Игорь Петрович Дженджера

 

Скрепы

 

Голосовавшим и

утвердившим закон

о декриминализации

домашних побоев

посвящается.

 

Будучи обладателем характерно-рязанской физиономии с незначительным татаро-монгольским прищуром, Михаил явно не тянул на Мишеля, но друзья и коллеги по автобусному парку именовали его всё же на французский манер! Кроме глаз в наследство от степного ига дядьке достались низкорослость, чёрные, невероятно жёсткие волосы, а ещё короткие ноги с небольшим изгибом наружу. Практикующие специалисты традиционного секса, познавшие на практике никчёмность модельных стандартов, утверждают, что у женщин подобная конфигурация в большинстве классических позиций позволяет достичь самой заветной глубины, к всеобщему благу и ярчайшему удовольствию! Однако, потомкам строгих рыцарей и разных прочих тамплиеров надлежало бы иметь что-то более изысканное или хотя бы прямое, но на Руси своё чувство юмора, которое так и норовит подчеркнуть абсурдность генной мешанины. Чего только стоят коренных жителей Чукотки и Ямала – сплошь Иваны Сергеевичи да Сергеи Ивановичи – и живут же…

 

И Миша жил себе спокойненько! Есть укомплектованная двухкомнатная квартира с просторной, застеклённой лоджией, полученная случайно от СМУ на излёте Советской власти. Кроме того, во дворе стояла не убиваемая легковушка с правым рулём и чудным название, прибывшая с чужбины, где ей пришлось познать и молодость, и зрелость. Разумеется, имелась семья, главным в которой являлся сын – молчаливый подросток, с головой погрязший в компьютере, однако, регулярно отдающий честь и суровости тренажёрного зала! Родившая парня женщина – высокая всё ещё красавица без целлюлита, с тёмно-русой косой – являлась женой, а также первой и единственной любовью Михаила, она присматривала за своими мужичками и собакой – тщедушным порождением самого сатаны. Вот всех троих он и вёл в тот день по проспекту 100 лет Владивостоку в гости к старинным знакомым – дружной чете с дочкой четырнадцати лет. Компания вышла из дома заранее, с приличным запасом времени. На дворе стояла вторая половина лета, солнышко наше заботливое ещё не успело, как следует, просушить побережье после традиционных для июня мороси и кромешных туманов. Густой воздух, приправленный выхлопными газами, даже и без экстремальных температур походил на атмосферу доброй русской бани, а значит, двигаться следовало неспешно, степенно, памятуя о влажных подмышках, не провоцируя организм на чрезмерное и досадное потоотделение.

 

На полпути позвонил Кирилл-дружище, да так удачно! В тот момент Миша со всем своим семейным выводком как раз поравнялся с главным вино–водочным нескольких кварталов. Замечательно–светлый магазин, символизирующий не иссякающий рог хмельного изобилия, разместили под сенью тополей, чуть дальше от трассы, в бывшем гастрономе, познавшем некогда великую эпоху пролетарского дефицита с дикими очередями за всякой всячиной. Азербайджанские лавочники – хозяева предприятия – видимо, тоскуя по теплу Кавказа, дали кровинке своей имя «Солнце», и оно таки полыхало и грело и натуры грешные, отпетые, да и народец культурный тоже туда дороженьку не забывал! Конечно, были ещё другие места, где спиртное продавали вполне легально. К ним, разумеется, относились и несколько полок в ближайшей бакалее, и соответствующие отделы солидных супермаркетов, кроме того, тут и там пестрели вывески над полуподвальными заведениями, где сомнительные личности разливали сомнительную же жидкость, почему-то именуя её пивом… Что–то имелось и на остановках, и в обшарпанных малосемейках, одним словом, хватало! Михаил, однако, недолюбливал эти сакраментальные точки! Будучи в прошлом сержантом военно-воздушных сил СССР, он про себя нарёк их аэродромами подскока, которые, как известно, не являются основными базами, а служат для пополнения запасов топлива и боеприпасов. Именно там без потери драгоценного времени следовало производить дозаправку хмельным горючим при его внезапном истощении в разгар ли дружной попойки или же для поправки здоровья субботним утром, а также по случаю непредвиденной и нестерпимой скорби болезной души.

 

– Мишель, здорово! Вы уже движетесь? Зайди в «Солнышко», возьми бутылку коньяка, вино для девок есть и водка, но не хватит, думаю! Объясню. Мы не успеваем, тут у нас авария – холодильник потёк, деньги отдам, – Кирилл выпалил тираду на одном дыхании и, не послушав ответ, не сомневаясь в исполнительности друга, отключил телефон.

 

– Что случилось? – жена настороженно заглянула в лицо супруга, – всё отменяется?

 

Она вчера сходила к знакомой парикмахерше, подстриглась и сделала укладку, одела новое бельё в игривых рюшках и бантиках, словно ей предстояло раздеваться в гостях! А ещё более двух часов втирала и наносила что–то на лицо, шею, на руки и ногти всех четырёх конечностей. Кроме того, с супругой Кирилла – со своей коллегой по работе – они неделю обсуждали меню и готовили каждая свои блюда! На долю Алёны – так звали сорокатрёхлетнею барышню – выпало то, что не требовалось разогревать – несколько салатов, холодец, непременный торт Наполеон и три литра морса из смородинного варенья, банку с которым тащил, морщась, их совместный с Михаилом сын Всеволод. Остальное, аккуратно уложенное и упакованное, нёс в двух пакетах муж. И вот теперь, после звонка, он остановился явно озадаченный, напугав тем свою женщину, которая, будучи прилежной труженицей в учреждении и заботливой хозяйкой в быту, ценила нечастые светские мероприятия и своё участие в них. Предвкушение доброго застолья, приправленное маетой и внутренним ажиотажем, к вечеру прошлого дня достигло той нешуточной стадии, при которой отказ от действия или же хотя бы его задержка, приравнивались бы к резкому торможению мчащегося автомобиля, с обязательными синяками, ссадинами, сквернословием и напрочь испорченным настроением.

 

– Он сказал купить коньяк…

 

– Ну? А как вы договаривались? За тобой же только пиво было! Не понимаю! – теперь Алёна застыла, слегка подавшись вперёд, как бы желая лучше расслышать ответ.

 

– Обещал вернуть деньги… Не успел, говорит… Что-то у них с холодильником…

 

– Всё понятно с вами! И что вот теперь мы ждём? Вот же магазин, – её супруг был человеком добрым, расторопным, но каким–то без внутреннего руля, как детская заводная машинка, которую обязательно нужно поднять и поставить заново, чтобы сменить ранее заданное направление.

 

– А пакеты ты подержишь? Или лучше сходи сама, купи.

 

– Нет уж, милый! Сева в магазине постоит с вещами, а мы пойдём вместе. Так?

 

– Да, да, да! Всё! Пошли уже, что стоим?

 

А вот алкогольные супермаркеты Миша уважал! В продолжение незабвенной авиационной тематики, дядьке представлялось, что сутью своей они совсем не походят на сельские аэродромы с их монументальною скромностью, где неопрятная кассирша уже лет тридцать пытается расправиться с бессмертной горстью семечек, а единственный полицейский в кроссовках, предваряя случайный рейс, разгоняет чумазых коров с взмокшего грунта взлётной полосы. Нет уж! Грандиозную коллекцию красочных бутылок, торжественно сияющих в неутомимо–праздничных лучах голубоглазых софитов, вместе с улыбчивыми продавщицами модельного склада и с брутальными бездельниками секюрити следовало бы прировнять к международному аэропорту Владивостока! Это вам не случайный подскок и не каботаж районного масштаба! Вот тут–то солидные пассажиры готовятся к нешуточным перемещениям по планете Земля, в чём им навязчиво помогал генетически услужливый персонал в замечательной униформе!

 

В среднем в подобные заведения потребитель ходит осознано и, как правило, без лихорадочного блеска отёкших глазёнок! Здесь приятно без спешки, без суеты и с наслаждением, как в музее, поплутать меж полок с нарочито-спесивыми подарочными коньяками в гербовых коробках и тубах. А ещё подивиться несметному легиону водок от производителей всех народов, почти со знанием дела поцокать языком возле произведений виноделов, задержавшись отдельно у французов, ну, и похлопать ресницами, сглотнув слюну, пред немецким и английским пивом, родом из Тверской области. А в любезной тележке – тем временем – подбирается добрейшая компания, а руки потираются от предвкушения, число же бутылок всё растёт и множится сообразно кошельку, возрасту покупателя и грядущему событию…

 

– Алён, что брать-то будем?

 

– Блин, ну, ты же мужик! Ну, вот куда тебя понесло? Ты виски жрать собрался? На ценники поглядывай! Смотри, вон там продукция уссурийского завода, и коньяк есть. Пошли, возьмём!

 

– Может лучше московский разлив или из Дагестана, а там крымские стоят…

 

– Миша, а ещё есть из Армении и Франции! Сегодня выпьешь – завтра всё забудется, а денег нет! Всё! Берём наше, иди, смотри, выбирай, замучил ты меня, честное слово! Вот и подержим Приморского производителя.

 

– Слушай, он же деньги обещал вернуть!

