На солнечной полонине, в обрамлении синих лесистых гор,

затерялось село Вязатень. Давным-давно, мадьярский князь Шандор

прозвал так эту местность, остановившись отдохнуть в тени раскидистого

вяза. С тех пор много воды утекло – менялись эпохи, правители, нравы, а

величественное дерево всё стоит на холме, словно мощный сакральный

столб. Его ствол – в семь обхватов, крона – подпирает небо, а могучие

ветви переплелись настолько, что в их тёмной уютной гуще зимуют

девяносто девять филинов и один лесной кот.

 

Старый мольфар Миро - с бородой до колен и волосами до пят, часто сидит

под ним, колдуя над оберегами из его вязкой жилистой древесины и

твердит:

- Это дерево иного мира. Силу оно черпает корнями – из земли, ветвями –

из неба, и мы, потомки друидов, верим в его магию.

Старика не смущает, что слушают его лишь вдовые старухи, отары овец и

заезжие туристы. Он умеет беседовать и с травами, и с ручьями, и с

камнями, а с горным эхом и вовсе - спорит до хрипоты.

 

На этот раз мольфар стоял под осиной – громовицей. Длинным острым

ножом, выкованным из старой косы, он срезал обугленную щепу и,

перекладывая в руках, стал шептать:

- О, ясноликий, могучий Даждьбог! Помоги мне приговорить всё злое,

клятое, с чёрных очей, с бурых очей, с седых очей, с упырьих…идите себе

там, где псы не бывают, свет не доходит…в дальние моря, в глубокие

протоки…там, где песком будете пересыпаться в волнах, таять и исчезать

без следа…

Грозовое небо полыхнуло и, словно впопыхах, помчалось за горизонт, зияя

проступающими солнечными проплешинами. Они становились всё больше

и больше, пока не заполонили весь небосвод – словно сам могучий

Даждьбог выплеснул из гигантского ушата сияющую безоблачную синь.

Мольфар нахмурился и, глядя вдаль, стал ждать гостей.

 

* * *

 

- Я верила тебе, но всему есть предел, - воскликнула Сола, прижимая к уху

мобильник. - Слова, разумеется, много значат, но при условии, что не

расходятся с делами. Иначе они где-то там, на стеллажах нашей памяти

накапливаются, спрессовываются и превращаются в бессмысленную

абракадабру.

- Я тебя люблю, - невозмутимо ответил мужской голос. – Но к переменам

не готов - дети ещё маленькие. А к морю хотел бы поехать только с тобой,

но тесть организовал круиз исключительно для семейных сотрудников, не

могу отказаться – рассчитываю на повышение. Хочешь, зимой слетаем в

Куршавель на пару дней - у меня там заказчик появился?

- Ты хоть понимаешь, что изъясняешься на языке обманных слов? – Сола

отключила телефон и, резко вывернув руль, затормозила у своего

подъезда.

 

Надвигающаяся гроза окончательно омрачила, и без того, тоскливое

настроение и Соломия, наскоро приняв душ, легла в постель. Она долго не

могла уснуть, размышляя о том, что полюбила никчемного человека, что по

собственной воле стала заложницей, самой что ни на есть, банальной

ситуации и что выпутаться из неё не может, как ни старается.

«Почему у меня не получается разорвать эти унизительные отношения раз

и навсегда? – думала она. - Может, уехать на время? Куда-нибудь далеко-

далеко..."

 

Ночь оказалась дождливой и ветреной - всё вокруг захлёбывалось от

клокочущего ливня, а тот всё хлестал и хлестал, стращал молниями и,

будто цепной пёс, рычал громовыми раскатами. На пике разбушевавшейся

стихии на все голоса взвыли сирены спящих авто и стремительная стая то

ли туч, то ли птиц, пронеслась, рассекая дождь.

 

Одна из них, словно оброненное перо, кружась, опустилась к окну.

И в этот миг Соломие приснилось, что маленький ангел просится в её дом.

