Взбираясь к вратам счастья

(Пародия на рассказ Ольги Гаинут «Счастливая».

Текст оригинального рассказа приведен в конце.)

 

Вероника, она же Ника, она же Верочка, она же Никуля, она же Вероничка всегда, с самого детства, казалась наивной и доверчивой.

Очень давно ей цыганка предсказала большое счастье, обмолвившись мимоходом и о трудностях, которые будут ждать Нику на пути к нему. Девочка и тогда была доверчивой, поверила в предсказанное, поняла, что ждет ее Принц на Белом коне, но была она и невнимательной – не обратила внимание на слова о не очень гладкой дороге в страну счастья.

Естественно, не только Вероника слышала тогда предсказательницу, за девочкой неотступно следовала ее Судьба, которая оказалась более внимательной слушательницей. Она-то и решила сделать все, чтобы слова цыганки сбылись в полном объеме.

Трудностей было много, но надо отдать должное Нике – она всегда была готова все плохое в своей жизни использовать с пользой для себя.

Вот как-то ей пришлось повторить, практически, шестой подвиг героя греческой мифологии.

Дело в том, что в общежитии ее техникума туалет (выгребная яма) был на улице, поэтому все, что его наполняло, зимой смерзалось, возвышалось над отверстием в деревянном настиле. Пришлось Верочке – старосте общежития - браться за лом и бороться с ледниками продуктов человеческой жизнедеятельности. Весной, когда природа расцветала, а айсберги в туалете растекались, приходилось ей браться за лопату.

Вдыхала полной грудью Никуля воздух, пропитанный зловоньем, а сердце замирало от одно только мысли о будущем: вот она и ее Принц в окружении его большой, дружной, обеспеченной семьи сидят за праздничным столом, окутанные ароматами кулинарных деликатесов, и Вероничка со смаком, во всех деталях рассказывает всем о своих успехах в борьбе за чистоту выгребной ямы, оповещает окружающих о тонкостях технологии борьбы с дерьмом как в твердом, так и жидком виде. И видятся Веронике восхищенные взгляды ее будущих родственников, которые слушают и осознают – какого золотого человека послал Бог их семье.

Еще Судьба посылала Нике каждую зиму снег, а значит необходимость чистить дорожки – еще один повод будет похвастаться будущей родне, пусть знают, какого трудолюбивого члена семьи обретают.

Много еще совершенных подвигов откладывала девушка на дальние полочки своей памяти, чтобы в нужный момент извлечь и описать Принцу и его семье себя в лучшем свете – трудолюбива, никакой работы не гнушается, чтобы поверили, что не нужны им теперь ни дворники, ни сантехники…

Судьба, создавая трудности, окружала Веронику и плохими людьми: завистливыми, злобными.

Любила девочка, когда мама покупала ей какой-нибудь вкусное пирожное, уходить есть его на лавочку к соседнему дому барачного вида, где жила сильно пьющая женщина с семерыми своими малолетними детьми. И смотрели вечно голодные соседские дети на Веронику с завистью, а порой и с нескрываемой злобой.

Если же мама дарила дочери какой-нибудь новый очень модный наряд, то шла Ника демонстрировать его к детскому дому, дефилируя перед одетыми в одинаковые серые костюмчики сиротами. Их взгляды тоже окутывали ее облаком зависти и злобы.

Как Вероника потом расскажет Принцу, что она лучше всех, не было у нее ни зависти, ни злобы к этим детям, она вообще никогда не завидовала тем, кому жилось хуже нее. Пусть поймет ее Счастье, какого душевного и доброго человека получает.

Самое тяжелое испытание было послано Веронике на последнем курсе техникума – первая любовь. Но это, увы, был не Принц, хотя Ника долго на это надеялась, прощая неоднократные обманы, розыгрыши с предложениями руки и сердца, не стерпела она только, когда неПринц предложил своим друзьям развлечься с Верочкой. Тогда она окончательно поняла, что друзья ему дороже ее, купила вечером в хозяйственном магазине топор и перерубила пульсирующую нить любви.

Но к тому моменту Ника была уже беременна.

В техникуме был только один красный диплом на весь выпуск, повезло, что он достался Веронике и она могла выбрать любой университет для продолжения образования, мечтая о научной карьере, выбрала Свердловский.

Там же в Свердловске, вдали от родителей, она удачно родила двойню, попутно узнав в роддоме много новых слов, например, «женщины по палате».

Через год под Свердловск перебрались родители, которым Ника и передала на воспитания своих двух маленьких сыновей. Сама приезжала только на выходные, а детишки каждую субботу снова учились называть женщину выходного дня мамой. Наука и научная карьера требовала жертв и от крошек, хотя в их жизни еще не было цыганки.

 

Когда Вероника уже училась на четвертом курсе, как-то перед началом лекции на кафедру поднялись два преподавателя. Руки у них тряслись, колени подгибались, лица были бледные, щеки дергались, дрожащими голосами они хором сообщили, что лекцию будет читать Иван Иванович Нестеренко, который вместе с Эдисоном изобрел лампочку, вместе с Поповым – радио, вместе с Эйнштейном – теорию относительности, а вместе с таинственными американскими учеными – новый нейтрино.

Так Ника впервые увидела и услышала отца своего Принца.

Она с волнением заучивала наизусть, не пытаясь понять, целые страницы теории по ядерной физике, чтобы блеснуть на экзамене перед несравненным Нестеренко, при виде которого многие студенты с обожанием падали в обморок.

Хотя Ника не знала, что там будет присутствовать сам Принц.

На экзамене, она быстро выдала заученные ответы на вопросы в билете, после чего Иван Иванович неожиданно спросил:

- Вот вам дополнительный вопрос, хотя он и не имеет отношения к ядерной физике: если бревно распилить на десять частей, а потом их взвесить, то будет ли их масса в сумме равна массе бревна?

- Конечно, нет, - ответила Ника – опилки же не взвешивали.

- Отлично. Есть такое в ядерной физике понятие – дефект масс, хотя никакого отношения к бревну и моему вопросу оно не имеет. Просто название мне нравится. Вот еще вопрос…

Он еще задал вопрос по биологии, истории партии и геометрии.

Ника обратила внимание, что на экзамене рядом с Нестеренко сидел молодой человек, поддерживая знаменитого ученого.

Когда же этот парень нагнал Веронику после экзамена на улице, то выяснилось, что это сын ученого. Сердце девушки встрепенулось, душа вспарила – ПРИНЦ!

Вскоре он познакомил свою избранницу с братьями и мамой, которая была знаменита тем, что умела быстрее и аккуратнее всех гладить белье. Все подруги и знакомые ей поэтому завидовали, кто-то из них пытался гладить также быстро, но получалось не так аккуратно, кто-то пытался также аккуратно, но получалось не так быстро.

Но пару лет назад одна из подруг пригласила маму Принца к себе в загородный дом, где продемонстрировала современный, импортный агрегат, который гладил и быстро, и аккуратно.