 

– Ну, конечно, помечтай! Ты Кирилла не знаешь? Всё! Выбрал? Иди, рассчитывайся. Уже есть хочется, давай быстрей, там собака на улице, и Сева топчется…

 

Сын, поселившись в интернете навеки, даже не успел заметить отсутствие родителей, а вот псина по имени Жучка извелась, действительно. Её худое и тщедушное тельце, привязанное к ограждению, тряслось-таки на жаре, видимо, от отчаянья и, скорее всего, притворного, а лапки-спицы непрерывно, звонко и отвратительно так и цокали коготками по асфальту, что приправлялось пафосным скулежом и повизгиванием. Михаил стойко, но безнадёжно ненавидел домашнюю любимицу, которую завела жена, отказавшись однажды рожать ему дочку. Собаке многое позволялось, например, оглушительно лаять когда угодно, истошно выть по ночам и спать во всех постелях квартиры, а также рвать и разбрасывать – к умилению Алёны – газеты, случайные книжки и журналы. Кроме того, им с Всеволодом в зимнюю стужу, чередуясь, приходилось выгуливать это эволюционное недоразумение, предварительно запихав в специальную одежонку, да, ещё таким образом, чтобы отверстия в ней совпадали с анатомическими особенностями суки, в то время как та вертелась, скуля и, естественно, кусаясь. В представлении отца семейства сие непотребное животное не могла создать природа-матушка, скорее всего его сотворили отъявленные вивисекторы, злобно изувечив подвальную крысу, увеличив до неимоверности её уши, вытянув конечности, но отрубив при этом зачем-то хвост!

 

Вообще–то, скулящее у магазина существо было Жучкой под номером три! Предыдущие псины, такие же вздорные и гадкие, лет по шесть-семь каждая отравляли бытие зрелого мужчины, после чего, насытившись чужими муками, спокойно уходили в свой собачий загробный мир. Жена – ради простоты и экономии – всем последующим питомицам передавала в наследство миску с изображением гламурного котёнка, подстилку из войлока и незамысловатую кличку. Ныне действующей любимице, наконец–то, минул шестой год, и в ближайшие месяцы следовало надеяться на долгожданное горе, после коего непременно наступит очередной, хотя непродолжительный траур без собак, со спокойной и размеренной жизнью…

 

Михаил знал, что вакансия, после безвременной утраты, обязательно будет восполнена! И каждая новая Жучка непременно походила на прежнюю, и все они из временных членов семьи слились в его сознании в нечто единое и непрерывное, исчезавшее из квартиры, правда, но лишь ненадолго, видимо, для поправки здоровья, чтобы, вернувшись однажды, с удвоенной энергией донимать отца семейства. Но мужичок никогда не возмущался, не протестовал, как, впрочем, в любых других ситуациях в быту и на работе, чем подкупал окружающих. Вопрос правильности воспитания, однако! Дело в том, что он был родом не из детства, он был из поротого поколения. Его досточтимый батюшка – лицо славянской национальности с высшим техническим образованием – к наказаниям отпрыска относился серьёзно! Инженер–конструктор авиастроительного завода не практиковал никаких пустых увещеваний, повторов, подзатыльников или шлепков. Боже, какие глупости! Нет! Природную скверну и непослушание сына отец с наслаждением выкорчёвывал ядовитыми, но справедливыми упрёками, непрерывным понуканием, заключением в углы и, разумеется, и прежде всего, как учили деды, по священным заветам предков, используя старый, добрый ремень! Вот только – на горе мальчугана – в те дивные семидесятые выпускали их по моде с множеством металлических деталей, – вставок, клёпок, пупырышек – а, значит, следы от ударов получались не самые эстетичные, местами – жутковатые, походившие на укус большого, лихого чудища. Справедливости ради стоит отметить, что неугомонный родитель не стремился как–то уж сильно искалечить своего подопечного, видимо, ответственно приберегая для грядущих проявлений отеческой заботы. Разумеется, как у нас водится, при всём при том Мишин папаня не слыл жестоким человеком, у него всего лишь не получалось втиснуть себя на достойное место в стройной иерархии оборонного предприятия, и это несмотря на очевидный опыт, сдобренный недюжинным интеллектом! Оттого и приходилось здоровые амбиции, приправленные нормальной мужской агрессивностью, реализовывать в семейном кругу! Да, долгие годы сговор подлой верхушки секретного завода не позволял талантливому инженеру из таёжной глубинки проявиться во всей красе, но вот воспитанник у интеллигента получился замечательный! И отчизна в своё время обрела очередной неподражаемо-чистый лист идеально–прямоугольной формы, на котором уже иным личностям и обстоятельствам предстояло малевать свои незамысловатые этюды.

 

Проспект 100 лет Владивостоку в середине пересекает большой ручей с официальным названием Вторая Речка. Заключённый в бетонное русло, не чищенное годами, в зимнее время и при ясном небе вид он имеет скучный и затрапезный, однако ж, любой дождик или просто густая морось периодически будят его, наделяя молодецкой резвостью и апломбом. Грязные воды с окрестных сопок, не находя иного выхода к морю, умудряются в считанные нескольких часов поднять уровень потока на метр, а то и на два, грозя затопить ближайшие дворы и трассы, что и происходит где–то один раз в пять лет.

 

И вот в тот безоблачный день, шествуя к торжеству, семейство Миши во главе с собакой ничего подобного не увидело, и возник соблазн поднырнуть вслед за ручьём под проспект и сократить путь хулиганскими тропами, не утруждая себя светофорами или ступенчатой эстакадой. Но светло-бежевое в маках платье Алёны с нескромным декольте и замечательной юбкой-разлетайкой, а также белые туфельки на высоких каблуках совершенно не соответствовали стёжке-дорожке, ведущей под мост – в полынь, к отбросам, к прелым буграм из наносного мусора, где процветал ещё один параллельный мир с мокрицами, крысами и прочими ненужными нам тварями. И дружная колонна, идущая зачем–то гуськом, проследовала было к пешеходному переходу, но в последний момент в сторону сомнительного направления метнулся Всеволод. Подростковый максимализм уже в который раз вырвал мальчика из цепких лап родительского авторитета! Увидев сложившийся расклад, за парнем радостно побежала Жучка, но мотивы её отличались от побуждений юноши; ручей с береговыми кучами из подсохшего ила и разлагающейся всячины пах непристойно, замечательно и заманчиво! Собачонка даже взвизгнула, предвкушая достойную поживу, но тут прозвучал строгий глас хозяйки, напрочь развеявший всякую романтику:

 

– Алё, гараж! Я кому сказала! – Жучка резко и безропотно залегла на крутой вираж и снова возглавила поредевшую семейную вереницу, парень к тому моменту скрылся под мостом. Алёна уже придумала достойный оборот в адрес сына, она даже вдохнула нужный для брани воздух, но муж тихонько потянул её за локоток.

 

– Да, ладно! Смотри, светофор загорелся, – домашняя любимица, частично знавшая ПДД, забыв про сорвавшийся экскурс, сновала на противоположной стороне проспекта, опять нетерпеливо скуля.

 

Минут через десять произошло воссоединение родственников, Сева получил от матери дежурный подзатыльник и, гордясь очередным непослушанием, отправился к собаке, в авангард молчаливого шествия. Ещё через четверть часа команда проследовала прежде в подъезд, а после и в квартиру друзей.

 

Деловитый двухметровый бугай Кирилл встретил Мишин выводок радушно, он потрепал с улыбкой волосы спортивного Всеволода, чмокнул в щёчку Алёну, показал обезумевшей от счастья Жучке козу и, подмигнув, крепко пожал руку Михаилу. Где–то в зале хозяйка дома нарочито декларативно, но без грубости объясняла дочери, как следует в интеллигентном обществе накрывать праздничные столы, та что–то бессвязно бормотала в ответ. После дежурных речитативов и расшаркиваний компания опять же во главе с собакой завалилась в комнату, где ей предстояло выпить, закусить и, в конце концов, насытившись, приступить к непринуждённому общению. Все, выдохнув, расселись, даже животинка умостилось на то место, куда природа встроила, отнятый ныне, хвост. Наступила тишина, но совсем не тягостная, а душевная, добрая и располагающая, когда встретившиеся переводят дух и разглядывают друг друга, готовясь к славному застолью с тёплым родничком обыденной радости…

 

– Крутанись! – незамысловатый фасон платья Алёны понравился подруге, она захотела рассмотреть его поподробнее. Может, стоит купить похожее или заказать портнихе…

 

Женщина вышла к открытой лоджии, под дневной свет, приподнялась на пальчиках правой ноги и совершила полное балетное фуэте, алые маки взметнулись, юбка приподнялась выше колен широким, волнистым конусом. Подол пошёл бы и дальше, но женщина сказала: «ой!» и придержала его руками, видимо, не планируя демонстрировать своё новое бельё в рюшках и завитушках. Коллектив одобрительно зааплодировал, а Кирилл Александрович вскочил и тоже попытался изобразить некое па, но получилось неказисто. Домашний халат без пуговиц под общий смех распахнулся, и вот как раз его семейные трусы увидели все. Цвета они были голубого со стилизованным изображением розовых танцующих презервативов, имевших и нужную шишечку на лысой макушке, и худющие ножки–ручки, и улыбающийся ротик, и глазки с азиатским прищуром… Жанровых существ окружали стайки шикарных красных губ, застывшие, предположительно, в поцелуе! Двусмысленный орнамент оживил собравшихся ещё больше, особенно подростковую его часть…

 

До начала священнодействий с алкоголем, закусками и столовыми аксессуарами оставалось ещё с полчаса, хозяйка ушла в спальню переодеться, размышляя походу, как бы превзойти подружку, очевидно, заработавшую уже пару очков. Алёна же достала из пакетов и пропорционально расставила по столу свою стряпню, включая три салата, рыбное заливное, холодец и незабвенную селёдку под шубой! Ей помогала дочка друзей – ровесница Всеволода. Парень же не желал возвращаться из виртуального мира, обращая внимание на реальность лишь, чтоб украдкой оценить степень зрелости очертаний сверстницы. Торт отнесли в реанимированный холодильник, который, осознавая вину, молотил теперь с удвоенной силой. Туда же последовал морс, предварительно разлитый по трём разным, но приличным графинам. Ещё появилась горчица, аджика, два лукошки с хлебом, нарезка из нескольких сортов колбасы, сыра и ветчины, а также четыре вазочки с красной икрой уже нынешнего улова. На плите, в блестящей стальной кастрюле объёма приличного, в бурлящем кипятке, бесновался картофель, его минут через пять следовало достать и хорошенько потолочь, подливая молоко, сдабривая обжаренным лучком и шкварками.

