В тайге разливается жизнерадостное «ку-ку», купается в долинах, переливается между хребтами. Певец, самец кукушки, исполняет страстную арию на вершине высочайшего в округе дерева. И ничего, что ария эта состоит из одной фразы, зато вещает она о самом главном — о желании жить! Слушать эту мелодию никогда не надоест, возможно, потому в Китае кукушка считается певчей птицей — на мой вкус, совершенно заслуженно.

Мы с мужем пришли на Копьёвскую видовку — самый западный панорамный утёс заповедника, расположенный на границе скальных выходов столбовской интрузии и одновременно ТЭРа (туристско-экскурсионного района) — отсюда не виден город, кругом сплошная тайга, звуки её и запахи — люди здесь не частые гости. Под нами ручей Столбовский Калтат, густо поросший лесом. Воду его можно увидеть, лишь спустившись в лощину.

С видовки открывается великолепный вид на окрестные скалы. Прямо перед нами слева направо виднеются Верхопуз и Каин с Авелем; вдалеке впечатляют монументальностью исполины Диких — Дикарь и Крепость, на дальнем плане Развалы — граница Диких столбов, из правого лога высится Манская Стенка, за ней через ручей Бабский Калтат видна голова Манской Бабы на длинном тулове.

За Дикими прерывистой лентой волнится далёкий голубоватый хребет под голубым небесным холстом, по которому сегодня, едва касаясь, широкая кисть снова и снова рисует легчайшие перистые облака, ускользающие, текучие, полупрозрачные.

Справа от нас тёмный лес, глухая тайга, как и вокруг, но лес совершенно тёмный, потому что над ним висит добела раскалённый шар, глаза отказываются глядеть в его сторону выше некой отметки, за которой в зрачки хлынет жидкий огонь. Топорщатся пиками почти чёрные пихты, где-то внизу притаились ели, а соснам здесь тесно, темно — на этом склоне они не растут. Раздвигают пихтарник широко раскинутыми ветками вековые лиственницы, опушённые хвоей самого нежного цвета. Кое-где виднеются кедры, шёлком шелестят друг о друга их гибкие длинные иглы. Вездесущие осины мерцают молодой листвой, зеленятся берёзы.

Порыв ветра, и с группы узких конусов пихт оторвался густой золотистый шлейф, подхваченный, было поплыл-полетел, но тут же осел на деревьях, запылил наши кружки с чаем и быстро растворился по склону. Пихты цветут!

На нижней вершине видовки, если отвернуться от панорамы, можно хорошо разглядеть макушку цветущей пихты: вот она, в нескольких метрах, отделённая пропастью. Кончики веток светлеют густыми щёточками почек, верхние мутовки усажены желтоватыми веретёнцами женских цветов, высотой с половинку зрелой шишки. Надо отметить, что шишки на пихте, в отличие от других наших хвойных, растут вверх и выглядят фигурными свечами на канделябрах вершинных мутовок.

Поднимаясь на видовку, я подобрала на тропинке сбитую ветром веточку без почек с мужскими цветами. Ветвистые кончики отдалённо напоминают колоски: снизу и между иголками, изогнутыми вверх, плотно сидят пылящие «зёрна» размером с пшеничное. Пихта начинает цвести довольно поздно, лет после пятидесяти, когда дерево вымахало в высоту так, что макушку без бинокля не разглядеть, но с высоты скал таинство цветения раскрывается как на ладони.

Где-то в логу застонала заваленная на живые деревья лесина, никак не может свалиться... И кажется, это избушка на курьих ножках, покачивая боками, переминается с ноги на ногу, ждёт хозяйку, Бабу-Ягу, и та в любую минуту может вылететь с посвистом на своей ступе из тёмного леса.

На видовке мы осмотрелись и привычно отловили с десяток клещей с тела, одежды и рюкзаков. Как гласит русская поговорка, волков бояться — в лес не ходить. Резвые, плоские, таёжные клещи прицепились к нам с трав и кустарников, пока шли мы к видовке по узкой тропе, а здесь, наверху, заползли с камней. По скалам клещи запросто добираются до вершин; не знаю, то ли их подхватывает и заносит ветер, то ли лезут они на прогретые солнцем площадки, но факт остаётся фактом — на скалах и камнях клещей тоже немало, хотя маралы и другие желанные им копытные сюда не хаживают. Раздавить хитиновый панцирь клеща пальцами невозможно, но их вполне можно с себя собрать и откинуть подальше. Чёрные, они хорошо видны на светлом, а оранжевые ободки на конце щитка сигнализируют об из присутствии на тёмной ткани. Даже попав на тело, клещи обычно продолжительно и осторожно ползают, выбирая место для укуса, так что времени осмотреться и собрать паразитов обычно достаточно. Ещё их вполне можно почувствовать на теле и тут же прекратить опасные провокации. Интересно, что у этих членистоногих нет глаз, но великолепное обоняние и термочувствительность — людей и животных они ощущают за десяток метров и «сознательно» караулят у троп и дорог. Неплохо защищают от клещей специальные аэрозоли, но тогда о запахах тайги можно забыть и довольствоваться только картинкой. Тем не менее, самое надёжное средство защиты в среде обитания клещей — регулярная вакцинация: выдернул и забыл. Впрочем, если идти на Столбы по центральной дороге, не подходить к траве и деревьям, то «схватить» клеща попросту неоткуда — ниоткуда они не появляются. Есть ещё вероятность их «нападения» на вас в «маршрутном» автобусе, где они предаются кочевьям в поисках «более горячей крови». Попав в квартиру, при наличии в ней домашних животных, клещи тут же начнут их «выслеживать» и про вас забудут — у животных выше температура тела, а энцефалиту они не подвержены. Ещё не менее месяца клещи в тайге будут назойливы, но уже в июле об их присутствии можно спокойно забыть. Жаль, но самый яркий и интересный период пробуждения природы, как и всё в нашем лучшем из миров, имеет две стороны медали. Однако предупреждён, значит вооружён, а потому лучше быть предусмотрительным.

