Prodigal Son

 

Вместо того чтобы дворецкому проводить гостя, Люциан Сомерсет сам

довел доктора Ньюсома по ступеням вниз до входной двери прихожей.

– Вы сообщите мне, если у отца за ночь наступят изменения в состоянии

здоровья? – спросил врач.

– Конечно, доктор.

– В противном случае я зайду или завтра днем, или через день.

Шестидесятичетырехлетний Фредерик Сомерсет, владелец огромного

состояния, лежал на большой кровати на втором этаже в хозяйской

спальне. Его младший сын Люциан оставался дежурить всю ночь над

телом умирающего отца. Он делал это не из-за чувства долга, а из-за

любви к единственному оставшемуся в живых родителю, так как мать

умерла еще пять лет назад.

В столовую для прислуги, находящейся в дальнем крыле особняка,

кухарка накрывала на стол. Бесс Одли, грузная повариха, приготовила

тушеного ягненка, которого так любили домочадцы. Поставив супницу в

центре стола, Бесс села рядом с экономкой Джоан Лэнсбери. Вскоре к ним

присоединились дворецкий Освальд Молси, который как старший по чину

занял место во главе стола, лакеи и горничные.

– Доктор Ньюсом ушел, – сообщил Освальд, когда Бесс передала миску

жаркого и кусок свежеиспеченного хлеба.

– Не думаю, что он много сможет сделать для бедного мистера Фредерика,

– произнесла Джоан.

– Лишь поддержит его.

– Помню, что, когда я впервые появилась в поместье Вудбери, –

задумчиво произнесла повариха, – мне было всего тринадцать лет. Мистер

Фредерик и миссис Алтея, да упаси Бог ее душу, были молоды, а сыновья

в то время еще маленькими.

– Говоря о детях, кто-нибудь знает, когда приедет господин Рэндольф?

Нужно ли приготовить ему постель на случай неожиданного появления?

Упоминание о старшем сыне Фредерика Сомерсета вызвало сомнение у

дворецкого, экономки и кухарки.

– Думаю, что разумно так поступить, – согласилась Джоан с недовольным

выражением на лице.

– Интересно, смог ли господин Люциан связаться с ним? – добавила Бесс.

– Кто знает, – ответил Освальд. – Представляю, что он где-нибудь

развлекается в Европе, тогда как его брат в одиночку занимается отцом.

Хотя никто из прислуги никогда не высказывал своего отношения к

Рэндольфу Сомерсету, они частенько испытывали неприязнь к старшему

сыну. С одной стороны, никто из них не говорил ничего хорошего о

высокомерном, потворствующим своим желаниям молодом человеке. С

другой стороны, к нему относились с большим уважением; к сожалению,

если Фредерик скончается, то поместье достанется старшему, а не

младшему сыну.

– Не представляю, как работать на этого прожигателя жизни, –

пожаловался Освальд.

– Уж не подумываете ли вы подыскать себе другое место? – спросила

Бесс.

– Во всяком случае, после смерти мистера Фредерика намереваюсь

остаться здесь. Если ситуация станет невыносимой, то посмотрю, нет ли

другого местечка для дворецкого.

– Боюсь, что никогда не смогу покинуть Вудбери-Мэнор, – заявила Джоан.

– Я здесь родилась. Мать была личной горничной старой миссис Сомерсет,

а отец кучером. Это единственный для меня дом.

Многие члены прислуги являлись вторым поколением работников. Они,

как и экономка, считали Вудбери-Мэнор таким же своим домом, как братья

Сомерсет.

– Я всю жизнь заботилась об этом доме, – продолжала готовая

расплакаться Джоан. – Прежде чем стать экономкой, я была горничной,

драила полы, мыла окна, натирала мебель, выбивала ковры и стирала

постельные принадлежности. Я знаю каждый угол в этом месте. Разве я

смогу уйти, даже если было бы куда?

– Может быть, мы несправедливы к хозяину Рэндольфу? – с оптимизмом

предположила Бесс. – Возможно, он уже перебесился и готов осесть на

одном месте?