С тех пор мама Принца уже не решалась гладить белье при гостях.

 

Прошло время, за которое Ника рассказала семье Принца, все, что хранила на этот случай в своей памяти, что и привело ее, одетую в шикарное белое платье, вместе с Принцем к ступеням ЗАГСа, за вратами которого их ждала долгая и счастливая жизнь.

 

Жанр: Просто о жизни Автор: Ольга Гаинут

Объем: 44515 [ символов ]

 

Счастливая

Вера Васильевна считалась в своей родне гадалкой. И действительно, как раскинет карты утром и поведает мужу, что его ждёт на работе, так и будет. И по руке умела видеть Судьбу. Соседи и знакомые частенько приходили с просьбами «посмотреть будущее» и всегда оставались удивлёнными: предсказания сбывались со стопроцентной точностью.

Однажды летом к бабушке приехала из Казахстана внучка Ника. И как-то, бегая по улице, встретила Веру Васильевну, двоюродную сестру бабушки.

- А ну-ка, девчоночка, покажи ладошку.

И дама внушительной комплекции принялась всматриваться в линии. А потом изрекла: «Счастье тебе выходит. Правда, не сразу. Будет испытывать Судьба. Зато получишь всё, о чём мечтала».

Нике было лет девять, и она запомнила особенно чётко первую часть предсказания, про счастье. Что ещё за испытания? Кто такая судьба? Наверно, это что-то не очень хорошее. Так подсказывало чутьё девочки, с интересом разглядывающей лицо гадалки.

 

Часть 1

Двое парней закинули на верхние полки купе рюкзаки и ушли к своей компании в соседний вагон. На нижних полках остались женщина лет пятидесяти и молоденькая девушка.

Девушка отрешённо смотрела в окно: лицо строгое, даже какое-то мученическое, вид печальный и несчастный. Марья Васильевна – женщина деликатная, культурная – не хотела лезть с расспросами, но расшевелить и, может, отвлечь от неприятного была не против. Она с улыбкой принялась сервировать стол, разворачивая традиционную варёную курицу, овощи. Уловив запах еды, девушка резко развернулась и безуспешно попыталась скрыть гримасу отвращения. Когда это ей не удалось, юркой подвижной ящеркой метнулась к двери, рванула со всей силы, и только её и видели. Лишь длинная коса редкого пепельного цвета чуть не зацепилась за ручку.

 

«С девчонкой-то что-то неладное, - встревожилась Марья Васильевна. – Пойти поискать её».

- Вы извините меня, - мягко, приятным голосом сказала девушка, поглаживая руку заботливой женщины. – А лучше не обращайте внимания. Я не хочу вас беспокоить.

- Пойдём, милая, чайку попьём.

 

Слово за слово, и Ника, сама от себя не ожидая, рассказала ей свою историю.

 

- Я поняла, что беременна. Оказывается, это страшно и безвыходно, - полными слёз глазами смотрела на попутчицу. - Родителям не могла сказать, мы вроде как чужие, Анатолию уже хотела было сообщить, ждала подходящего случая обрадовать, но он предал меня, предложив другому, вставшему между нами парню, желая проверить мою верность. Как такое простить? – она поёжилась и обхватила себя за плечи. - А потом уже не стоило ничего рассказывать предателю, пусть не знает. Не достоин он ни меня, ни нашего ребёнка, - резко вскинулась, румянец полыхнул по впалым щекам. Словно отметала от себя даже память о парне. - Вот еду теперь в Свердловск, далёкий и чужой город, где нет ни одной знакомой души. Там набирают экспериментальную группу тех, кто окончил профильный техникум с отличием, чтобы опробовать четырёхлетнюю программу обучения. Нужно только сдать физику устно на «отлично».

Я мечтала... нет, мечтаю о науке. Да нет, наверно, мечтала. Какая теперь наука? – она поперхнулась и не сразу могла продолжать рассказ. В глазах – мука, руки теребят платок, плечики подрагивают. - Ужасный токсикоз изводит, даже думать не могу нормально. Знаете, состояние такое, будто я сама на себя со стороны смотрю, причём с другой планеты. Уже четвётрый месяц я на той, другой, планете наблюдаю за собой.

 

Нике нужно было хоть перед кем-то разворотить свою рану, вскрыть нарыв, чтобы почувствовать облегчение. И Марью Васильевну словно сам Бог послал. Замешанные на эмоциях, слова выкатывались из девушки объёмные, словно обильно политые, как и лицо, слезами.

 

Поток пережитых девушкой страданий обрушился на Марью Васильевну. Она слушала, как Ника, забившись дома в угол дивана, просидела два дня после чудовищного поступка Анатолия. Рвала зубами подушку, кусала свои руки, мыслями падала в страшную пучину отчаяния. Тошнота наваливалась неописуемой мерзостью. Всё это душило и мяло измученную душу, словно в огромной дробилке. О, никому она не пожелает пережить подобное! Потом соскочила и принялась разрезать фотографии с его лицом. Рвала бумагу, а будто кромсала своё сердце. «Люблю, люблю», - стонала и выла на грани сумасшествия. Понимала, как это страшно - рубить топором по пульсирующей, полной жизни нити огромной любви. Никто не мог бы ей помочь. И даже время не властно. Ни с кем не могла поделиться. Привыкла рассказывать о хорошем. Зачем кого-то нагружать проблемами?

 

- Как же я металась, дорогая Марья Васильевна. Мечтала о науке, а осталась одна и беременная. Это же трагедия. Беременность - трагедия, крест на всех надеждах. Подумайте только. Разве я не права? Что было делать? – она сцепила пальцы рук, прижала к груди и, похоже, забилась, будто в лихорадке.

- Милая девочка, - женщина подошла, встряхнула её за плечи, возвращая в действительность, и села рядом, - раз так сильно страдала, может, сама сделала бы первый шаг. Пришла бы к нему, чтобы посмотреть в глаза. Кто знает, возможно, у него были какие-то веские причины?

- Я? К нему? Он не пришёл в первый день, во второй, третий. Всё же ясно. Значит, такой выход его устраивал. Значит, он так хотел. Как я благодарна своему шестому чувству, не дававшему моим губам выплеснуть счастливые слова о ребёнке. А знаете, теперь вспоминаю то, что не видела в любовном угаре. После первой близости я закрыла лицо руками, осуждая себя за связь без брака. Я же старомодная. Он подошёл со спины, обнял, всё понял и сказал: «Не переживай, моя девочка, послезавтра я сразу с ночной смены пойду в ЗАГС, ты жди меня там».

- Вот как хорошо! – облегчённо выдохнула попутчица.

