Так иногда бывает. Новый год вот-вот придет, а ты не ждешь ничего хорошего. Еще вчера, когда Бэла Абрамовна подводила итоги второй четверти, Полина, сжав кулачки, повторяла про себя: «Четверку, ну, пожалуйста, четверочку». Но чуда не случилось – предательская тройка по математике прокралась в четвертные отметки и испортила весь праздник. Теперь бабушка будет пить корвалол и повторять, что окончательно потеряла надежду на Полинино блестящее будущее. Папа пожмет плечами, безнадежно вздохнет и уставится в газету. О чем говорить с человеком, который не может освоить программу третьего класса? Хуже всего, конечно, отреагирует мама. Но об этом вообще не хотелось думать.

Полинка предприняла, как ей казалось, все возможное, чтобы не омрачить праздник маме, папе и бабушке. Сначала она терла проклятую тройку ластиком. Оценка исчезла, но вместе со слоем бумаги. Образовалась дыра. Поля схватила клей и подклеила страницу с четвертными оценками к предыдущей пустой. На всякий случай склеила еще несколько страниц. Посмотрела на содеянное, поняла, что не прокатит, и уже дома запрятала дневник за шкаф. Казалось, было сделано все, чтобы не расстроить родителей. Угораздило же бабушку встретиться в булочной с Бэлой Абрамовной. В разговоре учительница похвалила Полину за старания в рисовании и пении, а с математикой, сказала, надо еще поработать. Тогда тройка, по словам учительницы, перейдет в твердую четверку. Узнав истинное положение вещей, бабушка забыла про хлеб и примчалась домой.

Полину трясли как грушу, требуя выдать дневник. Поля понимала, что тайна ее раскрыта, но предъявить дневник решительно отказалась, была наказана и оставлена без подарка на новый год. Последующие за этим предновогодние дни прошли в молчании, печали и в сопровождении тяжелых вздохов со стороны бабушки. Единственным существом, не разделявшим общее тягостное настроение, был Сенечка – огромный домашний кот породы мейн-кун. Сенечка отличался жизнерадостностью, которая проявлялась даже в его ярко-мандариновой расцветке. По-научному, правда, это называлось «красный мраморный табби».

 

Тридцать первого декабря с раннего утра мама приступила к готовке. В кастрюлях что-то булькало и кипело. На столе была развернута большая праздничная кухня – нарезались салаты, начинялись вкуснейшие валованы, остывал после варки любимый папин холодец, а красные крутобокие перцы ожидали, когда мама примется их фаршировать. Бабушка, устроившись в кресле, вязала крючком. Поставленное ею до рассвета тесто еще подходило. Бабушка периодически заглядывала на кухню и негромко подбадривала его. Она всегда о чем-то шепталась с тестом, после чего пироги выходили особенно пышными. Только папа не заступил на общую предновогоднюю вахту. Он умудрился заболеть. Заразился, видимо, в общественном транспорте, где перед новым годом, по мнению бабушки, разъезжал один сплошной грипп. Папа, укутанный шарфом, чихал и кашлял в спальне. Ему периодически доставлялись лекарства, чай с лимоном или клюквенный морс, а также снимались показания температуры. Была надежда, что к двенадцати ночи болезнь удастся одолеть.

Поля с Сенечкой посиживали в своей комнате. Вернее посиживала Поля. Сенечка, как обычно, дрых. Было скучно. Настоящее приготовление к празднику начнется только поздно вечером. Будет много шума и суеты, накроют стол в гостиной, мама выставит парадные рюмки и тарелки, папа начистит гору мандаринов, бабушка наденет красивую накрахмаленную блузку, накрасит губки, и все усядутся в ожидании нового года. Как долго еще ждать! А из-за проклятой тройки и ждать нечего - подарков все равно не будет.

Полина собралась было пустить слезу, да вспомнила про красный лак для ногтей. По природе она была девочкой предприимчивой. Все, что нечаянным образом оказывалось забытым, временно оставленным без присмотра или по достоинству не оцененным в хозяйстве, у нее всегда находило применение. Ярко-красный мамин лак был обнаружен в ванной комнате. Полина тут же прибрала его и спрятала до лучших времен. Скучный канун нового года стал тем удачным временем.

