Края очереди не было видно. Стоявшие в ней жались друг к дружке, а некоторые ухитрялись даже немного подремать. Кто-то вполголоса переговаривался, кто-то тяжело вздыхал, а одна всё время всхлипывала, вызывая крайнее неудовольствие тех, кто стоял рядом.

-Чего разнюнилась? Раньше надо было думать. Говорили же: «береги честь смолоду». Так что затихни, и без тебя тошно.

Плакавшая испуганно поглядела на советчика и запричитала совсем уже громко:

-Горе мне, горе! Всю жизнь страдала, а теперича что?

Средних лет толстячок, ни к кому конкретно не обращаясь, повторял один и тот же вопрос:

-Как там? Что там?

Соседи прятали глаза и отворачивались – ответа никто не знал.

Один из дремавших стоя, вдруг встрепенулся и, дико вращая глазами, закричал:

-Это не я, не я!

-Не ты, не ты, принялся успокаивать крикуна старичок в чистой белой рубахе и, мелко крестясь, пробормотал:

-Прости Господи, грехи наши тяжкие.

-А я его любила, - наклонившись к соседке, сказала молодуха в короткой юбке. –Ну и что, что пил? Все пьют. И гулял, и побивал иногда. Так ведь не уходил же, жил со мной. А погиб глупо: я приборку накануне сделала и всю химию, что в доме была, на подоконнике оставила. А у него хобби было – модельки всякие клеил. Тем утром он проснулся, а голова-то, после вчерашнего, болит. Вот и решил похмелиться: схватил второпях бутылку – решил, что там недопитый коньяк остался. А то был дихлорэтан – сам же когда-то налил. Так почти и не мучался – помер ещё до приезда скорой. А мне пять лет потом дали: сказали, что я специально бутылку с ядом подставила.

Кто-то из крайних взволновался:

-Успеем сегодня, или будет, как вчера? Говорят, что некоторые третий день стоят.

-А кто ж его знает? – хором ответила компашка, разложившая на потёртом чемодане партию в «дурака».

-Мама, я писать хочу! – захныкал пацанёнок, теребивший цветастый подол. Мамка растерянно оглянулась: ни кустика, ни угла, за которым можно было бы спрятаться.

-Да чего уж там, нехай тут и писает. – посоветовал мужик с газетой в руках. –Вот, прессой пусть закроется, - с этими словами он протянул старый номер «Коммерсанта».

...Внезапно очередь оживилась – из ничего явился пожилой мужчина, меланхолично крутивший на пальце связку ключей. Безразлично оглядев стоявших, сделал объявление:

-Которые здесь евреи? Проходи без очереди!

Очередь нехотя расступилась, пропуская вперёд пятерых.

-И тут блат, - промычал кто-то из недовольных.

-Избранные они, - пояснил молодой в очках. – С них спроса нет.

Постепенно очередь успокоилась и всё потекло своим чередом.

«И так – каждый день» - подумал Главный, поудобнее устраиваясь в кресле, сотканном из белого облака.