Роза и ее родственники.

Эта история долгая, многолетняя – о взаимоотношениях между нашими родственными семьями. В течение продолжительного периода складывались непростые эти отношения – с семьей Хаи (Клары), сестры моего отца Ицхака (пусть память об умерших сохранится благословенной).

*

Отец, вся его семья проживали в уездном городе Новая Ушица - входил в Проскуровскую область Украинской ССР. Мой дядя Симха, брат отца, проявил себя в первые советские годы. Для своего времени он оказался просвещенным. Родился он в 1905. После непременного хедера, йешивы - он учился, даже окончил гимназию в Новой Ушице. Его увлекли сионистские идеи – вошел в сионистскую партию… Полный энергии, энтузиазма молодой дядя Симха стал партийным пропагандистом: он разъезжал по местечкам и городам, постоянно со слушателями вел беседы просветительного характера. В какой-то период он оказался на нелегальном положении. Его арестовывали. В 1928 году его выслали из СССР – в Страну Израиля, в «Палестину». Существовало такое политическое или уголовное наказание.

Сестра Хая вышла замуж за друга Симхи, тоже сиониста. Мужа Хаи вскоре арестовали. Саму Хаю репрессировали: отправили в ссылку в Казахстан. Бесследно исчез ее муж. Она боялась даже узнавать о его судьбе. Кажется, Хаю дважды репрессировали. Не сложилось детство их дочери Розы, моей кузины. Чаще, больше времени ее опекала бабушка Малка.

В 1939 погиб наш дедушка Шмил. Жили они тогда в Ново-Константиновке, Черкасской области, Украины (семья переехала по переселению). Дедушка Шмил работал ночным сторожем в колхозе. Он проходил по железнодорожному мосту. В это время рядом проезжал поезд: снесло его ветром, сорвался с моста, погиб. Как и что - точно не знаю.

Мой отец, еще до своей женитьбы и моего рождения, в качестве заключенного трудился на строительстве канала река Москва-Волга. Кстати, и эта «веселая история». Мой отец оказался старшим в семье. Его отец, мой дедушка Шмил, истинный Хасид - постоянно пропадал в синагоге. Так сложилось, бабушка Малка привлекла своего старшего сына, моего отца, в качестве основного кормильца большой их семьи. Вырос отец старше – стал заготовителем райпотребсоюза. Ездил и ходил по селам района – скупал излишки сельскохозяйственных продуктов у крестьян, потом колхозников. Примерно в 1932 их Ново-ушицкий райпотребсоюз наградили красным знаменем за победу в социалистическом соревновании. Сохранилась у нас эта групповая фотография с красным знаменем. Позже выяснили. Оказались какие-то нарушения: арестовали руководителей, отдельных активистов, рабочих. В числе арестованных оказался и мой отец. Он попал в Гулаг. Но моя энергичная, очень деловая бабушка Малка поехала в Москву – добилась приема какого-то начальника: высказала ему все претензии. Потребовала освободить сына. Начальник тот ее выслушал – что-то проверил… Пообещал: «Освободим твоего сына!» Малка безграмотная, но знала силу документа. Не поверила слову – потребовала: «Вы напишите!» Начальник только посмеялся. Заверил: «Бабка, возвращайся домой! Приедешь – сын тебя встретит!» Так и произошло… Освободили моего отца. Он вскоре женился, и я родился… К моменту моего рождения, молодые родители переехали в Харьков. Раньше там оказался папин брат Хаим (Фима) - работал он на ХТЗ (Харьковском Тракторном заводе). И моих родителей позвал. Жили они в бараке – отец Ицхак и мать Гитя Шехтман (пусть благословенная память о них сохранится). С рождения ребенка – родители перебрались на съемную квартиру по улице Грековской.

Примерно в 1940 или 41 бабушка Малка к нам в Харьков привезла внучку Розу. По причине своего младенческого возраста, я этого не помню. Рассказала моя мама. Хозяева нашей квартиры, их дети и другие жильцы постоянно Розу расспрашивали. Не терпелось им узнать: «Кто такая? Кто родители? Живут где и кем работают?» Довоенное время оказалось очень суровым. Мои родители очень боялись, как бы малолетняя Роза не проговорилась во дворе. Бабушка срочно увезла ее в Новосибирск - к Рувиму, брату отца. В комнате по Грековской мы жили до эвакуации – до сентября 1941. Потом бежали…

Хозяйская семья особого типа. Малообразованные Украинцы. В период нацистской оккупации Харькова их старшая дочь стала «артисткой»: развлекала и в качестве участницы барделя - удовлетворяла нацистских солдат. При отступлении нацистов из города – с ними ушла. Хозяйская младшая дочь осталась с тремя девочками-куколками. Всезнающие соседи их научили. Спросишь у старшей: «Ты кто?» - Австриячка, - отвечает. «А ты кто?» - Немка, - отвечает средняя. Еле научилась разговаривать младшая… «Я мадьярка», - отвечает гордо.