- Если бы так! - с горечью воскликнула Ника. Губы искривились в язвительной усмешке. - Я прождала три часа, он не пришёл. А при встрече сочинил какую-то историю, мол, не так его поняла, и сама виновата, - при этих словах Марья Васильевна откинулась на спинку и прижала руку к сердцу, давая понять, что изумлена до предела. - Через пару недель снова по его инициативе пошли в ЗАГС. В дверях здания он спохватился, стал рыться в карманах и признался, что забыл паспорт. Теперь-то я прозрела: он же просто не хотел жениться. Что любил без памяти - без всякого сомнения. Тогда что его удерживало?

 

- Да, странный парень, - Марья Васильевна поглаживала свой лоб, хмуря брови. - Трудно понять его поступки. Как же он объяснял своё поведение?

- Как-то объяснял. Вот именно, как-то. Утверждал, что я не умею читать по его глазам, в них-де всё написано. Что он всё мне уже поведал, а я, мол, не почувствовала, - досада сквозила в каждом слове, девушка сама не могла разгадать поведение любимого.

- Знаешь, деточка, - с оптимизмом подняла прояснившиеся глаза пожилая женщина, - я всё больше убеждаюсь: это не так и плохо, что вы расстались. Этот Анатолий всю жизнь тешил бы тебя байками.

 

Ника от любви летала так высоко над землёй, что не могла разобраться, не видела картину ясно и чётко. Томилась три дня в ужасных муках, потом приказала себе сжать в кулак все чувства и купить билет на поезд. После этого нежная радостная девушка, мечтающая о счастье, исчезла. Вместо неё появился закрытый на все ключи сейф с табличкой «Не открывать. Сердце на замке». Утешала себя, что как-то всё разрешится, что, может, ещё и не конец всем мечтам и планам. Директор техникума, вручая ей единственный на весь выпуск красный диплом, подал приглашения трёх университетов. Она выбрала наугад Свердловский.

 

- Тяжело тебе, очень ты ранимая. Толстокожим намного легче жить.

- Вы правы, но ничего не поделаешь: такой родилась. А ещё родственница Вера Васильевна в детстве нагадала мне счастливую жизнь, представьте. А я, глупая, верила. Теперь-то понимаю, что сплошь ерунда, слова-слова.

- Всё уже позади, милая. Ты сделала выбор. Иногда неприятности случаются во благо, а мечты не исполняются к лучшему. Не скажу, что будет легко, но, знаешь, чувствую: всё у тебя сложится замечательно.

 

Вероника, конечно, поняла, что её просто утешают. О том, что слова душевной женщины сбудутся на сто процентов, девушка и представить не могла.

 

О беременности никто в общежитии не должен был даже догадаться. К счастью, гинеколог при обязательном обследовании для поступления оказалась равнодушной и замученной потоком абитуриентов женщиной. Она просто спросила: «Интимной близости не было?», на что Ника, никогда не вравшая, вынуждена была отвернуться от своей совести и ответить: «Нет». И врач подписала лист медкомиссии. «Вот бы проверила», - тряслась Ника, и запорола бы моё дневное обучение. Но кто-то помог и тут, вёл за руку к мечте. Она по двенадцать часов в день готовилась к экзамену. В результате прочитала своё имя в списке поступивших.

 

И оказалась абсолютно одна в совершенно безвыходном положении. Молодая будущая мать даже понятия не имела, что беременные должны наблюдаться у врача, и где тот врач находится - тем более. И спросить ни у кого не смела. Но зашевелившийся в своё время плод потребовал действий, и она пришла в регистратуру простой поликлиники. И там всё было в диковинку.

- Будете оставлять ребёнка? – не глядя на Нику, спросили из окошка.

Она удивлённо моргала и молчала. Когда вопрос повторили, ответила:

- Да.

- Тогда вставайте на учёт.

- Как это?

Из окошка в неё впилась глазами пожилая служащая:

- Первородка?

Нике вопрос снова показался странным, но она интуитивно догадалась и утвердительно кивнула головой. После чего ей дали адрес, где принимала гинеколог по месту жительства – остановок десять на автобусе от общежития.

Всё как-то решается. Это была большая и важная школа жизни.

 

На её счастье дирекция университета придерживалась мнения, что дети, родившиеся в студенческие годы, - это прекрасно, и брак во время учёбы – самый прочный брак, поэтому выгонять её из общежития, как показывали во многих художественных фильмах, никто не собирался.

 

Матери, конечно, написала письмо. Видя первые два месяца страдания дочери от токсикоза, мать не догадалась ни о чём. Даже Анатолий раз спросил: «Да что с тобой?», хотя Ника пыталась быть такой же, как всегда. Но тошнота - постоянная, убийственная - сводила на нет все усилия. От письма Наталья испытала шок. И твёрдо решила помогать дочери, пока хотя бы денежными переводами. Поэтому Ника заранее приготовила приданое малышу. В восьмидесятые годы двадцатого века не умели ещё определять ни пол будущего ребёнка, ни их количество.

 

Мальчики-близнецы Алёшка и Антошка родились весом по три килограмма каждый, чему удивлялись и врачи, и женщины по палате. Страдая нечеловеческими муками, страшными схватками уже двадцать четыре часа, Ника с завистью, но будто сквозь сон, мельком смотрела на вторую женщину в предродовой палате, спокойно лежащую и читающую газету. «Вот ведь и родит раньше меня», - пролетела в голове мысль, снова направляемая шестым чувством. Так и случилось. Женщина рожала второго ребёнка. Как и первый раз, у неё были стремительные роды: схваток нет, а внезапно - потуги, и ребёнок неестественно быстро рождается, не пройдя необходимые и очень важные стадии, предшествующие появлению на свет. Ничего завидного в этом нет. Первый сын у той женщины в три года не держал сам голову, не мог управляться с ложкой. Последствия быстрых родов.

Когда Ника вытолкнула первого ребёнка, женщина на соседнем столе резко заявила: «Вызовите специалистов, мой ребёнок синего цвета, я не хочу получить второго инвалида». Её убеждали, что всё нормально. «Всё нормально вот у того ребёнка, он розовый», - и указала на ребёнка Ники.

Тогда Ника поняла, что лучше перестрадать, зато получить здорового малыша. Однако её муки не закончились: через час родился второй мальчик. И хватило сил, во что она совершенно не верила. Мудрая природа всё рассчитала

В палате рядом лежащей роженице Ника чуть-чуть приоткрыла своё бедственное положение. И только после рассказа, что у неё брат работает на легковой машине. Пришлось пойти наперекор характеру, выхода не было. Чужой дядька, брат той женщины, лютой зимой привёз на рабочей машине Нику и малышей в общежитие и уехал.

 

Это современное девятиэтажное здание с секциями по пять комнат на двадцать человек. Со всеми удобствами, красивыми холлами, мягкими креслами, лифтом, большим вестибюлем, собственным отделением связи, сушильными комнатами, телевизорами и телефонами.

Все девчонки разъехались по домам на каникулы, отчего комнаты временно не отапливались. И, что хуже всего, в первый год учёбы сомневались, не опасно ли оставлять своё имущество в комнатах, поэтому сдуру перетащили всё в одну кладовку и закрыли её на купленный в складчину замок. Поэтому Ника зашла в полнейший погром.

