ПОНЧИК И НЕПЛЯЙ Мой лучший друг – Сашка Непляев, это правда. Я прихожу к нему домой и стучу кулаком в дверь. Если открывает его мамка, я спрашиваю: - А Сашка выйдет? Если открывает отец, я вежливо говорю «позовите Сашу», потому что сашкиного отца я немного побаиваюсь. А если Сашка сам открывает дверь, я обычно говорю: - Непляй, айда на балку! Через минуту мы уже бежим по пыльной дороге, мимо водопроводных колонок, виноградников и теплиц – туда, на окраину города. Карман непляевских брюк сильно топорщится – там лежит большой кусок серого хлеба. Когда мы проголодаемся, Сашка сначала даст откусить мне, потом откусит сам, потом опять мне. И так до тех пор, пока хлеб не кончится… Балка – наше любимое место. Там много чего интересного – старая свалка, заросли алычи и абрикосов. Там - запах свободы! Сашка рвёт незрелую алычу и морщит нос. - Непляй, опять дристать будешь! - Не ной, Пончик! Пончик – это я. Наверно, потому, что баба Клаша закормила меня вкусными украинскими борщами с пампушками. А ещё – галушками со сметаной. Хотя сметана – это редко, это только по праздникам… Непляй вытирает свой тощий зад придорожным пучком травы и снова ест незрелую алычу. А я что? Я – как Непляй… Можно подумать, Сашку дома не кормят. Кормят, конечно, но Сашке не хватает. Может, поэтому он постоянно грызёт ногти? Нос у Непляя всё время шелушится, видимо, от жгучего крымского солнца. А ещё Сашка умеет материться. Я тоже умею, хотя мне не нравится. Один раз, случайно, при мамке я сказал матерное слово. Мамка размахнулась и ка-а-ак даст по губам! - Ах, ты паразит! Смотри у меня! Материться мне теперь совсем расхотелось… Сашка старше меня на целых девять месяцев, поэтому много чего умеет. Он умеет делать танки из шпулек от ниток; он умеет красиво плеваться, а ещё – честно обманывать. Сашка смотрит прямо в глаза, врёт и не моргает, поэтому все ему верят. Я так врать не умею, потому что всё равно моргаю. Один раз мамка спрашивает у Сашки: - Ну, и где ты весь день шлялся? Опять на балку ходил? Сашка сразу перестал моргать и говорит: - Мы евойной мамке помогали… И на меня головой кивает. - И как это вы помогали? - Мы, - говорит Сашка, - весь день рыбу потрошили… У Пончика… ну, у Мишки то есть. Евойный папка много рыбы нарыбачил… И опять не моргает! А я моргаю и, бывает, даже краснею... А Сашка краснеть не умеет - я ни разу не видел. Вчера он пришёл ко мне очень рано, и это было сильно подозрительно. Мы спрятались с ним в саду, в беседке под виноградом, и Непляй зашептал прямо в ухо: - Глянь, чё пацаны за балкой нашли… Он разжал ладонь – на ней лежали железные штуковины. - Это что? - Это патроны… Настоящие! Я взял патроны и зачем-то их понюхал. Они пахли точь-в-точь как наш старый железный рукомойник. - Ух ты!.. Немецкие или наши? - А фиг его знает, - ответил Непляй. – Сегодня взрывать пойдём! - Как это? - Как, как… по правдашнему! – разозлился Сашка. За балкой собрались мальчишки постарше, человек двенадцать. Дело близилось к вечеру, с моря дул лёгкий бриз. Пахло пылью и коровьими лепёшками. Мальчишки уже развели костёр и стояли возле него полукругом. - Ну что, мелюзга, взрывать будете? Или робеете? – спросил высокий и сильно загорелый мальчик. - Сам ты мелюзга, - с вызовом ответил Непляй. - Ха-ха! Ну, давай, а мы поглядим... Я всегда был вторым, после Непляя, но не в этот раз. Почему-то теперь я решительно шагнул навстречу костру и бросил патроны в огонь. - Берегись! – крикнул Загорелый. Мы укрылись в небольшом овражке