*

В 1956 я проходил преддипломную практику в Изюме, Харьковской области. От кузины Сони (Софы) – ее отец Хаим (Фима) - имел приглашение приехать. Она в Саратове окончила нефтяной техникум – по назначению приехала в Украину. Начала она трудиться в Нежине. Вскоре направили ее на нефтегавань Днепродзержинска. Расположен город вблизи от Днепропетровска (сейчас этот город называют просто Днепром). У Софы я встретился, познакомился с Розой. С младенчества ее не запомнил. Роза училась в институте Саратова – закончила экономический факультет. В том Саратове жил Ефим со своей семьей. Верно, Роза дружила с Софой. Вот и встретились мы все на каникулах.

В те годы или раньше в Днепродзержинске властвовал «наш дорогой Леонид Ильич». Но я этого не знал. Не учел. В Киев я отправился на пароходе. Просидел на вокзале гавани несколько часов: пароход задерживался в пути. По возвращению – вскоре уехал в Изюм: собрал материалы о лесных полосах, «очень эффективном способе борьбы с ветровой и водной эрозией почвы».

Знаю, по дороге домой в Магнитогорск – Роза заехала в Киев. Родители мои все еще жили в жутком подвале (квартиру купили в 1947 – числилась она под номером 3 в доме 71 по улице Владимирской). Небольшой этот дом выходил на улицу. В бугре и под этим первым этажом вырезали объем под фундамент: в подвальном помещении поместили несколько клетушек складского назначения. Позже использовали под квартирки. Наша комнатка имела небольшое окошко: располагалось на полтора метра ниже уровня почвы. По разукрашенным в разные цвета сырым стенам почти постоянно текла влага. Не квартира – нечто страшное! В 1956 нашей семье выдали комнату в том же доме, но наверху. Это большая зала с гипсовой лепниной. Но… В 1952 я поступил в Брянский институт. С тех пор приезжал домой только на каникулы. Не на все зимние каникулы. Сейчас точно не помню…

В связи с поступлением в институт в Брянске, меня выписали из Киева. После окончания института, работы в Карелии, потом в Киевской области, меня долго не прописывали в Киеве. Вернули прописку, прописали в Киеве примерно в 1960. Меня устроили в «Укрземпроект»: трудился инженером, старшим инженером-агролесомелиоратором. Разъезжал в командировках.

Мои родители поехали в Магнитогорск на свадьбу Розы. Выбрала себе она муженька из совершенно бескультурной, грубиянской семьи мясников. Матери Наума не понравились печенья маминого приготовления. Из недоброжелательной зависти она попыталась сжечь мамин торт. Делали еще подобные гадости.

В 1962 в Киев приехала Роза с мужем Наумом. Приходила в гости крикливая его тетя, киевлянка – такая же гнусная сплетница. Одного раза хватило их узнать. Больше не встречались.

*

В 1968 управление КГБ облюбовало место для своего строительства на нашей тихой улице. Пустили под снос здание нашего дома. Выселяли жильцов. Нам навязывали квартиру в Дарнице. А там – химия. От «резинки» распространяется ужасный запах. Не сразу – через издевательства и прокуратуру выделили нам квартиру на Борщаговке. Только переехали, вселились… Нет еще мебели – она очень дефицитная, дорогая… Приехала к нам тебя Клара. Не знаю точно, на каких основаниях она обосновывала свои требования помощи ей и денег. Разговаривал с ней отец долго в комнате, вышли на лестничную площадку… Разговор возник на повышенных тонах. Клара довела его до скандала – отец взорвался, пригрозил:

«Спущу тебя по лестнице!»

Клару можно понять: в Магнитогорске сложные климатические и материальные условия жизни. Она уже вышла на пенсию. Не все наложено в семьях детей. Особенно у Розы.

Клара несколько раз приезжала. Она загорелась желанием и своим планом переселиться в Киев. В плановое ее задание входит даже выйти замуж. Чувствует она себя достаточно бодрой. Возьмет половую тряпку – нагнется до пола на своих ногах-колодах – за несколько минут протрет полы. Клара требовала у отца: ее прописать в нашей квартире. В Киеве это невозможно! Можно, но только платить придется большие деньги. Где найти такие деньги? Требует найти ей свободного Мужчину, жениха – среди молящихся в синагоге.

*

Папа умер 29 июня 1979…

За день до этого с ним случился пятый или шестой инсульт… С утра казалось: его состояние несколько лучше. Уже не помню причину: с нашей Борщаговки по важному делу я поехал в город. А как вернулся… Папа находился в состоянии без сознания. Мама никак не может вызвать скорую… Точнее: она скорую уже давно вызвала – не приезжают… Я попробовал звонить… Потом заметил: на теле папы появился синяк, пролежень… Скорая все же приехала… Они констатировали смерть…

Очень скоро на небе появилась радуга… Несколько раз грянул гром – без дождя. Позже я понял: Природа так восприняла, возвестила о смерти Праведника.

