Всегда кажется, что лю- бят нас за то, что мы хоро- ши. А не догадываемся, что любят нас оттого, что хо-те, кто нас любят. Л. Н. Толстой 1 Последнее время всё чаще Вера просыпалась около шести утра. Вот и сегодня. Сначала из памяти с трудом вытягивался сон, потом полетели одна за другой карти- ны вчерашнего дня вперемежку с давними событиями, как сказал бы Василий Иванович, по ассоциации. Вообще- то ассоциативное мышление очень даже необходимо для творческой личности. А сны есть проекция будущего или невыполненные обещания, отягощающие душу. Во сне Вера летела через реку. Удивительный сон, и оттого она без труда его вспомнила. Вспомнила, как она боялась оторваться от земли, но всё же пересилила себя, оттолкнулась, вытянула вперёд руки и полетела, набирая скорость. Ощущение — захватывающее! Легко опустилась на другой берег и пошла по узкой полоске, зажатой меж- ду водной гладью и подмытыми водой буграми. В темноте определялись кусты, под ногами — склизкая земля, как после затяжных дождей, и мысль: мне надо вернуться. Вера приоткрыла один глаз, взглянула на светящиеся цифры будильника. Часы показывали шесть часов тринад- цать минут. Хочется ещё поспать. Она повернулась на дру- гой бок и тут же увидела Василия Ивановича. Он отчёт- ливо нарисовался со своими густыми усами и большими водянистыми глазами, которые при разговоре закатывал вверх. Сосредотачивался? Не хотел смотреть на студен- тов, чтобы не сбиться с мысли? А ещё Василий Иванович любил ходить взад-вперёд, подходить к окну, что-то вы- сматривая в однообразном городском ландшафте, словно доказывая себе: вот другие ничего не могут увидеть, а он всегда находит новое и весьма интересное. «Сегодня — показ этюдов на оправданное молчание. Надо подготовиться, да и Саше пору слов успеть ска- зать», — думала Вера, машинально одеваясь, стараясь не разбудить девочек. Но те уже одна за другой просыпались, тихо переговаривались, застилали постели. Люда пошла на кухню ставить чайник, взглянув на Веру, спросила: «Ты уходишь?» Вера сказала, что позавтракает в кафе, и вышла из комнаты. Трамвая долго ждать не пришлось. Две остановки, потом шла, нет, почти бежала. По дороге зашла в кафе, выпила чай с ватрушкой и не заметила, как оказалась в аудитории, будто до этого продолжала находиться в не- пробудном сне. — Разберём понятие Константина Сергеевича, — фа- милию Василий Иванович не называл, студенты режис- сёрского курса обязаны знать, о ком идёт речь, и студенты, конечно, знали, — разберём, — усиливая голос, повторил Василий Иванович, — понятие, — он сделал паузу и, повы- сив голос до верхней возможной ноты звучания громко, нараспев вывел: — Предлагаемые обстоятельства. Кто-ни- будь может помочь мне? В комнате образовалась тишина, при которой можно было услышать пролетающую муху. Студенты перестали дышать, втянули головы в плечи, воображая, что надели шапки-невидимки. Василий Иванович, не глядя, чувствовал напряжённо повисшую паузу, передающую состояние, а состояние или атмосфера на сцене и есть одно из важнейших, если не са- мое важное, в театре. Именно состояние, энергетическая наполненность волнами перекатывается в зал, захваты- вая и покоряя зрителя. И педагог наслаждался возникшей атмосферой, наслаждался по причине редкого его воз- никновения на репетициях и даже спектаклях известных режиссёров. Но было не время загружать головы юных слушателей высшей математикой, нет, алгеброй возвы- шенного творчества, и он продолжал допытываться: — Кто может нам рассказать о предлагаемых обстоя- тельствах? Наконец вверх потянулась