и затаили дыхание. Но ничего не случилось… Мы вернулись обратно. - Отсырели, наверно… Теперь ты давай, - сказал Загорелый и, прищурив глаза, посмотрел на Непляя. Непляй сплюнул и тоже бросил патроны в огонь. Мы залегли в овраг и закрыли головы руками… Опять тишина… Непляй громко матюкнулся: - Айда, глянем, может дров надо подкинуть… Сашка пошёл первым, я – за ним. И тут жахнуло! Я испугался и как будто окаменел. Непляй схватил меня за руку и крикнул: - Бежим! И мы побежали. За нашими спинами послышался громкий свист и улюлюканье… - А Сашу позовите, - попросил я на следующий день непляевскую мамку. - Ты в порядке? – спросила она и ласково погладила по голове. – Проходи, Мишенька, он в спальне… Несчастье-то какое! Мамка, небось, расстроилась? Мне почему-то стало не по себе, я весь покрылся потом, но вошёл в дом. Сашка лежал на старой раскладушке. На лице его был небольшой ожёг, светлые брови и волосы слегка обгорели. Рядом, на стуле, висели сашкины штаны. На них было видно несколько чёрных дырок, с подпалинами. - Непляй, ты чё? Заболел? - Та не-е-ее! Это я от мамки хоронюсь, шоб не ругалась… - И чё? - Я наврал, что у вас дома примус загорелся и пожар начался. Вот я тушить помогал… - А вдруг у моей мамки спросит? - Не спросит! Ты же знаешь, они год как не разговаривают… - Ага! Потому что ты сказал, что это я всю черешню у дядьки Павла оборвал. Так мамка моя и не поверила… - А хто? Ты и оборвал! И Непляй, не моргая, уставился на меня своими синими глазами. - Вот ты гад, Непляй! Вместе же рвали! - Да пошёл ты… - Ты мне теперь не друг, - сказал я и выбежал из комнаты. Слёзы злости и обиды навернулись на глаза. Теперь мы с Сашкой не дружим, целых два с половиной дня. Я слоняюсь из угла в угол и не знаю, чем заняться. Вдруг слышу – стук в окно. Выглядываю – никого… И снова стук… Что же это такое, а?! Выбегаю во двор и вижу: к раме окна прибит гвоздик, к гвоздику привязана нитка, а на нитке висит картошка. Другой конец верёвки тянется к старой сливе. А за сливой… стоит Сашка! Он дёргает за нитку и картошка стучит по стеклу. Кто хошь напугается! - Что, Миханя, напугался? - Ещё чего! - Глянь-ка, что у меня есть… У Непляя в руках - монетка: - Десять копеек! Мамка дала, айда в гастроном! - Ща, я только дом закрою! Мне пришла в голову идея… В нашей горнице стоял огромный, как слон, старинный комод. Я придвинул к нему табурет и открыл застеклённую дверцу. Там, в тёмной его глубине, в деревянной шкатулке, лежали деньги. То отец, то мамка клали туда с зарплаты монеты, а иногда - бумажки. Я взял самую красивую бумажку красного цвета и прочёл по складам: «де-сять руб-лей». Теперь и я что-нибудь куплю в магазине! В гастрономе никого не было. Толстая продавщица в белом накрахмаленном колпаке, зевая, спросила: - Мальчики, вам чего? Непляй протянул монетку и важно сказал: - Взвешайте вон те, жёлтые горошки… Продавщица взяла в руки совок и зацепила им из ящика вкусные конфетки. Потом на одну сторону весов поставила маленькую гирьку, а на другую - чашку, в которую и высыпала горошки. Мы с Непляем смотрели, как движется стрелка на весах туда-сюда и сглатывали слюни. Потом продавщица взяла из-под прилавка хрустящую бумагу и свернула небольшой кулёк. В него она высыпала жмень конфет и протянула Сашке: - Держи, мальчик! Я был намного меньше Непляя ростом, а прилавок оказался слишком высоким для меня. Поэтому я встал на цыпочки и вытянул руку с денежкой: - Тётя, взвешайте, пожалуйста, такие же конфетки… Продавщица