Она открыла глаза, пробежала босиком по мягкому ковру и отодвинула

штору – хохлатый голубь с золотистым клювом и, словно вышитым гладью,

шёлковым оперением, не мигая, глядел на неё. Девушка распахнула окно и

он сел ей на ладонь – мокрый, продрогший, с блестящей капсулой на

лапке.

 

Она поддела её шпилькой и вынула скрученное в трубочку послание:

«Очень жду тебя, Соломия! Поспешай и непременно прихвати из сундука

мой зонт! Тётушка Чаруна»

Письмо вспыхнуло и рассыпалось искрами, а Мия закрыла глаза, обняла

подушку и под шум затихающего дождя провалилась в следующий сон.

 

* * *

 

Утром желание всё бросить и умчаться куда глаза глядят, стало ещё

сильнее. Директор детского театра, похожий на доброго мечтательного

Бармалея, не одобрял отпусков в разгар сезона и с присущим ему

артистизмом пропел: - О, Сола, о Соло-мия!

Укоризненно покачав головой, он приобнял Соломию и добавил:

- Ты же наша ведущая травести, а в этом месяце - и Маленький Принц, и

Джельсомино, и Кай! Ну, ладно, что-нибудь придумаем... привлечём

стажёров, в конце концов. Ты, главное - возвращайся счастливой!

 

Подруга-невролог пожелала ей ярких впечатлений и амнезии по поводу

конкретной личности, а мама, как всегда, разволновалась:

- Что значит – куда глаза глядят?! Путёвку возьми горящую, или в йога-тур

отправься, или на музыкальный Фестиваль, но только, чтоб я знала, где ты

и с кем!

- Но я сама этого ещё не знаю! Не переживай, мне тридцать лет. Кстати,

мама, мне сегодня приснилось письмо от тёти Чаруны – ждёт меня.

Напомни, кто это?

Мама ойкнула и запричитала:

- Этого ещё не хватало! Да она, кажется, умерла давным-давно, это

сестра твоей бабушки по отцу. Неужели не помнишь? Ты в детстве любила

проводить лето у них в Вязатени. Посмотри в старом альбоме – там

обязательно есть снимки тех времён. Посмотри и забудь!!! Мне будет

спокойнее, если ты поедешь в йога-тур – женский коллектив, медитации,

асаны, по-моему – замечательно!

 

- Спасибо, мамочка! - ответила Мия, усаживаясь в кресло и листая

страницы семейного фотоальбома.

 

Какие же они удивительные, эти реликтовые фото - с пожелтевшими

резными краями и витиеватыми подписями. А вот и горное селение, и хата,

крытая очеретом. В низких окошках – белоснежные занавески, на дворе –

снопы сена и бабушка с ягнятами, а вот и красавица Чаруна – с длинными

чёрными косами, на груди – монисто и дивные медальоны на тонких

ремешках.

 

Соломие вспомнилось, как носила её тётушка на спине, собирая травы и

коренья, как ходили они по висячему мостику через бурную реку в гости к

весёлому Миро. Его жилище висело на ветвях гигантского вяза и

раскачивалось в ветреную погоду. Он кружил на руках Чаруну, а та

смеялась и гладила его кудри. А ещё он вырезал для детворы звонкие

сопилки из калины, и заваривал волшебный чай в медном чайнике с

деревянной ручкой. Мия улыбнулась, припомнив, как Миро, протягивая ей

чашку, сказал: - Возьми за ушко, и она взялась за своё ушко.

Как можно было забыть всё это? Бабушки давно нет, а Чаруна? Что с ней

случилось?

Она долго изучала на мониторе карту горных селений, мысленно

прокладывая маршрут для своей спонтанной поездки, потом собрала вещи

и отправилась на вокзал.

 

* * *

 

В сгущающихся сумерках, на пригорке сидели двое – Миро и хромая баба

Ярыся. Они увидели, как, опираясь на толстую ветку, в гору поднимается

хрупкая светловолосая девушка в кепке и с дорожной сумкой на плече.

Поравнявшись с ними, гостья поклонилась:

- Здравствуйте! Я – внучатая племянница Чаруны.

