Пролог

 

На весенних учениях командование округа высоко оценило проявленную личным составом отдельного парашютно-десантного полка боевую и политическую подготовку при решении поставленных оперативно-тактических задач, почему некоторое время спустя и объявился в гарнизоне корреспондент газеты «За Родину» с целью живописать различные аспекты армейских будней героического коллектива.

В сопровождении коменданта с утра и до обеда расшивал он по территории гарнизона в УАЗике. Непрерывно щёлкал фотоаппаратом, интервьюировал личный состав, с завидной скорострельностью делая записи в нескольких блокнотах сразу. Приятственно отобедал в офицерской столовой... В общем, всё складывалось вполне удачно и для него и для принимающей стороны.

Но под воздействием то ли обеда, то ли ощутимо припекающего майского солнца, стукнула корреспонденту в голову мысль посетить солдатскую столовую. Послушаться бы ему коменданта, который настойчиво уговаривал его отказаться от этой безумной затеи в пользу продолжения десертной части обеда. А ещё лучше было бы всем, если бы эта мысль вообще ему в голову не стукала.

 

По какой-то неведомой причине во время прошлогодних осенних учений из солдатской столовой, рассчитанной на 800 посадочных мест, бесследно исчезли алюминиевые бачки, черпаки, кружки, ложки и ополовинилось количество мисок.

Советского десантника не только не испугаешь, но даже и не удивишь никакими тяготами-лишениями, и выход из положения, конечно же, был найден. Особо щепетильные стали носить с собой в столовую личные котелки-кружки-ложки. Основная масса личного состава перешла на упрощённую схему принятия пищи, поочерёдно передавая друг другу "шанцевый инструмент".

К удовольствию старшин-сержантов это даже ускорило процесс - дождавшись, когда предыдущий допьёт чай, компот или кисель, стоящий за спиной следующий воин выхватывал у него миску с ложкой и устремлялся к окну раздачи, на ходу вытирая их прихваченным у хлеборезки куском «черняшки» (хлеба из ржаной муки).

Хлеб этот был такого качества, что есть его мало кто рисковал, и после использования в качестве протирки он без всяких угрызений совести выбрасывался, и в углу столовой рядом с окном раздачи к вечеру вырастала хлебная пирамида приличной высоты на радость полковым хрюшкам. И не только им.

 

Закономернейшим образом развелось столько совершенно безбоязненных крыс, что, казалось, непрерывно шевелится покрытая их чёрными жирными хвостатыми тушками гора отходов. Кроме того, напрочь засорилась сливная канализация, отчего пол в столовой покрылся слоем жира с палец толщиной, а поверху мутной пахучей жижей по щиколотку.

Десантников и эти обстоятельства не только не смутили, но и предоставили им возможность разнообразить скудный на развлечения армейский досуг. Разогнавшись, бойцы от порога столовой скользили к столам и передвигались от стола к окну раздачи и обратно, аки на водных лыжах. У окна раздачи стали они дополнительно отрабатывать личную целкость путём метания использованной «черняшки» в крыс (крысы, злобно пискнув и показав зубы при метком попадании в них, продолжали набивать себе брюхо).

А вот на нестойкого морально и физически человека, каковым оказался на поверку корреспондент, эти же обстоятельства повлияли самым удручающим образом.

 

Понимая всю безнадёжность попыток хоть как-то выправить ситуацию, комендант даже не пошевелился, чтобы сопроводить корреспондента, когда тот бодро выпрыгнул из УАЗика и направился в столовую. Вместо того откупорил он захваченную на всякий случай бутылку армянского коньяка и изрядно глотнул из неё.

Как и ожидалось, корреспондент не проявил должной сноровки и стойкости - переступив порог зала столовой, утратил равновесие, помельтешил в воздухе руками, повыделывал ногами замысловатые коленца и навернулся плашмя со всеми своими блокнотами, карандашами и фотоаппаратурой. В положении «упор лёжа» насладился он ароматами, густо пропитавшими воздух и его самого, полюбовался на процедуру приёма пищи, кучу отходов с кишевшими на ней крысами и добавил содержимое своего желудка к окружавшей его водной среде.

 

В УАЗике корреспондент, молча, вытер лицо и руки ветошью, предложенной водителем, и опустошил из горла протянутую комендантом бутылку коньяка. Тем же самым он, в компании коменданта, занимался в гостиничном номере всё оставшееся до отъезда время – отмывался и опорожнял коньячные бутылки. Вольнонаёмная сотрудница-начальник офицерской столовой умаялась сновать между гостиницей и столовой, пополняя им боезапас, и вечером корреспондент был доставлен в СВ-купе поезда «Таллин-Рига» в состоянии, близком к оловянному-деревянному-стеклянному. Облобызав провожавшего его коменданта в знак проявления самых добрых чувств и намерений, корреспондент отключился и благополучно отбыл в столицу Латвийской ССР.

Полнейшей неожиданностью для полковой общественности стало появление пару дней спустя в газете «За Родину» статьи, в которой корреспондент ославил полк на весь Советский Союз, объявив его самым худшим по жизнеобеспечению солдат из всех имеющихся на территории Могучего и Нерушимого.

И завертелось колесо Фортуны.

 

Авгиевы конюшни

 

Командир полка, в сопровождении замполита, начальника штаба, коменданта и начальника особого отдела, в кои веки наведался в солдатскую столовую. Лично убедился в том, что написанное в статейке не так уж далеко от действительности, рассвирепел и стал раздавать «серьги» всем попавшимся под руку «сёстрам» с максимальной щедростью, предусмотренной Дисциплинарным Уставом.

Особист же на деле доказал, что недаром ест свой хлеб. Проведя опрос с пристрастием личного состава, выяснил он весьма существенное обстоятельство: во время посещения столовой корреспондент не только не успел ничего сфотографировать, но даже и словом ни с кем не перемолвился. И предложил простой, но эффективный выход из создавшейся ситуации – до приезда неизбежной комиссии привести столовую, если не в идеальный, то хотя бы в такой вид, который опровергал бы гнусный пасквиль борзописца. Написанный в похмельном бреду, к тому же, если судить по количеству пустых бутылок, оставшихся в гостиничном номере после отъезда корреспондента.

Деваться было попросту некуда, и командир полка отдал соответствующие распоряжения. Поскольку решить поставленную задачу силами суточного кухонного наряда не представлялось возможным и в самом отдалённом будущем, комендант вместе с энергичным напутствием получил от командира полка самые широкие полномочия по привлечению к работам в столовой нарушителей воинской дисциплины.

 

Темой серьёзного научно-исторического исследования может стать выяснение причин, по которым десантные войска, будучи самыми боеспособными среди других родов войск (что лишний раз подтвердили недавние учения), в обыденной жизни являют себя разгильдяйскими до такой степени, что и «сказал Икар, сомкнувши веки, что в этом диком ВДВ, бардак останется навеки».

Комендант без особого труда и с лихвой мог бы набрать исполнителей в помощь кухонному наряду из одних только тех нарушителей, кто массово передвигался по территории гарнизона вне строя (что, кстати сказать, и стало им практиковаться с особым рвением в самом скором будущем). Но подневольный, ничем не стимулируемый труд отличается крайне низкой производительностью и вряд ли существенно ускорил бы решение поставленной задачи.

А посему измыслил комендант коварный план, жертвами которого в нарушение годами складывавшейся армейской иерархии стали «дембеля» (военнослужащие срочной службы, убывающие в запас).

 

Большинство «дембелей» уже подготовили себе замену, исполнили «дембельский аккорд» (обязательные строительные и прочие хозработы во славу родного полка), со дня на день предвкушали приказ об увольнении в запас. И от скуки-безделья как будто задались они целью перещеголять друг друга в повадках и внешнем виде, и отдалённо не напоминавших армейские.

В расположении денно и нощно валялись они в койках, куда «молодые» утром и вечером доставляли им «дембельскую пайку» (два ломтя белого хлеба, щедро намазанных сливочным маслом и с котлетой, мясом или рыбой меж ними, кусковой сахар). Столовую соизволяли посещать только в обед, и то не все. Считая ниже своего достоинства находиться в общем строю, поодиночке и группами неторопливо шествовали на некотором удалении за своими подразделениями и являли собой весьма экзотическое зрелище. Одетые кто во что горазд (в спортивные трико и тапочки снизу или, наоборот, в гражданские рубашки-свитера сверху), причёсками они могли бы изумить не только тогдашних битломанов, но и появившихся впоследствии панков.

На плацу перед столовой повторялся всегда один и тот же ритуал. Пройдясь перед строем, «дембеля» критически оценивали внешний вид личного состава, замеченным в нарушении формы одежды пробивали «фанеру» (кулаком в пуговицу на груди) или «фофана» (оттянутым средним пальцем руки по голове), давали команду «упал-отжался» отдельным нарушителям или подразделению в целом.

