Афанасий Шипунов

 

С ВЫСОТЫ

СКАЛ…

(ПОВЕСТЬ Продолжение)

глава -2

 

…Рано по-утру сходили снова в церковь. Там, при встрече, пригласили

гостей. Пришли – ребятишки ещё спали. Семён управился на подворье,

Прасковья накрыла праздничный стол, разбудила детей, умыла малышей,

одела всех в чистенькие одежонки и, когда вошёл в дом Семён, усадила

всех за стол.

Старшие смотрели на праздничную еду сдержанно, а Сенька с

восхищением:

-Ух ты! Сколько всего вкусненького-то! Вот это да-а-а! Это мы с мамой

вчера всё готовили. По отдельности-то не видно было. А вот всё вместе-

то!…

Васятка опять передразнил:

-Ух, ти! …С мамой вчеля - и указал пальчиком на Прасковью.

Не остался в стороне и Митенька. Он протянул ручёнку вперёд,

работая пальчиками требовал:

-У-у! Дай! Дай!

Семён с умилением смотрел на ребятишек и Прасковью, неподдельно

радуясь и невольно отмечая про себя: «Слава, Тебе Господи! Проложил,

Ты, мне дорожку к Прасковьюшке, Благодать-то какая! Осчастливил, Ты и

детей, и меня-горемычного. Низкий поклон Тебе, Мать Пресвятая

Богородица, заступница наша за труды Твои во благо детей-сирот!», а на

словах сказал:

-Ну вот, детки! Наступил светлый праздник Казанской Божьей Матери. И

как хорошо, как радостно встречать его вот так, сидя всем вместе за

праздничным столом. Кушайте всё, кто что хочет и говорите спасибо

нашей маме. Она вот такой праздник для нас устроила.

Говорун-Сенька опять не выдержал:

-А мама нам каждый день праздник устраивает. Она каждый день чё-

нибудь вкусненькое делает. И мы всегда ей спасибо говорим. Вот счас

поедим и опять скажем спасибо.

-Молодцы, ребятишки! Так и надо. Кушайте да и можете бежать играть. А

к нам гости придут.

-Гости плидют..- попытался повторить Васютка.

Наевшись досыта, ребятишки выскочили из-за стола, не преминув

сказать «спасибо». Уже одевшись, Сёмка обратился к Прасковье:

-Мам, а можно взять пирожков для Юрки? Он же сосед наш.

-Ага! И для Витьки с Серёгой. – не замедлил сказать своё Петьша.

-Да, конечно же! Можно! Можно! Ой, какие вы молодцы – о друзьях-то

своих заботитесь. Берите! Берите! Я вот вам их сейчас в платочек завяжу.

Все трое выскочили из избы с узелком в руках.

-Хорошие у нас ребятишки растут, Семён. Добрые. Всё норовят угодить

всем, ежели кто с ними по добру, да по справедливости. Вот бы и во

взрослость с этим вышли…

-Даст Бог не испортятся. Мы им не дадим испортиться. У нас ведь вон всё

по добру, по справедливости да по хорошему. Вот и они учатся,

поглядывая да подражая нам. Оно ведь как в семье поведётся, так и на

людях обернётся. Слава Богу, пока никто в деревне худого не говорит.

Однако. Надо гостей поджидать. Я с мальцами побалуюсь, а ты,

Прасковьюшка, ужо стол-то для гостей приготовь. Скоро подойдут. К

обеду ведь приглашали. А оно вон солнышко к обеду и движется.

Семён с мальцами ушёл в горницу, а Прасковья занялась необходимой

подготовкой к встрече гостей.

Через некоторое время в избу со смехом ворвались ребятишки:

-Мам!Мам! А мы с горки катались и в снежки играли! Ух и набегались! До

упаду.

-Да что же вы так рано-то возвратились? Ишшо бы поиграли.

-Да мы наигрались.А к нам уже и гости идут. Вам с папкой надо хоть

когда-то отдохнуть с гостями, а кто с Васяткой, да Митюшкой – то? Мы

могём.

Только успели ребятишки раздеться и юркнуть в горницу, как шумной

толпой в дом ввалились две соседские пары:

-Здорово ночевали в этом доме!

-С праздничком, вас! Добра и благоденствия хозяевам и домочадцам этой

обители!

Эти гости ещё не успели раздеться, а в дом уже входят Ульяна с

Фёдором:

-Здравствуйте! Доброго здоровьица всем! Всех с праздником Казанской!

-Здравствуйте! Здравствуйте, гости дорогие – приветствовал Семён –

Раздевайтесь, проходите ко столу отведать угощеньица хозяюшкиного, да

и оценить по достоинству мастерство её, ежели всё по вкусу придётся.-

Проходите, проходите! Усаживайтесь за столом-то поудобнее, - тоже

засуетилась Прас-ковья, - Семён! Бери-ка жбанчик-то да налей по чарочке

гостям за праздничек-то великий.

Все уселись за столом. Семён наливал в глиняные стаканчики

медовухи. Произносили один за другим тосты, при которых от выпивки

отказаться ну никак нельзя было. Гости закусывали, пробуя

всеразличные закуски и расхваливали хозяйку:

-Вот как вкусно всё приготовлено! Прямо язык проглотишь..

-И как только Прасковья умудрилась столько наготовить?! Стол ломится.

Уж лопнуть можно, а всё ещё хочется скушать чего-нибудь. Уж такая

вкуснятина!

-А медовушка-то у тебя, Семён, отменная! Ты бы пореже нам подливал, а

то ведь могём и не уйти, ночевать останемся.

-Да ради Бога, оставайтесь! Места всем хватит. По-утричку опохмелимся,

да и опять праздновать будем.

-Нет уж, Семён Семёнович! Завтра-то вы с Прасковьей, да и вся компания,

к нам. Как со скотиной управитесь, так и приходите все у нас праздновать.

-Экий ты шустрый, Фёдор! Опередил ведь! Мы-то с Харитоновной

рассчитывали завтра всех к нам звать, а ты прямо как выстрелил!

-Да ничего, Иван! Пригласишь так и к тебе успеем!

-Да как же! Как же! Само-собой! Конечно же приглашаем , ну…уж

теперича после завтра., коли Фёдор опередил. Так и знайте – после

завтра! И ко времени – сразу после управы!

-Вот как оно оборачивается, Никифор! Мы с тобой опять опаздали вперёд-

то …Выходит, что к нам-то уж после Ивановой избы… Ну да тоже ничего

страшного нет! Зато потом у нас хоть неделю…

Все весело смеялись, но определили твёрдо – как и рассуждали ко всем

поочерёдности и «без особого приглашения!» после утренней управы. А

управа-то к обеду и заканчивается, так что в самый раз…

-Ну вот все дни праздничные мы распределили. Можно сказать самый

«проблемный» вопрос порешали. Теперь и обмыть это дело не грех –

пошутил Семён, вновь разливая по стаканчикам медовуху.

Медовуха «сделала своё дело». Все разрумянились и веселье лилось

уже неудержимым потоком.

Фёдор начал песню:

По диким степям Забайкалья,

И все подхватывали:

Где золото роют в горах,

Бродяга судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах….

…Вот уже « бродяга Байкал переехал», и мать «увела его в курень

родной, где жена по мужу скучает и плачут детишки гурьбой», а следом

Харитновна с Иваном заводят новую:

«Ой да ты, калинушка,

Ой да, ты малинушка!

Ой да ты не стой, не стой

На горе крутой!

И все хором продолжают:

Ой да не спускай свой лист

Во синё-о море

Только допели эту, как со своей песней Мария с Никифором:

«Славное море – священный Байкал,

Славный корабль – омулёвая бочка…

И снова все слаженно:

Эй Баргузин пошевеливай ва-ал!

Молодцу плыть не далечко…

Долго я тяжкие цепи носил,

Долго бродил я в горах Акатуя – запевают Мария с Никифором, а все

хором:

Старый товарищ бежать пособи-ил,

Ожил я, волю почуя.

Вот уже кто-то высоким женским голосом начинает помогать запевалам:

Шилка и Нерчинск не страшны теперь!

Горная стража меня не поймала,

И многоголосье:

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка миновала.

Всё-таки красив народный фольклор! Вот теперь уже кто-то из мужиков

запевает один:

Шёл я и в ночь и средь белого дня,

Хор: Вкруг городов, озираяся зорко.

И опять один( как и придумают-то только!):

Хлебом кормили крестьянки меня-а,

И вновь все: Парни снабжали махоркой!

Прасковья мельком глянула на горничную дверь и тихонька сама

себе улыбнулась: «Вот надо же! Прислушиваются! Знать будут

продолжатели наших песенных застолий…». А за столом льётся:

Весело я на сосновом бревне

Вплавь чрез глубокие реки пускался,

Мелкие речки встречалися мне –

Вброд через них пробирался

У моря струсил немного беглец;

Берег обширен, а нет ни корыта;

Шёл я коргой и пришёл наконец

К бочке дресвою замытой…

Сёмка и Петя стояли у приоткрытой горничной двери не

шелохнувшись, с великим интересом вслушиваясь в песнопение, а из-за

двери доносилось:

Нечего думать – Бог счастье послал:

В этой посудине бык не утонет;

Труса достанет и на судне вал,

Смелого – в бочке не тронет.

Ребятишки ловили каждое слово, каждую интонацию голосов, в какое-то

время даже начинали мурлыкать, вроде как подпевая:

Тесно в ней было бы жить омулям;

Рыбки! Утешьтесь моими словами:

Раз побывать в Акатуе бы вам –

В бочку полезли бы сами!

Любопытный Сеня перестал играть с младшими братьями, подбежал к

старшим с вопросом:

-Чё вы там такое интересное увидали? Дайте мне посмотреть!

Почуяв что-то интересное, присоединился и Васютка:

-Дати посмотлеть!

-Ну-ка шурш отселева – прикринул на них Сёмка,- Не мешайте! Иди,

Сенька, играй с мальцами!

Васютка, как всегда, решил передразнить:

-Сульс! Иди иглай! – и побёг вглубь горницы. Туда же последовал,

нисколько не обидившись Сеня.

А старшие с замиранием сердца вслушивались в песню, порой в

полголоса подпевая:

Четверо суток верчусь на волне;

Парусом служит армяк дыроватый,

Добрая лодка попалася мне,

Лишь на ходу мелковата.

Сидящие за столом пели упоенно, с полузакрытыми глазами, наслаждаясь

своим же пением. И, кажется, они сами находятся там, где в омулёвой

бочке переправляется на другую сторо-ну Байкала каторжанин-беглец.

Более в этот момент для них не существует ни кто и ни что.

Близко виднеются горы и лес.

Буду спокойно скрываться под тенью,

Можно и тут погулять бы, да бес

Тянет к родному селенью.

-Вот это да-а! -Чуть выдохнув, проговорил в полголоса Петя, - Ведь

здорово! А, Сём?

-Ишшо бы! – Только и мог сказать тот.

А за столом уже заканчивали песню:

Славное море – привольный Байкал,

Славный мой парус – кафтан дыроватый…

Эй, Баргузин! Пошевеливай ва-ал!

Слышатся грома раскаты…

В застолье ещё много звучало всяких песен: и весёлых, и трогающих душу

грустью, а то и прямо на слезах. Посиделки длились уже не один час. Но

до вечерней управы ещё далеко и

и гости расходиться не спешили.

-Никиша! Да что ж это такое?! Что ж мы гармошку-то с собой не

прихватили?! Сходи-ка, милай ! Тут не далеко, рядышком. Сходи, принеси,

да поиграй нам. Мы маленько потопаемся.

Никифор упрямиться не стал и через пяток минут прибыл с гармошкой.

Да ка-ак растянет! И весёлый наигрыш разлился по избе. А тут уже и бабы

с мест пососкакитвали, да в пляс с частушками, да припевками:

Ульяна: Пойду плясать

Свою выпивку казать,

А вот и я, вот и я,

А вот и выпивка моя! У-у-х!Ух!Ух!

Услышала это «Ух!» Харитоновна, да своё:

Девки ух! Бабы ух!

Меня сватает пастух.

Пастушиха буду я –

Не узнаете меня!

А ей кто-то:

-За пастуха выйдешь…А куда ж ты свово Ванюшу-то денешь. Смотри! Как

бы не проворонила с пастухом-то. Вмиг подберут. Он мужик ладный.

-Да уж нет, бабы! Ванечку-то я никому не отдам! И тут же припевкой:

Ой, пол провались!

Потолок провались!

На доске остануся,

Но с Ваней не расстануся.

- Ишь ты! Жалко стало.

-Так ведь он мой! Родненький! Ты вот, Мария, своего Никифора отдала бы

кому вместе с гармошкой?

-Ишь, ты! Ишь, ты! Что же говоришь, ты?!- подбоченясь на кругу запела

Мария, да частушки одна за другой:

Гармониста любить-

Надо чисто ходить.

Надо пудриться, румяниться

И брови наводить.

А гармониста я любила,

Слушать на гору ходила.

Припадала к земле я –

Играет розочка моя.

Ну и пошли частушки про гармониста:

Ульяна, наперебой с Харитоновной:

Играй, играй играчёк,

За работу пятачёк,

А хорошо будешь играть –

Можно гривенник отдать. .

А та: Гармонист, гармонист –

Рубаха сатинетова,

Тебе пиво подают –

Наверно стоишь этого.

Прасковья тоже не хочет отстать от баб:

Это чья така гармошка?

Это чей такой игрок?

Золотые его рученьки

По самый локоток!

И таким это весёлым хороводом по всей избе!

С прихлопом, да с притопом, да кто-то из баб уже и хорошецкую дробь

отбивает…

Со всякими прибаутками, кто во что горазд, безо всякого стеснения,

непринуждённо так происходило это действо.

Тут уж и шуточные частушки в ход пошли:

Ой пьяненькая,

Да виноватенькая.

Ты не бей меня, муж,

Я – брюхатенькая!

-Ой дай-то Боже, Прасковья, чтобы это сбылось у вас! А мы с Фёдором к

вам в кумовья пойдём.

Мария озорно стрельнула на Никифора, повела взглядом по

плясуньям, да и выдала:

Гармонист, гармонист,

Положи меня на низ,

А я встану погляжу,

Да хорошо ли я лежу

А вот и мужики впляс пустились с припевками:

Плясать пойду,

Головой качну,

А сам серыми глазами

Завлекать начну.

-И ковой-то ты, Федя, завлекать пойдёшь?! Скажи! Я ей космы-то

порасчешу! – пошутила Ульяна.. – Ну а ты, Ваня, чевой-то притаился

стоишь у стенки? Али сапог жалко?

-Да нет не жалко, отвечал тот и выскочил тоже в круг:

Ой, лапти мои,

Лапти новенькие!

Вы не бойтесь пляши-тё,

Тятька новы сплетитё!

Семён хоть впляс и не пустился, но тоже запел:

А у нас коней очень много

Только мало хомутов.

Ну девчонок расплодилось,

Как в амбаре хомяков!

-Да и то верно, Семён! В нашей лавке хомут-то не купить. Надо ехать в

соседнее село.

Мария опять своё, озорно:

-А меня сватать приезжали

На рыжей кобыле,

Всё приданное забрали,

А меня забыли.

Никифор,игравший на гармошке, поддакнул:

-А это правда, это быль,

Я при этом деле был!

Фёдор, притопывая:

-Ой, топну ногой,

Да притопну другой,

Сколько я ни топочу –

Всё равно плясать хочу!

И бабы и мужики наперебой, частушка за частушкой:

Речка быстра, камениста,

Через реченьку мосток.

Привяжу к себе милёнка,

Чтоб никто не уволок!

Ой, беда, беда, беда!

В огороде лебеда,

А ишшо одна беда,

Что плясать люблю всегда!

Я ли, я ли не работал,

Я ли, я ли не потел?!

От косилочки до милочки

Без памяти летел!

Тут уж удержу не было! И пошли в ход уже частушки «с картинками»:

Я ли, я ли не работал?!

Я ли не рабатывал?!

В одну ночку сделал дочку,

Сына дорабатывал!

-То-то же я и гляжу, Фёдор, что у вас всё девчонки а парнишка вон один.

Видно доработанный!

И так вот звучали смех, шутки-прибаутки, пляска.

-А вы потише топайте, пол не провалите!

У них в подполе вода, вы не утоните!

И, вдруг, Ульяна, как «отрезала»:

-Хватит, хватит нам плясать!

Мы уж надоели!

У гармониста нашего

Руки заболели!

Поддакнула и Харитоновна:

Гармонист устал,

Запинаться стал.

Наливайте-ка пивка!

Угостите игрока!

Не преминула и Мария:

Ой, спасибо гармонисту

За весёлую игру,

А ишшо за поговорочку

За ласковою!

Снова все разместились за столом, Семён налил в стаканы медовухи и

предложил тост:

-Давайте, дорогие гости, выпьем за то, чтобы вот так дружно жили

всегда, чтобы беды нас обходили стороной, чтобы мы никогда не знали

хмурых дней, чтобы мы и наши дети, внуки, правнуки всегда радовались и

были веселы, вот как мы сегодня!

Все с одобрением поддержали тост. А потом… опять, одна за другой,

«полились» песни:

Глухой, да неведомой тайгою,

Сибирской дальней стороной

Бежал да бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой.

А там, да вдали у синя-моря

Оставил родину свою,

Оставил и мать - свою старушку,

Детей, красавицу жену………..

Пели самобытно, с большим воодушевлением, слаженно, вытягивая

каждый своим голосом, на своей ноте, как будто проходили какие уроки

пения… А Сёмка с Петей опять, теперь уже усевшись на пол у открытых

дверей в горницу, не шелохнувшись вслушивались в этот хор…

-Ваня! Нут-ко давай нашенскую!.

-Так, Харитоновна! Эт, вроде бы, мы только с тобой дома поём-то, вдвоём.

А тут как-то, поди, и никчему . Грустная, да и не мужицкая она.

-Давай, давай, Ваня! Всё « к чему»! Поди и бабы вон подтянут, -

настаивала Харитоновна и запела:

Все говорят, что я горда.

Мужчинам верить перестала.

Видать эта песня им обоим больно нравилась и Иван тотчас же подхватил:

А сердцем я совсем больна…

Я молода, но жить устала.

И опять Харитоновна:

Зачем отняли у меня

кого ждала, кого любила?!

И вдвоём: Он не вернётся никогда…

Судьба навек нас разлучила.

Не говорите мне о нём!

Ещё былое не забыто..

И тут уже многоголосье:

Он виноват один во всём,

Что сердце девичье разбито.

И пошло…

 

Он виноват, что я грустна,

Что людям верить перестала.

И сердцем потому больна!

Я молода, но жить устала.

Не надо вспоминать о нём!

Былые дни уж не вернутся…

Но только прошлое всё в нём…

Вот потому и слёзы льются.

Но если б он вернуться смог,

Вернуться смог ко мне бы снова –

Забыла б горе я, как сон,

Не упрекнула бы ни словом.

…Поют, а…кое-кто уже и прослезился…

Но не вернётся он назад,

Былые дни уж не вернутся…

Он виноват один во всём,

А слёзы горькие мной льются…

Не говорите мне о нём!

Былое вдребезги разбито…

Но моё сердце жжёт огнём!

Былое сердцем не забыто…

-Ну ладно, мужики! Пора и управляться идти.

-Да и то верно! Сколько ни сиди, а всё одно управа ждёт. Надо по-светлу..

Все загомошились, стали одеваться и уже с порога:

-Спасибо хозяину с хозяюшкой за гостеприимство!

-Уж так славно посидели! Вот он праздничек-то и в радость, когда вот так-

то…

-Спасибо! Дай Бог в этом доме добра и благополучия всякого!

-Ну до завтрева! Не забывайте, как уговорились. Завтра к нам!

Гости ушли. Семён вышел управляться со скотиной, да живностью

дворовой, а Прасковья принялась за уборку в доме. Прибравшись с

немудрёной посудой, снова поставила на стол снадобья, да нетронутые

блюда со снедью позвала:

-Ребятки! Пойдите сюда. Поди уж проголодались. Вон мы как долго вам

никакого внимания. Идите садитесь за стол. Ужинать будем.

Тех упрашивать незачем. Быстренько все прибежали к столу. Васятка

пробормотал:

-Узинять будем..

А Митюшко только и всего-то: -Ням-ням!

И только Сеня как всегда стрекотал:

-Вот мы наигрались сёдни с Сёмой, да Петей! А Васятка с Митюшкой так

забавно шлёпали! Друг за другом гонялись. Небось тоже проголодались…

-Слёпали тоза. – вставил своё Васютка.

-Мама! А вы очень здорово пели-то! Ну прямо заслушаешься…-

заговорил Сёма, но Сенька не дал договорить:

-Ага! Они с Петькой так заслушались, что и про нас забыли. Ишшо и

отмахивались: «Идите играйте! Не мешайте слушать!». А чё мешать-то? И

так всё слышно было. Мы с Васяткой, да Митюшкой играли и то я всё

слышал. А Сёмка с Петей как уселись на пол, так, как будто их

заворожили, так и сидели, завороженными…

-Сенька! Ты опять встреваешь , не даёшь никак поговорить! А и впрямь

ведь заворожили. Прямо боязно было, чего бы не пропустить.

К разговору присоединился и Петя:

-Да вот же! Прямо как в сказке какой! Так бы сидел и слушал…слушал…И

вот когда слушаешь, то всё сам себе представляешь, что в песне поётся…

Ну прямо романтика!

-Ах вы, романтики наши! Всё-то вы понимаете. И правильно! Петь надо

так, как будто ты там сам в песне-то живёшь. Вот тогда она и петься

ладненько будет. Вот давайте учитесь петь-то . Подрастёте и сами петь

будете.

-Я обязательно буду петь! – заявил Сёма

-И я с Сёмой!

-Ну и ладненько! Вот мы с папкой, да вы как зачнём по вечерам петь! Вот

и будет у нас домашний хор… – мечтательно проговорила Прасковья

А Петя опять так романтично:

-Папка, мама, мы с Сёмой, да Васятка с Митюшкой подрастут мы их

научим, да ишшо всех позовём, кто сёдни у нас пели… Вот красотища-то

будет!...

-Ага! Все будем петь! И Васятка, и Митюшка! Красота!- снова заявил

вездесущий Сеня.

-Класота-а-а! – передразнил Васютка…

Так увлечённо рассуждая, они и не заметили, как в избу вошёл Семён и

уже раздевшись подсел к столу: -Ну и о чём таком у нас тут разговор?...

 

…С того самого вечера, когда дед Шаркунов, сходив к Агафье и

заручившись её заверением, что она Стёпку обязательно «притянет к

себе» и не прочь стать его женой, деды по вечерам настойчивее стали

«выдворять» его из дому: «Нечего тебе, молодому парню, дома

засиживаться, да отлёживаться на полатях! Давай, вон ступай вместе со

всеми парнишками да девками поиграть, покуда молодой. Ишшо под

старость дома-то насидишься. Нам вот теперь ужо не до игрушек…»

Стёпка, хоть и не с великим желанием, но вешал на плечо однорядку и

уходил на вечёрки. Однако возвращался раньше обычного, залезал на

полати и ворочался там чуть не до утра. И продолжалось этак-то довольно

длительное время. Но… Однажды вечером, накануне Рождества, Стёпка,

как всегда, взял гармошку и отправился в дом к бабке-Макарихе, где

молодёжь откупила пристанище для очередных вечёрок. Деды, сходив в

церковь ко «всеношной», возвратившись уже по первым петухам (раньше

время определялось по звёздам, солнцу, пению петухов…Это время было

предутреннее, примерно часа 4) обнаружили, что Стёпки нет дома.

Деды подумали, что он вместе со всеми до утра на КОЛЯДКАХ.

Возвратился Стёпка уже когда стало светать. Не полез на полати, а сразу

же, переодевшись, вышел во двор управиться . Дед вышел вслед за ним:

-Стёпа! Ты бы пошёл полежал, чуток вздремнул. Я до конца управлюсь.

Небось всю ночь проколядовали. Много сырчиков-то насобирали?

Стёпка, хоть и не очень весело, но как-то с озорством промолвил:

-Ага, деда! Всю ночь колядовали. До самого утра. И сырчиков и всякой

другой снеди в предостаточном количестве было. – И многозначительно

сделал заключение - Сёдни вечером опять пойду колядовать…

В этот раз Стёпка ушёл на вечёрки чуть раньше обычного. Деды, по

обыкновению, сидели в «потемках» и рассуждали о том, да о сём. И, когда

уже норовили(предполагали, были намерены) укладываться спать, на

дворе, вдруг, загомонили, запели:

Рождество Твоё, Христе-Боже наш,

Восия мира – Свет Разума…

В избу ввалилась разнаряженная толпа во всеразличных масках и

одеяниях:

-Мир дому сему! Здоровьица, счастия и благоденствия всяческого

хозяевам!- и захороводили, посыпая пол пшеницей –

Славите, славите –

Все люди знаете,

Открывайте сундучки,

Вынимайте пятачки,

Папеньке копеечку,

Маменьке куделичку,

А мне – сырчик!

И ещё множество всяких присказок прозвучало с добрыми пожеланиями

хозяевам.

Баушка-Пелагея раздавала колядующим кому пирожки, кому

сырчики, не пожалела и нескольких копеечек. А дед всё приглядывался –

«Который же из них Стёпка-то? Да нет! Не узнаю…Нет его среди всех…».

Узнал одного, да и к нему: «Алёшка! Вот я узнал тебя! Ах, ты пострел, как

принарядился! Не сразу и узнаешь-то! А чтой-то я нашего Стёпку не

обнаруживаю. Али уж совсем и признать не могу?»

-Да нету здесь вашего Стёпки! – ответствовал Алёшка, - Он теперича в

другом месте колядует… Ему теперича не до нас. У него другие интересы –

озорно закончил Алёшка.

