Дом со шпилем возвышался в центре затерянного города. Окутанный сумерками и туманом, он напоминал изысканную турель в колесе рулетки, вокруг которой вились улицы. Его узкие окна, ребристые своды и стрельчатые арки, переходящие в колонны, завораживали и притягивали взгляд. Фасад мерцал малахитовыми и турмалиновыми разводами, а парадная дверь была обрамлена витражами. Под покровом тьмы дом походил на забальзамированный готический замок, а остроконечная башенка на его крыше, наоборот, - казалась живым маячком, излучающим свечение цвета вишнёвой наливки. Филипп, задрав голову и спотыкаясь о разбитую брусчатку, обошёл здание со всех сторон, рассмотрел орнамент фриза и капитель, сделал массу снимков и заглянул сквозь витражное стекло. Внутри царили безмолвие и запустение. Он достал из кармана связку ключей и стал по очереди крутить ими в замочной скважине. Щёлкнула невидимая пружина, лязгнул антикварный механизм и тяжёлая дверь нехотя, со скрипом поддалась. Луч фонарика выхватил из темноты очертания шёлковой банкетки и старинное бюро с массивной чернильницей посередине, комод красного дерева и жардиньерку, уставленную пустыми цветочными горшками. Метнувшись к лестнице, Филипп помчался по крутым ступеням вверх, минуя холлы и спальни, залы и библиотеку и шагнул в башенку, залитую тёплым светом. Достав из кармана телефон, он набрал номер последнего входящего звонка. - Видимо, вы уже на месте, - сквозь шум и помехи ответил ему приглушённый мужской голос. – Станьте в центр - тогда шпиль будет находиться прямо над вами. Почувствуйте его энергетику! Теперь откройте раму и присмотритесь к окрестностям. Я хочу, чтоб вы нашли подходящее место и спроектировали Зимний Сквер Чудес. Срок – от Рождества до Рождества. Об оплате не беспокойтесь – будет исполнено ваше любое желание. * * * Архитектурное Бюро сверкало серпантинами, гирляндами, шарами и вездесущим золотым дождиком, а настроение коллектива, как всегда, отражалось в положении шторы: с одного бока – приподнятое - для веселья, с другого - поникшее - для работы. Все, без исключения, проекты «застывшей музыки» были отложены на потом, а сейчас народ мечтал лишь о метелях, романтике и чудесах! Их долговязый шеф - средних лет, с серебристыми висками и еле заметной серьгой в ухе, торжественно открыл коробку пастели. Выбрав сине-зелёные мелки, он не спеша нарисовал на грифельной доске альтернативную ёлку, прикрепил к ней именные конверты с премией и воскликнул: - Друзья, с наступающим Новым годом! Объявляю каникулы до десятого января! - Спасибо, Фил! С наступающим! Завтра – католическое Рождество! – оживился народ и, заглядывая в конверты, наперебой, заговорил о Куршавеле и Гоа, о штолленах и индейках, о праздничных скидках, детских утренниках и приезде дорогих гостей. Вскоре все весёлой гурьбой высыпались на улицу, а Филипп остался стоять у панорамного окна, любуясь внезапным снегопадом. Будучи агностиком, он привык ничего не принимать на слово и в любом вопросе полагаться лишь на свой опыт. «М-мм, Рождество Христово… - задумался он, полагая, что нет оснований ни для подтверждения, ни для отрицания этого события. - Прежде всего, мешает познанию кратковременность человеческой жизни. Рай, ад, колесо сансары, нирвана… всё это недоказуемо и построено на домыслах, личных убеждениях и вере. Стоит ли быть легковерным, доверчивым, ведомым? Стоит ли всё подвергать сомнению и доверять лишь своим глазам, ушам, чувствам? Где истина, а где заблуждение?» Он поставил турку с молоком на раскалённую плиту, добавил мёд, специи, листья чёрного чая и с дымящейся чашкой масалы сел в рабочее кресло. Ночная вылазка не выходила у него из головы. Её вполне можно было принять за сон, если бы не связка чужих ключей в кармане. Проект диковинного Зимнего Сквера – заманчивая идея, но кто этот таинственный заказчик? Телефон завибрировал, и оглушительная тирада разорвала тишину: - Филипп!!! Надеюсь, ты не забыл, что у тебя есть мать? Та, которая до трёх лет кормила тебя грудью, болела вместе с тобой ветрянкой и была вратарём в твоей детсадовской футбольной команде?!! Так вот, я жду тебя на Рождество! Забудь эту свою, как её там… она ушла от тебя и, слава Богу! Будь хорошим сыном, иначе… иначе я верну тебе твоего хамелеона! - Ма, не драматизируй, - Филипп рассмеялся. - Я через час заеду, а потом у меня будет много работы. Люблю тебя! Весь следующий день он провёл в градостроительных и исторических архивах, разбирался в старинной системе радиальных городов и техниках витража, изучал месторождения малахита и турмалина. Он всюду искал упоминание о