– Та-а-нька! Та-а-нька! Иди домой быстрее, жених твой

приехал!

– Какой ещё жених, что ты мелешь?

– Какой-какой! Костька Молчанов, вот какой! В новой форме, с кубарями

на петлицах – красный командир, не хухры-мухры!

– А мне что до его петлиц? Никакой он мне не жених, просто сосед,

понятно? А ну, брысь отседова, не мешай работать, малявка сопливая!

Восьмилетний Лёшка умчался домой, предварительно скорчив сестре рожу

и высунув язык. Таня снова взялась за работу: август, горячее время, не

до женихов. Она злится, откидывает непослушную пшеничного цвета косу

за спину, затягивает потуже косынку.

Вот что за манера, вся родня уши ей прожужжала: ай, Костенька, ай какой

хороший парень, ну чего ты от него бегаешь, какого ещё тебе жениха

надо? А ей никакого не надо! Тем более, какой из Костьки жених-то? В

прошлом году, осенью в армию его провожали: стриженый, конопатый,

уши торчат – жени-и-х!

Я, грит, писать тебе буду, и ты пиши. Как же, она всё бросила и давай

писать жениху своему любезному. Потом, правда, сменила гнев на

милость, стала отвечать. Но так, без излишеств, по-соседски, по-

приятельски.

Хотя, честно сказать, ей даже нравилась эта переписка. Костя писал о

красноармейских буднях, писал легко, с юмором, часто подсмеиваясь над

собой. Весной 1941-го его направили на краткосрочные курсы красных

командиров, а летом грянула война.

И вот сейчас Костя приехал в родное село уже лейтенантом. А почему же

он не на фронте? Ладно, сейчас время рабочее, а вечером можно и

встретиться с Костей. Жених-не жених, а всё же сосед.

***

Вечером у калитки вместо лопоухого мальчишки Таню ждал стройный,

подтянутый военный в новенькой строгой форме, с двумя кубиками на

петлицах. В его взгляде не было прежней робости и растерянности – он

смотрел на неё уверенно и внимательно. Решительно подошёл, обнял,

легко притянул к себе:

– Ну, здравствуй, Танюша!

– Здравствуй, Костя, – теперь наступила её очередь смущаться: она никак

не ожидала в лопоухом соседе такой перемены.

– Ну что, пойдём, погуляем немного? – спросил Костя.

– Пойдём…

Вдоль речки вышли к околице, повернули к колхозному саду. Костя

первым нарушил молчание, стал рассказывать, как служил

красноармейцем, проявил способности, как его рекомендовали на срочные

курсы красных командиров.

– А почему ты не на фронте?

– Дали отпуск на два дня – с родителями повидаться.

– Так что, завтра уезжаешь?

– Нет, послезавтра. В девять ноль-ноль надо быть на сборном пункте, в

городе.

– Понятно. А завтра что делать будешь?

– Завтра? Завтра хочу в город съездить. С тобой.

– Со мной? Зачем тебе со мной ездить в город?

– Таня, послушай, родная, тут такое дело… я давно люблю тебя… выходи

за меня замуж.

– Как же так, Костя? Нельзя же так, сразу… Я не знаю… – растерялась

девушка.

– Танечка, пора сейчас такая – война. Нет у меня времени ухаживать да

пороги обивать. Я ещё со школы тебя люблю, мне больше никто не нужен.

Не успел тебе раньше признаться, а послезавтра на фронт, когда ещё

увидимся?

– Костенька, ну как же так? Словно снег на голову. Я ж не готова

совершенно, да и у родителей надо спроситься. А свадьба – когда гулять?

– Танюша, это всё пустое! Родители наши только рады будут, да и какие

свадьбы в такое время? Утром в город поедем, в ЗАГСе нас сразу

распишут, без волокиты – я ж на фронт еду. А вечером стол во дворе

поставим, с соседями по чарке выпьем, да и всё. Вот разобьём фашиста,

тогда и свадьбу по-настоящему отгуляем – с белым платьем, фатой,

гостями!

– Ой, Костя, Костенька! Что же ты, не даёшь мне передохнуть, мысли в

порядок привести! Я ведь замуж не собиралась, вообще ни за кого!

– И за меня не собиралась?