После этого с чувством глубокого удовлетворения от выполненного долга степенно следовали в столовую, где занимали специально сервированные для них столы. Пищу потребляли неторопливо, тщательно пережёвывая, и по завершении сытной и обильной трапезы покидали столовую всегда последними.

 

В тот знаменательный майский полдень после совершения обычного ритуала «дембеля» проследовали в столовую, … а вышли из неё только утром следующего дня.

Как позже выяснилось, коменданту не потребовались ни пламенные речи с упоминанием классиков марксизма-ленинизма и решений партийных съездов-пленумов, ни комендантский взвод для подавления возможного бунта, ни даже самое лёгкое принуждение. Поставив перед «дембелями» задачу, он кратко пояснил: «Аккордный наряд с увольнением сразу после выполнения», - достал журнал регистрации арестантов и приготовился записывать желающих побывать на «губе» в Таллине.

Одной только посадки на гауптвахту можно было дожидаться месяц, если не больше, и моментально сообразив: «Дембель в опасности»! – убывающие в запас воины в качестве послабления тяжкой участи выторговали у коменданта, во-первых, противогазы, а во-вторых, запрет на посещение столовой остальному личному составу срочной службы на время выполнения работ.

Силами «дембелей», не присутствовавших в столовой, но добровольно изъявивших горячее желание принять участие в работах (едва они прознали об условиях их выполнения), были доставлены в необходимом количестве сапёрные лопатки, концентрированная серная кислота в стеклянных ёмкостях и ставшие жизненно необходимыми при её применении противогазы. Дабы не травмировать истощённую двухлетними тяготами и лишениями психику «дембелей», ужин остальному личному составу был выдан сухим пайком прямо в казарме. И процесс пошёл.

 

Не было поблизости ни мифологической реки Алфей, запрудив которую, Геракл очистил авгиевы конюшни, ни другого какого водоёма, и сапёрные лопатки нашли себе другое, героическое не в меньшей степени, чем у Геракла, применение.

Первым делом, законопатив все обнаруженные дыры в полу и рассредоточившись по залу столовой, «дембеля» приступили к истреблению крыс. Мастерство не пропьёшь! И достославные представители войска дяди Васиного рубили-кололи агрессивно-злобных хвостатых тварей так, что и кровь лилась сопоставимо с изложенным в стихотворении «Валерик» поручиком Тенгинского пехотного полка Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, и руки бойцов под конец устали.

Не удержались «дембеля» и от маленькой мести за свои печёнки, посаженные длительным употреблением «мяса белого медведя», каковым в армейских кругах принято было именовать сало (более съедобные и менее вредные здоровью части хрюшек поступали на стол господам офицерам). Полковая кобыла Машка, доставлявшая отходы из столовой в свинарник, взвилась на дыбы и чуть не сбесилась от обилия крысиных трупов, которыми загрузили её четырёхколёсное ландо на резиновом ходу по завершении побоища.

Следующая часть задания была исполнена «дембелями» с ничуть не меньшим мастерством и оперативностью. За полтора года службы сколько же тонн грунта, палой листвы и травы, снега, мусора и отходов довелось им перелопать – раззудись рука да развернись плечо! Сколько каждым из них было отскоблено-отмыто до зеркального блеска полов! И по долгу службы, и в виде самого распространённого наказания за мелкие прегрешения: «На полы»! - а иной раз в назидание «молодым» или на спор просто из молодецкой удали.

На заключительной стадии с помощью кислоты и горячей воды, черпаемой из котлов для приготовления пищи, пробили-прочистили канализационные стоки, довели пол до такого состояния, что в нём стал отражаться потолок столовой.

«Усталые, но довольные», задолго до подъёма «дембеля» отправились в расположение, едва сдерживаясь, чтобы не грянуть строевую песню от избытка переполнявших их чувств.

 

Прибывший на завтрак личный состав долго толпился в предбаннике столовой, не веря своим глазам и не решаясь ступить на сверкающий в утренних лучах солнца кафельный пол столового зала.

 

Явление ВасильФилипыча народу

 

Облагораживание солдатской столовой одним только полом не ограничилось.

В силу традиции («Лучше перебдеть, чем недобдеть») и при участии полковой общественности в лице сердобольных гарнизонных дам, на столах и подоконниках возникли цветочные горшки с какой-то растительностью в них.

После энергичной беседы, состоявшейся накануне у особиста с начальником столовой в чине прапорщика и лейтенантом-начальником продовольственной службы, к обеду на всех столах появились в достаточном количестве литые алюминиевые бачки и «разводяги» (поварёшки), миски, кружки и ложки. Место в углу столовой рядом с окном раздачи заняли высокие баки для пищевых отходов.

На некоторых изделиях обнаружились штампы: «ИТУ №ХХХ» (исправительно-трудовое учреждение), свидетельствующие об их принадлежности расположенной неподалёку колонии для особо опасных преступников. Эти штампы породили смутные подозрения в умах и на языках личного состава насчёт происхождения (а главное, продолжительности) привалившего алюминиевого достатка, поскольку схема поочерёдного заимствования друг у друга недостающего имущества во время всяческих комиссий-проверок широко практиковалась и среди подразделений полка. Но, как бы то ни было, после долгого перерыва отобедал личный состав с большим удовольствием, хоть рацион остался прежним (о нём отдельный разговор).

 

Удовольствие от обеда несколько подпортила не до конца, как оказалось, решённая ночью проблема, которая заявила о себе неожиданно многоголосым крысиным писком.

Отопление всех зданий-сооружений гарнизона осуществлялось угольной котельной, от которой к зданиям и по периметру зданий под землёй были проложены трубы теплоцентрали в деревянных коробах. И, несмотря на то, что перед ночным побоищем были перекрыты все возможные пути отхода противника, немалое количество крыс благополучно избегло уготованной им участи по той простой причине, что постоянно обитали они в этих коробах, а в столовую наведывались лишь питаться, сбегаясь со всего гарнизона.

«Привычка – вторая натура», и когда поутру в соответствии с установившимся графиком прибыли они своим поредевшим поголовьем в подполье столовой, то первым делом принялись восстанавливать старые и прогрызать новые дыры-лазы.

Возмущению крыс не было предела, когда по завершении этой нелёгкой работы к обеду проникли они в столовую и вместо хлебной пирамиды обнаружили совершенно несъедобные металлические изделия.

 

Повторно привлекать «дембелей» к решению проблемы было бы неправильно во многих смыслах. Остальные категории военнослужащих ещё не достигли достаточного уровня мастерства, да и жаль было портить наведённую красоту. Применять химическое оружие в виде крысиного яда было весьма опасно, поскольку крысы сновали везде, в том числе, в пищеблоке и на столах. Поэтому решил комендант задействовать экологически чистые средства для борьбы с ними.

С этой целью отправился он в УАЗике на другой конец гарнизона, вышел за КПП и не поленился пройтись до дырки в деревянном заборе у натоптанной тропы, по которой многие поколения военнослужащих срочной службы втихаря наведывались в близлежащий посёлок по своим насущным житейским делам. И не ошибся в выборе места и времени.

Не прошло и получаса, как в устроенную им засаду угодили трое «дембелей» разведроты полка, которые беспечно направлялись в посёлок, чтобы забрать у поселковой швеи отданные ей на перешив «парадки» (брюки и китель парадно-выходной формы одежды). Комендант не только не стал их арестовывать, но и отпустил в посёлок, пообещав оставить инцидент без внимания, если каждый из них добудет на поселковой помойке по коту.

 

Через два часа разведчики предстали перед комендантом с покусанными и исцарапанными до крови руками, отрапортовали о выполнении задания и предъявили ему добытого "языка" - кошачью морду, торчащую из свёрнутого наподобие пелёнки и изодранного в клочья кителя «парадки».

Комендант усомнился было в выполнении задания в объёме, позволявшем простить всех троих нарушителей. Но когда один из разведчиков схватил за загривок и продемонстрировал ему добычу во всей красе – здоровенный рыжий и тощий котяра, злобно шипя, метнул в него заметные даже при дневном свете снопы зелёного огня из глаз, изогнулся дугой и попытался дотянуться каждой из своих когтистых лап до его носа, - все сомнения у коменданта тут же отпали.

 

Дав указание «дембелям» запереть где-нибудь кошака, ни в коем случае не кормить и ближе к ужину доставить в столовую, умиротворённый комендант стал наблюдать за появившимся на посадочном курсе двухмоторным турбовинтовым самолётом.

После того, как распознал в нём двухмоторный Ил-14, на котором обычно прилетало окружное начальство, перевёл он взгляд на взлётно-посадочную полосу … И остолбенел, увидев напоминающую своей одинаковостью муравьиную цепочку солдат, которая вопреки всем запретам тянулась поперёк лётного поля, а не по предусмотренной для этого объездной дороге.

Предыдущее подобное нарушение (когда этот же самый Ан-26й при посадке чуть не сбил колёсами шасси потерявшего всяческий страх лося) не только обошлось коменданту без нарицания, но и обернулось даже выгодой в виде последующей организации охот на лосей и кабанов, на которые под видом проверок-комиссий зачастило высокое начальство.

