с детства картины: покосившийся от

старости стол, вокруг которого сидели «доминошники», слегка

постаревшие, но такие же громкие и азартные, как раньше; дети, радостно

гоняющие футбольный мяч по усыпанной мокрой листвой плошадке, и

окно на первом этаже, прикрытое розовой прозрачной занавеской.

- Марьяша, ты что ли? – услышала девушка и вздрогнула от забытого

тёплого «домашнего» имени.

- Я, Макарыч!

- На юбилей приехала?

- Всё-то вы знаете!

- Так, Ильич-то нам сегодня бутылку принёс! Не водки, а коньяка! Уж не

знаю, чем он лучше, но «его высочество» виднее. Так что мы тоже

празднуем.

Марианна улыбнулась и почувствовала себя дома.

«Его высочество», а по паспорту Михаил Ильич Погодин, не просто

выделялся среди любителей погреметь костяшками домино, а никак не

вписывался в своё «дворовое» окружение.

Он жил в мире, который был настолько далёк от действительности, что не

замечал происходящего вокруг. Преподавал в местном музыкальном

училище, смолоду подрабатывал по вечерам в ресторане, где исполнял

свои собственные произведения, не обращая внимания на то, как они

тонули в громких перезвонах посуды и голосах посетителей. Всем был

безразличен талант молодого, потом зрелого музыканта, прослывшего

безобидным чудаком, но к нему привыкли и прощали слабости. Он мог

пройти мимо знакомого человека и не заметить его, никогда не здоровался

с любителями домино, лица которых так и не смог запомнить, хотя жил в

доме много лет. Те, кто не был связан с музыкой, мало интересовали

Михаила Ильича. И только на работе он оживал: становился весёлым,

остроумным, порой язвительным. Таким не знала его даже жена, давно

привыкшая к рассеянному взгляду сквозь толстые стекла старомодных

очков. В семье ему было скучно, но комфортно. Нина Петровна, тенью

прошедшая сквозь долгие годы супружества, сама решала все проблемы,

быстро поняв, что надеяться ей не на кого. Многие важные события она

пережила без его участия. Он даже не забирал жену из роддома, потому

что оба раза занимался своими учениками. Они были важнее, интереснее,

значительнее, чем собственные дети, Галина и Марианна.

Старшая, ещё будучи шестилетним ребёнкам, заявила, что музыка – не

для неё. Отец особо не настаивал, чувствуя стоящую между ним и Галей

преграду, которую они так и не смогли преодолеть. Дочь всегда старалась

быть независимой, самостоятельной, что не мешало ей постоянно

выпрашивать деньги у отца, а иногда просто залезать ему в портмоне, если

он отказывал. Впрочем, девочка никогда и не скрывала, не

выкручивалась, а просто докладывала об этом отцу, когда тот замечал, что

кошелёк немного похудел. Он не ругался, не злился, а качал головой и

думал о том, что эта дерзкая неуправляемая девчонка не могла быть его

дочерью, но её походка, жесты, серые глаза, в которых, правда, вместо

отцовской наивности светился огонёк азарта, хитрости; покатые плечи,

пухлые яркие губы – всё говорило о том, что они одной крови.

Музыка, которую он боготворил, а она ненавидела, разделила их. Когда

восемнадцатилетняя девушка после длительного романа, закончившегося

неожиданной женитьбой её избранника, «назло всем» вышла замуж за

мужчину много старше себя, все вздохнули с облегчением. В семье стало

спокойнее. Теперь никого не раздражили бесконечной вереницей

приходящие ученики, музыка, постоянно звучащая в доме, и рояль,

огромной глыбой нависающий над скрипящим от старости паркетом.

Марианна была младше сестры на шесть лет. Толстушка с рыжим

хвостиком на затылке, который она научилась закреплять резинкой, нос

пуговкой, мечтательные глаза, застенчивая улыбка, тихий голосок. Она

была незаметна. Или хотела казаться таковой, чтобы не мешать папе

извлекать из этого чёрного чудовища прекрасные звуки. Когда Михаил

Ильич начинал играть, Марианна со своими потрёпанными куклами,

доставшимися от сестры, забиралась под рояль и, затаив дыхание, ждала,

когда звуки унесут её в волшебную сказку.

Как-то девочка тихонько напевала мелодию, кружившуюся над ней.

Музыка вдруг прекратилась.

- Ты хорошо поёшь, чистенько, - широкая ладонь потянулась к ней.

- Только тихо, - смутилась она, выползая из своего укрытия.

- Хочешь стать моей ученицей?

Марианна ничего не ответила, а прижалась к отцу.

Ниточка, соединившая их с того дня, становилась то тоньше, то крепче,

но никогда не обрывалась.

