_____________ Рукописи не горят.

_____________ (Михаил Б., говорящий устами В.)

 

Ой ли? И даже более утвердительно-наступательно: а вот и нет! Некоторые рукописи горят, еще как горят... Этот факт и Гоголь Николай Васильевич подтвердит. Точнее, он подтвердил бы, если бы представилась ему такая возможность. И с юмором, как он умеет, разложил бы по полочкам всю технологию сожжения им мертвых душ. В историко-литературном смысле — второго тома.

А еще рукописи тонут, особенно хорошо тонут, будучи фундаментально утяжелены краеугольным камнем, крепко привязанным к переплету.

Случалось, что рукописи навсегда заливались вешними водами классических рек, а иногда они оказывались навеки погребенными под застывшими потоками вулканической лавы, некстати растекшейся в нежелательных для авторов местах.

Другими словами, известное образное утверждение, вынесенное в эпиграф, витает в романтических эмпиреях и его надлежит опустить на чреватую чрезвычайными ситуациями непредсказуемую землю.

Сообразуясь с 10-ми годами 21-го века, уточню, что современные рукописи — и плохие, и хорошие — изначально находятся в головах писателей (и плохих, и хороших). Но они не могут там оставаться долго (тем более — навечно), поскольку головы писателей от них очень устают. Вот и приходится нам — современным писателям — переносить придуманное на современные формы: бумажные и электронные.

(К сожалению, ни Гоголь Николай Васильевич, ни Михаил Б. ничего не знали об электронных формах. В., конечно, о них знал, но помалкивал, давая историческому процессу идти своим чередом.)

Так вот, в бумажной форме нынешние рукописи, не пропитанные специальными составами, хорошо горят. Известна и температура хорошего горения — 451 (четыреста пятьдесят один) градус по Фаренгейту (233 градуса по Цельсию, а по Реомюру и Кельвину лень пересчитывать).

Во времена Гоголя Николая Васильевича рукопись в бумажной форме обычно состояла из одних только листочков, перевязанных уже изобретенным лыком и не охваченных скоросшивателем, папкой с зажимом или гибким переплетом. Сейчас, конечно, дело обстоит по-другому: даже очень плохую рукопись писатель сразу же облекает в твердый полноцветный переплет, превращая ее в так называемую метакнигу или, по-простому, в кирпич. До книги кирпичу не хватает выходных данных и ISBN. Кстати, наличие в книге указанной аббревиатуры и даже гигиенического сертификата не превращает ее автоматически в настоящую книгу, которую не стыдно направить на хранение в престижную Вавилонскую библиотеку. Кстати, главный человек в этой библиотеке — Борхес Х. Л., как уже догадались многие, — ужасный формалист, и если в присланной книге меньше 400 страниц, то не найдется ей местечка ни на одной даже самой периферийной полочке. Так что, господа современные писатели, на этапе верстки книги — или раньше! — думайте хорошенько...

Во времена мертвых душ листочки рукописи запросто могли быть унесены в другое полушарие внезапно налетевшим бураном. («Ну барин, — закричал ямщик, — беда, буран!») А в нынешние времена, когда все на продажу, а конкуренция между писателями очень высокая, бумажные листочки рукописи могут понятным химическим образом раствориться под действием какой-нибудь враждебной кислотно-щелочной среды.

Однако вернемся к горению — «пока свободою горим», так сказать. Особенно хорошо (быстро) горит так называемый книжный блок. Переплет же может полыхать, гореть, тлеть, обугливаться... Дым, возникающий при обугливании или тлении современного переплета, очень вреден для здоровья писателя, поскольку переплеты сейчас делают не из дерева, а из полимерных (часто — канцерогенных) материалов.

«А как обстоят дела с электронными формами?» — возможно, спросит нетерпеливый читатель. Нетерпеливому ответим сразу же.

