Актер

(1974 год. Ленинград)

 

Александр прочитал последний монолог своей роли, а затем, ударив себя в грудь ножом, упал. Дали занавес. В зале слышались редкие аплодисменты, а иногда свист. Александр вынул из-под мышки кинжал и поднявшись ушел со сцены в свою комнатку за кулисами.

Стены и дверь комнаты были завешены афишами. Напротив двери висело зеркало над маленьким столиком. Александр сел и начал смывать грим, затем снял парик, переоделся и, заперев комнатку, вышел из театра через неприметную маленькую дверь выхода для актеров.

Александр давно знал, что он ничего не стоящий актер и работает не ради искусства, а ради заработка, но не покидал сцену. Понимая безысходность своего положения, он продолжал выступать, не видя для себя другого способа свести концы с концами. И вот каждый день он проходил привычный путь от своей каморки до театра, переодевался, гримировался и читал зазубренные роли.

Моросил дождь, ноги сразу намокли, а в галоши набились комья грязи. С полей шляпы вода капала за шиворот.

Александр остановился в нерешительности: куда идти? Ближе всего было к матери, а домой дальше.

Открыв дверь своим ключом, он поднялся на четвертый этаж и постучал в старую грязную дверь.

- Войдите, - послышался старческий хриплый голос.

Александр начал вытирать ноги.

- Да кто там? В конце концов, войдите! – повторил голос, теперь уже похожий на женский.

Александр открыл дверь и переступил порог маленькой, засыпанной всяким хламом комнатушки. Чего здесь только не было! И старые ломанные часы, и французкие замки с секретом, и тряпье, и множество старых цветных абажуров…

- Ах, это ты.

- Да, мама.

- Входи, чего встал? Согрей чаю.

- Сейчас.

Александр взял чайник и, спустившись этажом ниже, где была кухня, поставил его на огонь. Через несколько минут он опять появился в дверях комнаты.

Мать, завернувшись в старый платок, лежала скрючившись на скрипучей железной кровати.

- Что пришел-то?

- Замерз.

- Вспомнил про меня, как худо стало? Что боишься ко мне заглядывать после нашего разговора?

- Боюсь.

Александр опустил голову.

- Что надумал? Согласен?

- Нет. Не знаю.

- Как не знаешь? Ну, быстро говори: да или нет?

- Нет.

- Плохо думал!

- Хорошо думал.

- Плохо! Такое дело раз в жизни бывает. Какие люди! Один Семен всего твоего проклятого театра со всеми его потрохами стоит. И что? Тебя ведь не убивать заставляют, а просто постоять на улице, посмотреть, чтобы никто лишний не пошел. А если что, знак подать.

- Нет.

- Как нет? Матери перечишь! Как ты смеешь, паршивый котенок?

- Нет.

- Молчи! Я сказала, пойдешь, значит пойдешь!

- Нет.

Мать спустила ноги с кровати и грозно посмотрела на сына красными глазами. От нее несло винным перегаром и табаком.

- Пойдешь, иждивенец! Пойдешь!

- Нет.

Александр отступил и, открыв дверь, выскочил на лестницу.

- Пойдешь, паршивец! Знай, если помру, то потому что ты не захотел кормить! Ну, беги! Беги! Пускай я помру, подохну с голоду!

Вслед за сыном в дверь полетела бутылка и разбилась, ударившись о косяк.

Александр сбежал вниз и выскочил на улицу. Холодный дождь немного упокоил его.

- Нет, нет, - все еще шептал он, шлепая по лужам.

Впереди послышался шум, а вскоре рядом с Александром пронесся извозчик, окатив его грязью с ног до головы. Отряхнувшись Александр отправился домой.

Вдруг, в соседнем переулке кто-то закричал. Крик приближался, и вот из-за угла выбежала прилично одетая девушка с сумочкой в руках. За ней бежали двое мужчин. Силы оставили девушку, и она остановилась недалеко от Александра. Мужчины догнали ее, вырвали сумочку и начали стаскивать с нее шубу.

Из подъезда напротив выскочил старичок в очках и халате.

- Прочь! – закричал он и бросился на помощь девушке, отбивавшейся от грабителей.

Александр стоял рядом и дрожал всем телом.

Старичка стали бить, потеряв очки, он начал плохо ориентироваться, а вскоре со стоном упал в грязь. Грабители с добычей скрылись за углом.

Девушка не плакала и больше не кричала. Она подошла к Александру и, ударив его по лицу, прошептала:

- Трус!

Александр отвернулся и молча ушел.

Придя домой, он не раздеваясь повалился на кровать.

 

Утро было ясное и солнечное.

За ночь выпал снег. Он искрился и хрустел под ногами. Первый снег! Он покрыл всю грязь и слякоть белым покрывалом, он поднимал людям настроение, создавая впечатление, что все неудачи тоже покрыты теперь белым покрывалом, и все будет хорошо.

Александр взял снег в руки и поднял их к небу. Ручейки талой воды, приятно щекоча кожу, заструились в рукава.

Еще вчера приняв решение, сегодня Александр наслаждался жизнью. У него еще было время до спектакля, и он не спеша шел, глубоко вдыхая приятный, колющий горло зимний воздух. Ноги скользили, и Александр со смехом падал, поднимая снежное облако.

Входя в театр через ту же маленькую дверь, он загрустил.

- Александр, директор вызывает.

- Да. Сейчас.

Он вошел в просторный кабинет директора театра.

- А вот и вы.

- Здравствуйте.

- Садитесь.

- Спасибо.

- Помните, какой сегодня день?

- Какой?

- Сегодня истекает срок вашего контракта.

- Вы продлите?

- Нет.

- Но ведь ни один театр не согласится меня взять. Только вы…

- Нет, нет и нет.

- Пожалуйста…

- Нет! Идите, сейчас ваш последний спектакль.

- Прощайте.

- Деньги вечером.

- Хорошо.

Александр заперся в гримерной, а оттуда пошел прямо на сцену, не заходя, как обычно, к режиссеру.

В этот раз он играл великолепно. Иногда Александр путал имена и слова роли, но этого никто не замечал, даже директор. В зале стояла тишина, у некоторых не глазах блестели слезы. Зал переживал. А Александр, чувствуя его поддержку, играл еще лучше. Но он не изменил своему вчерашнему решению и, великолепно прочитав монолог, он с размаху ударил себя в грудь кинжалом.

Дали занавес.

Зал взорвался овациями. Казалось, что от грома аплодисментов развалится здание, слышались крики: «Браво!»

- Я его не отпущу из театра! – воскликнул директор.

Занавес опять раздвинули. Актер лежал в той же позе, из груди струилась кровь.

 

1974 год Ленинград