Если задуматься, то 50…60 лет, это уже окончание всего. Так ли это или нет, каждый судит по своим ощущениям. Но иногда бывает, словно просыпаешься в это время. Для того, чтобы начинать «процедуру ухода». Или нет? В 30—40 не задумываешься о конечности. Потому что, впереди… больше половины. А в 50… приходит понимание другой половины. Половина жизни прожита и, более того, ты понимаешь, что эта вторая половина может прекратиться в любой момент. Гениальный диалог Воланда на Патриарших прудах… - Кто управляет жизнью человеческой? - Сам человек и управляет… - Виноват… Чтобы управлять, нужно иметь точный план на некоторый более-менее приличный срок, хотя бы лет на тысячу. Позвольте вас спросить, как может управлять человек, если он не может ручаться за свой завтрашний день? - Да, человек смертен. С этим трудно спорить… Но дело в том, что… - Человек смертен, но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен. Спасают от диких мыслей три вещи: дом, любовь или влюбленность и… творчество. При всем богатстве, казалось бы, вариантов, путь один. Свернуть или пройти мимо — выбор, но путешествие идет только в одну сторону. Иногда ты свободен в выборе, но принципиальное направление давно прочерчено. Управляемость процессом условна. Если она и возможна, то с чудовищными тратами, уступками и жертвами. Давно замечено, что лучше не высовываться и не претендовать на что-то большее, чем то, что уже есть, что дано по умолчанию. Позиция суслика. Или суриката. Столбик зверька виден издалека, но ты его не поймаешь, быстро нырнет в норку. В тепле, в сытости, и без угроз собственной безопасности. А главное, незаметно. Когда пишешь, перестаешь обращать внимание на окружающее. Живешь в образах, в выстроенной вселенной, с придуманными персонажами, соизмеряешь придуманное с прошлым, пытаешься натянуть матрицу на текущее сегодня, делаешь выводы. Своеобразна терапия. Живешь- живешь, мироздание по шапке дало — бежишь к буковкам. Раскладываешь из них стройные ряды, как пасьянс. Выговорился, успокоился — живешь дальше. С рассказами получилось все хорошо. Практически готовы. А вот с романом… беда. Дедлайн — 1 марта. Бессистемность утомляет. Пишешь какие-то обрывки, разбрасываешься. Стройной фабулы пока нет. Вернее, она постоянно меняется. Подстраивается под ситуативное настроение. Глобально путь прочерчен, как ствол у дерева. Ветки растут вразнобой, кто где хочет, когда и как хочет. Нужно пообрубать половину и от паразитов избавиться. А жалко… Но день придет. Одно ясно — в сроки по роману для издательства не успеваю. Сильно не успеваю. Редактору К. уже пора сказать. Она молодец — на новогодние дважды свалила на море. Египет и Бали. Где она так успела заработать? Однозначно, не одна. Осеннее знакомство с принцем из сказки о «дураке и рыбке» продолжается? Если так, то это серьезно. Кто-то посягнул на святое, на работу. Заберут у меня Редактора К., и слова не скажешь. Все к тому идет. Звонил ей. В столицу она уже вернулась, но еще очень расслабленная, растеклась по восстановлению. «Холодно здесь, — говорит». Вот так вот. Обещала в понедельник, только в какой?, встретиться. Один уже прошел. Прошлый. В четверг напомнил ей через viber: «Понедельник через три дня…» Получил ответ: «Я знаю. И считать умею. Не волнуйся. В 10.00 на старом…» Что значит, на старом, не понятно. У нас «старого…» не было. Места менялись под встречу, что удобнее и ближе. Было «очень старое». Давным-давно, несколько лет назад, мы постоянно встречались «на балкончике», высоко, на открытой веранде бизнес-центра, где я тогда работал. Но я там уже не работаю. Задачка. Или намек? Позвонил Виктор С. Странно, но до звонка… я о нем не вспоминал. Вообще. А раньше… целый, какой-то, прошлый год ближе него у меня никого не было. Год сплошного загула. Спиртного, на удивление, было мало и только хорошее. Но вот ощущение этого круглосуточного отрыва… Раньше думал, что этого не забыть. Помню отрывочно. И больше по людям, которые