Надо об этом сообщить, к месту… Произошло это… верно, после второго инсульта отца… Приехала скорая… Врач со скорой предложила: не приводить отца в сознание… Я посмотрел на нее – дико! После этого несколько лет отец прожил… Правда, после каждого инсульта – отнималась чаще правая сторона, не действовали рука-нога… Отца долго лечили: кололи… Приходила медсестра.

Дополнительным несчастьем явилось: отец ослеп. По причине катаракты. Много лет перед сном я ему капал витаминные капли в каждый глаз. Но вот однажды отец отказался от капания витаминных капель. Оказывается, он договорился с бесчестным врачом Никифоровой (она Еврейка, но замужем за Украинцем) - заплатит ей за направление на операцию. Прежде он должен полностью ослепнуть. Так и произошло: отец ослеп. Но делать ему операцию нельзя: ведь он болен, не только по причине инсультов. Пришлось повести отца к врачу-психиатру – за запрещением сделать операцию по удалению катаракты.

Отец не мог выйти из дома. Он абсолютно не ориентировался, в какой комнате находится и в какую сторону идти. Он постоянно натыкался на мебель, другие препятствия… Он сильно переживал: кричал, возмущался… И вот он умер…

*

Так получилось, еще при жизни отца, я написал письмо в Израиль к своей кузене Илане с просьбой о высылке нам вызова для выезда в Израиль. Вызов пришел, но уже после смерти отца. Собрал я документы на себя и мать – пошел в ОВИР. Документы у меня не приняли. Тогда я переслал документы в Москву, в приемную президиума Верховного Совета СССР. В начале 1980 меня вызвали в ОВИР. Сообщили: им переслали наши документы, но выдали отказ на выезд.

В конце 1979 советские войска вошли в Афганистан. Началась война. Примерно в середине января 1980 иностранные радио передали сообщение о высылке в Горький академика А.Д. Сахарова. В те самые дни – сообщила мне начальница – в инспекцию Госстраха, где я работал страховым агентом, явился представитель местного, районного отделения КГБ – мною интересовался. Я сделал вывод: началась всесоюзная компания против инакомыслящих, а в их число и меня внесли. Инакомыслящим я себя не считал. Писал много лет. Не публиковали. В 1976 и 78 – двумя большими партиями отправил черновики своих произведений в Москву: Союзу писателей СССР и ВААП’’у. Осенью 1979 побывал в Москве на книжной выставке-ярмарке. Зашел в Союз писателей. Заведующий приемной СП СССР с великосветским именем (запамятовал его имя) меня принял. Он говорил со мной очень уважительно. Я понял: он читал произведения мои – хоть часть. Почти цитировал – я не все точно помнил из написанного. Ведь к тому времени много написал. Совет его не обнадежил: «Ожидайте…» Чего и сколько? Этого он не сказал. Вот тогда я окончательно решил выехать в Израиль.

Не выпускают!

*

29 февраля (такая шутка!) 1980 меня уволили по «статье» с работы страхового агента инспекции Госстраха Ленинградского района. По специальности я инженер лесного хозяйства. В сплошь коррумпированном и антисемитском Киеве я не мог устроиться по специальности. Вынужден кормиться…

По суду меня восстановили в должности. Но работать не дали…

*

С большой пропагандистской помпой 1980 объявили Олимпийским годом. 19 июля в Москве открывали Олимпийские игры. На республиканском стадионе (прежде имени Хрущева) Киева назначили проведение футбольных матчей. Ожидали приезд иностранных туристов… Но… не приехали! Накануне того года – в конце декабря 1979 СССР ввел войска в Афганистан. Началась много жертвенная война – важный этап в крушении СССР. Многие страны и спортивные делегации объявили бойкот СССР: не послали спортсменов на «всемирные» Олимпийские игры в Москву…

*

Летом 1980 к нам приехала тетя Клара. Она несколько наблюдала со стороны за случающемся со мной. То меня, беспартийного, вызвали в городской комитет КПСС… То в районный военкомат вызвали на медицинскую комиссию (я офицер в запасе: звание младшего лейтенанта стрелковых войск заслужил на военной кафедре института – раз в неделю нас натаскивали перед ящиком с песком, да призывали на военные сборы; уже на «гражданке» часто читали лекции по новшествам в тактике, да информировали об обороноспособности, успехах при охране рубежей…)

*

15 июля явился посыльный - меня почему-то вызвали в милицию. Сказал: «на встречу и беседу». Дежурный офицер милиции – указывал на меня, совестил и просвещал алкаша. Арестовали. Начался самый сложный для меня период жизни. На вызванной «скорой» повезли в психиатрическую больницу имени Павлова. Киевляне ее называли Кирилловской, по названию церкви и улицы. В первом отделении, в шестой палате меня продержали 53 дня. Не трогали. «Наблюдали». Слышал: в пищу подмешивали некие «лекарственные препараты». В других смыслах – не трогали. Ничего не кололи. Ничего не заставляли глотать.