Теперь же он физически ощутил, как скукоживается первый и сползает второй просвет на погонах, и шевелятся его майорские звёзды, готовясь рассыпаться каждая на четыре малые, капитанские.

 

Прописка и тезоименитство

 

В качестве камеры предварительного заключения для кота была опрометчиво выбрана каптёрка разведвзвода. Опрометчиво, потому что войти в каптёрку после этого оказалось невозможно. На первого же смельчака, рискнувшего переступить её порог, кошак кинулся с таким злобным шипением, пропеллером вращая при этом хвостом, что желающих последовать его примеру больше не нашлось. Каптёр, и тот до вечера бесцельно слонялся по казарме, не решаясь вернуться в свои законные владения.

 

После ужина кот был отловлен-обездвижен с помощью плащ-палатки и доставлен в столовую.

Первые телодвижения, совершённые котом в столовой, тоже вызвали, было, сомнения у присутствующих в правильности сделанного «дембелями» выбора в его пользу. Кот позыркал глазами, обозревая столовую, полностью проигнорировал крысу, нагло восседавшую на одном из столов, пошевелил ушами и усами, принюхался и направился прямиком к бакам с пищевыми отходами.

Последовавшие затем его деяния не только развеяли все сомнения, но и принесли ему заслуженную славу и глубокое уважение всего личного состава срочной службы полка.

Ещё на подходе к бакам кот начал утробно рычать, неистово хлеща себя хвостом по бокам, потом запрыгнул на открытую крышку одного из баков, издал леденящий душу злобный вопль и передними лапами стал отвешивать по мордам прыснувшим во все стороны грызунам. Куснул последнюю спасавшуюся бегством крысу за хвост, свысока обозрел окрестности столовой с видом, не допускавшим ни малейших разночтений в том, кто в доме хозяин, и неторопливо скрылся в баке с отходами.

Грамотно выбранная котом тактика принесла свои плоды, поскольку крысы, лишившись кормушки, быстро утратили интерес к посещению столовой. Первое время предпринимали они реваншистские попытки, как правило, ночью. Но вскоре оставили их, как вредные для здоровья (судя по найденным поутру крысиным трупам) и совершенно бесперспективные, поскольку с вечера и до утренней побудки кот надёжно обосновывался у баков с отходами, на них и в них, когда оказывался в столовой.

 

С тех пор так и повелось – после ужина каптёр доставлял кота в столовую, а во время утренней зарядки забирал его оттуда и относил в ставшую ему родным домом каптёрку (благо, кусаться-царапаться по этому поводу он прекратил), где кот и отсыпался после ночных трудов на верхнем ярусе стеллажей.

При выборе имени коту личный состав не стал заморачиваться перебором местных кошачьих кличек на эстонском языке и ограничился привычным русским именем. Поскольку прибыл он служить в десантный полк, и в знак уважения за проявленные им личное мужество и героизм при решении поставленных боевых задач, то добавили ему и соответствующее отчество.

И стал кот зваться не иначе, как Василием Филипычем.

 

Наказанье невиновных и награжденье непричастных

 

Хоть для окружной комиссии газетная публикация была, что команда «фас» для служебно-сторожевого пса, раньше оставались чисто теоретические шансы пустить ей пыль в глаза. Благо, опыт очковтирательства под тогдашним лозунгом: «Догнать и перегнать»! - в полку был накоплен немалый, как и во всей державе. Но после инцидента при посадке самолёта эти шансы улетучились, «как с белых яблонь дым».

Комендант, мысленно надев штаны ширинкой назад, дал самому себе клятву: «Устроить такую весёлую жизнь любителям хождения вне строя, чтоб надолго запомнили! Если только не снимут с должности».

 

Обиднее всего было то, что о времени прибытия комиссии «разведка» (в лице полковых связистов, созвонившихся с коллегами штаба округа) доложила загодя, и кроме облагораживания столовой были предприняты другие упреждающие действия.

Прежде всего, как было обещано комендантом и дабы уберечь личный состав от разлагающего воздействия дурного примера, срочно уволили в запас «дембелей». У писаря строевого отдела и привлечённых ему в помощь ротных писарей пальцы чуть не отвалились делать записи в военных билетах и выписывать проездные документы, но сразу после обеда загрузили всех «дембелей» в два полковых автобуса и вывезли в Таллин на железнодорожный вокзал.

Вместо воздушно-десантной, боевой, строевой и партийно-политической подготовки весь личный состав сразу после завтрака был задействован в наведении порядка в казарме и на прилегающей к ней территории.

В самой казарме не продохнуть было от самодельной мастики (содержимого дымовых шашек, разбавленного авиационным керосином), которой натирали дощатые полы, предварительно отскоблив их добела осколками стекла.

Окрест казармы стояла пыль столбом от выбиваемых матрасов, одеял и подушек. На территории всюду, куда хватало взгляда, десантники с лопатами, мётлами, граблями и побелочными квачами в руках собирали в кучи и жгли палую листву, закапывали мусор, белили гашёной известью бордюры вдоль пешеходных дорожек и стволы деревьев.

 

Предчувствия коменданта (и не его одного) не обманули. Члены комиссии, дополнительно раззадоренные неуважительной встречей, рьяно принялись за дело. И начали они, само собой, с тщательного обследования столовой.

Никакой косметикой не прикрыть было главную проблему – водопровод, по возрасту сравнимый с древнеримским. Вода из него сочилась тоненькой струйкой, и паровые котлы для приготовления пищи наполнялись чуть ли не за сутки. Какое уж тут мытьё мисок при перемене блюд, если всю посуду мыли в одной ванне, заполняя её водой, оставшейся после приготовления завтрака-обеда-ужина!

Начальник особого отдела полка проявил служебное рвение, обнаружил и указал комиссии причину слабого напора воды – в местах утечки воды на пути от водонапорной башни образовались три приличных болотца, поросшие лесным подростом. Себе-то очки «особист» заработал, но заместитель командира по тылу дополнительно из-за этого лишился второй звезды на погонах.

 

Членов комиссии заинтересовал пронзительный запах, который издавал легендарный бигус в одном из котлов пищеблока. После дегустации этого волшебного продукта питания пристальный взор комиссии обратился на состояние продовольственного склада.

Картофель и прочие овощи, добываемые личным составом осенью на полях подшефного колхоза, исчезали из овощехранилища уже к Новому году, и им на смену приходили сухие их заменители. Говорят, что на вкус и цвет товарища нет, но негативное мнение всех, кто когда-либо вкушал эти заменители, почему-то совпадает. Зато квашеная капуста всегда имелась в избытке. В больших бетонных ёмкостях на продовольственном складе капуста нового урожая для лучшей закваски перемешивалась с остававшейся там с прошлого года (или прошлых лет).

Комиссия, посетив продовольственный склад и проверив документацию, поспешествовала тому, что начальник склада отправился к новому месту службы – в «края вечнозелёных помидоров», как называли районы Крайнего Севера державы.

 

Не остались без внимания комиссии непонятные штампы на алюминиевых бачках и баках для пищевых отходов, в связи с чем было проведено тщательное расследование деятельности начальника продовольственной службы и начальника столовой.

По результатам расследования начальник продслужбы вскорости убыл в Забайкальский военный округ (именуемый в народе, как «Забудь вернуться обратно») с запретом занимать должности, связанные с материальной ответственностью, а прапорщик-начальник столовой был безжалостно уволен из рядов Вооружённых Сил.

 

Жертвой комиссии пал и начальник медицинской службы полка - за вопиющий недосмотр санитарного состояния был отправлен на давно заслуженный отдых легендарный Адамыч.

 

Совершенно случайно «загремел под фанфары» и начальник клуба - безобиднейший Славик, как его все без исключения называли.

Первое время после прибытия в полк он развивал бурную деятельность по организации культурно-массовой работы среди личного состава. Но не выдержал монотонных и однообразных будней гарнизонного бытия, «наступил на пробку» и который уже год тихо спивался.

Каждый день с утра Славик накатывал по маленькой, к обеду доходил до кондиции, уединялся в клубе, где мирно спал до конца рабочего дня, никого не беспокоя.

Зато комиссия, выбрав клуб в качестве своего оперативного штаба, очень сильно его побеспокоила, когда расположилась за столом президиума на сцене и услышала его переливистый храп за кулисами.

 

Как ни удивительно, но былые заслуги коменданта были учтены, и отделался он всего лишь «строгачом» и записью в личном деле о неполном служебном соответствии.

По совокупности выявленных комиссией нарушений не удержались ни звёзды на погонах командира полка и начальника штаба, ни сами они на занимаемых должностях.

Корреспондент, конечно же, просто не справился с эмоциями, когда писал статью, потому что и представить себе не мог, что в это же самое время творилось в некоторых других, печально известных, как "ссыльные", гарнизонах и в более дальних, чем Прибалтика, уголках державы. Куда и были отправлены командир полка и начальник штаба для дальнейшего прохождения службы.