 

Марианна постоянно созванивалась с отцом и матерью, была, как ей

казалось, в курсе всего с ними происходящего, скучала и сейчас

радовалась, что наконец смогла вырваться из повседневной рутины и

приехать к родителям.

Войдя в подъезд, она удивилась тому, что здесь ничего не изменилось: те

же обшарпанные темно-синие стены, свалка старых вещей под лестницей,

полуразрушенные три ступеньки, ведущие на плошадку первого этажа и

неизменный веник в углу перед дверью. Мать, единственная из жильцов,

следила за чистотой в коридоре и долгие годы смиренно убиралась,

выбрасывала ненужные вещи, выслушивая соседей: «Тебе это надо?» На

бессмысленный вопрос Нина Петровна не отвечала, только смущенно

отводила взгляд.

 

Дверь Марианне открыл Мишка, десятилетний сын Галины, и громко

объявил: «Любимица приехала!»

Встретили её объятиями, радостными возгласами, в которых не хотелось

замечать некоторой настороженности, недоговорённости. Годы разлуки

давали себя знать. Девушка чувствовала вопросительные взгляды

родителей и жёсткий, отстранённый сестры.

Выяснение отношений было мысленно отложено на потом, и обстановка

разрядилась. Ситуацию спас мальчуган, который бросился к роялю и

сыграл торжественный марш, под звуки которого все дружно сели за стол.

Марианна с удивлением посмотрела на сестру и довольного деда. Они с

одинаковым восторгом слушали Михаила-младшего. Стало ясно, что лёд

между Галиной и Михаилом Ильичём расстаял, и Марьяша почувствовала,

что отодвинута на второй план в жизни отца.

Стол, как всегда, ломился от всевозможных традиционных блюд, которые

радовали младшую сестру и раздражали старшую. Даже в этом их вкусы не

совпадали. Мать, заметив недовольство Галины, как-то сразу сникла, но

промолчала.

Маленькое семейное торжество открылось сообщением о том, что главное

- это завтрашнее празднование юбилея в училище, а сегодня – это

репетиция.

- А тосты? Какой же праздник без них? – засуетился Мишка, - давайте все

по-очереди!

- Начинай! – с усмешкой разрешил дед.

Мальчишка смутился, но быстро взял себя в руки и начал говорить,

постепенно превращая свои пожелания в рассказ о себе, об успехах в

музыке, о том, что хочет учиться, как тётя, у дедушки.

Михаил Ильич рассеянно слушал, не отрывая взгляда от тарелки и

постоянно указывая рукой на то или иное блюдо, а Нина Петровна с

готовностью ловила его жесты и привычно, с некоторой поспешностью

реагировала на них. Марианна обратила внимание на этот безмолвный

диалог и впервые почувствовала неприязнь к отцу.

Когда Мишка замолчал, наступила неловкая пауза, прерванная

виновником торжества: «Кто следующий?»

С бокалом вина встала Нина Петровна, раскрасневшаяся, взволнованная и

решительная.

- Я тебя поздравляю! – сказала она, обращаясь к мужу, который смотрел

так, словно только что заметил её присутствие, - будь здоров и счастлив!

Только теперь без меня! Я устала!

- Бунт на корабле, который уже давно готов затонуть! – с иронией

обронила Галина.

Марианна от удивления не могла выдавить ни слова. Отец снял очки и

превратился в беспомощного обиженного ребёнка, не способного изменить

ситуацию. Но взяв себя в руки, посмотрел поверх Нининой головы:

- Марьяша ко мне переедет! Устрою её в училище работать. И мужу что-

нибудь подыщем. Снова будет семья.

Девушка с изумлением смотрела на родителей, не понимая, что

происходит с её родными, которые прожили вместо многие годы без ссор,

разногласий, непонимания. Неожиданно перед ней пронеслись мелкие,

незначительные эпизоды, которые сейчас ясно говорили о том, что в этой

семье было всё: материальное благополучие, покой, тишина. Но не было

счастья...

- Папа, знаешь, как тебя называют мужики во дворе? Его высочество! Я

тебя тоже мысленно так называла. Ты – выше всех! Для меня и сейчас так,

но распоряжаться моей жизнью – это слишком! Да и с музыкой я

рассталась. Не получилось из меня ни пианистки, ни учительницы музыки.

Михаил Ильич опустил голову и прошептал:

- Ты меня предала, я зря потратил на тебя своё время.

- Я не только твоя ученица, но и дочь. Это главное!

- Ты меня предала, всё остальное не имеет значения.

Марианна расстерянно посмотрела вокруг: все подавленно молчали, не

поднимая глаз от тарелок. Комната в мгновенье стала казаться маленькой

и душной, словно жизнь ушла из неё, освободив место громадному

чёрному роялю, сыгравшему главную роль в этой семейной истории.