Она, сама слабая, положила два кулька с сыновьями на голые матрацы и заметалась, стараясь как можно быстрее привести комнату в обжитой вид. В какой-то миг вспоминала о «кульках», бросалась открывать их личики, чтобы не задохнулись, и снова хваталась за уборку, забываясь за работой. Потом мозг опять пробивала молнией мысль, что она не одна. Не готова ещё была к осознанию, что их теперь трое. Мальчишки спали. Ника разбирала вещи, мыла полы, застилала кровати, крутилась юлой до тех пор, пока «кульки» не закричали от голода. Тогда она, не чуя под собой ног, согретая беготнёй, наконец-то присела покормить малышей грудью. Слава Богу, молока было много. И даже приходилось сцеживать и выливать.

 

Что ей тоже надо бы перекусить хоть куском хлеба, даже не приходило в голову из-за забот, буквально свалившихся на неё почти неподъёмным булыжником. Первую холодную ночь они проспали нормально, Ника только периодически трогала ладонями носики сыновей, чтобы понять, тепло ли им. На её счастье мальчики были спокойные и в первые дни после рождения, и позже. Молодая мамочка даже не знала, как правильно пеленать сыновей, чтобы им было удобно.

 

- А, вот вы где, - радостно воскликнула Елена, постучавшая утром к ним в дверь.

Комендант огромного общежития, общительная женщина средних лет, видимо, уже сообщила в деканат. Это она вечером выдала Нике постельное бельё.

Елена была молодая замужняя женщина из комитета комсомола, местная, живущая в отдельной городской квартире. Правда, своих детей у неё пока не было.

- Батюшки, да тут холодина, - не верила она глазам. – И еды совсем нет, - Елена открывала пустые кухонные шкафы.

Ей не приходилось бывать в ужасных условиях да с двумя грудными детьми. Потрясённая увиденным, принялась активно помогать: принесла из дома обогреватель, собрала на кухне и сдала пустые бутылки из-под лимонада и на эти деньги, прибавив хорошую долю своих собственных, принесла Нике всякой еды, а также мешок с детской одеждой и полотенцами от старшей сестры. Всё домашнее, чистое, почти новое.

 

Через четыре дня приехали все девчата. И стало намного легче и намного труднее. Когда Ника обратилась к декану факультета с просьбой выделить ей отдельную комнату, чтобы не мешать другим, он отказал. Потом уже Ника поняла мудрость отказа. Одна она бы ни за что не вытянула и сыновей, и сложнейшую очную учёбу. А в коллективе человек чувствует себя лучше и ведёт себя правильнее. «На миру и смерть красна» - мудрость, рождённая народом.

 

Тогда Ника познакомилась со многими людьми, которые помогали, чем могли: кто-то принёс коляску для двойняшек, старенькую, но пригодную для прогулок, кто-то сидел с мальчишками, пока Ника сдавала зачёты. Хоть ей и позволили посещать лекции в свободном порядке, но профессора не прощали отсутствия на лекциях и милостиво ставили в зачётку «удовлетворительно», что было для неё, привыкшей к высшим оценкам, сильным ударом по самолюбию. Но выбирать не приходилось. А потому терпела, не позволяя себе расслабляться. Плакала только тогда, когда никто не мог услышать или увидеть.

 

- У беды глаза зелёные, - девчонки по комнате в то время разучивали на гитаре новую песню, не задумываясь над словами.

И только Ника реально испытала на себе эти зелёные глаза беды. «В поле ласковое выйду я и заплачу над собой... Кто же боль такую выдумал? И за что мне эта боль?» Закусывала нижнюю губу зубами и выбегала из комнаты, будто по делу, а у самой слёзы плескались в глазах.

«Ничего, я выдержу. Не зря моё имя означает "Победа". А побеждают после борьбы, страданий, унижений, диких усилий. И мне теплом и лаской будет светить солнце».

 

В пяти метрах от общежития проходила лесополоса с дорожкой по центру. Там Ника катала малышей в тени деревьев, радуясь и наслаждаясь чистым лесным воздухом и безлюдьем. Редкий прохожий иногда попадался навстречу. Рядом шёл только Анатолий, гордый папа красивых и здоровых малышей, обнимал любимую жену, целовал и шептал ласковые слова. Ника спохватывалась, вздрагивала всем телом, выходила из придуманного мира и смахивала слёзы. Что уж говорить, безумно хотела, чтобы рядом был муж, заботливый, любящий и верный. Разве могла она девчонкой представить для себя такое страшное начало жизни? Даже не верилось, что этот ужас происходит именно с ней. И вспоминались слова семейной гадалки Веры Васильевны. "Это она называла счастьем?! Ничего нельзя увидеть по руке! Просто, совпадали некоторые её прогнозы и всё", - Ника ни на йоту не сомневалась в своих убеждениях.

 

Раз в этом живительном успокаивающем коридоре со стенами – деревьями повстречалась с молоденькой мамочкой из палаты в роддоме. Знакомая, хорошо одетая, на супермодной коляске везла свою дочку. Вид обеспеченной и ухоженной женщины и высокой красивой коляски снова резанули по самолюбию Ники. Она так хотела оказаться на её месте, одеть мальчишек «с иголочки», самой выглядеть куколкой. В молодости это так важно и желанно. Однако не подала и виду. После короткого разговора и прощального взмаха рукой на сердце остался шрамик. И всего-то. Кроме неё никто не видел и не знал о его появлении. Похожих шрамиков, появившихся тогда и навсегда оставшихся, и сосчитать трудно.

 

Так прошёл первый курс. Сколько было потеряно нервов, физических сил, здоровья! Сколько унижений пережила умная, гордая, трудолюбивая девушка: родила без мужа, мать-одиночка – страшные слова! Никто при ней их не произносил, но думал так каждый – от студентов до персонала общежития. Разговоры за спиной, без сомнения, не утихали. Этим она заплатила за страстное желание во что бы то ни стало получить высшее образование, научную степень и служить делу науки всю жизнь.

Конечно, случай Ники выбивался из общепринятой студенческой жизни, подскакивая резким пиком над более-менее прямой линией воображаемого графика.

Разве понять Анатолию страшную школу жизни, на которую он её толкнул? Такое не имеет смысла рассказывать, надеясь, что содрогнётся и прочувствует – нет, только на собственной шкуре познаётся. Также не растолкуешь тому, кто никогда не знавал безумного полёта по имени любовь, что такое любовь. Кто любил, тот поймёт, а нет – так и слов тратить не стоит.