 

В итоговом отчёте о проделанной комиссией работе удостоился чести быть косвенно упомянутым и ВасильФилипыч.

На второй день работы комиссии особо дотошный её член в звании полковника не погнушался заглянуть в каптёрку разведвзвода, где нашёл приключение на свою голову в прямом смысле слова.

ВасильФилипыч на удивление быстро сориентировался в организационно-штатной структуре и всех, не имевших прямого отношения к разведвзводу, с порога встречал упреждающим шипением, после чего кидался на нарушителя со всей своей кошачьей отвагой-удалью.

Член комиссии зашёл в каптёрку, услышал шипение, но вместо того, чтобы немедленно покинуть помещение, задрал голову в сторону верхней полки стеллажа, откуда доносился непонятный звук - и тут же ему на «аэродром» (шитую на заказ фуражку с высокой тульей) спрыгнул ВасильФилипыч, пребольно поцарапав когтями темечко при этом.

Полковник с диким воплем выскочил из каптёрки, а находившийся там каптёр пометался и ничего другого не придумал, как десантировать ВасильФилипыча в открытое окно, благо ветви растущей рядом с казармой берёзы находились в метре от него.

Позже каптёр, объясняя присутствие кота в каптёрке, заявил: «Тайно проник через окно в моё отсутствие, спрыгнув с берёзы». И в качестве причины, побудившей кота сделать это, продемонстрировал членам комиссии дохлую крысу, которую кто-то доставил утром из столовой для дневного пропитания ВасильФилипыча.

Тем не менее, в отчёте комиссии была отмечена антисанитария в казарме, недопустимая до такой степени, что даже бродячие коты через окна забираются в неё для охоты на крыс. Что, конечно же, не соответствовало действительности – мышей было предостаточно на всех трёх этажах казармы, крысы встречались лишь на первом этаже, а разведрота располагалась на втором.

 

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба ВасильФилипыча, не окажись командир разведвзвода тайным любителем животных.

После отъезда комиссии лейтенант, построив на «взлётке» (центральный проход спального помещения казармы), нещадно драл личный состав вверенного ему подразделения за отмеченные комиссией недостатки-нарушения. И вот когда он в своей речи дошёл до неопрятного внешнего вида, дверь в спальное помещение тихонько скрипнула, и на пороге нарисовался ВасильФилипыч собственной персоной.

Лейтенант замолчал с открытым от возмущения ртом, а кот с выражением непередаваемого обожания на морде торопливо протрусил к нему и, выгнув спину дугой, задрав хвост и мурлыча на всю казарму, стал тереться башкой и боками об его ноги. После чего по-уставному отошёл на два метра назад и ввправо от лейтенанта, уселся, задрал заднюю лапу вверх и на виду у всех присутствующих принялся тщательно себя вылизывать.

Лейтенант, оторопел от такой отъявленно-подхалимской демонстрации кошачьих чувств, «поплыл» от своих собственных чувств, но быстро собрался, прокашлялся и констатировал: «Берите пример хотя бы с кота - когда ему нечем заняться, он и то заботится о личной гигиене».

После этих слов взвод облегчённо выдохнул – судьба ВасильФилипыча решилась в пользу его дальнейшего пребывания в армейском коллективе.

 

Боевые будни

 

Чувства чувствами, а потребовал взводный строжайшего соблюдения внутреннего распорядка, который не допускал шараханья кота где ни попадя.

К слову сказать, лейтенант куда чаще командиров двух других взводов (не говоря уж о ротном) появлялся в расположении и требовал неукоснительного исполнения приказов-распоряжений. Но не зря ведь говорится: «Нет такого приказа, который нельзя было бы не выполнить»! – и с попустительства личного состава стал гулять ВасильФилипыч в отсутствие командования, где хотел, когда освоился в полной мере.

 

Ничто так не способствует любви к «братьям меньшим», как строго регламентированный казённый уклад жизни. И каких только зверушек ни умудрялись бойцы заводить в разнообразие этого уклада! Тут тебе подраненные и просто прикормленные пичужки (один любитель «гонять» умудрился даже голубятню организовать на чердаке казармы). И собаки всевозможно-всяческих размеров, окрасов и помесей пород. И грызуны – не только мышей приваживали, но и крыс умудрялись приручать. Ну, и разумеется, кошки. Но на тот исторический период из семейства кошачьих в полку имелся только ВасильФилипыч, почему дополнительно пользовался всеобщей популярностью. Правда, не у всех.

Все люди - разные, и как-то повстречал ВасильФилипыч в коридоре у каптёрки одного из свежеиспечённых «дедов», который в ответ на шипение поддел его носком сапога. С неделю после того оба ходили, скособочившись (сразу после происшествия крепко помял кто-то «деда» на занятиях по рукопашному бою, не посчитавшись с его высоким статусом в армейской табели о рангах).

 

Скоро сказка сказывается, но прошло немало времени после отъезда комиссии, прежде чем начались существенные перемены в полку. Упомянутые в отчёте полковые чины в латентный период вели себя по-разному.

Кто откровенно «забил» на службу и составил компанию Славику в выжидательном запое. Кто, наоборот, словно очнувшись от летаргического сна (как преемник Адамыча, например), вышел из запоя и приступил к исполнению служебных обязанностей. Кто развил бурную деятельность в попытках облегчить предстоящую участь, и телефонные провода раскалились от их звонков покровителям в управлении кадров и штабе округа.

Комендант же, верный данному себе слову, до того вошёл в раж, что чуть не подорвал боеспособность полка, без разбору хватая нарушителей воинской дисциплины и направляя их на всевозможно-всяческие хозяйственные работы.

 

В один из парко-хозяйственных дней была предпринята попытка наладить водоснабжение столовой. Отловленные комендантом нарушители облачились в костюмы ОЗК (общевойсковой химзащиты) и восстановили целостность водопровода. Правда, едва не утопли при этом, поскольку глубина водоёмов, образовавшихся в местах утечки, оказалась неожиданно большой, а костюмы ОЗК вовсе не предназначены для плавания-ныряния в них.

По завершении ремонтных работ был открыт вентиль подачи воды на водонапорной башне – и в столовой началась натуральнейшая водная феерия.

Когда-то на одной из стен столовой имелся (и даже функционировал) десяток умывальников, но на момент пуска воды на стене оставались лишь потёки краски, обозначавшие былое расположение раковин, отсутствовали не только краны, но кое-где и куски водопроводных труб, проложенных под потолком. И вода из незакупоренных отверстий стала хлестать во все стороны с такой силой, что длинные деревянные столы и скамейки пустились в плавание по столовой, пока не перекрыли вентиль.

 

Случившийся потоп по своим масштабам намного превзошёл предыдущий, залил все крысиные ходы-норы и на два ночных дежурства оставил ВасильФилипыча без работы. И дабы не терять сноровки, переключился он на собак.

Вечером к моменту отгрузки отходов на свиноферму с тыльной стороны столовой всегда собиралась немалая свора дворняжек, которая подъедала просыпавшиеся при погрузке остатки и сопровождала конную упряжку до свинофермы.

Двое кухонных работников из числа суточного наряда, как обычно, вынесли бачок с отходами и вывалили его содержимое в повозку. Дворняжки приветствовали это событие радостной суетой, как вдруг на пороге чёрного хода столовой возник ВасильФилипыч. Ненадолго замер, оценивая ситуацию, после чего какой-то приблатнённой, расслабленной и вихляющей походкой направился к собачьему коллективу.

Испокон веков в военных гарнизонах уличные собаки мирно уживались не только между собой, но и с кошачьим сословием. ВасильФилипыча они тоже встретили дружелюбными помахиваниями хвостов, и полнейшей неожиданностью для них явилась его реакция на приветствие. С громким воплем прыгнул кошак в самую гущу собачьей стаи и, вертясь на задних лапах, передними стал нещадно драть оказавшиеся поблизости собачьи носы, морды и уши.

Дворняжки отпрянули с жалобным визгом, но быстро оправились от неожиданности и вознамерились воздать нахалу и невеже по заслугам. Ан не тут-то было – ВасильФилипыч запрыгнул на повозку и оттуда стал наблюдать за их безрезультатной суетой, лениво шипя время от времени.

Но после того, как кухонные рабочие опростали второй бак в повозку, и собаки принялись подъедать просыпавшиеся отходы, ВасильФилипыч коршуном пал сверху и опять попортил им внешность.

Очень заинтересовало кухонных работников такое его поведение, и весь суточный наряд собрался на представление, которое повторялось при выносе каждого следующего бака с отходами. По завершении за проявленный бойцовский характер и доставленное удовольствие поощрили ВасильФилипыча традиционным для кухонных нарядов деликатесным блюдом – картошкой с мясом, жареными на натуральном сливочном масле.

