Лёгким, свежим и влажным ветерком приветствовало собаку наступившее

утро. Она не спеша посмотрела вокруг и продолжила путь. Что-то

подсказывало ей, что новый день приготовил ей очередную загадку.

 

Бостонский терьер, о котором идёт речь, отвечал всем внешним признакам

уникальной породы – белая (с лёгкими включениями серых пятен)

манишка, блестящая, чёрно-атласная шерсть, узкая белая полоса между

проникновенными, пытливыми глазами.

 

Но, пожалуй, самое главное, о чём следовало упомянуть, так это о её

свободолюбивом и независимом нраве. А как же иначе можно было

объяснить её неистребимую страсть к путешествиям?

 

Надо заметить, что в лесу собака чувствовала себя намного уютнее. В

городе, прежде всего, её напрягало огромное количество людей. Причём,

говорящих громко и одновременно. Она была почти уверена, что ни один

из них не выслушивал своего собеседника внимательно и до самого конца.

 

Нет, робость не являлась частью её натуры. Обычно она не задумываясь

включалась в любой, самый непредсказуемый экстрим — хождение по

подоконнику, по спинке дивана... Почему бы не добраться и до тумбочки?

Там уже давно её пытался соблазнить цветок в горшке. А на днях он

распустился большими, белыми, невероятной красоты роскошными

лепестками.

 

И не важно, что цветок этот принадлежал Терри, а сама она уехала на

пару недель в отпуск. Кто ж знает, что может там произойти? А что, если

ей на этих Карибах понравится, и она вообще останется там жить?..

 

Тупой и чуткий нос собаки уткнулся в преграду. Это были ступени. Их

было четыре. Обычно подобная конструкция являлась пыткой для неё.

Каждый раз, когда по ступенькам необходимо было спускаться, её

охватывала предательская паника. Правда, на этот раз присутствовал

слегка смягчающий обстоятельства фактор — они вели наверх.

 

Про себя она не преминула отметить — до чего же неистребимо желание

людей любыми способами усложнять свою жизнь! Собака подняла глаза.

Гранитная стена представляла собой одну из сторон добротного

пьедестала. Стоило ли его возводить ради стоящих на нём двух ног? И тут

же, подумав, с возмущением добавила— пусть даже бронзовых и очень

больших!

 

К сожалению, многозначительного замысла она охватить так и не смогла

— уж слишком грандиозен он оказался для маленькой собаки. Однако

общее впечатление всё же сложилось. Вершиной архитектурной мысли его

назвать было нельзя — ботинки, как ботинки! Даже у хозяина, купленные

задолго до неё, они были намного симпатичнее.

 

Некоторое замешательство она заметила и на лицах людей — очевидно,

далеко не каждому из них было дано постичь смысл возвысившегося над

ними монумента. Собака отступилась — движимые любопытством, они

старались, по возможности, оказаться ближе к надписи на латунной плите.

Судя по напору, можно было предположить, что все они были, если даже и

не широко образованные, то, уж наверняка, грамотные.

 

Мелкими буквами на плите была выведена подробная информация об этом

загадочном человеке. Одним словом, идея памятника была такова — она

приобщала любопытных туристов к истории города. Два огромных

бронзовых башмака, привлекая многочисленные взгляды зевак,

принадлежали какому-то очень древнему и выдающемуся французу.

 

Ещё раз внимательно присмотревшись к говорливой толпе, собака пришла

к окончательному выводу — француз этот, видимо, был человеком весьма

достойным. Одно имя у него было какое звучное! Монпасье! И сладостно-

разноцветная ассоциация стала первой положительной реакцией собаки

на воплощённый в камне шедевр.

 

Хотя, нет! Некоторая степень сомнения заставила её приостановиться. И

всё же... его называли как-то иначе. Монпасье... Ронпасье... Роншалье...

Ах, вот, кажется, так — Ришелье! Это имя она, наконец, услышала от

стоящего недалеко от неё лохматого парня. Он с вдохновением

рассказывал историю знаменитого герцога своей подруге.

 

Трудно было с уверенностью сказать, слушала ли девчонка его

внимательно или добросовестно пыталась сосредоточиться на красивой

вибрации слов, но в том, что интрига романтических отношений для обоих

была важнее, чем обсуждаемый персонаж, можно было не сомневаться.

 

По её отстранённому взгляду, по неудачным репликам и, вообще... по с

трудом подбираемым словам вполне возможно было допустить, что

утончённый профиль молодого человека её привлекал гораздо больше,

чем профиль Ришелье. Хотя, пожалуй, в первую очередь, она не смогла

остаться равнодушной к невероятно редкой выразительности его глаз –

они подкупали парадоксальным соединением глубокой печали с

уникально-деликатным проявлением уверенности и силы.

 

А ещё ей удалось найти в них ответ… нет, не на вопрос… и даже не на

попытку его оформления… — скорее, это был лишь некий намёк на робкое

и неожиданное осознание их предрешённого будущего.

 

Да и его отношение к кокетке явно превосходило интерес к достоинствам

известного господина. Говоря о заслугах героя, он умудрился ни разу на

него не взглянуть. В то время, как мельчайшие детали её образа он

вычислил, как опытный скульптор — живые, одухотворённые, с блеском

глаза, нестандартная, привлекательная горбинка носа.

 

Это был классический пример с третьим лишним. Но самое интересное

заключалось в другом — в их случае категорически разрушался ставший

привычным отрицательный стереотип. В том смысле, что Ришелье теперь

имел полное право быть причисленным к многочисленным членам их

будущей большой семьи.