 

Родители после окончания Никой первого курса, а заодно и грудного вскармливания, забрали мальчишек к себе. Пенсии у них были хорошие, здоровье не подводило, поэтому они переехали в соседний со Свердловском городок, где после родственницы остался в наследство небольшой частный дом. Сделав ремонт, зажили в удовольствии на раздолье и богатой природе. Мама окружила внуков безграничной любовью и лаской, на что, по опыту Вероники, вообще не была способна. Ника каждые выходные приезжала на электричке и проводила с сыновьями два прекрасных дня. Квартиру в Казахстане сдали в аренду. Люди попались хорошие, жили долго и платили исправно. Мама все заботы взяла на себя с единственной просьбой к дочери : ни за что не бросать учёбу.

Года через три Ника смогла воспринимать произошедшее с ней более спокойно. Засиделась как-то ночью за прослушиванием красивой музыки и почти физически почувствовала, как раскрылись створки души, а из них полились... стихотворные строчки, впервые в жизни.

 

В моём костре любви – ещё

Ни уголька.

От дуновенья

Ветерка

Искрится, прыгает подобно

Бешеной реке,

Меня же хлещет

По щеке.

 

Заштопала швом грубым

Душу.

Мою. Чей ты полёт безжалостно

Разрушил.

И шагнула в пропасть

Одна.

Да и то: а была ли тебе

Нужна?

 

Я выстою. Не сгину.

Свою подставлю

Спину

Тем малышам, резвящимся

Во мне.

А ты? А ты останешься

Во мгле.

 

Во мгле бессмысленных

Ночей,

Страдая, что теперь

Ничей.

И обнимаясь с девушкой

Чужой,

Но с думой неизбывной обо мне –

Родной.

 

И писем

Не пиши,

Что без меня

Не жизнь.

Решил всё сам, на то

И уповай.

Но не рассчитывай

На рай.

 

Таких, шагающих

По душам,

Туда не пустят. Ты там

Не нужен.

А мне сияет солнце.

Заслужила.

И рана затянулась

и зажила.

 

Но вот простила ли тебя?

Простила ль?

 

ЧАСТЬ 2

Вероника, Ника, Верочка, Никуля, Вероничка. Нике нравилось её такое многогранное имя.

«Это, пожалуй, единственное, что мне во мне нравится. С теми качествами, которые мне достались, нельзя жить. Ну, посуди сам. В нашем обществе радостный, откровенно счастливый человек кажется чем-то аномальным, неестественным, странным. Слова Пушкина «и лишь посредственность одна нам по плечу и не странна» - о нас, сегодняшних, и даже больше, чем о тех, среди которых жил поэт.

Почему-то радостный человек прямо-таки провоцирует желание тех, нерадостных, нападать на него и мстить за его счастье. И даже не за счастье, а просто за лучшую одежду, за непривычный для обывателя внешний вид. Пройти мимо, с доброй улыбкой люди, наполненные злобой, не могут по своей сути.

 

Помню, в Казахстане, когда мне было семнадцать лет, в моду вошли сильно расклешённые брюки на бёдрах, которые чуть позже ещё и укоротили до щиколотки. Их называли «Колокола». И я, конечно, носила такие.

В то лето я с тёткой и двоюродной сестрой поехала к бабушке в гости. Двенадцать часов мы должны были гулять в Барнауле, «убивая» время до своего поезда. Так каждый третий считал своим долгом приставать ко мне с шутками или оскорблениями по поводу брюк. У них такой моды в помине не было. И что? Права русская пословица, что встречают по одёжке.

 

Рядом с домом бабушки рос большой сад, по периметру стеной стояли, словно охранники, высокие деревья, полностью закрывающие вид на дорогу. Я одна ждала автобус на остановке около сада, вокруг никого не было. И вдруг перед лицом пролетел камень со стороны деревьев. Потом полетели булыжники. Кто кидал, сколько их было - не известно. Создалась ситуация, реально угрожающая жизни. Причиной, конечно же, были «Колокола» (ах, так ты – модница, тогда получай). В Узбекистане в 1924 году был забит камнями до смерти известный писатель, общественный деятель Хамза Ниязи. Да и сейчас этот способ весьма распространён в азиатских странах.

Так вот, хоть и понимала, что опасно, а повернулась в сторону деревьев и громко крикнула тому или тем: «А что, трусы, выйти не хватает смелости?» И бомбардировка прекратилась.

 

«Штучка» в модных широких и коротких брюках на бёдрах, в модной цветной рубашке, явно сшитой на заказ, в магазинах такую было не купить, с красивой сумкой через плечо, а вокруг дороги из земли и деревянные настилы, и деревянные дома.

Разве можно было с точки зрения обывателя пропустить такую, выпирающую из общей обычной толпы, мимо, не кинув камень? Злость вперемешку с завистью – это такая разрушительная сила!

Ведь это покушение на жизнь. Как люди могут? Из-за каких-то брюк!»

 

Ника рассказывала о себе Игорю. Тоже неправильно: какому парню нужна такая размазня, которая обливается слезами от каждой несправедливости, грубости, мерзких поступков людей. Но его глаза, на удивление, добрели от её излияний.

«Когда в детстве читала книгу «Четвёртая высота» про Гулю Королёву и её подвиг на войне, чувствовала, что и я способна. Если вижу издевательство над кем-то, такая буря во мне поднимается, когда уже не важно, что будет со мной. Если мне холодно, всегда вспоминаю, как немецкий солдат в полушубке и валенках водил босую и в одной сорочке Зою Космодемьянскую по снегу до тех пор, пока сам не замёрзнет. Где же простая девушка брала силы вынести? Мне советуют не растрачивать душевные порывы на других, а думать о себе, но я не могу».

 

Игорь только ласково гладил Нику по голове, как ребёнка.

 

«Лет в четырнадцать летом я ходила по просьбе мамы в больницу к её знакомой по работе, чтобы принести нужные вещи. Назад возвращалась уже вечером. Натолкнулась на группу парней примерно моего возраста. Один из них с расстояния двух-трёх метров умышленно стрельнул сзади из рогатки, пробив мне ногу чуть выше колена. Боль пронзила чудовищная. Они загоготали. Но я огромным усилием воли заставила себя и виду не показать. Больше того, повернулась к тому гаду и улыбнулась, давая понять, что он промахнулся. Компания оторопело раскрыла рты, а я лёгкой походкой прошла мимо. И только потом склонилась к ноге и, потирая багровую шишку, всплакнула, жалея себя.

Разве можно ожидать от взрослого парня, выросшего из того мерзкого гадёныша, бережного отношения к женщине и вообще поступков, достойных человека? А ведь это страшно!»

 

Ника уже готова расплакаться, но Игорь вдруг притягивает её и шепчет: «За что мне это счастье?»

 

Игорь появился в жизни Вероники совершенно неожиданно. Нет, она, конечно, ждала человека, который не станет крутить пальцем у виска, видя такую белую ворону, как она, а поймёт и будет слушать стихи, и размышлять о смысле жизни, об умных, прочитанных вместе книгах. Но не очень-то верила. И самое главное, тот человек должен полюбить её дорогих мальчишек. Вот это было вообще нереальным.

