ИЗ КОНЮХОВ ДА В ТАНКИСТЫ

У меня в 19 лет это случилось. Помогли права тракториста, я их получил за два года до призыва в армию. Работал я до этого колхозным конюхом. А на тракторе (С — 80) я работал всего-то три месяца. И эту сложную машину, не знаю я до сей поры почему мне доверил управляющий совхозного отделения № 6 фронтовик. Но провели мы ее с большим старанием. А поскольку на отделении условий для проживания приезжих не было, мы с него все к осени разбежались. Не получив ни прав тракторных (три года за них должны отработать), ни заработанных денег. А в те годы эта специальность была престижной, высоко оплачиваемой. И в военкомате допризывникам о ней говорили «Трактористы в армии будут танкистами.

 

В молодости все сходило с рук, сошло и это. А специальности нет, работай колхозным конюхом. И был я им до призыва в Советскую армию.

 

Запомнился допризывный сентябрь. В сельсовете вручили повестку «Такого-то числа необходимо явиться в райвоенкомат с вещами и с трех дневным запасом питания для отправки в советскую армию». И с этого дня и мой годок Петр стали рекрутами. А жизнь-то наша без денег. Поэтому, выпивали мы с ним за эти пятнадцать дней один раз. И не нынешними мерками, а четверку водки на двоих. И нам наши товарищи говорили "Голубчики! Да вы сегодня пьяны!?

 

А третьего октября 1954 года, в день солнечный провожали нас селяне на Сашинову гору, к мельнице. В армию провожвал, вином угощали, напутствия слова какие-то говорили и желали счастливой службы. Там уселись мы в фургон колхозный на душистое сено к рыжухе и повез нас ее водитель к месту назначения, в Утевский военкомат. Там нас ожидать машина. В ее кузове ехали до железнодорожной станции и поездом до Сызрани. Там мы в довоенных бараках жили, с исписанными еще нашими отцами, дедами стенами. Спали на деревянных нарах, подложив вещмешки под голову. ожидали наших "купцов".

 

Да какой там сон? Если ночью между нарами какие-то подозрительные люди снуют, А у меня деньги, сунутые другом. Это моя доля, за нашу с ним общую гармонь.

 

Через неделю прибыли наши купцы гражданские. По списку вызывать стали и в ряд ставить. Набрали человек сто, везли пассажирским поездом до города Саратова.

 

От вокзала до пригорода Татищево шли пешком. В лесу нас разместили шестиместные палатки, рядом столовая из досок, баня. Мылись в ней, переоделись в форму парадную. На что старослужащие солдаты сразу же среагировали "Поедете служить за границу". И забегали по палаткам, выпрашивая у нас гражданскую одежду, часы, деньги. Говоря нам «А у вас все это на границе все равно отберут».

 

Месяц в лесу мы жили без света и тепла, проходили курс молодого бойца.

7 ноября принимали присягу. А далее наш путь лежал в Восточную Германию. Ехали в "теплушках"через города и села, где не так давно воевали наши отцы и деды. Следы минувшей войны еще кое где попадались. В основном это были мощны укрепления из бетона на возвышенных местах, ДОТы. Откуда видимо хорошо простреливалась местность. Но были видны и созидания мирной жизни. О чем в нашей теплушке нам солдат напевал. Я помню несколько слов "Налево мост, направо мост И Висла перед нами... ."

 

Польскую реку Вислу по новому мосту мы проезжали. Красовались два моста у нас на глазах величаво. А проезжая Польшу и кое где останавливаясь мы чувствовали, наши союзники встречают нас не холодно. Бывали случаи и водицы попит не давали, водозаборные колонки замыкали. А на наши просьбы отомкнуть их, поляки отвечали хмурыми лицами и недовольным ворчанием.

 

Другое отношение мы встретили в поверженной Германии от ее жителей. Они нам в след улыбались, приветствовали руками. А девушки одаривали солдат воздушными поцелуями.