Освальд понял брови, явный признак его скептицизма.

– Ну, будем надеяться, – произнес он. – Мне бы тоже не хотелось

покидать Вудбери. Не думаю, что есть еще одна кухарка, которая может

так приготовить тушеного ягненка для вас, мисс Одли.

Как только австрийские часы с кукушкой Фредерика Сомерсета пробили

три часа, владелец поместья Вудбери испустил дух. Люциан с

опустошенным видом сидел у кровати, склонив голову, и плакал. Спустя

час он вытер слезы, собрался силами и вышел из спальни. Он не

направился в свою комнату, так как в данной ситуации не мог заснуть.

Зная, что слуги спят, он спустился в кухню и сварил кофе.

Чуткая повариха проснулась от звука шагов и направилась узнать, в чем

дело.

– О, господин Люциан! – воскликнула она, когда застала молодого

человека сидящим на стуле дворецкого за столом прислуги. – Вот уж не

ожидала увидеть вас в этой части дома.

– Я хочу чашечку кофе и не стал никого будить.

– То есть вы приготовили сами?

– Верите или нет, мисс Одли, я способен делать многое своими руками.

– Простите, сэр, – растерянно произнесла она. – Я не имела в виду…

– Не нужно извиняться, я не обиделся.

– Принести что-нибудь поесть?

– Нет, благодарю. Боюсь, что у меня нет аппетита. Во сколько обычно

просыпаются другие?

– Засветло, иногда немного раньше. А что, сэр? Нужно что-то сделать?

– Я хочу сообщить им новость.

Бесс увидела на лице молодого человека боль и сразу заподозрила

неладное.

– Это о мистере Фредерике?

– Да, он умер в три часа.

– Простите, ваш отец был таким хорошим, добрым человеком. Нам будет

его ужасно не хватать.

– Спасибо. Для меня много значит, что вы так высоко отзываетесь о нем.

– Чем я могу помочь в это трудное время?

– Полагаюсь на вас и ваших помощников, приготовьте поминки после

похорон.

– Можете на меня рассчитывать, мистер Люциан. Вы знаете, когда будет

служба?

– Прежде чем начать приготовления, я хотел бы связаться с братом.

Последнее, что я слышал, он где-то во Франции, в Париже.

Экономка, заслышав голоса, вошла в кухню в запахнутом поверх

ночнушки халате.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Отец, – ответил Люциан. – Он умер ночью.

Джоан Лэнсбери, как и кухарка, выразила свое искреннее

соболезнование.

– Вы хотите, чтобы я разбудила мистера Молси и других слуг? –

предложила она.

– Нет, пусть спят. Я вернусь и сообщу новость утром. Тем временем я

постараюсь найти, где сейчас живет брат.

– Если вам что-то нужно… – сказала экономка.

– Я знаю, что всегда могу на вас положиться.

Когда господин Люциан покинул крыло прислуги, Бесс и Джоан уселись за

кухонный стол пить утренний кофе. Никто из них не хотел идти спать.

– Несмотря на то что я знала, что так произойдет, я все еще не верю в

смерть мистера Фредерика, – заявила экономка, мужественно сдерживая

слезы.

– И я тоже, – согласилась кухарка. – Меня успокаивает лишь то, что он,

вероятно, воссоединился с миссис Алтеей. Они были так счастливы, когда

та была жива.

– Я все время спрашиваю себя, что станет с господином Люцианом после

смерти отца?

– Думаю, что он останется в Вудбери. В конце концов, это и его дом.

– Но теперь это место принадлежит господину Рэндольфу. Я как-то не

представляю, что они оба будут жить под одной крышей. Несмотря на то

что у них разница в возрасте всего десять месяцев, эти двое отличаются,

как день и ночь. Проблемы неизбежно возникнут.

– И все же, – как всегда оптимистично отметила повариха, – это огромный

дом. Так жаль, что Люциан родился вторым, а не первым. По праву

Вудбери-Мэнор должно бы принадлежать ему. Он единственный, кто

оставался с мистером Фредериком, когда тот умирал. Несправедливо, что

другой сын должен появиться и получить всё после смерти отца.