взяла десять рублей, внимательно посмотрела на свет. Потом проворно выскочила из-за прилавка и схватила меня за правое ухо. - Где взяв деньги, малец? Украл? - Больна-аа! – закричал я. – У мамки взял, в шкатулочке… - А ну, геть домой! И шоб деньги положил туда, откуда взяв! Я приду и у мамки спрошу, понял? Я заплакал и выскочил из магазина, Сашка – за мной. - Не реви, Пончик! – и Сашка протянул мне кулёк с конфетами… Деньги я сразу положил обратно, в шкатулочку. - Ты в другой раз десять копеек бери – это вернее… Конфет купишь! - поучал меня Непляй. - Ладно, - вздыхал я и прикрывал рукой правое ухо. - А твои десять рублей были не настоящие! – сказал Сашка, и я с ним согласился… Настоящие или нет – не знаю, только после этого случая деньги без спроса я не беру. Ни у родителей, ни у знакомых, ни у чужих людей. Пусть даже эти деньги будут лежать на самом видном месте… В этом году Сашка Непляев идёт во второй класс, а я – в первый. Ура! Я давно хотел в школу, и чтоб новый ранец – за спиной; и чтоб новые, пахнущие краской, учебники и тетрадки. И чтобы за партой со мной сидела самая красивая девочка с нашей улицы – Маринка! И чтоб она просила меня поточить карандаш или поменять чернила в чернильнице… А я бы после школы нёс её портфель до самого дома… Сашкина мамка с моей, наконец-то, помирились. А дело было так… Непляй, накануне первого сентября, говорит: - Слушай, Пончик, давай наших мамок помирим. - А как? - Ты своей скажешь, что моя мамка в гости зовёт. А я своей скажу, что твоя зовёт… И чтоб в одно время, в шесть часов вечера. - А я время не выучил пока… - Эх, ты - темнота! Непляй уже научился время по часам определять, а я никак не мог понять, когда без пяти час, а когда - половина первого. - Тебе, Михаля, ничего понимать не надо! Ты просто скажи ей про шесть часов и всё… Сашкина мамка и моя встретились на улице. Поздоровались… Разговорились… Моя мамка много интересного узнала от непляевской и наоборот. Потом сашкина мамка всыпала Непляю ремня, а моя мамка – мне. Но не больно, а так, чтобы знали… Зато они помирились! - Посмотри на Мишу, какой хороший мальчик растёт, не то что ты - баловник! И вежливый, и спокойный, и учится хорошо. А мне теперь Сашку ставят в пример: - Вон Сашка, твой друг, всё успевает: и в саду помочь, и рыбы натягать, и в магазин сбегать… Не то, что ты – увалень. Ну и ладно, ну и пускай! Всё равно мы с Сашкой - друзья. Лучшие! А кто не верит, спросите у Сашки – он не соврёт. ДВА ОЛОВЯННЫХ СОЛДАТИКА Вчера мой друг Непляй умер… Вернее, Сашка Непляев жив и здоров, но как друг он для меня перестал существовать. Теперь он дружит с Ахмедом, который старше Сашки на целых два года. У Ахмеда чёрные жёсткие волосы, круглая, как мяч, голова и кривые ноги. - Айда на балку, - уговаривал я Сашку. - Нее-а, - отвечал Непляй, - у нас с Ахмедом важное дело. Какое дело, Сашка не говорил, но при этом делал загадочное лицо. У Непляя вдруг появились деньги, - не много, но всё-таки. - Да пошёл ты со своим Ахмедом, - сказал я тогда Сашке и обиделся. А сегодня Сашка сам подошёл ко мне на перемене: - Мы с Ахмедом решили взять тебя с собой… Обещаешь держать язык за зубами? - Я что, девчонка? - Ладно, Пончик, тогда после обеда за тобой зайду… Про эти катакомбы я слышал от своего отца. - Говорят, там партизанский отряд от немцев прятался… Не ходи туда, сынок, страшное это место. Папку я всегда слушался, но не потому что боялся - просто не хотел огорчать… - Идёшь с нами? – спросил Непляй. – Ахмед