Старуха часто заморгала:

- Имей в виду, у того, кто опирается на посох гладкий и ровный – будет

супруг добрый и покладистый, а у кого посох кривой да сучковатый, то и

супруг будет не ахти – вспыльчивый и злой. А я вот, хоть и хромоногая,

всю жизнь без посоха обхожусь.

 

Мия растерялась, а мольфар, улыбаясь, протянул ей обе руки:

- Здравствуй, детка! Чаруны давно нет с нами. Пойдём, отведу тебя в её

дом, там всё как прежде - вода в колодце, пёс у калитки, кот на чердаке…

Они обогнули заросли папоротника и, перейдя по круглым камням ручей,

добрались до хаты, крытой очеретом. Из низких окошек сочился слабый

свет и, Соломия переступила порог.

Пламя керосиновой лампы мерцало и казалось, что сухоцветы в напольных

вазах колышутся и перешёптываются, гребёнки сами собой чешут кудели

из овечьей шерсти, а веретено кружится и, поскрипывая, превращает их в

пряжу. В корзине с рукоделием, рядом с иглами и канвой, лежала

салфетка – вышитый хохлатый голубь с золотистым клювом и шёлковым

оперением. Сола засмотрелась на него и вспомнила:

«...поспешай и непременно прихвати из сундука мой зонт!»

 

Она открыла сундук и среди холщёвых юбок, расписных жупанов и

узорных платков обнаружила рукотворный зонт с двенадцатью лоскутными

клиньями. Изображённые на них времена года плавно перетекали друг в

друга, создавая ощущение непрерывности бытия: по часовой стрелке –

вперёд, в будущее, против часовой стрелки – назад, в прошлое.

 

Старик снял с пальца массивный латунный перстень с изображением

головы Чернобога:

- Лишь однажды в жизни я могу его кому-то доверить. Он помогает

открывать Небесные Врата и отводит беду. Этой ночью, Соломия, он

принадлежит тебе!

Он прижал к губам дрымбу и протяжно-дребезжащая мелодия, словно нить

на старинной прялке, стала сплетаться с лунным светом, с шелестом трав,

со скрипом половиц и обрывками чьих-то далёких, приглушённых фраз:

- … за верность и преданность королю князь Шандор Габори назначается

воеводой Трансильвании и получает в подарок замок и двенадцать

окрестных деревень…

- … с тремя конными отрядами он выезжает для укрепления пограничных

застав от турецких набегов…

- … дорогая, я решил взять в поход Иштвана…

- … но он наш единственный сын и ему всего двенадцать лет…

Мия с недоумением пожала плечами, надела перстень и раскрыла зонт. Тот

медленно крутнулся и стал набирать обороты против часовой стрелки –

быстрее и быстрее, до тех пор, пока всё вокруг не померкло и не полетело

в тартарары.

 

* * *

 

Сола свалилась в защитный ров вдоль реки и с опаской выглянула наружу.

Под покровом ночи была едва заметна военная палатка с привязанной

рядом вьючной лошадью и дымящийся на костре суповой котёл.

Из-за палисада раздавались голоса лучников, а за повозками стояли

отряды гусар, вооружённые пиками, саблями и щитами.

Она достала из сумки свой театральный бинокль и, развернувшись к

противоположному берегу, разглядела во вражеском лагере гигантский

барабан, шатры и усатого янычара в белом войлочном колпаке и с

ятаганом наперевес.

«Похоже на спектакль с отличными декорациями» - только и успела

подумать она, как стрела со свистом вонзилась в её сумку. Прогремела

барабанная дробь, заржали кони и, словно призраки, бесшумно вышли из

реки турецкие всадники с короткими копьями и арбалетами.

Из леса, под прикрытием лучников на них набросились боевые псы, а с

флангов преградили дорогу конники.

 

Мирная ночная тишина вмиг была искромсана рыком и лаем, хрипами и

стонами, лязгом и скрежетом. И сквозь всю эту оглушительную какафонию

едва сочилась с одной стороны – молитва имама, с другой – женский плач.

