ВЕСНА

 

В аккуратно заштопанном пиджачке ёрзал стукач Маркин на старой кривой скамейке и ждал, когда же выйдет из комиссии спец Лапунов. Но тяжелая зеленая дверь оставалась неподвижной. Тот самый Лапунов, который уже однажды в курилке усомнился в принятых на самом верху сроках по установлению весны. Из-под осевшего грязного снега проклюнулись прошлогодние окурки. Тот самый Лапунов, который вечно прогуливал воскресники, ссылаясь на загруженность работой. Невдалеке, под окнами, скреб метлой тёмный немой Гизматуллин. Шло время, а Лапунов, который непонятно за какие шиши приобрел своей дочке фортепиано, всё не выходил. Маркин переживал. Потом он стал думать о том, что если его повысят, то можно будет пошить себе костюм. Лучше, чем у Лапунова. Из дорогого материала. Завёлся, дёрнулся и заглох пришлый автобус. Кто-то тускло маячил внутри. Маркин старался не смотреть в ту сторону. Он хотел видеть светлое будущее. Вот сойдет снег, наступит весна, или даже лето, и Маркина наградят путевкой на море. Ведь он еще ни разу не был на море. Внезапно, уловив какое-то движение у дверей, Маркин поднял взгляд. На пороге, утирая пот, стоял жалкий Лапунов, который был на море уже целых два раза.

 

* * *

 

- Ну как? - суетливо кинулся к Лапунову, едко пышущий одеколоном, Маркин.

 

- Временно отстранили. До выяснения. - махнул Лапунов рукой и уступил дорогу. Маркин полоснул его злобным взглядом, пригладил волосы, проскользнул в дверь, аккуратно закрыв ее за собой. Лапунов отошел к скамейке, достал из кармана "приму" и закурил. На пробивающемся из-под снега асфальте, развалились голуби, млея от долгожданного тепла. Прозрачно сочились сосульки.

 

Подковылял Гизматуллин с метлой. Лапунов привычно угостил его. Гизматуллин взял, подкурил, затянулся, одобрительно качнул головой, вопросительно хмыкнул, указав глазами на дверь: как, мол? Лапунов улыбнулся и снова махнул рукой. Гизматуллин довольно промычал. Он всегда был расположен к Лапунову. Потом Гизматуллин пошаркал дальше. А Лапунов, докурив, загасил бычок и щелчком отправил его в урну. «Эх, хорошо, весна!» - подумал он. Из дверей выполз бледный Маркин и рухнул на скамейку.

 

- Я же всё... Я же никогда..., - губы его тряслись.

 

Вслед за ним из дверей появился уполномоченный и неотвратимо приблизился к Маркину:

 

- Ну что же вы, - строго сказал он, - а направление-то забыли.

 

Он заботливо сунул в нагрудный карман маркинского пиджака желтый бланк, и снова скрылся за дверью. Из скучающего неподалеку служебного автобуса грузно спрыгнул хмурый обладатель потёртой кожанки и направился к Маркину.

 

"Весна. Хорошо." - напомнил себе Лапунов и заспешил домой.

 

* * *

 

Гизматуллин не любил весну за то, что весной из-под снега появляется всякая грязь. Гизматуллин любил весну за то, что всё в природе обновляется, подавая тем самым пример. Еще Гизматуллин любил Лапунова. За то, что тот никогда не жадничал на сигаретку. А еще за то, что Лапунов нежно относился к этому миру. А вот непьющего и некурящего Маркина Гизматуллин не любил. Не за что было его любить. Отойдя от всё еще растерянно улыбающегося Лапунова, Гизматуллин кинул взгляд на окно. За пыльным стеклом и тюлевой занавеской едва угадывалась фигура стоящего у окна уполномоченного. Гизматуллин перевернул метлу и стремительной арабской вязью вывел в воздухе букву, знаменующую преждевременную смерть. Занавеска чуть колыхнулась. Гизматуллин перевернул метлу обратно и огляделся, изучая оставшийся фронт работ. Тут и там посеревший снег умирал в сверкающие лужицы. В курилке рядом с Лапуновым жмурилась на солнце стайка очередных бедолаг. Весна. Надо только поскорее убрать мусор, и будет всё хорошо.