Седьмое апреля тысяча девятьсот сорок пятого года. Восточная Пруссия. Зло хлещет фашистский авиационный крупнокалиберный пулемёт MG 151 калибра двадцать миллиметров, переоборудованный в пехотный. Вспенивают пули Прусскую землю. Бухают миномёты, перемешивая человеческую кровь и что-то еще от человека с землею, громко ухают пушки, раскатистые взрывы выбрасывают высоко и расшвыривают в стороны куски земли. Впереди простирается гладкое как стол поле немецкого аэродрома. По ту сторону поля находятся несколько брошенных немецких самолётов и прямо за ними расположен второй взвод сорок четвёртой роты шестьсот девяносто пятого стрелкового полка двести двадцать первой сводной дивизии третьего Белорусского фронта. Краснофлотцу Зрянину Федору приказано любой ценой срочно доставить донесение во взвод об общем наступлении полка и дивизии. Он начинает движение и натыкается лицом на чьи-то оторванные ноги в кирзовых сапогах. Ужас! Думая о том, что как же не будет тут страшно, когда только девятнадцать лет и умирать совсем не справедливо. Погибну, наверное, и я на этом поле. Как преодолеть два километра абсолютно открытого и простреливаемого пространства. Федор как мог, прильнул к земле и медленно пополз. Пули то и дело со свистом вгрызались в землю рядом с ним. В лицо летели выбитые ими маленькие кусочки земли. Пулемётчик пристрелялся и стал опускать всё ниже линию огня. И очередь прошила землю уже совсем рядом, и тогда Фёдор вскочил и бросился что было сил вперёд. Фашист стал резать очередью выше, целясь в бегущего солдата. Зрянину казалось, что все пули летят именно в него, и именно в этот момент он прошептал: Господи, Спаси, и Сохрани и рывком вниз. Пули просвистели прямо над головой. Так падая и вставая, уповая только на Бога, добежал до ближайшего самолёта и прыгнул за его шасси. Враг быстро разобрался, где он укрылся и открыл огонь по колёсам самолёта. Федор снова рванулся что есть силы вперёд. Фашист безостановочно стрелял в живую мишень. Казалось, вот-вот и пули настигнут свою жертву, но будто - бы неведомая сила отводила их в сторону. Все мимо! Краснофлотец падал и снова бежал, бежал и падал. И уже подчиняясь только инстинкту, прыгнул в первую попавшую воронку, оставленную нашей авиацией при бомбёжке аэродрома. Только в ней он почувствовал, что совершенно измотан и надо, отдышатся немного. Пока отдыхал, подумал о том, что самая большая несправедливость, которая только может выпасть на долю живого человека это война! И цена человеческой жизни на войне только одна – другие человеческие жизни. Всё просто: либо убьешь ты – либо убьют тебя, вот и вся арифметика. На этом он прервал свои размышления: Надо двигаться дальше. Бойся не бойся – надо! Вперёд! Рывком! И вражеский пулеметчик дальше повёл смертельную игру с Фёдором. Дальше петляя, падая и вставая среди очередей, Зрянин пробирался от воронки к воронке. Сколько прошло времени неизвестно, но ему казалось, что прошла целая вечность, когда он, совершенно измученный добрался до взвода. Передав донесение, свалился на дно траншеи и мгновенно уснул…

В последующем был награждён за этот подвиг медалью «За Отвагу», потом было наступление, другие кровопролитные бои, подвиги, награды, но так страшно, как тогда ему больше не было никогда до самой Победы.

 

На основе воспоминаний моего деда фронтовика Зрянина Фёдора Васильевича 1925 года рождения, ветерана 695 сп. 221 сд. 3 БелФ. Имеет награды:

Орден Отечественной войны II степени, Медали: «За Отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», «За победу над Японией», «Имени Жукова».