 

Позже экспериментальным путём было установлено, что ни собаки, ни крысы сами по себе ВасильФилипыча нисколечко не волновали, и зверел он по отношению к ним только в увязке с едой. А любителем поесть кот оказался фантастическим.

К хорошему быстро привыкаешь. Смекнув проявляемую по отношению к его особе слабость, и вместо того, чтобы ковыряться в помоях, стал ВасильФилипыч следовать за разведвзводом на ужин, заменив собой уже приученных к хождению строем «дедов».

В столовой всегда находилась не одна добрая душа, готовая «преломить с ним хлеб», прикармливал его и кухонный наряд в награду за ежевечернюю корриду при отгрузке отходов, и за месяц отъелся ВасильФилипыч так, что только что жир с морды у него не капал.

Ни одно блюдо из солдатского рациона не оставалось без его внимания. Ядовитый консервированный борщ, пюре из сухой картошки, похожее на клейстер, гороховую кашу, напоминавшую оконную замазку, плохо выбритые куски «мяса белого медведя», усохшую до позвоночника и неимоверно солёную, даже будучи вымоченной, треску – всё потреблял он за милую душу. Из легендарного бигуса, которым впору начинять боеголовки ракет в качестве бактериологического оружия для поражения потенциального противника, и то умудрялся он извлекать какие-то съедобные кусочки, ловко поддевая их когтями.

Отсутствием аппетита ВасильФилипыч и так-то не страдал, а в условиях хотя бы намёка на конкуренцию являл просто чудеса прожорливости. Единожды поразил он весь личный состав – только потому, что кто-то держал его за хвост, злобно урча, умял он «шрапнели» (перловой каши) чуть ли не с себя объёмом, и отвалился от миски с волочащимся по полу брюхом, когда в ней не осталось ни крошки.

 

Ночной работы после потопа у кота существенно поубавилось, поэтому в столовой он отсыпался за компанию с кухонным нарядом, утром самостоятельно следовал в казарму и хлеще тревожного ревуна будил дневального на первом этаже, истошным мяуканьем требуя его впустить.

Сытное питание, отсутствие труда-обязанностей и обилие досуга неизбежно привели к тому, что попутал ВасильФилипыч июль с мартом и возжаждал любви. До посёлка было далековато, поэтому избрал он другой способ удовлетворения своих любовных потребностей.

Стал он манкировать своими служебными обязанностями и среди ночи удирать в казарму с боевого поста. Проникал в каптёрку по берёзе, как вещим образом нафантазировал комиссии каптёр, мусолил-мял суконное одеяло, служившее ему подстилкой, и, разочарованный таким эрзацем, затевал на подоконнике сольный концерт.

 

Послушав пару ночей любовные арии ВасильФилипыча, слушатели разошлись во мнениях насчёт его вокальных данных. Кто-то предлагал немедленно открутить ему голову, кто-то – изгнать с позором из десантных песенных рядов. Но поскольку коллектив был чисто мужским, возобладало третье мнение – сочувствующее, в силу которого было решено срочно добыть ему невесту.

С этой целью отрядили троих разведчиков из «молодых» в посёлок, где умыкнули и ВасильФилипыча. Один из разведчиков оказался специалистом по кошачьим повадкам и, муркнув каким-то особым образом, среди всех кошек на поселковой помойке безошибочно определил одну, годную для этих целей. А уж взять её живьём (с помощью селёдочной головы, послужившей приманкой) разведчикам не составило труда.

Неделю после того в каптёрке наблюдали одну и ту же картину – сутками напролёт ВасильФилипыч, взгромоздившись поверх чёрно-белой кошечки, зубами держал её за загривок.

Завершилась любовная идиллия тем, что кошечка, отпущенная однажды погулять, безвозвратно задала стрекача, но ночные концерты прекратились.

 

Авторитет ВасильФилипыча среди личного состава ещё больше вырос, и по случаю наступившей редкостно жаркой погоды «деды» на своём совете постановили отметить это показательными изменениями в кошачьей внешности, а именно, стрижкой подо льва.

Кот никому, кроме каптёра, в руки не давался и малейшие поползновения на свои демократические свободы пресекал очень агрессивным шипением-кусанием-царапаньем. Но каптёр наотрез отказался принимать участие в издевательстве над животным, и стрижка вылилась «парикмахерам» немалой кровью, хоть четверо воинов держали его за лапы, пятый - за уши и загривок, пока шестой стриг его механической машинкой.

Когда ВасильФилипыч впервые предстал перед публикой в новом обличье – с шерстью на голове и шее, кисточкой на кончике хвоста и опушкой на лапах, – раздался всеобщий вздох разочарования. При всей его мордатости и прожорливости оказался ВасильФилипыч весьма тощий телом и в стриженом виде являл собой просто жалкое зрелище.

 

Полковая жизнь шла своим чередом, и подошло время десантирования. Что ж это за десантник, который ни одного парашютного прыжка не совершил! Умельцев на все руки в разведвзводе хватало, сшили они Василь Филипычу персональную подвесную систему и прицепили его вместо грузика к пристрелочному парашюту.

Услышав сквозь стрёкот вертолёта донёсшееся с небес жалобное мяуканье, руководитель прыжков поковырял пальцем в ухе и пристально вгляделся в пристрелочный парашют. Не поверив глазам, прильнул к окулярам стереотрубы, вместо мешочка с песком узрел стриженного подо льва ВасильФилипыча и пообещал во всеуслышанье: «Ну, я вам устрою»!

Когда же разведчики сгоняли к месту приземления и предъявили ему пристрелочный парашют в штатной комплектации, руководитель прыжков снял фуражку, вытер носовым платком вспотевший лоб и негромко молвил: «Надо бросать пить»!

 

Поклонение Бахусу

 

История умалчивает о том, бросил ли пить руководитель прыжков. Как гласит теория, требуется немалое личное мужество, чтобы оставаться самим собой в любых обстоятельствах, не говоря уж о том, чтобы в одиночку противостоять целой системе. А в описываемые времена система с самых высоких партийных вершин провозгласила: «Всё – во имя человека. Всё – во благо человека», - и под этот клич кинулось население державы тащить всё под себя.

Рыба гниёт с головы, а глава державы (он же - и верховный главнокомандующий) уже тогда зачитывал по бумажке заготовленные ему речи, словно в состоянии крепкого подпития. К тому же, любой коллектив всегда выравнивается по низшей границе качеств составляющих его членов, поэтому вполне закономерно неудержимый бум повышения личного благосостояния сопровождался неумеренным пьянством.

Всеобщее поклонение Бахусу никак не могло обойти стороной армейские ряды. Питиё осуществлялось в соответствии с занимаемой ступенькой на иерархической лестнице строго классового, как и всего остального советского, армейского общества.

Одному Богу известно, какие напитки производили многочисленные специальные ликёро-водочные заводы для верхушки айсберга власти, в том числе и армейской .

В немалой степени по ассортименту и качеству предложенных напитков при организации встреч-проводов оценивали состояние дел в полку многочисленные проверяющие из вышестоящих инстанций.

Дорогущие коньяки, сорта водки и марочные вина употреблял командный состав полка.

Офицерский состав среднего звена предпочитал водку с пивом, но основу питейного дела составлял, конечно же, спирт. Благо, немало полковых служб остро в нём нуждались и регулярно им снабжалось. В системе противообледенения летательных аппаратов применялся спирт с неприятными добавками, препятствующими его употребление вовнутрь. В артиллерийском вооружении тот же спирт, но с более неприятными на вкус добавлениями, имелся в противооткатных механизмах. Чистым медицинским спиртом протирались кислородные приборы, контакты радиостанций и тела военнослужащих.

Личный состав срочной службы лишь изредка употреблял производимое заводским способом спиртное. Пробавлялся тем, что оставалось от казённых спиртосодержащих напитков, в основном же пил то, что удавалось собственноручно изготовить, и можно было бы написать многотомную антологию на тему: «Приготовление алкогольных напитков в армейских условиях».

А уж поводов для пьянок находилось более чем достаточно:

«Эфемерное счастье заполнило мёдом эфир,

Славим радость труда, непонятного смыслом своим.

Славим радость побед, по малейшему поводу пир,

И уж лучше не думать, что завтра настанет за ним». – Главное, о чём надо было думать людям пьющим, так это о том, чтобы соблюдать формальные правила и не попадаться.

 

Героический спуск ВасильФилипыча с небесных высот стал, увы, и началом его морального падения, поскольку посвящение в десантники традиционным ударом запасным парашютом в филейную часть не ограничилось. По возвращении с прыжков в расположение «деды» устроили праздничный ужин в честь этого знаменательного события. Как раз к тому времени дошёл до кондиции изготовленный в избытке «натурпродукт», чему лично поспешествовал комендант гарнизона, как это ни странно звучит.