По природе я человек любознательный. В отделении использовал возможности для наблюдения. Большинство людей – больные, ведут себя особо, неадекватно. С некоторыми беседовал. Я не мог обходиться без дела. В смежной палате разместили диабетчиков: без приглашения добровольно выполнял функции «санитара» - помогал в лечении этих инсулинщиков. Больных – их человек пять - фиксировал к койкам: для гарантии их безопасности. Стоял на страже! После ввода инсулина, добавления сахара в кровь, в состоянии лечения от диабета – проявляются неконтролируемые двигательные реакции: некоторые впадают в беспамятство, даже кому. Больные не отдают отчет своим действиям - способны совершить себе членовредительство. Приносил воду жаждущим… Отвязывал, помогал подняться, после успешного окончания сеанса лечения.

Но вот уже закончился карантинный срок: завершилась Олимпиада, а меня не отпускают. Водит за нос со своими советами, обещалками врач-кагебист… Не отпускают! Тогда я начал воевать. Выпустили!

Незадолго до ареста, я внял слезным просьбам прежнего руководства – перешел в другую инспекцию. Явился на работу: оказался уволенным… Впрочем, на этот раз быстро вернули: приняло меры высшее руководство…

*

Теперь вновь о тете Кларе… В тот своей последний приезд она очень сдружилась с моей сестрой. Впрочем, их дружба началась еще раньше. Годик или два минуло мальчишке – сестра с ним поехала в Магнитогорск. И… там сына оставила: на год попечения. Такая она мать!

Наша квартира «свободна»: я им не мешаю, не смущаю – тетя Клара гуляет-радуется-развлекается со своей племянницей. По специальности тетя Клара бухгалтер. Возможно, и профессиональные знания ей помогли: нашла она вклад отца в сберкассе и помогла сестре снять с него все деньги. Корыстная сестра – все себе прикарманила. Ну, угостила тетю…

Мама переживает по поводу моего ареста… Является ко мне на свидания – надоедает всякой чепухой, очень даже вредной в том месте моего заключения. Она не понимает серьезность обстановки: ведь рядом слушатели-доносчики. Дурдом – та же тюрьма! И маму понять можно: дома ее доводят веселые выходки дочери и гостьи. Впрочем, вскоре эти Женщины отправились в Херсон: там умер дядя Ефим – без них не могли обойтись, поделить наследство!

К моменту моего возвращения домой – Клары уже нет: вернулась домой… Изредка приходили сведения из Магнитогорска… У них загородная дача… Потом сообщили: Кларе отрезали ногу…

*

Так сложилось… Вся семья Розы – каждый ее член в отдельности – принесли мне свои неприятности, подчас несчастья, беды…

Первой появилась Лариса, дочь Розы и Наума. Они приехали семьей: Лариса с мужем и двумя мальчиками. Поселились они… Возможно, в Крайотах… Я с мамой проживали на съемной квартире, в Хайфе, по улице Алленби. Этот чтимый в Израиле Английский генерал хорошо воевал – освободил Землю Израиля от Турок в Первую Мировую войну. Впрочем, с того момента началось управление Англичан. В ноябре 1917 они выставили на рекламное обозрение Декларацию Бальфура об «Еврейском национальном доме». Вскоре о ней забыли. Англичане умели действовать одновременно – в разных направлениях.

Так вот о Ларисе… Даже лучше об Илане… Это моя Израильская кузина. У дяди Симхи – двое дочерей: Илана и Рути. Илана с семьей проживают в Хайфе, на Кармели. Рути с семьей проживают в машаве, возле Натании.

Илана и ее муж Шломи много сделали для нас: нашли съемную квартиру в Хайфе. Из Ашкелона мы приехали накануне Песаха 1990. Пригласили нас на Первый седер. Скооперировались трое семей – отмечают вместе праздники по очередности. В тот раз мы отметили Песах у их друзей. Вскоре после Песаха Шлома возил меня по своим клиентам. Для меня это очень важное знакомство-узнавание Израиля. В тот период управления Шамира стоял очень даже важный вопрос о добром приеме Еврейской олии из СССР. Призывали каждую Израильскую семью взять шефство над семьей новых репатриантов. Осуществляли такую государственную политику. И Шломо, как я понял позже, специально меня возил: показывал свою роль и вклад в общее Еврейское дело. Пусть даже так: я получил определенные знания и удовольствия от этих поездок. К тому моменту я еще не работал: примерно только через два месяца, со 2 июня приступил к работе по специальности в Северном отделении ККЛ (Керен ha-Кайемет ле-Исраэль).

