Историческое место рождения у Николая Ивановича – Пугачёвский уезд, Саратовская губерния. А его дед от своего деда слышал, что в их краях бунтарями себя проявляли местные крестьяне во главе с Емельяном Пугачёвым.

 

– Потом времена другие пришли, и события другие. Поэтому район наш и стал Красно – Партизанским. Чего-то и это означало? - задается вопросом Митрофанов, которого в нашем Нефтегорском районе во времена СССР знал и стар, и млад. Он тогда в наших краях воистину являлся личностью знаменитой. Так как Митрофанов со дня образования района возглавлял сельскохозяйственную профсоюзную организацию. Мы все тогда знали, хочешь получить бесплатную путёвку на курорт или в санаторий – обращайся в Райком профсоюза к Марии Ивановне (секретарь) или к Николаю Ивановичу (председатель).

- А теперь я иду по дорожке на дачу или с дачи, они мне:

- Здорово, Николай Иванович!» - окликают. И меня начинают благодарить за отдых, за лечение. А я их спрашиваю:

- Кто вы? Вижу плохо, не угадываю.

 

Митрофанов служил людям, добросовестно, с усердием до ухода на пенсию в 1985 году. И с того времени являлся членом президиума районного Совета ветеранов. Он и там держал свою принципиальную линию, отстаивая интересы участников войны, тружеников тыла и ветеранов труда.

Пришли известные девяностые. Порядки не привычные.

Рассказывал Николай Иванович о них:

- Пошли с соседом на дачу, милиционер встречает:

- Здесь проход запрещен! Опасно.

Пошли по другой дорожке. Там другой милиционер говорил то же самое. Сосед позвонил в дежурную часть. Мол, метал в цене, конструкцию разбирают, а милиция охраняет.

- Разберемся, - ответили.

 

И разобрались. Пришли вечером к пожилому фронтовику бритоголовые молодчики, вызвали его, потрясли за грудь, пригрозили: «Жить хочешь дед? Держи язык за зубами».

А школьники меня про фронт спрашивают: «Там страшно?» - Там было страшно, но ясно где свой, а где враг. А тут, поди, разберись - кто есть кто.

Смелый Митрофанов и справедливый. О начальнике ельцинского времени рассказывал:

- Я хожу мимо его дома и удивляюсь. Ведет он себя по отношению к людям не честно. Если он большой начальник, то крышу его дома надо перекрывать, а до крыш дома рабочих за тридцать лет очередь так и не дошла.

 

Трудно сам жил Николай Иванович, поэтому простому люду и сочувствует.

Родился Митрофанов в крестьянской семье в конце 1924 года.

Отец, Илья Савельевич - русский, а мать, Ефросинья Ильинична — Полтавская хохлушка.

- Мать на 11 лет моложе отца. Здоровая была баба. И семья наша с 1919 по 1929 год уже имела пятерых детей. Потом мама тяжело заболела. Отец лошадь собственную запрягает, в подводу сенца настилает, укладывает свою Аксинью и в больницу отправляется.

Приехал он из больницы один. Нам сказал:

- Доктора обещали матери вашей помочь.

Сам он целыми днями в поле или во дворе работает, а за мать нам служит сестренка Настя.

Сорок километров до больницы города Пугачёва. Ни вестей от неё, ни слухов.

 

Прошло много времени. Сообщили отцу «Аксинье худо, умрёт - того и гляди.

Посадил он меня в телегу и повёз в город Пугачев. На станции паровоз напугал меня и лошадь. Едем дальше. На привязи верблюжиха, а рядом верблюженок с колючей уздечкой во рту. Жалко мне его. От отца узнал, что сосунка от матери так отучают. Полезет он к вымени, уколет, она не дается ему сосать.

Малышом я еще был, не разделил горе с отцом, которое он испытал, найдя свою Аксинью не в больничной палате, а в морге.

В отцовском доме остались: Настя, Вера, Толя и я. Олю забрала бабушка. Года не прошло, отец привел в дом мачеху. У нее две дочери. Мачеха хлопотала по дому, отец метался в поисках заработков.

