- Все закончилось.

 

- Ничто никогда не заканчивается. У меня одна просьба. Обещай, что

выполнишь.

 

- Обещаю.

 

- Когда начнется, никаких врачей, никаких скорых. Просто держи меня за

руку.

 

Из к/ф «Метод»

 

*

 

- Налей мне побольше одеяла. Холодно, - попросила Аня.

 

Я налил с горкой. Аня тотчас блаженно сомкнула глаза. Наблюдая, как она

причудливо барахтается во сне – словно золотая рыбка на волнах – я

мысленно плыл рядом с нею.

 

В последнее время я совсем не сплю, Аня – другое тело. Раньше думалось

– мы одно целое, оказывается, нет – во мне нет и капли Ани (интересно, а

в ней меня?). Мы связаны на каком-то надтельном уровне: когда она

рядом, бьются – хлопают – крылья-легкие, усиленно гоняя кровь по

большому и малому кругу. Сердце, к слову, не гоняет кровь, оно – лишь

клапан.

 

Всю свою бессознательную жизнь я ловил себя на мысли, что мыслимо

неодинок, пока не появилась Аня. Встретив ее, я сказал, что «она

женщина-кто». «Что?» - спросила она. Я пересказал: «не что, а кто». Аня

произнесла: «Ты заставляешь мою голову биться чаще»: надутые легкими

сосудики на ее висках заметно пульсировали. Мне захотелось

прикоснуться губами к одному из них, я потянулся, но Аня отстранилась,

даже нет – не отстранилась – скукожилась: поцелуй завис в воздухе, Аня

накинула на него перчатку и спрятала в карман.

 

- Вчера, - сказала она. – я слушала деревья. Они спрашивали друг друга,

как мы живем без корней.

 

- У меня-то корни есть, - возразил я.

 

- Покажи, - потребовала Аня.

 

Достав плеер, я нашел нужное и нажал «воспроизведение». Зазвучал

голос прабабушки. Она рассказывала сказку (мне тогда было года

четыре).

 

- Деревья и не знают, как корни звучат, - произнесла Аня, улыбнувшись

впервые с момента встречи. – У меня нет корней, - продолжила она. –

Уйду, никто и не вспомнит, что была.

 

- Я вспомню, - пообещал я.

 

Аня достала из кармана поцелуй, положила на ладонь, подула на нее,

произнесла: «Будешь как великий вспоминатель».

 

- Великий кто? – не понял я.

 

- Некто вспоминатель, как Великий Нехочуха в мультике про.

 

- В русском языке нет послеслогов, - заметил я.

 

- Так хочется, чтобы были послеслоги, послеменяги и послетебяги -

сказала Аня, - что Великий Нехочуха пережует и выплюнет.

 

*

 

Белый и черный шли рядом. Черный чеканил шаг по хрустящему снегу,

белый едва поспевал за ним.

 

- Куда ты спешишь? – спросил белый.

 

Черный сперва не удостоил его вниманием, затем вдруг резко

остановился, так что белый пролетел несколько шагов вперед, прежде,

чем застыть на месте.

 

- Смешно, - подосадовал белый.

 

Черный ухмыльнулся.

 

- Явимся во сне? – спросил он.

 

Белый засомневался было (достойна ли?), затем махнул рукой (во сне,

мол) и произнес:

 

- Постучаться бы, так. Сказать, здравствуйте. Это мы. Не ждали? А это мы.

К счастью, в жизни каждого человека наступает миг, когда мы приходим.

Почему к счастью? Потому что счастье – это забвение: я – белое, он

(белый показал на черного) – черное. Ах, вы не понимаете, что такое

белое и черное забвение. Не все ли равно, спрашиваете. А что такое

воспоминания, знаете? Белые, черные…

 

- Серые еще – заметил черный, затем цыкнул: «Заткнись!»

 

В шаге от них бежала собака, остановилась, втянула носом воздух,

скульнула, понеслась со всех ног.

 

- Напугал животное, - посетовал черный, - Постучаться бы, говоришь. А

они не откроют. Никто не откроет. А если и откроют, то на порог не

пустят, а то и пихнут с лестницы. Поэтому мы уж так – без стука.