– Полностью согласна с тобой. Нет сомнений в том, что господин Рэндольф

расточительный сын.

И все же Рэндольф Сомерсет оставался законным наследником, и мнение

двух служанок не изменит данного факта.

По случайному совпадению Рэндольф Сомерсет вернулся домой ранним

утром в день похорон.

– Ты где был? – спросил Люциан. – Я несколько дней разыскивал тебя.

– Я находился в Барселоне. А что? Почему ты вдруг интересуешься моим

местом пребывания?

– Думаю, ты не знаешь, что отец умер.

– Правда?

У него не было слез. На самом деле не было и никаких эмоций, лишь

любопытство.

– Похороны сегодня днем.

– Нужно найти что-то подходящее, чтобы надеть.

– И это все, о чем ты думаешь в это время?

Легкая улыбка проступила на лице старшего брата.

– Нет, – ответил он. – Но поскольку похороны сегодня, это важный для

меня вопрос.

Затем Рэндольф обратился к экономке:

– Моя комната готова? – спросил он, когда та появилась.

– Да, сэр. Мы ждали вас.

Джоан не ожидала услышать в ответ слова «пожалуйста» или «спасибо», и

это ее не разочаровало. Рэндольф не был из тех, кто просил помощи у

домашнего персонала: он просто отдавал приказы и требовал послушания.

– Приведу себя в порядок. Велите кухарке приготовить что-нибудь поесть

к тому времени, когда я спущусь вниз.

– Да, хозяин.

– В будущем называйте меня мистер Рэндольф, я уже не мальчик.

– Конечно, мистер Рэндольф, – сказала Джоан с уважительным поклоном и

медленно направилась на кухню, чтобы поговорить с поварихой.

«Вот и началось, – подумала она. – Он дома всего несколько минут, а

ведет себя так, будто это место принадлежит только ему».

Спустя час после того, как тело Фредерика Сомерсета положили в

семейный склеп, Рэндольф призвал всех прочитать завещание.

Неудивительно, что львиная доля поместья переходила старшему сыну, а

гораздо меньшая сумма денег досталась Люциану. В то время этого едва

ли хватило, чтобы дожить до старости, но было достаточно, чтобы начать

небольшой бизнес, в котором, надеемся, он преуспеет. Не испытывая

особой любви к брату, он покинул Вудбери-Мэнор через несколько дней.

В тот же день на пороге появилась гостья с поклажей в руках. Молодая

особа с крашеными волосами, размалеванным лицом и в вульгарном

наряде, которую вряд ли можно было назвать леди, настоятельно

требовала встречи с Рэндольфом Сомерсетом.

– Вас ожидает мистер Рэндольф? – высокомерно спросил Освальд.

– А тебя это касается? Ступай и скажи, что здесь Лулу.

Лицо дворецкого покраснело от злости. И все же он сделал, как та велела.

– Простите, мистер Рэндольф, – произнес он, когда нашел нового

владельца за выносом из хозяйской спальни личных вещей отца. – Мисс

Лулу хочет видеть вас, сэр.

– Лулу! Приведи ее.

Приказ проводить незамужнюю женщину в спальню холостяка

противоречил всем представлениям Освальда Молси о порядочности.

Передав сообщение женщине, о которой шла речь, он спустился в

столовую для прислуги, чтобы придти в себя.

– Хотите чашку чая? – предложила повариха.

– Да, пожалуйста, мисс Одли. С удовольствием выпью.

Как только домашняя прислуга ушла на перерыв, дворецкий приступил к

описанию гостьи в самых нелестных выражениях.

– Надеюсь, что она здесь долго не задержится, – сказала Бесс.

Вскоре спустилась экономка и вошла в кухню.

– За все годы службы я никогда не встречала столь неприятной особы! –

воскликнула она.

– Это мисс Лулу? – спросил Освальд.

– И вы ее встретили? Для меня это было несчастьем.