Толпа, поблагодарив хозяев «за радушный приём да одарение

обильное», пожелала «такого же обилия в вашем доме!» вышагнув за

порог, удалилась к соседскому двору.

Деды Шаркуновы, по недомыслию своему, всё никак не могли «взять в

толк» - «Чё ето Стёпка отбился от своих-то?... Что ишшо за компания

образовалась, что Стёпке уж и не до этих парнишек?...» Так размышляя

меж собой, улеглись спать, а наутро обнаружили, что внук не пришёл на

ночёвку домой и в этот раз… Пелагея забеспокоилась:

-Не случилось ли чего со Стёпкой-то?!

-Да чё с им случится?! Болтаются где-нибудь. Ведь святки. Мы раньше

тоже ведь по всем ночам буглачили. Явится к рассвету. Давай полежим

ишшо чуток. Управляться ишшо рано. Да вот и он является!

В сенях послышались шаги и в дом вошёл Стёпка. Деды, помалкивали,

как будто и не слыхали, как тот вошёл. А Стёпка, опять, переоделся и на

двор…

-Ну вот – я говорил тебе, что явится. Управится, отзавтракаем и

завалится на полати отсыпаться.

Так оно и сталось. Только завтракать Стёпка отказался:

-Да я не голодный. Позавтракал ужо.»

Такое поведение стало повторяться изо-дня в день.

-Ой, дед! – опять беспокоилась Пелагея, - Это что-то неладное! Ведь

святки святками, да уж и кончаются. Вот Крещение подходит. Уж и

колядки всякие заканчиваются. Нет, дед! Эт что-то другое

приключилось…

А приключилось вот что…

Дней за десять, а то и за неделю, до Рождества, Стёпка пошёл на

очередные вечёрки. Темно уже было, «хоть глаз выколи». Проходя мимо

старого заброшенного гумна деда Селивёрста Пахарева, «внезапно»

столкнулся с женщиной…

-Ой! Напугал-то как! Носит тебя здесь по ночи-то!

По голосу узнал Агафью. Та, как будто всё ещё и-пуганным голосом

продолжала «кастерить Стёпку:

-Ходют тут всякие! Людей пугают. Вот выпужал! Теперь вот на каждом

шагу будет кто-нибудь мерещиться. Ты бы уж, Степа, попровожал меня

маленько из темноты-то, - уже примиренчески заговорила Агафья, - Вон

до Пестерихи. А там светлее. Уйду..

Стёпка и впрямь поверил, что он напугал Агафью, а потому не возымел

какого сопротивления и отправился проводить Агафью до Пестерихи.

По дороге Стёпка молчал, а Агафья не переставала тараторить:

-Ой и трусливая же я стала! Всякого куста боюся. А чего, вроде бы, у нас в

деревне бояться-то?! Ежели зверь какой, али собака, так те могут

покусать, а то и загрызть вовсе, а человеков-то чего бояться?!

-Ну вот и Пестерихин дом. Там, вроде, посветлее. Поди сама дойдёшь?

-Да, конечно же, дойду таперича. Ой, спасибо тебе, Стёпушка! Большое

спасибо. Вот призадержала я тебя. Поди опаздал на вечёрки-то?

-Да ну! Какое опаздание?! В самый раз приду. Ну, прощевай. Побегу …

-Стой-ка, Стёпа! Вот ишшо чё… В деревне о тебе хорошая слава идёт –

будто бы ты на все руки мастер, всё умеешь делать.

-Ну всё не всё, а кое что умею.

-У меня вот топорище у калуна сломалось. Может придёшь смастеришь, на

досуге?

-Ну а Емельян-то чё не сделает?

-Да он работник-то хороший, а вот до мастерства как-то не того. Ты бы

уж, Стёпушка, уважил – пришёл бы как-нибудь да наладил топорище-то, а

то вон чурок полная ограда, а колоть нечем – колун-то без топарища.

-Ладно, как-нибудь забегу, сделаю.

-Да поторопился бы, Стёпа, а то ведь время…

-Ну да ладно. Завтра приду после управы. Дома будешь?

-Да куды ж я? Конечно дома. Да не забудь. Край колун-то нужон.

-Да уж не забуду. Прощевай, пока!

-Прощевай, Стёпа! – заключила Агафья, а сама в себе размышляла: «Вот,

Стёпушка и начну я тебя приваживать. Никуды ты от меня не

денешься!...»

На другой день после управы Стёпка переоделся и направился к

двери. Дед и баушка не допытывались куда это внук пошёл, но с

интересом поглядывали. Заметив это, Степка утолил их любопытство:

-Тут вот попросили меня в деревне кое что помочь сделать, так пообещал.

Пойду…

Деды опять меж собой:

-Хороший парень. Угодливый. Просят – не отказывается помочь.

-Да уж это у нас, у Шаркуновых, испокон-веков водится уважить в

просьбах-то, ежели кто в нашей помощи нуждается.

Стёпка зашёл в свою домашнюю мастерскую. Там много чего

приготовлено ещё с лета. Заготовки коромысел, костыльков-батажков,

черенки к лопатам, да мётлам, другая всяка-всячина. Вот и топорища… Их,

уже полуготовых, до десятка … Выбрал для колуна – покрепче, постругал,

обработал и отправился к Агафье.

Та заранее нашла где-то старый, заржавевший колун, подала Степану:

-Вот, Стёпушка, налаживай.

-А чё это он весь ржавый? Чтоли им не кололи?

-Дак вот и не кололи. Без топорища-то как?

-А я сюда шёл, слышу Емельян дрова-то колет. Чем бы это?

-Да вон у соседей попросили, чтобы время не терять. Ты, Стёпушка,

направляй. Свой-то колун есть, так надёжнее. Не ходить по соседям.

-Да ужо направил.

-Ух! И молодец же ты! Как быстро-то! А ладно ли? Проверить бы надобно.

Не посчитай за трудность, Стёпушка! Пойди попроверь, поиспытай,

расколи чурочку-другую.

Степан не стал кочуряжиться. Вышел во двор, направился к

работающему Емельяну. Тот приостановил работу. Пристально

пригляделся к Степану:

-Эт что? Никак Агафья в помощь ко мне пригласила. Да и ишшо гдей-то

колун отыскала. То вот, говорила, что вот этот, что у меня едва

отыскала, а тут вон и другой нашёлся…

Степан в недоумении посмотрел на Емельяна:

-Дак…Это… Она говорила, что вовсе колуна-то нет – топорище сломалось.

Вот попросила меня, чтобы я сделал новое. Вот я и сделал.

-Ух! И заботливая баба! Запасливая! Всё впрок норовит припасти. Вот

теперь два колуна образовалось. Один сломается – второй вот он,

готовенький.

Хозяйственная…Запасливая… Ну давай, Степан, подмогни малость.

Недоумевающий Степан не стал перечить, а принялся колоть берёзовые

чурки, легко помахивая колуном. А сам всё размышлял: « Да-аа.

Хозяйственная…Запасливая… Но только зачем обманула-то, что нечем

колоть дрова? Могла бы прямо сказать, что в запас друго-ет колун. Да кто

их баб разберёт чё они всё придумывают?...»

Стёпка так увлёкся работой, что и забыл, что он не дома. Не отвлекал и

Емельян. У двоих так спорилась работа, что куча чурок стремительно

уменьшалась, и так же стремительно рос ворох поленьев…

Разгорячённый Стёпка сбросил с себя полушубок и работал в одном

свитере, связанным ещё матерью.

Агафья незаметно приблизилась к работающим и с умилением наблюдала

за Стёпкой. Тот легко раскалывал чурки, побрасывая поленья в большую

кучу, словно бы играючи…Она на минуту забыла, что уже накрыла

обеденный стол и вышла пригласить мужиков обедать. Спохватившись

громко заговорила:

-Ну, будя, мужики! Передохните малость! Пора обедать! Вон обед уже

остывает.

-И то правильно. – выговорил Емельян, - оно обедать-то приятственнее,

чем топором махать.

А Стёпка стал отказываться:

-Спасибо1 Я домой побегу. Теперь Емельян доработает. Чуток осталось.

-Нет уж, нет уж, Степан! У нас так не делается! Вон сколько работы

переробил, да без обеда… Нет уж! Не отпущу, покуда не отобедаете

вместе с Емельяном! Давайте в избу! – Приказала Агафья.

-Да и то, Степан, верно! Мне компанию составишь, хозяйке уважишь. Раз

приглашают, так не след отказываться-то. Обидеть можно.

Степан нехотя пошёл в дом вслед за Емельяном.

За столом хозяйка предложила:

-Может, мужики, по стаканчику пивка?

-Нет! Что вы! Никчему это всё – запротестовал Стёпка, а Емельян

отказываться не стал и «наседал» на Степана:

-Это после работы-то, с устатку, само то! Я отказываться не стану. Давай-

ка, Степан, за наше здоровьице! Поддержи, создай мне малую компанию!

-Дак, ыть…Это…Не какой-нибудь там праздник выпивкой-то заниматься.

Нет! Я не стану! А ты, Емельян, выпей, коли охота есть.

-Да уж, конечно же не откажусь. С устатку-то и выпью. Оно вся кровь

взыграет тогда и на душе веселее станет, и работа дальнейшая веселее

пойдёт - и Емельян опорожнил стакан.

Агафья налила другой:

-Выпей, Емельян, коли Стёпа не стал пить. Выпей и за его здоровьице. Да

и ступай домой. Поотдыхай до вечерней управы-то. А дрова завтра

доколешь. Да вы кушайте, кушайте! Ты что-то, Степан, ничего не ешь… Не

стесняйся! Кушай вот что есть.

-Спасибо, хозяюшка! Я ужо наевшийся довольно. Побегу домой. Скоро

управа.

-Да посидел бы ишшо, Степан! До управы-то вон ишшо сколько время. Да

посмотрел бы вот самовар – что-то потёк. Паять видно надобно.

-Да нет!Сёдни некогда уж. Как-нибудь в другой раз.

-Дак не забудь, Стёпа, прибеги как-нибудь с паяльником. Хорош

самоварчик-то был. Больно жалко выбрасывать-то. Ишшо поди наладить

можно, поди ишшо послужит. Стёпушка, ты мастеровой парень, погляди.

Окромя тебя никто в деревне как следно быть не разберётся. Ты уж не

посчитай за трудность, разберись с энтим самоварчиком.

Стёпке такие слова польстили. Ещё бы! «Мастеровой парень…», «Никто

лучше не разберётся…».

-Ладно уж, как-нибудь загляну. Попробую наладить самоварчик-то.

Паяльник-то есть, так ведь и уголья надо, огонь, чтобы его как следует

нагреть для паяльной работы-то. Может я его заберу, да и дома сделаю…

-Да что ты, Стёпушка! Чего это тебе с моим самоварчиком таскаться.

Приходи, как печку топить буду. Хучь утром, хучь вечером. Я два раза

топлю печку-то. Ну утром-то, наверное управа, некогда будет. А вот

вечерком-то и приходи, как управишься. Один-то раз на вечёрки не

сбегаешь, а мне вещичку дорогую в дело возвернёшь. Запаяешь мой-то

самоварчик и новый не покупать. Они вон поскольку стоют. А тебе хучь и

уплачу, но совсем, поди, наполовину меньшее.

-Да ладно! Об цене потом поговорим, как направлю. А счас – покуда

прощевайте!

-Прощевай, Степан. Я тоже домой пойду, коли Агафья Пантилимовна до

управы отпущает. Попроведаю, чё у нас там дома-то.

Агафья не смогла удержать Степана. Он твердил:

-Да некогда уж мне. Дед, наверно, заждался. Считай цельный день дома

не был. Прощевайте!

-Да уж чего там…- смирилась Агафья. Конечно, беги. Деду помогать надо.

Да он вон всё тебя хвалит.

Говорит хороший помощник.

А ты вот, Стёпушка, за работу-то возьми. Это вот за топорище, а это

вдобавок за то, что дров расколол не малое количество. Емельяну всё

легче.

Степан от денег отказываться не стал:

-Спасибо за оплату-то. А самовар наладим!

 

…После праздников Казанской мужики объединялись и молотили хлеб. На

гумне раскладали снопы, по ним гоняли лошадь, а то и две,

недообрушенные части снопов взбивали цепями, обивая колосья…

Трудоёмкая это работа, длительная… Не менее лёгкой, а может быть и

тяжелее, была работа по очистке зерна от мякины. Тут уж подключались

все, кто мало-мальски мог держать в руках лукошко, тазичек, а то и

просто чашку. Становились там, где гуляет ветерок, набирали в посудину

зерно с мякиной, поднимали её высоко и потихоньку опрокидывали,

потрясывая. Зерно падало на ток (уплотнённая земля), а мякину относило

ветерком в сторону. Вот так целыми днями не одну неделю на морозе.

Иногда и ветерка-то не было, тогда поджидали, когда он подует. С

работой этой управлялись уж далеко по зиме. Нередко мешали снежные

метели. Тогда опять откладывалась работа. После метелей вновь

расчищали гумно и снова принимались за работу. Очищенное зерно

готовили к весенней посевной, подсевая на решете. Немного сеяли осенью

рожь. Она нужна бывает для солода при изготовлении домашнего пива,

кваса или иного изделия, требующего солодовитости… В основном сеяли

пшеницу, для собственного питания и кормёжки курей. Не мало сеяли овса

на корм лошадям…

У Семёна с уборочными работами управились ещё по осени. Но работы

продолжались в соседских дворах почти до Рождества. Зима в этот год

выдалась малоснежная, без метелей и большой задержки в обмолоте

хлебов не было. Но ведь и сообщество-то по совместным работам было не

малое. Вот и пришлось, как и в прежние годы, работать поочерёдно то на

одном, то на другом подворье. Однако все остались довольны. У каждого

обмолотили всё до единого снопа. Но тут, наравне с обычными домашними

делами по уходу за скотиной, мужики поочерёдно едут на мельницу.

Дождавшись своей очереди, Семён нагрузил в сани-розвальни мешки

с пшеницей да рожью и отправился на мельницу. Его приветливо встретил

мельник-Поликарп:

-Здорово, Семён Семёныч! Рад тебя видеть на моём предприятии. Давай,

разгружайся. Засыпем пашеничку твою, да и пусть мелется, а мы

побалякаем.

Засыпав зерно в специальный ящик над жернова-ми, присели здесь же

в помещении мельницы на лавочку

-А ты, Поликарп Иннокентьевич, гарсы-то будешь брать зерном, али

мукой?(Прим.автора: «Гарсы» - натуральная плата за пользование

мельницей).

-Зерном возьму. Уже на исходе, а куричёнок много- кормить надобно. А

муки ишшо до весны хватит, а там видно будет. Можно и зерном – смелю.

Для свиней частенько сметаю бус.(Прим. .автора: «Бус» - мучная пыль на

стенах мельницы) Завариваем и скармливаем. Вот и ты, пока мелется твоё

зернецо, так упылишься, что на целое варево домой увезёшь бусу-то –

пошутил Поликарп.

-Ну да я здесь его стряхну, чтобы тебе не убытошно было – тоже

отшутился Семён.

-Ты, Семён Семёныч, грамотный мужик, больше общаешься с мужиками,

ездишь на охоту – там, поди, с другими охотниками встречаетесь…Вот ты

мне скажи – что это в Расеи, творится? Какие-то заварушки там. Ишшо и

война идёт, а у нас в самой-то Расеи что-то неспокойно…

-Да, как тебе сказать, Поликарп Иннокентьич? Совсем-то хорошо не знаю,

но слышал, что будто-бы недовольные жизней мужики бунтовать

начинают, а их усмиряют. Говорят – уж больно голодно, да в бедности

большой живут. Вот и идёт драчка. Бедные мужики с богатыми дерутся. Ну

да это где-то там… Далеко…До нас-то, поди и не дойдёт…

-Не дай-то Бог! Тут война с германцем, а тут ишшо у себя в дому…Не

ладно это! Бедой несёт…

Посидели молча. Покурили и «перевели» разговор на другие темы,

более близкие к своему сегодняшнему бытию.

-А что,Иннокентьич, готов к встрече Рождества-то? Небось уже и пива

наварили?

-Дак-ыть как?! Праздник-то святой. Сам Бог велел праздновать в веселии.

Корниловна моя пивишком-то занимается. Пельмени вон с девчонками

настряпали, заморозили, сырчики… А у меня ишшо с прошлого года

медовушка не вся выпита. Теперь совсем хорошецка!

-Да-а… Ланись медовый год был. Люди вон помногу накачали. А нынешний

– был плоховатый к медоносу-то. То с весны холодно, то потом жара.

-Да вот же. Жара-то для пчёл тоже плохо. В цветках нектар густой и они

взять его никак не могут. Всё нужно в припорцию. Дождливо – плохо и

жара – плохо. Надо чтобы дождичек прошёл, а потом тепло, вот тогда для

пчёл само то. Ну да для себя-то накачали, хватит. И на корм пчёлы сами

себе натаскали.

-Ну вот! Заболтались мы. Вон ларь-то(ящик куда сыплется мука из под

жерновов.Прим.автора) уже полнёхонек – всполошился Семён. – Пойду

выгребать.

Семён принялся выгребать муку в мешки. Закончив молоть пшеницу –

засыпали рожь.

-Вот она, рожь-то, Семён Семёныч, в хозяйстве тоже крайне необходима.

На Украине, в Белоруссии в основном рожь сеют, а у нас, как-то мало. А

хлебец-то оржаной прямо объеденье! Запашистый, да и питательности в

нём больше.

-Да вот же - сеем чтой-то мало. Так уж заведено. То пшеницу, то овёс. Ржи

мало, а ячмень и вовсе не сеем. Привыкли так и кажется нам, что лучше

пшенички да овса и нет ничего. А совсем-то без ржи тоже не обходимся.

Для всякого дела нужна…

-А как же! – отозвался мельник – Без оржаной муки и пиво-то не сварить.

Вон моя Корниловна корчаги понаставит и солод-то какой! Хоть на пиво,

хоть на квас…

-Тепляк-то, Иннокентьич, утеплён? Не промерзает? («Тепляк» - жёлоб из

деревянных досок, по которому сбегает подведённая вода, падает на

специальное водяное колесо, посредством вала, соединённого с сухом

колесом в помещении мельницы, находящемся в зацеплении с деревянной

шестерней с валом на жернова. Прим.автора)

-Утеплён. И с боков и сверху много соломы наложено. Но всё равно

колесо-то обмерзает. Частенько лёд обкалывать приходится. Ну да в зиму-

то – обычное дело. Ведь Сибирь. Морозы вон под сорок.

-Да-а…Морозы стоят, а снегу мало. Промёрзнет земля-то глубоко. Да вот и

рожь-то посеяли – тоже не вымерзла бы… У тебя пчёлы-то в омшаннике,

или на улице?

-В омшаннике. Хорошо укрыты.

-А то вон взяли моду на улице пчёл зимой держать. Составят ульи в рядок,

соломой замечут, как стог и на всю зиму…

-Нет. Я так не делаю. Оно ведь зимой иногда поглядеть надо, как они

зимуют. В омшаннике-то хоть и прохладно, но не мороз. Вот и зимой

разок-другой заглянешь. Может которым медку на корм надобно добавить

рамочку-другую. А на улице-то как? До самой весны… А ну-ка да корму не

хватило! Вот и погибнет пчелосемья. А в омшаннике-то уж надёжнее. В

любое время можно посмотреть да и, при надобности меры предпринять.

Опять же в соломе-то и мыши могут завестись, да прогрызть ульё и

забраться за медком. А для пчёл появление мышей губительно. Вот и

опять погибают…

-Конечно…За всем досмотр да уход нужен. А шаляй-валяй – никакого

толку.

Ну спасибо тебе, Иннокентьич! Поеду до дому.

-Давай, поезжай с Богом! А спасибо-то ты гарсами выдал. Так что не за

что. А у меня это работа…

 

…Рождественские праздники, как всегда и как во всех селениях,

проходили шумно, весело. Накануне Семён с Прасковьей сходили в

церковь к «Вечерней», а утром уже не пошли –ребятишки рано

заподнимались. Семён только-только управился по хозяйству на дворе и

вошедши в дом, как будто удивился:

-Ой-яй! Это чтой-то у нас приключилось? Это чё рано попроснулись?

Штоли побоялись чего-то проспать? – весело, как бы обеспокоенно

заговорил он, подходя к широкой, встроенной к стене кровати, на

которой копошились трое младших сыновей.

-Ага, пап! Вчера мама говорила, что сёдни праздник будет. Вот и надо не

проспать – застрекотал говорунчик-Сеня и обхватив отца за шею

«приказал – неси, пап, меня к умывальнику. Неумывшись-то нельзя…-

деловито заключил он.

-Ни з-зя! – повторил Васятка, тоже норовивший прицепиться к отцу.

А маленький Митюшка только и мог:

-Пап,пап,пап! –нетерпеливо твердил и протягивал к отцу свои ручёнки.

-Да подождите, вы! Всем бы вам враз всё! – весело посмеиваясь, но как

будто ворчливо, приговаривал Семён. – Давайте поочереди. Вот с Сеней

управимся, тогда и следушшый..

-Да опоздали вы с Сеней-то все вместе! – заявила, хлопотавшая на кухне,

с улыбкой посматривая на происходившее, Прасковья. – Вон Сёма с Петей

без всяких лишних слов, тихонечко уже приводят себя в порядок после

сна-то, а вам бы только всё балабонить – шутя завершила – пока вы

умоетесь Сёмушка с Петенькой уже отведают всего.

-Не-е! Мы всех дождёмся –возразил Сёма.

-Да и то правда! Всех дождёмся. Молодец, Сёма! –похвалила Прасковья –

Так вот всегда и надобно, чтобы все вместе и в делах и за столом…

Семён, поочерёдно, умыл ребятишек и все уселись за праздничный стол,

на который Прасковья наставила всякой-всячины праздничных

деликатесов.

Закончив завтрак. Сёмка с Петей попросились «сбегать поиграть».

Возражений, конечно же не было….

Только, только Прасковья успела убрать со стола, как в избу

ввалилась разнаряженная под лису да зайчика парочка.

Лисичка, подбоченясь, приплясывая, подступая к хозяйке запела:

-Нынче ангел к нам спустился

И пропел: «Христос родился!»

Мы пришли Его прославить,

А вас с праздником поздравить!

Зайчик, подошёл к Прасковье, подёргал ушками и тоже стал припевать:

Тётенька добренька!

Не режь, не ломай,

Поскорей подавай

Нам двоим!

Давно стоим.

Печка-то топится…

Пирожка-то хочется.

Лисичка опять так хитро:

Ты нас будешь дарить –

Мы будем хвалить,

А не будешь дарить –

Мы будем корить!

Коляда! Коляда!

Подавай пирога!

Увидав этот «концерт» ребятишки выскочили из горницы, вначале

приглядывались, а потом весело запрыгали, по-ребячьи завизжали. Сеня

не преминул принять участие, попрыгал возле ряженых и убежав к отцу, с

улыбкой поглядывавшему на действо. Оттуда весело крикнул:

-Лисичка, лисишша! А где у тебя хвостишша?!

-Ух ты! Мама! Слышь-ко! – не мало удивившись, обратился Семён к

Прасковье, как будто и не замечая совсем гостей, -сын-то у нас стихами

заговорил!

-Вот только-то и заметил…-отозвалась Прасковья, - а я уж давно заметила.

Стал быть, поэтом будет…

Гости тоже удивились:

-Надо же! Такой маленький, а уже умеет… А ну-ко, Сеня про зайчика!

Сенька не заставил себя упрашивать и выдал:

-Заяц, зайчишша! Хоть ты зайчик, ну и

пусть!

Ты никого не боишша? Ты совсем даже не трус!

-Ай да Сеня! Ай-да молодчина! – заговорил «Заяц», -Ладно ты слагаешь!

Прямо – Пушкин… - Ну вот тебе за это от зайчика гостинец. – вынул из

сумки конфету и подал Сеньке.

-Спасибо - ответствовал тот, приняв подарок.

-Я тозя могу…- заявил Васятка, видимо пожелавший тоже заполучить

подарок.

-Тозя могёшь? – передразнил «Заяц» - А ну-ка как?

Васятка . чуточку покрутился, а потом, чуть приседая, стал притопывать

ножками:

-Ой!...Сени…Сени…Новые…

Все весело рассмеялись, а «Зайчик» вновь сунул руку в сумку, извлёк

конфету и подал Васятке:

-Вот, Васяточка, гостинчик! Молодец! Заслужил!

А Митенька, сидевший у отца на руках, вдруг, поднял ручёнки кверху и

изрёк: «У-У-У!»

А затем протянул их к «Зайчику», сжимая и разжимая пальчики,

показывая, что он тоже не прочь заполучить зайчиков гостинчик.

Все снова весело смеялись, а Семён шутливо попрекнул мальца:

-Ух ты, попрошайка! Прежде надо что-нибудь исполнять, а уж потом

заполучить заработанное!

-Так ведь заработал! Показывал же он, что «У-У! какой большой вырос

дядя-Заяц» - заявил «Заяц» и тоже угостил Митеньку конфетой.

Ну что же! Гостенёчки дорогие! Пожалуйте за стол! Прославим Рождество

Христово, да во славу Божию, отведаем рождественского, в церкве

поосвящённого, кушанья!

-Да некогда за стол-от! Мы ведь на минутку. Пригласить пришли. Управа-

то закончилась. Приходите! Мы вон до суседей ваших дойдём, пригласим

их, да и домой. А вас ждём!

-Ну уж нет, Фёдор! Нет уж, нет уж, Ульяна! (это были, конечно же они…)

Пока не отведаете нашего никуды не отпустим! – возразил Семён.

-Ну медовушки твоей, Семён Семёныч, мы конечно отведаем чуточку, а за

стол в другой раз…- заявил Фёдор, - так что не обессудьте.

