Малыш пел едва слышно.

Его колыбельная была чистейшей импровизацией. Каждый вечер слова и мелодия звучали по-разному.

От дыхания ребенка радужные крылья Стрекозы слегка трепетали. Глаза смотрели на Малыша пристально и холодно. Огромные, состоящие из множества микроскопических матриц, они были больше похожи на совершенный оптический прибор. Отсутствие век не мешало понять – стрекоза вот-вот заснет.

Малыш знал это. Он ощущал, что миг, когда явь становится сном все приближается. По вздрагиванию полупрозрачных крыльев и по тому, как то напрягалось, то расслаблялось не менее совершенное, чем глаза, сухое и твердое ее тело…

Малыш проснулся очень рано от того, что почувствовал – рядом кто-то чужой.

Незнакомый человек удобно расположился в кресле, положив ногу на ногу.

Малыш давно привык к полному одиночеству. А все остальное… Система «умный дом» четко заботилась о его жизнеобеспечении. А люди? Как оказалось, жить можно и без общения с ними.

Иногда он вспоминал руки матери и ее губы, которые прикасались к его лбу, когда он болел. Он вызывал в памяти запах отцовского рабочего комбинезона, пахнущий, как все костюмы других таких же мужчин – странствиями к звездам.

Он не забыл и о том, какой шум и гам наполнял дом тогда, когда вся семья была в сборе. Его старшие братья и сестра приезжали откуда-то издалека и рассказывали родителям, что нового произошло на занятиях.

Он все помнил.

Но так, как будто это были эпизоды из старых, немых, еще черно-белых кинофильмов, лишенных красок жизни и не имеющих к нему прямого отношения.

Прошлая жизнь, которая закончилось вмиг. Как будто кто-то резко оборвал пленку, на которой она была записана. Или вынул кассету за ненадобностью.

В тот день у всех в доме были какие-то чужие и отстраненные лица. Мать пыталась собрать вещи, засовывая то один, то другой попавшийся под руки предмет в баул. Отец подошел к ней и сказал: «Зачем? Не стоит, оставь».

Малыш понял, что нужно пойти во двор и попрощаться со Стрекозой. Почему-то ему показалось, что они уже не вернутся назад. Никогда.

Он выбежал из дома и этого никто не заметил.

Он осторожно гладил стрекозиные крылья пальцами и думал, что они одновременно и хрупкие, и жесткие. И о том, что до сих пор отчего-то не дал Стрекозе имя. Как жаль. И кто она – друг или, быть может, подружка? Он размышлял об этом не долго, и почти сразу вернулся в дом, но…

Оказалось, что он напрасно спешил. Комнаты были пусты.

А теперь в это хмурое осеннее утро в доме появился Гость.

Малыш сел на кровати, удивляясь самому себе – сердце стучало ровно. Почему-то он не испытывал страха.

– Ты кто? – спросил он. – И что тебе нужно?

– Спой колыбельную для Стрекозы – попросил Незнакомец. – Для меня.

– Так ведь уже утро, – ответил Малыш. – Скоро взойдет солнце. Колыбельные поют на ночь, чтобы спалось крепко, и снились хорошие сны.

– Удивительно простой рецепт хороших снов, – ответил Гость. – А ты уверен, что твоя колыбельная нужна ей?

– Уверен. – твердо ответил Малыш.

– Почему?

– Потому что у нее есть крылья и перед нею открыто все небо и все пути. Но она тут. Что ее держит?

– Ты. Это правда. Твои мысли и тепло твоего дыхания. Ты удерживаешь не только Стрекозу, но не подозреваешь об этом. Ты ведь чувствуешь, что в этом мире больше никого и ничего нет. Кроме тебя.

– И ее тоже, – тихо возразил Малыш, глядя в глаза Стрекозы, не имеющие век. – Я все знаю, не продолжай. Потому что мне больно.

– Почему? – спросил Незнакомец. – Ты ведь не испытываешь дискомфорта от одиночества. Тогда отчего же?

– Мне больно от того, что люди не нашли ответов на простые вопросы. Но даже, если бы им кто-то подсказал – у них бы не вышло ничего, да?

– Да, к сожалению. Сумма явного зла и притворной доброты была превышена, лимит исчерпан, и мир для людей просто исчез. Он растворился сам собой, безболезненно и без особых последствий. На мельчайшие составляющие, из которых не скоро сможет образоваться нечто похожее на то, что было.

– А зачем ты здесь?

– Потому что хотел услышать Колыбельную. Ту самую мелодию, благодаря которой мириады частиц становятся реальностью. Скажи, а ты понял, почему у тебя все получилось?

– Я не думал об этом. Я просто жил, как мог.

– А это и есть ответ. Со злом всегда понятно – оно несет разрушение. А добро? То, что оно рушит не меньше зла, никто не думал. Сострадание к другому – это ведь прекрасно. Им, щедро раздаваемым целыми пригорошнями налево и направо, можно вытеснить из души страх перед своим собственным будущим. Не подозревая, что его просто уже нет. Пленка вот-вот оборвется и…

– Хорошо, я спою Колыбельную для Стрекозы, – прервал Гостя Малыш. – Закрой глаза и просто слушай.

В комнате звучала тихая песня.

Но это не была импровизация. Некоторые слова казались до боли знакомыми. Как будто кто-то склеил старую пленку, которая оборвалась.