В 1936 году в шести километрах от Родионовки открылся сланцевый рудник. Тяжелая работа, опасная, но выдавали карточки хлебные и заработки гарантированные. Отец туда определился. Семья, хлеба наелась. В колхозе Настя, Верка и я летом подрабатываем.

 

В конце мая 1941 года дожди прошли, травы пошли в рост. К июню в Родионовке жителей не осталось, все на сенокосе. Травы высотой в пояс.

Хотели до дождей сенокос завершить. Не успели, 21 июня приехали все в село на митинг. С района приехали, сообщили «Война!»

Отцу 44 года, его в сентябре на фронт забрали. В декабре меня и кому 16 лет на строительство железной дороги «Пугачёв - Куйбышев» отправили. На верблюдах мы грунт возили, дамбу возводили.

В августе 1942 года пришел черёд и мне на фронт идти.

В Татищево строили казармы. Лес за рекой, брёвна на себе по льду таскали, а между делом военному делу обучались. С начала февраля 1943 года уже в Петровске изучаем связь и минометы.

Приехали представители 42 бригады, меня определили связистом минометчиков. Едем дальше. В тупике выгрузились, шли пешком. У села Романовка встретили первое сопротивление немцев, артиллерией усмирили. Немец отступил к высотке. На ночлег устроились, заставы вокруг установили. Узбеки лошадь раненую прирезали, костер развели, конину на штыках жарят. А немец минами по кострам. И первые жертвы, пришлось их хоронить.

 

Немец переходит в контратаку. В деревне Алексино окопались. А нам в ночь на 2 июня 1943 года приказ: «Срочно перейти к деревне Хомутовка». Там из двух бригад (42-й и 129-й) формируется 226 стрелковая дивизия. Я зачислен связистом 730-го артполка (на вооружении миномёты калибра – 120мм.). Здесь теперь вгрызались в землю.

А 5 июня до солнечного восхода иду по степи с катушки провод разматываю. Степь спит, не стрекочут кузнечики, не поют птицы. И вдруг удар в тысячи громов. От неожиданности я упал, приник к земле, уши ладонями закрыл. Земля содрогается, я лежу как в лодке.

Опомнился, провод начинаю разматывать. Страшно, но деваться некуда. Приказ. По небу сотни наших самолетов немецкие окопы утюжить летели. Понял я, артподготовка началась, которую ждали. Будет за ней наступление.

Проверил связь и возвратился.

 

Ровно два часа долбила немцев русская артиллерия. Ударом внезапным наши командиры хотели накрыть немцев и упредить их наступление. Но плановая эффективность не была достигнута. Когда наши войска пошли на их позиции в атаку, пошли в контратаку и немцы. И такой лавиной танков, будто наша артиллерия их не утюжила и самолеты наши их не бомбили.

Мы в это время входили в состав центрального фронта. Задача нашей дивизии - сдерживать наступающих немцев у села Калиновка (родина Н.С. Хрущева). Натиска мощного пока нет. А справа и слева (фронта Воронежский и Курский) - отступили. Это тревожило командиров.

Оказывается, немцы планируют центральный фронт обогнуть дугой (отсюда и название – Курская дуга) и взять его в котел. Задумку их наше командование разгадало. Фронта - Воронежский и Западный, остановили отступление, и перешли в контрнаступление в районе известной всему миру Прохоровки.

 

Противостояние сторон нарастало, тысячи танков Т-34 шли на таран на танки «Пантэра» и «Тигр». На Прохоровском поле горели небо и земля, скрежетал и плавился металл, тысячами гибли люди. Смертный бой немцев и русских шел до 15 июня. Наконец немецкая сторона дрогнула, стала медленно отходить к Днепру. Перелом войны и инициатива под Курском твердо перешли к русским.

За село Хомутовка враг, было, вцепился - с потерями, но вышибли. Освободили город Глухов. Враг далеко ушел, на окраине облюбовали амбары, решили в них разместиться, отдохнуть, себя и технику в порядок привести.