 

СЛУЖУ РОССИИ

В город Витенберг мы приехали ночью. Спешились и строем не в ногу шли до воинского городка. Вокруг было все странным, непривычным. У подковообразного здания остановил нас старшина, перекличку по списку сделал. Создал три группы (роты) по сто (примерно) человек. Я попал в группу лейтенанта Цветкова, где и был этот старшина Юрковский.

 

По его команде наша рота поднималась на четвертый этаж этого здания, которая все годы нашей службы и будет служить казармой. И в ней повзводно наша рота и должна занимать свои комнаты. А потом Цветков нам рассказал, что в этих помещениях до нашей победы жили гитлеровские вояки. Помещения теплые, просторные, хорошо освещенные. В них стояли удобные, в два яруса, односпальные койки и одноместные тумбочки.

 

Уложили мы в тумбочки свои вещички, осмотрелись. Слышим команду "Рота, на ужин стройся!"

Один солдат в строй не спешил.

- Как ваша фамилия? - спросил его старшина.

- Корчагин, - ответил солдат.

- За опоздание в строй Корчагина, рота, ра-зой-дись! Вниз, трусцой, не в ногу, арш!

Сбежали вниз, а старшина командует:

- Рота, на ужин – стройся!

Поднялась вверх рота, построилась, но опять опаздывает в строй Корчагин. И мы пять раз из-за него сбегаем вниз, поднимаемся, строимся. За что ему перед строем старшиной было объявлено два наряда вне очереди.

 

А в столовую мы шли строевым шагом и с песней "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед... ."

 

Ужин нас удивил запахами, вкусом и количеством яств. Понравились отварные макароны с большим куском обжаренной баранины. Это в разы отличало от того, чем нас кормили в Татищево. Там нам к чаю додумались выдавать общим куском сахар. А вы разделите его на 10 солдат поровну? А здесь выдали каждому по три кусочка рафинированного сахара. И мы поняли, несмотря на позднее время, здесь нас ждали. Тогда мы и поняли смысл слов старшины "В хорошее место вы служить попали".

 

И спали мы в первую ночь здесь как убитые. В семь утра прозвучала команда дневального "Рота, подъ-ем!" За минуту нужно было всем одеться. За три минуты мы должны построиться в коридоре. На первый, второй рассчитались, выслушали от старшины программу дня. Познакомились с сержантом Мараховским (замкомвзвода), с младшим сержантом Солнцевым (командир отделения, родом из Самары). После этого была утренняя зарядка (30 минут), личное время и завтрак (1,5 часа). Потом было наше первое знакомство с полковой школой подготовки младших командиров. Мы узнали, курсанты нашей роты будут изучать танковую связь. А после школы они разъедутся по танковым батальонам и будут в них служить старшими связистами.

 

И на плечах нашей одежды были погоны с черным покроем и с танковой эмблемой. Это отличало нас от курсантов краснопогонников. Мы этим гордились.

 

Следующий день был выходным. Сержанты: Мараховский и Солнцев знакомил нас с городом Витенбергом. Удивительно, но войной он был чуть поцарапан. А встречающие на улицах немцы нам рассказывали, что их город освобождали американцы. Которые вели только прицельную бомбежку пригорода, де располагались военные заводы. И мы туда позднее сходили. Но руины тех заводов уже были расчищены. От них остались бетонные площадки и входы в подземелье, закрытые люками. Говорили нам немцы и о них. Оказывается, в этих подземельях и стояли за станками самые лучшие рабочие Германии, которые до последнего дня войны работали на свою победу. А теперь все подземные заводы заполнены до верху водой.

 

Смотрели за городом мы бараки для наших пленных, американских и английских. Они огорожены колючей проволокой. Мы их охраняли, не зная что в них теперь хранится.

 

Германия нас удивляла всем. Город удивлял узенькими улицами, серо-мрачными зданиями, одеждой и поведением людей. В ноябре у них еще тепло. Поэтому их молодежь и носила еще маечки, шортики. Чистотой повсеместной, порядком, вежливостью, тактичностью, пунктуальностью немцы нас удивляли, высокой культурой удивляла нас Германия.