 

- Я всегда стучу, - не согласился белый. – Подхожу к двери, легонечко

костяшками пальцев тук-тук и жду.

 

- Открывают? - с издевкой поинтересовался черный.

 

- Нет, но.

 

- Мне тоже. Я с ноги дверь распахиваю. Иногда вместе с задверным

жителем.

 

- Тоже распахиваешь? (хи-хи), - спросил белый.

 

- Кого? – не понял черный.

 

- Жителя.

 

Черный не улыбнулся.

 

*

 

Около двух легонько постучали, даже не постучали – поскребли – об

обивку двери. Часовая кукушка вылетела из гнезда, произнесла «ку» и,

повиснув на пружине, замолкла. Нули времени вытекли из циферблата,

раскатились по полу, десятка превратилась в единицу, барабанные

палочки – одиннадцать – заколотили по.

 

Подойдя к входной двери, я негромко приоткрыл ее, затем, когда в проем

во весь голос ворвалась вьюга, распахнул на полную, пригласил:

 

- Проходите.

 

Черный и белый прошли по сторонам от меня – невидимые, неслышные –

обдали холодом.

 

Белый облетел темные стороны комнаты. Черный приблизился к

купающейся в волнах сна Ане, прислонил ладонь к ее лбу.

 

- Градусов тридцать восемь, - произнес он, - Выпил чарку Аниного жара,

причмокнул, весь стал ладонью, убрался, захмелевший со лба.

 

- Не все тебе сорок, - поддел белый. – Разбудим? Пусть попрыгает на

полусонных?

 

- Полусогнутых, - поправил черный, достал из кармана обрывок облака,

оторвал от него частичку, свернул самокрутку, запарИл, протянул остаток

белому.

 

- Будешь?

 

Белый взял облако, вгрызся в него лицом, вдохнул верхний воздух –

несуществующие легкие развернулись, заработали глубоко и редко.

 

- Кайф, - прошептал он.

 

- Но-но, - прервал его черный. - Не погань момент.

 

Белый скользнул к человеку, заглянул внутрь зрачков.

 

- Глянь, - произнес он, - чего понаписано.

 

- Серое? – спросил черный.

 

- Сплошняком. Есть отдельные просветления-потемнения, а так. Жаль,

серый не с нами – его клиент.

 

*

 

Вошедшие растворились в воздухе комнаты. «Сколько их было?». Включив

лазерную указку, я обшарил ею комнату. Никого, по крайней мере

зримого, не было.

 

- Эй, - позвал я. – Вы здесь?

 

Слепая, глупая уверенность, что некто просочился мимо меня в комнату,

когда я открыл дверь, улетучилась. Аня застонала во сне. Подойдя, я

положил ладонь ей на лоб. У Ани был жар.

 

«С чего, с чего ты решил, что за ней придут? С чего ты взял, что за ней

придут именно сегодня? Где доказательства, что они здесь?».

 

Внезапно я почувствовал прохладное прикосновение к руке.

Представилось страшное: Ани нет. Ни сегодня, ни завтра, ни даже вчера,

когда она была. Я упал на колени, взял ее руку и, не обращаясь ни к

кому, зашептал:

 

- Не надо. Слышите? Только не она. Что вам мало? Шесть миллиардов

мало. Берите любую, любого. Или у вас разнарядка? Разнарядка на мою

Аню. Мою! Аню! Слышите?

 

*

 

Черный и белый затаили несуществующее дыхание, поднялись к потолку,

отчего человеческая фигурка стала казаться меньше. Они внимали.

 

- Слышите?

 

Человек прижал Анину ладонь к губам, продолжил:

 

- Почему? Почему она? Господи, - он неумело перекрестился, вызвав

ухмылку белого, - спаси и сохрани. Да святится имя твое, аминь. Господи,

отведи. Если ты заберешь Аню. Если. Но ты ведь не заберешь, они – не

заберут, господи?

 

«Почему Бог должен всех слышать?» - послал мысленный сигнал черный

белому.

 

- Если ты заберешь Аню, я прокляну! Тебя! Всех! Слышишь?! А хочешь, в

церковь схожу, свечку поставлю. Двадцать поставлю! За здравие. Господи,

отведи.