уже ждёт нас на автобусной остановке. - Это же далеко – катакомбы… Если мамка узнает - убьёт! - Что, струсил, Пончик? - Непляй смачно сплюнул мне под ноги. - Ничего я не струсил!.. Пошли. На остановке нас действительно ждал Ахмед. Мы залезли в полупустой пыльный автобус, а потом ехали примерно час. До конечной остановки мы доехали втроём – остальные пассажиры сошли намного раньше нас. Я огляделся: в этой черте города мне бывать ещё не приходилось. Автобус развернулся, обдав нас выхлопными газами и оглушив жутким урчанием двигателя. Мы двинулись в путь… Солнце ещё пекло, но не так сильно, как днём – день близился к концу. Впереди, по пыльной дороге, шёл Ахмед, за ним – Непляй, последним шёл я. За спиной у Ахмеда болтался старый, потёртый рюкзак. Мы миновали большой пустырь, поросший низкорослой полынью и колючками. Дальше, за пустырём, начинались заросли барбариса и ещё какого-то кустарника. В глубине этих зарослей тревожно попискивала, невидимая глазу, птичка. Постепенно начинался подъём и идти становилось всё труднее. Густые заросли больно царапали лицо и руки; пот катился градом, заливая глаза. Вдруг я зацепился штаниной за ветку и неожиданно упал. - Заткнись, - прошипел Ахмед, когда я вскрикнул от боли. Я поднялся, отряхнул штаны и взглянул на Непляя - он виновато отвёл взгляд… А вот, наконец, и пещера… У меня пересохло во рту, сильно хотелось пить. Только воды не было – мы забыли взять её с собой. Вход в катакомбы загораживал земляной вал. По всей его длине растянулась ржавая сетка, на которой была прикреплена табличка с надписью «Вход воспрещён». Но кто-то проделал лаз в сетке и мы, пригнувшись, продолжили путь… Под ногой Ахмеда вдруг что-то хрустнуло, и этот неожиданный звук, словно выстрел, заставил нас вздрогнуть. - Ты остаёшься здесь, - сказал Ахмед, не называя меня по имени. – Если увидишь что-то подозрительное, кинь камень в пещеру, мы услышим. Понял? - Мы быстро, - успокоил меня Непляй. Я молча кивнул головой и опустился в пожелтевшую колючую траву. Ахмед включил фонарик, и они с Непляем смело шагнули в черноту пещеры. … Я лежал в траве и слушал, как стрекочут в траве цикады; и мне мерещилось, будто это стрекочет партизанский пулемёт… А ещё я представил, как партизаны ночью, тайком, копают ров у входа в катакомбы. - Выследили, гады, партизан, - сказал как-то отец. - Кто, немцы?.. А кто-то остался живой? - Все погибли, - вздохнул отец, - газом потравили…А катакомбы проволокой огородили. Говорят, археологи или историки скоро приедут… Схрон партизанский, вроде бы, там имеется. Катакомбы на много километров под землёй тянутся, сразу-то схрон и не найдёшь… - Там оружие, наверно, давно заржавело. Кому оно, ржавое, надо? - Эх, Мишка! Оружие, может, и заржавело, только память человеческая не ржавеет, - грустно сказал отец… Рядом со мной вдруг послышался подозрительный шорох. Я повернул голову налево и оцепенел от ужаса – не мигая, на меня смотрела серая, с красивым рисунком, гадюка. Её приплюснутая голова, в лучах заходящего солнца, отливала кроваво-красным цветом. Раздвоенный язычок, показавшийся из пасти, а также шипение, говорили об её намерении… - Боженька, помоги! – зашептал я так, как учила когда-то бабушка. «Мишенька, - говорила бабушка, - запомни самую главную молитву «Отче наш, иже еси на небеси»… - Бабуля, я могу запомнить, - хитрил я тогда. «Ну, ладно, Мишаня, молись тогда так: Боженька, помоги»… Теперь, глядя в глаза гадюке, я сильно пожалел о том, что не выучил главную