Мое трудоустройство оказалось удивительно простым, достаточно быстрым. Помню: еще дядя Симха очень одобрительно отозвался о моей специальности инженера лесного хозяйства: «В Израиле очень ценят эту специальность». Действительно, в первый же рабочий день, после Песаха, я зашел на Адаре в лишкат авода ле-академаим (управление по трудоустройству для лиц с высшим образованием). Инспектор Моля со своей помощницей Валей очень быстро нашли для меня работу по специальности.

Я к тому времени уже трудился. Является как-то недавно приехавшая Лариса – представляется. И сразу потребовала познакомить ее с Иланой. После Песаха я к Илане не ходил, не звонил, по причине слабого знания Иврита. Я предложил ей – свести со Шломо: его маленький заводик или токарная мастерская расположена вблизи элеватора в гавани Хайфского залива. Повел ее… Лариса Шломи очень понравилась: стройная она, представительная Женщина… Верно, и ее он возил – демонстрировал перед своими клиентами. Не знаю, по какой специальности Лариса трудилась в Союзе, но она быстро сошлась с Иланой, воспитательницей детей. Вскоре Лариса устроилась воспитательницей детсада. Очень быстро она зарядилась правильной идеей купить квартиру. Явилась ко мне с требованием стать ее жерантом (гарантом для получения банковской ссуды). Я сразу отказался подписать такой документ. Она требовала, нахальничала, вымогала подписать такой документ. Я категорически отказался. У меня еще нет собственной квартиры. Я не уверен в надежности этой «родственницы». Скажу о себе: при покупке своей квартиры, я тоже вынужден представить жерантов. Покупал: платил. Как я и предполагал, Лариса оказалась подлым человеком. Эта подлость проявилась в нескольких случаях. Прежде всего: «отняла» у меня Илану – ее на меня натравила… И не только!

Верно, она тяжело трудилась. И на двух работах одновременно: воспитательницей детсада и продавщицей цветов. Стала владелицей цветочного магазина. Бросила мужа – вышла замуж за Израильтянина. И он – такой же собственник-хам. На встрече в ресторане согнал меня с места: ему нужно семь или восемь мест подряд для своей семьи. Лариса женила своего старшего сына. Я побывал на этой свадьбе. Года через три-четыре вновь приглашает «на свадьбу» - с той же невестой: решили повторить удовольствие и собрать новые подарки.

Из Канады приехала вторая дочь Розы. Устроили встречу в преогромном ресторане. Одновременно происходит несколько торжеств. Я пришел с фотоаппаратом: щелкаю своих и другие интересные события. Уже не помню сейчас, что в тот момент фотографировал… Подступила ко мне большая группа танцующих… Не ожидал: один из танцующих лягнул меня каблуком с острым шипом. Я успел его сфотографировать – сзади и лицо в отдалении. На моей левой ноге – огромная рана. Не могу ходить, даже стоять. С той ногой я помучался очень долгое время: верно, внесли инфекцию – не только поранили. Встречу с наймом помещения и угощениями организовала Лариса. Она мне даже не предоставила номер телефона заведения: не захотела «подводить подругу».

*

Муж Розы Наум – грубиян, шоферюга, циничный хам, каких редко встретишь среди Евреев. Вовсе не зря в его роду мясники, подоночные члены и слои общества. Невежда, жлоб - с гойскими

 

выходками. Он хочет казаться умным, развитым, всезнающим, плоскоступным хохмачом – постарается обскакать на хитрости. Пытался надо мной «подшучивать»: со всем старанием грубо подкалывает, высмеивает… То ему не нравится моя фамилия: разбивает ее на слоги, всячески уродует, придает вольный и смешной смысл. С неимоверной гордостью возносит руссифицированную собственную фамилию: Старосельский! Ее владельцем мог являться крещенный их предок, уже не наш Еврей. И над именем моим подшучивал, пуще любого другого живодера, психически и морально больного антисемита. Врожденный он пакостник антисемитского типа. В Магнитогорске и Союзе набрался он циничных слов и «антижидовского духа» - среди подобных сброду, «вольных шоферюг». Сам ничего он не придумывает: повторяет ранее услышанное.

*

Моя мама считала Розу умной. Возможно и так… Говорится, как считать… Не знал я прежде, не представлял ее трепачества.