 

Но совсем не эти блюда готовились возглавить пиршество! Сквозь тёмное стекло духовки, сквозь туман душистых испарений, виднелась большая обезглавленная птица с шикарными культями и с беспомощно растопыренными крылышками. Она развалилась в своей самой бесстыдной позе по всему противню и уже запеклась до состояния хрустящей корочки по всей обширной поверхности! Заботливая хозяйка ранним утром, битый час, – словно служанка госпожу – массировала, натирала и умащивала синюшную в пупырышках кожу немыслимой смесью из приправ и пряных специй. И вот теперь всё это гастрономическое художество под действием жара, подрумянившись, скворча и пузырясь, заполнило кухню и квартиру, и, кажется, всю вселенную таким ароматом, который уже сам по себе являлся отдельным блюдом! Сгустить бы его, взбить до состояния домашней сметаны, да, намазать бы на горбушку чёрного хлеба, да, чарочку холодной водки опрокинуть прямо в горло и закусить тем чудным бутербродом, и ещё, и ещё…

 

Обладая чудовищным даром предвиденья, Жучка знала, в какой угол положат газетку с сочными объедками, она, было, намертво обосновалась в том месте, скуля и поднимая от нетерпения то одну, то другую лапку, но время крепких напитков, запечённого мяса и косточек ещё не настало! Животы же подобрались, заурчали, засосали, они, изнасилованные аппетитным дымком, требовали положенных воздаяний, и находчивые дядечки, здраво рассудив и не теряя времени даром, отправились на лоджию с пивом, сушёным кальмаром и с куревом. Ну, и что же может быть более приятным, чем тёплый августовский бриз, напоённый запахом моря. А оно – родимое – вот тут рядом, всего в паре километров, и такое огромное, мощное, но невозмутимое, словно загадочная вечность, постигать которую не позволяет та самая птица в духовке и холодец с кружочками жира, и салаты, и запотевшая бутылочка водки…

 

Расслабившись, друзья вспомнили пару общих знакомых, обменялись новостями из центральных каналов, детально обсудили ситуацию в государстве, прошлись по мздоимцам, по проискам американского президента с кожей чёрного цвета. Разговор уже свернул было в сторону конспирологии, но хозяин квартиры как–то вдруг прервал политинформацию, и в тот день ни один жидомасон так и не перевернулся в своём гробу, их покой остался священен, а мужичок с прищуром начал:

 

– Миша, я, что про коньяк-то позвонил? Ты только не спорь, сейчас объясню! – Кирилл отхлебнул из баночки, затянулся и, улыбнувшись, продолжил, – я своего начальника пригласил с женой. Так надо!

 

– Да? – Михаил тоже сделал глоток, поднёс к губам сигарету, но задержался, не зная, как реагировать на новое обстоятельство. Озадаченный, он, в конце концов, сделал затяжку, но забыл про пепел, который повис неровным столбиком, а после упал радом с подоспевшей Жучкой. Псина внимательно изучила пережжённый табак, тряхнула мордой и глянула на хозяина исподлобья, разумеется, осуждая всякое проявления нездорового образа жизни.

 

Тем временем Кирилл Александрович поведал другу свой тайный замысел, смысл коего сводился к внезапно открывшимся возможностям! Сам-то он трудился, не покладая рук, руководителем заправочной станции в большой федеральной нефтяной компании. А тут оказалось, что его старинный товарищ – прапорщик вооружённых сил России – внезапно стал старшим прапорщиком и получил под своё почти безраздельное начало некое количество горюче–смазочных материалов, списывать которые можно без труда и без опасности. Нет, конечно, приходится делиться с руководством, но круг его весьма ограничен, и речь идёт лишь о заправке личного транспорта, что является сущей мелочью на фоне участившихся марш-бросков, стрельб и прочих учений. Профессиональный защитник Родины готов, к взаимной выгоде, пропускать через бензоколонку по одной воинской автоцистерне в неделю, а это что-то около пяти тонн! На роль водителя планировался надёжный человек, а именно Миша – не посадишь же за руль бойца или сверхсрочника, лишняя болтовня никому не нужна…

 

– Но вот какая штука! Ты знаешь – нас выкупили эти московские, они, конечно, молодцы, сделали полную реконструкцию. Хотя, кто их просил? Полгода коллектив сидел на одном окладе! Правда, зарплата сейчас выше, чем когда мы были в краевой собственности, и за акции прилично заплатили, ничего не скажешь, хотя могли бы и больше, но чёрт с ними... Но зато понаставили кругом камеры, счётчики, пломбы – полнейший учёт и контроль! И вот, скажи, как мы будем реализовывать военную продукцию? Не с автозаправщика же! Быстро накроют, не те времена… А этот – Геннадий Петрович – по всему краю отвечает за экономическую безопасность, он бы мне пароли дал, и мы бы провернули дельце, представляешь, какой куш! Там всё на компьютере, я программиста знакомого приглашал, он посмотрел, говорит, отключить учёт можно! Коды, пароли, явки – как шпионы живём! И это в своей–то стране! Надо человека заинтересовать, он молодой, строится, деньги нужны, а там халява – всем хватит! Я уже ему в кабинет виски дорогущее занёс на день рождение – ничего, молча взял, значит, дела пойдут! Вот сегодня выпьем и обсудим. Я сперва с ним сам переговорю, а тебе мигну, когда будет нужно! Если нужно будет…

 

Михаил замолчал, замер, даже курить перестал, но не от удивления или страха, даже возможная прибыль не сильно его взволновала! Он вдруг стал улыбаться, мысль о том, что ему доверяют в таком серьёзном деле, согревала и вдохновляла необычайно! Будут задания, будут поездки и, конечно, поощрения, и всё будет почестному… Вспомнилась далёкая солдатская бытность.

 

Так случилось – сразу после выпускного вечера, на третий день, паренька Мишу прибрала к рукам Советская Армия. Она по-хозяйски осмотрела призывника, постукала-послушала, признала годным для почётного долга и отправила на новый секретный аэродром, расположенный в дебрях Хабаровского края. Туда же прислали три десятка летунов и техников, совсем молоденьких, сразу после училища. Возрастом они мало отличались от бойцов охранения и обслуживания, к чьей команде приписали юношу. Видимо, поэтому воинская часть больше походила на пионерский лагерь со своими глупыми шутками–прибаутками, с поминутным здоровым гоготом и с неармейской непринуждённостью. Но, кроме того, кто–то и где–то напутал или же так задумали изначально – казарм в тайге не построили, а личный состав разместили, невзирая на звания, в двухэтажных общежитиях, в светлых комнатах со столами и радиоточками, по два человека в одно помещение. Дембелей же или ветеранов, кроме командира и заместителя по воспитательной работе, ни среди солдат, ни среди офицеров не оказалось, ну, и служба шла не по традициям, а по уставу и до невозможности продуктивно, конструктивно и содержательно! Приказы и распоряжения старших имели смысл, и им хотелось подчиняться, и, определённо, не из–за страха и не вследствие унижений. Внезапно для молодого человека выяснилось, что факт собственного рождения не должен вызывать чувство вины, а отсутствие наказаний, вообще–то, не является поощрением.

 

– Так ты бы мне раньше сказал! Без проблем, – Михаил отхлебнул пивко, с наслаждение разжевал тугую плоть сушёного кальмара и улыбнулся всему свету, включая Жучку, юлившую, как всегда, под ногами, как всегда, беззастенчиво и совершенно бесцельно.

 

– Да, хорошо, – Кирилл тоже запрокинул баночку, закусил, затянулся, деловито свёл брови и продолжил, – но и это ещё не всё! Так вот! Начальница моей идёт на повышение, у неё диплом профильный, сейчас с этим строго, а их старуху – главную – на пенсию. Такие дела! И вот у них в отделе только моя Людка закончила университет по специальности… Но в прошлом году пришла молодая, пигалица такая, от горшка два вершка, сисек – ноль! И вот, представляешь, она нынешнюю начальницу сманила, чёрт! На йогу ездят! А та–то какая корова, от, блин, посмотреть бы, там все хохочут, наверное! Короче, подруги – не разлей вода! Ну, и как ты думаешь, кого она на своё место назначит, когда пересядет в кресло старушенции? Одним словом, мы и её пригласили, и эта кочерёжка обещала и тоже припрётся, надеюсь! Смотри, веди себя прилично, моя сейчас твою обрабатывает, они хоть и из разных отделов, но лучше в подругах иметь начальницу… Вот так, теперь новости закончились.

 

Михаил за себя не беспокоился, он и не слыл галантным кавалером, жены почему–то всегда хватало для всего, но зато дядька имел одно ценное для дружных сабантуев качество – мужчина не был буен во хмелю, то есть совершенно и никогда! Спиртное каким-то странным образом действовало на его мозг, который после определённой дозы – мятежный – с фанатичным упорством стремился к знаниям. Вдруг появлялись газетки, порой не самые свежие, за ними могли следовать устаревшие энциклопедии, печатные сборники сомнительных идей и фактов, брошюрки и прокламации о всякой чертовщине и прочей всячине, клубящейся, оказывается, вокруг нас. В крайнем случае могли быть телепрограммы про космос, осмос или про стоимость барреля, про вождей из породы Кимов или же даже о нашем национальном лидере. Тема не имела особого значения, казалось, вековые накопления человечества, словно чудные кирпичики, складывались в уютный домик с толстыми стенами без окон, берегущий уважаемого от ненужных ссор, от лишней рюмки и от замысловатых чудачеств, от которых становится и стыдно, и больно в предрассветной тишине у кухонного крана с холодной водой. Знакомые давно смирились с подобным поведением, сам же благостный Миша вполне обходился поутру без похмельного синдрома и без традиционных наших угрызений совести…

 

– Я тебя понимаю! – он любил эти их вечера! Выпивка, закуска, анекдоты Кирилла, разговоры, разговоры, разговоры… Домой обязательно поедут на такси, там есть заваренный чай, последует мытьё ног и любимый телевизор… Конечно, посторонние люди плохо вписывались в идиллию, но семейство руководителя заправки очевидно нуждалось в помощи, оказать которую хотелось вот прям сейчас и непременно…

 

Товарищи синхронно открыли ещё по баночке, два щелчка слились в один, мужики рассмеялись, чокнулись, уже собрались придаться дальнейшему наслаждению, но тут на лоджию вбежала встревоженная Людмила. Она успела-таки переодеться из домашнего платья в нечто, видимо, совершенно изысканное, по её мнению! Наряд состоял из крохотных джинсовых шорт в обтяжку и заправленного в них голубого батника–балахона с размашистым изображением британского флага, изюминкой же всей композиции были вязаные летние угги бирюзового цвета со съёжившимися голенищами. Юнион Джек злобным крабом, по-хозяйски расположился на вполне аппетитном бюсте «бабы-ягодки опять», словно и сюда дотянулась цепкая лапа вездесущих англосаксов, что совершенно не вдохновило обоих потомков задиристых русичей, а законного мужа ещё и насторожило.

