СЦЕНА Звучит звонок последний, третий Над сценой, стоптанной до дыр, И в тёмном зале дискотечном Вдруг воцаряется Шекспир Заезжий маленький театрик, Свернув с наезженных дорог, Привез неистовые страсти В уездный сонный городок. Погашен свет неона в зале, И под людской нестройный гул Как будто из других реалий Чужой и мрачный век шагнул. Трещат устои королевства, И смерти черный меч навис На двадцати квадратных метрах, Зажатых створками кулис. Но волны рвущихся страданий, Как в неприступный волнорез, Беззвучно бьются, словно в камень, Закрытых наглухо сердец. Сюда пришли под своды клуба Развлечься, просто отдохнуть. Что им какая-то Гекуба, И прочая чужая муть? Под пиво, жвачку, анекдоты, Под смех и крики остряков, Актеры на разрыв аорты На сцене рвали души в кровь. И только где-то в центре зала Среди кривляющихся рож Одна искра вдруг пробежала, Заставив тело бросить в дрожь. И это было словно чудо, Как исцеляющий бальзам, Когда среди слепого люда Вдруг зажигаются глаза. Сидела девочка в испуге За чью-то жизнь, за чью-то боль, Не видя никого в округе, Наедине сама с собой. Исчезли вдруг куда-то стены, Как будто смыло их волной, И все, стоявшие на сцене, Играли для неё одной, Забрав к себе в свой мир подпольный, Но как от тоненькой струны По залу разбежались волны Живой и чуткой тишины. Вдруг перестал казаться странным На крике яростном надрыв, И зал следил за словом каждым, Произнесенным, словно взрыв. Идя на сцену, как на плаху, Приговоренные судьбой, С души своей отбросив страхи, Актеры приняли свой бой. Вот пал король пробитый шпагой, Свет закатился и погас., И не считал никто отвагой, Что умирал он в сотый раз. АКТРИСА Ты - актриса, ты – звезда экрана экрана, На тебя софит направлен свет, Может, где-то в Ницце или Каннах На афишах твой висит портрет. Все нормально, твой талант оценен, Череда успехов и ролей, Королевой царствуешь на сцене В окружении своих пажей. Только помнишь, как в платочек мамин Ты рыдала горестно, навзрыд, Проваливши первый свой экзамен В институт, где делают актрис. Не было отчаянью предела, Впереди – дорога лишь назад, В городок твой будничный и серый Под насмешливых ухмылок град. К счастью, у судьбы свои причуды, И всем правилам, бывает, вопреки Вдруг она являет миру чудо В виде чьей-то дружеской руки. И тебя коснулась эта милость, Что бывает только лишь во снах, Кто-то главный, важный, знаменитый Около тебя замедлил шаг. Что это? Наитие? Случайность? Или, может, это давний страх? Говорил, ему напоминала Ты щенка, забытого в кустах. Кто-то выкинул беднягу вон из дома, Но ведь не поможешь всем подряд. Только человек с тех пор запомнил Тот щенячий, жалостливый взгляд. Все случилось, как должно случиться, Никаких сомнений в этом нет, Как росток, талант в тебе пробился, Превратившись в солнечный букет. И теперь смешно твое признанье, Что терзал сомненья червячок: А пришли бы слава и признанье, Если б не какой-то там щенок? Мы, порою, получаем знаки – Жизнь сложней, чем гонка и борьба. Каждая случайная собака – Чья-то не случайная судьба. ГОЛОС ПЕВИЦЫ Картина из раннего детства - Время затерло лица, И помнится только соседка - Бывшая в прошлом певица. У нас в коммунальном доме Она выделялась невольно, Будучи белой вороной В стае сородичей черных. Её привычки и странности Всегда обсуждались бурно, Когда собирались компании Под патефон бравурный. Мог разговор весь вечер Идти про её наряды, И, слыша едкие речи, Я впитывал их неправду. Что мог понимать я, мальчишка, В чудачествах старой дамы, Видящий только излишки, И не разбираясь в главном? Могу теперь повиниться Своей запоздалой болью - Я ведь не знал, что певицы Порою теряют голос. Выброшенная из профессии, Словно на берег дальний, Она попала под прессинг, Прессинг непонимания. А ей, видно, помнилась сцена, Поклонников толпы с цветами, И, как атрибут непременный – Любовник с лихими усами. Там были аншлаги, гастроли, И представляю, как трудно Вдруг ощутить себя в роли Забытой всеми старухи. Прочь отгоняя мысли, Она продолжала биться, Не позволяя забыть всем, Что до сих пор – певица. Шла прямою походкой, Так же, как шла на сцену, С базара неся авоськи, Словно букет сирени. Не собираюсь спорить, Что для неё было счастьем, Но только я видел подвиг, Негромкий, но настоящий. Она умерла спокойно, Пели над гробом птицы. Как будто душа покойной, Как будто голос певицы! И для меня в то лето, Представилось вдруг внезапно, Что малая капля света За мутным стеклом угасла. КУМИР Поэт престарелый, кумир подзабытый, Седые поклонницы, разве что, помнят, Как критикой, словно камнями, побитый, Внимал он овациям миллионов. Как верил в свою непростую планиду, Готовый за словом идти на Голгофу, Порою на сцену идя, как на битву, Швырял он в толпу свои вещие строфы. Но жизнь