Таня помолчала, опустив взгляд. Затем решительно подняла голову,

посмотрела парню в глаза:

– Ну как я могла собираться? Мне же только семнадцать, я с парнями и не

гуляла ещё. Хотела в институт поступать, учиться на животновода, а тут

война. Ты мне всегда нравился, – она слегка покраснела и выставила

вперёд ладошку, не давая Косте приблизиться, чтобы обнять, – больше

других нравился, но несерьёзно как-то, ну вроде, на будущее, когда-

нибудь потом… Ты мальчишкой был, вроде товарища, соседа, а тут вот

сейчас – совсем другое…

– Тогда вот что, Танюша, – парень решительно взял её под руку, – тебе

надо время подумать и решить. Мы зайдём сейчас к тебе, я спрошусь у

твоих родителей, моя-то мама давно согласна. И не перечь мне,

пожалуйста! – он увидел, что Таня хочет возразить ему, – Так положено, у

родителей спрашивать! А ты мне ответ утром дашь. Если согласна – сразу

едем в город, в ЗАГС, если нет, ну тогда что ж, прости…

Они медленно пошли к Таниному дому. Девушка молчала, опустив голову,

а Костя рассказывал забавные истории о своих друзьях по курсам красных

командиров, словно отстраняясь от очень серьёзного разговора, который

вёл совсем недавно.

Подошли к дому, зашли во двор. Тузик радостно завилял хвостом, даже не

думая лаять на парня, которого хорошо знал. Танины родители сидели на

лавочке у крыльца, поднялись навстречу.

– Сергей Иванович, Антонина Петровна! Я люблю вашу Таню и прошу у

вас её руки. Она пока не ответила мне, я подожду до завтра…

Таня снова покраснела, на глазах у неё выступили слёзы. Вырвала руку и

убежала, не прощаясь, в дом. Мать торопливо пошла за ней.

Мужчины остались во дворе. Сергей Иванович достал папиросы, протянул

Косте, закурил сам. Парень вежливо отвёл от себя предложенную пачку:

«Не курю, простите!»

Постоял немного, развернулся уходить, сказал негромко:

– Вы дядь Серёжа, не думайте ничего такого, я это очень серьёзно. Если

Танечка согласна, и вы тоже… я завтра с утра приду, мы в город с ней

поедем, в ЗАГС, там нас быстро распишут. А вечером стол накроем, какой-

никакой… ну, посидим немного… – помолчал, направился к калитке.

Дядя Серёжа догнал его, развернул к себе, крепко обнял.

– Ты это, сынок, не сомневайся! И распишетесь, и свадьбу справим, всё

путём будет! Иди к мамке, обрадуй! – Он докурил папиросу и направился

в дом.

С утра ожидали Костю. Ещё вчера Таня после недолгого раздумья сказала

родителям, что она согласна. Отец подорвался было бежать к соседям,

сообщать радостную весть, но Антонина остановила его: негоже мчаться

первыми навстречу жениху – вот придёт утром, всё ему и скажут. И в

город отправят вместе с дочкой.

Сергей Иванович покряхтел, покрутился, но признал, что жена права.

Поворчал:

– Куда мне мчаться-то, со своей кривулей, – он досадливо хлопнул по

искалеченной ещё в Гражданскую левой ноге, – так, шкандыбать разве

что…

Но вместо Кости на рассвете прибежала его мать, и плача, стала говорить,

что за Костенькой приехал посыльный на мотоцикле, привёз приказ:

явиться на сборный пункт срочно, на сборы – двадцать минут.

Бросились в соседский двор: впереди Таня и Антонина, за ними

сгорающий от любопытства Лёшка, а сзади, ругаясь и припадая на хромую

ногу, Сергей Иваныч. Костя ждал во дворе, шагнул навстречу. Таня, уже

никого не стесняясь, кинулась к нему на грудь, заплакала. Он обнял её,

прижал к себе:

– Танюша, ты мне одно скажи, ты согласна или нет?

– Да, да, конечно, Костенька, милый, как же так, неужели прямо сейчас

нужно ехать?

– Да, нужно прямо сейчас. – твёрдо ответил Константин. Повернулся к

посыльному, – Когда нам выезжать?

– Уже полчаса назад надо было, товарищ лейтенант!

– Ладно, десять минут ничего не решат, – он поймал взглядом Таниного

брата, приказал: – Лёшка, быстро лети к председателю, Макару

Фёдоровичу, скажи – срочно нужен, я зову!

– Тут три дома всего, рядом совсем, – повернулся он к мотоциклисту, – а

нам обязательно нужно!

Вскоре примчался запыхавшийся Лёшка, и, едва переведя дух,

отрапортовал:

– Уже! Уже идёт!

Действительно, по малом времени показалась грузная фигура

председателя. Костя вместе с Таней, не сговариваясь, поспешили

навстречу, экономя драгоценное время.

Лейтенант Молчанов остановился, сделал шаг на встречу, и, взяв под

козырёк, отрапортовал:

– Товарищ председатель колхоза! Меня срочно вызывают на сборный

пункт, и я не успеваю в городской ЗАГС. Прошу зарегистрировать брак с

моей невестой, Татьяной Голиковой.