 

– Ты не поверишь! Она сейчас позвонила и сказала, что кто-то там заболели, какой-то Гера или какая-то, и она не приедет. Извинялась, аж, полчаса! – веки возмущённой женщины раскрылись до самого предела и замерли в ожидании поддержки!

 

Наигранная истеричность пресс-релиза плохо вязалась с нарядом красавицы, и Миша захихикал, но получилось неуважительно, даже как-то гаденько… Он, было, осёкся, но друг всё же заметил, а, главное, уловил иронию.

 

– Чего ржёшь! А ты что напялила? Белены объелась, чёрт! – Кирилл в сердцах швырнул за лоджию недокуренную сигарету, за ней последовала початая банка с пивом, она звучно шмякнулась, и веер брызг запечатлел на асфальте досаду короля бензоколонки!

 

– Глянь на него! Сам-то штанишки одеть не хочешь? Я что виновата, что она такая стерва! – глаза красотки, не найдя сочувствия, отчаянно стремились на волю…

 

– Да, тебя забыл спросить, в чём мне ходить! Сколько раз говорил – иди в спортзал, иди в спортзал! А что теперь? Будешь кланяться перед этой пигалице до пенсии, – ссора разрасталась, голоса крепли. Тут собака, вдохновлённая внезапным трендом, не принимая ничью сторону, безапелляционно вклинилась в ссору!

 

– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!

 

– Вот ты, ёлки-палки! Молодец, молодец, Жучка! – хозяйка квартиры погладила псину, зачислив её на свою сторону, – и что дальше? Железо тягать? Или тоже на йогу записаться? Я не умею без мыла залазить в чужие дырки…

 

– Гав-гав-гав!

 

– Что, гордость заела? Конечно, вышивать на работе втихаря куда как приятнее, чем задницу приподнять и перенести её из общего хлева в личный кабинет… Это же столько усилий нужно приложить!

 

– Гав-гав! Гав-гав-гав-гав! – Жучка могла бы и ярче, но пока она лишь откашливалась!

 

– А ты – я смотрю – просто мчишься в директора! Всю жизнь на одной заправке. Аж три подчинённых! Может ты там родился? – мужчина и женщина, перейдя на крик, вплотную сблизились, надеясь не проронить напрасно ни единой крохи драгоценного возмущения!

 

Последовавшие тексты не отличались особой информативностью, однако, стало ясно, что позорный жизненный путь супругов известен им обоим и скрупулёзно изучен до последней запятой! Жучка же, наконец-то, вошла в раж, она намертво зафиксировалась на растопыренных лапках, воздела морду к небесам, призывая в свидетели Господа, и огласила окрестности замечательной руладой!

 

– Гоу-гоу-гоу-гоу-гоу-гоу! Го-го-го-го-го-го! У-у-у-у-у-у-у-у!

 

Михаил тихо стоял в сторонке, в углу лоджии, автоматически пил пиво и пережёвывал кальмар. Он бы сразу покинул ристалище, но вздорная пара милых перекрыла собой выход и, не переводя духа, то ли бранилась, то ли тешилась…

 

Добрейшая фея по имени Алёна, как и положено, появилась в самый нужный момент, крик и стенания грозили разрушить не только основную вселенную, но и с таким усилием организованное застолье! Она со счастливой улыбкой быстро отодвинула Людмилу вглубь балкона, решительно, но мягко подхватила за локоток Кирилла и сладостным речитативом запела:

 

– Кум, да, ты чего? Дружочек, да, ты посмотри – шикарный наряд, а попка–то очень даже очень! Это в нашем-то возрасте, – она непринуждённо хлопнула подругу по вполне аппетитным ягодицам, ещё и за талию обхватила взбудораженного мужика, слегка прильнула к нему и уже с укором обратилась к своему мужу: – а ты куда пялишься, это не твоё! На чужой каравай рот не разевай, да, Кирилл? А то набегут!

 

И всего-то стоило! Ураган улёгся, как небывало, Людмила заулыбалась, двумя расписными ноготками потрясла британский флаг, охлаждая грудь, и тоже достала сигарету.

 

– Ты понимаешь, мы семь лет на заочном учились! Да-да, именно мы, а кто тебе всё оплачивал, возил туда-сюда вечерами? Чего лыбишься? Алёна, а где выхлоп? Понимаешь, и так во всём! Так всегда! Как будто мне больше всех нужно, – возмущение ещё бурлило в душе мужчины, комплект обвинений ещё далеко не исчерпался, но жерло Везувия окатили угодливой лаской, и пламя сочло за благо утихомириться до поры, тем более, что родная жена открыла пиво, отхлебнула сама и передала баночку мужу – вполне своевременный жест…

 

– Иди уже переодевайся, оболтус! Рубашка там розовая на стуле, я достала, – кто прилюдно станет мириться-целоваться… И когда супруг исчез в спальне, добавила: – если мы едины – мы непобедимы, – после чего подруги звонко, без стеснений и победоносно рассмеялись, не обращая внимание на Михаила.

 

Второго отца семейства подобный расклад вполне устроил! Он ещё в самом начале ссоры с радостью бы улетучился куда-нибудь подальше! От повышенных тонов хотелось стать совершенно невидимым или хотя бы закрыть уши мозолистыми ладонями, вырезать из жизни позорный для всех, лишний, досадный фрагмент. Но вот в пору малолетства подобные «шалости» редко сходили с рук, за отказ от восприятия назидательных материалов семейный вождь и кровный гуру вполне мог прибегнуть – на вполне законных основаниях – к иным, более радикальным методам презентации своего драгоценного и непревзойдённого опыта. В пору же младых ногтей рефлексы вырабатываются быстро и – часто – навсегда, поэтому Мишель в момент отчаянной ругани, не провоцируя оппонентов, всего лишь степенно пил благородное, золотистое пиво, пережёвывал замечательную стружку из тихоокеанского кальмара и невозмутимо созерцал доступный сектор залива Петра Великого.

 

Кумушки ещё несколько минут о чём-то пошушукались, опорожнили одну на двоих баночку и отправились на кухню изымать из жарочного шкафа сказочную жар-птицу без головы и перьев, но с чудесной корочкой и в клубах волшебного благоухания. Жучке магические красоты моря не были доступны из-за неудачи с ростом, а смеренный муж любимой хозяйки, зацикленный на движениях челюстей и рук–манипуляторов, не интересовал тем более. Сука повторно внимательно осмотрела лоджию и, не предвидя себе достойного применения, благоразумно удалилась поближе к трапезе. По пути она столкнуться с повеселевшим Кириллом, который облачился в строгие чёрные брюки с идеальными стрелками и в рубашку цвета зрелого фламинго.

 

– Стоим? Пьем? Уже пора по рюмке опрокинуть, да, оставь ты пиво, ещё вернёмся. Пошли, пошли…– улыбнувшись, добрый товарищ кивком повлёк дружка к праздничному столу, – у Петровича, ну, начальника, я рассказывал, телефон вне зоны… Едет что ли? Он загородом живёт, отправил смс… Ладно, пошли! Тётки уже сидят!

 

У Всеволода, наконец–то, отобрали планшет и усадили рядом с девочкой, которая, не дождавшись галантности от сверстника, наложила самый себе лёгкий салат без следов майонеза и плоти – фигура, однако! Парнишка же наоборот накидал в тарелку груду разных мясных изделий, покрыв её селёдкой под шубой, после чего достал припасённый смартфон и вернулся в сеть. Мамки подростков тоже уселись вместе, ожидая мужей, они налили в фужеры красного вина и без тостов принялись цедить-смаковать тёмно-алый напиток.

 

Подвисший было Михаил так и не расстался с баночкой пива, он автоматически прихватил и щупальце кальмара, которое положил рядом с вилкой и кусочком бородинского. Но вид белой горы из толчёной картошки в клубах испарений и с вкраплениями драгоценных шкварок, а также нарочито резкий запах уссурийского коньяка кого угодно заставят жить и дышать полной грудью! А тут ещё левее от хлебных развалов скромно примостились маринованные грибочки, прикрытые колечками лука и сдобренные оливковым маслом, за ними скучали в слезе кроткие кружочки домашних огурчиков пряного посола, а вот кто-то благоразумно сложил вместе чужестранные оливки и маслины – на любой вкус! Дух жаркого мешался с ароматом домашних пирожков и копчёностей, утром смолотый корень деревенского хрена, приправленный лимонным соком, придавал букету пикантности, ему вторил чесночок из кровавой аджики и свежей овощной нарезки. Поджидали своего часа и две глубоких тарелки с холодцом в седых разводах студёного жира, и неровные, бугристые свиные отбивные в томатном соусе, и аккуратные ломти обжаренного лосося, и ещё чёрт знает что, на что хватило средств и фантазии с умением. Ярко-оранжевая игра горбуши под веточкой петрушки нахальным образом попыталась соблазнить честную компанию, но её изысканный вкус и янтарный блеск оставят на потом – в краю тигров и багульника она блюдо не новое и не самое редкое. Стол же благоухал, играл красками, как принято, ломился и был готов! На кухне же остывала чудная птица, запечённая с яблоками, а в холодильнике, под воображаемым лозунгом «Привет экономическому кризису», томился непомерный и непревзойдённый торт Наполеон!