Дорога рядом, транспорт проедет, других звуков не было. Под вечер как-то – самолеты загудели. Много самолетов, подумали наши.

Они за лесом бомбы сбросили, назад летят. Бежим врассыпную. Я под куст голову спрятал, спину осколком царапнуло. Шофер под машину нырнул, осколком кабину пробило, а руль как ножом срезало. Капитану Петрову Надя рану бинтует, морщится, кровь по ноге течёт, клок мяса из бедра вырван. Ездовому Притчину за сорок, он из амбара нас выпроводил, ей рану обработал.

 

Бои за Днепром

Рискованно на войне, - вздыхает Митрофанов. – Таких случаев десятки. И по ныне снятся. Пословица гласит: «Наша смерть за нами ходит». В мирное время, а на войне она на плечах сидит.

Лодки выдали фанерные, складные, швы резиновые, влаги не пропускают. А связистам говорят «Плывете через Днепр и кабель донный разматываете. Группа захвата плацдарм на той стороне создаст, ей обеспечите связь».

Переправились с напарником, его оставил, сам возвратился. Со второй, третьей группой также. Штурм немцев по условной команде начался. Наши минометчики поддерживали огнем пехоту.

При захвате деревни Ясные городки связь порвалась. Бомбёжка ужасная, обстрелы. Ползком пробираюсь вдоль кабеля. Бегут солдаты. Им навстречу офицер с пистолетом. Кричит: «Стой! Считаю до трех и стреляю!» Остановились в десяти шагах от меня, о немецких танках ему объясняют. Не слушает, заворачивает их и меня, трубку связи увидел, отцепился. Я порыв связываю, в трубку слышу, наши огня просят. Из-за Днепра термитными снарядами ударили по танкам. Деревня вспыхнула. Помощь оказана.

 

Октябрь 1943-го, дожди, дороги разбиты. Мы в окрестностях Ровны. Командир батальона берет на рекогносцировку меня и троих минометчиков с автоматами. Идем гуськом, я катушку разматываю. Сосна высокая, комбат на сук взобрался, определяет в каком направлении двигаться. Немец как вычислил? Их мина вершину срезала, нас волной разбросало, а комбата контузило, он заикался долго и плохо слышал.

Рекогносцировка показала, вокруг нас лес, болота и немцы. Наша задача — выходить, им на глаза не попадаться. С 3 по 13 октября искали слабое место. С большими потерями, измотанные боями, сырые и голодные вышли из окружения у городка Малин. Дома заняты, в курятники натаскали соломы, спали сутки как убитые. Вшей куриных почувствовали только после сна.

Дальше был город Коростень. Он запомнился частыми порывами кабеля.

Бегу вдоль него, за развалины прячусь. Порыв устранил, присоединился. Наши просят «Немцы наседают! Много немцев! Огня!» Вызываю свое КП, ответили. Слава тебе, господи! Во дворе емкость пустая. В ней сидел пока обстрел не прекратился.

 

Тут Николай Иванович переключился на послевоенное время:

- Когда я рассказал ученикам Коростеневской школы в сороковую годовщину Победы о том уличном бое, в перерыве мужчина ко мне подходит, представляется: «Полковник запаса Белозёров, - улыбается. Я себя тоже назвал. И он говорит:

– Это ты меня тогда подслушивал товарищ Митрофанов. Мы железнодорожный вокзал обороняли, а немцы из всех щелей и переулков на нас лезут, из минометов и крупнокалиберных пулеметов бьют по нам и по путям – спасу нету. Вот мы и вынуждены были просить в помощь огоньку. Но уж поздно. Бились мы до последнего патрона. Я раненый в плен попал. Успел в солдатское переодеться, а то бы расстреляли.

Мы обнялись, когда я узнал, что родом он из Саратова. Земляки. Порадовались, что живыми остались, выпили. Он рассказал о тяжестях и унижениях немецкой неволи.