 

«Господи, помоги. Господи, прокляну» - ответил белый черному.

 

- Ей всего тридцать. Не шестьдесят, даже не сорок. Слышишь? Почему,

она? Не верю, что так надо. Слышишь? Кому надо? Тебе? Мне? Кому?

Почему она? Просто объясни, я хочу знать.

 

«Почему не она?» - мысленно поинтересовался белый.

 

Человек, словно услышав, поднялся с колен, прошелся вдоль комнаты,

развернулся, направился к стене.

 

- Почему не она? В самом деле, почему? Тридцать лет? Умирают и раньше,

но… - человек застыл в поисках «но».

 

«Заморозить его?» - пошутил черный.

 

«Ответов нет», - ответил белый. – «Ответов никогда не бывает. Почему не

она? И все – тупик, безысходность».

 

- Но, - продолжил человек. – Она не сказала главное, такое, что

непременно, обязательно должна сказать. Иначе она сама не имеет

смысла. Ее жизнь, ее всё бессмысленно. И я ей не сказал, слышите?

 

Человек проглотил вдох и скороговоркой выпалил:

 

- …когда умерла мама, я тоже не успел ей сказать. Пришел, чтобы сказать,

а ее уже нет. И она, говорят, под капельницами, в маске очнулась, что-то

говорила, но ее не могли услышать. Не хочу так снова.

 

«Пусть скажут?» - спросил белый.

 

Черный утвердительно кивнул.

 

*

 

Аня открыла глаза.

 

- Холодно, - прошептала она. – Слышишь, как холодно?

 

Я прислушался, но, не расслышав холод, опустился перед ней.

 

- Ань, ты что-то хотела сказать. Важное что-то.

 

- Я?

 

- Важное, Аня. Как будто в последний раз. Хотя, давай я скажу? Я это ты,

понимаешь, Аня. Ты. Без тебя я уже не я.

 

Аня подняла руку, провела ладонью по моим волосам, улыбнулась.

 

- Как ты можешь быть я? Вот она я. Вот – ты. Легкие, сердце у меня свои,

у тебя свои. Думаю я не так как ты. Живу не так. Почему ты это я? Вот,

уйду, никто и не вспомнит, даже ты. Мир ни капельки не изменится.

 

- Аня, не то. Скажи, что ты хотела сказать, но так и не сказала.

 

Аня опустила обессилевшую руку.

 

- Налей мне еще чуточку одеяла. Очень холодно, - попросила она,

проваливаясь в сон.

 

*

 

- Заполняй, чего тянуть? – сказал черный.

 

Белый достал из кармана карандаш, послюнявил, выписал в воздухе

несколько строчек, остановился, задумался «Что еще?».

 

- Про отсрочку писать?

 

- На хрена? – ответил черный. – Не сказал он главное, видите ли. А что,

что главное? Что такого он должен был сказать, чтобы отсрочить? Ты –

это я. Тьфу, лирика-сантименты.

 

- А есть слова, чтобы отсрочить? – спросил белый.

 

- Есть, - ответил черный уверенно. – Только не у таких, как они. Живут

всю жизнь, обжираются, трахаются, о Боге вспоминают по случаю

нерадостному чаще, чем в Рождество или Пасху, а все туда же. Нет у

таких, как они, слов, даже прав на слова нет.

 

- Аня тоже не угадала, - заметил белый. – В том, что мир не изменится.

Изменится, еще как. Мир как картина. Если на нее водой из чернильницы

плеснуть, высохнет – и вроде та же, а, глядишь, тут краска поехала, здесь

холст проелся.

 

Белый открыл портмоне, вытряхнул из отделения для мелочи крошки,

подул на всякий случай, сложил Аню вчетверо, затем еще и еще раз.

 

- Сильно не сминай, не развернешь потом, - посоветовал черный.

 

Белый прислушался, развернул последнее сложенное, разгладил Аню по

складке, убрал в отделение для мелочи.

 

- Пошли? – обратился он черному.

 

Вышли они, как и вошли – через дверь.

 

*

 

Человек держал руку девушки, продолжая искать нужные слова. Слов не

было. Аня ушла. Мир заволокло белым.