 

Главы семейств – опытные бражники – прежде ухватили по приличному куску от грандиозного сооружения из картофеля, добавили что-то из колбасных горок, естественно, солёного сальца и по паре пёстрых салатов.

 

И вот настала пора насыщения, её даже не успели поприветствовать, как следует, она вломилась к столу в самую нужную точечку, в самую заветную минуточку, и, отогнав глумливый призрак костлявого голода, победоносно подмигнула гостями и хозяевам, и… И шоколадная струйка коньяка торопливо зажурчала по рюмкам, их скоренько подняли без лишних хлопот, вспомнили нечто про благополучие, хорошее настроение и многие лета, хрусталь звякнул, мужики с наслаждением крякнули, их подруги ненаглядные удивлённо охнули, разочарованные же детки вернули на скатерть бокалы с остатками безалкогольного морса. Забылись обидные речи, забылся британский флаг, сволочь начальница и даже Жучка! Честь отдавалась всему, посуда и столовые приборы звенели, лязгали, скрежетали, слов на первом этапе произносилось не много, лишь: «подай… того салата… подложи…», рты трудились неустанно, перемалывая продукты, но бастионы закусок ещё сдерживали натиск, хоть оборона их уже потеряла и должную стройность, и правильные формы, и красоту, и праздничный лоск.

 

Но вот вальяжная сытость, в конце концов, приструнила начальный ажиотаж и лихорадку. Тосты стали более продолжительными и велеречивыми! Вспомнили добрым словом и милых дам, и родимых деток, и их досточтимых родителей, естественно, а ещё тех, кто в море, кто за рулём и ещё кого-то из прекрасного далёко! И тут, ко второй половине бутылки, Кирилл, ущипнув супругу за седалище, попытался произнести что-то грузинское, взрослое о мужском здоровье, что-то весьма витиеватое и с многоплановым смыслом, но Людмила пресекла попытку, заявив в полголоса:

 

– Тут же дети, – и продолжила, обращаясь ко всем, – ну? А как там наша утка? Дружочек, давай ка начинайте разделывать, она уже остыла. Можно!

 

Мужики, картинно потирая руки, ухмыльнулись, ещё раз налили, чокнулись, выпили и отправились на кухню терзать и калечить благоухающее произведение поварского искусства – главное блюдо текущего пира!

 

– А вы что сидите такие насупившиеся? Сева, поухаживай за девочкой, – Алёна как–то по-особенному посмотрела на сына, пытаясь, видимо, меж строк передать им одним понятный смысл.

 

– Какая я вам девочка, я – девушка давно, – теперь уже сверстница Всеволода отправила взглядом послание, которое сообщило собравшимся какой-то иной статус-кво.

 

– Угу, девушка! А я тогда кто? Мужчина в самом расцвете сил? – шутку молодого человека никто не оценил, и он вновь занырнул в очередной сегмент глобальной паутины.

 

Тут телефон, лежащий на подоконнике, ожил, запел гимн РФ, на экране высветился государственный же флаг РФ, но почему-то с гербом СССР. В комнату вбежал Кирилл с приподнятыми, согнутыми в локтях руками с небрежно закатанными рукавами; на пальцах, как положено, лоснился жир. С хозяином дома в комнату прибыли Миша, словно тень отца Гамлета, за мужчинами следовали густой дух кулинарного шедевра и Жучка. Все, естественно, сглотнули…

 

– Ага! Это Геннадий Петрович! Люда, включай на громкую и постой рядом со мной. Видишь, руки…

 

Барышня, не мешкая, выполнила поручение и застыла рядом с супругом, из трубки раздался приветливый баритон…

 

– Алё! Вы мне прислали смс минут сорок назад. Не могу понять, что и к чему, где меня ждут! Вы кто, вообще? Извините, – человек на том конце явно недоумевал.

 

– Геннадий Петрович, здравствуйте, – энтузиазм в голосе короля бензоколонки буквально клокотал, – это Кирилл Александрович с Седанки. Вы были у нас во вторник, мы договаривались, я вас пригласил в гости с женой. Вы ещё сказали, что в пятницу не можете, и мы всё перенесли на субботы. Помните? Вы сказали – как это – с достаточно большой степенью вероятности приедете. Вспомнили? Мы ждём! Все люди приличные и моя Людмила, вы знакомились, когда нас в ресторане собирали в прошлом месяце.

 

Честная компания замерла, ожидая согласие на пришествие! Однако, глас невидимого собеседника вдруг волшебным образом переродился, нотки заинтересованности и участия сменились на скучающий тон с менторской примесью.

 

– А, Кирилл Александрович! Я вас помню, конечно, ну, как же! И разговор наш помню. Но разве я чётко сказал, что буду? Что–то не припомню. Вообще, если честно, у меня куча личных дел. В том числе и с супругой, которую вы любезно пригласили вместе со мной. Ещё вот ребёнок есть, тесть с тёщей на огороде, за ними ехать вечером, а масло в машине не меняно, и собака бегает по двору! Понимаете?

 

– Сука? – Кирилл тут же испуганно осёкся… Челюсти женщин, как по команде, отвалились, глаза безучастного Всеволода вернулись в реальность, девушка язвительно хихикнула, а Михаил, предвидя неприятности, опять стал искать взглядом своё пиво и незабвенный щупалец кальмара. В телефонном разговоре наступила неуютная пауза…

 

– Кто сука–то? – господин уважаемый директор по экономической безопасности, похоже, принял странный вопрос подчинённого на свой счёт…

 

– Нет, нет, нет! Вы не поняли! У нас тут компания! Я не про вашу жену, – со стороны, звучащий из телефона глуховатый баритон без наличия субъекта, а также склонившийся к смартфону, бормочущий Кирилл, воздевший к потолку руки, согнутые в локтях, могли бы напомнить непосредственное и удивительное общение с самим Господом, но всё было прозаичнее…

 

– Тёща?

 

– Теща? Чья? Ваша? Нет, конечно! Я не знаю, вам виднее! У моей мама умерла в детстве, я её не застал… Я о другом!

 

– Так кто сука тогда? Я что ли? Неплохо! Объяснитесь, будьте любезны.

 

– Геннадий Петрович, да, что вы! Понимаете, мы тут собрались все, ждём вас. У нас есть одна собака – она точно сучка! Сучка друзей. Такая маленькая, бесхвостая… Вот я и спросил – у вас тоже сука? Или кабель?

 

– А! Теперь понятно. А я уж надеялся, что и вы знаете мою тёщу. Много выпили сегодня?

 

– Я? Нет! Да что вы! Мы только сели, так по паре рюмок опрокинули. Говорю же – вас ждём, не разворачиваемся. Приедете?

 

– А кто тёщу–то в город доставит?

 

– Ну, так ведь можно на такси! Я компенсирую!

 

– Ладно, Кирилл Александрович, поговорили и хватит! И ещё обращаю ваше внимание – звонить мне в выходные можно лишь в экстренном случае. Я понятно изъясняюсь? – беседа, очевидно, подошла к концу, к неутешительному финалу, который меж тем лишил компанию ещё пары лишних ртов – хоть это утешило! Телефон же окончательно замолчал, российский флаг с гербом Советского Союза ещё какое–то время светились, но уже через полминуты поблёкли и пропали вслед за руководящим баритоном.

 

Народ, по своему обыкновению, безмолвствовал, собрание замерло совершенно, случайно воплотив дух знаменитого музея мадам Тюссо. Лишь Жучка, причислявшая себя к потомкам свирепых волкодавов, озадаченная наступившей тишиной и бездействием, что–то раздражённо тявкнула и принялась мельтешить. Её вздорная суета, однако, оживила, радостный было коллектив, первая заговорила Людмила:

 

– И что ты мне теперь скажешь? У него даже твоего номера нет! – издёвки во фразе не прозвучало, лишь оттенок неизбывного разочарования на грани презрения блеснул искрой да растаял, но и он опалил щеки и без того уязвлённого любителя «левого» бензина. Не будучи благородным идальго, погрустневший Кирилл шмыгнул носом и неспешно, как в замедленном кино, опустил–таки руки, пытаясь вытереть ладони об идеально отглаженное полотно розовой рубашки, чем спровоцировал нервный окрик супруги, – что ты вытворяешь, чурка!

 

Но дядька не обратил внимания ни на раздражение жены, ни на сучку Жучку, ни, вообще, на кого бы то ни было из честно компании. Не расставаясь с мученическим выражением лица, владелец 58 м жилой площади и ещё чего–то очень важного покинул друзей и родственников, дабы окончательно разделаться с уткой. Михаил счёл за благо остаться в зале, сел на своё законное место и опять принялся за пиво с кальмаром, игнорируя остальные блюда, чего не скажешь об остальных. Они, оправившись, тихонько продолжили поедать порезанное, пожаренное, замешанное, закопчённое, замороженное и просто приобретённое. Запивалось всё вином, коньяком, морсом, но уже в вольном режиме – самостоятельно и без тостов, а также без былого энтузиазма, который испарился словно тот флаг на экране смартфона, оставивший после себя лишь чёрную пустоту…

 

Кирилл вернулся из кухни минут через десять, на нижний отдел его физиономии улыбка была буквально натянута, в то время, как её верхняя часть, казалось, жила другой, более бурной жизнью и принадлежал иному существу – человеку ожесточённому, даже взбешённому, правда, ещё сдерживающему бурю эмоций.