Войдя во вкус строить всех и всё, добрался комендант до вечно протекающей крыши казармы. Несмотря на многократные ремонты-латания, в одном крыле здания протекала она так качественно, что половина третьего этажа пустовала с незапамятных времён. Раздобыв где-то в достаточном количестве шифер, комендант взялся решить проблему кардинальным образом – перекрыть всю крышу. Разумеется, не сам, а с помощью всё той же дармовой рабочей силы в виде нарушителей дисциплины.

Штрафники, обдирая многослойный бутерброд из прогнивших досок и кровельных покрытий, смогли ознакомиться с историей развития кровельных материалов, начиная с дранки и заканчивая различными видами рубероида. «Деды» из штрафников, кроме того, заприметили на чердаке простаивающий без дела бак перепуска воды системы отопления, емкостью литров на четыреста.

Коменданта никак нельзя было заподозрить в излишней наивности и доверчивости, тем не менее, клюнул он на проявленную «дедами» инициативу отремонтировать систему отопления, сочтя её заботой об их собственном здоровье. В зимнее время года батареи парового отопления в казарме традиционно были чуть теплее окружающей среды, и пар шёл от дыхания, что приводило к частым простудным заболеваниям личного состава. Под эту лавочку комендант дополнил бригаду кровельщиков двумя механиками-водителями с опытом сварных и слесарных работ.

Делом техники было незаметно изолировать бак от системы отопления, очистить его от ржавчины изнутри и вывести от него водопроводную трубу с краном на второй этаж казармы, якобы для стравливания воздуха из системы. В целях соблюдения режима секретности кран был снабжён цепью с увесистым амбарным замком, а на стене возле крана были развешены запрещающие-предупреждающие таблички: «Не влезай – убьёт», дорожный знак «Проезд запрещён» и, самая страшная, «Ответственный – комендант гарнизона».

Проблем с зарядкой бака нужными ингредиентами – томатной пастой, дрожжами и питьевой водой - тоже не возникло. К тому же, в одуряющей июльской жаре после покрытия крыши шифером на чердаке создались идеальные условия для созревания бражки.

 

Праздничный ужин был организован по высшему разряду. Украшением стола в каптёрке стала, конечно же, картошка с мясом и уже появившимися грибами, изжаренная по спецзаказу кухонным нарядом. Свидетельством праздника являлись также буханки белого хлеба, порядочный кусок сливочного масла и горка кускового сахара, не говоря уже о консервах из НЗ – банках сгушёнки и тушёнки.

Когда личный состав убыл на ужин, «деды» нацедили из крана в казарме двадцатилитровую канистру бражки на пробу и вшестером уединились в каптёрке.

ВасильФилипычу не потребовалось отдельного приглашения. Едва учуяв запах еды, он тут же спрыгнул со стеллажа, где до того валялся, изнывая от жары, и стал нетерпеливо нарезать круги вокруг накрытого стола с задранным трубой хвостом.

С первого раза не удалось надеть на него специально сшитые тельняшку и берет. Попытка опробовать на нём бражку, предварительно пропущенную через фильтр противогаза, тоже не увенчалась успехом – понюхав её, кот лишь брезгливо тряхнул лапой и громким мяуканьем продолжал настаивать на празднике своему желудку. Чтобы его утихомирить и не рассекречивать мероприятие, пришлось нарушить принцип: «Кто не пьёт, тот не закусывает», - и выставить ему миску с едой.

 

Ситуация изменилась в корне, когда один из «дедов»-ротный санинструктор достал из медицинской сумки на стеллаже пузырёк с валерьянкой. Продолжая насыщаться, ВасильФилипыч пару раз настороженно повёл носом в его сторону, а когда пузырёк был откупорен, и подавно, прекратил набивать желудок (небывалый случай!) и весь обратился во внимание.

Судя по тому, как недоверчиво лизнул он кусок сахара, который санинструктор окропил валерьянкой, ВасильФилипычу за всю его помойную жизнь никогда прежде не доводилось иметь дело с этим успокоительным лекарственным препаратом.

Эффект воздействия валерьянки на кошачий организм превзошёл все мыслимые ожидания. Лизнув сахар пару раз, ВасилийФилипыч в мгновение ока изгрыз твёрдокаменный рафинад и как-то излишне суетливо стал умывать себя лапой. Даже не поглядев в сторону миски с едой, торопливо полакал он воду из предложенной ему плошки, обнюхал место на полу, где лежал сахар, тщательнейшим образом его вылизал - и началась гульба по полной программе.

Нисколько не склонный раньше к играм, ВасилийФилипыч вдруг резво подпрыгнул на месте и стал носиться по всей каптёрке, как наскипидаренный. Умаявшись прыгать на стеллажи и обратно, принялся он кататься по полу и ловить свой хвост. Потом обвёл всех присутствующих глазами, ставшими чёрными из-за расширенных до края радужки зрачков, и устремился к ним с выражением непередаваемой любви на морде. В то самое время, когда он всем и каждому в отдельности неистовым мурлыканьем и ласками демонстрировал переполнявшие его кошачью душу нежные чувства, без малейших хлопот удалось облачить его в тельняшку и нахлобучить ему на голову берет с резинкой под подбородком.

 

«Деды», употребив пару-тройку кружек бражки, и сами уже находились в прекраснейшем расположении духа, и веселье было в самом разгаре, как вдруг ВасильФилипыч резко поскучнел, обнюхал вылизанный ранее пол и намного громче обычного стал требовать продолжения банкета, то есть, добавки успокоительного средства.

Не успел санинструктор приготовить ему лекарство в виде двух кусков рафинада, щедро политых валерьянкой, как в дверь каптёрки кто-то забарабанил кулаком, и, к счастью для «дедов», послышался голос старшины роты: «Что за бардак»?

К счастью, потому что командир первого взвода в тот день заступил дежурным по штабу, и вечернюю поверку роты проводил прапорщик - сержант первого же взвода в недавнем прошлом, ставший старшиной роты после окончания полугодичной школы прапорщиков весной.

Увидев ВасильФилипыча, старшина искренне изумился неистощимости выдумки «дедов». Пошумев для порядка, он демократично продегустировал предложенный ему в кружке напиток и не стал допытываться о его происхождении. Полюбовался на выкрутасы ВасильФилипыча под воздействием валерьянки, реквизировал канистру с остатками браги и второй кусок рафинада, пропитанный полезным лекарственным препаратом, и погнал «дедов» на вечернюю прогулку.

 

Во время вечерней поверки разведчики сонно откликались из строя каждый на свою фамилию, как вдруг старшина произнёс: «ВасильФилипыч», - и в ответ раздалось кошачье мяуканье. Тут же сон у всех как рукой сняло, и не передать того восторга, с каким личный состав приветствовал появление кота во всей его красе.

Открыв каким-то непостижимым образом захлопнутую дверь каптёрки, ВасильФилипыч устремился прямиком к старшине и под общий хохот принялся обхаживать его со страстью пылкого и требовательного любовника.

Пикантности ситуации добавляло редкостное сходство персонажей. Из-под сдвинутого набекрень берета у прапорщика выбивались рыжие волосы, под носом у него топорщились редкие щетинистые усы. За краткий срок своего старшинства прапорщик отъел приличную ряшку, и щёки у него торчали точь в точь, как у ВасильФилипыча. Смахивали они между собой и комплекцией – старшина был мастером спорта по вольной борьбе , и как это обычно бывает у борцов, верхняя половина тела у него была намного лучше развита, чем нижняя.

Но не внешнее сходство явилось причиной такого поведения кота. Всё разъяснилась, когда прапорщик достал из кармана реквизированный кусок рафинада.

Завершился праздник тем, что ВасильФилипыч налакался валерьянки прямо из блюдца и буйствовал до тех пор, пока не врезался башкой в дверной косяк – только тогда и отключился.

 

Сколь верёвочке ни виться

 

Удивительное дело, но и у котов бывает похмелье, оказывается. Каптёр лично в этом убедился, когда после подъёма наведался в каптёрку.

ВасильФилипыч - в разодранном на груди тельнике и с беретом, висевшим на резинке сбоку шеи - выглядел очень больным-несчастным и с порога встретил каптёра хриплым и жалобным мяуканьем.

Вылакал он полмиски налитой ему воды, отказался от предложенных остатков вчерашнего пиршества, еле доплёлся до стеллажа, где лежали брезентовые сумки защитного цвета с красными крестами на них, с тяжким вздохом-стоном уселся напротив той, в которую санинструктор спрятал пузырёк валерьянки, и пожалился на весь белый свет: «Помираю»! Верхом жестокости было бы не внять мольбам страдающего животного, и каптёр накапал ему пару капель валерьянки на рафинад.

Едва только кот лизнул сахар, как в глазах у него появился искрящийся блеск, усы встопорщились, всклокоченная шерсть разгладилась, движения стали быстрыми и точными. Словно не рафинад с валерьянкой, а кусок эликсира жизни он изгрыз - столько в нём появилось сил-энергии! Опять вылизав пол и повалявшись по нему, ВасильФилипыч встал, покрутил головой, встряхнулся по-собачьи, игриво изогнулся и предложил каптёру побегать-попрыгать-повеселиться, к чему сам и приступил, когда тот отказался.