 

Освобождаем Польшу

 

Весной 1944 года выбили немцев из польского города Подгаец. Там артполк разместился, а штаб и хозвзвод в селе Пиановичи. В старинный особняк группой постучались, старик открылся. Попросили вина, плечами пожимает. Женщина красивая ему пошептала и они ушли. Сидим за столом, снимок ее и молодого поляка в форме СС висит над диваном кожаным.

- Ах, сука! – не выдержал артиллерист, - и не сняла. Да за эту фотографию ее и расстрелять можно.

Она, бледная, с подносом заходит. На ломаном русском заговорила:

- Спасибо! Меня-то за что? – Нам неудобно, так как в это время к ее закускам старик подносил самодельное вино. Они заговорили на польском языке.

По второму бокалу вина налили, шум за окном. Срочные сборы трубач проиграл. Дозорный возвратился, сообщил: «Пиановичи ночью дивизион эсэсовцев окружил». С началом темноты главные силы собрали у берега Днестра, для имитации прорыва место определено за Арматами. С напарником протягиваем туда кабель. Темень и тишина. Идем, перешептываемся, очередь прорезала тишину, минометы забухали. К Днестру пошли, там интенсивней бой. Прорывают вражеское кольцо наши.

Присоединились прослушать – связи нет.

Пока искали повреждение, стрельба стихла. К Днестру возвратились - там техника наша разбросана по камышам и балкам. Под пулями, но с боевыми товарищами уютней. Идти теперь куда? А вдруг светло станет.

Набрели на деревушку у Днестра. На окраине сарай со снопами камыша для топки. В них скрывались, думали. И придумал Иван, водитель нашего «ЗИСа» простой способ.

Отыскиваем жердочки, укладываем, на них снопы. Сверху снопов жердочки укладываем и кабелем телефонным с нижними скрепляем. Получился у нас плотик, на котором через Днестр и решаемся переправиться.

Светать стало, сапоги в шинели укладываем, карабинными ремнями узлы скрепляем, усаживаемся на плотик, от берега лопатами деревянными оттолкнулись, поплыли. А течение быстрое, несет плот вдоль берега. Нет – нет, на повороте от берега удалились. Село показалось, думаем - сами в лапы к эсэсовцам плывем.

Двое наших показались, бегут вровень с нами. Веревку не докинут. Измучились мы и они. Поймал веревку Иван, на край стал, плотик наклонился и мы с ним в мартовской воде. В Днестре наши узлы. Прыгаем на берегу, греемся, зуб на зуб от холода не попадает.

 

В деревню поляки тропу указали. Сказали, русских в деревне видели. Впустила нас в первом же доме полячка. На печке разомлели, успокоились и в сон провалились.

Прошло сколько времени? Хозяйка заглядывает, улыбается. Рубахи вышитые подала по штанам мешковатым. С печи мы слезали настоящими панами-поляками. Объяснил нам пан-хозяин, пасха сегодня. Куштовать приглашает.

Гостеприимными они оказались. Оставляли погостевать праздники. Но нам не терпелось разыскать своих. В ночь указали они дорогу, куда проследовали русские.

Удалились далеко, в стогу устроились на день, следим за дорогой. Подвода показалась. Вышли, и глазам не верим. Наш возчик!? Притчин, который санитарку перевязывал. Угадал, развел руки для объятия, воскликнул:

- Ребята! Вы с того света явились! Мы уже думали, вас в плен забрали, либо убили.

В медсанбате другой части одел он нас в старую форму, один карабин на двоих выдал. Подвез к дому, где жили лейтенанты особисты. Покопались они в наших делах, но Притчина нам бог послал, он наш свидетель.

На пересыльном пункте обмундировали нас, новое оружие выдали, зачислили связистами в минометный дивизион, 38 армии.

 

Переправляемся опять через Днестр. Словакии нужна была помощь. На марше были стычки. А тут, откуда танки СС взялись? Соседней дивизии туго, идем ей на помощь. Не заметили, как и нам с хвоста ударили их танки. Положение критическое. Эсэсовцы с коротких расстояний наш полк расстреливали прямой наводкой в упор. После этих боев в полку уцелело семь орудий и к ним 11 мин. И в целом 38 армия, которой командовал тогда генерал Гречко, в боях СС понесла несчетные потери. После чего мы до конца апреля 1944 года были на переформировки в междуречье Днестра и Прута.