 

Как-то в конце четвёртого курса университета перед началом лекции по ядерной физике неожиданно на кафедру поднялись двое преподавателей. Оба дрожащими от волнения голосами, чередуясь, сообщили, что в их университет приехал преподавать один из крупнейших физиков современности Иван Иванович Нестеренко, совсем недавно с группой американских физиков открывший новое нейтрино, элементарную частицу, что это - открытие века. И студенты, слушая лекции светила, должны быть счастливы самим фактом нахождения его в одной с ними аудитории.

 

Что же касалось преподавательского состава кафедры физики, то все понимали, как им повезло в жизни. И столько в их речи чувствовалось преклонения, уважения, чистосердечного восхищения, что на Нику это подействовало чрезвычайно, вздыбило всю её чувствительную натуру и перевернуло в корне отношение к предмету.

 

Теперь не было студента, более преданного ядерной физике, чем она. Экзамен по физике стоял в группе третьим. По первым двум предметам у Ники были «автоматы», то есть освобождение от экзамена в связи с бесспорной оценкой «отлично». И для подготовки к физике получилось десять дней. За этот срок студентка не только перелопатила весь объём материала, но в буквальном смысле знала наизусть огромные куски теории.

 

И даже осмелилась прийти на консультацию к Ивану Ивановичу. Он оказался мужчиной небольшого роста, лет пятидесяти, с тонкими, светлыми, зачёсанными назад волосами и умными глазами. Восхищение его талантом тянуло на разговор с ним. Ника приготовила вопросы, которые были непонятны, но так волновалась, что не находила места своим рукам, глаза заволокла пелена из непролитых слёз, смешанных с восторгом. Поняв состояние студентки, Иван Иванович похлопал легонько по её руке и стал подробно объяснять. За соседним столом сидел молодой человек. Ника подумала, что новый сотрудник. Незнакомец ничего не делал, только слушал и смущал внимательными взглядами.

 

На экзамен она зашла первая и предложила отвечать без подготовки. Смелый, однако, поступок. Это значило, что берёшь билет и, не глядя в вопросы, сразу решаешься отвечать. Принимал сам Иван Иванович. Получив его согласие, на все вопросы ответила с блеском. Он дополнительно спросил на тему, не относящуюся к билету, так и сказав, что хочет проверить не только знания, но и логическое мышление:

 

- Если разбить кирпич на мелкие осколки, а потом сложить их вместе, будет ли масса «до» равна массе «после»?

- Думаю, что нет, ибо какая-нибудь частичка да окажется неучтённой, и массы не сойдутся.

Оказывается, это называлось дефектом массы. Ника мыслила правильно. Получив заслуженную пятёрку, с огромным облегчением и лёгким оттенком грусти первая вышла из аудитории.

 

Могла ручаться, что никто из их курса в данном предмете не разбирался тогда лучше неё.

Что значит высокий душевный подъём! Горы сметёт убеждённый человек, нет для него преград. Не зря душа признана первичной, а тело - вторичным. Она первой поднимает к небу и первой заболевает.

 

Не сделав и трёх шагов, девушка почти столкнулась с тем молодым человеком, которого приняла за нового сотрудника. Он не просто стоял там, а ждал… её. Улыбнулся, представился Игорем, поздравил с оценкой и предложил проветриться после такой нагрузки.

Игорь был сыном Ивана Ивановича.

 

Игорь усиленно приглашал Нику познакомиться со своей семьёй, но она, впечатлительная трусиха, не решалась. Он убеждал, что они такие же люди, как все. И отец, светило мировой науки, тоже простой и нормальный. Наконец, Ника согласилась. «Ой, ведь пойду к парню, который уже завладел моим сердцем, - стучало в голове. - И потом, как там, дома у крупного учёного? Мы же наверняка совсем разные».

 

Первой вышла мама Игоря Инесса Викторовна. Она оказалась выше Ивана Ивановича и моложе. Чёрные густые волосы собраны в высокий хвост, немного смуглая кожа, правильные черты лица, пухлые, красиво очерченные губы, привлекающие взоры. И большие внимательные глаза, доброжелательный взгляд которых согрел Нику с первой минуты.

«Ну, Иван Иванович, - подумала она, - молодец, какую красавицу нашёл». Позже Ника узнает, что Инесса Викторовна, как итальянская студентка института дружбы народов имени Патриса Лумумбы, покорила сердце молодого русского учёного-физика и стала его женой, подарив троих сыновей.

 

Представились два брата Игоря: Алексей – старший, ему тридцать лет, и Сёмка – младше Игоря на два года. Сыновья оказались копией мамы, как будто Иван Иванович в этом процессе и не участвовал. Ника давно наблюдала за семейными парами, общалась со многими и поэтому сделала вывод, что дети похожи на того родителя, который больше хотел их появления. Иван Иванович весь в науке, ему не до детей было. Вот и получились три маминых сына: высокие, статные, смугловатые. Одним словом – красавцы. Гордость родителей.

 

- Вот, Вероника, мои дети, - жестом руки указала на них Инесса Викторовна. – До академика Петра Капицы мы не дотянули по числу детей, - засмеялась, - зато мозги им дали неплохие.

 

«Скромная, - отметила Ника. От Игоря она знала, что все сыновья, как отец, стали физиками и упорным трудом и явными способностями уже достигли хороших результатов. Особенно Игорь хвалил Алексея. – Но сказала только “неплохие”, не расхваливала. Умница».

 

И контрастом перед ними предстала Ника: рост сто шестьдесят сантиметров, худая, среднестатистической внешности студентка пятого курса университета. Разве что коса, которая осталась с детства: ниже талии, натурального тёмно-пепельного цвета, пушистая и толстая.

 

«Дочка, - говорила Нике мама, - посмотри на женщин старше сорока лет. Или короткая стрижка до плеч, или совсем, как у мальчишек. Носи косы, пока можешь. Уже этим ты отличаешься от остальных». Тогда девушка, целенаправленно приглядываясь к женщинам на улицах, в магазинах, поняла, что про стрижки мама была права.

 

«Ох, мама, - думала она, - если бы только косой. А то ведь совсем белая ворона. И страдаю от этого. Разве мы рождаемся, чтобы страдать? Хочу быть, как все. Вот идём мы с девчонками по улице и едим мороженое в бумажных стаканчиках. Потом все незаметно куда-нибудь поставят пустой стаканчик, а я непременно принесу домой – совесть не позволяет.

Или стоим перед аудиторией кружочком между парами, а одна вдруг достаёт бутерброд и начинает его поедать, не заботясь о том, что все тоже голодные и только ждут времени обеда. Я так эгоистично никогда не смогу.

Частенько по дороге домой захожу в гастроном, где покупаю ливерную колбасу для Пальмы, бездомной собаки, уже много лет облюбовавшей наш двор. Она совсем одна, беззащитная. Мальчишки, бывает, кидают в неё камни и хохочут. Я бросаюсь на защиту Пальмы и снова страдаю. Убеждаю себя не реагировать так отчаянно, но выносить издевательство над животными не могу. И страх, и думы о последствиях для себя начисто исчезают ».