 

Наши старослужащие о немцах говорили " Немцы народ особенный, это вам не поляки и не бендеры. Они спящего мужика топором по голове не ударят и в спину ему не выстрелят. Они воспитанные, гостеприимные, миролюбивые". И рассказывали об ужасном случае в Польше, Где на посту они наших часовых вырезали.

 

А нас после х рассказов охранять те бараки отправляли со штыком на карабине, но без патронов. Страху натерпелись! Правильно говорят, от ротных и взводных командиров в армии безопасная служба зависит. Как и армейская выучка, выправка, находчивость, боеготовность. Все это солдат получает от непосредственного командира. И служба солдату покажется легкой, или тяжелой, полезной или бесполезной, от командира зависит. направлениям.

 

Нам в этом плане повезло. Наш лейтенант Цветков настоящий командир и настоящий человек. Он для нас и мудрый учитель, и наставник, и, если требовалось, верный защитник. И схожим по характеру был помкомвзвода Мараховский (Украина). А вот младший сержант, мой земляк Солнцев был человеком другого характера. Он строгий, требовательный. Любил стружечку с солдат снять и нас погонят, когда оставался во взводе один. Тут ему дай показать себя. Случалось это редко, но крепко. Его любимое занятие, трех километровый кросс. Сам он бегал как лось, и от нас требовал того же. Три километра пробежать Солнцеву труда никакого не представляло, за то у нас к финишу языки на плечо вываливались.

А он еще и смеется. Говорит нам:

- Вас бы в пехотную учебку, а не в танковую, где вы сачкуете. Там по-настоящему солдат гоняют и муштруют.

 

И он был прав. Строевых часов для курсантов-танкистов мало предусмотрено. У нас первая половина года учебы проходила за столами. Классы были оснащены рациями, схемами и ключами морзе. На них мы учились у нашего теоретика и практика, лейтенанта Цветкова. А в июне начались практические занятия (их еще называют тактическими). Знакомились мы на тактических занятиях с обязанностями танкового экипажа. Отрабатывали и взаимовыручку членов экипажа в бою. Занятия проводились за городом.

Бывало, разойдемся по лесу с радиостанциями, рассядемся по кустам и держим между собой связь на условленных волнах, на кодовых блоках или на телеграфном ключе.

 

Получили право на отдых, а радиостанция остается включенной. В это время по рации мы обычно ловили "Маяк", слушая любимые мелодии или русские народные песни.

 

Теперь наш взвод в наряды другие не ходит, кроме как на полковом коммутаторе связи дежурить. Обеспечиваем мы и дивизионную связь. У нас посуточный график, который исполняли трое наших курсантов.

 

А чтобы на коммутаторе не уснуть, не попасть за это на "губу", кто-то придумал оригинальный способ просыпаться. Сидим бывало у аппарата, а в руках указка. Задремывает курсант, она падает на бетонный пол. Звук его будит. Зачем она туда попала, никто не знал.

 

Корчагина туда не допускали, не доверяли. Такие нужны на кухне чистить картошку, мыть посуду и полы. Это изнурительная, нудная работа. Был раза два и я в этой роли. Геннадию Корчагину я сочувствовал. Человек он хороший, надежный.

 

И, зам. по хозяйственной части роты, старший лейтенант Чабак вызывает меня на беседу, говорит «Я с Цветковым договорился, ремонт освещения вести в коридоре. Он тебя рекомендовал взять, а друга ты подбирай сам. Я и пожелал взять Корчагина.

 

Светильники мы должны заменить на новые. И заменить за эти три дня часть проводки. И Корчагина не узнать. На работе он проявлял себя, старался работу делать быстро и хорошо. Стены он раствором затирал и белил которые мы долбили, укладывая туда новую проводку. Это у него классно получалось. А я Бра новые по стенам ставил, выключатели простые на кнопочные менял.

 

И эту работу мы за два дня сделали. Старлей Чабак от нашей работы в восторге. Да и сами мы были на седьмом небе, особенно Корчагин. За что этим же вечером лейтенант Цветков нас очень хвалил и объявил благодарность. С тех пор наше умение работать в роте заметили, стали поручать другие хозяйственные работы. А Корчагину это надо. Который, как оказалось, к воинской службе относился предвзято, а к работе хорошо. И на гауптвахту его с тех пор не стали отправлять.