Аня, дочь дяди Рувина, несколько лет назад приезжала к нам, в Израиль: погостить-отдохнуть. Двое дочерей у дяди с женой Викторией (с ней никогда не встречался). Верно, старшая из них Майя. Жили они в Новосибирске. Как и что я не знаю. Сын Ани переехал в Москву. Он работает по банковско-финансовой специальности. И дочь ее замужем - переехала в Москву. Аня находилась в Израиле довольно долго. Остановилась она у Розы или в семье ее брата Александра (в Израиле он Алекс). Несколько раз я к ним приезжал. На прощание Ане подарил довольно дорогой подарок: серебряную или даже позолоченную мезузу. Не подумал: эта гойка не прибьет к двери. Пусть память… Не знаю, что Роза наговорила обо мне – это могло сыграть негативно… Расскажу по порядку…

В начале декабря 1905 в Рязани открывали Первый съезд Союза писателей «Новый Современник». Создали его на Портале «Что хочет автор». Я решил поехать в Рязань. Знаю: дорога проходит через Москву. Нужно искать ночлег на две ночи. В первую ночь – по приезду – остановлюсь у Куниных (Гурковых). Двосия тоже училась вместе в Брянском институте. Примерно в 1991 они репатриировались в Израиль. Мы тогда проживали в амидаровской квартире в Нешере и Кунины почти месяц у нас располагались, пока утрясали свои репатриантские и квартирные дела. Их сын Игорь закончил экономический факультет, даже аспирантуру в Московском университете. В Технионе Хайфы они примерно год платили стипендию – он трудился с литературой в библиотеках. Но в Израиле он не остался. Познакомился, кажется, с Голландским преподавателем-экономистом… И дальше он развивался в этом направлении: Голландцы открыли в Москве экономический институт. Игорь в нем преподает – ассистентом, профессором…

На обратном пути – я предполагал – остановиться у кузины Ани, она сейчас в Москве, проживает в семье дочери.

По дороге произошли со мной непредвиденные действия. Как раз, накануне поездки в РФ – мне выдали половину тиража моей книги «Вместе: в мести? Интеллектуальный антисемитизм. Исправление искажений в книге А.И. Солженицына «Двести лет вместе». Книга объемная – более 750 страниц, в твердом переплете. В ней представлен текст книги А.И. Солженицына (оба тома) с небольшими сокращениями и примерно треть текста – мои комментарии. Взял с собой в дорогу десять экземпляров своей книги.

При прилете в аэропорт Москвы, решил я – свой тяжелый чемодан довести в метро до вокзала, с которого следует поезд в Рязань. Оставить чемодан в камере хранения. Не мог я такого предполагать… В пути – в метро, мне предстоял непомерно далекий переход под землей между разными направлениями. И надо такому несчастью случиться: я подорвался! Через пару лет меня оперировали – удалили грыжу.

Но это еще не все! О прекрасном съезде и посещении дома-музея Сергея Есенина не стану распространяться… О тех событиях я уже писал…

Поселили нас в гостинице. На месте кормили… Постоянно кормили – на завтрак-обед-ужин – для меня, как оказалось, не усвояемой, не переваримой моим желудком солянкой (назвал ее соляркой). Со мной случилось отравление желудка. Почувствовал себя невероятно больным вечером, на концерте наших талантов. Меня несколько раз вырвало. Не уснул. Возможно, несколько помогло утреннее полоскание марганцовкой. Чувствовал себя, словно перед концом.

Позвонил Ане в Москву… Она отказывается предоставить ночлег. Я не понял… Договорились встретиться…

В Москву я ехал слабым-слабым… Действительно, чувствовал себя, словно перед концом. И это – важные моменты: у меня нет страховки. Денег недостаточно… Не рассчитал я заранее время: оказывается, мне предстоит провести в Москве три ночи. Встретился с Аней… Она не объясняет – говорит твердо: «Не могу предоставить ночлег!» Просить я не умею… На что решиться? Время уже предвечернее… Даже не подумал: вновь обратиться к Куниной (Гурковой)… Тогда я придумал такую идею: поеду ночным поездом в Брянск – день проведу в своем институтском городе. В дороге в Москву вторую ночь тоже посплю в поезде… А третью ночь до отлета… Аня довольна: не придется ей меня принять... Она спокойно ожидает, пока я выстоял очередь – купил билет в Брянск… Позвала меня с собой. Для чего? Хочет меня представить, познакомить со своей дочерью? Не иначе… Живут они в охраняемом районе. Дома особой конструкции. Убедился в этом – уже внутри квартиры. Огромные комнаты. Просторная кухня. Одно выделяет: внутри комнаты расположена огромного размера труба. Не иначе: лифт трубопровода. Аня для чего-то послала меня в ванную. Ну, принял душ… Чем-то угостили… Я подарил им несколько своих книг. Конечно, не оставили ночевать… Но для чего отправили принять душ? Не иначе Роза еще в Израиле могла нечто на меня наговорить…

Ушел я и уехал…В Брянске посетил институт… Разговаривал с несколькими преподавателями. Один, верно, доцент, профессор? Он на курс моложе… С бельмом на глазу… Добился в жизни… Он записал мне пару телефонов… Ни с кем больше не удалось встретиться… Гулял по Брянску… Узнал или напомнили жители о своей «принципиальности». Стоял в очереди в кассу кино… Некто попросил взять ему билет… Я согласился: так они мне, точнее нам - устроили… Отвык я от такого…