 

- Инесса Викторовна, да они у вас - орлы, - от чистого сердца похвалила Ника.

- А вот жениться не хотят, - голосом матери, довольной своими детьми, посетовала она. – Все в отца. Тот тоже до тридцати лет на девушек не смотрел.

- Мамуля, он бы и потом не смотрел, если бы не твои глаза, - воскликнул Сёмка и обнял её.

«Душевные люди, - думала Ника, - и дружные. Как хорошо».

Отца семейства в тот раз не было, участвовал в каком-то симпозиуме.

 

Все расселись в гостиной. Сразу бросались в глаза стены, заставленные книгами от потолка до пола. По-другому в такой семье и быть не могло. Но интерьер для Ники не имел большого значения, вот люди – это ценность.

Девушка понимала, что им интересно узнать, кто она, что она, хоть Игорь и рассказал основное, но именно её слова важны для них.

Поэтому стала рассказывать. Когда она общалась с открытыми людьми, становилась и болтушкой, и хохотушкой. И Ника перестала волноваться, сердце уже не стучало набатом.

- До университета я окончила техникум. С отличием. Я не хвастаюсь, просто люблю всё делать по максимуму: учиться, так очень хорошо, работать, так от души.

- Вот, мотайте на ус, - Инесса Викторовна кивнула сыновьям.

 

- Ой, ну что вы! Как есть, так и говорю. Так вот. На третьем курсе техникума, когда мне было семнадцать лет, я жила в общежитии, которое вмещало сто человек. Была холодная вода из крана и горячая вода из большого, нагреваемого электричеством бака, электроплиты на кухне, комната отдыха с телевизором, гладильная доска, а вот туалет - на улице.

А зимой мороз в центральном Казахстане под тридцать градусов, плюс ураганный ветер, который продувал до последней косточки. Здесь, на Урале, так же снежно, но нет постоянных ужасающих ветров.

Замерзало всё, включая и содержимое общежитского туалета. И в скорое время из отверстий выросли горы замороженных продуктов жизнедеятельности, именно высоко стоящие горы затейливой формы. Да и рядом с отверстиями всё напоминало снежные горные массивы. И важная составляющая жизни ста человек стала невозможной.

Меня в тот год выбрали старостой общежития, в помощь коменданту. Это была медлительная равнодушная немка лет сорока пяти. Вот я её и спросила, что же делать, как решить эту проблему? Она только развела руками. Тогда в один день, придя с учёбы, я взяла у неё железный лом, и пошли мы с ней к зданию туалета. Она стояла рядом, а я пыталась что-либо сделать, нанося удары со всей силы. Но что можно сделать с вечной мерзлотой?!

Комендант развернулась и ушла. Я, как неопытный альпинист, который, только что сорвавшись, снова карабкается к вершине, не оставляла своих попыток в борьбе с одной из торчащих из отверстия глыб. И вдруг заметила, что глыба стала пошатываться, потом - всё больше и... упала. Ура, победа! Уж дальше с удвоенным энтузиазмом закипела работа. Пали все горы в отверстиях. Но ведь ещё подступы заняты врагом. Надо и его разгромить.

Так я работала часа три на глазах всего общежития, но ни одна душа не вышла помочь. Я сделала из помещения, которое последнее время все обходили стороной, просто куколку, которую сразу все полюбили.

Эту же процедуру я повторила весной, с той лишь разницей, что враг уже был размягчён и не оказывал сильного сопротивления, да вышли помочь две девчонки из группы.

Зато при выборе старосты в последующих годах была проблема: никто не хотел быть на этой должности, откровенно заявляя, что чистить туалет они не пойдут. «Мы на подвиги Ники не способны».

 

Рассказывая, Ника помогала себе и руками, и мимикой, и загадочными паузами.

- Заметьте, как деликатно девочка выбирает слова, какой слог, – оценила Инесса Викторовна.

- Ника, это же, как подвиг, - воскликнул Сёмка. – Я бы не решился на такое. Хоть и не лентяй. Подтверди, мама. И рассказывает, как артистка.

- Ника, ты – чудо! – выдал свой вердикт Алексей.

А Игорь развёл в стороны руки и покачивал головой, как бы говоря: «Вот такая она, моя Вероника. Не зря двадцать восемь лет искал».

 

Игорь полюбил Веронику сразу, ещё на консультации у отца. Уже после второго свидания признался в любви. И сказал самые лучшие в мире слова: «Если я люблю тебя, то и твои сыновья – мои сыновья. Наша семья такого же мнения». Тогда от счастья Ника не могла поверить в то, что слышит. Его глаза висели под бровями, блестящие и нежные. Он ласкал взглядом увлажнённое слезами лицо любимой. Она слышала стук его сердца. Такие желанные, важные и сладкие моменты в жизни не забываются. Всякая мелкая подробность безумия под названием любовь ложится в сознании на свою полку памяти и хранится там долго-долго. Солнце - румяное, словно проснувшийся малыш, - щедро разбрызгивалось лучами. Ветерок озорничал, пытаясь расчесать косы Вероники. Эти подробности тоже прочно отпечатались в воображаемые фотоснимки и уложились аккуратной стопочкой на те самые полки.

 

Ника почувствовала, что в атмосфере комнаты витает уже другая аура, все лица засветились добром, неподдельным интересом. Инесса Викторовна ласково погладила её косу. На душе полегчало от осознания интересно прошедшего знакомства.

 

На прощание все обнимали Нику и просили непременно приходить к ним в гости. Правда, ей показалось, что Алексей дольше положенного не разжимал объятия. Или чувствительная натура перемнила?

 

В следующий раз через неделю Игорь сообщил, что отец уже дома. Не успела Ника войти, как Сёмка и Алексей уже с радостью принимали её сумочку и зонт. Потом они отошли чуть подальше и застыли от удивления. Вероника пришла с распущенными волосами. Волнистый пепельный поток струился по спине.

 

- Ну, Ника, навела ты шороху в моём семействе. Наслышан, - сразу отозвался Иван Иванович. Ему исполнилось шестьдесят лет, но больше пятидесяти никто бы не дал. Мужчины вообще дольше женщин выглядят молодыми.

- Папа, она такая рассказчица. Она всегда такая, – убеждал Сёмка. - Поверьте моей интуиции. Вы же знаете, я не ошибаюсь.

- Она и сегодня нам много расскажет, - поддержал его Алексей.

- Ну чего налетели на девушку, обормоты, – заступилась за Нику Инесса Викторовна. – Садись, деточка.

Это обращение «деточка» приятно прошлось по сердцу. Ника ответила ей благодарным взглядом.

 

- И расскажу! Почему нет? – её снова понесло.

- На первом курсе техникума, в пятнадцать лет, я жила на квартире с тремя девушками старше меня на два года. Зимой завалило снегом так, что стало проблематично выйти на улицу.