И опять в путь, опять бои с отступающим врагом, цепляющимся за укрепления.

Освободили город Кошев. Идем вдоль Карпат на перехват немцев, пытающихся перейти перевал и закрепиться в городе Надворный. 38 армия теперь «Гвардейская».

Противник под нашим натиском отступает к городу Выгода. Политруки говорят, этим походом мы помогали другим фронтам быстрее освободить Европу от фашистов.

В городе Надворный жители встречали нас как победителей. Мы с настроением, вишня в садах поспевала, ягодами лакомимся, вспоминаем, как из города немцы драпали. Связь потребовалась. Мимо лесопильного завода тянем кабель, братья Обиход у стены с пушкой притулились, один в прицел смотрит, другой нам кричат: «Уходите! Танки!». Глядим куда указывали, он (тигр) едет вдоль узкоколейки пушкой ворочает. За ним показался второй, дальше третий. Братья по первому выстрелили, он крутнулся, боком встал, они ему в бок. Загорелся. Другие танки едут, палят.

Мы с Иваном катушку бросили, бежим лесочком. Пули: «вжик – вжик». Из окон стреляли. Обошлось с нами, а братья Обиход погибли.

Бандеровец нашими пойман. Он видит, русские расслабились, по городу разбрелись. Танки вызвал. Не пощадили и его. На указателе «НА КОРОСТЕНЬ» несколько дней в петле висел.

 

- Воистину пути господни неисповедимы, - вздыхает Николай Иванович, вспоминая дороги войны.

- В Карпатах Лубковский перевал преодолевали. У поселка Медзилабардзе был привал. Политрук нам рассказывал о генерале Брусилове. Его войска здесь тоже с боями этот перевал преодолевали, проявляя мужество и героизм, воюя с Австро-Венграми. Ходили мы по их теперь уже чуть заметным окопам и могилкам, поклонились холмикам с их костями. Геройский дух брусиловцев вселился тогда и в нас, прибавив видимо и патриотизма.

У Митрофанова удивительная память. Она сохранила в его голове события войны до мельчайших подробностей. И ему не присуще где-то события приукрашивать, чего-то утаивать, перекраивать. Он мои черновики дважды перечитывал, где-то добавлял, подправлял, вычёркивал. В его рассказах о войне отражены не только победы, а много и поражений, ошибок, опасностей, которые подстерегали наших командиров и солдат.

С угощениями отмечали мы в районном Совете ветеранов восьмидесятилетие фронтовиков: Ивана Сергеевича Кондранина и Ивана Прокофьевича Польникова. Я эту встречу снимал на кинокамеру. Там Митрофанов в беседе с участниками ВОВ все возмущался по поводу некоторых прикрас о войне. Привел пример из газетной статьи, зарисовку подвига Михаила Агибалова, который лежа у подбитого танка с пистолетом в руке настрелял два взвода немцев. Их потом они от его танка на двух грузовиках увозили.

- Это кто может так написать? – спрашивал он соседа по столу Чепрасова Ивана Марковича. – Написать такое может человек, не имеющий никакого понятия о войне, либо журналист — сказочник, фантазер. Это же чушь полная!

Чепрасов с ним соглашался. А Митрофанов продолжал:

- В лютую пургу, в бездорожье марш тот проходил. Колонна наша растянулась на многие километры. В мост разобранный уперлись, саперы настилы стали мастерить, охранный батальон с ними. Другим разрешено в селение свернуть, посушится, привести себя и технику в порядок. Утром у кухни походной завтраки в ведра получаем, стрельба послышалась у моста. Всем была подана команда «В ружьё!». Прибыли на шоссе.