Полинка сняла носки и накрасила ногти на ногах. Красотища! Потом разрисовала ногти на пальцах рук. Выждав недолго, решила заняться внешностью основательно. Достала коробку с девчачьими украшениями, которые закупала на карманные деньги или выуживала из старой бабушкиной шкатулки. Полина сделала на волосах гигантский начес, воткнула над ухом искусственный мак, нацепила клипсы, нанизала кольца и браслеты, а шею украсила старым боа. В довершение образа извлекла из-под дивана припрятанную помаду и густо намазала губы. Оглядев себя в зеркало, Поля все-таки не удовлетворилась эффектом. Она выглянула в коридор, услышала, что папа шаркает тапками в сторону кухни (выздоравливает!), и прокралась в родительскую спальню. Еще минуту назад спавший, как медведь, Сенечка встрепенулся и юркнул следом. Стремительно нырнув в шкаф, Полинка извлекла мамины туфли на высоченных шпильках и тут же напялила их.

Ей бы, не задерживаясь, смыться к себе в комнату, но взгляд упал на любимый мамин стеклянный рождественский шар со снегом и блестками внутри. Полина всегда завидовала маме – обладательнице такой уникальной вещи! Глаза ее загорелись. Поля потянулась за шаром, забыв про туфли на ногах. Каблук зацепился за край ковра, Поля еще пыталась удержаться, но Сенечка в испуге метнулся к выходу и сбил Полину с ног. Она ударилась о полку, шар подкинуло в воздух, и он со всего маху бахнулся об пол.

Вырвавшийся из шара снежный вихрь подхватил Сенечку и Полю, поднял вверх и закружил так, что все вокруг наполнилось девчачьим визгом и кошачьим шипением. Полину с котом завертело в бешеном водовороте, раскрутило, как безумную юлу, и, наконец, шмякнуло во что-то мягкое и холодное. Когда кутерьма утихла, оказалось, что они сидят в снегу посреди леса. Полинка, как была, в бусах, клипсах и туфлях на каблуках. Сенечка – всклокоченный и взлохмаченный от хвоста до кисточек на ушах. Полинка зачерпнула ладошкой снег и с удивлением обнаружила, что он тает в ее теплой руке:

- Настоящий!...

Поля уставилась на капельки воды в ладони, широко открыла рот и поняла – сейчас заорет. Но в ту же секунду что-то тяжелое плюхнулось рядом. Раздался громкий, жизнеутверждающий, прямо-таки богатырский чих, и рядом с Полей в сугробе очутился папа в тапках на босу ногу.

- О-о-ой! Пулька? Ты? Ребенок, мы где? – папины запорошенные снегом брови никак не могли вернуться на прежнее место. Неизвестно, чему больше он был удивлен, окружавшему снегу или Полькиному внешнему виду. Он ведь не был готов увидеть ее в столь гламурном виде.

Тишину разорвали несущиеся сверху крики. Папа едва успел прижать к себе Полину, как в соседнем сугробе угнездились мама и бабушка с вязанием в руках. Последними приземлились бабушкины очки.

- Вот теперь все Гусевы в сборе, - подытожил папа…

 

- Ну что, полеты закончены? Больше никого не ждем?

Все, включая Сенечку, вздрогнули и резко повернули головы. Рядом с ними стоял, улыбаясь, здоровущий дядька в валенках и старом тулупе нараспашку. Щеки его разрумянились, усы задорно топорщились на морозе, а морщинки вокруг глаз расходились лучиками.

- Дак мы, вот оттуда…, - Полинка не знала, как объяснить, откуда же они. - Из спальни, - вдруг выпалила она.

- А не прохладно вам? Чай, не май месяц. Вам бы тулупчики или шубейки какие. А вы вон эдак как - каблуки, бусы, тапки. Не сезон. И зверя своего рыжего поморозите.