 

А ВЫ КОГО ЗДЕСЬ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ?

 

Спрашивали немцы. Отвечали «Мы представители Великого СССР». Быть таковыми - почетно и ответственно. Выдержим ли? Нам девятнадцать, кому чуть больше. Этот возраст для любви. А мы немецких красавиц не видим, они за забором. А чтобы они не соблазняли, раз в году уколы принимаем. Поясняли старослужащие. В этом возрасте человек способен на все, но он и привыкает к любым условиям.

 

В Германии служба наша материально стимулировалась. Нам платили немецкие марками и наши рубли. В ГДР можно на них приобрести было швейные изделия, продукты. На месячное довольствие солдата можно было купить хорошую рубашку. Или три бутылки водки "Корн". Но этих удовольствий у меня за 38 месяцев службы было два. Выпили мы первый раз взводом по случаю выпуска из танковой школы. А второй раз нас угостил Майор Курсков. Мы его дочери покупали пианино.

 

Политзанятия в советской армии играли большую роль. На них капитан Голубев всегда подчеркивал особенность нашего поведения за границей. По нему немцы судили о русских, о России. И он всегда на полит уроках раскрывал нам политическую и экономическую обстановку демократической Германии и федеративной, сравнивая их. Сообщал, где немцам лучше живется, где хуже. Приводил цифры, откуда больше немцы пересекают границу. Выходило, бегут больше немцев из ФРГ в ГДР. То есть, и немцы капитализм ими отвергается, а социализм приветствуется.

 

Шло соревнование двух систем. От немцев в ГДР мы не слышали жалоб на жизнь. От поляков жалобы были, и обиды на нас. По характеру такие, недовольные. Ответ у психологов. А немцы, как народ лучше, нам нравился. Он разумный, миролюбивый, воспитанный. Они и терпимы к нам.

 

А со стороны солдат бывало всякое. В семье не без урода, как в народе говорят. Да и трудности армейские влияли на наше поведение.

 

И пропаганда западная подстрекала. Лето первого года службы. Мы обеспечивали связь на полигоне, где стреляли из танков. В ясном небе появились шары. Они парили, украшая небо. Появился самолет, хлопки. С неба полетели листовки. Одну прочитали. Там запад критиковал вооруженный до зубов социализм, хвалил миролюбивый капитализм. Никиту Сергеевича Хрущева критиковал, который хочет засеять кукурузой даже Луну.

И в листовке иронично писалось " В Москве разоружаются, солдаты увольняются на атомный завод...".

 

Обращались к солдатам, звали их в свою райскую жизнь, гарантировали красивых девушек и много водки. Сообщали адрес будущим дезертирам (Берлин-штрассе №..., и т.д.).

 

Новобранец клюнул на это. Школой 15 дней мы его искали, прочесывая местность, овраги и перелески в ГДР. Поймали беглеца.

 

Еще случай. Курсант стоял на посту, открыл стрельбу. Прибежала оперативка из караульного. Курсант ранен в руку. Сказал, что в него стреляли. Узнаем, по часовому не стреляли, а он сам себе выстрел в руку. Его ждет наказание.

 

Два сержанта в увольнении напились в стельку. Немцам стали доказывать. Их успокоили, посадили в машину, привезли в часть, офицеру передали.

 

Другие солдаты патрулировали по городу. Зашли в ресторан, выпили, переборщили. Администрация пыталась их вывести. Они открыли стрельбу. А за потолком этаж. Жители стали выпрыгивать из окон. Лычки с погон сержантам командир школы снимал у нас на глазах.

А курсант, который учился в нашем батальоне на водителя танка, не справился с управлением на повороте, врезался пушкой в стену жилого дома. К счастью жители дома не пострадали.