Семён налил в стаканы медовухи, подал гостям,

Прасковья держала в руках чашку с пирогами. Гости опорожнили стаканы,

закусили, разломив один пирог на двоих. Фёдор запустил руку в сумку,

достал горсть пшеницы, порассыпая по полу оба запели:

Сеем, сеем, посеваем,

С рождеством вас поздравляем!

Пусть пшеничка уродится,

Добром полнится светлица!

Чтобы здесь не умолкал,

Детский смех всегда звучал!

 

А таперьча прощевайте,

Лихом нас не поминайте!

Пускай летом и в мороз

Не покинет нас Христос!

-Спасибо хозяину и хозяюшке за гостеприимствие! Дай вам Бог здоровья

и всяческих благ в вашем доме. Приходите! Будем ждать!

-Спасибо за добрые слова – ответствовал хозяин, -

Вот ребятишки набегаются, возвратятся домой, мы сразу же и придём.

Одних-то мальцов не оставишь.

-Ага! Не оставишь! Я один-то с этими мальцами ну никак не справлюсь –

вклинил своё Сеня.

-Ух,ты! Какой большой сам-то! – пошутил гость.

Долго и весело на деревне отмечали рождественский праздник.

Молодёжь, да и пожилые сельчане, ходили колядовали, поздравляя с

праздником, высказывая хозяевам добрые пожелания. Те, в свою очередь,

благодарили за добрые слова, одаривая колядующих ряженых пирогами,

сырчиками, другой снедью, кто-то и копеечками, нередко подносили

стаканчик «пивца» или медовушки. Кто-то отказывался от пития, а кто-то

и принимал «для веселия, да сугреву». И так до самого Крещения. А уж

после Крещения деревня утихомиривалась и вновь жила своим обычным

деревенским укладом…

Мужики управлялись по хозяйству, готовили дрова, уже к

следующей зиме, «чтобы за лето подсохли». А кому-то потребовался

новый дом, чтобы «отделить обженившегося молодца. Вот поможем ишшо

раз ему, скандеболим дом, да хозяйство какое, и пущай потом сам-себе

живёт, детей плодит, да и живут в мире да сугласии…» Тут уж чуть не всей

деревней на помощь собираются. Так и говорят: «Моёт на той неделе на

помочь ходил к Медвянкиным. Всю неделю лес рубили. А в воскресенье

помочь-то и отводили. Ну мы с Мотрёной ходили захребетниками у

мужиков».

Строили дома, «рубили» амбары, дворы для скотины, бани. Семён в этих

делах мало учавствовал, но дома неделями не был. Уходил в тайгу

охотничать. Тут уж Прасковье с ребятишками приходилось все домашние

дела принимать на свои плечи.

Возвращался Семён, зачастую, либо с полной сумой заячьих, лисьих

шкурок, либо с подбитым кураном (самец стада косулей). Шкурки

обменивал на деньги заезжих скупщиков, а то и использовал в домашней

надобности – шили шубки, шапки ребятишкам и себе.

Мясо дичи тоже с удовольствием брали скупщики, хоть и по

заниженным, но довольно высоким ценам, позднее продавая в городе в

тридорога…

 

…Степан всегда помнил о своих обещаниях и не выполнять их считал

ниже своего достоинства. Помнил он и данное обещание Агафье –

починить самовар, да всё, как-то некогда было сходить. То чистить дворы

да пригоны с дедом взялись «чтобы к Рождеству и у скотины тоже было

чистенько», то готовились к празднику и забивали кабанчика, то другие

какие дела наваливались. И только уже перед самым Рождеством выбрал

Степан время, да и побежал к Агафье чинить самовар. «Ведь бабе

самовар-то, поди, к празднику нужен, а я вот всё никак не соберусь…»

Управился быстро. В самоваре и течи-то было уж не так много – так капал

только чуточку. Управился, да и домой засобирался. А Агафья всё никак

не хотела рано отпускать Стёпку, всё находила какие-то разговоры, от

которых ему ну никак было невозможно увернуться. Но он всё-таки

настоял на своём и, собравшись, отправился к порогу избы. Агафья, не

сумевшая остановить Стёпку в этот раз, смекнула, что «надобно его ишшо

раз заманить. Что же бы такое придумать?» И придумала:

-Стёпушка! У меня чичас денежек-то не окажись. Ты ужо завтрева забеги

перед вечёрками. Я рассчитаюсь за работу-то. Ладно смастрячил

самоварчик-от. Вон как ладно! Прямо любо-дорого глянуть. Ну и

мастеровой-же ты, Стёпушка!

-Да ладно! Как-нибудь в другой раз забегу.

-Да нет, Стёпушка! Ты завтрева непременно забеги! А то, может, нужны

будут денежки-то. Ведь праздник же, да ишшо какой! Оно ведь и дело-то

молодое – какой

девчонке и подарочек схочется сделать. Вот они денежки-то и пригодятся.

Поди ужо с какой погуливаешь. Поди уж к женитьбе дело-то идёт - хитро

заключила Агафья.

-Да нет! Рано ишшо жениться-то. Да и не присмотрел пока. Оно вон девок-

то много, да всё как-то…а за денежками забегу - хмуро завершил Стёпка.

Старики ушли в церковь к «Вечерней», а Стёпка, повесив на плечо

гармошку отправился на вечёрки в избу бабки-Макарихи. Но…в этот

предпраздничный вечер, в давнишней своей молодой компании вечёрок у

Стёпки не получилось…

Перед тем, как пойти в дом , где собиралась молодёжь, он решил

заглянуть к Агафье и заполучить честно заработанные денежки. «Ведь

сказывала же, что сегодня отдаст. А может быть и вправду завтра

пригодятся…» - размышлял он.

Войдя в дом Агафьи, Стёпка не мало удивился.

В переднем углу избы был накрыт большой стол. Чего там только не было!

- Добрый вечер, Агафья Пантилимовна! Никак, гостей ждёте?-

полюбопытствовал Стёпка, - Ну да я быстренько убегу. Вот только

расчётик обещанный за работу приму, да и побёг.

-Здравствуй, Стёпушка! Зравствуй, дорогой! Вот и жду. А бежать так

быстро тебе надобности нет. Никого не будет окромя тебя. Самого дорого

гостенёчка поджидала. Вот он пришёл! Тебя, Стёпушка поджидала. Вон ты

как ладно мне всё помог! Дак чтоли я отблагодарить тебя не могу?!

-Дак ведь за колун-от уже рассчиталась, Агафья Пантилимовна, а за

самоварчик обещала сегодня рассчитаться. Оно ведь хоть и не велика

работа, а всё одно расчётик потребен.

-Дак-ыть, само-собой, Стёпушка! Ох и мастеровой, да ишшо и

хозяйственный! Вижу копеечку-то не упустишь. Рассчитаюсь, Стёпушка!

Сполна рассчитаюсь, да и сверх того за твоё-то мастерство! Давай-ко

раздевайся, да и к столу присаживайся! Давно поджидаю.Всё самоварчик

подогреваю. Уж не откажи, Стёпушка, мне в удовольствии угостить

мастерового человека. Молодой, а смотри-ка! Всех и старых-то мастеров

за пояс заткнёшь - не переставала расхваливать Агафья, - Ох и хозяин

добрый в тебе растёт! Такие парни девкам нарасхват!

От такой похвалы Стёпка раскраснелся в великом удовольствии:

-Да что ж, Агафья Пантилимовна, оно и можно чайку-то испить. Вечер

только начинается, ишшо успею.

-Да успеешь, успеешь, Стёпушка! А оно, может и спешить-то вовсе некуда

– как-то озорно заключила Агафья, - Оно, поди, и без тебя там обойдутся.

-Нет! Не обойдутся! – не понял намёка Стёпка, - Не обойдутся! У меня вот

гармошка…

-Да ты присаживайся, Стёпушка, ко столу-то! Присаживайся, не стесняйся!

Будь как дома! Наливай вот чайку! И мне в чашечку налей. Вот попробуй

угощеньица моего. – Хлопотала у стола Агафья, помышляя как можно

дольше к ночи затянуть время… - Да вот, Стёпушка, и наливочки моей

испробуем. Как-то ты говорил, что в будни нельзя, а в праздничек-то

можно.

-Так ведь ещё Рождество-то не наступило.

-Это, Стёпушка, до первой звезды нельзя. А оно вон звёзды-то уже всё

небушко усыпали. В церкви теперь и «Вечерняя» закончилась. Так что

теперь уже не грешно и в самый раз порадоваться праздничку-то -

Рождеству Христову.

-Да оно и то верно! В праздник-то можно и наливочки чуток. Веселее на

вечёрках будет - и опорожнил стаканчик с крепкой смородиновой

наливкой.

-Да забудь ты, Стёпа, про те вечёрки! Никуды они от тебя не денутся!

Давай вот угощайся! Вот грибочки – нонче их множино было. Набрала

свеженьких, совсем молоденьких. Я всё молоденькое люблю – хитро

высказалась Агафья, пристально заглядевшись на Степана.

Тот, разгорячённый наливкой, сидел разрумянившийся, статный, красивый

и Агафья уже без удержу вздыхала, всё чаще бросая взгляд на гостя и

крепко, уже с любовью, сама себе постановила: «Не отпущу! Экий

красавец! Не отпущу! Мой будет!»

Вслух же всё расхваливала Степана, да заводила разные другие

разговоры, всё продляя время пребывания гостя.:

-Угощайся! Угощайся, Степан! Вот пирожочков с ревенем испробуй, а вот

маковые пирожки… Кушай! Не стесняйся, чай не в чужих людях… Оно в

деревне всякие люди есть. Кто-то норовит только чтобы им всё за

стопочку сделали, а кто-то и оплатит, и в благодарность угостит от души,

да от всего сердца уважая и любя…

Степан на эти слова опять не обратил никакого внимания. Агафья

подливала наливку и в свой и в Степанов стаканчики. Тот уже не

отставлял, а с важным, степенным видом, хотя и не залпом, попивал

наливочку и тоже стал рассуждать:

-Да оно и то верно, Агафья Пантилимовна! Люди-то, конечно же, всякие,

да опять же, поди не от корысти какой, может поплатить-то нечем. Ведь

не у каждого денежки-то водятся. А в благодарность за помощь в делах

чарочку-то и поднесут.

Агафья неподдельно радовалась, что гость поддерживает разговор и,

как будто, уже не очень торопится покинуть застолье…

А в это время у бабки-Макарихи уже молодёжь собралась и ждали

Стёпку, чтобы идти колядовать. Но вот, тоже припоздавший, вбежал

Витька Заполев:

-Ну и чё, парнишки?! Пойдём? Пора колядки совершать!

-Нет! Стёпки-то ишшо нету. Вот подойдёт – тогда и пойдём.

-Тю-ю! Да мы его сегодня навряд ли дождёмся! Когда я сюда бежал –

видел он у Агафьи сидит, чаи распивает. Да, похоже, не только чаи.

Окошки-то не занавешены – всё видать. Так что нам его нечего ждать, не

дождёмся, однако. Пойдёмте!

Заглянем и к Агафье. Там Степка-то! Там!

-Да-а! Стёпка не промах. Только Аксютка отлуп ему дала, а он не долго

опечалившись уже у другой…

-Да молодец Стёпка! Нечего по энтим бабам сохнуть! Вон Агафья

нисколечко не хуже Аксютки. И я бы такую тоже пообихаживал –

хохотнул молодой, здоровенный парнина – Вот Стёпка успел, а то бы она

из под меня не увернулась. Да опять же и красива, и хозяйственна. Такую

и в жёны взять не зазорно. Вот я бы и не прочь жениться, да отец не

разрешает. Говорит, что ишшо рано, что дом недостроен. А как достроим,

так баб-то красивых уже и порасхватают… – уже как-то смиренно и с

некоторой грустью заершил парень.

-Ну! Пошли! Чего приостановились?! Размечтались! Женихи! Вон бегаете

по вдовушкам, так и бегайте! Чё вам ишшо надо?!

-Вдовушки – это одно, а семья, да баба своя в своём дому – это совсем

другое. Опять же ребятишки бы… - возразил всё тот же парень.

-Да что вы всё о бабах, да о бабах?! Пошли по деревне! Там и

насмотримся. Да маски-то не забудьте надеть! А то кто-нибудь ишшо

влюбится и потеряем одного двух…

С хохотом высыпали на улицу, да и пошли с шутками-прибаутками,

колядками по деревенским избам. Хозяева, даже которые уже спать

улеглись, не возмущались (не положено в праздник-то), терпеливо, а то и

с интересом выслушивали колядки, добрые пожелания, чем могли одаряли

колядующих.

Дошли до Агафьиного подворья.

…Стёпка, разгорячённый подливаемой Агафьей наливкой, увлечённый

разговорами, не заметил, как быстро проходит время, а может быть… уже

и призабыл, что надо идти на вечёрки. В этот раз разговор с красивой

вдовушкой оказался ему не в тягость… Опомнился он только , когда в дом

ввалилась шумная,

разноликая ватага, поздравляющая и прославляющая «хозяина со

хозяюшкой», с пожеланиями «любви, да сугласия, семейственного

благополучия в этом доме!».

Стёпка понял, что это разыгрывают его друзья по вечёркам.

Он, тоже развеселившись, стал обнимать то одного, то другого и, тоже

шутя, ответствовал:

-Добро пожаловать, гости дорогие! Долго ли колядовали? Много ли вам

подали? Может поделитесь?

-Нет делиться не станем! – шумели из толпы, - а вот пообменять на что-

нибудь дельное могём!

Тут уж весело вмешалась Агафья:

-Что же, гостенёчки! Мы рады-радёшеньки, что нас не забыли, с

поздравлениями к нам прибыли! Пожалуйте ко столу, всем хватит, кому

наливочки, кому кваску, а кому и пирожок достанется! – И так озорно

глянула на Стёпку, блеснув глазами…

Здоровенный парнина в маске медведя, с вывернутой наружу шубой,

придвинулся к Агафье:

-А и отказываться не будем! – пробурчал он как медведь, - Да с такой

хозяюшкой и наливочки выпить одно удовольствие! Не откажемся! А

ежели ноги не понесут от наливочки-то, так и остаться не страшно… – и

быстренько подскочил к столу.

-Ну уж нет, медведушка! В доме зверья не держим. Русские князья,

побассея есть. Вот какого-нибудь князька-то и приголублю с

приятственнейшей радостью в душе и сердце моём. – парировала хозяйка

-Вот мы бы поотдавали свои колядки взамен на сего дитя неразумного,

бросившего своих товарищей, да однако недоступно это нам…-произнёс

«Зайчик», показывая на Степана.

Агафья, снова так озорно сверкнув глазами заявила:

-Нет, зверушки! Красавцев-парней на бублики, да сырчики не меняем! А

вот наливочки, да пончиков не жалко! Подходите к столу, угощайтесь!

Разномастные гости подходили к столу, брали снадобья, сладости, кое-кто

и наливочки отведал… Но вот, повеселившись здесь, заявили:

-Премного благодарны хозяину со хозяюшкой!

Мир вам, да покой в вашей обители тёпленькой!

Хохоча, толпой двинулись к порогу, выскакивая один за другим в сени.

Засуетился и Стёпка:

-Погодьте! Погодьте! Я счас! Оденусь и с вами!

-Да не догнать тебе нас! Успокойся уж! Оставайся с Богом! Доставь

хозяюшке радость! – донеслось из сеней.

-Да где же полушубок-то мой?! Вот запамятовал, куда я его удевал!

-Да и правда, успокойся Стёпа! Ушли уж парнишки далеко. А тебе и

спешить-то некуда. А полушубочек-то твой я ишшо давеча прибрала

подальше, чтобы ты, Стёпушка, не так рано покинул мою избу. Одной-то

скушно. Да опять же ишшо и в такой праздник, одной-то вовсе горестно. А

ты вот моё сердечушко отогрел присутствием своим, да разгворами. А то

всё одна, да одна. Сама с собой уж разговаривать начинаю. Не торопись,

Стёпушка! Али я тебе так противна, что ты стремишься убежать и не

желаешь со мною поговорить, доставить радость общения, да и радость в

праздничек-то преподнести мне одинокой бабе. Ну коли так, то беги от

меня! Догоняй своих сотоварищей! Оно, видно и вправду лучше

веселиться с парнями, чем со мной балясы точить.

Стёпка так и остановился посередь избы:

-Да ну, что ты, Агафья Пантилимовна! Я совсем даже ничего такого в уме

не держал. Совсем даже наоборот, приглядная ты, да и приветливая для

гостей. Я вечер-то с удовольствием с тобой просиживаю…

…Уж какие разговоры, да что и как там у них было, но Стёпка домой

возвернулся только утром, а потом и другие ночи стал проводить у

Агафьи…

 

Пелагея не на шутку забеспокоилась:

-Дед! У Стёпки эт чтой-то неладное творится! Гдей-то он цельными

ночами?

-Да что ты, Пелагеюшка, беспокоишься-то?! Знамо где… А беспокойство

напрасное. Чай, в подоле не принесёт.

-Да в подоле-то не принесёт, а вот с кем снюхался…Как бы распутной

буглачиной не увлёкся. Не дай Бог, ишшо в пьянку вдарится! Они вон

бабы-то завсегда сами упьются, парнишек упоют, а потом спать с собой

уложут, а там, глядишь, кажный день пьянки-гулянки, да и ребятишек

плодить начнут…Вот энти парнишки так и будут жить в пьяном угаре, в

беспросветной нищете, без радости всю жизню.

-Ну уж ты,баушка,скажешь тоже!Ведь не все же такие бабы-то.Это уж

единицы в деревне-то

-Да вот единицы… А ну-ка да как раз Стёпка на такую нарвётся…

-Напрасно ты, Пелагеюшка, так-то сразу! Стёпка не такой парень чтобы

кидаться с головой в тёмный омут. Он с умом, разборчивый и абы-как

поступать не станет. Нет! Не станет! Вот ведь приходит домой так не

заметно, чтобы он гулял ночь-то…

-Вроде бы и так, Паша, да только всё равно надо разузнать где это Стёпка

ночи проводит. Так-то он вроде бы и повеселел. Видно не так уж плохи

его дела, видать, ночи-то те у него не в тягость.

-Вот, вот! И я говорю, что у Стёпки никакой хмурости не стало. А ежели

бы как-то не так, то поутру-то бы всё равно смурной был. А тут цветёт,

как маковый цветочек. Так что беспокоиться напрасно не след. Ну а

разузнать, конечно же надобно. И мне интерес западает в голову-то – кто

это, Стёпке в радость, так прочно привязал к себе.

Вот так порассуждают, да и успокоятся. А любопытство всё не

проходит, осебенно у Пелагеи. Но вот, однажды, их любопытство было

удовлетворено с превеликой радостью...

Как-то пошла Пелагея в лавку соли, сахару, да ещё что-то купить. На

обратном пути шли вместе с Пестерихой. Балабонили о том, о сём, а потом

та возьми да и приспросись:

-А что, Пелагея, к свадьбе-то готовитесь?

Пелагея даже приостановилась:

-О чём ты?! О какой свадьбе?!

-Дак-ыть о Стёпкиной свадьбе. Одна у вас таперича свадьба-то осталась –

Стёпкина. Всем уж поотвели, вот только ему ишшо справить остаётся.

-Да он ничего про женитьбу-то не говорил. Да, поди, и рановато. Пусть в

парнях погуляет. Парнишка ишшо.

-Ха! Парнишка! Он вам всё парнишка, а сам уж своих парнишек делает.

-Да к чему ты это?!- как бы недоумённо выспрашивала Пелагея.

-Да всё к тому же… Уж вся деревня в разговорах, а вы всё «парнишка».

Парнишка-то ваш вон у Агафьи так и пропадает. Я и то наблюдала кажный

вечер –Как только темняться начнёт, так Стёпка к Агафье поспешает. Ну,

думаю, может только на вечёрки… А я страсть какая любопытная! Вот и

думаю, дай-ко я пронаблюдаю. И пронаблюдала! Утром с самых петухов не

спала, всё приглядывалась. Гляжу, а Стёпка от Агафьи перед самым

рассветом выруливает. И выходит, что он не только на вечёрки приходит,

а уж как мужик с нею проживает.

-Ну и что же?! – успокоившись, отвечает Пелагея – Чай не девка – в

подоле не принесёт. Парни вон полдеревни по ночёвкам ходят… А чем

наш Стёпка хуже? Пусть себе развлекается! Агафья баба красивая,

ладная. Вот Стёпка и не прогадал, не то что вон Егорка Постукаев, ходит к

Дуньке. Пьют обои. И чё он в ней нашёл – страхолюдина, да ишшо и пьёт

беспросыху.

-Дак вот и то-то…Егорка пристрастился к выпивке, пропадёт парнишка…Ой

пропадёт!

Изведёт баба мальца! А у Дуньки и впрямь никакого стыда нет. Ну кого бы

из мужиков приветила, так уж ладно, а то парнишку молодого изводит.

-Дак вот же… А с другой-то стороны – где их мужиков-то взять? Вон

полдеревни бабы своё вдовье горюшко мыкают. Да уж ладно бы

парнишек приручали, так хоть бы не спаивали.

-Ну да ведь и не все одиночки, как Дунька. Таких в деревне – одна-две.

Больше-то всё самостоятельные бабы, хоть и мыкают своё бабье

горюшко…

В разговорах не заметили как дошли до перекрёстка улицы и пора

расходиться по сторонам…

-Ну, прощевай, Пелагея! А ты всё-таки поспрошай Стёпку – не надумает

ли он на Агафье жениться. Она самостоятельная, ни какая-нибудь там

распутная, да гуляшшая. Ну прощевай!

-Прощевай! – отозвалась Пелагея, а сама с неподдельной радостью

поспешала домой.

Ещё бы! Всё, как и задумывали с дедом, движется!

Прийдя домой, всё поведала деду. Тот расплылся в радостной улыбке:

-Ну вот и ладно! Вот и дюже хорошо! Всё как следно быть делается! Ух и

молодец Агафья! Всё-таки заманила Стёпку! Ну баба!... Уж за что

возьмётся, так всё у неё ладится, из рук не выпадет.. Вот теперь бы в

окорень всё уладить! По всем законным правилам обженить их, да и жить

при спокойствии.

-Дак-ыть, дедушка, до спокойствия-то ишшо семь вёрст до небёс и всё

лесом… Неизвестно как оно всё обернётся… Радоваться-то ишшо, поди, и

рано..

-Да всё будет хорошо, Пелагеюшка! Поверь моему слову – всё ладно

сделается! Опять же, наседать на Стёпку не станем до поры, может он и

сам дойдёт, так ишшо лучшее будет.

-Да так оно, так! Без натуги, а по зову своего сердца, да полюбовно, она и

жизня-то веселее, не в тягость.

-Всё так! Всё так, Пелагеюшка! Жизню совместную двум человекам

надобно строить во любви, да согласии. Вот мы с тобой уж не один

десяток лет вместе и радости и горести делим, а оглянёшься назад –

думается, что только вчера первые целовки осваивали. Всё помнится до

последней капельки! Ты-то, Пелагеюшка, помнишь ли, как мы с тобой

ночки не спали по весне-то, гуляючи по цветкам да травам пахучим по за

околицей?

-Да как не помнить?! Помню! Мои-то родители сначала никак не хотели в

ту пору нашей женитбы. Нет! Они не супротив такого жениха были! Только

всё тростили: «Рано ишшо! Повремените, ребятки! Вы ишшо в детство не

наигрались. Через годок-другой мы за Пашку отдать не прочь совсем

даже! А чичас повремените! Погуляйте по молодости своей! Ишшо

наживётесь в семейственности-то, да и тягостной она вам покажется, а уж

назад пути не будет… Вот и наплачешься, дочка, нагорюешься, ежели

что…»

-Ну так ведь они добра хотели. Я, как счас помню, как сойдёмся, так тесть

всё говорил: «Ты, Павел, не подумай чего плохого про нас! Мы тебя в

свою семью принять очень даже рады! И дочку за тебя отдать не жалостно

нам. Да только молоды вы очень обои. Не торопились бы… Ну а... ежели

невтерпёж … противиться не станем. Веди дочь нашу к себе в дом, да

только чтобы на всю жизню с любовью да уважением.» Ну да их понять

тоже можно было – ведь нам ишшо чуть поболее шестнадцати было. Ну а

мы-то вот и не испугались!Да не жалеем! Не жалеем, Пелагеюшка?

-Нет, Паша, не жалеем! Всё у нас как-то полюбовно слагалось. Вся жизня

в радость была. Ну не без того - были когда, когда малые хмурости. Так

ведь чютельные заморозки, а не суровые морозы. И энти заморозки как-то

быстро таяли. Видно наша любовь-то жарче тех заморозков была..

 

Вот так деды успокоились и не мало радовались за Стёпку.«Ну!

Молодец парнишка! Не преминул принять Агафьиной ласки да

приветливости… А Агафья-то! Агафья-то! Ну золото-баба! Ведь сумела

Степку привязать к себе! Да ишшо и в радость ему это оказалось…Смотри-

ко! Совсем изменился парень– весёленький стал. Видно уж и прилюбилась

ему Агафья-то – вон уж и днями туда бежит…»

А Стёпка и впрямь не просто привязался к Агафье, но и стал любовь не

малую к ней питать. Влекла она его к себе. Он и ночи с ней проводил в

сладостных объятиях, и даже днём всё чаще и чаще хотелось быть у неё…

Дальше-больше…Теперь он у дедов находился только в утреннюю да

вечернюю управу, «Не могу же я деда бросить…», а всё остальное время

находился у Агафьи. И совсем даже не в праздной бытности находился, а

всё больше и больше занимался хозяйственными делами… Емельян

вначале, по наивности своей, радовался: «Во! Здорово Стёпка помогает!