 

– И что притихли, а? – он, стоя, взял чей-то пустой фужер и налил до краёв коньяка, – выпьем что ли, дорогая жена, доченька и гости с сучкой?

 

Миша незамедлительно выставил для чоканья незабвенную баночку с пивом, все остальные опять замерли.

 

– Ты чего тянешь? Мишель ты мужик или баба, налей себе хоть водки, что ли! А то, вон, у детишек морс есть, а?

 

Привычный Михаил традиционно ощутил себя жертвой и на всякий случай стёр с лица изображение счастья, после чего кротко опустил взор к кальмару и затих. Кирилл же, спугнувший единственного собутыльника, залпом выпил коньяк, потрепал по головам обоих подростков, опять показал Жучке козу и удалился на кухню.

 

– Мама! – девочка-девушка глазами полными слёз с надеждой и вопрошающе смотрела на матушку свою, – опять, мама! Сделай что-нибудь… пожалуйста…

 

Мать решительно встала из-за стола и, извинившись, отправилась за мужем, прикрыв за собой обе двери. Собрание напряглось, никому не хотелось так бесславно завершать едва начавшееся пиршество, тем более, что бастион из закусок, не смотря на потери, выглядел весьма впечатляюще, да, и расчёт был на более длительное, а, главное, приятное времяпровождение. Но адреналин в крови обиженного витязя от бензоколонки, замешанный на тестостероне высочайшей пробы, имел другое мнение, он не желал сдерживаться, ему срочно требовался враг, растерзанная утка с яблоками в расчёт не бралась…

 

– Чего припёрлась? Помочь удумала? У меня всё готово, как видишь! – конечно же, изолировать кухню не удалось, и безмолвствующий народец с надеждой ловил звуки семейного раздора.

 

– Кирилл, мы с тобой уже столько раз всё это обсуждали! Давай, хватит! Пошли к гостям, – возможно, русская женщина и, в самом деле, «… коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…», но вот справится с пьяным мужем, ей удаётся редко. И стоит ли? Да, и как ты сдержишь тех, кто до Парижа и Аляски дошёл! И дальше бы отправились, если б энергию и силушку неуёмную добрые либералы из своей же братии с друзьями из священного далёко не направили вовнутрь, где они и резвились от души весь двадцатый век, словно малыши в песочнице, пытаясь разрушить то, что строилось более тысячи лет.

 

– Да, я пойду к гостям, а ты тут сиди, сейчас люди поедят и грязные тарелки подносить будем! Поняла, квочка? Кудахчешь тут, кухня – твоё место, стиральная машинка! Сейчас ещё пылесос вытащу, постирушками заняться не хочешь? Была ты курицей из пригорода, да, таки и осталась курицей со своим купленным высшим образованием! Я понятно изъясняюсь? – тирада, усиленная фразой из финала речи, безусловно, уважаемого Геннадия Петровича, произвели на Людмилу должное впечатление, и пощёчина получилась звонкой и даже сладостной! Последовала короткая возня, какие–то вскрики, смешки, дурашливые упрёки и обзывания. Все облегчённо вздохнули…

 

Напрасно!

 

– Я тебе сказал – сиди тут, дура!

 

Хлопнула одна дверь, другая, и в зале с победоносным видом в розовой рубашке со следами от птичьего жира появился доблестный муж жены-квочки, обесчещенный чуть ранее словом почтенного руководителя, но сумевший реабилитироваться в схватке с законной супругой, хотя алая щека свидетельствовала, что битва носила переменный характер. В обеих руках, как бы взвешивая, не очень благородный и, видимо, совсем не патриций нёс по большому, рваному куску жареной утки, один из которых дядька аккуратно положил себе, а второй протянул Михаилу.

 

– Будешь? – Миша даже рта не успел раскрыть, как в его тарелку, в обмякшую картошку, в салатную жижу плюхнулось мясо с торчащим гребнем разломанных рёбер. Прожаренные лохмотья кожи, отделившись от общей массы, сползли прежде на белую скатерть в голубых розочках, а после бесформенным бугром подобрались и к краю стола, где замерли, частью перевесившись, – ешь давай, дружище! Извини за этот бардак, надоело всё! Периодически нужно их взбадривать… узду никто не отменял, а то на шею сядут.

 

Михаил даже не смотрел, он как–то отстранённо созерцал несуразное, затихающее шевеление жирной плоти, которую предложили скушать, которую вожделел ещё часа назад – аппетит куда–то пропал. Весомый фрагмент разодранной птицы выплеснул из тарелки буроватый сок в грязных разводах майонеза, брызги разлетелись веером, часть попала на Мишину пёстренькую рубашку, часть измазала ему лицо, посуду, бутылки, диван, что–то угодило и на новое в маках платье Алёны. Череда из капель пролегла от её правого плеча до левой груди и перешла на рукав.

 

– Кирилл, ты сума сошёл! Чего творишь–то! – женщина вспылила, встала, не пытаясь вытереть образовавшиеся кляксы – они росли, соединяясь в широкую полосу ржавого цвета.

 

– Да ладно! Скидывай свою распашонку, сейчас Людка халат принесёт, она как раз стирать собралась! Квочка, ты где, чего застряла там? Иди, обслужи подружку! Где официантка – я спрашиваю?

 

Михаил же, получив указание, принялся ковырять брошенный кусок вилкой, правда, делал он это как-то заторможено, уставившись в точку на противоположном конце стола.

 

– Папа! – это уже Всеволод вскричал возмущённо, обескураженный действием отца, – ты что собака?

 

– А кто он, по-твоему? Собачка, как Жучка твоя! Два сапога – пара! – Кирилл расхохотался во весь голос, счастливый от собственного остроумия!

 

Девочка всхлипнула, в голос заплакала и бросилась к матери на кухню, с которой и столкнулась в дверях. Та, в свою очередь, налетела на супруга и принялась лупить его фартуком, пытаясь то ли лишить права на победу, то ли отомстить за слёзы дочери, за подругу, за Мишу и за весь испорченный пир-горой. Часть ударов случайно досталась и гостю, он оставил в покое утку, отложил в сторону вилку, отодвинулся, вжал голову в плечи до предела. Опять захотелось отгородиться от шума и неприятностей. Для этого подошли бы мозолистые ладони или чтение какого-нибудь журнала или хотя бы газетёнки. Так бывало в прошлом, когда отец, распалённый собственными нравоучениями, переходил на истошный крик и стенания, которые из поруганий моральных грозили перерасти в физические – тогда спасали ветхие книжки-учебники и тетрадки с множеством помарок и с не самыми лучшими отметками, но спасали… Да, возможно, батюшка родненький за процессом обучения видел смирение, естественно, необходимое всем грамотным людям, и оно одно могло утихомирить беспощадные смерчи и буруны из непререкаемых постулатов, добытых инженером в неравных боях с этой жизнью бушующей, в которой мальчугану, впрочем, места не будет, по его мнению…

 

В это время Алёна всё же скоренько очистила, как могла, как получилось, платье салфеткой. Теперь и её лицо ожесточилось – она взяла бразды правления над собственным семейством в свои крепкие женские руки и решительно скомандовала:

 

– Так! Все! Мои встали, мы уходим! – Всеволод незамедлительно поднялся и, не оглядываясь, пошёл в прихожую, за ним понуро засеменила Жучка. Она ещё не разобралась в причинах возникших волнений, но древнее чутьё волкодава подсказало искушённой собаке, что её трапеза в данном помещении, определённо, переносится на другой день. Михаил, преодолев внутреннее торможение, не расставаясь, однако, с пивной баночкой, тоже направился к выходу. Оказавшись за спиной у супруги, сгорбленный мужичонка обернулся и чуть слышно вымолвил:

– Ну, Кирилл, зря ты так! Мы бы что-нибудь придумали... и без него…

 

– Да, что ты понимаешь! Валенок! И валите все из моей хаты! – он уже держал руки Людмилы своими лапищами, а та извивалась, силясь, словно очумевшая куропатка, вырваться из супружеских силков.

 

– Придурок, отпусти! Алёнушка, Миша, Жучка, подождите, я сложу вам утку, ещё что-нибудь! Да, дай ты, я провожу гостей, урод! Отпусти, тебе сказала!

 

– Нет, Люда, мы пойдём! На работе поговорим… Всё! До понедельника! – находясь в арьергарде своего выводка, женщина не смогла сдержать Кирилла, который бросил супругу и ринулся всей своей стокилограммовой тушей в прихожую.

 

– Мишель, ты куда? Мы же ещё и не выпили по-человечески. Мы же договорились ещё тогда – сегодня отдыхаем, а в воскресенье ты придёшь ко мне в гараж, будем погреб рыть. Слышишь! Погреб! Для нас для всех, на две семьи! Забыл что ли? Что не будешь? И ты с ними! – бугай уже достал воротник товарища, уже вцепился, потянул, ткань затрещала… Но тут за отца вступился Сева, он неожиданно напал сзади на короля бензоколонки, обхватил рукой за шею, шипя сквозь зубы:

 

– Отстань, мразь, задавлю! – теперь испугалась Алёна. Дикие глаза мальчика – не смотря на виртуальный омут, всё же завсегдатая тренажёрного зала – не обещали ничего доброго!

– Сынок, сыночек, всё, всё! Он не будет! Всё, отпусти, мы уходим!

 

– Кирилл, я приду, я не брошу тебя, дружище, ты чего! Я всё помню, я не брошу! – отчаянная тирада, выпаленная как из пулемёта, на пару секунд утихомирила пошлое действо. Никто не ожидал от Михаила столь смелого заявления… он же, раздвинув сгрудившуюся массовку, гордо прошествовав к столу, победоносно, со стуком поставил-таки пивную баночку, положив рядышком и обкусанную плоть кальмара, после чего гордо резюмировал:

 

– Вот так!