В застойных 1970-х и разнообразных 1980-х годах легкого повседневного доступа к советским мейнфреймам Единой Серии ЭВМ советские писатели не имели. Ситуация изменилась, когда они, в бандитские 1990-е годы, неизвестно как накопив немалые деньги, обзавелись персональными компьютерами. И тогда писатели (и хорошие, и плохие), перестав быть советскими, стали хранить рукописи сначала на дискетах (8 дюймов, потом 5 с четвертью, потом 3 с половиной), потом на жестких дисках, потом на компакт-дисках, потом на флешках. Все это аппаратурное разнообразие, о котором знал В. («наша аппаратура всегда при нас»), задумывалось, проектировалось, производилось и продавалось специально для того, чтобы рукописи (и плохие, и хорошие) не сгорали.

Изредка, с непривычки, писатели, накропавшие за одну плодовитую ночь целый роман, забывали нажатием одной-единственной кнопочки сохранить плод своих интеллектуальных усилий, но в целом прогноз глубокоуважаемого Михаила Б. стал оправдываться.

Казалось бы, несгораемости рукописей (в широком смысле — их неуничтожимости) надо радоваться, но была в этом и оборотная сторона медали. Рукописей (и писателей тоже) стало слишком много, а творческая дробь «хорошие / плохие» быстренько покатилась в направлении нуля.

Первыми эту грустную тенденцию подметили литературные критики. Самые умные из них объединились с самыми продвинутыми читателями и создали комитет. Отцы-основатели, несомненно, обладавшие чувством черного юмора, придумали ему таинственное название — Комитет Гоголя-Булгакова — с жуткой аббревиатурой.

В бандитские 90-е годы прошлого века этот КГБ на глупом доверии собрал деньги с низовых читателей и малую толику их заплатил программистам за небезызвестный Вирус падающих букв. Этот мягкий компьютерный шанкр издевательски поражал все подряд электронные рукописи (и хорошие, и плохие). Тексты, полные смыслов, превращались в отдельные бессмысленные буковки, которые на мониторе снежинками сыпались сверху вниз, но, достигнув «земли», не таяли, а валялись там, образуя кучки «окаменевшего дерьма» разной высоты.

Спасителями мягко шанкрированных рукописей стали отечественный Касперский и зарубежный Нортон, разработавшие и продавшие писателям соответствующие антивирусные программы...

С появлением Интернета писатели кинулись осваивать сайты, файлообменники, облака (перистые, кучевые и слоистые — все в американских штанах), литературные порталы и такого же качества Интернет-журналы.

Чтобы случайно не потерять навсегда какую-нибудь рукопись, писатели стали рассылать ее на десятки электронных адресов. Вот какими они стали умными и компьютерно продвинутыми.

Как итог, хороших рукописей стало ничтожно мало, а плохих... вы сами знаете сколько. Однако и КГБ не дремал. Он вышел из тюрьмы, обновился составом и на новом доверии абсорбировал (привлек) новые, очень большие американские деньги.

В террористические 10-е годы нынешнего века этот корыстолюбивый комитет по традиции заплатил программистам, естественно, малую толику, за новый вирус. На этот раз за трудно излечимый компьютерный сифилис на основе самообучающихся нейроноподобных сетей, которые анализировали смыслы и авторские стили рукописей. А затем этот сифилис, не уничтожая, безжалостно «портил лицо» всем хорошим и посредственным рукописям, оставляя без изменений лишь самые плохие.

Иностранный Нортон уже на пенсии и занят гольфом, а отечественный Касперский поменял профиль — стал плохим писателем, так что надежд на хорошую новую антивирусную программу пока мало. Над литературным миром навис Дамоклов меч утраты ВСЕХ хороших электронных рукописей. Возможно, следует немедленно — по диалектической спирали — вернуться к испытанной бумажной форме...

Вот как нынче «обстоят дела» с рукописями, глубокоуважаемый Михаил Б. Так что «Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман» пока под большим вопросом.