Полинка вдруг почувствовала сильный озноб. Уши ее заледенели, а зубы застучали, будто поезд по рельсам. Она попыталась встать, но рыхлый снег и каблуки маминых туфель никак не давали подняться. Папе первому удалось выбраться из сугроба и вытолкнуть Полину. Следом он подхватил бабушку и извлек маму. Полинку продолжало трясти, словно заячий хвост. Папа стянул шарф со своего больного горла и укутал им Полину.

Незнакомец хлопнул в ладоши, цокнул языком как-то по-особенному, и из-за елей вышла лошадь, запряженная в сани. Дядька достал из саней несколько пар чудесных валенок, теплые шали и ватник.

- Ну-ка, Гусевы, наряжайтесь, да прыгайте скорее в сани! Надо вас из беды выручать, пока совсем не замерзли. Меня, кстати, дядей Колей кличут, - дядька, как морковку, выдернул из снега Сенечку, крякнул, удивившись его весу, и усадил в сено, которым были набиты розвальни.

Гусевы быстро разобрали одежду, торопливо всунули ноги в валенки, повязали шали, а папа надел ватник. Когда устроились в санях, дядя Коля снял с плеч тулуп и набросил сверху. Удивительно, но под огромным тулупом уместились все, еще и с боков удалось подоткнуть.

- А Вы, Николай, как же без шубы? – заволновалась бабушка.

– Да мне не страшно. Меня мороз не кусает, - хохотнул дядя Коля.

У тулупа был странный запах. Поля не удержалась и громко чихнула.

- Это ничего, чихать не возбраняется. Я тулуп летом в нафталине держу, чтобы моль не поела. Пахнет не очень, но зато сносу ему нет, а теплый какой – другого такого не сыскать! Мы сейчас с Пелагеей мигом вас домчим. Правда, Пелагея? – дядя Коля ласково огладил лошадь, пристроился бочком в сани и тронул поводья.

Пелагея фыркнула, выпустила клубы теплого пара из ноздрей, напрягла плечи и медленно сдвинула сани с места. Чем дальше вилась по лесу дорожка, тем шибче трусила Пелагея, и веселее бежали сани. К дому подкатили, действительно, скоро.

В горнице печь дышала жаром. Рядом хлопотала проворная девчушка лет пятнадцати. Пахло хлебом. Окна были украшены белыми кружевными занавесками. Кружевными были и салфетки на комоде, и покрывало на пышной белоснежной постели с горой подушек чуть не до потолка. Видно было, что мастерица плела все это богатство знатная – кружева рисунка мудреного и работы тончайшей. Бабушка с восхищением обвела глазами комнату, всплеснула руками. А Поля, не скрывая восторга, собралась только протянуть «вау-у-у», как девчушка улыбнулась и приложила палец к губам.

- Тиша на печи дремлет, ему в ночную, - проговорила шепотом и тут же протянула Полинке руку. – Меня Стешей звать.

Сенечка, которого папа с трудом удерживал в руках, весь напрягся и шумно задышал. Воздух вокруг него зарядился электричеством, а шерсть начала искрить.

- Разволновался? - Стеша почесала Сенечку за ухом. – Кошек наших учуял? Не время еще, позже придут.

- Каких это кошек? – осведомилась Полинка.

- А ты немножко потерпи, увидишь.

 

- Стеша, что ж ты гостей на пороге держишь? А ну, к столу, к столу! Сейчас обедать будем, - дядя Коля, склонив голову, с трудом втиснулся в дверь, и комната сразу будто уменьшилась в размерах.

Он всполоснул руки в рукомойнике, закатал рукава, надел смешной фартук с оборками и принялся суетиться у плиты. Мама с бабушкой предложили помощь, но дядя Коля с улыбкой отмахнулся:

- Здесь я – хозяйка. Сам люблю кашеварить. Даже Стешку, вон, не допускаю.

Через несколько минут в плошках дымились горячие густые щи, источали нежнейший запах толстые куски свежего ноздреватого хлеба, соленые огурчики, помидоры и квашеная капуста в глубокой миске так и манили глаз. Щи пошли за обе щеки. Вкуснотища невероятная! А дядя Коля все не унимался – напек гору золотистых пышных блинов, водрузил на стол двухведерный самовар. Стеша к блинам подала миску густой сметаны и пять сортов варенья в огромных чашках.