Мия раздвинула ивовые ветви и увидела Чаруну – как прежде, молодую и

красивую, в длинном домотканом платье и с атласными лентами в косах. Та

сидела на земле, склонившись над раненым и, лихорадочно обкладывала

его бинтами.

Соломия бросилась на помощь и обомлела – перед ней был мальчик-

подросток – бледный, с разметавшимися окровавленными волосами и

рассечённой грудью. Ему не хватало воздуха - он тяжело и прерывисто

дышал, и дрожал всем телом.

 

- Это Иштван - сын воеводы, он умирает! - воскликнула Чаруна и,

выхватив из рук Соломии зонт, стала вращать его против часовой стрелки -

быстрее и быстрее, до тех пор, пока всё вокруг не померкло и вновь не

полетело в тартарары...

 

...Соломия свалилась в защитный ров вдоль реки и с опаской выглянула

наружу. Под покровом ночи была едва заметна военная палатка с

привязанной рядом вьючной лошадью и дымящийся на костре суповой

котёл...

Из-за палисада, с ворохом одежды под мышкой вышла Чаруна, ведя под

уздцы вороного коня:

- Я мальчишку опоила сон-травой и спрятала в ельнике. Вот его вещи,

надевай их - ростом и сложением вы похожи. Пойми, мы сейчас во

временной петле, где одни и те же события повторяются по кругу вот уже

почти тридцать лет. Нам нужно спасти его, и тогда петля распутается и

каждый, кто здесь оказался, вернётся в свою прежнюю жизнь. Ничего не

бойся, девочка моя, мольфарский перстень отведёт от тебя и стрелу, и меч,

и дурной глаз!

- Постой, но ведь все думают, что ты умерла много лет назад. Как ты сюда

попала?

- Все, кроме Миро, он слышит биение моего сердца, как и я - его. Видишь

ли, под Большим Вязом оказались тайные ходы. Я наткнулась на них,

собирая у холма кипрей. Потянула за кустик – приподнялся пласт земли, а

под ним – пустоты, пещеры, лабиринты. Почва под ногами поплыла и я

полетела в бездну. Эх, столько лет прошло, пока я не сообразила, что для

спасения нужно каким-то образом изменить ход событий. Вот тогда и

вспомнила про свой чудо-зонт, который шила-вышивала не один год.

Понимаешь, Иштван не должен умереть, его ждёт долгая и исключительная

жизнь – я это точно знаю. Переодевайся же скорее!

Сола мигом надела гусарские рейтузы и китель с галунами, шлем и кирасу,

кольчужные рукава и латные перчатки. Она подумала о том, что всегда

мечтала сыграть роль отважного маленького рыцаря, похожего на Робина

Гуда, и даже написала сценарий, и отдала его директору театра, но тот

лишь расплылся в улыбке и пропел: - О Сола, о Соло-мия!

 

* * *

 

Князь Шандор Габори был настроен решительно – дать отпор врагу,

укрепить заставу и поскорее вернуться домой, где его ждали пять дочерей

и жена Каталина. В его отсутствие, она всегда занималась управлением

делами и хозяйством, а теперь ей предстояло ещё и защищать новые

имения, полученные в дар от короля. До князя дошли слухи о том, что кое-

где османами уже разграблены деревни, мужчины захвачены в плен, а

молодые женщины изнасилованы и беременны. Он молил Бога, чтобы его

семью миновала эта участь, и корил себя за то, что взял с собой сына.

Он поднёс к глазам подзорную трубу и разглядел во вражеском лагере

гигантский барабан, шатры и усатого янычара в белом войлочном колпаке

и с ятаганом наперевес.

Прогремела барабанная дробь, заржали кони и, словно призраки,

бесшумно вышли из реки турецкие всадники с короткими копьями и

арбалетами.

Князь взмахнул рукой и из леса, под прикрытием лучников на турок

набросились боевые псы, а с флангов преградили дорогу конники. Среди

гусар, лихо орудующих саблями, он разглядел и маленький силуэт на

вороном коне, отчаянно лупящий янычар щитом по головам. Воевода

восхитился тем, как его сын прорвал кордон и, стоя в полный рост на коне,

переплыл реку, как одним ударом пики он умудрился продырявить

ненавистный барабан, без которого боевой дух врага сразу сник, и как,

запрокинув голову, расхохотался.