рука. — Да, пожалуйста, Татьяна. Татьяна встала, студенты облегчённо вздохнули. Мож- но расслабиться, переключиться на свои проблемы, что означало несколько ослабить внимание. Татьяна Дулева обладала крупным носом, голубыми глазами, крашенными под блондинку короткими волоса- ми, торчавшими в разные стороны, и сухопарой, крепкой фигурой, как у подростка. Груди у неё можно было обна- ружить с большим трудом, тщательно присматриваясь, что выглядело бы невоспитанностью, если не наглостью. Скорее мальчик, чем девушка, хотя она красила ресницы синей махровой тушью, подчёркивая голубизну глаз. Она и была, как мальчик, смелой, активной, держалась незави- симо и даже с вызовом. В общем, умела постоять за себя. Её недолюбливали, побаивались. Таня кашлянула, проверила голос — проснулся ли. Быстро заговорила: — Актёр, разучивая роль, погружается в обстановку пьесы. Прежде всего он должен уяснить, кто он, из какой социальной среды, в кого влюблён, кто в него влюблён... В аудитории послышались смешки. Каждый подумал о себе. Время молодое, когда и в столб можно влюбиться. Татьяна замялась, на белых щеках выступили красные пятна. Вера поняла: нервничает. — Кто в него или в неё влюблён? Все пьесы о любви. Некоторые — об ожидании любви. В каждой пьесе можно найти если не любовный треугольник, то любовные пере- плетения, —уверенно продолжила она. Студенты, смеясь, зааплодировали. Василий Иванович слегка улыбнулся, бегло взглянул на Таню и, глядя в сторо- ну окна, к которому медленно приближался, задал вопрос: — А вы что думаете, Вера? Вера вскочила. Сердце учащённо забилось, кровь при- лила к голове. Что кровь прилила, наверно, хорошо, мысль активнее будет работать, а вот сердце... Сразу стало не хватать воздуха, но Вера постаралась взять себя в руки. — Татьяна правильно сказала. Любовь очень важна. Снова послышался смех, но с какой-то примесью иро- нии, ядовитой иронии. Так показалось Вере, и она внут- ренне сжалась. — Вам больше нечего добавить? — с безучастным ви- дом глядя в окно, спросил Вась. Так между собой студенты прозвали педагога, что казалось совсем не обидным: Васи- лий — Вась. — Я на своём примере... Мои предлагаемые обстоя- тельства таковы: мне нужно ответить на вопрос, заданный педагогом. Я, учась на режиссёрском отделении, должна хорошо ориентироваться в системе Константина Сергее- вича. Однако в силу своей застенчивости как свойства ха- рактера сильно волнуюсь и не могу собраться с мыслями. Если бы эта была роль в пьесе, я должна была бы развол- новаться, мять, теребить что-нибудь пальцами. Например, поясок, кончик платочка или, допустим, вертеть карандаш и неожиданно сломать его. — Мять что-нибудь в руках — это штамп, — зловещим голосом констатировал Володька Гуров — высокий вес- нушчатый парень с никакими, то есть совсем незапомина- ющимися глазами, тоже смотрящими во время разговора не на собеседника, а куда-то поверх. Видимо, поэтому его и взял на свой курс Вась, угадав похожесть. — Понимаю. Штамп. А какое ты предлагаешь приспо- собление? — не сдавалась Вера. — Я в предлагаемых обстоятельствах, — громко вы- крикнул Гуров. — Ну это само собой, — звонкий голос Тани перекрыл поднимающейся шум. Студенты начали спорить друг с другом, доказывать свою точку зрения. Вера беспомощно оглянулась, пожала плечами и села, махнув рукой. Мол, всё равно её не услышат. Василий Иванович захлопал в ладоши. Сразу наступила тишина. Этот условный сигнал практиковали полгода, пока на него не выработался рефлекс, как у собаки Павлова. Вась был доволен. Курс разогрелся, скованность испа- рилась, как и не было, можно