- Дядя Коля, Стеша, сил больше нет, дайте пощады, закормили совсем,- взмолился папа.

 

Вдруг у порога послышались шаги, дверь широко отворилась, и из облака белого пара в дом ввалился розовощекий высоченный парень:

- Чую, папаня, как обычно, у печи колдует! До дальнего леса блинами пахнет! Ой, а кто это к нам пожаловал? Что за гости нежданные, но «симпатишные»?

- Дак, отец вон целые санки гостей где-то набрал, - в ответ хохотнул с печи Тихон. – Как тут выспишься, когда гости изо всех сил хоть и стараются не разбудить, но за ушами у них все одно трещит и пищит?

Тихон – здоровый, ростом под потолок - аккуратно слез с печи:

- Не обижайтесь на меня, шуткую маленько.

- Знакомьтесь, сыновья мои,- представил дядя Коля двух крепких парней.

Дети у дяди Коли были чудо как хороши, только разные совсем. Один – пришедший - ярко рыжий, улыбчивый, с искрящимися смешинками в глазах и горящими точечками веснушек. Второй - чернявый, как уголь. А Стеша – совсем светлая с длинной пшеничной косой и ярко-голубыми глазами.

- Мой старшенький - Матвей. Такой рыжий, что от него солнце жмурится. Средний – Тиша, – дядя Коля одной рукой прижал к себе вихрастую голову Матвея, а второй потрепал Тихона по густым смоляным кудрям. А с младшенькой, Стешей, вы и так уж знакомы. Красавица Стеша смущенно улыбнулась.

Дядя Коля и сыновья роста были богатырского. На их фоне Стеша казалась миниатюрной, а Полинка так и совсем маленькой. Поля посмотрела на Матвея, потом на своего ярко-рыжего большущего кота и сказала:

- Наш Сенечка тоже, наверное, ваш брат.

Матвей с Сенечкой были словно мандарины-близнецы. Дядя Коля глянул и расхохотался так заливисто и заразительно, что удержаться было невозможно. Рассмеялись все.

 

- Батя! Смех смехом, а дел-то невпроворот, - едва успокоившись, напомнил Матвей. - Я день завершал, по лесу прошел, на поляны заглянул, елки взлохматил, но в целом - непорядок. Снег слежался. Реку замело. Осины и березы грустные стоят – кружевные накидки ветер растрепал, сережки посрывал. Птицы рябины объели. Холодно им, конечно, голодно. Я препятствовать не стал. Да только лес теперь не нарядный, не новогодний.

- О чем это ты говоришь, дядя Матвей, - поинтересовалась Полинка. Как деда Коля-то лес нарядным сделает? Лес ведь сам растет, его никто не украшает.

- Сам, да не сам. Ты хоть, пичужка, знаешь, кто есть папаня наш?

- Не-е-ет, - протянула Поля.

- Папаня наш - самый что ни на есть главный в лесу, - с гордостью произнесла Стеша.

- Почетный лесник, что ли? – заинтересовалась Полинка.

- Можно сказать, что и так.

 

Дядя Коля засуетился:

- И верно, идти надо. Вы тут отдыхайте, а мы - за дела.

- Как это отдыхайте? - возмутилась мама. – Вы вокруг нас сегодня полдня хлопотали - из лесу привезли, приютили, обогрели, накормили по-царски. Мы только с боку на бок переваливались, да рты открывали. А теперь снова вам за работу? Не годится так! Мы все, что скажете, делать готовы, - уверила за всех Гусевых мама.

Папа с бабушкой согласно закивали. Бабушка даже вперед с готовностью выступила.

- Батя, может и, правда, за работу вместе возьмемся? С помощниками-то ого-го сколько наработаем! – поддержал Матвей. - Только, чур, все исполнять и ничему не удивляться.

 

И пошла работа!

Дядя Коля схватил коловорот, лопату за спину приторочил и на лыжах к реке побежал.