А мне хочется продолжить рассказ о прекрасной прогулке в цветущую тайгу. На обратном пути мы заскочили на утёс Моховой, он находится на той же тропе в пятистах метрах от Копьёвской видовки. Отсюда не видна ни одна скала, зато... в пропасти под ногами плещется бескрайний океан вечнозелёной тайги, и волна накатывает на волну пологими гривастыми хребтами, вдалеке голубоватыми... Я насчитала с Мохового девять гигантских валов-хребтов. В этом месте, наполняющем бесконечным покоем, неизменно хочется помолчать, хоть ненадолго раствориться в лесном океане, приобщиться его мудрости... И тогда уходишь отсюда совершенно счастливым, благодарным за то, что родился и выпало тебе счастье любоваться первозданной природой.

Уже на центральной асфальтированной дороге я задержалась возле раскидистого куста цветущей черёмухи. В её ветвях пел соловей, заливался коленцами, посвистами, перещёлкиваниями, невидимый, выводил свои рулады, казалось, ни разу не повторяясь, столь переливчат голос этого певца — так и не удалось мне его разглядеть среди зелени и цветов, хотя был он совсем рядом. Несколько видов соловьёв гнездятся в заповеднике, наполняя музыкальную палитру нашей тайги в летний период самыми изысканными трелями.

Отцветает черёмуха, но следом одевается благоуханным белым нарядом яблоня ягодная — дикая ранетка, давно обычная порода деревьев в туристической зоне заповедника. Набрала цвет боярка и бузина. На солнечных местах начинает зацветать таволожник. Вдоль дороги высыпалась бисером незабудка, распустился удивительными жёлто-зелёными плоскими зонтиками сочный молочай. Видны первые жарки. По берегам Лалетины белеют густые «одуванчики» мать-и-мачехи. Калужница доцветает — целый месяц была она первой красавицей долины, сияла пронзительно-жёлтыми цветами, видными издалека.

За Лалетинским кордоном меня поджидала новая встреча. Муж призывно машет рукой: у дороги, прямо в кормушке, укреплённой на обрубке с корнем вывороченного со склона дерева, кормится необычный гость, похожий на домашнего хомячка — полёвка лесная! Симпатичная рыжеватая мышка, удачно тонированная в цвет лесной подстилки, мородочкой похожая на мышонка Пика из сказки Виталия Бианки. Необыкновенно многочисленный грызун, но его крайне редко удаётся понаблюдать, и это не удивительно — кто только не охотится на самых плодовитых зверьков. Они очень осторожны — впервые встречаю полёвку в кормушке, да ещё среди бела дня! Полёвки считаются ночными животными и, соответственно, кормятся тоже по ночам, но, видимо, близость вкусной еды поборола страх. Мышка комочком сидела на задних лапках, часто-часто жевала, цепкими пальцами собирая в рот жёлтые зёрна пшена. Вокруг лежали семечки подсолнуха, но мышка выбирала именно злаки. Странная полёвка, привыкшая к людям — мы на расстоянии пары шагов спокойно стояли, и она не убегала, кормилась, не забывая зорко следить за дорогой. Всегда забавно смотреть, как зверюшка питается, а ещё мне хотелось увидеть, какой у неё хвостик. Приближалась группа весёлых громогласных туристов, и она мигом шмыгнула в норку под этот же корень, мелькнув лысым, вполовину длины тела, хвостом. А я рассмотрела дерево: молодая лиственница, в диаметре с четверть метра, пострадавшая, видимо, от последнего снеголома — свежий спил. Скорее всего, на неё завалились упавшие выше по склону берёзы и выворотили с корнем. Половина корня осталась в земле, две сохранившиеся нижние ветки озеленились свежей хвоей. Мужественное дерево — даже в таком инвалидном состоянии оно, видимо, вполне сможет отыскать способ жить.

Подходит к концу прогулка, вот и парадная, красиво изогнутая лестница, высоко поднятая над землёй на винтовых сваях. Поднимаю голову, в небе — роскошное «страусиное перо» с пышными бородками! Пока шагала по лестнице, любуясь водопадом зелени берёз, черёмух, акаций, яблонь и американских клёнов, пробравшихся сюда из города — клёны в нашей тайге не растут, пока слушала отрывистую болтовню дроздов и пересвист мелких птах, ветер, несущий облака, раскрутил и растащил воздушное перо. А здесь, у лестницы, лишь листочки слегка колышутся в солнечных потоках... Поймала себя на мысли: «Какое счастье, что я такая счастливая!»

 

28.06.2017