Тогда я взяла у хозяйки-старушки широкую деревянную лопату и давай кидать снег. Красота: солнце - яркое, мороз - крепкий, снег - белоснежный, пушистый! Знатно поработала.

А мои девицы и не пошевелились. Даже не вышли на улицу, чтобы взглянуть на солнце, зажмуриться от снега, блестящего в ярких лучах, вдохнуть свежего воздуха и расправить плечи, радостно улыбаясь. Одно это так приятно и позитивно.

 

Я зашла в дом - щёки горят, душа поёт. И следом за мной входит мать одной из них: приехала навестить дочь.

- Да что ж ты, доченька, бледная, как полотно, – жалобный вопль матери, обращённый к дочери. - И вы двое – тоже. Гляньте на неё (взмах руки в мою сторону): щёки, как яблоки, так и пышет вся.

 

Я всё думаю, почему нет у людей желания и азарта поработать, хотя бы для себя лично? Что это - лень, скука, себялюбие? Может, мало закваски от рождения досталось? Может, они не виноваты, что живут без куража, инертно? Говорят, что нельзя ждать от человека то, что ему несвойственно. Ведь не выжимают лимон с целью получить томатный сок.

- Вот это наш человек, - выкрикнул Сёмка. А Ника уловила на себе влюблённые взгляды Игоря и... Алексея.

 

- Тема куража меня тоже интересует, - подхватил Иван Иванович. - Азарт, удаль, задор нужны не только при работе. Как-то мы с одной делегацией пошли в ресторан. За соседним столиком сидели две пары. Одна женщина была обычной внешности, а вторая имела весьма приятную наружность. Явно замечалось, что оба мужчины неровно дышали к красавице, бросая на неё восторженные взгляды.

Я всё чаще наблюдал за ними. Женщина обычной наружности вела приятный разговор, смешила мужчин, поднимала настроение, а красавица молча ела, и её лицо не выражало ничего. Потом заиграл ансамбль. Красавица и танцевала вяло, явно не умея и не имея даже желания. Её тело в танце не радовало, а, скорее, угнетало. Зато другая женщина отдавалась танцу со страстью, всей душой. Умело танцевала сама и умело вела мужчину. Тогда другой, видя это и тоже желая танцевать с активной, обворожительной в танце партнёршей, стал приглашать не «свою» женщину и получал явное наслаждение. К концу вечера оба мужчины уже неровно дышали совсем не к красавице.

Ну, не было у красавицы азарта, не досталось ей куража. А факта пустой, физической красоты душевному человеку мало.

И с нежностью посмотрел на жену.

- Иван Иванович, мы с вами одной крови, – вырвалось у Ники восклицание.

- И мы, - разом подхватили остальные.

Все засмеялись.

 

- Знаешь, Вероничка, у меня три подруги, - поделилась Инесса Викторовна. - Так одна говорит, что гладит бельё так же быстро, как я, но очень плохо. А вторая утверждает, что гладит так же хорошо, как я, но очень медленно.

- Мама, ты же у нас самая красивая, умная, хозяйственная, - радостно стали утверждать сыновья, а Иван Иванович, довольный, прятал улыбку в усы.

- Особенно я люблю красиво развешивать бельё после стирки, - продолжала Инесса Викторовна, - и, конечно, наблюдаю, как это делают соседи.

 

- Ой, Инессочка Викторовна, - не удержалась Ника, - точно так и я.

И тут же покраснела: вот разошлась-то. Но в ответ увидела, как они довольно заулыбались. А потому продолжила:

- Иногда бывают такие моменты, когда я провожу без дела несколько часов, размышляя о жизни, так потом такое опустошение накатывает, вплоть до ненависти к себе. Интуитивно понимаю, что единственный выход – это схватиться за тряпки с целью перемывать дом. И постепенно начинает «отпускать», вслед за каждым вымытым шкафом или окном приходит успокоение, возвращается самоуважение, довольство жизнью, состояние счастья, если хотите. Маленькое, короткое, но счастье. У вас ведь так же, я уверена.

 

- Да, я считаю, что без работы человек деградирует. Вот бы вам, сыночки, попалась такая жена.

И все посмотрели на Нику. Она готова была провалиться сквозь пол. Поэтому опустила голову, и волосы закрывшимся занавесом спрятали пылающее лицо. Инесса Викторовна поняла состояние Ники и попросила: «Там, в самой дальней комнате, стоит шкатулка из уральского малахита с фотографиями, принеси, пожалуйста».

 

Ника резко развернусь. Волосы разлетелись веером. Спиной она чувствовала восторженные взгляды. Права была мама. Найдя шкатулку и полюбовавшись, уже собралась нести её хозяйке, но дорогу преградил Алексей. Было ясно: оказался тут не случайно. Он близко подошёл к ней, широкие плечи наклонились прямо к её лицу, и Ника услышала заалевшим ухом: «Королева». Резко подняла голову, чтобы понять, что это было. Но ошибиться было нельзя.

 

- Да, ты правильно поняла, люблю, - блестя утопающими в нежности глазами выдохнул он. – Зачем Игорь, Ника? Я, - он стукнул себя в грудь кулаком, - я сделаю тебя счастливой.

- Я тоже люблю, - глаза Ники наполнились слезами: она первый раз вслух произнесла эти сладкие слова. – Игоря!

Алексей застонал.

 

Поставив перед Инессой Викторовной шкатулку, Ника увидела, что мать семейства чем-то встревожена. И не ошиблась.

- Ника, я сразу поняла, что ты не такая, как все. Мы безумно рады, что Игорь встретил тебя. Мы с отцом так мечтали о внуках. Очень ждём их приезда. Но ты свела с ума не только Игоря, но и других наших сыновей. Сёмка прожужжал мне все уши: «Ника - прелесть. Ника - такая молодец. Как я счастлив видеть её», а Алексей, наоборот, замкнулся. Что же делать?

 

Сёмка радовался за них. «Я буду искать такую же девушку, как ты, Ника, - убеждал он. – Как ты думаешь, найду?» «Конечно, - отвечала Ника в полной уверенности. – Как корабль назовёшь, так он и поплывёт».

Алексей, стоявший рядом, с грустью сказал: «Таких больше нет».

 

Свадьба Вероники и Игоря – сына Ивана Ивановича, уже ставшего ректором, – была сногсшибательной новостью для девятнадцати девчонок, живущих в одной секции, для всего факультета и даже для преподавателей. «Вот же счастливая! Даже не верится! Кому-то и с двумя детьми так везёт!» А что умный парень не мог жениться на ком угодно, как-то забывалось. Только тогда Ника с благодарностью вспомнила слова семейной гадалки и поняла вполне её верное предсказание.

Каждая из девчонок завидовала Нике и называла её самой счастливой. Всего-то от печати «самая несчастная» до «самая счастливая» прошло четыре года, а как круто всё изменилось!