приступать к этюдам, а за- тем и к репетиции отрывков из классических пьес. К сов- ременной драматургии Вась относился весьма и весьма скептически, считая, что учиться нужно исключительно на классике. И снова Вась посмотрел на Веру и мимо неё. Вызвал показать приготовленный этюд. Этюд на оправданное молчание нужно было придумать и поставить со своими сокурсниками. «Чего Вась ко мне сегодня привязался?» — подумала Вера и, найдя глазами Сашу, кивком головы пригласила выйти на возвышение, отделяющее зрителей, а сейчас студентов от священного лицедейства В Древней Греции играли по большей части трагедии. Зритель проводил в театре время с зари до заката на от- крытом воздухе. Женские роли исполняли мужчины. Вере в те времена не светило бы ничего. Зато сейчас она выступала в роли драматурга, режис- сёра и актрисы. Три в одном, как любил повторять Вась, когда кто-то удачно исполнял роль, действуя как сцена- рист, режиссёр и актёр одновременно. Вера целых два дня непрерывно думала и никак не мог- ла придумать ситуацию, где действие происходит без слов. В голову ничего путного не приходило. В голове — полная пустота. Мозг не хотел выдать ни одной мысли, ни одной картинки, кроме: я бездарна, мне никогда не осилить тон- костей режиссёрского мастерства. Ночью за день до показа она проснулась и вспомнила, как однажды, когда она возвращалась из Ростово-на-До- ну после провала экзамена в актёрскую студию, вагон, в котором она сидела у окна, остановился напротив встреч- ного поезда. Она увидела парня, сидевшего напротив. Это был принц из сказки. Они смотрели, не отрываясь, друг на друга. Между ними блеснула невидимая молния. Вера фи- зически ощутила удар в сердце. Одноимённые заряды от- талкиваются, а разноимённые притягиваются, мелькнуло в голове. Значит, они — разноимённые. Вторая половин- ка. Любовь с первого взгляда. Вера читала о такой любви. С первого взгляда и до последнего вздоха. Парень при- встал, упёрся ладонями с длинными крепкими пальцами в мутные стёкла, прижался лбом. Вера поднялась, как под гипнозом, тоже прижалась лбом к стеклу, пытаясь понять по кричащему рту слова. Так они стояли с минуту, а казалось — вечность. Поезд тронулся. Чей? Его? Её? Парень замахал руками. На лице выразилось отчаяние. Она тоже замахала руками, крича- ла, что не слышит, показывала на уши, мотала головой. Па- рень от отчаяния ударил кулаком в стекло, желая разбить, преграду, отделяющую его от счастья. Вера, преодолевая природную скромность, нежно гладила оконный холод ру- кой. Ей казалось — его лицо. По щекам катились горячие капли одна за другой, а глаза парня, второй половинки, от- далялись, уплывали в невозвратность. Они с Сашей закончили этюд. В аудитории наступи- ла тишина. Вера стояла, опустив низко голову, хлюпала носом. Вась тихо сказал: «На сегодня всё. Остальные этюды в следующий раз». Ребята, перешёптываясь, тихо выходили из аудитории. Таня задержалась, поджидая Веру, глазами передала: пот- рясающе! Вера смущённо прошептала: — Правда? — Угу, — кивнула головой Таня. — Меня пробрало. — И всё же это не искусство, — бросил проходящий мимо Саша. — Конечно, не искусство, — согласилась Вера. — Сама жизнь. История, случившаяся со мной. Я же тебе говорила. — Подожди! — крикнула Таня, боясь, что всегда спеша- щий Саша скроется из виду. — Что, я не прав? — обернулся на ходу Саша. — Вовсе не прав. — Тебе меня не разубедить, — Саша неожиданно ос- тановился. Вера и Таня тоже. В узком проходе трое при- жались к окну, уступая дорогу, снующим туда-сюда сту- дентам. — То, что вы сыграли сегодня, — настоящее