доме со шпилем, но попадались лишь похожие здания в стиле ампир, изуродованные реконструкциями и новыми веяниями. Когда же он почти отчаялся, на глаза попалась старая затёртая папка с надписью «Летопись рождественских чудес». Листая её жёлтые страницы, и бегло читая заголовки о невероятных исцелениях, удивительных встречах и головокружительных поворотах судеб, Филипп, наконец, наткнулся на чернильный рисунок готического замка с башенкой на крыше. Её острый, словно портняжная игла, шпиль был устремлён ввысь и увенчан самой яркой звездой ночного небосвода. «Станьте в центр - тогда шпиль будет находиться прямо над вами. Почувствуйте его энергетику!» - вспомнил Филипп слова незнакомца. - Так-так-так, - он задумчиво свёл брови. – Объективная реальность существует независимо от того, верим мы в неё или нет. А вдруг, это была та самая звезда, и её прикосновение свершило чудо. Интересно, какое? И что это за летопись, в которой об этом ничего не написано… хотя, похоже, тут просто вытравлены целые абзацы...чудо свершилось и исчезло... Филипп положил папку на стол и обратился к архивариусу: - Не подскажите, в каком году была издана «Летопись рождественских чудес»? - Чего? Чудес? Впервые слышу о такой. - Но я её только что держал в руках! - он оглянулся – стол был пуст. * * * Всю ночь Филипп рисовал эскизы террас, беседок, мостиков и ледяных скульптур, а на рассвете вышел из офиса и побрёл перекусить в круглосуточное кафе. Неутомимый снегопад всё ещё колдовал над деревьями, делая их похожими на гигантские белые кораллы, а город безмятежно спал в снегу, словно в облаках. Кое-где в окнах мигали экраны, транслирующие ночную мессу из Ватикана и наполняя всё вокруг тонкой, как медовая нить, нотой. Морозный воздух поскрипывал и, набирая силу, становился гуще, а потом вдруг наполнился нарастающим издалека скрежетом. Вдали заснеженного бульвара показался бесформенный тёмный силуэт, извергающий лязг и грохот. Он решительно двигался Филиппу навстречу и тот, близоруко прищурившись, разглядел необъятную женщину – в тулупе, ушанке и меховых уггах. Она толкала перед собой кособокую - то ли телегу, то ли коляску с песком и, широким жестом сеятеля, рассыпала его по сторонам. Подойдя ближе, румяная толстуха расплылась в улыбке: - Вот, скользкие дорожки посыпаю! Эх, хоть бы все спали подольше, чтоб я успела притрусить и детскую площадку, и остановку, и все-все улочки… - Не женское это дело - с телегой по морозу бродить, - заметил Филипп. – Давайте, помогу… и возьмите мои перчатки, а то – пальцы отморозите! Как вас зовут? - Не-ее, в Рождество всё будет хорошо! А зовут меня Марией. - И давно вы, Мария, этим занимаетесь? - А с пяти утра… мне нынче сон привиделся про скользкие улочки вокруг старого зАмка. Они были будто лабиринт – путаные, бесконечные, а верный способ отвести дурной сон – сделать наяву всё наоборот. - Чем же плох лабиринт? - Да всем! Это же – неразбериха и в мыслях, и в делах… и безысходность, а иногда - тупик. Да и не люблю я скользкоту – не надёжно это. - А зАмок, какой был? - Ой, красивый и страшный одновременно. Мне о таком бабушка ещё в детстве рассказывала. Жил в нём барон фон Зиг с молодой женой, которую привёз из края алмазов и вечной зимы. Всего у них было вдоволь, да только тосковала она по северному сиянию и морозам лютым. Барон для неё дом самоцветами да цветными окошками украсил, чтоб полярное свечение напоминал, и в разгар лета целый холм белого сахара насыпал, чтоб на санях каталась. А она всё одно тосковала по родным местам, а ещё оттого, что детей Бог не дал. И вот как-то в канун Рождества привиделся ей из окна башни огонёк посреди озера и плач детский послышался. Выбежала она в метель, добралась до полыньи и видит – ледяной рыбацкий фонарь со свечой внутри, а рядом, в корзине – младенец. Взяла его на руки, полами шубы укутала и бегом в замок – чудо ведь! Смотрит, наглядеться не может - мальчик, словно её копия – глаза чёрные раскосые, скулы высокие, ротик маленький. Да только барон не признал ребёнка, вместо него виделась ему рыбина озёрная. Хмурился он, хмурился и однажды тайком отнёс находку рыбаку. Как узнала про то баронесса, превратилась в белую сову и навсегда умчалась в свою далёкую вечную Зиму. Правда, потом из года в год на Рождество возвращалась – сядет на высокий шпиль, поплачет-поплачет, а на рассвете улетает с северным ветром... - Вот оно как. Что ж, спасибо! Мне это было важно знать, поверьте. А теперь, предлагаю поскорей закончить песочную благотворительность и разбежаться по домам — холодина, однако! Они рассмеялись и, словно