 

И ещё!..

 

Собака посмотрела на счастливые лица ребят и почему-то решила, что

небольшая копия скульптуры Ришелье (пусть даже не в полный рост)

вполне могла бы стоять на самом видном месте в хозяйском доме. Ну,

например, на полке с книгами, возле телевизора. Уж слишком они ей

показались похожими на родителей хозяина.

 

А пока, движимые совершенно не связанными с Ришелье мыслями, они

попросили прохожего запечатлеть их в полный рост. До совершенства

композиция явно не дотягивала. В отличии от Ришелье, который вполне

осознавал своё место в истории, в головах этих беззаботных ребят

творилась полнейшая каша.

 

Собака же, которая вертелась у их ног, в глазок объектива вообще не

попала. Жаль было только затраченного энтузиазма — исторический кадр

для неё оказался несправедливо и безвозвратно проваленным. Зато её

светлую голову посетило дежавю. Глаза этого мальчика до болезненных

колик в животе ей показались родными. Что за наваждение? Это был уже

второй случай за последние дни, когда в образе хозяина ей

представлялись совершенно незнакомые люди.

 

Разве мог её не тронуть контур благородного лица — ну, чем не хозяин?

Кстати, интересно, что он делает сейчас? Собака заметалась — острая

невыносимая тоска резко вытеснила интерес к фотосъемке и заставила её

всерьёз задуматься о побеге…

 

Громко заурчав, живот напомнил о себе — и всё же, все эти волнения у

неё обычно происходят просто от голода. Быстротечность побуждений —

она заняла буквально несколько секунд — как всегда, оказалась

спасительной. Стоило ей только обратить внимание на другой объект, как

дежавю, потеряв актуальность, отступило.

 

Её заинтриговал фотоаппарат. Такой смешной и старинный! Если

сравнивать его с хозяйским, то этот объектив, мягко говоря, оставлял

желать лучшего. Ну, а если говорить о более-менее достойном штативе, то

она не заметила ни более, ни менее достойного, потому как не было

вообще никакого. Другими словами, это была самая настоящая игрушка!

 

Город же, в целом, понравился. Красивые парки, аллеи... Пожалуй, его

можно было бы сравнить с огромным садом, уютным и очень старинным.

Словно по подиуму, она шла по одной из центральных городских улиц.

Светлые, прозрачные тени от гигантских платанов мягко ложились на

чёрный атлас её шерсти. А прямо перед её носом, резво пробившись

сквозь длинные, элегантно изогнутые ветви деревьев, солнечным

дождиком рассыпались озорные, танцующие блики.

 

Говорить о каштанах было излишне. Она их заметила ещё издалека.

Первым движением её души было попробовать их на вкус. Но тут же

последовала масса других, не менее интересных предложений —

небольшие светло-зелёные колючие плоды провокационно манили её

своей непредсказуемостью.

 

С моря повеяло влажным дыханием волн — деревья приветливо

откликнулись на вторжение тёплого летнего ветра. Ноздри собаки активно

заработали — воздух, действительно, был пропитан поразительно-

сладостной легкостью. Одним словом, все как на почтовой открытке —

просто, ярко, доступно. Чайки... здесь собака запнулась, по сути она была

не высокого мнения о них, но по романтическому настроению — ну, да

ладно, пусть и они себе будут...

 

Ей никогда не приходилось идти по дороге, вымощенной добротным,

столетним булыжником. И она бы, наверное, ещё долго наслаждалась

ощущением горячего, гладкого камня под лапами, если б судьба не

озадачила её очередным сюрпризом. Как — опять? Это был каскад

ниспадающих ступеней. До чего же она ненавидила подобный вид

преодоления себя!

 

Безоблачное настроение сменилось досадой.

 

Ступеньки в их хозяйском доме также выполняли важную роль — они

предоставляли уникальную возможность желающим спуститься на нижний

этаж. В очередной раз узость дизайнерского решения не могла её не

возмутить. А где же творческий подход? Куда девался полёт мысли?

Почему бы, к примеру, для достижения цели не использовать принцип

банального прыжка?..

 

После того, как спуститься всё же удалось — в конце концов, существуют

и обходные пути — она услышала определяющие сущность этой лестницы

слова. Это была знаменитая Потёмкинская лестница. Где-то собака

слышала о ней... Но где? И, кстати — когда?

 

Всё правильно, действительно, был случай. Как-то, занимательные

легенды родителей хозяина о своей жизни совершали свой очередной

труднопостижимый виток. Обычно их ностальгические воспоминания о

прошлом вызывали у собаки тоску. Стоит ли тратить своё драгоценное

время на рассказы о том, чего давным-давно уже нет? Но в тот раз она,

почему-то, прислушалась. Речь шла именно об этой Потёмкинской

лестнице. О том, что когда-то они имели непередаваемое счастье по ней

спускаться.

 

Кстати, смогли ведь! Умеют же, при необходимости, выходить из

затруднительных обстоятельств. А кто б сомневался — недаром состоят с

ней в родстве!

 

Оставалось только вспомнить название города. Вроде, звучание совпадало

со звонкой «С». Что-то, типа «Сорбонна». Хотя, возможно, и

«Страдивари». Собака снова обратила внимание на поразительное

предпочтение людьми сложных слов!..

 

Название же города вскоре само напомнило о себе. Ну конечно же, это

была Одесса!