Утром я вернулся в Москву… В аэропорт повез меня поезд удивительной конструкции. Не просто скорый, но даже не похожий на прежние поезда. Подобных поездов я не видел. В аэропорту просидел день и ночь. Запомнилась мне встреча с молодыми Узбеками. Один уже женат. Второй еще зарабатывает калым для невесты. У обоих не сложилась судьба в России. Трудились в Карелии. Просрочили срок – не отметились в полиции. Их выслали. Возвращаются домой. В современном Узбекистане важнейшая проблема: нет возможности трудиться. Ребята планируют: приобретут новые паспорта – с другими именами, тогда снова приедут искать работу в России. Но на этот раз проявят большую осторожность. Жаль ребят… Да, и Узбекистан… Во время ВОВ мама с детьми нашли там приют. Возможно, в связи с истреблением басмачества, обстановка достаточно благожелательная в южной республике.

С получением независимости, слабо развивается. Конечно, в советское время сплошными посевами хлопка и привнесением избыточного количества пестицидов испоганили немногие земельные угодья. Много в стране пустынь. Мало влаги. Но имеются природные ископаемые… Мало собственных предприимчивых людей, организаторов производств. Не нашли иностранных инвесторов. Отпугивает развивающийся Мусульманский фундаментализм.

На следующий день – улетел домой. Долетел живым! С тех пор страдаю – проблемы с желудком… Аня несколько раз звонила, но я с ней не стал разговаривать.

Очень горькие впечатления и болезненные последствия остались у меня от той поездки в Россию. Впрочем, съезд писателей оставил приятные впечатления. О съезде я писал. Первым из других создал Региональное отделение Союза писателей «Новый Современник» в Израиле. Непродолжительное время являлся председателем этого Отделения. Но при встречах-общениях с уродливой творческой публикой – отошел от общественных дел. Нет у меня желания руководить, обретать общественный авторитет деятельными поступками. Меня хватает в собственных творческих поисках, свершениях. Не люблю тратить время попусту – без полезного результата. Много сотрудничал с Порталом «Что хочет автор»: публиковал почти все написанное.

*

Кузен Александр (в Израиле Алекс) на десять лет меня моложе. Приехал с женой Инной и дочерью. Жили они год на съемной квартире, а потом купили домик в Кирьят Моцкине. Перестроили его по своему вкусу. В Магнитогорске Саша закончил институт. Начал трудиться слесарем на ВАЗ”е. Дорос до должности старшего инженера ВАЗ”а. Вроде все шло благополучно. Но наступила Перестройка… Семейная пара переключилась на частное предпринимательство. Возможно, они развозили и торговали кухонными и другими бытовыми товарами. Переселились в курортный Кисловодск. Оттуда репатриировались в Израиль. Квартиру сдают внаем. Обеспечены определенным капиталом. К несчастью, Алекс по здоровью инвалид – получает пенсию.

Я близко сблизился с их достаточно гостеприимной и хлебосольной семьей. Все родственники часто встречались в их доме. Инна по профессии повар – очень вкусно готовит.

Дополнительно Алекс мне помог. Во время обстрела с севера летом 2008, во время Первой Ливанской войны снаряд катюши разорвался возле нашего дома - осколок пробил мой солнечный бойлер. Вытекала вода, пока ее не перекрыли. Пришлось купить новый солнечный бойлер. Алекс купил – с Наумом установили. К тому моменту я получил деньги в банке: попытался заплатить Алексу. Отказался он взять деньги. Через несколько дней поехал к ним с деньгами. До Наарии ехал попутным такси. Сидел на противоположном от открывшейся двери сидении. Пересунулся к двери на выход… в этот момент из кармана выпал мой кошелек. Попутчик мой кошелек с деньгами передал водителю – это более трех тысяч шекелей. Я схватился… Такси отъехало… Побежал на остановку… Водитель такси (с кипой на голове) разворачивался… Поднял руку! В знак прощания-благодарности. Надавил на газ – машина рванула… Происходило это за несколько дней до праздника Еврейского нового года.

Мой новый солнечный бойлер переставили себе, украли соседи Алпаси из квартиры 3. Мне советовали обратиться в полицию… Не стал… Семья их верующая – судьба или сам Господь наказал: муж бросил жену с тремя детьми – ушел из семьи. Оставил им квартиру.

Алекс купил и поставил мне новый солнечный бойлер. И еще Алекс установил мне козырек над балкончиком. Алекс отличный мастер ручных работ любого профиля.