– Чем же она вас так расстроила?– спросила повариха.

– Она велела мне приготовить ванну, распаковать чемодан и погладить

одежду. Я пыталась объяснить ей, что я экономка, а не горничная, а та

велела делать то, что приказано, или меня уволят!

– Нет! – крикнула Бесс, – ведь она не может так поступать.

– Не думаю, но…

– Что?

Джоан покраснела в присутствии дворецкого.

– Когда я сказала, что приготовила для нее комнату, она сообщила, что

будет находиться в хозяйской спальне вместе с мистером Рэндольфом.

Обе служанки были потрясены подобным сообщением.

– Не представляю, чтобы эта женщина спала в комнате бедной миссис

Алтеи. Уж не думаете ли вы, что они тайно женаты? – спросила повариха.

– Боже мой, надеюсь, что нет! – воскликнул Освальд. – Итак, плохо иметь

… шлюху под этой крышей и считать хозяйкой дома. Это невыносимо!

Когда наступила осень и ярко-зеленые листья стали увядать и падать с

деревьев, мысли Бесс Одли сосредоточились на приближающихся

праздниках. В былые годы проходили восхитительные застолья, полные

сладостей и разной выпечки. Служанки под неусыпном наблюдением

экономки украшали гостиную и прихожую зеленью, ароматизированными

свечами и праздничными украшениями.

– Рождество всегда было моим любимым праздником, – с ностальгией

произнесла кухарка, – особенно когда еще была жива миссис Алтея.

– Да, она была восхитительной леди и такой доброй хозяйкой! –

согласилась экономка. – После ее смерти Рождество никогда уже не было

таким веселым.

– Надеюсь, что господин Люциан приедет домой на праздники. Будем

рассчитывать на это.

– Сомневаюсь, что он прибудет, – рассуждала Джоан. – Они с братом

никогда не ладили еще в детстве, и отношения их не улучшились, когда

стали взрослыми.

– Значит, я должна готовить для мистера Рэндольфа и для нее? Что ж, как

бы то ни было, стану готовить для двоих.

– Делай свой праздничный стол. То, что они не съедят, достанется

прислуге. Бог знает, мы заслуживаем того, чтобы повеселиться. Если

честно, то наша жизнь превратилась в сущий ад после того, как скончался

мистер Фредерик.

В течение первой недели декабря дворецкий приказал одному из мужчин

нарезать сосновых веток и сделать венки. Джоан и другие служанки

украсили их лентами, красным ягодами и сосновыми шишками. Когда всё

повесили, запах сосны смешался с запахом имбиря и глинтвейна.

В то время как помощницы по кухне втыкали целые головки гвоздики в

кожуру апельсинов, к воротам Вудбери-Мэнор подъехал всадник.

– Интересно, кто бы это мог быть? – спросила повариха, не переставая

печь хлеб для одного из друзей Рэндольфа Сомерсета.

Через несколько минут дверь в кухню открылась и дворецкий просунул

голову.

– Это господин Люциан, – сказал он. – Он приехал в гости.

– Отлично! – воскликнула Бесс и запыхалась от радости. – Теперь это

будет счастливое Рождество.

– Пусть кто-нибудь из девушек принесет стакан глинтвейна и кусок

фруктового пирога.

– Я сама отнесу. Мне радостно взглянуть на него еще раз.

– Мисс Одли! Рад тебя видеть, – сказал Люциан, когда в комнату вошла

повариха с подносом в руках.

– Пойду сообщить мистеру Рэндольфу, что вы здесь, – сообщил дворецкий.

– Не беспокойся, я приехал сюда не повидаться с ним… а поговорить с

тобой и другими слугами. Попроси мисс Лэнсбери присоединиться к нам на

несколько минут.

Сердце Бесс захлестнула надежда. Неужели молодой хозяин приехал

позвать челядь жить в его новом доме? Ей было все равно, был ли у него

такой же прекрасный дом, как в Вудбери-Мэнор. Она бы с радостью

уехала и стала жить даже в хижине, если бы Люциан попросил об этом.