– Постой, постой, Костя! – Макар Фёдорович еле переводил дух, – К чему

такая спешка?

– За мной посыльный приехал, я должен с ним уезжать. Мы с Таней

думали сегодня в город ехать, но вон как вышло. Нет у нас времени,

совсем нет!

– А у меня, Костя, полномочий таких нет, браки регистрировать! Это

только в городе, или на край, в сельсовете, в центральной усадьбе. Всё

что могу, заявления от вас принять, подтвердить своей подписью, а там уж

как получится. Может, примут в ЗАГСе, а может, и не примут…

– Тогда мы заявления прямо сейчас и напишем!

– Ну ладно, красный командир, пиши; что поделаешь, доля наша такая

военная. Бумага-то есть? – спросил он у молодых.

Костя кивнул, достал из командирской полевой сумки блокнот и

химический карандаш. Передал невесте листок с блокнотом в качестве

подкладки, подождал, пока она напишет под диктовку председателя,

подпишется – Голикова Т. с малюсеньким росчерком.

Забрал карандаш и блокнот, быстро написал, поставил подпись.

Подписали заявления, как свидетели, также родители Тани и Костина

мама. В конце расписался Макар Фёдорович, подтвердил личности всех

участников.

Посыльный заметно нервничал, сидя на своём мотоцикле, упираясь в

землю ногой, смотрел хмуро. Пришла пора прощания. Танины родители

быстро пожали Косте руку, и отошли в сторону – не до них сейчас.

Мама плакала у сына на груди, причитала; не таясь, крестила его

широким крестом. Он смущался материнских слёз, громких причитаний, а

особенно крестного знамения. Чуткий председатель делал вид, что не

замечает материнского креста, смотрел в сторону.

Костя мягко отстранил мать, крепко поцеловал её в заплаканные щёки, в

лоб, в платок на голове. Тихонько сказал:

– Мамочка, мне надо с женой попрощаться…

Мягко отстранился, притянул к себе Таню. Она почти не плакала, только

шептала:

– Костенька, любимый мой, я тебя буду ждать, ты возвращайся ко мне, я

люблю тебя, родной мой, ты только возвращайся!

Он нашёл её губы, целовал, никого не стесняясь, что-то говорил. Потом

резко оттолкнулся от неё, побежал к мотоциклу. Уже забравшись на

сиденье, закричал:

– Я вернусь, обязательно вернусь! Таня, мама, вы слышите, вернусь…

***

Мы идём по аллее старого парка, в центре которого находится памятник

воинам, погибшим в Великую Отечественную. Мы – это я и моя

четырёхлетняя внучка Таня, правнучка моих родителей, Константина и

Татьяны Молчановых. Она не застала их на этом свете, они умерли в

девяностые.

Их внук, мой уже взрослый сын, в своё время успел послушать истории о

войне из уст их участника, деда Кости. Его, как и любого мальчишку,

больше интересовали рассказы о боях с фашистами, о подвигах и орденах.

История любви деда и бабки, прошла мимо его внимания. Он очень

огорчался, что дед не успел дойти до Берлина, не расписался на

Рейхстаге, не был ни генералом, ни Героем Советского Союза.

Конечно, став старше, оценил своих деда и бабу, любил, поддерживал,

тяжело переживал их уход. Он теперь крупный начальник, много

зарабатывает, у них с женой большой, красивый дом. Мы прекрасно

ладим, но самая большая любовь у меня с их дочкой, моей внучкой

Танечкой, названной по моей просьбе в честь прабабушки.

Я давно немолод, время моё уходит. Не знаю, сколько ещё мне отмерено,

но я обязательно должен дождаться, когда внучка подрастёт чтобы

рассказать ей историю нашей семьи. Как всю войну моя мама ждала

своего Костю, как он вернулся в 1944-м, после ранений и контузии. Как

она всю войну подписывалась фамилией Молчанова, писала в анкетах, что

замужем, и после войны добилась признания их брака именно с августа

1941-го на основании листов из командирского блокнота, исписанных

химическим карандашом и заверенных старым Макаром Фёдоровичем –

председателем колхоза «Заветы Ильича».

Как они прожили честную и достойную мирную жизнь, воспитали детей и

внуков, а потом тихо ушли в своё время. Не получившие геройских званий

и громкой славы, простые, обычные люди – соль земли нашей.

Всё это можно будет рассказать и позже. Пока Таня ещё маленькая и

многого не понимает. Но она уже знает нашу любимую семейную песню и

с удовольствием напевает её вместе с дедом. Вот и сейчас, мы тихонечко

затягиваем в два голоса:

 

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Танюша,

На высокий берег, на крутой!

 

Именно так, как всегда пел её мой отец, гвардии майор, ветеран войны

Молчанов Константин Александрович.

 

Май 2019