Воодушевлённый увиденным, князь Шандор повёл отряд в атаку и, тот,

клином врезавшись в линию противника, погнал турок прочь.

 

Мирная ночная тишина, ещё недавно искромсанная рыком и лаем, хрипами

и стонами, лязганьем и скрежетом, злобой и ненавистью, по законам

военного времени, одержала победу и вернула свои позиции.

Утром, расставив на постах дозорных, и распорядившись об укреплении

поваленных столбов в палисаде, князь беседовал с сыном, не получившим

ни единой царапины в ожесточенном бою:

- Я горжусь тобой! Из тебя получится отважный воин и, возможно, ты тоже

когда-нибудь станешь воеводой.

- Благодарю, отец! - вид у мальчика был сонный и он совсем не помнил,

как погубил турецкий барабан. – Мне не нравятся войны, я хотел бы стать

художником, если позволишь.

К полудню, отряд добрался до солнечной полонины, обрамлённой синими

лесистыми горами. Всем нужна была передышка. Раненых уложили на

ковре цветущего кипрея, коней отпустили на луг, а боевым псам дали по

двойной порции мясной похлёбки.

Князь Шандор поднялся на холм. Сняв китель и сбросив сапоги, он сел под

раскидистым вязом и, глядя на его роскошную крону, подпирающую небо,

устало сказал:

- Хороша вяза тень...

 

* * *

 

Соломия спала на верхней полке полупустого купе. Стук колёс убаюкивал

её, напоминая то ход старинной прялки, то ритмичные удары сердца, то

назойливый звук барабана. Ей снились голуби и ягнята, ручьи и охапки

карпатских трав, лампадки и волшебные деревья, шагающие по холмам –

вязы, осины, буки. Они напоминали плеяду горных старцев с длинной

седой листвой, увешанной оберегами из коры и смолы.

А ещё ей снилась Чаруна – с белоснежными, но по-прежнему дивными

косами, и Миро, заваривающий волшебный чай в медном чайнике с

деревянной ручкой. Они сидели в обнимку под чудесным рукотворным

зонтиком и решали, в какую же сторону его покрутить. Рядом стояли два

дорожных посоха: один – повыше, с привязанной калиновой сопилкой,

другой – пониже, обвитый атласной лентой, но оба совершенно гладкие и

ровные…

- О Сола, о Соло-мия! – прозвучало над ухом и Мия, проснувшись, увидела

прямо перед собой директора театра.

Лучезарно улыбаясь и заливаясь от смущения румянцем, он сказал:

- Твоя мама такая замечательная - всё-всё мне рассказала! Какой же я

болван - свою ведущую актрису отпустил неведомо куда! Мне тебя так не

хватало, не только в театре - вообще! Знаешь, я ещё раз прочёл сценарий

и понял, что он - потрясающий! Надеюсь, желание сыграть отважного

маленького рыцаря, похожего на Робина Гуда, у тебя не пропало? Как же я

люблю твою улыбку! Ну вот... кажется, ты возвращаешься счастливой!

 

* * *

 

Мольфар — в культуре гуцулов — человек, который, как считается,

обладает сверхъестественными способностями, знахарь, носитель древних

знаний и культуры. Мольфары занимаются целительством, управляют

силами природы (например, погодой), используя для этого заклинания,

особые предметы, травы.

 

Громовица — дерево, опалённое ударом молнии.

 

Палисад — препятствие или стена из ряда столбов высотой в несколько

метров, вертикально врытых или вбитых, на 1/3 своей длины, в землю

вплотную или на небольшом расстоянии и соединённых между собой для

прочности одним — двумя горизонтальными брусьями.

 

Дрымба - самозвучащий щипковый муз. инструмент: маленькая

металлическая (деревянная, костяная, бамбуковая) подковка с упругим

язычком в центре.

 

Кираса – латы, металлический панцирь на спину и грудь.