Лишний раз убедившись на кошачьем примере в непоколебимой истинности утверждения, что лучшим средством от похмелья является опохмелка, каптёр и сам махнул кружку бражки (кроме реквизированной старшиной осталась вторая канистра с брагой, которую не успели отфильтровать, и не был бы он каптенармусом, если бы запас ему шею ломил).

По одному стали подтягиваться в каптёрку остальные участники вчерашнего празднества. Каждого из них ВасильФилипыч встречал наисердечнейшим образом, но санинструктора почему-то приветил особо и не успокоился, пока не упросил его погладить.

Когда же санинструктор протянул к нему руку, кот живо её обнюхал, заурчал от блаженства и стал неистово лизать ему пальцы, а потом и тереться об них. Подивил всех присутствующих столь тонкий кошачий нюх (санинструктор пришёл из умывальника с полотенцем на шее и зубной пастой и мыльницей в руках), но во избежание привыкания-втягивания в процесс коту решили больше не наливать. Заперли ВасильФилипыча в каптёрке и отправились на утреннее построение перед казармой.

 

Повторно, и не самым приятным образом, удивил «дедов» своим тонким чутьём взводный, неожиданно появившийся на построении с повязкой дежурного на рукаве. Лейтенант неторопливо прошёлся вдоль строя, пристально вглядываясь в лица десантников, после чего весело предложил: «Ну, что, орлы, пробежимся, чтобы взбодриться с утра? Условия игры прежние – трое крайних идут в наряд на кухню». И скомандовал: «Взвод, напра-во. Кросс шесть километров. Приготовиться к бегу. Бегом марш». Бегуном лейтенант был знатным и со старта задал такой темп, что к финишу разведчики прибежали взмыленные, аки кони, и с раскрытыми в немом восторге ртами.

Особо тяжко, разумеется, пришлось участникам вчерашней попойки. В силу традиции, стодневный срок до приказа (после которого «деды» переходили в категорию «дембелей»), ещё не наступил, а до того делом чести у «дедов» считалось ни в чём не уступать в службе более поздним призывам, хоть и пользовались они уже определёнными бытовыми свободами-привилегиями.

Дополнительные силы придавали им стучавшая молотом в такт пульсации крови в висках злая мысль: «Какая падла заложила»?! – и планы праведной мести оной особи, так что обошлось без нарядов на кухню.

Скорее, правилом, чем исключением, являются «стукачи» в любом многолюдном коллективе. В армейском же коллективе, где изо дня в день, круглосуточно, все и каждый в отдельности находятся друг у друга на виду, и подавно, редко удаётся что-нибудь утаить от чужого дурного глаза. Но предположение «дедов» было неверным в корне.

 

Всё оказалось намного хуже для них – мало того, что служба для лейтенанта являлась смыслом его жизни, так и сам он был прямо-таки провидчески-тонким психологом.

Впоследствии лейтенант не раз поражал личный состав своей способностью предугадывать те или иные события, не говоря уж о том, что по одному только внешнему виду всегда безошибочно определял душевно-физическое состояние отдельно взятого воина и коллектива в целом. По этой причине он не только никогда не прибегал к услугам «стукачей», но и на дух их не переносил.

Следуя принципу: «Не доходит через голову, дойдёт через ноги», - многословным беседам-разбирательствам, тупой муштре или внеочередным нарядам взводный предпочитал более действенные меры воздействия на личный состав, весьма полезные для здоровья и позволяющие, к тому же, всегда иметь исполнителей для кухонных и прочих не слишком приятных хозяйственных работ.

Ничего лучше коллективной ответственности за общее состояние дел в коллективе не придумано, и лейтенант принялся гонять взвод от всей души, решив во что бы то ни стало искоренить пьянство во вверенном ему подразделении. Марш-броски сменялись спортивным городком, полоса препятствия - рукопашным боем, - и так с утра до вечера на протяжении нескольких дней.

Но нашла коса на камень. «Деды» ни в какую не желали сдаваться. Заглянув перед отбоем в каптёрку, они обязательно оприходовали по паре-тройке кружек браги и только после этого обессилено падали в койки. При всей его проницательности, лейтенант никак не мог понять: каким образом, не отлучаясь из казармы, удаётся им оказаться с похмелья поутру?

Регулярно проводимые обыски-проверки не давали результатов, уже и остальной личный состав стал роптать на непосильные нагрузки, и ротный старшина увещевал «дедов»... Неизвестно, сколько всё это продолжалось бы и чем закончилось, если бы ситуация не разрешилась сама собой (и очень громко и пахуче) - рванул от перегрева и излишнего количества добавленных дрожжей предохранительный клапан бака на чердаке.

 

Сколько же после этого происшествия во всех без исключения полковых службах было обнаружено емкостей-приспособлений для хранения-приготовления спиртосодержащих напитков!

К тому времени сменилось руководство полка, и новый начальник штаба силами специально созданной для этого комиссии провёл внутреннее расследование, после которого устроил показ на общем полковом построении.

Нарушители, пройдясь перед строем, продемонстрировали изделия, после чего поступили в распоряжение коменданта гарнизона на десятидневный срок.

 

Финита ля комедия

 

Если для «дедов» (а за компанию, и для остального личного состава разведвзвода) поклонение Бахусу завершилось обретением очень даже неплохой физической формы, то у ВасильФилипыча дела обстояли с точностью до наоборот. Прежде всего, потому, что его питейная эпопея только набирала обороты.

Каптёр в самом начале попытался, было, пресечь её на корню. Приплёлся он еле живой после физзарядки в каптёрку, достал пузырёк с валерьянкой из медицинской сумки (ВасильФилипыч юлой завертелся вокруг него, весь в предвкушении) и со словами: «Всё, Васька. Кончен бал, погасла свечка», - вылил содержимое пузырька в окно.

Кот издал дикий вопль, как тот алкаш с похмелья, у которого на глазах разбили бутылку пива, и сиганул в оконный проём. Мигом спустился по стволу берёзы, суетливо обнюхал землю, полизал её, повалялся по ней как следует и до самого ужина фестивалил под окном, не отходя от заветного места ни на шаг.

 

На ужин ВасильФилипыч заявился грязный от усов до кисточки на хвосте и без берета, кожа на его стриженой спине ниже извозюканой в земле тельняшки сплошь покраснела от солнечных ожогов. Несмотря на это, все присутствовавшие в столовой необычайно восторженно восприняли его новый облик.

Вместо опостылевшей солёной трески на ужин был жареный хек (прибыл в полк новый начальник продовольственной службы и сменился начальник столовой, что сразу же сказалось на рационе питания). Навалили коту в миску аппетитной рыбки с горкой, но отужинал он без обычного своего аппетита и вёл себя как-то излишне возбуждённо и суетливо.

По распоряжению полкового «пилюлькина», приступившего к исполнению обязанностей начальника медицинской службы взамен убывшего на заслуженный отдых Адамыча, в столовой замуровали крысиные норы и разбросали отравленную приманку по всему периметру зала, и ВасильФилипыч маялся без дела. Пока не началась отгрузка отходов на свиноферму – с большим энтузиазмом последовал он за первыми двумя кухонными работниками, выносившими бак с отходами.

К великому сожалению, ожидания его не были обмануты.

 

Скуден на развлечения армейский досуг, и редко до чего-нибудь хорошего доводят людские языки – к зевакам на заднем дворе столовой присоединились повар, хлеборез и вся их свита.

Традиционно представители братских южных республик на срочной службе старались оказаться «подальше от передовой и поближе к кухне» и образовывали землячества, которые не только начинали жить по своим законам, но и норовили (при достижении значительной численности и слабости командного звена) диктовать эти законы всему армейскому коллективу.

Полк в этом плане не был исключением – повар, хлеборез и штатные кухонные рабочие являлись таджиками по национальности, и в столовой постоянно вертелись их соплеменники. После ужина частенько запиралась вся эта компания в хлеборезке, и сквозь закрытое окно раздачи доносился оттуда запах табачного дыма с примесью характерного пряного аромата конопли.

 

На заднем дворе столовой хлеборез появился с упаковкой таблеток валерьянки в руках. Кот, едва взглянув на хлебореза, сразу же понял, чего от него ожидают, и безо всякой команды кинулся драть собравшихся дворняжек. Причём, делал он это с особой жестокостью, и собачья стая разбежалась, подвывая и зализывая полученные укусы и царапины.

За каждую такую эскападу при выносе очередного бака с отходами хлеборез поощрял кота таблеткой валерьянки, а по завершении отгрузки отходов высыпал на пол столовой целую пригоршню таблеток, и на потеху публике длилось кошачье представление до полного изнеможения артиста циркового жанра.