– Ммм! Ты всегда пекла прекрасные пироги, мисс Одли. Уж точно буду о

них скучать.

Внезапно улыбка исчезла с лица Бесс. Вслед за дворецким в гостиную

вошла экономка.

– Отлично, все собрались, – произнес молодой человек, ставя стакан с

глинтвейном. – Я кое-что вам скажу и хочу, чтобы вы сообщили другим.

Во-первых, благодарю вас за все то, что делали для меня все эти годы.

Жаль, что не могу выразить более свою признательность, но я небогатый

человек. Во-вторых, желаю всем вам счастливого Рождества. И наконец…

Люциан закрыл глаза и сглотнул. Взрослому человеку было бы

неприлично расплакаться на людях.

– И наконец, – продолжил он, как только взял себя в руки, – мне хочется с

вами попрощаться и пожелать всего наилучшего в будущем.

Трое слушателей посмотрели на него с открытыми ртами.

– Попрощаться? – наконец глухо произнесла Джоан.

– Да, попрощаться. Знаете, я собираюсь на запад, чтобы сделать

состояние. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь сюда.

– И что же… что же вы будете делать? – запинаясь, спросил дворецкий.

– Там много земли, я смогу заняться сельским хозяйством или разводить

скот.

Прежде чем кто-то из слуг высказал свое мнение о решении господина, по

ступеням в гостиную спустились Рэндольф и Лулу.

– Люциан! Я подумал, что слышу твой голос. Чем обязан такому

неожиданному визиту? – спросил старший брат.

– Я приехал попрощаться с прислугой. В конце недели я уезжаю,

направлюсь на запад.

Если кто-то в комнате и надеялся, что Рэндольф уговорит брата остаться,

то глубоко ошибался.

– Молодец! – ответил он. – Нет ничего лучшего, чем заново начать жить.

Вот и я собираюсь уехать. Мы с Лулу на следующей неделе отправляемся

в Париж.

– Вас все праздники не будет дома? – с удивлением спросила кухарка.

Рэндольф посмотрел на нее так, будто она была испорченным ребенком.

– Как меня грубо прервали! Я отправляюсь в Париж на следующей неделе,

затем поеду в Лондон, а потом не знаю куда еще.

– А как же Вудбери-Мэнор? – спросил Люциан. – Кто присмотрит за ним в

твое отсутствие?

– Я решил его продать.

– Но это место принадлежало пяти поколениям!

– Дорогой брат, я не собираюсь быть фермером-джентельменом. Я

связался с риелтором, который уверил, что дом много не стоит, но можно

получить значительную сумму за землю. Округ разрастается, здесь нужны

новые дороги.

– То есть ты решил снести Вудбери-Мэнор?

– Не будьте столь сентиментальным, – вмешалась в разговор Лулу. – Это

всего лишь дом.

Хотя Люциан обладал безупречными манерами поведения, он

проигнорировал замечание Лулу так же, как брат не обратил внимания,

когда говорила повариха.

– Мистер Молси, – сказал он, оборачиваясь к дворецкому. – Можете

принести мою сумку?

– Разве вы не проведете здесь ночь, сэр?

– Нет, переночую в городской гостинице.

Едва Люциан покинул поместье Вудбери, как закончились все

приготовления к Рождеству. Какой смысл? Ведь никого здесь не будет на

праздники.

– Думаю, что теперь нужно искать новое место работы, – произнес

дворецкий, когда слуги собрались за обеденным столом.

– Я не хочу есть, – сказала экономка и отодвинула в сторону миску

жаркого.

– Как я и говорила и скажу снова, это несправедливо, – заявила она. –

Господин Люциан должен был унаследовать Вудбери-Мэнор. Он бы не

решился продать это место.

Слуги поочередно закончили трапезу и угрюмо покинули стол, кроме Бесс,

Джоан и Освальда.

– Ты уверена, что не хочешь есть, мисс Лэнсбери? – спросила кухарка

экономку.