 

УЧЕБНАЯ ПРОГРАММА ПОДХОДИЛА К КОНЦУ

 

Канун дня Победы. Новая Германия к нему тоже приоделась. Время весеннее, зацвели каштаны. Настроение у всех хорошее, на немцев зла мы не имеем. Злимся по субботам на киносеансах, где гитлеровцев показывают. Они нашу землю сапогами топтали, людей убивали, жгли города и села. Эти немцы не такие, они на словах и на деле миролюбивые. Мы с ними нормально общаемся, улыбаемся.

Пришло время испытания в Венгрии возник путч и пролилась кровь, поляки и чехи против социализма зашевелились, немцы зашевелились не с оружием, на митингах. Они терпимее. Время раны лечит.

 

Пример честности. Шли учения. Мы на марше. Комбат Анцелевич на бронетранспортере впереди. А танк его, то есть, наш в хвосте колонны. Через меня комбат по рации управляет батальоном. В деревне колонна остановилась. Высыпали жители. Дети забрались на танк, в люк. Дети есть дети. Узнаем, зовут Петэр. Просим скатать на велосипеде в магазин за продуктами. Даем 5 марок. Покатил. А колонна трогается, сообщаю комбату причину стоянки. Выезжаем за село. "Пропали наши денежки", - говорит водитель. Показался Петэр. Благодарим его, сдачу не берем, которую он нам совал.

 

Образование социалистической Германии совпадает с нашим "7 ноября". А образовано в 1949 году. Праздновали с ними и мы. Телевидения еще не было.

На словах заверялась наша дружба.

Сотня отборных курсантов-танкистов готовила физкультурно-спортивный номер. Рост курсантов - 1,9 м. в первой шеренге и 1, 75 м. в последней. Форма парадная. В последнем ряду я. Тренировали сотню полковники. Учили месяц ходьбе строевым шагом сотню.

 

Ее задача, на стадионе, у правительственной трибуны Берлина, гостям из Москвы мы должны показать развернутую фигуру русского воина-освободителя. Как на постаменте в Трептов Парке.

Представление это мы показывали в Эссене. Там было наше командование. И там я видел маршала Гречко, который проходил вдоль рядов общего построения.

 

От руководителя нашей сотни, полковника Федосеева узнаем, Маршалу Гречко и руководителям ГДР Вильгельму Пик и Отто Гроттеволю выступление понравилось. Они нам благодарны. Это объявлял наш полковник.

 

После, служба проходила в Ютербоге. Это небольшой городишко, в десяти километрах от города Витенберга. Река Эльба радом. Там родился и жил до войны командующий шестой армии, фельдмаршал Паулюс. Там он жил, писал воспоминания о войне последние годы. Прожил не долго. В советских газетах было сообщение о его жизни, подвигах, о причине поражения в войне, о его кончине.

 

Экипаж наш комбатовский. И относились к хозвзводу. Там же батальонный инструктор, химик, повара. Даже художник. Руководил взводом лейтенант Поляков. Замечательный человек, не женатый. Но невеста была: красивая, стройная. Работала при полку в офицерской столовой.

И наш Поляков подружив с Натальей своей год, нам заявляет

- В отпуск, ребят, собираюсь. Поеду в деревню за невестой.

- Как же, товарищ лейтенант, а Наталья? - спрашиваем мы.

- А потому, ребята, она не мой выбор. Я без нее жить и день, и неделю, год жить могу. Значит она не моя И я вам советую так любовь свою на прочность определять. И жениться советую вам на той девушке, без которой жить не можете.

Дельный совет, правда? Но мы в ответ на него в те годы только посмеялись. Он нам тогда еще не был понятен. Мы в любви еще не были искушенными.

 

Наша служба и опасна, и трудна...

 

Второй год службы начинался не спокойно. Были подъемы по боевой тревоге, тактические учения, близкие к боевым. Случались в нашем двадцать втором полку и ЧП. В декабре на полигоне проходили стрельбища пехотинцев. Три солдата подорвались на снаряде. Любопытство, снаряд красивый разбирали в блиндаже. Он и рванул. Троих разнес на куски, а телефониста, который был в сторонке у аппарата, тяжело ранило. Наш батальон обвинили за пренебрежение техникой безопасности. Не очистили полигон после стрельб как следует. Командира полка и нашего комбата за эти ЧП заменили. Приехали им на смену два подполковника академика из Ленинграда. Полком командует теперь Кандыбович, а нашим танковым батальоном – Анцелевич, который на первом же построении обещал дисциплину.