По моей просьбе, Алекс в своем доме отметил мое 70-летие. Пришли родственники. Без согласования, позвали они мою сестру (не общаюсь с ней более полустолетия) с племянником… Могу ошибиться в данном случае, с определенным намеком, за столом посадили рядом со мной сестру Наума… На меня она не произвела никакого впечатления. Скромно прошло «все событие»…

Об этом не должен утаить. Вроде спокойный Алекс, уравновешенный. Но увидел его и услышал однажды… Даже не знаю причину, никакой причины не было: почему он завелся? Он начал кричать, орать на меня: живу в обществе, среди людей – должен с ними считаться… И еще в том же духе… Я не понял… Еле его осадил… А под нами живут отвратительные люди: несомненно слышали его крики. И от тех соседей я достаточно натерпелся: по причине беспричинного бешенства Алекса. Несколько раз соседи подстраивали подлости, высказывали несуразицу - вызывали полицию…

Не могу об этом не сказать. Кишечная болезнь продолжает меня донимать. Несколько раз проходил колоноскопию: врач удалял полипы… Принимаю природное средство…

Но заметил я… В последние времена… Не знаю точно, по какой причине... Возможно даже – по причине сговора с моей сестрой Раисой – в доме Алекса меня начали травить. Небольшими дозами, но нечто добавляли в пищу: после каждого посещения их дома – у меня болезненно ухудшалось состояние. Однажды я у них ночевал – спал в кровати Анжелы, их дочери. Проснулся на рассвете – еле добежал до туалета… Оделся и ушел к остановке ракевета. И после этого… Хорошо знали они о случившейся моей болезни в России – на этой позиции решили подыграть. Зачем им это надо? Только что - в сговоре находятся с моей сестрой и племянником: не могут те никак дождаться «наследства». В любом случае, моя квартира им не достанется. Я давно написал завещание: мою квартиру превратить в музей. Ничего доброго от них не видел, не имею и ничего не должен. Только плохое делали – эти злые и глупые завистники и ненавистники.

После одного такого посещения их дома и обострения заболевания, приступа во время нахождения у них в гостях – я перестал с ними общаться. Не захотел даже поговорить с Алексом по телефону. Все! Так мне спокойнее…

 

Надо понимать, учитывать… Со времени создания, даже беспрекословного принятия даже Универсальной Торы прошло неисчислимое количество времени. Сам человек превратился в более мыслящее, тоньше чувствующее, более осознающее существо. И окружающая действительность, техническое оснащений, само общество, общественная жизнь сильно изменились: особенно в последние века достаточно бурного прогресса. Вот техника! Когда она такой являлась? И в смысле производства, передвижения, потребления… Все это видеть, понимать, пользоваться! Не оставаться неподвижным догматиком – в полном смысле уродства.

Седьмой день отдыха – Суббота – это принцип жизнеустройства, общежития. Нельзя полностью отдаваться работе, заботам – являться непременным участником трудового и творческого созидательного процесса. День в неделю надо отдыхать! В прежние, отдаленные времена, да и по сию пору – этим днем являлась Суббота. Хорошо! Пусть остается Но… время безостановочно. В Торе не написано: всеобщий отдых – только в день радости, в Субботу. Принцип этот возвели служители культа. Они так интерпретировали Б-жественное Откровение, Указание, Заповедь. Благодаря медленного, но постепенного развития, с помощью, по Указанию Господа – люди, человечество с тех пор проникли глубже в Структуру и Законы Природы, открыли новые составляющие жизни. Сама жизнь пошла, полилась по открытым новым физическим, химическим, математическим, биологическим законам. Благодаря этих форм познания, новшества вступили в свои права: в бесчисленном количестве свойств, видов…

Никто не покушается на Принцип и Святость Субботы. Нужно принять, осознать: часть общества вынуждены жить по измененному, другому графику. Они признают, понимают Верховенство Закона, Святость Субботы, но не в состоянии всегда и постоянно строго выполнять Положение Субботы. Уже тысячелетия Субботу превращают в Неизменную Догму. Евреи сохранились не только благодаря Торе, Иудаизму, Субботе… В современном мире нельзя поголовно всех обязывать оставаться Субботниками. Знаю: одна из Христианских сект именно так себя называют). Но я говорю об Евреях, об Израильтянах, о других соотечественниках, да и о самом себе.

Параллельно с существующим долгие века, тысячелетия «Субботним графиком» - в обществе может существовать «плавающий график». В процессе вынужденного жизнеустройства – отдельные люди, группы свой обязательный отдых могут проводить в другой день недели. При этом чтить Субботу. Пусть эта вынужденная необходимость требует, побуждает поступать в исключительных смыслах.

Евреи себя вечно проявляли как мыслящие, творческие натуры. И в этом случае следует достичь полезный компромисс между Евреями разного образа мысли и форм непременного устройства быта.

Не признание этого особого «права меньшинства» непременно приведет к печальным, удручающим результатам. Для утверждения социального мира следует учитывать социальный фактор – не превращать его в непреклонную догму обязанности.

Писатель должен проявлять свои мыслительные способности – не зацикливаться на единственной непогрешимой Истине. Верно, к этой Истине ведут разные пути. Возможно, сама Истина непознаваема. Всеобщей Истина стать не может. Не достигла пока совершенства. Ведь не зря в нашем мире происходит сосуществование различных правд, характеров, судеб…