Что хочет автор. Литературные конкурсы

- Видите ли у нас так заведено. Человеку остаётся жить несколько дней, может недель. Те, кто в сознании и при памяти имеют право на почти любую просьбу. Кто-то просит встречи с родственниками, кто-то вкусной еды. У нас был даже раз мужчина из Донецка. Горняк. Шахтёр. Он всю жизнь провёл под землёй, в темноте. Так он попросил краски. Дело было зимой. За окном серо и грязно. Мужчина признался, что никогда не рисовал, но так хочется чего-то яркого, светлого. Так вот две с половиной картины – шедевры, висят у нас в холле. Третью он не дорисовал. Ой! Я не о том. Вот наша пациентка дала ваш номер телефона и попросила пригласить вас. Вы сможете подойти? Если да, то представьтесь пожалуйста, и я предупрежу на входе чтобы вас пропустили.

Я представился.

- Спасибо. Ещё пара вопросов. Кем вы являетесь для нашей пациентки?

- Ни кем. Я даже не знаю от чьего имени вы мне звоните.

- Хм. Странно. А вы поняли Куда вас приглашают?

- Да. В хоспис.

- И вы вот так соглашаетесь прийти к незнакомому человеку в такое место?

- Странно и мне. Если Вы можете сделать доброе дело, то больше никто такого не сможет?

- Извините. Но у меня это впервые. Обычно ищут отговорки, причины, а вы вот так и сразу согласились. Простите. Когда вы придёте?

- Когда скажете.

- Давайте сегодня, часов в пять.

- Я буду.

- Спасибо огромное. Она будет очень рада. Адрес знаете?

- Я приду.

Но знакомства не состоялось. И не по моей вине.

На входе, когда я представился вахтёру, ко мне подошла молодая женщина.

- Здравствуйте. Вы всё же пришли.

- Я же обещал.

- Да, да. Простите. Но понимаете в чём дело. Вы знаете, что за пациенты у нас лежат? И вот, когда я сказала, что вы согласились на встречу, она разволновалась. Попросила её причесать и подкрасить. Женщина!

Сказала вроде как с гордостью, в извинительном тоне.

- Что-то случилось?

- Нет, нет. Не волнуйтесь. Всё хорошо. С нашими больными это случается. Она переволновалась. Пришлось сделать укольчик, и она сейчас спит. Вы могли бы прийти завтра?

Сама эта, на вид, тридцатилетняя женщина напоминала провинившуюся школьницу моих времён. Высокая, статная, в белом халате, чуть выше колен, а пальцы рук сплетены в узел впереди. Стоит и смотрит виновато в пол.

- Девушка. Не знаю вашего имени.

- Ирина!

- Хорошо. Ирина! А можно мне хоть посмотреть на мою незнакомку и хоть что-то о ней узнать. А то и правда получается, что я прихожу на свидание неизвестно с кем.

- Да, конечно. Пройдёмте. Только оденьте халат и бахилы.

Длинный, белый коридор. Идём не спеша.

- Зовут её Виктория. Без отчества. Не любит. Ей то всего сорок три. Просто добрая, милая и отзывчивая. Пока ходила, ухаживала за всеми, кто её окружали. Помогала. Утешала. Много читала. Теперь вот слегла. И попросила пригласить вас. Дала рассказ где сверху в углу ваши данные. Вот я и перезвонила. И честно скажу не ожидала и не надеялась. А рассказ я прочитала. Вот её палата. Тут шесть человек, она справа, у окна. Только не входите.

Дверь приоткрылась и из-за неё выскользнула небольшая старушка в чёрном.

- Монахиня?

- Да-да. Им разрешили приходить. Тоже помогают. Успокаивают, обслуживают лежачих. Персонала не хватает. Ни кто не хочет здесь работать. Здесь даже пахнет смертью, а не то что смотреть на окружающих.

- Но вы же работаете. Такая молодая и красивая.

- Я привычная. Сначала отец, следом мама, а потом и я в медучилище поступила. Ой. Ну в смысле родители болели и умерли, а я отучилась и сюда, работать. Хотя тоже бывает плачу. Но дома. Здесь нельзя. Идите, смотрите.

Она приоткрыла дверь, я заглянул.

Шесть коек. Все заняты, но меня интересует последняя.

Нет Женщина мне явно незнакома. Ну и за это спасибо, Господи!

Белое лицо мало отделимо от наволочки. Удлинённый нос и тёмные провалы глазниц дают точное представление о состоянии женщины.

- Хорошо. Спасибо. Во сколько мне прийти завтра?