Мне ужо и половина дел остаётся. Вот Агафья баба, так баба! Не только

любовничка завела, а и помощника хорошего. Да оно и то правильно –

чего энто на него силы свои по ночам тратить безо всякой пользы?! Чего

энто он за зря тереть подушки да наволочки будет?!»… Но чем дальше,

тем всё больше стал убеждаться, что помощь его, Емельянова, на этом

подворье скоро совсем не понадобится… «Вон ужо, ишшо не успею

прийтить, а Стёпка уже всё переделает! Ловкий, да шустрый! Всё в руках

горит! За что ни возьмётся – всё у него получается быстро и ладно! Видно

придётся мне скоро к Пестерихе итить. Она ланись , да и вот нонче уже,

не однажды приглашала к себе в работники. А мне-то какая разница где

робить? Лишь бы платили…А Пестериха не жадная баба. Ежели буду

прилежно робить, то платить будет не хуже, чем Агафья. А у Агафьи в

работниках, видать, Стёпка будет, а платить она ему станет натурой… Вот

дела!...»

Вскоре Емельяновы предположения сбылись. Ушёл он в работники к

Пестерихе, о чём позднее нисколько не пожалел, лишь в одном ошибся –

Стёпка совсем даже не в работниках оказался у Агафьи…

…Однажды, как всегда, Стёпка помог деду в утренней управе и

умчался к Агафье. В доме был Емельян. Войдя, Стёпка понял, что у них

происходил какой-то серьёзный разговор.

-Степан! –начала разговор Агафья, - Вот Емельян просит разрешения уйти

от нас в работники к Пестерихе. А я ему говорю, что он исправно у нас

исполняет свои обязанности и отпускать его никак не хочется. А он одно

своё просит расчёт, да и к Пестерихе… Как ты на это смотришь?

-Да что тут смотреть-то?! – заговорил Емельян, - Тут и смотреть нечего! Я

не в обиде на вас. Очень даже наоборот – благодарен и за то, что Агафья

Пантилимовна не утруждала меня сверх сильной работой, и за то, что

платила исправно в должном порядке по отработанному. Да вот только у

меня здеся и работы-то не осталось – всё Степан успевает переделать

ишшо до моего прихода. А зачем бездельничать-то?! Я так не привышный.

Пестериха уж когда зовёт… А я же не мог обидеть Агафью Пантилимовну

да и оставить её без помощи. А теперича вот в самый раз. Отпускай,

Степан! Пойду я к Пестерихе, безо всякой злобы, али обиды какой.

Останемся в дружеских отношениях, и сумлений каких у вас не должно

быть.

-Ну как, Стёпа? Управишься один-то? Видно придётся Емельяна

отпустить…

-Да чего ж?! Управиться-то управлюсь. Видать мужик без обиды какой

просится, так чего ж не уважить. Только ты, Емельян, на меня обиды

какой не держи, а то скажешь, что я тебя потеснил с работы.

-Что ты! Что ты, Степан! У меня и в мыслях этого нет и ты этого в своих

мыслях не держи!

Агафья собрала на стол. На прощанье по-доброму выпили наливки.

Обнялись, распрощались.

Было это уже далеко за Рождество и Крещение. До пасхи-то оставалось уж

недели три, не более…Когда ушёл Емельян, Агафья всё раздумывала:

«Говорить или нет Степану?...Как он это воспримет?...Одно дело, что

Степан, вроде бы как к любовнице относится…Но ведь и на подворье уж,

как хозяин…Ну будь, что будет!.. Терять-то всё равно нечего!...»

 

-Стёпушка! – начала она – вот ушёл от нас Емельян. Ты-то вроде бы и

остался. Не бросишь ли ты меня одну-то? Ты мне вовсе и не как работник

нужон. Ты вот мне, как родная душа нужон! Пусть бы Емельян оставался в

работниках, а ты… только в усладу сердцу моему…

-Да что ты, Аганюшка! С первого вечера ты мила стала! Не брошу я тебя!

И не ради, чтобы ослобонить от работ хозяйственных! Ежели будет на то

твоё ко мне расположение, то и поженюсь я на тебе. Оченно ты мне мила,

Аганюшка. Не откажи, а там и свадебку справим. Деды не откажут! А

хозяйственная работа мне вовсе даже не в тягость с такой полюбившейся

мне бабой! Я готов шагать с тобой по жизне-то, вон как деды мои шагают

уж сколько десятков лет. А ишшо, Аганюшка, ребятишек нарожаем. Много,

много ребятишек. И пусть они вокруг нас гурьбой бегают! А там и внуки

будут…А мы няньчить…

Агафья сладко заплакала. Обняла Стёпку и принялась целовать:

-Стёпушка! Миленький ты мой! Сладенький ты мой мужичёк. Да за такие

слова я возле ног твоих спать готова! Вот не ведаешь ты, как утешил

меня, да и облегчил мою участь по изречению тебе слов, которых боялась

произносить! Всё раздумывала сказывать, али нет тебе те слова.

-Да что с тобою, Агашенька?! Чем ты так растревожена?! Отчего такие

слёзоньки на твоих ясных глазаньках?! Утри слёзы-то, да расскажи всё

подробнейше – кто обидел ли чем тебя, или я?

-Нет же, нет, мой миленький! Наоборот – утешил ты меня! Никаких

сумлений уже и нет в душе моей!Вот от счастья и великой радости плачу я

слезами сладостными! Поведаю я тебе, Стёпушка, тайну свою, только бы

ты не огорчился. Всего больше боюсь этого, но говорю, Стёпушка, что

мечты твои начинают сбываться – будет у нас ребёночек первенький. Вот

уж несколько дней далёкие весточки подаёт. Беременна я, Стёпушка…

Степан так и ахнул! Присел на лавку, потом соскочил, обнял Агафью,

крепко прижал к своей груди и давай целовать…

-Да что ты! Что ты. Агашенька! Как ты могла подумать, что я от этого

поимею огорчения?! Наоборот! Я оченно даже рад, что так получилось!

Неужто та наша первая ночка всё и сообразила?!

-Она, Стёпушка! Она! Та самая сладкая первая, да и сразу в усладу

сердцам нашим на дальнейшее проживание, по твоим же мечтаниям…

И вот припомнилась Агафье и Степану Рождественская ночь… Стёпка,

наскучавшийся по своему мужицкому наслаждению, после Аксюткиных

ночей, не отказался , когда Агафья, разобрав кровать, предложила ему

лечь в постель. Он не упрямился и тогда, когда она легла рядом и

положила свою голову ему на грудь… Уж больно сладкой была та ночь!

Стёпка тогда, почему-то не испытывал каких-то противоречивых чувств.

Он совсем позабыл ночи, проведённые в постели у Аксютки. В ту,

рождественскую, ночь ему так мила была та, которая лежала с ним

рядом… Он, может быть от выпитой наливки, а может быть от новых

приятных чувств, завладевших всем его существом, неистово её целовал..

Она не отвергала его ласку, а тоже дарила ему неописуемое блаженство…

До самого утра, до изнеможения, с превеликим удовольствием и

наслаждением они, не стыдясь друг друга, сливались в одно целое

существо, когда он входил в неё, а она, как девчонка, принимала его со

сладострастием…

-Ну так вот, Стёпушка! Теперь надо думать о будущем нашем

совместном проживании.

-А чего тут думать-то?! Нечего и думать! Живём мы, считай, и так одной

семьёй, да вот ишшо прибавочки дождёмся… Так и будем жить – ты

мужняя жена, я – твой законный муж. Только и остаётся, что всё это

объявить матери моей, да дедам. Вот уж скоро пасха. Справим какую-

нинаесть свадебку.

-Да ну, Стёпа, какая свадебка?! Поди и никчему .

-Нет уж, нет уж, Агафья Пантилимовна! Непременно сделаем свадебку!

Пусть все люди знают, что мы не как там любуемся только по ночам, а

имеем сурьёзное намерение создать самую добрую семью, да и поживать

по всем деревенским законам с рождением детишек, укреплением

хозяйственности.

-Ну вот молодой ты, Стёпушка, а рассуждения - ну прямо-таки, как у

настоящего мужика. Молодец ты у меня, умница! Оно ведь и то верно – чё

нам прятаться-то?! Ведь не воруем у кого-то что-то. Чё прятаться-то?!

Пусть будет всё на виду у людей, да ишшо кой-кому и на зависть… Я,

Стёпушка, не посрамлю тебя, ты уж будь уверен!. Я буду тебе кроткой

верной женой. Ежели когда что-то не так, то прикрикни на меня не

стесняючись. Не обижусь. Я ведь всё вижу! В не дело-то абы-как ты не

поступаешь. Всё как-то к делу. А мне вот такой мужик-от оченно даже к

сердцу. Я уж тебе перечить не стану.

-Ну вот и прекрасно, Агашенька! Только, строжиться мне над тобой,

думаю., совсем даже никакого резону нет, потому как не за что. Вот ты

тоже всё как-то с умом, да по правильности норовишь сделать. Так что

давай, будем жить по взаимоуважению, а не по строгости семейственной .

Пообсуждаем, что надобно, да по сугласию и сделаем.

-Так, Стёпушка, так! Верно ты всё говоришь! Так-то оно приятственнее

жизня пойдёт. Да и чё нам делить-то?! И так всё по сугласию идёт. А

ежели по твоим намерениям, так ишшо лучше будет. Ох и рада же я,

Стёпушка! Знал бы ты, какая мне радость!...

…В одно из воскресений, недели две до пасхи, Стёпка не пришёл к

дедам к утренней управе.

-Что это за приключение?! Чтоли опять что-то неладно? Чё это он до сих

пор не идёт?! Пора бы уж, ежели как всегда-то. Неуж-то что-то опять -

вновь забеспокоилась Пелагея о Стёпке.

-Да что ты, баушка, опять запричитала?! Ну мало-ли что…Может

проспали… Чуть-что и всё у тебя на уме какие-нибудь неполадки. Всё у

них там ладно. Пролюбовались ночь-то, вот и проспали. Явится. –

успокаивал Павел.

-Вот все вы мужики такие! – не унималась Пелагея, - Ничем вас не

прошибёшь! Неуж-то у тебя сердце не болит о родном-то внуке?!

-А чего ему болеть?! Я не вижу ничего такого, чтобы ему болеть. Экая

невидаль – парнишка не явился вовремя к управе! Всё равно ведь после

управы стремглав убегает. Так уж пусть одно-то воскресенье поотдыхает

без беготни туда-сюда. И без него управился не надсадился. Оно и

управы-то… Это ведь только так я Стёпку зас-

тавляю управляться, чтобы не отвык от хозяйственной мужицкой работы, а

управа-то…

Вот так рассуждая, деды собирались завтракать. Вдруг заскрипела

калитка.

-Ну вот! Лёгок на поминке! Идёт твой ненаглядный внучек! Выспались! Я

же говорил высплются и придёт! А ты всё в причёты…

Пелагея выглянула в окошко и … закудахтала:

-Дед! Ах батюшки! Глянько, дед! Стёпка-то не один! Обои с Агафьей

пожаловали! Ах ты, батюшки! Чё же делать-то?! Чё это такое?!

-Да перестань ты ахать-то! Чё, чё… Знамо дело чё – идёт с невестой

знакомить! Ты уж поласковей с ими, Пелагеюшка!

-Да что ты, дед! Я и радёшенька, ежели чё…Уж всё сделаю как следно

быть! И чай вот…Самовар… !

Скрипнула дверь и с облаком морозного воздуха один за другим вошли

Стёпка с Агафьей.

-Доброе утро, деда! Здравствуй, баба! Как ваше самочувствие? - весело

заговорил Стёпка.

-Здорово ночевали в этом доме! – вслед за Степаном приветствовала

Агафья.

-Здравствуйте! Здравствуйте! Спасибо! На здоровье, пока, слава Богу, не

обижаемся.– приветствовал Павел, - давайте раздевайтесь и скорее к

столу. Как раз к завтраку поспели. Мы с баушкой вот только-только

собрались завтракать. Вот и вы ко времени. Вместе-то как-то веселее.

-Не откажемся, деда! Завтрак это дело оченно даже хорошее! Чай пить не

дрова рубить! – весело сыпал поговорками Стёпка, - А ишшо есть

пословица: «Ешь – потей, работай – зябни, на ходу, маленько спи!» Вот

мы счас попотеем за столом, а потом пойдём на работу – там и поспим.

-Да уж, Стёпа, это как-то не про тебя! Напрасно так-то про себя! На

работе-то ты не очень-то заснёшь, да и другим не дашь заснуть! За тобой

не угонишься! – возразил дед, - Чтой-то ты, Степан, больно развеселился,

шибко разговорчивый. Уж не подпил ли с утра пораньше? Ну давайте!

Садимся за стол. Там и поговорим. В ногах правды нет.

-Подпил, деда! Подпил! – парировал Стёпка, - Вот Агафья Пантилимовна

меня пораньше утречком чайком травным поила. Так вот всё душа-то и

радуется. А ишшо она у меня радуется по другому, более даже серьёзному

случаю. Привёл я к вам вот невесту мою. Да и благословения вашего на

женитьбу просим. Нечего нам крадучись-то от людей! Да оно уже вся

деревня знает, а всё одно надо чтобы всё по настоящему. Вот мы и

пришли к вам, деда, баба за согласием вашим, да благословением. А там и

маминого благословения попросим. Чай не откажете?! Да и повиниться

сразу же хочем – мы ведь давненько уже как муж и жена живём, вот

детишек заводить начинаем.

-Как это?! Как это детишек заводить?! – с непониманием не впопад

заговорила Пелагея.

-Да что ты, Пелагеюшка, забыла чтоли как детей заводят? – выручил

внука дед.

-Да чего ходить кругами-то?! – заговорила Агафья, уточняя Степаново

повествование -Беременная я. Почуяла уж.

-Так ведь это очень даже хорошо! Бабы они на то и бабы чтобы ребятишек

рожать! – уже с восторгом и доброжелательностью провозгласила Пелагея.

-Дети в семье – это хорошо! – подтвердил дед-Павел, - Она вся жизня-то

человеческая на том и держится, чтобы детей – продолжение своё

жизненное иметь. Вот вы пришли за благословением на женитьбу

узаконенную. А у вас ужо и ребёно-

чек завёлся. Так не принуждением ли это, Степан, тебе стало к женитьбе-

то? Может, если бы не ребёночек, ты и не подумал бы о женитьбе. Может

она, женитьба-то, тебе в тягость какую? Ты вот с берега прямо и ответь,

не вступая в речку на переплытие её.

-Что ты! Что ты, деда! Я уж давно подумывал объявить о женитьбе-то, ещё

и не ведая ничего. А тут вот как раз и пригодилось это Агафьи

Пантилимовны признание. Уважение я к ней большое имею, да и

полюбилась она мне не мало с первых же дней ближнего знакомства. А

уж как она сказала, что ребёночек будет, так я к ней ишшо большую

любовь питаю. И от женитьбы не отступлюсь будет или нет на то

благословение.

-Похвально, Степан! Похвально! А вот как Агафья Пантилимовна? Может

не поостерглась, да и не по желанию ребёночек-то завёлся и вот теперь

деваться некуда, как итить взамуж, может даже совсем не по любови, а по

великому на то принуждению.

-Нет, Павел Панфилович и Пелагея Игнатьевна! По своему желанию всё.

Люб он мне, Стёпушка-то! А от любимого человека родить – это радость-то

какая! А неволить Степана я не хотела и не хочу! Разлюбит – неволить не

стану. Без упрёков отпущу.

-Да что ты, Агашенька, такое говоришь?! Думать так не смей, не токмо

что говорить! – взъерошился Стёпка, - Уж ежели я обдуманно шибко, да

закреплённое нашим с тобой согласным разговором в дело произвожу, так

это навсегда!

-Да нет, Стёпа! Я и не думаю об етим. Это уж так… к слову пришлось… с

языка дурного сорвалось… Это я к тому, что родить ребёночка у меня

никаких корыстей нет, что всё полюбовно, да чтоб не думали о какой там

принуждённости. Уж вы меня простите Павел Панфилович, Пелагея

Игнатьевна и ты, Стёпушка, за такие слова. Невольно с языка-то

сорвалось. Потому как я и не помышляю вовсе о принуждённости. Только

всё полюбовно, да с желанием, уважением друг к другу.

-А вот тут ты, Агафья Пантилимовна, права! И извиняться незачем! Всё

правильно! Чтобы всё как есть, безо всяких недомолвок в жизню-то

совместную вступать надобно. Вот и правильно, что сказала.

-Да мы, деда, уже на эту тему всё пообсудили. Нет у нас недомолвок! Всё,

как на духу! Вот вы с бабой-Полей вон уж сколько лет живёте и я при вас

уж вот почти пятнадцать лет, а ни разу не слыхивал вашей какой там

ругани. Пример-то мне и есть с кого брать. А уж ваше Шаркуновское не

посрамлю.

-Дай-то Бог, дай-то Бог, Степан! Я сумлений, конечно, не имею, но ведь

она жизня-то по-всякому может повернуться. И совсем даже не по вашей

воле, не по вашим деяниям может чё-нибудь скуралесить. Так вот вы уж

не поддавайтесь на её дурные уловки! Она, жизня-то…Всяко может быть…

Мы с баушкой тоже всякое поиспытали на своём веку… А вот живём. Не

растеряли, что в молодости нашли. Ну как, баушка?! Даём Степану да

Агафье благословение на совместную жизню?!

-Да уж как же! Как же! С превеликой радостью и одобрением,

воспринимаю ваше прошение! Благословение иконой, конечно, от матери

получишь. Я с отцом твоим, их благословляла, а тебя пусть она…

-Ну вот и ладно! – заключил Павел. – Благословение своё вам Степан

Васильевич и Агафья Пантилимовна мы с баушкой даём. Ну а матери

отдельно поклонитесь. Думаю, что и она возражать не станет. Ежели вы

всё сами, да без принудиловки какой порешили, то нам-то ишшо и

радостнее на душе. По хозяйственности в тебе я, внучек, каких изъянов не

вижу. Научился. Да и лености негожавой не наблюдаю. В руках всё

мастерство у тебя держится. Хорошим будешь хозяином. А вот

вспыльчивость нет-нет, да и проявляется, хандра, иногда, появляется

ежели что-то

неладится. Это я тоже в тебе замечал. Так ты, Степан, это отбрасывай! В

таких случаях не пылить, не хандрить надобно, а терёзво, да обдуманно

найти правильное решение, вот оно и получится, как следно быть.

-Да я, деда, и так стараюсь всё обдумывать. А хандрить мне, в

сегодняшнем-то радостном положении и вовсе не приходится, надобности

нет.

-Ну это сегодня, а оно может завтра какая хмурость налетит…Надо всегда

себя в руках держать и не только всё о себе думать. У тебя вот теперь есть

ишшо о ком думать, а там дальше…и того больше. Ну да ладно!…Чё это я

всё наставления читаю?! Чай отметить надо этакий прекраснейший

случай! Баушка! Принеси-ка нам…

Пелагея встрепенулась, быстро пошла в кутьную половину избы,

пошуршала в шкафу, принесла и поставила на стол перед дедом литровый

жбанчик:

-Оно вроде бы и пост… Да ничего! Шибко-то грешного тут по такому

случаю нет! Бог простит…

Павел разлил по стаканчикам медовушки:

-Ну что ж, дорогие наши! С почином доброго дела, вас! Мы с баушкой

беспредельно рады, что так получается! Дай-то вам Бог, чтобы на всю

жизню да в добром житие совместном! Горько-то уж не счас, на свадьбе

покричу. Ох и покричу! – сказал шутливо и первым опрокинул стаканчик…

Его примеру последовали и все остальные.

-А как, Степан и Агафьюшка, со свадебкой-то?

-Да, деда, сейчас-то пост. Говорят в пост-от не делают свадеб. А вот в

паску-то и как раз, однако…

-Вразумительно. В пост свадьбы грешно играть. В паску-то бы и ничего, да

вот… она нонче на май приходится. А в мае-то тоже не совсем хорошо.

Есть поверье, что ежели кто свадьбы делает в мае, то всю жизню и

маются… оно толи правда, толи нет, а всё одно люди остерегаются. Уж

ежели кому шибко невтерпёж… а так-то лучше бы не делать.

Давайте-ко и мы поостерегёмся! Чай не разлюбитесь до Троицы… Вот в

Троицу и справим свадебку-то. Оно и празднично, и лето, цветки всякие, и

люди ишшо не загружены летними-то работами. Все свободные. Могут

денёк-другой и погулять. В самый раз в Троицу-то! Как думаете?

-Да оно хотелось бы побыстрее – заговорил Стёпка, -чтобы уж люди

знали, что мы не просто балуемся, а как должно быть муж и жена… Ну да

как скажешь, деда…

-Так и узнают люди, что всё у вас по-настоящему! Вот призову Семёна с

мамой твоей на денёк, да и образуем всё честь-по чести. Приедут. Мы к

Агафье Пантилимовне, да и засватаем, как всегда бывает. Чё нам?! И

сватов подберём! И всё как следует! Чё нам втихаря-то?! Вот и пусть все в

деревне знают, что Шаркунов внука женит! Пусть знают и то, что парочка-

то ну прямо загляденье! Ты вот, Стёпка, парень что надо и Агафьюшка у

нас красавица! Вот друг перед другом, да и перед людями безовсякого

затворства на виду у всех красуйтесь, любуйтесь! Пойдёт так-то?!

-Пойдёт! Пойдёт, деда! Ух ты смекалистый же, деда! На всё у тебя добрые

мысли есть! И то ведь правда – не обязательно сразу-то свадьбу. А мы как

жили, так и будем жить, да только уж без оглядки на людей, в открытую.

То вон по одному ходим по деревне-то, а тут возьмёмся подручки, да и

пройдёмся у всех на виду…-размечтался Стёпка.

-Ну и фантазёр же ты, Стёпка! Как маленький. А ведь жених! – пошутил

дед.

-А я вот так смекаю: – вставила своё Пелагея, - то что у Стёпки есть

желание пройтись с невестой, али… женою по деревне у всех на виду –

это очень даже похвально. Стал-быть он уважение к ней имеет, да

показать всем желает своё отношение к ней, мол вот полюбуйтесь, люди,

какая у меня жена! А и показать-то есть кого! Небось ни один парень

заглядывался на Агафьюшку, а вот досталась она нашему Стёпушке.

-Да нет, Пелагея Игнатьевна! Это мне одной ваш Стёпа достался! Поди

тоже не одна девка, али баба по нему сохли, а достался вот мне. За такого

крепенько надо держаться, а то, ненароком, отобьют– отшутилась в ответ

Агафья. – Ну а то, что в женихи-то ко мне набивалось не мало мужиков и

парней, так это тоже не секрет, как и не секрет, что все они получали от

ворот поворот. А вот Стёпушка… Полюбился мне он очень! Может даже не

он, сперва-то, а я сама…Вот и любо мне, что он счас ко мне со всей душой.

Уж будьте уверены, что я ничем его не обижу!

-Ну хватит вам, бабы, друг перед другом душу изливать! – приструнил

Павел, - Ишшо наговоритесь! Время будет! А счас вот надо обговорить как

готовиться к свадьбе будем. Да , опять же, пора и к матери ехать. Вначале

надо с ней всё пообговорить, а уж потом и дальше кумекать.

-Да что, дед, кумекать-то? Вот я пивца наварю, медовухи вон в логушке

ишшо ведра полтора… Постряпушек всяких, это уже туда поближе.

Пельменей бы настряпать, так летом где их держать?! Ну да про столы это

уж наша бабья забота. Время ишшо много впереди. Скумекаем.

Долго ещё обсуждали «кое-что»…

-Деда! А к маме-то надо поторопиться съездить, как говорили, а то буду

крадучись от людей…- заявил Стёпка перед уходом. – Хватит уж

прятаться-то…

 

Оставшись одни, старики Шаркуновы с нескрываемой радостью обсуждали

происшедшее..

-Вот оно, Пелагеюшка, как складно всё творится! Вот ведь не по

принуждению, а совсем даже наоборот по его желанию, обжениваем его,

как нам и хотелось, на Агафье.

-Да вот же! Вроде бы и не от нас, а по нашему выходит. Видно Господь-

Бог всё видит и наши молитвы дошли. Дак-ыть ты смотри-ка! Он сам

пришёл к нам и выпрашивает благословение на женитьбу-то, а раньше мы

думали, что придётся его сговаривать. Вышло, что не его уговаривать

пришлось, а он нас уговаривает не воспрепятствовать его решению.

Чудно-то как! Чудно, да и благостно на душе-то! Смотри-ка! И Агафья

прямо вся в восторге от него!

-Так ведь от такого парня отказываться грех! Ну, ладно! Он, конечно,

ишшо парнишка. Ему бы ишшо поженихаться в холостяках. А ты смотри!

Не в тягость оказывается женитьба-то, а в радость.

- Я вот сижу и думаю сама-себе, хоть и парнишка, а ведь смастерили

ребёночка. Да и обои радёшеньки.

-Ну хитрость-то не велика! Стёпка молодой, кровь так и кипит, играет, а

Агафья в самом соку баба, да ишшо и наскучалась без мужика-то, вот и

приняла парня со всей любезностью, да сладостью. Видать и выложилась

вся от счастья-то. Вот он, Степанёнок-то, и забегал по всей ейной крови,

нашёл своё укромное местечко, да и объявил о своём происхождении.

-А Стёпка-то! Стёпка-то! Весь сияет от счастья. Так и светится! Видать в

радости зачат их ребёночек, да и не меньше радуются, что на свет

появится дитёнок. Так что союз-то их семейственный крепнет день ко

дню. Слава Тебе, Господи!

-Да всё хорошо! Дай-то Бог, чтобы и дальше всё ладно у них было! А вот к

матери-то их везти надобно поскорее. Вон Стёпке-то не терпится уж и

матери объявиться со женой, да и хозяином стать...