Джоан лишь качнула головой в ответ. Через мгновение она разрыдалась.

– Вот-вот, – утешительно произнес дворецкий и похлопал ее по плечу.

– Простите, я так расстроилась при мысли, что покину поместье Вудбери.

– Чертовски стыдно! – выкрикнул дворецкий. – Мы заботились больше об

этом доме, чем ее собственник.

– Потому что мы из тех, кто всю жизнь провел здесь, – добавила экономка.

– Мы кровью, потом и слезами заботились о нем. Ну это же единственный

дом, который я знаю. Я родилась здесь и умру, как мои родители.

– Если спросите меня, – сказала кухарка, кто-то должен умереть, не из

нас, конечно.

Комната наполнилась тишиной. Гнев Освальда прошел, а Джоан смахнула

слезы.

– Послушайте меня! Я не знаю, что заставило меня высказать такую

глупость, – быстро произнесла повариха, когда на нее посмотрели слуги.

– Ты права, – согласился дворецкий. – Кто-то должен умереть, и мы не

знаем кто.

– Вы предлагаете?..

Бесс не озвучила свои мысли. Дворецкий склонил голову, стыдясь, что

спросил так безрассудно. Именно Джоан, отличная экономка средних лет,

наконец произнесла то, что было у большинства в голове.

– Это наш дом. У нас есть право защитить его. Мы как трусы собираемся

скрыться и дать его снести?

Ее вопрос не получил ответа. Однако глаза кухарки и дворецкого

выражали согласие. После тщательного обсуждения трое слуг разработали

план отравить Рэндольфа Сомерсета.

– Так как мы уже начали подготовку к празднику, приготовим пир, –

предложила Бесс. – Мы скажем, что это наш прощальный вечер. Вы

знаете, что ему захочется выпить бренди после еды. Нальем яду в графин.

– Должно сработать, – сказал дворецкий.

– А что мы теряем? – спросила экономка.

– Как только он умрет, – продолжила кухарка, – господин Люциан

унаследует поместье.

– Ему не придется ехать на запад, – добавила Джоан. – Он останется в

поместье, которое ему принадлежит.

Наступил день желанного праздника. Рэндольф и Лулу, которые на

следующее утро собрались отправиться через Атлантику, с нетерпением

ждали отъезда в Европу. Рэндольф, зная, что к полудню обед еще не будет

готов, решил отправиться после завтрака на охоту. Лулу с неохотой

поехала с ним.

Бесс с помощницами трудилась на кухне, но вдруг все вздрогнули, так как

раздался громкий выстрел. Джоан помогала накрывать на стол, а Освальд

принес из винного погреба бутылку любимого Рэндольфом бренди.

Экономка загораживала дворецкого от постороннего взгляда, если кто-то

из прислуги войдет в столовую, он вынул из кармана маленький флакон с

отравой и трясущимися руками вылил содержимое в бренди.

– Да простит меня Бог, – сказал он себе под нос.

– Да будет так, – поддержала его Джоан.

Через несколько минут в кухню поспешно вошла Бесс с подносом ветчины,

за ней последовал лакей с жареной индейкой. По его пятам шли несколько

слуг с овощами, хлебами и фруктами. За приходом лакеев последовал еще

один выстрел.

– Вовремя, – сообщила кухарка. – Похоже, что мистер Рэндольф закончил

охоту.

Парадная дверь открылась, и в помещение вошел не Рэндольф Сомерсет, а

его брат.

– Господин Люциан! – воскликнула экономка. – Мы не ждали вас.

– Зачем вся эта еда? – спросил он. – Разве Рождество наступило?

– Мы устроили прощальный вечер для мистера Рэндольфа. – Завтра он

отправляется в Европу.

Странная улыбка пробежала по красивому лицу Люциана.

– Может, мой брат и покинет Вудбери-Мэнор, только не в Европу.

– Но он уже зарегистрировался, – возразила экономка.

– Брось… какое бы слово подобрать… произошел несчастный случай, –

сообщил молодой человек. – Мисс Лулу убита, и полиция, несомненно,

захочет допросить Рэндольфа.