 

Женщины, улучив момент, прижались друг к другу спинами, став неприступной баррикадой меж двух сторон, где молодые глаза налились кровью не меньше чем белки взрослого соперника, и не будь рядом матерей, мальчик бы не сдвинулся с места! Сдох бы, но не отступил! Вот отсюда и Париж, и Аляска…

 

Эвакуация, в конце концов, завершилась, лифт вместил разом весь боевой отряд и, щёлкнув дверьми, зашуршал на первый этаж. Жучка, вырвавшись на оперативный простор, облаяла разноцветных голубей, пару карапузов с маманьками и весь белый свет, но, увидев сосредоточенность членов своего клана, без традиционного окрика замолчала и гордо возглавила угрюмую, молчаливую колону.

 

Погода, вторя семейству, грозила напрочь испортиться; вечный прибрежный шалун-ветерок – обладатель несносного характера – с чего-то тоже осерчал в тот злополучный день. Проказник набросился на рекламу, зашумел в ветвях тополей и в кронах маньчжурского ореха, растрепал, запутал волосы прохожим, при отсутствии плащей и зонтов, покусился на лёгкие платья и юбки свободного покроя – бесстыдник норовил приподнять всё это, дабы лицезреть самому и показать кое-кому заветное, но и прикрытое, однако. Забава с одеждой затянулось, интересная идея не особенно–то воплощалась, приморские красавицы – скромницы поголовно и от рождения – следят за приличием, хотя и монашеством не увлекаются. Видимо, поэтому где–то далеко была найдена впечатляющая иссиня-чёрная туча. Её праздное блуждание над просторами Тихого океана прекратили и направили в сторону Владивостока, чтобы пролить неистово на город и жителей запас драгоценной в иных местах влаги! И она таки, хмурясь и фыркая электричеством, уже приблизилась к месту грядущего ненастья.

 

К моменту выхода команды из жилища друзей небо заволокло на треть, но и оставшийся обширный участок выглядел неблаговидно – его мудрёную глубину и спесивую синь изрядно подпортила сорванная листва, бесцельно снующая в неистовых потоках, к ней тут же присоединились всякие бумажки, разный прочий мелкий вздор и мусор. Во всю эту воздушную круговерть и карусель вклинилась, невесть откуда взявшаяся, стайка безумных голубей, устроивших ещё больший и, разумеется, глупейший хаос в преддверие неизбежного.

 

А тут уже и проспект показался, вот и светофор зажёг нужный глаз, но Алёна, сокращая путь, рискую сломать каблуки, сама соскочила на неверную дорожку и, пригнувшись, отправилась под мост. Жучка не поверила своим глазам! От удивления собака даже остановилась, озираясь, – верно ли, что это именно её хозяева отправились в то заветное место, что так зовёт, так манит круглый год… Но в пределах видимости других людей не оказалось и животинка, не мешкая, скользнула навстречу своей мечте! Но и там оказалось не всё так просто…

 

По каменистой тропке – первые метров десять – пришлось идти в духоте, согнувшись, разгоняя гнус и раздвигая дородную в паутине полынь, однако, ближе к середине прохода своды моста приподнялись, позволив выпрямиться. За поворотом заросли внезапно расступились, и семейство увидело импровизированный бивуак бездомных. Его заполняли всяческий хлам и отходы – рваные пакеты, какие–то коробки, тряпьё, битое стекло и множество пластиковых бутылок всех размеров и качества. Ближе к одной из бетонных опор находилось кострище с кучкой потухших головешек, вкруг хозяева расположили нехитрые лежанки, сооружённые из разношёрстых фрагментов диванов и кресел, чуть поодаль, ближе к ручью, стояло трюмо с половинкой облезшего зеркала. Подлинные жители стойбища отсутствовали, впрочем, за всей этой рухлядью обосновался мужчина в форме полицейского, и он мочился. Представитель силовой структуры делал это в сторону граждан, с неподдельным, где-то даже детским интересом наблюдая за процессом.

 

Измождённая в ходе пира и его последствий семейка оторопела, но они удивились ещё больше, когда увидели чуть правее от первого и второго блюстителя порядка только женского пола! Барышня, повернувшись спиной к увлечённому напарнику, и подбоченившись, очевидно, ожидала коллегу. Парочка вида была совсем юного, неофицерского состава – обычный городской патруль, которых везде много, и которые, подобно ядерному щиту РФ, прежде всего своим наличием наводят страх и вводят в трепет беззаботное и озабоченное хулиганьё. Однако, проверять паспорта у узбеков их натурально обучили, ещё они могли сопроводить куда-то уж очень пьяного товарища или пожурить автобусного безбилетника. Разумеется, огнестрельное оружие им никто и не помыслил бы выдавать, дабы местная шпана не отобрала. Конкретно во Владивостоке их с незапамятных времён именуют бамовцами, хотя к доблести Байкало-амурской магистрали служивые не имеют никакого отношения!

 

Именно эту парочку, для обороны себя и правового порядка снабдили лишь резиновыми дубинками. Полученные от сурового начальства авторитетные аксессуары вида были грозного и непомерного настолько, что, складывалось впечатление, будто отроков в форме пристегнули к ним в надежде на вырост. Примерно также на мужской особи смотрелись ботинки с высокими голенищами на шнуровке. Обувь была где-то на два размера больше необходимого, как и мешковатая форма, безуспешно заткнутая, подобранная и всё же в обидных складках. В то время как девушке удалось, вероятно, самостоятельно аккуратно подшить–подштопать стандартное форменное безобразие под собственную фигуру, которая у барышни была вполне приличная и, не смотря на невысокий рост, в своё время нужные гормоны совершили правильные действия. Грудь настырно топорщилась под чёрной материей, осиная талия, утянутая ремнём, подчёркивала достойную крутизну бёдер, изначально предназначенных исключительно для кардинального решения демографических проблем на русском Дальнем востоке.

 

– А, ну, стоять! Кто такие? – эхо под мостом испугало и саму командиршу-полицейского, и Жучку, уже спешившую к пареньку для знакомства, который, в свою очередь, увидев посетителей да ещё в таком количестве, прервал процесс в самом разгаре и теперь смущённо запихивал, застёгивал, оправлялся.

 

– Мы мирные путники, и у нас нет оружия, – после неприятной развязки застолья, органы правопорядка, представшие во всей своей природной красе, позабавили Всеволода.

 

– А вас, молодой человек, никто не спрашивает! Я обращаюсь к старшим!

 

– А если я не с ними?

 

– Сева, не умничай! Девочка, мы просто идём из гостей и никого не трогаем. Скоро начнётся дождь, мы спешим. Извините, – это Алёна, увиливая от очередной неприятности, попыталась усыпить бдительность патруля, она даже сделала ещё пару шагов по направлению к дому.

 

– Какая я вам девочка, я – полицейский! Полицейская… – молодка на миг задумалась. Великий и могучий не позволили женскому экземпляру из внутренних органов однозначно идентифицировать себя, – Вы слышали, что я сказала? Стойте на своём месте!

 

– О! Понятно! Ещё одна! Уже слышали! – девушка про давешнюю беседу с дочуркой друзей не ведала и не поняла смысла иронии, но Всеволод ей как-то сразу не приглянулся, и последовало новое указание:

 

– Так, а вы молодой человек отойдите в сторону, я вам говорю!

 

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – парень, уже открыто потешаясь над полицейскими, со смехом повернулся к родителям.

 

– Ага, сейчас! Помечтай! Он несовершеннолетний и останется с родителями. Какие у вас к нам претензии? – Алёна ни за что бы не оставила своего сыночку этим недозрелым органам той самой власти, за которую честно и прилежно голосовала каждый божий раз, игнорируя и порицая всякие сборища, единогласно осуждаемые отечественным телевиденьем.

 

Но тут в пререкания вступил юноша-полицейский, он уже всё надёжно спрятал и застегнул.

 

– Это у вас пиво? – и, не рассчитывая на ответ, добавил, – а вы знаете, что распитие алкогольных напитков в общественных местах запрещено?

 

Алёна взяла неоткрытую баночку ещё в момент презентации Кириллом степени своего возмущения, да так и не рассталась с ней, автоматически не выпуская из рук. Сейчас же она, окончательно растерявшись, и, озадачив даже Жучку, невозмутимо открыла и принялась цедить янтарный напиток.

 

– Ага! Это общественное место? Вы так считаете? – Всеволод вступился уже за мать.

 

– Да, конечно! Место, где мы находимся, является рекреационной зоной, что отражается в соответствующем постановлении главы города. Будем проверять в отделении?

 

– Так! Мы всё поняли – бросаю банку. Нет, поставлю аккуратно на трюмо, а то опять начнётся!

 

– Алёна придержала подол рукой, от ручья вдруг засквозило, тугой поток поднял облачко пыли и золу, все прикрыли глаза, а Жучка возмущённо чихнула. Текущие разбирательства собаку трогали мало, блуждая по бивуаку с опущенной мордочкой, она с головой ушла в изыскания, вынюхивая самые тонкие нюансы в истории чудесной вони – перед ней лежало самое невероятное повествование, оформленное в толстый фолиант с множеством цветных литографий и с вполне различимым шрифтом!

 

– Документы приготовьте, пожалуйста, – девушка решила всё же настоять на своём, правда, ещё не совсем понимая, в чём это своё заключается и куда может всех завести.

 

– А что, ввели военное положение или комендантский час? – Всеволод, однако, тоже не желал уступать…

 

– Вот мой паспорт, а это мой сын и мой муж. Документов у них с собой нет, – Алёна хотела скоренько отделаться от назойливых блюстителей порядка и стабильности.

 

– Значит, они пойдут с нами!