 

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Афанасий Шипунов

 

С ВЫСОТЫ

СКАЛ…

(ПОВЕСТЬ Продолжение)

ФАЙЛ-2

 

…Рано по-утру сходили снова в церковь. Там, при встрече, пригласили

гостей. Пришли – ребятишки ещё спали. Семён управился на подворье,

Прасковья накрыла праздничный стол, разбудила детей, умыла малышей,

одела всех в чистенькие одежонки и, когда вошёл в дом Семён, усадила

всех за стол.

Старшие смотрели на праздничную еду сдержанно, а Сенька с

восхищением:

-Ух ты! Сколько всего вкусненького-то! Вот это да-а-а! Это мы с мамой

вчера всё готовили. По отдельности-то не видно было. А вот всё вместе-

то!…

Васятка опять передразнил:

-Ух, ти! …С мамой вчеля - и указал пальчиком на Прасковью.

Не остался в стороне и Митенька. Он протянул ручёнку вперёд,

работая пальчиками требовал:

-У-у! Дай! Дай!

Семён с умилением смотрел на ребятишек и Прасковью, неподдельно

радуясь и невольно отмечая про себя: «Слава, Тебе Господи! Проложил,

Ты, мне дорожку к Прасковьюшке, Благодать-то какая! Осчастливил, Ты и

детей, и меня-горемычного. Низкий поклон Тебе, Мать Пресвятая

Богородица, заступница наша за труды Твои во благо детей-сирот!», а на

словах сказал:

-Ну вот, детки! Наступил светлый праздник Казанской Божьей Матери. И

как хорошо, как радостно встречать его вот так, сидя всем вместе за

праздничным столом. Кушайте всё, кто что хочет и говорите спасибо

нашей маме. Она вот такой праздник для нас устроила.

Говорун-Сенька опять не выдержал:

-А мама нам каждый день праздник устраивает. Она каждый день чё-

нибудь вкусненькое делает. И мы всегда ей спасибо говорим. Вот счас

поедим и опять скажем спасибо.

-Молодцы, ребятишки! Так и надо. Кушайте да и можете бежать играть. А

к нам гости придут.

-Гости плидют..- попытался повторить Васютка.

Наевшись досыта, ребятишки выскочили из-за стола, не преминув

сказать «спасибо». Уже одевшись, Сёмка обратился к Прасковье:

-Мам, а можно взять пирожков для Юрки? Он же сосед наш.

-Ага! И для Витьки с Серёгой. – не замедлил сказать своё Петьша.

-Да, конечно же! Можно! Можно! Ой, какие вы молодцы – о друзьях-то

своих заботитесь. Берите! Берите! Я вот вам их сейчас в платочек завяжу.

Все трое выскочили из избы с узелком в руках.

-Хорошие у нас ребятишки растут, Семён. Добрые. Всё норовят угодить

всем, ежели кто с ними по добру, да по справедливости. Вот бы и во

взрослость с этим вышли…

-Даст Бог не испортятся. Мы им не дадим испортиться. У нас ведь вон всё

по добру, по справедливости да по хорошему. Вот и они учатся,

поглядывая да подражая нам. Оно ведь как в семье поведётся, так и на

людях обернётся. Слава Богу, пока никто в деревне худого не говорит.

Однако. Надо гостей поджидать. Я с мальцами побалуюсь, а ты,

Прасковьюшка, ужо стол-то для гостей приготовь. Скоро подойдут. К

обеду ведь приглашали. А оно вон солнышко к обеду и движется.

Семён с мальцами ушёл в горницу, а Прасковья занялась необходимой

подготовкой к встрече гостей.

Через некоторое время в избу со смехом ворвались ребятишки:

-Мам!Мам! А мы с горки катались и в снежки играли! Ух и набегались! До

упаду.

-Да что же вы так рано-то возвратились? Ишшо бы поиграли.

-Да мы наигрались.А к нам уже и гости идут. Вам с папкой надо хоть

когда-то отдохнуть с гостями, а кто с Васяткой, да Митюшкой – то? Мы

могём.

Только успели ребятишки раздеться и юркнуть в горницу, как шумной

толпой в дом ввалились две соседские пары:

-Здорово ночевали в этом доме!

-С праздничком, вас! Добра и благоденствия хозяевам и домочадцам этой

обители!

Эти гости ещё не успели раздеться, а в дом уже входят Ульяна с

Фёдором:

-Здравствуйте! Доброго здоровьица всем! Всех с праздником Казанской!

-Здравствуйте! Здравствуйте, гости дорогие – приветствовал Семён –

Раздевайтесь, проходите ко столу отведать угощеньица хозяюшкиного, да

и оценить по достоинству мастерство её, ежели всё по вкусу придётся.-

Проходите, проходите! Усаживайтесь за столом-то поудобнее, - тоже

засуетилась Прас-ковья, - Семён! Бери-ка жбанчик-то да налей по чарочке

гостям за праздничек-то великий.

Все уселись за столом. Семён наливал в глиняные стаканчики

медовухи. Произносили один за другим тосты, при которых от выпивки

отказаться ну никак нельзя было. Гости закусывали, пробуя

всеразличные закуски и расхваливали хозяйку:

-Вот как вкусно всё приготовлено! Прямо язык проглотишь..

-И как только Прасковья умудрилась столько наготовить?! Стол ломится.

Уж лопнуть можно, а всё ещё хочется скушать чего-нибудь. Уж такая

вкуснятина!

-А медовушка-то у тебя, Семён, отменная! Ты бы пореже нам подливал, а

то ведь могём и не уйти, ночевать останемся.

-Да ради Бога, оставайтесь! Места всем хватит. По-утричку опохмелимся,

да и опять праздновать будем.

-Нет уж, Семён Семёнович! Завтра-то вы с Прасковьей, да и вся компания,

к нам. Как со скотиной управитесь, так и приходите все у нас праздновать.

-Экий ты шустрый, Фёдор! Опередил ведь! Мы-то с Харитоновной

рассчитывали завтра всех к нам звать, а ты прямо как выстрелил!

-Да ничего, Иван! Пригласишь так и к тебе успеем!

-Да как же! Как же! Само-собой! Конечно же приглашаем , ну…уж

теперича после завтра., коли Фёдор опередил. Так и знайте – после

завтра! И ко времени – сразу после управы!

-Вот как оно оборачивается, Никифор! Мы с тобой опять опаздали вперёд-

то …Выходит, что к нам-то уж после Ивановой избы… Ну да тоже ничего

страшного нет! Зато потом у нас хоть неделю…

Все весело смеялись, но определили твёрдо – как и рассуждали ко всем

поочерёдности и «без особого приглашения!» после утренней управы. А

управа-то к обеду и заканчивается, так что в самый раз…

-Ну вот все дни праздничные мы распределили. Можно сказать самый

«проблемный» вопрос порешали. Теперь и обмыть это дело не грех –

пошутил Семён, вновь разливая по стаканчикам медовуху.

Медовуха «сделала своё дело». Все разрумянились и веселье лилось

уже неудержимым потоком.

Фёдор начал песню:

По диким степям Забайкалья,

И все подхватывали:

Где золото роют в горах,

Бродяга судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах….

…Вот уже « бродяга Байкал переехал», и мать «увела его в курень

родной, где жена по мужу скучает и плачут детишки гурьбой», а следом

Харитновна с Иваном заводят новую:

«Ой да ты, калинушка,

Ой да, ты малинушка!

Ой да ты не стой, не стой

На горе крутой!

И все хором продолжают:

Ой да не спускай свой лист

Во синё-о море

Только допели эту, как со своей песней Мария с Никифором:

«Славное море – священный Байкал,

Славный корабль – омулёвая бочка…

И снова все слаженно:

Эй Баргузин пошевеливай ва-ал!

Молодцу плыть не далечко…

Долго я тяжкие цепи носил,

Долго бродил я в горах Акатуя – запевают Мария с Никифором, а все

хором:

Старый товарищ бежать пособи-ил,

Ожил я, волю почуя.

Вот уже кто-то высоким женским голосом начинает помогать запевалам:

Шилка и Нерчинск не страшны теперь!

Горная стража меня не поймала,

И многоголосье:

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка миновала.

Всё-таки красив народный фольклор! Вот теперь уже кто-то из мужиков

запевает один:

Шёл я и в ночь и средь белого дня,

Хор: Вкруг городов, озираяся зорко.

И опять один( как и придумают-то только!):

Хлебом кормили крестьянки меня-а,

И вновь все: Парни снабжали махоркой!

Прасковья мельком глянула на горничную дверь и тихонька сама

себе улыбнулась: «Вот надо же! Прислушиваются! Знать будут

продолжатели наших песенных застолий…». А за столом льётся:

Весело я на сосновом бревне

Вплавь чрез глубокие реки пускался,

Мелкие речки встречалися мне –

Вброд через них пробирался

У моря струсил немного беглец;

Берег обширен, а нет ни корыта;

Шёл я коргой и пришёл наконец

К бочке дресвою замытой…

Сёмка и Петя стояли у приоткрытой горничной двери не

шелохнувшись, с великим интересом вслушиваясь в песнопение, а из-за

двери доносилось:

Нечего думать – Бог счастье послал:

В этой посудине бык не утонет;

Труса достанет и на судне вал,

Смелого – в бочке не тронет.

Ребятишки ловили каждое слово, каждую интонацию голосов, в какое-то

время даже начинали мурлыкать, вроде как подпевая:

Тесно в ней было бы жить омулям;

Рыбки! Утешьтесь моими словами:

Раз побывать в Акатуе бы вам –

В бочку полезли бы сами!

Любопытный Сеня перестал играть с младшими братьями, подбежал к

старшим с вопросом:

-Чё вы там такое интересное увидали? Дайте мне посмотреть!

Почуяв что-то интересное, присоединился и Васютка:

-Дати посмотлеть!

-Ну-ка шурш отселева – прикринул на них Сёмка,- Не мешайте! Иди,

Сенька, играй с мальцами!

Васютка, как всегда, решил передразнить:

-Сульс! Иди иглай! – и побёг вглубь горницы. Туда же последовал,

нисколько не обидившись Сеня.

А старшие с замиранием сердца вслушивались в песню, порой в

полголоса подпевая:

Четверо суток верчусь на волне;

Парусом служит армяк дыроватый,

Добрая лодка попалася мне,

Лишь на ходу мелковата.

Сидящие за столом пели упоенно, с полузакрытыми глазами, наслаждаясь

своим же пением. И, кажется, они сами находятся там, где в омулёвой

бочке переправляется на другую сторо-ну Байкала каторжанин-беглец.

Более в этот момент для них не существует ни кто и ни что.

Близко виднеются горы и лес.

Буду спокойно скрываться под тенью,

Можно и тут погулять бы, да бес

Тянет к родному селенью.

-Вот это да-а! -Чуть выдохнув, проговорил в полголоса Петя, - Ведь

здорово! А, Сём?

-Ишшо бы! – Только и мог сказать тот.

А за столом уже заканчивали песню:

Славное море – привольный Байкал,

Славный мой парус – кафтан дыроватый…

Эй, Баргузин! Пошевеливай ва-ал!

Слышатся грома раскаты…

В застолье ещё много звучало всяких песен: и весёлых, и трогающих душу

грустью, а то и прямо на слезах. Посиделки длились уже не один час. Но

до вечерней управы ещё далеко и

и гости расходиться не спешили.

-Никиша! Да что ж это такое?! Что ж мы гармошку-то с собой не

прихватили?! Сходи-ка, милай ! Тут не далеко, рядышком. Сходи, принеси,

да поиграй нам. Мы маленько потопаемся.

Никифор упрямиться не стал и через пяток минут прибыл с гармошкой.

Да ка-ак растянет! И весёлый наигрыш разлился по избе. А тут уже и бабы

с мест пососкакитвали, да в пляс с частушками, да припевками:

Ульяна: Пойду плясать

Свою выпивку казать,

А вот и я, вот и я,

А вот и выпивка моя! У-у-х!Ух!Ух!

Услышала это «Ух!» Харитоновна, да своё:

Девки ух! Бабы ух!

Меня сватает пастух.

Пастушиха буду я –

Не узнаете меня!

А ей кто-то:

-За пастуха выйдешь…А куда ж ты свово Ванюшу-то денешь. Смотри! Как

бы не проворонила с пастухом-то. Вмиг подберут. Он мужик ладный.

-Да уж нет, бабы! Ванечку-то я никому не отдам! И тут же припевкой:

Ой, пол провались!

Потолок провались!

На доске остануся,

Но с Ваней не расстануся.

- Ишь ты! Жалко стало.

-Так ведь он мой! Родненький! Ты вот, Мария, своего Никифора отдала бы

кому вместе с гармошкой?

-Ишь, ты! Ишь, ты! Что же говоришь, ты?!- подбоченясь на кругу запела

Мария, да частушки одна за другой:

Гармониста любить-

Надо чисто ходить.

Надо пудриться, румяниться

И брови наводить.

А гармониста я любила,

Слушать на гору ходила.

Припадала к земле я –

Играет розочка моя.

Ну и пошли частушки про гармониста:

Ульяна, наперебой с Харитоновной:

Играй, играй играчёк,

За работу пятачёк,

А хорошо будешь играть –

Можно гривенник отдать. .

А та: Гармонист, гармонист –

Рубаха сатинетова,

Тебе пиво подают –

Наверно стоишь этого.

Прасковья тоже не хочет отстать от баб:

Это чья така гармошка?

Это чей такой игрок?

Золотые его рученьки

По самый локоток!

И таким это весёлым хороводом по всей избе!

С прихлопом, да с притопом, да кто-то из баб уже и хорошецкую дробь

отбивает…

Со всякими прибаутками, кто во что горазд, безо всякого стеснения,

непринуждённо так происходило это действо.

Тут уж и шуточные частушки в ход пошли:

Ой пьяненькая,

Да виноватенькая.

Ты не бей меня, муж,

Я – брюхатенькая!

-Ой дай-то Боже, Прасковья, чтобы это сбылось у вас! А мы с Фёдором к

вам в кумовья пойдём.

Мария озорно стрельнула на Никифора, повела взглядом по

плясуньям, да и выдала:

Гармонист, гармонист,

Положи меня на низ,

А я встану погляжу,

Да хорошо ли я лежу

А вот и мужики впляс пустились с припевками:

Плясать пойду,

Головой качну,

А сам серыми глазами

Завлекать начну.

-И ковой-то ты, Федя, завлекать пойдёшь?! Скажи! Я ей космы-то

порасчешу! – пошутила Ульяна.. – Ну а ты, Ваня, чевой-то притаился

стоишь у стенки? Али сапог жалко?

-Да нет не жалко, отвечал тот и выскочил тоже в круг:

Ой, лапти мои,

Лапти новенькие!

Вы не бойтесь пляши-тё,

Тятька новы сплетитё!

Семён хоть впляс и не пустился, но тоже запел:

А у нас коней очень много

Только мало хомутов.

Ну девчонок расплодилось,

Как в амбаре хомяков!

-Да и то верно, Семён! В нашей лавке хомут-то не купить. Надо ехать в

соседнее село.

Мария опять своё, озорно:

-А меня сватать приезжали

На рыжей кобыле,

Всё приданное забрали,

А меня забыли.

Никифор,игравший на гармошке, поддакнул:

-А это правда, это быль,

Я при этом деле был!

Фёдор, притопывая:

-Ой, топну ногой,

Да притопну другой,

Сколько я ни топочу –

Всё равно плясать хочу!

И бабы и мужики наперебой, частушка за частушкой:

Речка быстра, камениста,

Через реченьку мосток.

Привяжу к себе милёнка,

Чтоб никто не уволок!

Ой, беда, беда, беда!

В огороде лебеда,

А ишшо одна беда,

Что плясать люблю всегда!

Я ли, я ли не работал,

Я ли, я ли не потел?!

От косилочки до милочки

Без памяти летел!

Тут уж удержу не было! И пошли в ход уже частушки «с картинками»:

Я ли, я ли не работал?!

Я ли не рабатывал?!

В одну ночку сделал дочку,

Сына дорабатывал!

-То-то же я и гляжу, Фёдор, что у вас всё девчонки а парнишка вон один.

Видно доработанный!

И так вот звучали смех, шутки-прибаутки, пляска.

-А вы потише топайте, пол не провалите!

У них в подполе вода, вы не утоните!

И, вдруг, Ульяна, как «отрезала»:

-Хватит, хватит нам плясать!

Мы уж надоели!

У гармониста нашего

Руки заболели!

Поддакнула и Харитоновна:

Гармонист устал,

Запинаться стал.

Наливайте-ка пивка!

Угостите игрока!

Не преминула и Мария:

Ой, спасибо гармонисту

За весёлую игру,

А ишшо за поговорочку

За ласковою!

Снова все разместились за столом, Семён налил в стаканы медовухи и

предложил тост:

-Давайте, дорогие гости, выпьем за то, чтобы вот так дружно жили

всегда, чтобы беды нас обходили стороной, чтобы мы никогда не знали

хмурых дней, чтобы мы и наши дети, внуки, правнуки всегда радовались и

были веселы, вот как мы сегодня!

Все с одобрением поддержали тост. А потом… опять, одна за другой,

«полились» песни:

Глухой, да неведомой тайгою,

Сибирской дальней стороной

Бежал да бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой.

А там, да вдали у синя-моря

Оставил родину свою,

Оставил и мать - свою старушку,

Детей, красавицу жену………..

Пели самобытно, с большим воодушевлением, слаженно, вытягивая

каждый своим голосом, на своей ноте, как будто проходили какие уроки

пения… А Сёмка с Петей опять, теперь уже усевшись на пол у открытых

дверей в горницу, не шелохнувшись вслушивались в этот хор…

-Ваня! Нут-ко давай нашенскую!.

-Так, Харитоновна! Эт, вроде бы, мы только с тобой дома поём-то, вдвоём.

А тут как-то, поди, и никчему . Грустная, да и не мужицкая она.

-Давай, давай, Ваня! Всё « к чему»! Поди и бабы вон подтянут, -

настаивала Харитоновна и запела:

Все говорят, что я горда.

Мужчинам верить перестала.

Видать эта песня им обоим больно нравилась и Иван тотчас же подхватил:

А сердцем я совсем больна…

Я молода, но жить устала.

И опять Харитоновна:

Зачем отняли у меня

кого ждала, кого любила?!

И вдвоём: Он не вернётся никогда…

Судьба навек нас разлучила.

Не говорите мне о нём!

Ещё былое не забыто..

И тут уже многоголосье:

Он виноват один во всём,

Что сердце девичье разбито.

И пошло…

 

Он виноват, что я грустна,

Что людям верить перестала.

И сердцем потому больна!

Я молода, но жить устала.

Не надо вспоминать о нём!

Былые дни уж не вернутся…

Но только прошлое всё в нём…

Вот потому и слёзы льются.

Но если б он вернуться смог,

Вернуться смог ко мне бы снова –

Забыла б горе я, как сон,

Не упрекнула бы ни словом.

…Поют, а…кое-кто уже и прослезился…

Но не вернётся он назад,

Былые дни уж не вернутся…

Он виноват один во всём,

А слёзы горькие мной льются…

Не говорите мне о нём!

Былое вдребезги разбито…

Но моё сердце жжёт огнём!

Былое сердцем не забыто…

-Ну ладно, мужики! Пора и управляться идти.

-Да и то верно! Сколько ни сиди, а всё одно управа ждёт. Надо по-светлу..

Все загомошились, стали одеваться и уже с порога:

-Спасибо хозяину с хозяюшкой за гостеприимство!

-Уж так славно посидели! Вот он праздничек-то и в радость, когда вот так-

то…

-Спасибо! Дай Бог в этом доме добра и благополучия всякого!

-Ну до завтрева! Не забывайте, как уговорились. Завтра к нам!

Гости ушли. Семён вышел управляться со скотиной, да живностью

дворовой, а Прасковья принялась за уборку в доме. Прибравшись с

немудрёной посудой, снова поставила на стол снадобья, да нетронутые

блюда со снедью позвала:

-Ребятки! Пойдите сюда. Поди уж проголодались. Вон мы как долго вам

никакого внимания. Идите садитесь за стол. Ужинать будем.

Тех упрашивать незачем. Быстренько все прибежали к столу. Васятка

пробормотал:

-Узинять будем..

А Митюшко только и всего-то: -Ням-ням!

И только Сеня как всегда стрекотал:

-Вот мы наигрались сёдни с Сёмой, да Петей! А Васятка с Митюшкой так

забавно шлёпали! Друг за другом гонялись. Небось тоже проголодались…

-Слёпали тоза. – вставил своё Васютка.

-Мама! А вы очень здорово пели-то! Ну прямо заслушаешься…-

заговорил Сёма, но Сенька не дал договорить:

-Ага! Они с Петькой так заслушались, что и про нас забыли. Ишшо и

отмахивались: «Идите играйте! Не мешайте слушать!». А чё мешать-то? И

так всё слышно было. Мы с Васяткой, да Митюшкой играли и то я всё

слышал. А Сёмка с Петей как уселись на пол, так, как будто их

заворожили, так и сидели, завороженными…

-Сенька! Ты опять встреваешь , не даёшь никак поговорить! А и впрямь

ведь заворожили. Прямо боязно было, чего бы не пропустить.

К разговору присоединился и Петя:

-Да вот же! Прямо как в сказке какой! Так бы сидел и слушал…слушал…И

вот когда слушаешь, то всё сам себе представляешь, что в песне поётся…

Ну прямо романтика!

-Ах вы, романтики наши! Всё-то вы понимаете. И правильно! Петь надо

так, как будто ты там сам в песне-то живёшь. Вот тогда она и петься

ладненько будет. Вот давайте учитесь петь-то . Подрастёте и сами петь

будете.

-Я обязательно буду петь! – заявил Сёма

-И я с Сёмой!

-Ну и ладненько! Вот мы с папкой, да вы как зачнём по вечерам петь! Вот

и будет у нас домашний хор… – мечтательно проговорила Прасковья

А Петя опять так романтично:

-Папка, мама, мы с Сёмой, да Васятка с Митюшкой подрастут мы их

научим, да ишшо всех позовём, кто сёдни у нас пели… Вот красотища-то

будет!...

-Ага! Все будем петь! И Васятка, и Митюшка! Красота!- снова заявил

вездесущий Сеня.

-Класота-а-а! – передразнил Васютка…

Так увлечённо рассуждая, они и не заметили, как в избу вошёл Семён и

уже раздевшись подсел к столу: -Ну и о чём таком у нас тут разговор?...

 

…С того самого вечера, когда дед Шаркунов, сходив к Агафье и

заручившись её заверением, что она Стёпку обязательно «притянет к

себе» и не прочь стать его женой, деды по вечерам настойчивее стали

«выдворять» его из дому: «Нечего тебе, молодому парню, дома

засиживаться, да отлёживаться на полатях! Давай, вон ступай вместе со

всеми парнишками да девками поиграть, покуда молодой. Ишшо под

старость дома-то насидишься. Нам вот теперь ужо не до игрушек…»

Стёпка, хоть и не с великим желанием, но вешал на плечо однорядку и

уходил на вечёрки. Однако возвращался раньше обычного, залезал на

полати и ворочался там чуть не до утра. И продолжалось этак-то довольно

длительное время. Но… Однажды вечером, накануне Рождества, Стёпка,

как всегда, взял гармошку и отправился в дом к бабке-Макарихе, где

молодёжь откупила пристанище для очередных вечёрок. Деды, сходив в

церковь ко «всеношной», возвратившись уже по первым петухам (раньше

время определялось по звёздам, солнцу, пению петухов…Это время было

предутреннее, примерно часа 4) обнаружили, что Стёпки нет дома.

Деды подумали, что он вместе со всеми до утра на КОЛЯДКАХ.

Возвратился Стёпка уже когда стало светать. Не полез на полати, а сразу

же, переодевшись, вышел во двор управиться . Дед вышел вслед за ним:

-Стёпа! Ты бы пошёл полежал, чуток вздремнул. Я до конца управлюсь.

Небось всю ночь проколядовали. Много сырчиков-то насобирали?

Стёпка, хоть и не очень весело, но как-то с озорством промолвил:

-Ага, деда! Всю ночь колядовали. До самого утра. И сырчиков и всякой

другой снеди в предостаточном количестве было. – И многозначительно

сделал заключение - Сёдни вечером опять пойду колядовать…

В этот раз Стёпка ушёл на вечёрки чуть раньше обычного. Деды, по

обыкновению, сидели в «потемках» и рассуждали о том, да о сём. И, когда

уже норовили(предполагали, были намерены) укладываться спать, на

дворе, вдруг, загомонили, запели:

Рождество Твоё, Христе-Боже наш,

Восия мира – Свет Разума…

В избу ввалилась разнаряженная толпа во всеразличных масках и

одеяниях:

-Мир дому сему! Здоровьица, счастия и благоденствия всяческого

хозяевам!- и захороводили, посыпая пол пшеницей –

Славите, славите –

Все люди знаете,

Открывайте сундучки,

Вынимайте пятачки,

Папеньке копеечку,

Маменьке куделичку,

А мне – сырчик!

И ещё множество всяких присказок прозвучало с добрыми пожеланиями

хозяевам.

Баушка-Пелагея раздавала колядующим кому пирожки, кому

сырчики, не пожалела и нескольких копеечек. А дед всё приглядывался –

«Который же из них Стёпка-то? Да нет! Не узнаю…Нет его среди всех…».

Узнал одного, да и к нему: «Алёшка! Вот я узнал тебя! Ах, ты пострел, как

принарядился! Не сразу и узнаешь-то! А чтой-то я нашего Стёпку не

обнаруживаю. Али уж совсем и признать не могу?»

-Да нету здесь вашего Стёпки! – ответствовал Алёшка, - Он теперича в

другом месте колядует… Ему теперича не до нас. У него другие интересы –

озорно закончил Алёшка.