Слуги переглянулись, а затем дворецкий приказал лакеям и помощницам

поварихи заняться своими делами на кухне, оставив с Люцианом трех

старших слуг.

– Послать за доктором Ньюсомом, сэр? – спросил Освальд.

– Боюсь, что поздно. Я вызвал полицию. Она едет. Несомненно, брата

арестуют и бросят в тюрьму.

– Из-за несчастного случая? – спросила Бесс.

– Это не несчастный случай, мисс Одли. Это убийство.

– Не представляю, чтобы мистер Рэндольф убил кого-то, а тем более мисс

Лулу, – сказала Джоан. – Кажется, что он сильно ее любил, несмотря на

ее воспитание.

– Какое это имеет значение? – вымолвил Люциан с довольным

выражением на лице. – Его обвинят и приговорят к тюрьме, а Вудбери-

Мэнор перейдет ко мне.

Мысль о том, что именно младший брат стал убийцей, внезапно

промелькнула у слуг. Это понял и молодой хозяин по их лицам.

– Разве я мог стоять сложа руки и позволить им продать дом? Дать его

снести и проложить дорогу на земле, которая принадлежала нескольким

поколениям?

Как они могли осуждать его, если сами собирались совершить убийство?

– Жаль выбрасывать всю эту аппетитную еду, – сказал Люциан и занял

место брата во главе стола. – Особенно индейку. Она всегда была моим

любимым блюдом. Вы присоединитесь ко мне?

– У нас есть что-то в столовой для прислуги, – сказала Джоан.

– Я всегда считал вас троих членами своей семьи. Будем есть вместе за

этим столом.

– Спасибо, господин Люциан, – произнесла кухарка. – Принесу остальную

еду.

– Мы поможем тебе, – вызвалась экономка и направилась с дворецким в

кухню.

Тем временем Люциан встал, чтобы налить праздничного напитка. Когда

слуги вернулись в столовую, они увидели его с бокалом отравленного

бренди у губ. Прежде чем кто-то предупредил его, он сделал глоток.

– По-моему, со мной что-то не то…

Молодой человек не закончил фразу. Он согнулся от боли и через минуту

повалился на пол. Бутылки попадали со стола, разливая спиртное, которое

загорелось от свечей упавшего канделябра.

– Занавески! – закричала Бесс. – Их охватило пламя!

– Сделайте же что-нибудь, господин Молси! – кричала экономка.

– Бегу за водой.

Однако им мало что удалось сделать. Пламя распространялось слишком

быстро. Через несколько минут столовая горела. Нескольким слугам

удалось избежать этого ада, но трое оставшихся, которые замышляли

убийство Рэндольфа Сомерсета, погибли в пожаре, разрушившем Вудбери-

Мэнор.

Судьба еще раз улыбнулась Рэндольфу, счастливчику из братьев. Лулу,

несмотря на смертельные раны, оставалась живой до приезда полиции.

Испуская дух, она рассказала, что ее застрелил Люциан.

На следующий день после похорон наследник Вудбери-Мэнор сел на

трансатлантический лайнер и отправился в Европу, как и планировал,

хотя и без Лулу. На деньги, полученные от продажи семейного поместья,

он шикарно проживал в Париже, Лондоне, Мадриде и Риме. Однако

излишества вскоре сказались на его здоровье, а также на банковском

счете. Через пять лет после пребывания в Европе он умер от недоедания в

лондонской больнице для бедняков.

Тем временем через Атлантику призрак Бесс Одли готовил воображаемый

ужин из индейки. Ей помогали духи Джоан Лэнсбери и Освальда Молси,

которые, подобно господину Люциану, навечно были связаны с поместьем

Вудбери-Мэнор, возродившимся из пепла, как могучий Феникс.

Когда она смотрела, как дворецкий справляется с индейкой, экономка

улыбнулась. Вудбери-Мэнор было и ее домом. Она здесь родилась и, как

ей всегда ей хотелось, умерла здесь.