 

И это были не просто слова. Новые порядки и строгость мы ощутили. Но и забота о танкистах большая проявлялась. Приходил новый комбат в солдатскую столовую. Интересовался как их кормят. Пробовал еду. Однажды пришел, а мы вышли из столовой. Многие на ходу из кружек допивали чай. За что он и устроил нагоняй нашему старшине. Сказал ему "Распорядок надо соблюдать, но чтобы солдаты на ходу ели, это уж слишком".

 

В зиму замполит стал нам сообщать "Германию прибудет первый секретарь ЦК КПСС. В полку будут проходить учения с боевой стрельбой". Но Никита Хрущев до нас не доехал. Спутали его планы события в Венгрии. Но учения не отменили, которые еще и усложнили морозы суровой зимы 1956 года в Германии. На них у танкистов в танках портянки к сапогам примерзали. А представьте, чего было с пехотой. И связь вел постоянно. И досиделся у танковой связи. Чувствую, ноги немеют. Пожаловался ротному, а тот мне ответил "Болеть будем после учения. А пока наша главная задача выполнять приказы. И я приказы выполнял, учения закончились, и сапоги на моих ногах пришлось врачам в госпитале разрезать. Комиссия из Москвы по тем учениям приезжала, разбиралась с безалаберностью бывших командиров, которых на нынешних сменили.

 

Случались и другие ЧП на службе. При погрузке танков на платформы танкист разворачивал ствол навстречу проходившего мимо состава. И по вагонам стволом черканул. Наводчик нашего экипажа, Толик Новиков при погрузке танка на платформу зажало между крыльями гусениц, грудь сдавило.

 

На на ночных стрельбищах отделался легким испугом я, осуществляя связ и находясь на смотровой вышке. Командир роты объявляет водителям танков:

- Внимание! Малой скоростью начать движение!

Три танка начали двигаться в сторону освещенных мишеней.

- Зарядить пушки и по освещенным мишеням разрывными снарядами, огонь!

- Есть, открыть огонь, - доложили наводчики.

Два танка начали стрельбу правильно, а Довженко докладывает:

- Я мишеней не вижу".

 

И минуты через две докладывает:

- Теперь вижу.

- Огонь!" - командует ротный.

Прогрохотал выстрел, но, лава богу, далеко за нашей вышкой.

- Отставить стрельбу, болван! - матерится ротный.

 

А в другой раз танковая рота стреляла ночью из крупнокалиберного пулемета по мигающим мишеням. Мы с Павловым находились в это время у телефона в блиндаже, с ротным держал связь. По его команде мы включали мигалки, после стрельбы освещали их и осматривали пробоины. И ротный командует:

- Осмотреть мишени и доложить попадания.

Освещаем мишени, бежим пробоины считать. Не добежав пять метров по ярко освещенным мишеням пулемет пробарабанил "Та-та-та-та!" Мы залегаем, ползем в блиндаж. Набираю по телефону ротного. Тот объясняет. Тот же Довженко пустил по ошибке очередь по освещенным мишеням. Опять пощадила судьба.

 

И третий год службы изобиловал событиями. Перед развозом по точкам оцепления старший сержант Мараховский сказал "Предполагается погода теплая, личное оружие забрать, а шинелей и плащей не брать".

Ночью дождик окладной пошел. С дороги лесной не уйдешь, немцы проезжают. Их мы в сторону полигона не пропускаем. Стоим в гимнастерках с другом под дождем холодным у дерева, дрожим, спинами греемся друг от друга. А дождь все усиливается. Надеемся, вот-вот нас на посту сменят. Не сменили до утра.

И у меня после той ледяной ночи спина заболела. От которой я и мучает по сей день.