Толпа, поблагодарив хозяев «за радушный приём да одарение

обильное», пожелала «такого же обилия в вашем доме!» вышагнув за

порог, удалилась к соседскому двору.

Деды Шаркуновы, по недомыслию своему, всё никак не могли «взять в

толк» - «Чё ето Стёпка отбился от своих-то?... Что ишшо за компания

образовалась, что Стёпке уж и не до этих парнишек?...» Так размышляя

меж собой, улеглись спать, а наутро обнаружили, что внук не пришёл на

ночёвку домой и в этот раз… Пелагея забеспокоилась:

-Не случилось ли чего со Стёпкой-то?!

-Да чё с им случится?! Болтаются где-нибудь. Ведь святки. Мы раньше

тоже ведь по всем ночам буглачили. Явится к рассвету. Давай полежим

ишшо чуток. Управляться ишшо рано. Да вот и он является!

В сенях послышались шаги и в дом вошёл Стёпка. Деды, помалкивали,

как будто и не слыхали, как тот вошёл. А Стёпка, опять, переоделся и на

двор…

-Ну вот – я говорил тебе, что явится. Управится, отзавтракаем и

завалится на полати отсыпаться.

Так оно и сталось. Только завтракать Стёпка отказался:

-Да я не голодный. Позавтракал ужо.»

Такое поведение стало повторяться изо-дня в день.

-Ой, дед! – опять беспокоилась Пелагея, - Это что-то неладное! Ведь

святки святками, да уж и кончаются. Вот Крещение подходит. Уж и

колядки всякие заканчиваются. Нет, дед! Эт что-то другое

приключилось…

А приключилось вот что…

Дней за десять, а то и за неделю, до Рождества, Стёпка пошёл на

очередные вечёрки. Темно уже было, «хоть глаз выколи». Проходя мимо

старого заброшенного гумна деда Селивёрста Пахарева, «внезапно»

столкнулся с женщиной…

-Ой! Напугал-то как! Носит тебя здесь по ночи-то!

По голосу узнал Агафью. Та, как будто всё ещё и-пуганным голосом

продолжала «кастерить Стёпку:

-Ходют тут всякие! Людей пугают. Вот выпужал! Теперь вот на каждом

шагу будет кто-нибудь мерещиться. Ты бы уж, Степа, попровожал меня

маленько из темноты-то, - уже примиренчески заговорила Агафья, - Вон

до Пестерихи. А там светлее. Уйду..

Стёпка и впрямь поверил, что он напугал Агафью, а потому не возымел

какого сопротивления и отправился проводить Агафью до Пестерихи.

По дороге Стёпка молчал, а Агафья не переставала тараторить:

-Ой и трусливая же я стала! Всякого куста боюся. А чего, вроде бы, у нас в

деревне бояться-то?! Ежели зверь какой, али собака, так те могут

покусать, а то и загрызть вовсе, а человеков-то чего бояться?!

-Ну вот и Пестерихин дом. Там, вроде, посветлее. Поди сама дойдёшь?

-Да, конечно же, дойду таперича. Ой, спасибо тебе, Стёпушка! Большое

спасибо. Вот призадержала я тебя. Поди опаздал на вечёрки-то?

-Да ну! Какое опаздание?! В самый раз приду. Ну, прощевай. Побегу …

-Стой-ка, Стёпа! Вот ишшо чё… В деревне о тебе хорошая слава идёт –

будто бы ты на все руки мастер, всё умеешь делать.

-Ну всё не всё, а кое что умею.

-У меня вот топорище у калуна сломалось. Может придёшь смастеришь, на

досуге?

-Ну а Емельян-то чё не сделает?

-Да он работник-то хороший, а вот до мастерства как-то не того. Ты бы

уж, Стёпушка, уважил – пришёл бы как-нибудь да наладил топорище-то, а

то вон чурок полная ограда, а колоть нечем – колун-то без топарища.

-Ладно, как-нибудь забегу, сделаю.

-Да поторопился бы, Стёпа, а то ведь время…

-Ну да ладно. Завтра приду после управы. Дома будешь?

-Да куды ж я? Конечно дома. Да не забудь. Край колун-то нужон.

-Да уж не забуду. Прощевай, пока!

-Прощевай, Стёпа! – заключила Агафья, а сама в себе размышляла: «Вот,

Стёпушка и начну я тебя приваживать. Никуды ты от меня не

денешься!...»

На другой день после управы Стёпка переоделся и направился к

двери. Дед и баушка не допытывались куда это внук пошёл, но с

интересом поглядывали. Заметив это, Степка утолил их любопытство:

-Тут вот попросили меня в деревне кое что помочь сделать, так пообещал.

Пойду…

Деды опять меж собой:

-Хороший парень. Угодливый. Просят – не отказывается помочь.

-Да уж это у нас, у Шаркуновых, испокон-веков водится уважить в

просьбах-то, ежели кто в нашей помощи нуждается.

Стёпка зашёл в свою домашнюю мастерскую. Там много чего

приготовлено ещё с лета. Заготовки коромысел, костыльков-батажков,

черенки к лопатам, да мётлам, другая всяка-всячина. Вот и топорища… Их,

уже полуготовых, до десятка … Выбрал для колуна – покрепче, постругал,

обработал и отправился к Агафье.

Та заранее нашла где-то старый, заржавевший колун, подала Степану:

-Вот, Стёпушка, налаживай.

-А чё это он весь ржавый? Чтоли им не кололи?

-Дак вот и не кололи. Без топорища-то как?

-А я сюда шёл, слышу Емельян дрова-то колет. Чем бы это?

-Да вон у соседей попросили, чтобы время не терять. Ты, Стёпушка,

направляй. Свой-то колун есть, так надёжнее. Не ходить по соседям.

-Да ужо направил.

-Ух! И молодец же ты! Как быстро-то! А ладно ли? Проверить бы надобно.

Не посчитай за трудность, Стёпушка! Пойди попроверь, поиспытай,

расколи чурочку-другую.

Степан не стал кочуряжиться. Вышел во двор, направился к

работающему Емельяну. Тот приостановил работу. Пристально

пригляделся к Степану:

-Эт что? Никак Агафья в помощь ко мне пригласила. Да и ишшо гдей-то

колун отыскала. То вот, говорила, что вот этот, что у меня едва

отыскала, а тут вон и другой нашёлся…

Степан в недоумении посмотрел на Емельяна:

-Дак…Это… Она говорила, что вовсе колуна-то нет – топорище сломалось.

Вот попросила меня, чтобы я сделал новое. Вот я и сделал.

-Ух! И заботливая баба! Запасливая! Всё впрок норовит припасти. Вот

теперь два колуна образовалось. Один сломается – второй вот он,

готовенький.

Хозяйственная…Запасливая… Ну давай, Степан, подмогни малость.

Недоумевающий Степан не стал перечить, а принялся колоть берёзовые

чурки, легко помахивая колуном. А сам всё размышлял: « Да-аа.

Хозяйственная…Запасливая… Но только зачем обманула-то, что нечем

колоть дрова? Могла бы прямо сказать, что в запас друго-ет колун. Да кто

их баб разберёт чё они всё придумывают?...»

Стёпка так увлёкся работой, что и забыл, что он не дома. Не отвлекал и

Емельян. У двоих так спорилась работа, что куча чурок стремительно

уменьшалась, и так же стремительно рос ворох поленьев…

Разгорячённый Стёпка сбросил с себя полушубок и работал в одном

свитере, связанным ещё матерью.

Агафья незаметно приблизилась к работающим и с умилением наблюдала

за Стёпкой. Тот легко раскалывал чурки, побрасывая поленья в большую

кучу, словно бы играючи…Она на минуту забыла, что уже накрыла

обеденный стол и вышла пригласить мужиков обедать. Спохватившись

громко заговорила:

-Ну, будя, мужики! Передохните малость! Пора обедать! Вон обед уже

остывает.

-И то правильно. – выговорил Емельян, - оно обедать-то приятственнее,

чем топором махать.

А Стёпка стал отказываться:

-Спасибо1 Я домой побегу. Теперь Емельян доработает. Чуток осталось.

-Нет уж, нет уж, Степан! У нас так не делается! Вон сколько работы

переробил, да без обеда… Нет уж! Не отпущу, покуда не отобедаете

вместе с Емельяном! Давайте в избу! – Приказала Агафья.

-Да и то, Степан, верно! Мне компанию составишь, хозяйке уважишь. Раз

приглашают, так не след отказываться-то. Обидеть можно.

Степан нехотя пошёл в дом вслед за Емельяном.

За столом хозяйка предложила:

-Может, мужики, по стаканчику пивка?

-Нет! Что вы! Никчему это всё – запротестовал Стёпка, а Емельян

отказываться не стал и «наседал» на Степана:

-Это после работы-то, с устатку, само то! Я отказываться не стану. Давай-

ка, Степан, за наше здоровьице! Поддержи, создай мне малую компанию!

-Дак, ыть…Это…Не какой-нибудь там праздник выпивкой-то заниматься.

Нет! Я не стану! А ты, Емельян, выпей, коли охота есть.

-Да уж, конечно же не откажусь. С устатку-то и выпью. Оно вся кровь

взыграет тогда и на душе веселее станет, и работа дальнейшая веселее

пойдёт - и Емельян опорожнил стакан.

Агафья налила другой:

-Выпей, Емельян, коли Стёпа не стал пить. Выпей и за его здоровьице. Да

и ступай домой. Поотдыхай до вечерней управы-то. А дрова завтра

доколешь. Да вы кушайте, кушайте! Ты что-то, Степан, ничего не ешь… Не

стесняйся! Кушай вот что есть.

-Спасибо, хозяюшка! Я ужо наевшийся довольно. Побегу домой. Скоро

управа.

-Да посидел бы ишшо, Степан! До управы-то вон ишшо сколько время. Да

посмотрел бы вот самовар – что-то потёк. Паять видно надобно.

-Да нет!Сёдни некогда уж. Как-нибудь в другой раз.

-Дак не забудь, Стёпа, прибеги как-нибудь с паяльником. Хорош

самоварчик-то был. Больно жалко выбрасывать-то. Ишшо поди наладить

можно, поди ишшо послужит. Стёпушка, ты мастеровой парень, погляди.

Окромя тебя никто в деревне как следно быть не разберётся. Ты уж не

посчитай за трудность, разберись с энтим самоварчиком.

Стёпке такие слова польстили. Ещё бы! «Мастеровой парень…», «Никто

лучше не разберётся…».

-Ладно уж, как-нибудь загляну. Попробую наладить самоварчик-то.

Паяльник-то есть, так ведь и уголья надо, огонь, чтобы его как следует

нагреть для паяльной работы-то. Может я его заберу, да и дома сделаю…

-Да что ты, Стёпушка! Чего это тебе с моим самоварчиком таскаться.

Приходи, как печку топить буду. Хучь утром, хучь вечером. Я два раза

топлю печку-то. Ну утром-то, наверное управа, некогда будет. А вот

вечерком-то и приходи, как управишься. Один-то раз на вечёрки не

сбегаешь, а мне вещичку дорогую в дело возвернёшь. Запаяешь мой-то

самоварчик и новый не покупать. Они вон поскольку стоют. А тебе хучь и

уплачу, но совсем, поди, наполовину меньшее.

-Да ладно! Об цене потом поговорим, как направлю. А счас – покуда

прощевайте!

-Прощевай, Степан. Я тоже домой пойду, коли Агафья Пантилимовна до

управы отпущает. Попроведаю, чё у нас там дома-то.

Агафья не смогла удержать Степана. Он твердил:

-Да некогда уж мне. Дед, наверно, заждался. Считай цельный день дома

не был. Прощевайте!

-Да уж чего там…- смирилась Агафья. Конечно, беги. Деду помогать надо.

Да он вон всё тебя хвалит.

Говорит хороший помощник.

А ты вот, Стёпушка, за работу-то возьми. Это вот за топорище, а это

вдобавок за то, что дров расколол не малое количество. Емельяну всё

легче.

Степан от денег отказываться не стал:

-Спасибо за оплату-то. А самовар наладим!

 

…После праздников Казанской мужики объединялись и молотили хлеб. На

гумне раскладали снопы, по ним гоняли лошадь, а то и две,

недообрушенные части снопов взбивали цепями, обивая колосья…

Трудоёмкая это работа, длительная… Не менее лёгкой, а может быть и

тяжелее, была работа по очистке зерна от мякины. Тут уж подключались

все, кто мало-мальски мог держать в руках лукошко, тазичек, а то и

просто чашку. Становились там, где гуляет ветерок, набирали в посудину

зерно с мякиной, поднимали её высоко и потихоньку опрокидывали,

потрясывая. Зерно падало на ток (уплотнённая земля), а мякину относило

ветерком в сторону. Вот так целыми днями не одну неделю на морозе.

Иногда и ветерка-то не было, тогда поджидали, когда он подует. С

работой этой управлялись уж далеко по зиме. Нередко мешали снежные

метели. Тогда опять откладывалась работа. После метелей вновь

расчищали гумно и снова принимались за работу. Очищенное зерно

готовили к весенней посевной, подсевая на решете. Немного сеяли осенью

рожь. Она нужна бывает для солода при изготовлении домашнего пива,

кваса или иного изделия, требующего солодовитости… В основном сеяли

пшеницу, для собственного питания и кормёжки курей. Не мало сеяли овса

на корм лошадям…

У Семёна с уборочными работами управились ещё по осени. Но работы

продолжались в соседских дворах почти до Рождества. Зима в этот год

выдалась малоснежная, без метелей и большой задержки в обмолоте

хлебов не было. Но ведь и сообщество-то по совместным работам было не

малое. Вот и пришлось, как и в прежние годы, работать поочерёдно то на

одном, то на другом подворье. Однако все остались довольны. У каждого

обмолотили всё до единого снопа. Но тут, наравне с обычными домашними

делами по уходу за скотиной, мужики поочерёдно едут на мельницу.

Дождавшись своей очереди, Семён нагрузил в сани-розвальни мешки

с пшеницей да рожью и отправился на мельницу. Его приветливо встретил

мельник-Поликарп:

-Здорово, Семён Семёныч! Рад тебя видеть на моём предприятии. Давай,

разгружайся. Засыпем пашеничку твою, да и пусть мелется, а мы

побалякаем.

Засыпав зерно в специальный ящик над жернова-ми, присели здесь же

в помещении мельницы на лавочку

-А ты, Поликарп Иннокентьевич, гарсы-то будешь брать зерном, али

мукой?(Прим.автора: «Гарсы» - натуральная плата за пользование

мельницей).

-Зерном возьму. Уже на исходе, а куричёнок много- кормить надобно. А

муки ишшо до весны хватит, а там видно будет. Можно и зерном – смелю.

Для свиней частенько сметаю бус.(Прим. .автора: «Бус» - мучная пыль на

стенах мельницы) Завариваем и скармливаем. Вот и ты, пока мелется твоё

зернецо, так упылишься, что на целое варево домой увезёшь бусу-то –

пошутил Поликарп.

-Ну да я здесь его стряхну, чтобы тебе не убытошно было – тоже

отшутился Семён.

-Ты, Семён Семёныч, грамотный мужик, больше общаешься с мужиками,

ездишь на охоту – там, поди, с другими охотниками встречаетесь…Вот ты

мне скажи – что это в Расеи, творится? Какие-то заварушки там. Ишшо и

война идёт, а у нас в самой-то Расеи что-то неспокойно…

-Да, как тебе сказать, Поликарп Иннокентьич? Совсем-то хорошо не знаю,

но слышал, что будто-бы недовольные жизней мужики бунтовать

начинают, а их усмиряют. Говорят – уж больно голодно, да в бедности

большой живут. Вот и идёт драчка. Бедные мужики с богатыми дерутся. Ну

да это где-то там… Далеко…До нас-то, поди и не дойдёт…

-Не дай-то Бог! Тут война с германцем, а тут ишшо у себя в дому…Не

ладно это! Бедой несёт…

Посидели молча. Покурили и «перевели» разговор на другие темы,

более близкие к своему сегодняшнему бытию.

-А что,Иннокентьич, готов к встрече Рождества-то? Небось уже и пива

наварили?

-Дак-ыть как?! Праздник-то святой. Сам Бог велел праздновать в веселии.

Корниловна моя пивишком-то занимается. Пельмени вон с девчонками

настряпали, заморозили, сырчики… А у меня ишшо с прошлого года

медовушка не вся выпита. Теперь совсем хорошецка!

-Да-а… Ланись медовый год был. Люди вон помногу накачали. А нынешний

– был плоховатый к медоносу-то. То с весны холодно, то потом жара.

-Да вот же. Жара-то для пчёл тоже плохо. В цветках нектар густой и они

взять его никак не могут. Всё нужно в припорцию. Дождливо – плохо и

жара – плохо. Надо чтобы дождичек прошёл, а потом тепло, вот тогда для

пчёл само то. Ну да для себя-то накачали, хватит. И на корм пчёлы сами

себе натаскали.

-Ну вот! Заболтались мы. Вон ларь-то(ящик куда сыплется мука из под

жерновов.Прим.автора) уже полнёхонек – всполошился Семён. – Пойду

выгребать.

Семён принялся выгребать муку в мешки. Закончив молоть пшеницу –

засыпали рожь.

-Вот она, рожь-то, Семён Семёныч, в хозяйстве тоже крайне необходима.

На Украине, в Белоруссии в основном рожь сеют, а у нас, как-то мало. А

хлебец-то оржаной прямо объеденье! Запашистый, да и питательности в

нём больше.

-Да вот же - сеем чтой-то мало. Так уж заведено. То пшеницу, то овёс. Ржи

мало, а ячмень и вовсе не сеем. Привыкли так и кажется нам, что лучше

пшенички да овса и нет ничего. А совсем-то без ржи тоже не обходимся.

Для всякого дела нужна…

-А как же! – отозвался мельник – Без оржаной муки и пиво-то не сварить.

Вон моя Корниловна корчаги понаставит и солод-то какой! Хоть на пиво,

хоть на квас…

-Тепляк-то, Иннокентьич, утеплён? Не промерзает? («Тепляк» - жёлоб из

деревянных досок, по которому сбегает подведённая вода, падает на

специальное водяное колесо, посредством вала, соединённого с сухом

колесом в помещении мельницы, находящемся в зацеплении с деревянной

шестерней с валом на жернова. Прим.автора)

-Утеплён. И с боков и сверху много соломы наложено. Но всё равно

колесо-то обмерзает. Частенько лёд обкалывать приходится. Ну да в зиму-

то – обычное дело. Ведь Сибирь. Морозы вон под сорок.

-Да-а…Морозы стоят, а снегу мало. Промёрзнет земля-то глубоко. Да вот и

рожь-то посеяли – тоже не вымерзла бы… У тебя пчёлы-то в омшаннике,

или на улице?

-В омшаннике. Хорошо укрыты.

-А то вон взяли моду на улице пчёл зимой держать. Составят ульи в рядок,

соломой замечут, как стог и на всю зиму…

-Нет. Я так не делаю. Оно ведь зимой иногда поглядеть надо, как они

зимуют. В омшаннике-то хоть и прохладно, но не мороз. Вот и зимой

разок-другой заглянешь. Может которым медку на корм надобно добавить

рамочку-другую. А на улице-то как? До самой весны… А ну-ка да корму не

хватило! Вот и погибнет пчелосемья. А в омшаннике-то уж надёжнее. В

любое время можно посмотреть да и, при надобности меры предпринять.

Опять же в соломе-то и мыши могут завестись, да прогрызть ульё и

забраться за медком. А для пчёл появление мышей губительно. Вот и

опять погибают…

-Конечно…За всем досмотр да уход нужен. А шаляй-валяй – никакого

толку.

Ну спасибо тебе, Иннокентьич! Поеду до дому.

-Давай, поезжай с Богом! А спасибо-то ты гарсами выдал. Так что не за

что. А у меня это работа…

 

…Рождественские праздники, как всегда и как во всех селениях,

проходили шумно, весело. Накануне Семён с Прасковьей сходили в

церковь к «Вечерней», а утром уже не пошли –ребятишки рано

заподнимались. Семён только-только управился по хозяйству на дворе и

вошедши в дом, как будто удивился:

-Ой-яй! Это чтой-то у нас приключилось? Это чё рано попроснулись?

Штоли побоялись чего-то проспать? – весело, как бы обеспокоенно

заговорил он, подходя к широкой, встроенной к стене кровати, на

которой копошились трое младших сыновей.

-Ага, пап! Вчера мама говорила, что сёдни праздник будет. Вот и надо не

проспать – застрекотал говорунчик-Сеня и обхватив отца за шею

«приказал – неси, пап, меня к умывальнику. Неумывшись-то нельзя…-

деловито заключил он.

-Ни з-зя! – повторил Васятка, тоже норовивший прицепиться к отцу.

А маленький Митюшка только и мог:

-Пап,пап,пап! –нетерпеливо твердил и протягивал к отцу свои ручёнки.

-Да подождите, вы! Всем бы вам враз всё! – весело посмеиваясь, но как

будто ворчливо, приговаривал Семён. – Давайте поочереди. Вот с Сеней

управимся, тогда и следушшый..

-Да опоздали вы с Сеней-то все вместе! – заявила, хлопотавшая на кухне,

с улыбкой посматривая на происходившее, Прасковья. – Вон Сёма с Петей

без всяких лишних слов, тихонечко уже приводят себя в порядок после

сна-то, а вам бы только всё балабонить – шутя завершила – пока вы

умоетесь Сёмушка с Петенькой уже отведают всего.

-Не-е! Мы всех дождёмся –возразил Сёма.

-Да и то правда! Всех дождёмся. Молодец, Сёма! –похвалила Прасковья –

Так вот всегда и надобно, чтобы все вместе и в делах и за столом…

Семён, поочерёдно, умыл ребятишек и все уселись за праздничный стол,

на который Прасковья наставила всякой-всячины праздничных

деликатесов.

Закончив завтрак. Сёмка с Петей попросились «сбегать поиграть».

Возражений, конечно же не было….

Только, только Прасковья успела убрать со стола, как в избу

ввалилась разнаряженная под лису да зайчика парочка.

Лисичка, подбоченясь, приплясывая, подступая к хозяйке запела:

-Нынче ангел к нам спустился

И пропел: «Христос родился!»

Мы пришли Его прославить,

А вас с праздником поздравить!

Зайчик, подошёл к Прасковье, подёргал ушками и тоже стал припевать:

Тётенька добренька!

Не режь, не ломай,

Поскорей подавай

Нам двоим!

Давно стоим.

Печка-то топится…

Пирожка-то хочется.

Лисичка опять так хитро:

Ты нас будешь дарить –

Мы будем хвалить,

А не будешь дарить –

Мы будем корить!

Коляда! Коляда!

Подавай пирога!

Увидав этот «концерт» ребятишки выскочили из горницы, вначале

приглядывались, а потом весело запрыгали, по-ребячьи завизжали. Сеня

не преминул принять участие, попрыгал возле ряженых и убежав к отцу, с

улыбкой поглядывавшему на действо. Оттуда весело крикнул:

-Лисичка, лисишша! А где у тебя хвостишша?!

-Ух ты! Мама! Слышь-ко! – не мало удивившись, обратился Семён к

Прасковье, как будто и не замечая совсем гостей, -сын-то у нас стихами

заговорил!

-Вот только-то и заметил…-отозвалась Прасковья, - а я уж давно заметила.

Стал быть, поэтом будет…

Гости тоже удивились:

-Надо же! Такой маленький, а уже умеет… А ну-ко, Сеня про зайчика!

Сенька не заставил себя упрашивать и выдал:

-Заяц, зайчишша! Хоть ты зайчик, ну и

пусть!

Ты никого не боишша? Ты совсем даже не трус!

-Ай да Сеня! Ай-да молодчина! – заговорил «Заяц», -Ладно ты слагаешь!

Прямо – Пушкин… - Ну вот тебе за это от зайчика гостинец. – вынул из

сумки конфету и подал Сеньке.

-Спасибо - ответствовал тот, приняв подарок.

-Я тозя могу…- заявил Васятка, видимо пожелавший тоже заполучить

подарок.

-Тозя могёшь? – передразнил «Заяц» - А ну-ка как?

Васятка . чуточку покрутился, а потом, чуть приседая, стал притопывать

ножками:

-Ой!...Сени…Сени…Новые…

Все весело рассмеялись, а «Зайчик» вновь сунул руку в сумку, извлёк

конфету и подал Васятке:

-Вот, Васяточка, гостинчик! Молодец! Заслужил!

А Митенька, сидевший у отца на руках, вдруг, поднял ручёнки кверху и

изрёк: «У-У-У!»

А затем протянул их к «Зайчику», сжимая и разжимая пальчики,

показывая, что он тоже не прочь заполучить зайчиков гостинчик.

Все снова весело смеялись, а Семён шутливо попрекнул мальца:

-Ух ты, попрошайка! Прежде надо что-нибудь исполнять, а уж потом

заполучить заработанное!

-Так ведь заработал! Показывал же он, что «У-У! какой большой вырос

дядя-Заяц» - заявил «Заяц» и тоже угостил Митеньку конфетой.

Ну что же! Гостенёчки дорогие! Пожалуйте за стол! Прославим Рождество

Христово, да во славу Божию, отведаем рождественского, в церкве

поосвящённого, кушанья!

-Да некогда за стол-от! Мы ведь на минутку. Пригласить пришли. Управа-

то закончилась. Приходите! Мы вон до суседей ваших дойдём, пригласим

их, да и домой. А вас ждём!

-Ну уж нет, Фёдор! Нет уж, нет уж, Ульяна! (это были, конечно же они…)

Пока не отведаете нашего никуды не отпустим! – возразил Семён.

-Ну медовушки твоей, Семён Семёныч, мы конечно отведаем чуточку, а за

стол в другой раз…- заявил Фёдор, - так что не обессудьте.