На месте объяснили. С того берега подъехало 2 автомобиля «Зис-5» и два студебекера. Кузова накрыты брезентом, на водителях плащ-накидки и шапки русские. Моста нет, стали они разворачиваться. А офицеру из батальона охраны показалось, что у солдат, сидящих в кузове автоматы немецкие. Дали те деру. Но наши сорокапятки и минометчики пустили им вслед минные гостинцы.

Ушла крупная птица. Говорили, это была немецкая группировка, попавшая в окружение. И теперь ее остатки во главе с важным генералом ищет способ к своим прорваться.

 

Надо отметить высокий патриотизм, находчивость и умение воевать немцев. - Утверждал на той встрече и убеждал в этом собеседников Митрофанов. - Казалось бы, зачем им было стоять насмерть за город Моравская Острова? Они укреплениями сделали его неприступным. Рвы глубокие, бетонные доты, дзоты. И в лоб, и с воздуха, и обходом мы не могли в него войти. Пришлось привозить на позиции наши знаменитые «Андрюши». Только они термитными снарядами раздолбали их укрепления.

А сдайся они раньше, или отступи, сколько бы жизней немецких и русских сохранили. Шанс мы им такой давали. В затишье через рупоры предлагали сдаваться.

А война к тому времени и нам и немцам осточертела. К концу она шла. Обидно погибнуть в конце войны. Но, увы, никто от погибели не застрахован.

 

В начале мая 1945 года в Оломоуцах мы получаем приказ двигаться на Прагу. Говорили, там, в окружении, фельдмаршал Шернер с остатками немецких войск и генерал Власов с воинами, предавшими нашу Родину. Они делают отчаянный прорыв, пытаясь вырваться из кольца и соединиться с союзными войсками.

Маршем двигаемся, достигаем города Чешки Броды. Зенитки захлопали, автоматные очереди затрещали. Приученные к неожиданностям, занимаем оборону. И тут долетает до нас русское «У-р-р-а-а!» И долгожданное слово «По-бе-д-а-а!». Мы поддерживаем общее ликование, тоже стреляем, вверх бросаем фуражки и пилотки, обнимаемся. Колонна остановилась, всё смешалось в праздничном возбуждении. Со спиртом разносчики объявились, зазвучали тосты, здравицы. Выпивали за нашу Победу.

 

Р. S. Наступили армейские будни. Идет демобилизация старших возрастов.

Подразделение Митрофанова расквартировали в Восточной Пруссии, город Растенбург. В войну там была ставка Гитлера, где его пытались убить немецкие генералы. Был он в его бункере. Экскурсовод рассказывал о работе Гитлера, его ставки, о жестоких боях за старинный город Кенигсберг. Теперь он в руинах.

Живут в немецких казармах теперь наши солдаты и офицеры. Они просторные, светлые, с газом и водой. Муштра и построения проводятся на плацу с твёрдым покрытием, питаются солдаты сытно в немецкой столовой. Здесь умеренный климат, вокруг цветущие луга и пастбища, светлые озёра, водоканал несущий им живительные воды со стороны Балтики. Этот фактор повышает настроение солдатам, облегчает службу.

Минометная специальность теперь устаревала, полку дают новое направление – ВДВ (воздушно десантные войска). До марта 1947 года Николай Иванович служил и по приказу демобилизовался. В Родионовку заявился с боевой выправкой, в выглаженной форме. На груди ордена: Отечественной войны первой степени, медали: «За Победу над Германией», «За отвагу». Ему 23 года. На двадцать четвертом году женился на Таисии Андреевне. О том, как встретились, как любили и как прожили совместную жизнь, они оставляют за кадром. Во всяком случае, его поколение и они трижды достойны, чтобы с них брать нам во всем пример.

- Воистину пути господни неисповедимы, - вздыхает Николай Иванович, вспоминая дороги войны и годы послевоенные, - Отдыхал на курорте вблизи города Надворного, там местная жительница была. Напомнил я о повешенном Бандере. Она тоже его видела. Спор пошел, кто его обвинял, кто нас, русских. Эх, а где их могилок-то русских нет? Всех и всегда русские защищали, освобождали. И во всех войнах побеждали.