- Давайте в это же время. Я запишу в карточке, ей сделают заранее успокоительное и к вашему приходу она будет в норме. Правда меня завтра не будет, но я запишу что вы её брат и вас пропустят.

Мы прошли по коридору к выходу.

- Только вы завтра приходите. Она так хотела вас видеть. И так ведь расстроиться, что уснула сегодня.

- Я приду. Сегодня же пришёл. А можно спросить? А эта Виктория она вам кто?

- Никто. Просто хороший и отзывчивый человек. Мы с ней вечерами и по полночи разговариваем, когда ей не спиться.

- Спасибо вам.

- Ой, мне то за что? Это вам спасибо, что пришли.

- До завтра.

- Нет, до послезавтра. Я завтра не дежурю.

Я вышел из этого мрачного, белого заведения. И хоть внутри пахло ландышами, здесь, на улице вздохнулось легко и спокойно. Полной грудью. Я не с ними. Слава Богу.

День второй

- Добрый день. Представьтесь.

- Сергей М.

- Ага. Вы к Виктории. Тут записано что брат, но она сама говорила, что у неё нет никого. Ну да ладно. Проходите. Знаете, куда идти? Халат и бахилы.

Коридор. Дверь. Палата.

- Здравствуйте Серёжа. Я так поняла, вы тот кому я звонила? Я вас сразу узнала. На фото вы хоть и моложе, но совсем не изменились.

– Да, уж…

- Не смущайтесь. Вы не женщина чтоб вам комплименты делать. Внешне вы хорошо выглядите. Присядьте вот здесь, рядышком. Возьмите табурет у окна и присядьте. Вот тут.

Я взял табурет и поставил в указанное место.

- Вика! Кто там пришёл? Опять не будешь давать спать нам всем?

- Спите спокойно, Елизавета.

И посмотрев на меня:

- Это Лизка. Она всегда ворчит.

- Вот и не всегда. Что там за погода на улице?

- Солнце. Травка зеленеет и птички поют. Дети под окошком играют.

- Вот то я и думаю, что здесь за шум постоянно? А то шпана бесится. Спокойно пожить не дают.

- Они же дети! Как ты можешь, Лиза? У тебя ведь тоже были дети.

- Устала я от детей. Надоели. Шумят постоянно.

Я встал и выглянул в окно. Шёл мелкий дождь. Ни детей, ни солнца.

Виктория глянула на меня и тихо спросила:

- Ну и что там? На улице.

Я так же тихо:

- Дождь. Серо и не уютно.

- Дождь — это хорошо. Траве и листьям хорошо. Природе и всему хорошо. А на Лизу вы н сердитесь. Она всегда бурчит. А на самом деле добрая и отзывчивая. У неё много детей. И своих и приёмных. Она хорошая.

- Я так понял, что мой номер телефона вы взяли со страниц с рассказом?

- Да-да. Сразу к делу. Время у меня ограничено, да и вас не хотелось бы сильно загружать. Жизнь течёт и движется вперёд. Не гоже тратить минуты в пустую.

- Прямо уж так и минуты? Люди целые жизни прожигают в пустую.

- Да. Вы правы. Это, наверное, только здесь понимаешь, что каждая минута-это целая жизнь. Наполненная своими впечатлениями. Один долгий взгляд за несколько секунд приноси тысячи картинок и эмоций. Цветок распускается, птичка пролетела, ветерок качнул траву и листья на деревьях, но только здесь, за стеклом ты это видишь, чувствуешь и понимаешь. А там! Там всё это обыденность. Там этого не замечаешь. А если и заметишь, то не обратишь внимания. Много всего другого, окружающего и волнующего. Проблемы и заботы о семье и доме, о детях и близких, совсем не дают возможности остановиться. Жизнь….

У Виктории на глазах выступили слёзы.

- Уйдите. Простите, но я не могу. Если сможете, то приходите завтра. Извините….

Я встал. Отнёс табурет к окну и вышел. Проходя мимо дежурной сестры сказал:

- Подойдите к Виктории. Мне кажется ей не хорошо.

Медсестра встала пошла в палату, а я на улицу. Тяжёлое окружение и запах ландыша не радуют, а удручают.

Ну что ж до завтра.

День третий

- Здравствуйте Серёжа. Вы всё-таки пришли. Я не буду извиняться мне и правда было не хорошо вчера. Сегодня поговорим?

- Виктория!

- А можно просто Вика?

- А можно на ты?

Она рассмеялась.

- Хорошо Серёжа. С тобой можно иметь дело.

- С тобой тоже.