бабушкину молитву. - Боженька, помоги! Пускай гадюка уползёт в свою нору… Обещаю, что никогда больше сюда не приду! Никогда-никогда! Неожиданно змея развернулась и поползла вслед за уходящим солнцем. Я увидел, как она скользнула в расщелину среди камней и пропала из виду… На мне не успела высохнуть мокрая от пота рубашка, как вернулись Ахмед с Непляем. Когда я волнуюсь, я всегда потею… - Ну, как? – спросил Непляй. Я неопределённо пожал плечами. - Не обоссался от страха, малец? – спросил, ухмыльнувшись, Ахмед и опустил на землю тяжёлый рюкзак. Я, словно заворожённый, смотрел на то богатство, которое добыли мальчишки: истлевшую армейскую пилотку с красной звездой, патроны, гранату, штык-нож и даже настоящий пистолет! Не успел я опомниться, как Ахмед выудил из рюкзака золотую медаль, положил её на свою грязную ладонь и восхищённо зацокал языком: - Отец за неё рублей двадцать даст! Сашка тоже потянулся к рюкзаку и достал из него пожелтевший лист бумаги, сложенный треугольником: - Глянь, Пончик, письмо какое-то… Ахмед тут же больно ударил Сашку по руке: - Домой пора, мелюзга!.. Кому скажете про пещеры – убью! И злобно скрипнул зубами. Я нисколько не сомневался, что Ахмед на это способен… - Где шлялся? – строго спросила мамка. – Ремня, видать, давно не получал… Уроки сделал? - Нам сегодня не задали… - Тащи дневник, посмотрим – задавали или нет! - Боженька, помоги, - зашептал я, но в этот раз молитва почему- то не помогла. Мамка всё-таки всыпала мне ремня и заставила делать уроки… Так я и уснул за кухонным столом, накрытым старой выцветшей клеёнкой, под тиканье настенных часов с кукушкой. И как оказался потом в кровати – не помню, наверное, папка отнёс… Спустя три дня Сашка поймал меня на школьной перемене и с улыбкой вложил мне в ладонь рубль - Держи, Пончик! - За что? - Ты что, забыл? Ты же на стрёме был, в карауле! И, оглядевшись по сторонам, зашептал в ухо: - Ты никому не говорил? - Нет, никому… Ахмед что, медальку продал? - И медальку, и много чего еще. Только не Ахмед, а папка евойный, дядя Ашот. Я повертел в руках рубль, зачем-то попробовал на зуб, будто проверяя – настоящий рубль или фальшивый. - Дурак ты, Непляй, и не лечишься! Видал, сколько медалей у соседа, который с войны вернулся? - Видал, и что? - А то!.. Медали - не продаются! Их на войне заслуживают! – я швырнул непляевский рубль куда подальше. Он долго катился по деревянному полу школьного коридора, пока не исчез из виду. Потом я повернулся к Непляю спиной и побежал к выходу. Я бежал что есть сил, а казалось – еле передвигаю ноги… Ночью я долго ворочался и никак не мог уснуть. Я слышал, как вернулся отец со своей вечерней смены. - Мой руки и садись ужинать, - шёпотом сказала мамка. Я слышал, как льётся вода из рукомойника, как отец гремит алюминиевой ложкой по алюминиевой миске, кушая суп. - Слыхала новость? – спросил отец, немного погодя. - А шо такое? - Дядьку Ашота знаешь ведь? - Это который с Виноградной улицы? - Ну да… Наши мужики его чуть калекой сегодня не сделали! - За шо? – удивилась мать. - За дело, - сердито ответил папка. – Я б эту гниду, за такие дела, в тюрьму упёк, лет на десять. - Ой, Гришенька, да шо же случилося? - Говорят, пацанов в катакомбы посылал, чтобы трофеи военные искать… А потом продавал чёрным копателям, а денежки – себе… Говорят, и Сашка Непляев там был. - А наш-то был? – испуганно спросила мамка. Я затаил дыхание. - Сашку батька так ремнём отходил, аж синий теперь с до ног до головы… Только Сашка