искусство! Между вами случился контакт. Ваша энергия захлестнула меня, увлекла моё воображение. — Даже смешно слышать. Мы играли этюд после единственной репетиции, — Саша для убедительности поднял вверх указательный палец. — Несерьёзно всё это. И вообще, искусство не должно подражать жизни. — Вы и не подражали. Вы создавали жизнь. Свою жизнь в предлагаемых обстоятельствах, и это было здорово! Вера посмотрела на Таню с благодарностью. Та её за- щищала. Защищала искренне и аргументированно, под- чёркивая Танину, а заодно и Сашину талантливость. Чего не хватало Вере, так это признания. Другие ей казались лучше её. Все другие и по всем параметрам — лучше! — Любое повторение человеком виденного, перечувс- твованного будет искусством, — не унималась Таня. — Например, вот если бы наш разговор подслушал писатель и захотел его передать в своей книге, можно назвать на- писанное искусством? Существование наше сейчас — жизнь, но когда эту жизнь передаёт писатель — это уже искусство. Саша задумался. Таня смотрела на него выжидающе. — Таня, ты в чём-то права, — вступила в разговор Вера, — но бывает хорошее искусство, хорошо выполнен- ная вещь, а бывает не очень. — Неважно, — упиралась Таня, — то и другое всё равно можно назвать искусством. Саша повернулся уходить. — Ну пока, девочки. Не хочу с вами спорить. — А ты не собираешься на зарубежную? — У меня дела. И всё же я настаиваю на своём. Даже Верины слёзы — не искусство! — И Саша ушёл. Нет — убежал. Сашу на второй год избрали старостой группы, что да- вало ему некоторые преимущества и свободу передвиже- ния. А убегал — об этом знали все — к жене, родившей ему сына. Понять можно. Заботливый отец. Девочки посмотрели друг на друга. Вера резко повер- нулась к окну, и её хрупкие плечики задрожали. Таня мол- ча обняла подругу. Вера не могла понять, отчего плакала. Ей было неловко перед Таней, перед проходившими сту- дентами. Хорошо хоть Саша не видит её слёз. Плакала от нервного перенапряжения? Внутри трепетало, а на сердце образовалось тяжёлое облако. Под ним маленькое сердце сжималось, и его тяжёлые удары бились в области горла. Это душа просилась на волю. Вера не понимала, отчего ей так тяжело, и плакала. На подоконник сел крупный голубь и начал перебирать лапками, ворковать. Пёрышки на тельце поднялись, будто невидимый фен распушил их, придавая голубю округлую форму, ещё больше увеличивая его в объёме. Вера подумала, что это знак и у неё всё будет хорошо. Голубь — символ мира, олицетворение покорности, вер- ности, надежды, а также Духа Святого. Прозвенел звонок, приглашая на лекцию. На Танину руку, лежащую на плече, легла рука Веры, передала благодарность легким пожатием. Вера поймала Танин взгляд. Лёгкая улыбка осветила лицо. — Спасибо тебе, я сбегаю в туалет, умоюсь — и на за- рубежку. Хорошо? — виновато заглядывая в глаза Тани, спросила Вера и, получив одобрение кивком головы, ос- тавив тяжёлую сумку на подоконнике, побежала в туа- лет. Открыв дверь, чуть не задохнулась от дыма. Девочки курить бегали в туалет или на улицу. В коридорах — за- претили. Накурили и разбежались по аудиториям. Вы- сокая блондинка, поджав губы, красила тушью ресницы. Кроме неё, никого не было. Плеснув на лицо несколько пригоршней воды, Вера взглянула в зеркало. О... Боже! Красные глаза, нос как у заядлого пьяницы. Она заставила себя улыбнуться, сдерживая новый поток слёз. «Всё будет хорошо. Я молода, талантлива, красива, молода, талантли- ва, красива, молода, талантлива, красива», — повторяла и повторяла Вера. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