Семён налил в стаканы медовухи, подал гостям,

Прасковья держала в руках чашку с пирогами. Гости опорожнили стаканы,

закусили, разломив один пирог на двоих. Фёдор запустил руку в сумку,

достал горсть пшеницы, порассыпая по полу оба запели:

Сеем, сеем, посеваем,

С рождеством вас поздравляем!

Пусть пшеничка уродится,

Добром полнится светлица!

Чтобы здесь не умолкал,

Детский смех всегда звучал!

 

А таперьча прощевайте,

Лихом нас не поминайте!

Пускай летом и в мороз

Не покинет нас Христос!

-Спасибо хозяину и хозяюшке за гостеприимствие! Дай вам Бог здоровья

и всяческих благ в вашем доме. Приходите! Будем ждать!

-Спасибо за добрые слова – ответствовал хозяин, -

Вот ребятишки набегаются, возвратятся домой, мы сразу же и придём.

Одних-то мальцов не оставишь.

-Ага! Не оставишь! Я один-то с этими мальцами ну никак не справлюсь –

вклинил своё Сеня.

-Ух,ты! Какой большой сам-то! – пошутил гость.

Долго и весело на деревне отмечали рождественский праздник.

Молодёжь, да и пожилые сельчане, ходили колядовали, поздравляя с

праздником, высказывая хозяевам добрые пожелания. Те, в свою очередь,

благодарили за добрые слова, одаривая колядующих ряженых пирогами,

сырчиками, другой снедью, кто-то и копеечками, нередко подносили

стаканчик «пивца» или медовушки. Кто-то отказывался от пития, а кто-то

и принимал «для веселия, да сугреву». И так до самого Крещения. А уж

после Крещения деревня утихомиривалась и вновь жила своим обычным

деревенским укладом…

Мужики управлялись по хозяйству, готовили дрова, уже к

следующей зиме, «чтобы за лето подсохли». А кому-то потребовался

новый дом, чтобы «отделить обженившегося молодца. Вот поможем ишшо

раз ему, скандеболим дом, да хозяйство какое, и пущай потом сам-себе

живёт, детей плодит, да и живут в мире да сугласии…» Тут уж чуть не всей

деревней на помощь собираются. Так и говорят: «Моёт на той неделе на

помочь ходил к Медвянкиным. Всю неделю лес рубили. А в воскресенье

помочь-то и отводили. Ну мы с Мотрёной ходили захребетниками у

мужиков».

Строили дома, «рубили» амбары, дворы для скотины, бани. Семён в этих

делах мало учавствовал, но дома неделями не был. Уходил в тайгу

охотничать. Тут уж Прасковье с ребятишками приходилось все домашние

дела принимать на свои плечи.

Возвращался Семён, зачастую, либо с полной сумой заячьих, лисьих

шкурок, либо с подбитым кураном (самец стада косулей). Шкурки

обменивал на деньги заезжих скупщиков, а то и использовал в домашней

надобности – шили шубки, шапки ребятишкам и себе.

Мясо дичи тоже с удовольствием брали скупщики, хоть и по

заниженным, но довольно высоким ценам, позднее продавая в городе в

тридорога…

 

…Степан всегда помнил о своих обещаниях и не выполнять их считал

ниже своего достоинства. Помнил он и данное обещание Агафье –

починить самовар, да всё, как-то некогда было сходить. То чистить дворы

да пригоны с дедом взялись «чтобы к Рождеству и у скотины тоже было

чистенько», то готовились к празднику и забивали кабанчика, то другие

какие дела наваливались. И только уже перед самым Рождеством выбрал

Степан время, да и побежал к Агафье чинить самовар. «Ведь бабе

самовар-то, поди, к празднику нужен, а я вот всё никак не соберусь…»

Управился быстро. В самоваре и течи-то было уж не так много – так капал

только чуточку. Управился, да и домой засобирался. А Агафья всё никак

не хотела рано отпускать Стёпку, всё находила какие-то разговоры, от

которых ему ну никак было невозможно увернуться. Но он всё-таки

настоял на своём и, собравшись, отправился к порогу избы. Агафья, не

сумевшая остановить Стёпку в этот раз, смекнула, что «надобно его ишшо

раз заманить. Что же бы такое придумать?» И придумала:

-Стёпушка! У меня чичас денежек-то не окажись. Ты ужо завтрева забеги

перед вечёрками. Я рассчитаюсь за работу-то. Ладно смастрячил

самоварчик-от. Вон как ладно! Прямо любо-дорого глянуть. Ну и

мастеровой-же ты, Стёпушка!

-Да ладно! Как-нибудь в другой раз забегу.

-Да нет, Стёпушка! Ты завтрева непременно забеги! А то, может, нужны

будут денежки-то. Ведь праздник же, да ишшо какой! Оно ведь и дело-то

молодое – какой

девчонке и подарочек схочется сделать. Вот они денежки-то и пригодятся.

Поди ужо с какой погуливаешь. Поди уж к женитьбе дело-то идёт - хитро

заключила Агафья.

-Да нет! Рано ишшо жениться-то. Да и не присмотрел пока. Оно вон девок-

то много, да всё как-то…а за денежками забегу - хмуро завершил Стёпка.

Старики ушли в церковь к «Вечерней», а Стёпка, повесив на плечо

гармошку отправился на вечёрки в избу бабки-Макарихи. Но…в этот

предпраздничный вечер, в давнишней своей молодой компании вечёрок у

Стёпки не получилось…

Перед тем, как пойти в дом , где собиралась молодёжь, он решил

заглянуть к Агафье и заполучить честно заработанные денежки. «Ведь

сказывала же, что сегодня отдаст. А может быть и вправду завтра

пригодятся…» - размышлял он.

Войдя в дом Агафьи, Стёпка не мало удивился.

В переднем углу избы был накрыт большой стол. Чего там только не было!

- Добрый вечер, Агафья Пантилимовна! Никак, гостей ждёте?-

полюбопытствовал Стёпка, - Ну да я быстренько убегу. Вот только

расчётик обещанный за работу приму, да и побёг.

-Здравствуй, Стёпушка! Зравствуй, дорогой! Вот и жду. А бежать так

быстро тебе надобности нет. Никого не будет окромя тебя. Самого дорого

гостенёчка поджидала. Вот он пришёл! Тебя, Стёпушка поджидала. Вон ты

как ладно мне всё помог! Дак чтоли я отблагодарить тебя не могу?!

-Дак ведь за колун-от уже рассчиталась, Агафья Пантилимовна, а за

самоварчик обещала сегодня рассчитаться. Оно ведь хоть и не велика

работа, а всё одно расчётик потребен.

-Дак-ыть, само-собой, Стёпушка! Ох и мастеровой, да ишшо и

хозяйственный! Вижу копеечку-то не упустишь. Рассчитаюсь, Стёпушка!

Сполна рассчитаюсь, да и сверх того за твоё-то мастерство! Давай-ко

раздевайся, да и к столу присаживайся! Давно поджидаю.Всё самоварчик

подогреваю. Уж не откажи, Стёпушка, мне в удовольствии угостить

мастерового человека. Молодой, а смотри-ка! Всех и старых-то мастеров

за пояс заткнёшь - не переставала расхваливать Агафья, - Ох и хозяин

добрый в тебе растёт! Такие парни девкам нарасхват!

От такой похвалы Стёпка раскраснелся в великом удовольствии:

-Да что ж, Агафья Пантилимовна, оно и можно чайку-то испить. Вечер

только начинается, ишшо успею.

-Да успеешь, успеешь, Стёпушка! А оно, может и спешить-то вовсе некуда

– как-то озорно заключила Агафья, - Оно, поди, и без тебя там обойдутся.

-Нет! Не обойдутся! – не понял намёка Стёпка, - Не обойдутся! У меня вот

гармошка…

-Да ты присаживайся, Стёпушка, ко столу-то! Присаживайся, не стесняйся!

Будь как дома! Наливай вот чайку! И мне в чашечку налей. Вот попробуй

угощеньица моего. – Хлопотала у стола Агафья, помышляя как можно

дольше к ночи затянуть время… - Да вот, Стёпушка, и наливочки моей

испробуем. Как-то ты говорил, что в будни нельзя, а в праздничек-то

можно.

-Так ведь ещё Рождество-то не наступило.

-Это, Стёпушка, до первой звезды нельзя. А оно вон звёзды-то уже всё

небушко усыпали. В церкви теперь и «Вечерняя» закончилась. Так что

теперь уже не грешно и в самый раз порадоваться праздничку-то -

Рождеству Христову.

-Да оно и то верно! В праздник-то можно и наливочки чуток. Веселее на

вечёрках будет - и опорожнил стаканчик с крепкой смородиновой

наливкой.

-Да забудь ты, Стёпа, про те вечёрки! Никуды они от тебя не денутся!

Давай вот угощайся! Вот грибочки – нонче их множино было. Набрала

свеженьких, совсем молоденьких. Я всё молоденькое люблю – хитро

высказалась Агафья, пристально заглядевшись на Степана.

Тот, разгорячённый наливкой, сидел разрумянившийся, статный, красивый

и Агафья уже без удержу вздыхала, всё чаще бросая взгляд на гостя и

крепко, уже с любовью, сама себе постановила: «Не отпущу! Экий

красавец! Не отпущу! Мой будет!»

Вслух же всё расхваливала Степана, да заводила разные другие

разговоры, всё продляя время пребывания гостя.:

-Угощайся! Угощайся, Степан! Вот пирожочков с ревенем испробуй, а вот

маковые пирожки… Кушай! Не стесняйся, чай не в чужих людях… Оно в

деревне всякие люди есть. Кто-то норовит только чтобы им всё за

стопочку сделали, а кто-то и оплатит, и в благодарность угостит от души,

да от всего сердца уважая и любя…

Степан на эти слова опять не обратил никакого внимания. Агафья

подливала наливку и в свой и в Степанов стаканчики. Тот уже не

отставлял, а с важным, степенным видом, хотя и не залпом, попивал

наливочку и тоже стал рассуждать:

-Да оно и то верно, Агафья Пантилимовна! Люди-то, конечно же, всякие,

да опять же, поди не от корысти какой, может поплатить-то нечем. Ведь

не у каждого денежки-то водятся. А в благодарность за помощь в делах

чарочку-то и поднесут.

Агафья неподдельно радовалась, что гость поддерживает разговор и,

как будто, уже не очень торопится покинуть застолье…

А в это время у бабки-Макарихи уже молодёжь собралась и ждали

Стёпку, чтобы идти колядовать. Но вот, тоже припоздавший, вбежал

Витька Заполев:

-Ну и чё, парнишки?! Пойдём? Пора колядки совершать!

-Нет! Стёпки-то ишшо нету. Вот подойдёт – тогда и пойдём.

-Тю-ю! Да мы его сегодня навряд ли дождёмся! Когда я сюда бежал –

видел он у Агафьи сидит, чаи распивает. Да, похоже, не только чаи.

Окошки-то не занавешены – всё видать. Так что нам его нечего ждать, не

дождёмся, однако. Пойдёмте!

Заглянем и к Агафье. Там Степка-то! Там!

-Да-а! Стёпка не промах. Только Аксютка отлуп ему дала, а он не долго

опечалившись уже у другой…

-Да молодец Стёпка! Нечего по энтим бабам сохнуть! Вон Агафья

нисколечко не хуже Аксютки. И я бы такую тоже пообихаживал –

хохотнул молодой, здоровенный парнина – Вот Стёпка успел, а то бы она

из под меня не увернулась. Да опять же и красива, и хозяйственна. Такую

и в жёны взять не зазорно. Вот я бы и не прочь жениться, да отец не

разрешает. Говорит, что ишшо рано, что дом недостроен. А как достроим,

так баб-то красивых уже и порасхватают… – уже как-то смиренно и с

некоторой грустью заершил парень.

-Ну! Пошли! Чего приостановились?! Размечтались! Женихи! Вон бегаете

по вдовушкам, так и бегайте! Чё вам ишшо надо?!

-Вдовушки – это одно, а семья, да баба своя в своём дому – это совсем

другое. Опять же ребятишки бы… - возразил всё тот же парень.

-Да что вы всё о бабах, да о бабах?! Пошли по деревне! Там и

насмотримся. Да маски-то не забудьте надеть! А то кто-нибудь ишшо

влюбится и потеряем одного двух…

С хохотом высыпали на улицу, да и пошли с шутками-прибаутками,

колядками по деревенским избам. Хозяева, даже которые уже спать

улеглись, не возмущались (не положено в праздник-то), терпеливо, а то и

с интересом выслушивали колядки, добрые пожелания, чем могли одаряли

колядующих.

Дошли до Агафьиного подворья.

…Стёпка, разгорячённый подливаемой Агафьей наливкой, увлечённый

разговорами, не заметил, как быстро проходит время, а может быть… уже

и призабыл, что надо идти на вечёрки. В этот раз разговор с красивой

вдовушкой оказался ему не в тягость… Опомнился он только , когда в дом

ввалилась шумная,

разноликая ватага, поздравляющая и прославляющая «хозяина со

хозяюшкой», с пожеланиями «любви, да сугласия, семейственного

благополучия в этом доме!».

Стёпка понял, что это разыгрывают его друзья по вечёркам.

Он, тоже развеселившись, стал обнимать то одного, то другого и, тоже

шутя, ответствовал:

-Добро пожаловать, гости дорогие! Долго ли колядовали? Много ли вам

подали? Может поделитесь?

-Нет делиться не станем! – шумели из толпы, - а вот пообменять на что-

нибудь дельное могём!

Тут уж весело вмешалась Агафья:

-Что же, гостенёчки! Мы рады-радёшеньки, что нас не забыли, с

поздравлениями к нам прибыли! Пожалуйте ко столу, всем хватит, кому

наливочки, кому кваску, а кому и пирожок достанется! – И так озорно

глянула на Стёпку, блеснув глазами…

Здоровенный парнина в маске медведя, с вывернутой наружу шубой,

придвинулся к Агафье:

-А и отказываться не будем! – пробурчал он как медведь, - Да с такой

хозяюшкой и наливочки выпить одно удовольствие! Не откажемся! А

ежели ноги не понесут от наливочки-то, так и остаться не страшно… – и

быстренько подскочил к столу.

-Ну уж нет, медведушка! В доме зверья не держим. Русские князья,

побассея есть. Вот какого-нибудь князька-то и приголублю с

приятственнейшей радостью в душе и сердце моём. – парировала хозяйка

-Вот мы бы поотдавали свои колядки взамен на сего дитя неразумного,

бросившего своих товарищей, да однако недоступно это нам…-произнёс

«Зайчик», показывая на Степана.

Агафья, снова так озорно сверкнув глазами заявила:

-Нет, зверушки! Красавцев-парней на бублики, да сырчики не меняем! А

вот наливочки, да пончиков не жалко! Подходите к столу, угощайтесь!

Разномастные гости подходили к столу, брали снадобья, сладости, кое-кто

и наливочки отведал… Но вот, повеселившись здесь, заявили:

-Премного благодарны хозяину со хозяюшкой!

Мир вам, да покой в вашей обители тёпленькой!

Хохоча, толпой двинулись к порогу, выскакивая один за другим в сени.

Засуетился и Стёпка:

-Погодьте! Погодьте! Я счас! Оденусь и с вами!

-Да не догнать тебе нас! Успокойся уж! Оставайся с Богом! Доставь

хозяюшке радость! – донеслось из сеней.

-Да где же полушубок-то мой?! Вот запамятовал, куда я его удевал!

-Да и правда, успокойся Стёпа! Ушли уж парнишки далеко. А тебе и

спешить-то некуда. А полушубочек-то твой я ишшо давеча прибрала

подальше, чтобы ты, Стёпушка, не так рано покинул мою избу. Одной-то

скушно. Да опять же ишшо и в такой праздник, одной-то вовсе горестно. А

ты вот моё сердечушко отогрел присутствием своим, да разгворами. А то

всё одна, да одна. Сама с собой уж разговаривать начинаю. Не торопись,

Стёпушка! Али я тебе так противна, что ты стремишься убежать и не

желаешь со мною поговорить, доставить радость общения, да и радость в

праздничек-то преподнести мне одинокой бабе. Ну коли так, то беги от

меня! Догоняй своих сотоварищей! Оно, видно и вправду лучше

веселиться с парнями, чем со мной балясы точить.

Стёпка так и остановился посередь избы:

-Да ну, что ты, Агафья Пантилимовна! Я совсем даже ничего такого в уме

не держал. Совсем даже наоборот, приглядная ты, да и приветливая для

гостей. Я вечер-то с удовольствием с тобой просиживаю…

…Уж какие разговоры, да что и как там у них было, но Стёпка домой

возвернулся только утром, а потом и другие ночи стал проводить у

Агафьи…

 

Пелагея не на шутку забеспокоилась:

-Дед! У Стёпки эт чтой-то неладное творится! Гдей-то он цельными

ночами?

-Да что ты, Пелагеюшка, беспокоишься-то?! Знамо где… А беспокойство

напрасное. Чай, в подоле не принесёт.

-Да в подоле-то не принесёт, а вот с кем снюхался…Как бы распутной

буглачиной не увлёкся. Не дай Бог, ишшо в пьянку вдарится! Они вон

бабы-то завсегда сами упьются, парнишек упоют, а потом спать с собой

уложут, а там, глядишь, кажный день пьянки-гулянки, да и ребятишек

плодить начнут…Вот энти парнишки так и будут жить в пьяном угаре, в

беспросветной нищете, без радости всю жизню.

-Ну уж ты,баушка,скажешь тоже!Ведь не все же такие бабы-то.Это уж

единицы в деревне-то

-Да вот единицы… А ну-ка да как раз Стёпка на такую нарвётся…

-Напрасно ты, Пелагеюшка, так-то сразу! Стёпка не такой парень чтобы

кидаться с головой в тёмный омут. Он с умом, разборчивый и абы-как

поступать не станет. Нет! Не станет! Вот ведь приходит домой так не

заметно, чтобы он гулял ночь-то…

-Вроде бы и так, Паша, да только всё равно надо разузнать где это Стёпка

ночи проводит. Так-то он вроде бы и повеселел. Видно не так уж плохи

его дела, видать, ночи-то те у него не в тягость.

-Вот, вот! И я говорю, что у Стёпки никакой хмурости не стало. А ежели

бы как-то не так, то поутру-то бы всё равно смурной был. А тут цветёт,

как маковый цветочек. Так что беспокоиться напрасно не след. Ну а

разузнать, конечно же надобно. И мне интерес западает в голову-то – кто

это, Стёпке в радость, так прочно привязал к себе.

Вот так порассуждают, да и успокоятся. А любопытство всё не

проходит, осебенно у Пелагеи. Но вот, однажды, их любопытство было

удовлетворено с превеликой радостью...

Как-то пошла Пелагея в лавку соли, сахару, да ещё что-то купить. На

обратном пути шли вместе с Пестерихой. Балабонили о том, о сём, а потом

та возьми да и приспросись:

-А что, Пелагея, к свадьбе-то готовитесь?

Пелагея даже приостановилась:

-О чём ты?! О какой свадьбе?!

-Дак-ыть о Стёпкиной свадьбе. Одна у вас таперича свадьба-то осталась –

Стёпкина. Всем уж поотвели, вот только ему ишшо справить остаётся.

-Да он ничего про женитьбу-то не говорил. Да, поди, и рановато. Пусть в

парнях погуляет. Парнишка ишшо.

-Ха! Парнишка! Он вам всё парнишка, а сам уж своих парнишек делает.

-Да к чему ты это?!- как бы недоумённо выспрашивала Пелагея.

-Да всё к тому же… Уж вся деревня в разговорах, а вы всё «парнишка».

Парнишка-то ваш вон у Агафьи так и пропадает. Я и то наблюдала кажный

вечер –Как только темняться начнёт, так Стёпка к Агафье поспешает. Ну,

думаю, может только на вечёрки… А я страсть какая любопытная! Вот и

думаю, дай-ко я пронаблюдаю. И пронаблюдала! Утром с самых петухов не

спала, всё приглядывалась. Гляжу, а Стёпка от Агафьи перед самым

рассветом выруливает. И выходит, что он не только на вечёрки приходит,

а уж как мужик с нею проживает.

-Ну и что же?! – успокоившись, отвечает Пелагея – Чай не девка – в

подоле не принесёт. Парни вон полдеревни по ночёвкам ходят… А чем

наш Стёпка хуже? Пусть себе развлекается! Агафья баба красивая,

ладная. Вот Стёпка и не прогадал, не то что вон Егорка Постукаев, ходит к

Дуньке. Пьют обои. И чё он в ней нашёл – страхолюдина, да ишшо и пьёт

беспросыху.

-Дак вот и то-то…Егорка пристрастился к выпивке, пропадёт парнишка…Ой

пропадёт!

Изведёт баба мальца! А у Дуньки и впрямь никакого стыда нет. Ну кого бы

из мужиков приветила, так уж ладно, а то парнишку молодого изводит.

-Дак вот же… А с другой-то стороны – где их мужиков-то взять? Вон

полдеревни бабы своё вдовье горюшко мыкают. Да уж ладно бы

парнишек приручали, так хоть бы не спаивали.

-Ну да ведь и не все одиночки, как Дунька. Таких в деревне – одна-две.

Больше-то всё самостоятельные бабы, хоть и мыкают своё бабье

горюшко…

В разговорах не заметили как дошли до перекрёстка улицы и пора

расходиться по сторонам…

-Ну, прощевай, Пелагея! А ты всё-таки поспрошай Стёпку – не надумает

ли он на Агафье жениться. Она самостоятельная, ни какая-нибудь там

распутная, да гуляшшая. Ну прощевай!

-Прощевай! – отозвалась Пелагея, а сама с неподдельной радостью

поспешала домой.

Ещё бы! Всё, как и задумывали с дедом, движется!

Прийдя домой, всё поведала деду. Тот расплылся в радостной улыбке:

-Ну вот и ладно! Вот и дюже хорошо! Всё как следно быть делается! Ух и

молодец Агафья! Всё-таки заманила Стёпку! Ну баба!... Уж за что

возьмётся, так всё у неё ладится, из рук не выпадет.. Вот теперь бы в

окорень всё уладить! По всем законным правилам обженить их, да и жить

при спокойствии.

-Дак-ыть, дедушка, до спокойствия-то ишшо семь вёрст до небёс и всё

лесом… Неизвестно как оно всё обернётся… Радоваться-то ишшо, поди, и

рано..

-Да всё будет хорошо, Пелагеюшка! Поверь моему слову – всё ладно

сделается! Опять же, наседать на Стёпку не станем до поры, может он и

сам дойдёт, так ишшо лучшее будет.

-Да так оно, так! Без натуги, а по зову своего сердца, да полюбовно, она и

жизня-то веселее, не в тягость.

-Всё так! Всё так, Пелагеюшка! Жизню совместную двум человекам

надобно строить во любви, да согласии. Вот мы с тобой уж не один

десяток лет вместе и радости и горести делим, а оглянёшься назад –

думается, что только вчера первые целовки осваивали. Всё помнится до

последней капельки! Ты-то, Пелагеюшка, помнишь ли, как мы с тобой

ночки не спали по весне-то, гуляючи по цветкам да травам пахучим по за

околицей?

-Да как не помнить?! Помню! Мои-то родители сначала никак не хотели в

ту пору нашей женитбы. Нет! Они не супротив такого жениха были! Только

всё тростили: «Рано ишшо! Повремените, ребятки! Вы ишшо в детство не

наигрались. Через годок-другой мы за Пашку отдать не прочь совсем

даже! А чичас повремените! Погуляйте по молодости своей! Ишшо

наживётесь в семейственности-то, да и тягостной она вам покажется, а уж

назад пути не будет… Вот и наплачешься, дочка, нагорюешься, ежели

что…»

-Ну так ведь они добра хотели. Я, как счас помню, как сойдёмся, так тесть

всё говорил: «Ты, Павел, не подумай чего плохого про нас! Мы тебя в

свою семью принять очень даже рады! И дочку за тебя отдать не жалостно

нам. Да только молоды вы очень обои. Не торопились бы… Ну а... ежели

невтерпёж … противиться не станем. Веди дочь нашу к себе в дом, да

только чтобы на всю жизню с любовью да уважением.» Ну да их понять

тоже можно было – ведь нам ишшо чуть поболее шестнадцати было. Ну а

мы-то вот и не испугались!Да не жалеем! Не жалеем, Пелагеюшка?

-Нет, Паша, не жалеем! Всё у нас как-то полюбовно слагалось. Вся жизня

в радость была. Ну не без того - были когда, когда малые хмурости. Так

ведь чютельные заморозки, а не суровые морозы. И энти заморозки как-то

быстро таяли. Видно наша любовь-то жарче тех заморозков была..

 

Вот так деды успокоились и не мало радовались за Стёпку.«Ну!

Молодец парнишка! Не преминул принять Агафьиной ласки да

приветливости… А Агафья-то! Агафья-то! Ну золото-баба! Ведь сумела

Степку привязать к себе! Да ишшо и в радость ему это оказалось…Смотри-

ко! Совсем изменился парень– весёленький стал. Видно уж и прилюбилась

ему Агафья-то – вон уж и днями туда бежит…»

А Стёпка и впрямь не просто привязался к Агафье, но и стал любовь не

малую к ней питать. Влекла она его к себе. Он и ночи с ней проводил в

сладостных объятиях, и даже днём всё чаще и чаще хотелось быть у неё…

Дальше-больше…Теперь он у дедов находился только в утреннюю да

вечернюю управу, «Не могу же я деда бросить…», а всё остальное время

находился у Агафьи. И совсем даже не в праздной бытности находился, а

всё больше и больше занимался хозяйственными делами… Емельян

вначале, по наивности своей, радовался: «Во! Здорово Стёпка помогает!