нам встречались. Решения принимались по щелчку пальцев. Могли до 2 ночи зажигать в каком-то средненьком баре на Подоле, а в полпятого уже лететь в Хорватию на виллу какого-то невъездного еврея. Но и писалось! Причем не по графику, а по желанию изнутри. Цикл этих туманных рассказов так и не вышел — показался мелким и по сути, и по чувству, — а память зазубринку сделала. Было такое время: вперемешку банальность, страсть, боль, искренность, полеты, причем и в ощущениях и на самом деле, физически, образы людские и заверенные. Так вот Виктор из тех, нулевых, и он позвонил…. Просидели всю ночь, сначала в баре на том же Подоле, потом на лавочке в Мариинском парке ближе к трем… кофе пили в доме на берегу Днепра в районе метро Славутич. Виктор С. снял его на несколько дней. Спросил его: «Зачем целый дом? Гостиниц куча…» Ответил: «Захотелось вспомнить…» Тогда, после того туманного (плохо помнится) залетного года, Виктор С. почти сразу же эмигрировал в США, в Лос-Анджелес. Искать свою удачу в Голливуде. По щелчку не получилось. Его несколько сценариев, написанных со скоростью курьерского поезда, не спорю, возможно, талантливо, мировой киноиндустрии не пригодились. Но Виктор С. все- таки пробился. Начинал с мойщика окон, потом — курьером, строителем. Сейчас стал агентом в одном крупном агентском бюро, которое, в свою очередь, сотрудничает практически со всеми киностудиями Голливуда. Бюро занимается, как актерами, так и литературой: сценариями, книгами, проектами. Такая у него получилась доля: больше он ничего не написал… теперь он мстит за свой загубленный талант, «отметает напрочь всякую белиберду стучащихся к нему недоучек». Это его слова. Вроде на вид все тот же Виктор С., а в глазах тоска. Поменял полет на приземление. Никто не скажет точно, что лучше. А Виктор С., когда напьется, теперь замолкает. Вроде, все на своих местах: дом, работа, жена, трое ребят… Друзей нет рядом. А у кого они сейчас есть? Те, настоящие, школьные, институтские. И все равно, смотришь на него, а в душе «кошки скребут». И помочь ему не можешь. Да и не понятно от чего и как помогать. Когда я его провожал в Борисполе, он почти до самого погранконтроля молчал — мы совсем не пили до этого, только кофе после регистрации. В очереди на контроле он повернулся ко мне, положил руку на плечо и сказал хрипло, словно выталкивая из себя слова: «Так получается… я понял это… недавно… у меня был только один друг. Ты…» Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к окошку пограничника. И только тут я заметил, как Виктор С. постарел. Не так много времени прошло, а… Обреченность была в нем, какая-то. Сутулая спина, опущенные руки, не нужна суетливость, когда он подавал документы погранцу. Он ни разу не оглянулся и не посмотрел на меня. Только тут я понял, зачем Виктор С. прилетал. И звонил мне. Все это время он жил там, в благополучном и чужом Голливуде, памятью о том нашем чудном загульном годе, вспоминая о нем в самые безысходные часы своего пути в борьбе за что-то, кроме куска хлеба с маслом, надеясь на то, что все будет, что все еще повторится… А я его, и год тот наш… забыл. Потому что, у меня дальше возникало что- то еще, перекрывающее воспоминания о том времени. Другие времена — другие люди. Дальше была и еще она любовь, и одно предательство, успехи и провалы в бизнесе, периодические литературные проекты. И творчество! Желая оставаться легким и восприимчивым к новым ощущениям и переживаниям, многое отволакивалось в кладовку: стопками, перевязанными бечевкой, ящичками с замочками на ключик, а иногда и сундучками, и сейфами с кодировкой и электронными системами защиты. Так работает наша память. Очищать место для нового — ее основная функция. А наша — не забывать. Даже если новое лучше, жестче, важнее и глубже. Се ля ви. Виктору С. спасибо. Наверное, стоит почаще заглядывать в темную кладовку. Сам удивляешься, сколько там всего пылится. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