цветочной пыльцой «освятили» пешеходные аллеи, зигзагами посыпали бульвар, проложили узенькую тропку на площадку для выгула собак и обезопасили пятачок у таксофона. Первые прохожие зашагали по хрустящему снегу, не догадавшись поблагодарить странную пару, толкающую коляску - развалюху… и тут вдруг Мария ойкнула и замерла. - Как-то мне нехорошо, - пролепетала она и вцепилась в рукав Филиппа. - Что? Что такое?! - Ой, кажется, я рожаю! – сказала она и, присев на край своей колымаги, застонала: - О-ооой! Расстегнув ворот тулупа и стянув с головы лохматую шапку, она повернулась к Филиппу – совсем девчонка, с рыжими косами и синими глазами. Он даже смутился на мгновение, а потом - впрягся в повозку и с криком «По-осторони-иись!», помчался по песочным «зигзагам» в сторону городской больницы. * * * Три дня и три ночи ушло на проектирование, и больше недели – на изготовление макета, который еле поместился на необъятном рабочем столе. Зимний Сквер Чудес представлял собой огромный круг, в центре которого возвышался Дом со шпилем. Вернее – его филигранная маленькая копия. Всё, до мельчайших деталей, соответствовало оригиналу - узкие вытянутые окна, ребристые своды и стрельчатые арки, переходящие в колонны. Фасад был окрашен малахитовыми и турмалиновыми разводами, парадную дверь обрамляли овальные витражи, а на крыше «вишенкой» горела остроконечная башня. У входа сверкала блёстками длинная «сахарная» горка с парком детских и финских саней. По сторонам разбрелись застывшие озёра и плывучие айсберги, скалистые ледники с пингвинами, деревенька с домиками-иглу и алмазный дворец Большой Белой Медведицы. Упряжки северных оленей были готовы к состязаниям, а над заснеженной поляной, стоило лишь щёлкнуть выключателем, загоралась северным сиянием, стеклянная небесная сфера. А ещё были - самоходная тележка, посыпающая скользкие дорожки песком, и совсем не страшные лабиринты, и шахматное поле с резными ледяными фигурами в человеческий рост. За время работы, практически без сна и отдыха, Филипп ещё больше исхудал и даже отрастил бороду, но сумел выполнить заказ в срок – от Рождества до Рождества, от католического – до православного. «Даже боги не рождаются дважды, - размышлял он. – Вот ещё одно подтверждение тому, что кто-то заблуждается, полагаясь на недостоверную информацию. А кто именно, выяснить опять же – невозможно. Так уж лучше праздновать дважды, чем ни разу - наверное, это мудрое решение» Мама ворчала, но навещала его по нескольку раз на день, нося судочки со стейками, салатами, выпечкой и передавая пламенные приветы от хамелеона. А в сочельник, прямо у макета, Филиппа, наконец, сморил сон. Он плюхнулся на шаткую раскладушку, успев сунуть под голову край окончательно оборванной шторы, и моментально захрапел. Ему снился барон фон Зиг - смуглый, черноволосый, с изящными тонкими усиками и золочёным мундштуком в уголке рта. - Мои благодарности! - кланялся он. – Теперь я целую вечность буду спокоен и потому готов исполнить, как обещал, любое ваше желание. Говорите, что угодно вашей душе и отправимся поскорее в Сквер Зимних Чудес! У меня мало времени, ведь рождественская ночь подходит к концу. Просите же! Филипп улыбнулся и тихо произнёс: - Я хотел бы не всё подвергать сомнению, хотя по-прежнему, предпочитаю доверять лишь своим глазам, ушам и чувствам… короче, я хочу увидеть Марию. - А-аа, Мария теперь с младенцем на руках, и это – чудо на все времена, поверьте! Кстати, мальчик... хотите взять в жёны? - Нет, я вовсе не поэтому... просто... к тому же... ну, в общем... вы не так поняли... - Хорошо-хорошо, она уже ждёт вас. Скоро рассвет, нужно торопиться. Они вышли из мастерской и вмиг оказались у Дома со шпилем. Филипп достал связку ключей и стал крутить ими по очереди в замочной скважине... щёлкнула невидимая пружина, лязгнул антикварный механизм и тяжёлая дверь поддалась. Луч фонарика выхватил из темноты очертания шёлковой банкетки и старинное бюро с массивной чернильницей посередине, комод красного дерева и жардиньерку, уставленную пустыми цветочными горшками. Метнувшись к лестнице, Филипп помчался по крутым ступеням вверх, минуя холлы и спальни, залы и библиотеку и, добравшись до последнего этажа, шагнул в башенку… На тонком, покрытом изморозью, шпиле, сидела белоснежная полярная сова. Барон фон Зиг протянул руку, и она опустилась ему на ладонь. Восходящее солнце, словно манной небесной, окатило их потоком ослепительного света, и они растворились в нём, словно волшебный рождественский сон или обычный ночной туман… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