Мне ужо и половина дел остаётся. Вот Агафья баба, так баба! Не только

любовничка завела, а и помощника хорошего. Да оно и то правильно –

чего энто на него силы свои по ночам тратить безо всякой пользы?! Чего

энто он за зря тереть подушки да наволочки будет?!»… Но чем дальше,

тем всё больше стал убеждаться, что помощь его, Емельянова, на этом

подворье скоро совсем не понадобится… «Вон ужо, ишшо не успею

прийтить, а Стёпка уже всё переделает! Ловкий, да шустрый! Всё в руках

горит! За что ни возьмётся – всё у него получается быстро и ладно! Видно

придётся мне скоро к Пестерихе итить. Она ланись , да и вот нонче уже,

не однажды приглашала к себе в работники. А мне-то какая разница где

робить? Лишь бы платили…А Пестериха не жадная баба. Ежели буду

прилежно робить, то платить будет не хуже, чем Агафья. А у Агафьи в

работниках, видать, Стёпка будет, а платить она ему станет натурой… Вот

дела!...»

Вскоре Емельяновы предположения сбылись. Ушёл он в работники к

Пестерихе, о чём позднее нисколько не пожалел, лишь в одном ошибся –

Стёпка совсем даже не в работниках оказался у Агафьи…

…Однажды, как всегда, Стёпка помог деду в утренней управе и

умчался к Агафье. В доме был Емельян. Войдя, Стёпка понял, что у них

происходил какой-то серьёзный разговор.

-Степан! –начала разговор Агафья, - Вот Емельян просит разрешения уйти

от нас в работники к Пестерихе. А я ему говорю, что он исправно у нас

исполняет свои обязанности и отпускать его никак не хочется. А он одно

своё просит расчёт, да и к Пестерихе… Как ты на это смотришь?

-Да что тут смотреть-то?! – заговорил Емельян, - Тут и смотреть нечего! Я

не в обиде на вас. Очень даже наоборот – благодарен и за то, что Агафья

Пантилимовна не утруждала меня сверх сильной работой, и за то, что

платила исправно в должном порядке по отработанному. Да вот только у

меня здеся и работы-то не осталось – всё Степан успевает переделать

ишшо до моего прихода. А зачем бездельничать-то?! Я так не привышный.

Пестериха уж когда зовёт… А я же не мог обидеть Агафью Пантилимовну

да и оставить её без помощи. А теперича вот в самый раз. Отпускай,

Степан! Пойду я к Пестерихе, безо всякой злобы, али обиды какой.

Останемся в дружеских отношениях, и сумлений каких у вас не должно

быть.

-Ну как, Стёпа? Управишься один-то? Видно придётся Емельяна

отпустить…

-Да чего ж?! Управиться-то управлюсь. Видать мужик без обиды какой

просится, так чего ж не уважить. Только ты, Емельян, на меня обиды

какой не держи, а то скажешь, что я тебя потеснил с работы.

-Что ты! Что ты, Степан! У меня и в мыслях этого нет и ты этого в своих

мыслях не держи!

Агафья собрала на стол. На прощанье по-доброму выпили наливки.

Обнялись, распрощались.

Было это уже далеко за Рождество и Крещение. До пасхи-то оставалось уж

недели три, не более…Когда ушёл Емельян, Агафья всё раздумывала:

«Говорить или нет Степану?...Как он это воспримет?...Одно дело, что

Степан, вроде бы как к любовнице относится…Но ведь и на подворье уж,

как хозяин…Ну будь, что будет!.. Терять-то всё равно нечего!...»

 

-Стёпушка! – начала она – вот ушёл от нас Емельян. Ты-то вроде бы и

остался. Не бросишь ли ты меня одну-то? Ты мне вовсе и не как работник

нужон. Ты вот мне, как родная душа нужон! Пусть бы Емельян оставался в

работниках, а ты… только в усладу сердцу моему…

-Да что ты, Аганюшка! С первого вечера ты мила стала! Не брошу я тебя!

И не ради, чтобы ослобонить от работ хозяйственных! Ежели будет на то

твоё ко мне расположение, то и поженюсь я на тебе. Оченно ты мне мила,

Аганюшка. Не откажи, а там и свадебку справим. Деды не откажут! А

хозяйственная работа мне вовсе даже не в тягость с такой полюбившейся

мне бабой! Я готов шагать с тобой по жизне-то, вон как деды мои шагают

уж сколько десятков лет. А ишшо, Аганюшка, ребятишек нарожаем. Много,

много ребятишек. И пусть они вокруг нас гурьбой бегают! А там и внуки

будут…А мы няньчить…

Агафья сладко заплакала. Обняла Стёпку и принялась целовать:

-Стёпушка! Миленький ты мой! Сладенький ты мой мужичёк. Да за такие

слова я возле ног твоих спать готова! Вот не ведаешь ты, как утешил

меня, да и облегчил мою участь по изречению тебе слов, которых боялась

произносить! Всё раздумывала сказывать, али нет тебе те слова.

-Да что с тобою, Агашенька?! Чем ты так растревожена?! Отчего такие

слёзоньки на твоих ясных глазаньках?! Утри слёзы-то, да расскажи всё

подробнейше – кто обидел ли чем тебя, или я?

-Нет же, нет, мой миленький! Наоборот – утешил ты меня! Никаких

сумлений уже и нет в душе моей!Вот от счастья и великой радости плачу я

слезами сладостными! Поведаю я тебе, Стёпушка, тайну свою, только бы

ты не огорчился. Всего больше боюсь этого, но говорю, Стёпушка, что

мечты твои начинают сбываться – будет у нас ребёночек первенький. Вот

уж несколько дней далёкие весточки подаёт. Беременна я, Стёпушка…

Степан так и ахнул! Присел на лавку, потом соскочил, обнял Агафью,

крепко прижал к своей груди и давай целовать…

-Да что ты! Что ты. Агашенька! Как ты могла подумать, что я от этого

поимею огорчения?! Наоборот! Я оченно даже рад, что так получилось!

Неужто та наша первая ночка всё и сообразила?!

-Она, Стёпушка! Она! Та самая сладкая первая, да и сразу в усладу

сердцам нашим на дальнейшее проживание, по твоим же мечтаниям…

И вот припомнилась Агафье и Степану Рождественская ночь… Стёпка,

наскучавшийся по своему мужицкому наслаждению, после Аксюткиных

ночей, не отказался , когда Агафья, разобрав кровать, предложила ему

лечь в постель. Он не упрямился и тогда, когда она легла рядом и

положила свою голову ему на грудь… Уж больно сладкой была та ночь!

Стёпка тогда, почему-то не испытывал каких-то противоречивых чувств.

Он совсем позабыл ночи, проведённые в постели у Аксютки. В ту,

рождественскую, ночь ему так мила была та, которая лежала с ним

рядом… Он, может быть от выпитой наливки, а может быть от новых

приятных чувств, завладевших всем его существом, неистово её целовал..

Она не отвергала его ласку, а тоже дарила ему неописуемое блаженство…

До самого утра, до изнеможения, с превеликим удовольствием и

наслаждением они, не стыдясь друг друга, сливались в одно целое

существо, когда он входил в неё, а она, как девчонка, принимала его со

сладострастием…

-Ну так вот, Стёпушка! Теперь надо думать о будущем нашем

совместном проживании.

-А чего тут думать-то?! Нечего и думать! Живём мы, считай, и так одной

семьёй, да вот ишшо прибавочки дождёмся… Так и будем жить – ты

мужняя жена, я – твой законный муж. Только и остаётся, что всё это

объявить матери моей, да дедам. Вот уж скоро пасха. Справим какую-

нинаесть свадебку.

-Да ну, Стёпа, какая свадебка?! Поди и никчему .

-Нет уж, нет уж, Агафья Пантилимовна! Непременно сделаем свадебку!

Пусть все люди знают, что мы не как там любуемся только по ночам, а

имеем сурьёзное намерение создать самую добрую семью, да и поживать

по всем деревенским законам с рождением детишек, укреплением

хозяйственности.

-Ну вот молодой ты, Стёпушка, а рассуждения - ну прямо-таки, как у

настоящего мужика. Молодец ты у меня, умница! Оно ведь и то верно – чё

нам прятаться-то?! Ведь не воруем у кого-то что-то. Чё прятаться-то?!

Пусть будет всё на виду у людей, да ишшо кой-кому и на зависть… Я,

Стёпушка, не посрамлю тебя, ты уж будь уверен!. Я буду тебе кроткой

верной женой. Ежели когда что-то не так, то прикрикни на меня не

стесняючись. Не обижусь. Я ведь всё вижу! В не дело-то абы-как ты не

поступаешь. Всё как-то к делу. А мне вот такой мужик-от оченно даже к

сердцу. Я уж тебе перечить не стану.

-Ну вот и прекрасно, Агашенька! Только, строжиться мне над тобой,

думаю., совсем даже никакого резону нет, потому как не за что. Вот ты

тоже всё как-то с умом, да по правильности норовишь сделать. Так что

давай, будем жить по взаимоуважению, а не по строгости семейственной .

Пообсуждаем, что надобно, да по сугласию и сделаем.

-Так, Стёпушка, так! Верно ты всё говоришь! Так-то оно приятственнее

жизня пойдёт. Да и чё нам делить-то?! И так всё по сугласию идёт. А

ежели по твоим намерениям, так ишшо лучше будет. Ох и рада же я,

Стёпушка! Знал бы ты, какая мне радость!...

…В одно из воскресений, недели две до пасхи, Стёпка не пришёл к

дедам к утренней управе.

-Что это за приключение?! Чтоли опять что-то неладно? Чё это он до сих

пор не идёт?! Пора бы уж, ежели как всегда-то. Неуж-то что-то опять -

вновь забеспокоилась Пелагея о Стёпке.

-Да что ты, баушка, опять запричитала?! Ну мало-ли что…Может

проспали… Чуть-что и всё у тебя на уме какие-нибудь неполадки. Всё у

них там ладно. Пролюбовались ночь-то, вот и проспали. Явится. –

успокаивал Павел.

-Вот все вы мужики такие! – не унималась Пелагея, - Ничем вас не

прошибёшь! Неуж-то у тебя сердце не болит о родном-то внуке?!

-А чего ему болеть?! Я не вижу ничего такого, чтобы ему болеть. Экая

невидаль – парнишка не явился вовремя к управе! Всё равно ведь после

управы стремглав убегает. Так уж пусть одно-то воскресенье поотдыхает

без беготни туда-сюда. И без него управился не надсадился. Оно и

управы-то… Это ведь только так я Стёпку зас-

тавляю управляться, чтобы не отвык от хозяйственной мужицкой работы, а

управа-то…

Вот так рассуждая, деды собирались завтракать. Вдруг заскрипела

калитка.

-Ну вот! Лёгок на поминке! Идёт твой ненаглядный внучек! Выспались! Я

же говорил высплются и придёт! А ты всё в причёты…

Пелагея выглянула в окошко и … закудахтала:

-Дед! Ах батюшки! Глянько, дед! Стёпка-то не один! Обои с Агафьей

пожаловали! Ах ты, батюшки! Чё же делать-то?! Чё это такое?!

-Да перестань ты ахать-то! Чё, чё… Знамо дело чё – идёт с невестой

знакомить! Ты уж поласковей с ими, Пелагеюшка!

-Да что ты, дед! Я и радёшенька, ежели чё…Уж всё сделаю как следно

быть! И чай вот…Самовар… !

Скрипнула дверь и с облаком морозного воздуха один за другим вошли

Стёпка с Агафьей.

-Доброе утро, деда! Здравствуй, баба! Как ваше самочувствие? - весело

заговорил Стёпка.

-Здорово ночевали в этом доме! – вслед за Степаном приветствовала

Агафья.

-Здравствуйте! Здравствуйте! Спасибо! На здоровье, пока, слава Богу, не

обижаемся.– приветствовал Павел, - давайте раздевайтесь и скорее к

столу. Как раз к завтраку поспели. Мы с баушкой вот только-только

собрались завтракать. Вот и вы ко времени. Вместе-то как-то веселее.

-Не откажемся, деда! Завтрак это дело оченно даже хорошее! Чай пить не

дрова рубить! – весело сыпал поговорками Стёпка, - А ишшо есть

пословица: «Ешь – потей, работай – зябни, на ходу, маленько спи!» Вот

мы счас попотеем за столом, а потом пойдём на работу – там и поспим.

-Да уж, Стёпа, это как-то не про тебя! Напрасно так-то про себя! На

работе-то ты не очень-то заснёшь, да и другим не дашь заснуть! За тобой

не угонишься! – возразил дед, - Чтой-то ты, Степан, больно развеселился,

шибко разговорчивый. Уж не подпил ли с утра пораньше? Ну давайте!

Садимся за стол. Там и поговорим. В ногах правды нет.

-Подпил, деда! Подпил! – парировал Стёпка, - Вот Агафья Пантилимовна

меня пораньше утречком чайком травным поила. Так вот всё душа-то и

радуется. А ишшо она у меня радуется по другому, более даже серьёзному

случаю. Привёл я к вам вот невесту мою. Да и благословения вашего на

женитьбу просим. Нечего нам крадучись-то от людей! Да оно уже вся

деревня знает, а всё одно надо чтобы всё по настоящему. Вот мы и

пришли к вам, деда, баба за согласием вашим, да благословением. А там и

маминого благословения попросим. Чай не откажете?! Да и повиниться

сразу же хочем – мы ведь давненько уже как муж и жена живём, вот

детишек заводить начинаем.

-Как это?! Как это детишек заводить?! – с непониманием не впопад

заговорила Пелагея.

-Да что ты, Пелагеюшка, забыла чтоли как детей заводят? – выручил

внука дед.

-Да чего ходить кругами-то?! – заговорила Агафья, уточняя Степаново

повествование -Беременная я. Почуяла уж.

-Так ведь это очень даже хорошо! Бабы они на то и бабы чтобы ребятишек

рожать! – уже с восторгом и доброжелательностью провозгласила Пелагея.

-Дети в семье – это хорошо! – подтвердил дед-Павел, - Она вся жизня-то

человеческая на том и держится, чтобы детей – продолжение своё

жизненное иметь. Вот вы пришли за благословением на женитьбу

узаконенную. А у вас ужо и ребёно-

чек завёлся. Так не принуждением ли это, Степан, тебе стало к женитьбе-

то? Может, если бы не ребёночек, ты и не подумал бы о женитьбе. Может

она, женитьба-то, тебе в тягость какую? Ты вот с берега прямо и ответь,

не вступая в речку на переплытие её.

-Что ты! Что ты, деда! Я уж давно подумывал объявить о женитьбе-то, ещё

и не ведая ничего. А тут вот как раз и пригодилось это Агафьи

Пантилимовны признание. Уважение я к ней большое имею, да и

полюбилась она мне не мало с первых же дней ближнего знакомства. А

уж как она сказала, что ребёночек будет, так я к ней ишшо большую

любовь питаю. И от женитьбы не отступлюсь будет или нет на то

благословение.

-Похвально, Степан! Похвально! А вот как Агафья Пантилимовна? Может

не поостерглась, да и не по желанию ребёночек-то завёлся и вот теперь

деваться некуда, как итить взамуж, может даже совсем не по любови, а по

великому на то принуждению.

-Нет, Павел Панфилович и Пелагея Игнатьевна! По своему желанию всё.

Люб он мне, Стёпушка-то! А от любимого человека родить – это радость-то

какая! А неволить Степана я не хотела и не хочу! Разлюбит – неволить не

стану. Без упрёков отпущу.

-Да что ты, Агашенька, такое говоришь?! Думать так не смей, не токмо

что говорить! – взъерошился Стёпка, - Уж ежели я обдуманно шибко, да

закреплённое нашим с тобой согласным разговором в дело произвожу, так

это навсегда!

-Да нет, Стёпа! Я и не думаю об етим. Это уж так… к слову пришлось… с

языка дурного сорвалось… Это я к тому, что родить ребёночка у меня

никаких корыстей нет, что всё полюбовно, да чтоб не думали о какой там

принуждённости. Уж вы меня простите Павел Панфилович, Пелагея

Игнатьевна и ты, Стёпушка, за такие слова. Невольно с языка-то

сорвалось. Потому как я и не помышляю вовсе о принуждённости. Только

всё полюбовно, да с желанием, уважением друг к другу.

-А вот тут ты, Агафья Пантилимовна, права! И извиняться незачем! Всё

правильно! Чтобы всё как есть, безо всяких недомолвок в жизню-то

совместную вступать надобно. Вот и правильно, что сказала.

-Да мы, деда, уже на эту тему всё пообсудили. Нет у нас недомолвок! Всё,

как на духу! Вот вы с бабой-Полей вон уж сколько лет живёте и я при вас

уж вот почти пятнадцать лет, а ни разу не слыхивал вашей какой там

ругани. Пример-то мне и есть с кого брать. А уж ваше Шаркуновское не

посрамлю.

-Дай-то Бог, дай-то Бог, Степан! Я сумлений, конечно, не имею, но ведь

она жизня-то по-всякому может повернуться. И совсем даже не по вашей

воле, не по вашим деяниям может чё-нибудь скуралесить. Так вот вы уж

не поддавайтесь на её дурные уловки! Она, жизня-то…Всяко может быть…

Мы с баушкой тоже всякое поиспытали на своём веку… А вот живём. Не

растеряли, что в молодости нашли. Ну как, баушка?! Даём Степану да

Агафье благословение на совместную жизню?!

-Да уж как же! Как же! С превеликой радостью и одобрением,

воспринимаю ваше прошение! Благословение иконой, конечно, от матери

получишь. Я с отцом твоим, их благословляла, а тебя пусть она…

-Ну вот и ладно! – заключил Павел. – Благословение своё вам Степан

Васильевич и Агафья Пантилимовна мы с баушкой даём. Ну а матери

отдельно поклонитесь. Думаю, что и она возражать не станет. Ежели вы

всё сами, да без принудиловки какой порешили, то нам-то ишшо и

радостнее на душе. По хозяйственности в тебе я, внучек, каких изъянов не

вижу. Научился. Да и лености негожавой не наблюдаю. В руках всё

мастерство у тебя держится. Хорошим будешь хозяином. А вот

вспыльчивость нет-нет, да и проявляется, хандра, иногда, появляется

ежели что-то

неладится. Это я тоже в тебе замечал. Так ты, Степан, это отбрасывай! В

таких случаях не пылить, не хандрить надобно, а терёзво, да обдуманно

найти правильное решение, вот оно и получится, как следно быть.

-Да я, деда, и так стараюсь всё обдумывать. А хандрить мне, в

сегодняшнем-то радостном положении и вовсе не приходится, надобности

нет.

-Ну это сегодня, а оно может завтра какая хмурость налетит…Надо всегда

себя в руках держать и не только всё о себе думать. У тебя вот теперь есть

ишшо о ком думать, а там дальше…и того больше. Ну да ладно!…Чё это я

всё наставления читаю?! Чай отметить надо этакий прекраснейший

случай! Баушка! Принеси-ка нам…

Пелагея встрепенулась, быстро пошла в кутьную половину избы,

пошуршала в шкафу, принесла и поставила на стол перед дедом литровый

жбанчик:

-Оно вроде бы и пост… Да ничего! Шибко-то грешного тут по такому

случаю нет! Бог простит…

Павел разлил по стаканчикам медовушки:

-Ну что ж, дорогие наши! С почином доброго дела, вас! Мы с баушкой

беспредельно рады, что так получается! Дай-то вам Бог, чтобы на всю

жизню да в добром житие совместном! Горько-то уж не счас, на свадьбе

покричу. Ох и покричу! – сказал шутливо и первым опрокинул стаканчик…

Его примеру последовали и все остальные.

-А как, Степан и Агафьюшка, со свадебкой-то?

-Да, деда, сейчас-то пост. Говорят в пост-от не делают свадеб. А вот в

паску-то и как раз, однако…

-Вразумительно. В пост свадьбы грешно играть. В паску-то бы и ничего, да

вот… она нонче на май приходится. А в мае-то тоже не совсем хорошо.

Есть поверье, что ежели кто свадьбы делает в мае, то всю жизню и

маются… оно толи правда, толи нет, а всё одно люди остерегаются. Уж

ежели кому шибко невтерпёж… а так-то лучше бы не делать.

Давайте-ко и мы поостерегёмся! Чай не разлюбитесь до Троицы… Вот в

Троицу и справим свадебку-то. Оно и празднично, и лето, цветки всякие, и

люди ишшо не загружены летними-то работами. Все свободные. Могут

денёк-другой и погулять. В самый раз в Троицу-то! Как думаете?

-Да оно хотелось бы побыстрее – заговорил Стёпка, -чтобы уж люди

знали, что мы не просто балуемся, а как должно быть муж и жена… Ну да

как скажешь, деда…

-Так и узнают люди, что всё у вас по-настоящему! Вот призову Семёна с

мамой твоей на денёк, да и образуем всё честь-по чести. Приедут. Мы к

Агафье Пантилимовне, да и засватаем, как всегда бывает. Чё нам?! И

сватов подберём! И всё как следует! Чё нам втихаря-то?! Вот и пусть все в

деревне знают, что Шаркунов внука женит! Пусть знают и то, что парочка-

то ну прямо загляденье! Ты вот, Стёпка, парень что надо и Агафьюшка у

нас красавица! Вот друг перед другом, да и перед людями безовсякого

затворства на виду у всех красуйтесь, любуйтесь! Пойдёт так-то?!

-Пойдёт! Пойдёт, деда! Ух ты смекалистый же, деда! На всё у тебя добрые

мысли есть! И то ведь правда – не обязательно сразу-то свадьбу. А мы как

жили, так и будем жить, да только уж без оглядки на людей, в открытую.

То вон по одному ходим по деревне-то, а тут возьмёмся подручки, да и

пройдёмся у всех на виду…-размечтался Стёпка.

-Ну и фантазёр же ты, Стёпка! Как маленький. А ведь жених! – пошутил

дед.

-А я вот так смекаю: – вставила своё Пелагея, - то что у Стёпки есть

желание пройтись с невестой, али… женою по деревне у всех на виду –

это очень даже похвально. Стал-быть он уважение к ней имеет, да

показать всем желает своё отношение к ней, мол вот полюбуйтесь, люди,

какая у меня жена! А и показать-то есть кого! Небось ни один парень

заглядывался на Агафьюшку, а вот досталась она нашему Стёпушке.

-Да нет, Пелагея Игнатьевна! Это мне одной ваш Стёпа достался! Поди

тоже не одна девка, али баба по нему сохли, а достался вот мне. За такого

крепенько надо держаться, а то, ненароком, отобьют– отшутилась в ответ

Агафья. – Ну а то, что в женихи-то ко мне набивалось не мало мужиков и

парней, так это тоже не секрет, как и не секрет, что все они получали от

ворот поворот. А вот Стёпушка… Полюбился мне он очень! Может даже не

он, сперва-то, а я сама…Вот и любо мне, что он счас ко мне со всей душой.

Уж будьте уверены, что я ничем его не обижу!

-Ну хватит вам, бабы, друг перед другом душу изливать! – приструнил

Павел, - Ишшо наговоритесь! Время будет! А счас вот надо обговорить как

готовиться к свадьбе будем. Да , опять же, пора и к матери ехать. Вначале

надо с ней всё пообговорить, а уж потом и дальше кумекать.

-Да что, дед, кумекать-то? Вот я пивца наварю, медовухи вон в логушке

ишшо ведра полтора… Постряпушек всяких, это уже туда поближе.

Пельменей бы настряпать, так летом где их держать?! Ну да про столы это

уж наша бабья забота. Время ишшо много впереди. Скумекаем.

Долго ещё обсуждали «кое-что»…

-Деда! А к маме-то надо поторопиться съездить, как говорили, а то буду

крадучись от людей…- заявил Стёпка перед уходом. – Хватит уж

прятаться-то…

 

Оставшись одни, старики Шаркуновы с нескрываемой радостью обсуждали

происшедшее..

-Вот оно, Пелагеюшка, как складно всё творится! Вот ведь не по

принуждению, а совсем даже наоборот по его желанию, обжениваем его,

как нам и хотелось, на Агафье.

-Да вот же! Вроде бы и не от нас, а по нашему выходит. Видно Господь-

Бог всё видит и наши молитвы дошли. Дак-ыть ты смотри-ка! Он сам

пришёл к нам и выпрашивает благословение на женитьбу-то, а раньше мы

думали, что придётся его сговаривать. Вышло, что не его уговаривать

пришлось, а он нас уговаривает не воспрепятствовать его решению.

Чудно-то как! Чудно, да и благостно на душе-то! Смотри-ка! И Агафья

прямо вся в восторге от него!

-Так ведь от такого парня отказываться грех! Ну, ладно! Он, конечно,

ишшо парнишка. Ему бы ишшо поженихаться в холостяках. А ты смотри!

Не в тягость оказывается женитьба-то, а в радость.

- Я вот сижу и думаю сама-себе, хоть и парнишка, а ведь смастерили

ребёночка. Да и обои радёшеньки.

-Ну хитрость-то не велика! Стёпка молодой, кровь так и кипит, играет, а

Агафья в самом соку баба, да ишшо и наскучалась без мужика-то, вот и

приняла парня со всей любезностью, да сладостью. Видать и выложилась

вся от счастья-то. Вот он, Степанёнок-то, и забегал по всей ейной крови,

нашёл своё укромное местечко, да и объявил о своём происхождении.

-А Стёпка-то! Стёпка-то! Весь сияет от счастья. Так и светится! Видать в

радости зачат их ребёночек, да и не меньше радуются, что на свет

появится дитёнок. Так что союз-то их семейственный крепнет день ко

дню. Слава Тебе, Господи!

-Да всё хорошо! Дай-то Бог, чтобы и дальше всё ладно у них было! А вот к

матери-то их везти надобно поскорее. Вон Стёпке-то не терпится уж и

матери объявиться со женой, да и хозяином стать...

 

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)