Вновь улыбка. Хорошо, что она улыбается, значит меньше волнуется.

- Серёжа. Я тут прочитала некоторые твои рассказы. Кстати, если не жалко, принеси что-нибудь почитать. Мне теперь Ирка читает. А потом мы с ней обсуждаем. Ночами.

- Я тебе оставлю. У меня есть в кульке несколько новых. Ношу с собой на всякий случай.

- Вот спасибо. Ну а так что? Нормально. Получается у тебя. Ты не подумай. Я не хвалю. Просто высказываю своё мнение как читатель. А ты слушай. Тебе полезно. Вот ты пишешь от имени женщин. Это правильно. Женщины – они те ещё болтушки. Рот не закроет пока всё что знает не выложит, но и мужики часто этим грешат. Так что пиши и от имени мужчин тоже.

- У меня есть такие рассказы.

- Да? Оставишь мне. Это хорошо. Я прочитаю и сравню. А так что сказать: -Получается. Не все такие женщины что ты описываешь, но многие. Я часто даже себя узнавала на твоих страницах. Только ты не обольщайся. Я – это тоже не все. Где-то похоже, а где-то и нет. Бывает и мужские манеры приписываешь нам. Хотя да, есть и мужеподобные девицы. Короче пиши. Интересно. И читаешь на одном дыхании и обсуждаешь до хрипоты в голосе, поступки и дела. Только вот ещё. Действия у тебя проходят быстро. Дело, разговор, дело. Действия у тебя проходят быстро. А где же лирическое отступление. Описание окружающей природы.

Она описала рукой дугу вокруг. Я взглядом проследил за рукой и окружением.

- Да ты не здесь смотри. Я в общем. Мы с Ирой спорили на эту тему. Она хочет цветов, неба, мужчин и детей в рассказе. Она молода и вся жизнь в руках. Меня же в рассказах всё устраивает. Быстро, ясно, чётко и лаконично. Есть жизнь, есть действие. Когда живёшь, дышишь бегаешь по делам и работам, разве видишь и замечаешь красоту и цветы? Живёшь действием. Всё как в твоих рассказах. Но жизнь есть жизнь, а рассказ все же должен быть красив. Ира права. Необходимо описание цветов, бабочек. Неба и дождя. Рассказ, как мне кажется должен отрывать человека от действительности. Отрывать и уносить в мир грёз и мечты. Любовь и нежность должны перемежаться красотой и цветами.

Мы сидели и болтали до темна. Когда за окном совсем потемнело, Виктория всполошилась.

- Всё. Давай на сегодня закончим. Устала я что-то. Сможешь прийти завтра?

И в глазах такая Мольба.

- Нет! Приду после завтра. Я завтра допоздна на работе.

- Вот и хорошо. Будет время прочитать и обсудить. Жду с нетерпением. Ты хороший собеседник. Всегда молчишь. А это значит умеешь слушать. Ты случаем не обиделся на что?

- Да что ты, Вика. Мы же друзья. И твои слова о моём творчестве, это бальзам на душу. Не люблю, когда просто хвалят. Как всё хорошо. А спроси, что хорошо и не ответят. С тобой интересно и полезно. И вот. На тебе ещё два рассказа. Пусть Ира тебе почитает. Они не грустные. Просто о жизни. Потом обсудим. И ещё одно. Вик. Ты не будешь против если я наши встречи перенесу на бумагу.

И, обещаю, буду приносить тебе на утверждение каждый прошедший наш день.

- А это даже интересно. Ты сможешь. Напиши. Почитаем. Иди. Позови там Иру.

Глаза Виктории как-то с узились и опустились в глубь. Я быстро встал и вышел. Позвал Ирину, а она вроде как уже ждала. Схватила шприц и зашла в палату.

День четвёртый

- Как долго я тебя ждала. Дни такие длинные. Ещё и Ира выходная. Скучно.

- Ну уж прости. Работа есть работа.

- Нет. Я не в претензии. Мне скучно. Ну что. Прочли мы твой рассказ. И опять мало солнца. Мало цветов и окружения. Мне то хорошо. Я должна всё успеть, а вот людям нужно отступление. Краски. Яркое и завлекающее. Учись. Пиши. Ты сможешь.

- Вот принёс первые дни нашей дружбы.

- Ну красавчик. Успел таки. Вечером прочтём.

- Но мне кажется уже что мы дружим с детства. С тобой так легко и приятно.

- Вика! Что там на улице? Что за шум?

- Дети играют в мяч. Прыгают и балуются. Спи Елизавета. Спи. Солнце пригревает. Чувствуешь, как тепло и спину припекает?