- Батяня, фартук-то сними! - закричала вслед Стеша.

- Рыбу что ли ловить? – поинтересовался папа.

- Да нет, пошел рыбам форточки открывать и реку чистить, - хохотнули братья. – Сейчас не успокоится, пока у него речная гладь подо льдом не засинеет, а рыбы близ лунок не начнут колобродить. Затейник, батя. Красоту любит!

 

Стеша усадила бабушку к окошку. Устроила ее удобно, разложила кругом мотки серебристой пряжи, тонкой и нежной, как свет короткого зимнего дня. Выдала набор блестящих крючочков. Бабушкины руки привычно взялись за вязание, только заработали с такой скоростью, что Полинка не успевала следить за движениями. Закружились узоры необыкновенной красоты, заискрились, будто снежинки в хороводе. Удивительным облаком начали наполнять дом, перетекать во двор, в морозные сумерки, уходить все дальше и дальше в лес. Светлой дымкой обнимали стволы берез и осин, окутывали тонкие ветви кустов, легкой паутинкой касались засохших травинок. И вскоре на всем пути, какой только мог окинуть глаз, лес преобразился до неузнаваемости. Полинка обняла бабушку: «Ты у меня волшебница!»

 

Матвей вышел из дома и вскоре вернулся с огромной корзиной, доверху наполненной замерзшей рябиной. Мама со Стешей растопили пожарче печь, нагрели несколько чугунков кипятка, перелили в огромную деревянную бочку, разбавили студеной колодезной водой и замочили ягоды. Изба наполнилась чуть горьковатым рябиновым ароматом. Мама проявила фантазию, добавила в бочку немного сушеной земляники, листики мяты, стебли каких-то приятно пахнущих трав. Запахи смешались, усилились и раскрылись необыкновенным букетом. Рябина набухла, раскраснелась, насытилась влагой.

Пока мама со Стешей колдовали в доме, Матвей запряг в сани умницу Пелагею. Она втянула ноздрями пахнущий рябиной воздух, встряхнула шелковистой гривой, зазвенела колокольцами на дуге. Красно-оранжевыми разомлевшими ягодами наполнили кадки и кадушки, погрузили в сани и повезли на лесные поляны. Все птицы слетелись на угощение. Клесты, снегири, свиристели и синицы торопливо склевывали сочные плоды, и их цветные перышки на глазах становились ярче. Свиристели важничали, выпячивая вперед розовые грудки. Снегири расправляли ярко красные манишки. А юркие синицы шныряли между ними, расталкивая желтыми животиками и мелькая синими шапочками. Насытившись, птичьи стайки вспорхнули, ненадолго взвились в воздух, как конфетти из хлопушек, и расселись на ветвях, словно елочными шарами украсив лес. Пелагея одобрительно замотала головой и взялась тихонько пританцовывать на месте.

 

Папа с Тихоном тоже работали, не покладая рук. Достали лопаты, метлы и невиданного размера сито. Снег сначала взбили и тщательно просеяли так, чтобы он стал мягким и пушистым, словно гагачий пух. А потом метлами принялись взметывать его против ветра! В небо полетели миллионы снежных крупинок. Они легко играли в морозном воздухе, парили в свете уходящего дня, оседали на бабушкиных кружевах, на не тронутых снежных полянах, на пушистых еловых лапах. Когда серебряный туман рассеялся, лес засветился и задрожал искорками. Изрядно вспотевшие папа с Тихоном, не отрывая глаз, залюбовались сотворенным чудом.

 

Полинка тоже хотела помочь, но какого-то собственного значимого дела никак не находила.

- Пойдем со мной, - позвала Стеша.

Она взяла керосиновую лампу, большое чистое ведро, а второе маленькое с теплой водой подала в руки Полинке. Зашли в сарай. Было темно, пахло сеном. Вдруг Полинка услышала долгий протяжный вздох.

- Кто здесь? - испуганно прижалась к Стеше.

- Это Зоюшка – кормилица наша.