Обидеться бы мне на армию, на безалаберность командиров. А зачем? Там было много и полезного. Трудности и невзгоды солдату необходимы. Не зря пословица гласит "Тяжело в ученье – легко в бою". И мне с детства доказывал это дядя Георгий, фронтовик. Он говорил "Армия, это театр сложных действий, это кузница трезвого ума и стойкого характера" И сельские девчата моей молодости не любили парней, которые в армии не служили, считая их не совсем полноценными.

 

ЗАЩИЩАЕМ СОЦИАЛИЗМ

 

На политзанятиях нам говорили "Социализм - дитя промышленной революции Запада, класса городских рабочих. Они были крайне бедны, лишены многих прав. И в поисках социальной справедливости, могли рассчитывать только на коллективные действия. Фундамент социализма - мечта о равенстве, о благе....». Их мечта осуществилась.

 

А для защиты социалистических завоеваний нужны армии. И армия из СССР самая надежная. Для чего не раз и не два поднимали нас по тревогам для отражения возможных провокаций со стороны империализма. Выезжали мы на полигон, усваивали там учения, маневры, решали поставленные задачи, стреляли, марши осуществляли.

 

И вдруг все по новому. В субботу мы смотрели кино. Оно прерывается, вспыхивает свет, на сцене является комполка. Маленький, щупленький Кандыбович. Который не приказывает, а говорит «Товарищи солдаты, вы сейчас по казармам расходитесь, а там от своих командиров и получите дальнейшие указания».сей же час расходились по казармам, переодевались, забирали нужные вещи, оружие и выезжали в установленные районы сосредоточения. А дальнейшие указания были таковы: мы забираем нужные вещи, оружие и на танках, в полном боевом выезжаем в установленные районы сосредоточения «Весь лагерь социализма в Европе зашевелился.

 

И мы своими взводам, экипажами заявляемся в ангары к своим танкам. Я стою рядом с наводчиком, а он мне шепчет, потирая ладони:

- А чего, Иван, может наконец-то и стрельнем теперь по настоящим мишеням?

Но стрелять нашему батальону не пришлось. В городах Витенберг и Ютербог было относительное спокойствие. Танки соседних полков въезжали в немецкие города и села, где на территории фабрик и заводов проходили митинги. И они в рабочие цеха через окна стволы танков направили, митингующих напугали. Те по домам и разбежались. А организаторов беспорядка арестовали.

 

Нашему полку была поставлена другая задача. Проезжая мимо городов и сел мы все время держали связь, курсировали по дорогам восточной Германии так быстро, что от дорожного булыжника искры гусеницы танков высекали. Мы с комбатом ехали на бронетранспортере впереди танковой колонны. Позывной «Сокол», я по его команде вызываю абонента «Земля, земля, ответь, как слышишь? Прием...». Шлемовон, наушники и ларингофоны мне до чертиков уже надоели. Шум, треск в ушах сутками стоял. Голова раскалывалась от него. Наконец-то подполковник разрешает мне «Аз — 30»( перерыв).

 

В ЗОНЕ АТОМНОГО УДАРА.

 

Проселками колонной к вечеру прибыли на полигон. Вечером туда прибыли. Тут мы во взаимодействии с соседними частями должны были отрабатывать тактику боя в условиях нанесения атомного удара. Час отведен на ужин, а дальше - выполнение поставленного приказа. «В течении ночи закопаться с танком в землю и замаскироваться". Сообщили "В ГДР прибыл Никита Сергеевич Хрущев, министр обороны маршал Жуков и другие высокопоставленные лица". Они будут смотреть и оценивать нашу выучку при отражении атомного удара. И мы впятером роем окопы для танка и бронетранспортера.

 

Анцелевич не отходит, подбадривает. А грунт в Германии сыпучий, песок с галькой. Мы укрытие копаем, края равняем, а они обваливаются. Начинаем выбрасывать, а песок в другом месте с краев сыпется. Загнали танк к полуночи, к окопу для бронетранспортера приступили. А силы на исходе.