- Да я уже вся обгорела на этом солнцепёке. Скажи Ирке, пусть меня простынёй прикроет, иначе сгорю.

- Вика! А зачем ты её обманываешь? Ведь на улице ни детей, ни солнца.

Спросил в пол голоса.

- А что ты хочешь? Чтобы я сказала, что уже три дня идёт дождь и на улицах серо и грязно? А так она нежится себе на пляже, в своих воспоминаниях. Её прикрывают от солнца простынёй, а свой шум в ушах от давления она воспринимает как детский смех и шалости. Она ведь не видит ничего и то что ты ей скажешь, то себе и представляет. Пусть порадуется.

- Сволочь ты Вика! Брешешь на пропалую. Обманываешь нас на каждом шагу. Хоть и приятно. Лежала я там у окна, раньше. Не видно там не хрена. И я сама просила, чтоб меня оттуда переложили. Дует с окна сильно.

Я оглянулся. На средней кровати лежит полностью обнажённая женщина. Тело её покрыто тёмными, облезающими кусками кожи и чёрными бляшками, а само тело ярко красного цвета.

- Серёжа. Не смотри на Леночку. Она стесняется. У неё рак кожи, но ведь женщина. Не смотри.

Я отвернулся.

- Извините. Я просто такого никогда не видел.

- Понимаешь, ей даже простыня кажется непосильным грузом. Вот и не укрывают два дня. Но она молодец. Не стонет и не плачет. Сильная женщина. А ты иди. Устала я что-то. Ко мне ещё посетители придут. Надо на них силы оставить. Иди! Завтра придёшь?

- А как же. Мы ведь друзья. Поболтаем. Нам есть что обсудить.

- Ты хороший. Серёжка. Только не плачь если что. Иди!

Я встал. Убрал табурет к окну и вышел.

Ира сидела за своим столом. Махнул ей рукой и прошёл по коридору. Стоп.

Ира говорила что у Вики ни кого нет. Какие тогда посетители? Оглянулся. В палату заходили две монашенки.

Сердце ёкнуло.

Вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Как мне не нравится этот постоянный запах ландыша.

День пятый

Зашёл в палату.

Елену прикрыли простынёй.

Одна монашка наклонилась к Елизавете и что-то говорила ей в пол голоса.

Вторая стояла возле Виктории и громко проповедовала.

- Господь говорит, как до всех нас обращаясь: "Если вы будете заботиться о Царствии Небесном, об этом Я уж сам для вас позабочусь". Но веры в это у нас, к сожалению, могу спокойно сказать, нет. И в церкви мы ищем не того. Мы приходим в храм Царя Небесного, а Царь Небесный может всем наградить – до полцарства. А что мы у Него просим? А мы у Него просим пыли и грязи. Всё, к чему мы стремимся – это всё пыль и грязь. Что мы хотим? Здоровья? Для того, чтобы червям, которые будут есть на кладбище наше мясо охлаждённое, было вкусно. Не хотим, боимся операции. Что ты боишься? Ты что думаешь, вечно будешь жить? Кто-то заболел – вот боюсь. Что бояться-то? Ты молись. Того, за кого ты молишься, предоставь воле Божией и молись, чтоб Господь его укрепил. Укрепил на то, чтоб умереть по-христиански, по-человечески. Самая большая задача, для которой нас когда-то крестили, чтобы мы выросли людьми, а не трусливыми животными.

- А я и молюсь матушка. Вот за Елизавету молюсь, за Елену. Пусть им будет легче уходить в мир иной. И как это не кощунственно звучит я прошу Господа быстрее забрать их к себе. Пусть жизнь им будет короткой, а путь лёгким. Дай Господи!

Разговор продолжался в том же духе. Я вышел. Поговорим ещё, но не сегодня.

Медсестра сказала, что приходил священник. Соборовал и причащал женщин.

День шестой

Меня впустила не знакомая медсестра. Прошёл в палату. Третья справа и вторая слева кровати без матрасов.

Всё стало ясно без слов. Ком подкатил к горлу

Вот так, вроде и знал человека всего то три дня, но так за разговорами к нему прирос душой и сердцем что память останется на всегда.

- Вика! Что там на улице? Опять дети шумят?

Это Елизавета. Ворчит, как всегда.

- Спи Лиза. Они в футбол играют. Веселятся на солнце.

- Да чтоб мячом стекло не разбили.

- Они аккуратно.

- Знаю я их осторожность. А Вика то где? Чего ты за неё отвечаешь?