божится, говорит - вдвоём они были с Ахмедом, и больше никого. Я накрылся одеялом с головой и затрясся всем телом... Ночью мне приснился страшный сон: как будто немцы поймали Сашку и пытают. - Где, - спрашивают, - партизаны прячутся? А Сашка им отвечает: - Хоть стреляйте, всё равно не скажу!.. Проснувшись, я твёрдо решил пойти к Непляю. Я сложил в ранец тетрадки, учебники и обходными путями пошёл к другу. А то, что Сашка мне друг, я теперь не сомневался – просто мой друг совершил ошибку… В конце сада, под старой яблоней, у меня был закопан клад. В железной коробке из-под конфет хранились все мои сокровища: пуговицы от армейской шинели, стреляная гильза, два оловянных солдатика, старинные монеты и брошка в виде жука-скоробея. Брошку я решил подарить Маринке – самой красивой девочке с нашей улицы – на день рождения. Правда, у жука не хватало одного глаза - бусинки… Я немного подумал, потом отковырнул у жука второй глаз и положил своё богатство обратно в шкатулку. Двух оловянных солдатиков, которые подарил мне отец, я прихватил с собой… Непляй, на мой стук, не сразу открыл дверь. Сначала в сенях, на окне, колыхнулась цветастая занавеска. Потом я услышал, как скрипнула половица, и наконец, в приоткрывшуюся дверь я увидел непляевский глаз. Глаз был сильно опухшим и тёмно-красного цвета. - Заходи, - прохрипел Сашка. – Вишь, как батька ремнём отходил… Я прошёл в комнату. Сашка оголил свой зад, показал спину – всё его тело было в кровоподтёках и синяках. - Пьяный был, - объяснил Сашка, - если б трезвый, может, пожалел бы… - Зачем ты родителям про катакомбы рассказал? - Дурак я, Мишаня! За медальку мне Ахмед два рубля дал. Купил я себе батончиков – очень люблю я батончики… Они же дорогие - не то что горошки… Вот жру я батончики, а мамка увидала, спрашивает: где денег взял, украл?.. Вот я и сознался… Сам не знаю, как такое случилось… На глазах Сашки блеснули слёзы. Я разжал кулак – на ладони моей красовались два оловянных солдатика. - Это мне? За что? – спросил Сашка. - За то, что про меня не рассказал… Сашка дёрнулся всем телом, будто от сильного удара, а потом запричитал: - Мне деньги сильно были нужны, понимаешь?.. Эх, дурак я дурак… А Ахмед говорит: пошли со мной, будут тебе деньги… У тебя, Мишка, родители хорошие, а у меня?.. И у меня тоже хорошие, только папка иногда пьёт и жрать бывает нечего… Я знал, что в сашкином доме деньги водились редко. Непляев-старший иногда уходил в запой, а мамка получала копейки. - Я пойду, Сашка, и так уже в школу опоздал... - А завтра придёшь? – жалобно спросил Непляй. - Приду, - пообещал я, поставил на тумбочку оловянных солдат и тихо закрыл за собой дверь… Я успел ко второй перемене. На крыльце школы стоял Ахмед со старшими мальчишками. Его круглая, как мяч, голова, резко выделялась среди всех остальных. Я крепко сжал кулаки… Когда я подошёл к двери, Ахмед вдруг сделал резкий выпад и подставил подножку. Но я был наготове и успел шагнуть в сторону. Ахмед не удержал равновесие и, под хохот одноклассников, упал на колени. Я показал Ахмеду кулак и спокойно пошёл в класс… Через месяц семья Ахмеда уехала из нашего города насовсем. Может, им стало стыдно, а может, в других катакомбах ищут они теперь золотые медали… Мы с Сашкой опять вместе делаем уроки, вместе ходим на балку и любим одну и ту же девочку . Маринка, и правда, самая красивая, самая весёлая девочка на нашей улице! Не верите? Тогда спросите у Сашки. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