В глубине сарая стояла большая корова с длинными пушистыми ресницами и добрыми влажными глазами. Корова была крупной, с покатыми боками, красивой бежевой масти. Стеша нежно огладила ее, теплой водой обтерла вымя, просушила чистой тряпицей. Полинка не знала, так ли обходятся с коровами, но видно было, что Стеша бережет свою любимицу.

Усевшись на скамеечку, Стеша принялась доить корову, приговаривая ласковые слова. Зойка двигала ушами, прислушивалась, переминалась на месте. После дойки уткнулась головой Стеше в живот и стояла так какое-то время, незатейливо выражая свою коровью привязанность.

С ведром, доверху наполненным молоком, Стеша с Полей вышли во двор:

- Иди, зови своего Сенечку. Сейчас самое интересное начнется.

Полинка стремглав помчалась в дом, растормошила Сенечку. Он лениво потянулся и снова завалился бы на бок, но Поля, слегка подталкивая сзади, выпроводила его во двор. Подняла глаза и оторопела:

- Божечки!

Весь двор был наполнен серыми кошками. Кошки были повсюду, ступить некуда. Подняв хвосты, они вились около Стеши. Сенечка вжался Полинке в ноги. Кошки с любопытством оглядывали незнакомца, самые смелые начали осторожно приближаться. Шерсть на спине Сенечки встала дыбом и снова заискрила. Если бы мог, он тотчас умчался бы обратно в дом. Но дверь была плотно прикрыта. Кошки, вместе с тем, поостереглись подходить ближе и лишь принюхивались.

Наконец, жирное тягучее молоко полилось в большое корыто, и кошки с урчанием метнулись к нему. Наевшись, они вдруг начали светлеть и из серых превратились в совершенно белых.

- Ну, что ты трусишь? Иди, попей молочка, - пригласила Сенечку Стеша.

- Он не пойдет, Стеша. Дрожит весь, - постаралась защитить Сенечку Полинка.

Тогда Стеша принесла из сарая небольшую миску, зачерпнула в нее молока, поставила перед Сенечкой. Он сначала отстранился, но, вдохнув аромат парного молока, робко вытянул шею.

- У Зойки молоко особенное, как валерьянка на котов действует – не оторвешь, - засмеялась Стеша.

Сенечка обмакнул лапу в молоко и аккуратно облизал. Попробовал еще, а потом склонился и принялся с наслаждением лакать. Он чувствовал, как белоснежные кошки подходят и трутся о его бока, но удовольствие пересилило страх.

 

За спиной скрипнула дверь. На пороге стоял Тихон в полушубке, теплой шапке и с торчащими из-за пазухи меховыми рукавицами. Он свистнул негромко, и кошки тотчас шмыгнули врассыпную.

- Пойду, пожалуй. Пора. Наступает наше ночное время. До свидания, пичужка, - Тихон легонько похлопал Полинку по плечу, махнул рукой на прощание и двинулся прямиком в лес.

Его силуэт еще различался в темноте. Полинке почему-то стало грустно. Ей очень нравилась семья дяди Коли, и жалко было Тихона, который вынужден вот так уходить в ночь. Непонятно откуда взявшаяся слезинка хотела скользнуть по щеке. Чтобы удержать ее, Полина подняла глаза вверх и застыла. Повсюду на верхушках деревьев светлели силуэты кошек. Поля не заметила, как и когда они успели забраться так высоко. Издалека снова послышался свист Тихона, кошки разом открыли светящиеся глаза, и на их молочном фоне тысячью живых звезд засияла дорожка.

- Стеша, что это? – воскликнула Полинка.

- Млечный путь. Не видела раньше? Его у нас в декабре и не увидишь. Это батя-выдумщик.

Во двор вышли бабушка и папа с мамой. Мама обняла Полинку. Все затихли, зачарованно глядя в небо. Полинке чудилось, что в молчании ночи где-то далеко впереди все еще слышен легкий посвист. Кошки в ответ жмурятся и снова широко раскрывают светящиеся глаза, отчего на темно-фиолетовом бархатном небе идет мерцание!

Сенечка сидел рядом и тоже пытался жмуриться. Только забраться так высоко не мог, он ведь был крупным породистым мейн-куном.