Поутру вернулся ВасильФилипыч в казарму до того уставшим, что воспользовался обычным входом, а не стволом берёзы, чтобы попасть в каптёрку, и еле забрался на своё спальное место на стеллаже. Каптёр не преминул поставить на вид коту его неопрятный внешний вид и безобразное поведение, запер его, но к обеду каптёрка оказалась пуста. Ударился Васильфилипыч, что называется, в загул.

 

Выспавшись, кот отправлялся на поиск приключений, а точнее, всё той же валерьянки или её заменителей. Наведывался он и в столовую, но чаще кружил вокруг медсанчасти и изводил своими воплями медперсонал и пациентов до тех пор, пока кто-нибудь не удовлетворял лекарственным препаратом его пагубную страсть. Вечером после торопливого ужина начиналось ставшее уже привычным изнурительное цирковое представление.

За неделю такой беспутной жизни ВасильФилипыч сильно исхудал, в глазах у него появился нездоровый лихорадочный блеск, шерсть на голове и шее свалялась и висела сосульками, кожа на обожжённой солнцем спине полезла лоскутами, а полоски на драной тельняшке стали еле различимы от грязи.

«Деды» предприняли меры по улучшению кошачьей внешности. Коллективными усилиями кота тщательно вымыли с мылом под струёй воды в умывальнике, невзирая на его истошный протест. Взамен утратившей всяческий вид тельняшки нарядили его в попону, сшитую умельцами из парашютной перкали на длину всего его туловища, с нанесёнными на неё несмываемой краской поперечными голубыми полосками. В целях устранения крайне неблагоприятного морального воздействия каптёр сделал серьёзное внушение столовским обитателям по поводу совращения ими кота с пути истинного.

Но процесс уже был необратим, и буквально через сутки ВасильФилипыч приобрёл прежний непотребный вид, почему больше смахивал на сбежавшего из зоны особо опасного преступника, нежели на представителя достославных Войск Дяди Васи.

И развязка наступила как раз в День десантника.

 

Тот день у ВасильФилипыча не задался с утра. Уже употребив валерьянки, на общем построении на плацу под команду начальника штаба: «Полк, равняйсь! Смирно! К торжественному маршу, побатальонно»,... – попытался он занять место в строю разведвзвода, затеял мерзкий скандал, смешал стройные ряды разведчиков и безжалостными пинками был изгнан оттуда.

Нашлись доброхоты, которые в честь праздника и днём попотчевали кота валерьянкой, вечером заявился он в столовую уже «на бровях» и, даже не дожидаясь отгрузки отходов, стал выяснять отношения с дворняжками.

Для гарнизонных собак ежевечерние сборища возле столовой являлись многолетней традицией, которую не могли нарушить и жестокие кошачьи выходки. Но для пса восточно-сибирской лайки великолепного - чёрного с белыми подпалинами - окраса, прибывшего накануне в гарнизон вместе с членами семьи нового командира полка, многоголосые лай и визг явились прямым призывом к действию, как это природой заложено в собачью натуру, и он поспешил к месту происшествия.

Некоторое время пёсик наблюдал за творившимся у него на глазах безобразием, удивлённо склоняя голову то на одну, то на другую сторону. Оценив обстановку и не тратя времени на лай и рычание, подбежал, молниеносным движением клацнул зубами кота поперёк туловища в очередном его прыжке на конную повозку, резко тряхнул, выплюнул и отошёл в сторонку.

Кот издал непередаваемо жуткий пронзительный крик, и тут же на него, распростёртого на земле, накинулась вся собачья свора. Судя по жалобному визгу, с которым выбежала из стаи одна дворняжка, и с перекушеным позвоночником ВасильФилипыч напоследок успел ещё повоевать за свою жизнь.

 

После отбоя «деды», запершись в каптёрке, увлечённо и азартно резались в карты, как вдруг раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь. За дверью оказался «молодой» из кухонного наряда, который и принёс горестную весть: «ВасильФилипыча собаки порвали».

Не проронив ни слова, каптёр быстро накинул на плечи гимнастёрку и помчался в столовую. По указке кухонного наряда обнаружил он на заднем дворе растерзанного кота и направился в хлеборезку. «Чиво нада»? – высунув голову в приоткрытую дверь, только и успел спросить хлеборез, как незамедлительно получил удар в челюсть.

Чего у южан никак не отнять, так это готовности стоять друг за дружку горой, в особенности, при значительном численном преимуществе - тут же из хлеборезки, галдя, повалила на каптёра целая толпа защитников.

Но подоспевшим «дедам» пришлось спасать всё же их самих от серьёзных неприятностей, поскольку каптёр вооружился литым и увесистым алюминиевым половником и, орудуя им на поражение, нещадно гонял таджиков по всей столовой.

Останки ВасильФилипыча каптёр бережно завернул в подвернувшуюся под руку дерюжку, проследовал со свёртком в каптёрку, прихватил там сапёрную лопатку и спрятанную бутылку водки и, молча, удалился в сторону берёзовой рощи, расположенной недалеко от казармы. Вернулся он далеко за полночь и заперся в каптёрке.

 

Поутру лейтенант, до которого дошли кое-какие слухи, не стал настаивать на присутствии каптёра на физзарядке.

В столовой хлеборез темпераментно и очень даже опрометчиво пожаловался на вчерашнее происшествие ротному старшине, сопровождавшему разведроту на завтрак. И в подтверждение своих слов продемонстрировал опухшую левую половину лица.

Старшину «деды» уже ввели в курс дела, и он предложил потерпевшему пройти в хлеборезку, где со словами: «Непорядок. Надо поправить для симметрии», - от души врезал ему левого крюка в челюсть.

Инцидент был полностью исчерпан. Но история на том всё же не завершилась.

 

Эпилог

 

Наверное, нигде на свете не бывает такой беспросветно-тоскливой поздней осени, как в Прибалтике. Особенно, на побережье.

В начале октября после тепла и буйства красок золотого бабьего лета резко похолодало, и надолго затянулась непогода. Высокая трава поникла и пожухла, пустынную и раскисшую от непрерывных дождей землю прикрыла бурая листва, деревья вздымали к мрачно-серому небу оголённые ветви словно в мольбе о солнце и тепле, а сильный порывистый ветер всё гнал и гнал с моря тяжёлые дождевые тучи.

 

По завершении «дембельских» посиделок за карточной игрой каптёр, ставший уже и сам «дембелем», открыл окно, чтобы проветрить на ночь прокуренное помещение. Собрался уже закрывать окно, как вдруг сквозь шум дождя и ветра донеслось жалобное мяуканье.

Не поленившись, достал он ночной прицел, включил его и в кромешной темноте разглядел кошачий силуэт внизу под окном. Мяуканье повторилось, и адресовано оно было явно ему лично.

 

Когда он спустился на первый этаж и приоткрыл входную дверь, в казарму проскользнула сильно отощавшая чёрно-белая кошка - былая возлюбленная ВасильФилипыча. Кошечка мельком взглянула на каптёра и, оставляя за собой цепочку мокрых и грязных следов, торопливо шмыгнула по лестнице на второй этаж, а потом и в каптёрку.

В каптёрке, следуя одной ей ведомой цели, она принялась обнюхивать все закутки. Забралась на пустую нижнюю полку приоткрытой армейской тумбочки, повертелась там и удовлетворённо замурлыкала.

Каптёр, предположил, было, что собралась она заночевать, но кошечка выбралась из тумбочки, пошла к выходу из каптёрки, оглянулась на каптёра и громко мяукнула, требовательно призывая последовать за ней.

Каптёр выпустил кошку из казармы и, поёживаясь от дождя и холода, остался на крыльце дожидаться дальнейшего развития событий. Через пару минут кошка возникла из темноты, держа зубами за шкирку маленького рыжего котёнка.

В сопровождении каптёра проделала она прежний путь до тумбочки, оставила котёнка на нижней полке, и мяуканьем призвала повторить мероприятие. В результате, в тумбочке оказался и второй котёнок - точно такого же окраса, как она сама.

А дальше произошло нечто необычное. Кошка тщательно облизала котят, выбралась из тумбочки наружу и опять позвала каптёра следовать за ней. На крыльце она остановилась, пристально посмотрела каптёру в глаза и растворилась в ночи.

Долго маячил каптёр на крыльце казармы, пока не промок насквозь и не задубел до костей, но кошка так и не появилась.

 

Двумя пальцами держа за загривок, каптёр осторожно достал рыжего котёнка из тумбочки и принялся его разглядывать. Котёнок (а был он мужеского пола) открыл уже зрячие глаза, растопырил все четыре лапы с выпущенными коготками и грозно зашипел, при этом в зрачках его мелькнули зелёные огоньки.

«Ну, здравствуй, Васька. Скоро уже домой поедем», - каптёр бережно вернул его в тумбочку и прикрыл котят куском байки.

 

Из второго котёнка, взятого на воспитание механиками-водителями, впоследствии выросла прелестная кошечка, проявлявшая свой весьма свирепый нрав по отношению к любым посторонним лицам в боксе бронетехники.