 

– Нет! Мальчик пусть идёт с матерью, а вот гражданин проследует с нами в отделение для составления протокола, – полицейский мужского пола оказался более благоразумным, чем его напарница. Кому нужны проблемы с несовершеннолетним приличного вида и без явных признаков опьянения.

 

– Собака? – Сева с усмешкой смотрел на оппонентов.

 

– Кто собака? Молодой человек, как вы себя ведёте! Что вы себе позволяете? – девушка от возмущения даже за своё вооружение схватилась обеими руками, – но несовершеннолетний без всякой улыбки и примирительно пояснил:

 

– Вы не поняли! Я не про вас – хотя собачка тоже сука. Вы её тоже арестовывайте? У неё нет документов ни с собой, ни дома – страшно подумать.

 

– Так! Всё! Идите, женщина, и сына своего забирайте… и собаку, разумеется, – парень придержал руки коллеги. Он явно был главным в их тандеме!

 

– Как же так? Мы уйдём, а вы его куду-то утащите, и что будет дальше? А может… я сюда паспорт принесу? Договоримся? – отстояв сына, Алёна не желала расставаться с супругом. А ещё в тени колченого трюмо она обнаружил трёхлитровую пластиковую бутыль с изображением трёх же улыбающихся, довольных рож, и она была до краёв наполнена пивом! Совершенно точно – пивом! О чём дядька пытался шёпотом сообщить жене, которая, увлечённая словесным противостоянием власти, отмахивалась прежде от него.

 

Но договариваться не пришлось. Полицейские переглянулись, парень украдкой глянул в сторону припрятанной ёмкости, с тоской сглотнул слюну… На том и постановил:

 

– Ладно! Просто идите. Все уходите! А вы, гражданка, больше не нарушайте!

 

Семейство, уже было, отчаявшись, повеселело, Михаил оставил в покое ухо супруги, Всеволод согнал грусть с лица, и лишь Жучка, увлечённая чтением чужой, но захватывающей книги жизни, ещё не поняла, что ознакомление с очередной главой будет безжалостно прервано. Алёна, не мешкая, начала движение и, проходя мимо девушки полицейского, чуть слышно обронила: «эсэсовцы». Слово – не воробей! Барышня в чёрном мундире и с такой же бейсболкой, действительно, походившими на вражескую форму времён фашисткой оккупации, как–то нервно дёрнулась и заорала:

 

– Что? Что ты сказала, мразь? Это кто эсэсовец? – она схватила женщину за плечо и что есть силы рванула в свою сторону.

 

Алёна не удержалась на высоких каблуках и упала, больно ударив пятую точку и подвернув левую лодыжку – женщина рефлекторно заморгала, сморщила лоб и так и замерла с растерянным лицом, с расставленными позади спины руками. К ней тут же метнулся сын, стал поднимать, успокаивать. Жучка же в течение получаса повторно остолбенела – как плохо, оказывается, она знала людей! Собака не поняла, что ж это хозяйка – самое стабильное в её жизни – могла так упасть, оказавшись аж на уровне почвы, не иначе засим скрывался некий потаённый замысел, к примеру, она тоже заинтересовалась великолепной гаммой дивных запахов от гнили и разложений. Мишель, по своему обыкновению, в первый миг сжался весь, стал чудным образом занимать меньше места во вселенной, но это лишь на какой-то десяток секунд, после чего, как бы очнувшись, медленно нагнулся, но не к жене, а к увесистому, замшелому булыжнику. Камень он грубой пятернёй буквально вырвал из утоптанной почвы и с видом совершенного зомби, неторопливо направился к представителям власти в чёрном.

 

– Всеволод, Всеволод, Миша! Да, останови ты его! Михаил, не надо! – смертоубийство не входило в планы прилежной труженицы и заботливой хозяйки, она сама попыталась сделать шаг, но предательский туфель нелепо вывернулся, и красавица вновь оказалась на земле, в той же позиции.

 

В жизни Михаила однажды уже возникал именно такой камень – замшелый осколок скалы с острыми краями, неуютно лежащий в руке. Вернее, их было несколько в тот далёкий солнечный день – порядка десяти…

 

* * *

 

В жизни Михаила однажды уже возникал именно такой камень – замшелый осколок скалы с острыми краями, неуютно лежащий в руке. Вернее, их было несколько в тот солнечный день – порядка десяти…

 

Если у тебя рождается первенец, после счастья и алкоголя, естественно, наступают будни, которые быстро отрезвляют вонючими подгузниками, а также сообщают, что ты ровным счётом ничего не понимаешь в воспитании, что денег, как правило, мало, он же или она всё орёт, требует внимания и постоянных вложений. А ещё где-то в глубине сознания какая-то подлая часть душонки вещает, как свободно и замечательно жилось без этого всего, а ещё ведёт подсчёты, гласящие, что новая жизнь, рождённая или порождённая тобой, с каждым годом обходясь всё дороже, не желает входить в твоё неутешительное положение и не признаёт очевидных заслуг мамы или папы – мусор, например, не выносит вовремя, пыль не вытирает, а уж про огород и оценки и говорить не стоит! Это равнодушное нечто вступает в неразрешимое противоречие с природной любовью к собственному чаду и со стремлением упеленать его тёплой заботой, оберечь, сберечь эти носики, губки и кудряшки. Заткнуть бы, загнать бы поглубже ту, безусловно, подлую часть себя, но у нас ещё есть досточтимая память… Лучшим способом воспитания является собственный пример – так оно, похоже, и есть. Вот большую часть жизни мы его и копируем неосознанно – это такая подсказка, палочка выручалочка в новых ситуациях от тех взрослых, которые нас окружали в детстве, в первую очередь, конечно, родителей. Как-то так в своё время делали и они, и наши деды, и их деды, и прочие пращуры – сейчас это принято стыдливо называть скрепами. Именно они нас объединяют якобы, не давая вражеской подлости порушить самый большой осколок Российской Империи, а ещё позволяют жить, не особо задумываясь, на уровне рефлексов, что удобно, и оправдано наличием тех самых скрепов…

 

Тогда и появляются тёмные углы с гречневой крупой, широкие ремни с железными пряжками и желание подавить, уязвить и даже унизить этого несусветного и непослушного олуха. Много мы, однако, делаем ошибок в отношении первенцев, ой как много, иногда буквально на гране допустимого или даже за ней уже, увы! Следующим отпрыскам, как правило, такого не достаётся и чем больше их, тем режим становится менее репрессивным – приходит собственный опыт, нарабатываются более щадящие схемы, а некоторых посещает и осознание собственной неправоты, преступной неправоты. А вот лучшее в нас достаётся, конечно же, внукам! Есть версия, что будто бы безудержная любовь к ним оказывается своеобразным способом искупления прегрешений перед их родителями в далёком прошлом, признаваться и каяться в которых то ли стыдно, то ли по тем самым скрепам не принято.

 

Однако, сатисфакции такого рода не всем дозволяются… Отцу Михаила не суждено было увидеть внуков! Видимо, что-то уж слишком плохое вытворял инженер славянской национальности, раз где-то там наверху даже всемилостивые, всё прощающие вседержители не дали ему возможности при жизни загладить свою очевидную вину. Телеграмма о скоропостижной смерти папочки пришла ближе к середине второго года службы парня. Начальство, не задумываясь, оформило положенный отпуск, выдало необходимые деньги и, выразив соболезнования, отправило в родной Арсеньев без ненужных наставлений.

 

Процедура погребения заняла немного времени: гроб с усопшим из больничного морга коллеги с завода закинули на грузовик и, не заезжая домой, отправились прямиком на кладбище, где покойника уже ждала яма. Крышку не открыли почему-то, речей не произносилось, водку не разливали, казалось, всем скорее хотелось отделаться от красного ящика с его скорбным содержимым – жара в том сентябре в Приморье стояла несусветная, липкий пот заливал глаза и проступал на одежде в самых предательских местах! Комья глины из-под лопат сослуживцев гулко забарабанили по доскам. Миша то ли не знал о православных традициях, то ли нарочно, расстегнув и отложив в сторонку свой солдатский ремень, повесив на соседнюю оградку форменную фуражку, сам взялся за шанцевый инструмент – парень, похоже, не хоронил, а с каким-то особым самозабвением именно закапывал своего батюшку, и никто ему слова не сказал в упрёк…

 

К моменту окончательного оформления аккуратного холмика, практически все уже уселись в дежурный – от предприятия – автобус, мужики прибрали лопаты с ломами и, не дождавшись положенного горячительного или другого вознаграждения, уехали в город. Кроме парня остались мать и сестра, он посмотрел на них и спокойно сказал:

 

– Идите на остановку, я сам доберусь.

 

Будущий водитель автобуса в новейшей эпохе города Владивостока, действительно заботливый отец семейства и просто добрый человек стоял и смотрел на смесь подсыхающей земли с глиной. Молча стоял, недвижимо, как на карауле у памятника, лишь изредка отгоняя назойливых насекомых. Не знал Михаил, как сложится его жизнь в дальнейшем, да и кто из нас думает о таких мелочах в двадцать-то лет? Но вот чего никогда не будет у его детей, ему стало понятным именно в тот самый день, в том удушающем безветрии, наполненном звоном кузнечиков и жужжанием отвратительных зелёных мух. И когда это знание, сформировавшись, всплыло в сознании вечным кристаллом с чёткими гранями, солдатик в форме Советской Армии посмотрел на холм и вдруг испугался – сооружение почему-то показалось непростительно ненадёжным! Вот тогда-то и возникли те самые замшелые обломки тяжёлой скалы. Не взирая на царивший в стране повальный атеизм, именно из них, выбирая валуны потяжелее, молодой мужчина и выложил поверх свежей могилы каменный крест во весь рост усопшего. Когда работа была закончена, он отошёл от своего произведения на несколько шагов, как бы любуясь, но тут же вернулся и методично, с силой вдавил каждый булыжник в матушку сыру землю…

 

28 октября 2018 года

Владивосток