 

За спиной послышался хруст снега. Гусевы оглянулись. Дядя Коля стоял в красной нарядной шубе, в шапке расшитой серебром, в сафьяновых сапогах и с посохом, от сияния которого глазам больно стало. Полю больше всего удивило, что у дяди Коли была большая белая борода. Красавица Стеша и Матвей стояли рядом.

- Дядя Коля! Ты… Дед Мороз? – испугалась своей догадки Поля.

- Да нет, что ты, Полинка! – дядя Коля смущенно хмыкнул в усы. – У Деда Мороза борода лопатой, а у меня, видишь, - и он, смеясь, оттянул вниз бороду на резинке. - Мы просто Морозовы. Вы Гусевы, а мы Морозовы.

Матвей низко наклонился прямо к Полинкиному уху:

- Не растет почему-то у бати борода. Потому он и стесняется маленько. А на самом деле Мороз он, то есть Дед Мороз! Точно! Это тебе не почетный лесник.

 

- Пришло время прощаться. Спасибо вам за помощь, за работу, за желание и умение красоту творить. Будьте здоровы и счастливы, - дядя Коля взмахнул посохом.

- Дядя Коля, подожди секундочку! - взмолилась Полинка, подбежала к нему, встала на цыпочки, и, сбиваясь, прошептала:

- Я знаю, дядя Коля, это ты! Ну, то есть ты – Дед Мороз. Я не знаю, ты ли приносишь подарки детям или их родители покупают, но если можешь, пожалуйста, пусть мамин стеклянный шар не разбивается! И пусть в дневнике будет тройка, а склеенных листов не будет! Я выучу математику, туфли мамины брать больше не буду, бабушку буду слушать, и папа пусть не болеет.

Задумалась и добавила:

- А больше мне не надо подарков.

Дядя Коля наклонился к Полинке, внимательно посмотрел ей в глаза:

- Все так и будет, девочка.

А потом ударил посохом оземь. В глазах у Полинки все завертелось, закружилось, понеслось вверх. В ушах засвистело так, словно самолет пошел на посадку. Поля закрыла глаза, а когда, спустя мгновение, вращение и звуки прекратились, она оказалась дома с родителями, бабушкой и, конечно, Сенечкой.

 

Мама накрывала на стол, папа чистил мандарины, Сенечка к удивлению всех лакал молоко, чего с ним раньше не бывало. Бабушка в крахмальной блузке и с накрашенными губками сидела с книгой в кресле:

- Какая книга интересная. Про происхождение и значение имен. У меня отец был Тихоном, а я и не знала, что Тихон означает приносящий счастье. Или вот Матвей, к примеру, - дар божий. Очень интересно.

Увидев Полинку, бабушка спросила:

- Проснулась? Что-то ты заспалась перед новым годом!

Полинка не могла поверить. Спала? Неужели она просто спала? Вернулась в свою комнату, посидела, а потом вдруг вскочила и достала дневник из-за шкафа. Тройка!!! Вот она стоит! Пролистала страницы – никакого клея!!! Схватив дневник, вбежала в спальню родителей, щелкнула выключателем. Стеклянный шар на полочке, а внутри его (надо же, как она раньше не замечала?) Дед Мороз в санях и снегири на веточках.

На стеклах окон искрились морозные узоры. Только в центре остался небольшой чистый участок, в который можно было разглядеть улицу. Поля приложила щеку к стеклу. Покрытые кружевным инеем деревья слегка покачивались, а в небе мерцали звезды.

Папа подошел к Полинке, обнял крепко и надежно, как умел только папа:

- Пулька, смотри, какая красота в мире! Совершенно необыкновенный новый год! Бог с ней с тройкой. Справимся, ребенок. Беги лучше под елку посмотри, там подарков куча, - папа легонько подтолкнул Полинку, несколько раз глубоко вдохнул и… чихнул на весь дом.

- Будь здоров, папочка! - Полинка не могла поверить в свое счастье, почему-то расчувствовалась, и слезинка быстро пробежала по щеке. - Будь здоров!