 

Подполковник подзывает меня, поясняет, где у него в бронемашине НЗ лежало. Пока ходил я, батя с солдатами яму копал, рассказами о своей солдатской жизни развлекал. Как он, сын офицерской семьи из дома убежал и в солдаты подался. Как там на пост его поставили и сменить забыли. И он бессменно на посту шесть часов простоял, вспоминая о домашнем уюте, о тепле, которое в поисках романтики добровольно покинул.

 

Батя ушел. Открываю чемодан, а там банки консервированной тушенки и немецкие батоны. Ребята повеселели. Подкрепление от самого бати! Наелись тушенки досыта. Чая и термоса напились. И с новыми силами приступили к работе. До восхода солнечного заявился комбат, а у нас на месте окопов ветки да лесины. Тщательно замаскировали. Комбат доволен.

 

Уснули мы в БТРе мгновенно. Но не на долго. Утренняя зарядка, завтрак у полевой кухни. На построение явились два подполковника: Анцелевич и Кандыбович. Прошли вдоль вкопанных танков, машин. Остались довольны. - Молодцы!, - сказал Анцелевич, крепко пожимая каждому руку.

 

На общих построениях командир полка Кандыбович подтвердил Атомный удар ожидается. И мы к нему должны быть максимально готовы». А узнал я об атомном облаке, которая движется на нас по команде "Внимание! Приказываю, всем, всем! Надеть противогазы и одежду радиационной защиты. Команда выхода из зоны заражения будет дана дополнительно». В неопределенном ожидании, в противогазах, в защитной форме от радиации, в танках и бронемашинах мы и сидели около часа. Потом подана команда « Из зоны заражения выходить на повышенных скоростях».

 

Это учение в ГДР проходило в ноябре 1957 году. До приказа о демобилизации оставалось 16 дней. Их мы не служили, а проводили в мечтах о доме. В нашем Ютербоге был сборный пункт. Здесь формировался состав поезда, вмещал в себя 1500 пассажиров, уволенных в запас солдат и сержантов.

 

Пришел этот день. С Мишей Ханиповым выходим из казармы в приподнятом настроении, в новой форме, с чемоданами, набитыми гостинцами. На сборном пункте встретили нас мои земляки: Останов Николай и Денисов Василий. Обычный пассажирский поезд, на перроне духовой оркестром, который играл нам на прощание теребящую душу «Варшавянка».

 

Ехали ночью по словно вымершим городам и селам Германии. Польшу проезжали днем, останавливались. Опять разговоры у поляков те же. Недовольство жизнью, обида и злоба. На Польско-Советской границе первые только минут десять наш состав держали. А наши пограничники проверяли состав тщательно. Шмон вещам наводили, на перрон на рассвете нас выдворяли. А там уже стояло несколько женщин из Белоруссии с семечками. Их они нам продавали, а их интересовали немецкие рубашки, майки, коврики, куртки. И кто-то из наших солдат за эти вещи выменял у них самогонку.

 

В белорусский Гомель приехали. И там бурлит во всю жизнь. Тут теперь толпы мужчин-менял на перроне. Они нас тоже ждали и разное предлагали. Была и самогонка домашним снадобьем.

 

В городе Орле поезд остановился, и в ресторан. Выпить за встречу и мы решили, по домашнему поесть. Угощаемся не спеша, выпиваем беленькую. Шумят «Поезд трогается!»

Догнали последний вагон, в него сели.

 

В Зуевку из районного села по санной дороге резвая лошадка доставила нас быстро. В проулке попутчиков отблагодарил, задами иду к дому. Порог переступаю, мама шагнула навстречу. Запахи хлеба от ее фартука.

Обнимаю, она хлюпает. Фигура брата является, здороваемся, обнимаемся. Шесть лет не виделись (он ехал со службы из Германии, я в Германию).

 

Вопрос "Как жить дальше?" Газетное объявление подсказало "Куйбышевская школа киномехаников ведет прием абитуриентов. Срок обучения одиннадцать месяцев". Загорелся этим желанием.

А впрочем, это уже другая история.