безжалостна к бывшим кумирам - Давно уж написаны лучшие строчки, И время застыло в пустынной квартире, Где только осталось – страдать в одиночку. Лишь книжек ряды служат вечным укором, Как быстротечна летучая слава, Когда в суматохе и разговорах Она испаряется своенравно. На смену другие пришли поколенья. Их идолы так не похожи на наши. Что им до каких-то смешных откровений, Хранимых лишь в памяти нашей щемящей. Молчат телефоны в забвении полном, Нигде никому до него нету дела. Но он ещё верит, что мы его помним, И это бодрит его старое тело. А мы... Мы давно уже стали другими - Что нас волновало, сейчас не тревожит, Америки все мы свои уж открыли, И поводырь нам уже не поможет. Самим бы ужиться в изменчивом мире, Чтоб не списали и нас раньше срока, А коль вспоминаем о бывших кумирах, То только, при этом, с сочувственным вздохом. Меняется мода и нравы, и вкусы, Как платье от старости ставшее ветхим, И, самое главное, это искусство Не устареть вместе с прожитым веком. Нам нужно бежать, своё время пришпорив, Взирая на мир без излишних иллюзий, А вслед старики смотрят вслед нам с укором: - Ну что же вы, люди! Ну что же вы, люди! СТАРЫЕ ПИСЬМА Наши письма не для чьих-то глаз, Наши письма не для чьих-то рук. Их прочли с тобой в последний раз И сожгли, рассеяв черный пух. Как свидетелей ненужных устраним, Будущих предателей своих, Пусть принадлежит лишь нам одним Прошлое, запрятанное в них. Нас разлуками трепала эта жизнь, Дни и месяцы мы жили вдалеке, И лишь тонкая невидимая нить, Удержала нас рука к руке. В черных буквах билась наша страсть, Между строчек прятали тоску, Если мы мы сумели устоять, То не зря доверились листку. Помню, я писал среди ночи, Под фонарика неяркий луч, Как подпольщик, тайный шифр включив, Чтоб никто не подобрал к ним ключ. Если все же кто-нибудь прочтет, То воскликнет: «Боже, что за чушь! Видимо, какой-то идиот Написал их от избытка чувств». В письма заберутся, словно в стол, Превратив в забавную игру. Чтоб никто их больше не нашел, Пусть они достанутся костру. Загорятся нежные слова, И признаний съест копченый дым. Погоди немножечко, давай Мы над прошлым нашим постоим. Ты дрожишь вся в отблесках огня, А в глазах, как будто искры, страх, Словно вновь осталась без меня, Снова письма медленные ждать. Сник огонь, безжалостный палач, Вместо слов лишь пепел на снегу. Милая, пожалуйста не плачь, Я другие для тебя найду. НЕЛЮБОВЬ Любовь слепа, а нелюбовь? Ужели, зряча, И видит, как рентген, насквозь Всё, что мы прячем? Мы, словно зрители в кино С сюжетом странным – Глядим как будто на одно, А видим разно. Нам нелюбовь не убедить Своим терпеньем - В геройстве видит лишь корысть, Ложь - в откровеньях. Она с жестокой простотой, Где б мы ни жили, Всех делит жирною чертой: Свои – чужие! Но, к счастью, среди тысяч глаз, Следящих строго, Есть исцеляющие нас От злых ожогов. Как видно, в разные цвета Наш мир окрашен. У нелюбви – всё чернота, Любовь – вся в красном. Её зови иль не зови, Найти не просто. Ведь в океане нелюбви Любовь, как остров. Полоска малая земли, Длиной в объятья, Но здесь мы прячем корабли И чиним снасти. Я, к ней вернувшись налегке, В зеркальной нише Себя увижу в двойнике – Но лучше, чище. Как будто тонкий ретушер На фото рваном Рукою опытною стер Мои изъяны. Что ей отдельные слова – Хлопок петарды. Любовь, как правило, права В своей неправде. Я рвусь в укрытия свои Как можно чаще. Ведь лишь обманный свет любви – Свет настоящий! ЛЕТО Веселым утренним романом Закончился наш легкий флирт, Как будто ароматом пряным Наполнил воздух летний бриз. Мы танец закружили вместе, Как два веселых мотылька, Не слушая чужие сплетни, Нас осуждавшие слегка. Нас не тревожили сомненья, Что нам расстаться суждено, И невозможно продолженье, Как в оборвавшемся кино. Мы с вами разные по сути, Как будто небо и земля, Я должен быстро вам наскучить, От вас устать способен я. Нам хорошо лишь в этом мире, Тут мы, как на холсте Дали, С себя, как будто сбросив гири, Парим, не чувствуя земли. Как из легенд явились древних, Своих не ведая имен, Вы – Афродитою из пены, Я- к вам сошедший Аполлон. Коротко юрмальское лето, И равнодушны как всегда, Сглотнув прощальные билеты, Нас растащили поезда. Дождь улицы бесшумно вымыл, Реклам знакомых свет погас, И стало тихо и уныло, Поскольку нет здесь больше нас. Но я запомню вас такую, Под перебор негромкий струн, Естественную и живую, Как запах сосен, шорох дюн, И я для вас останусь прежним, С того не поменявшись дня, Веселым, ласковым и нежным, Каким никто не знал меня. А, может, мы вернемся снова, Как бы очнувшись ото сна, Поняв, что нет средь остановок Лишь той, которая нужна. Пройдем знакомою дорожкой, Заглянем в местное кино, И к нам вернутся понемножку Слова, забытые давно. Как важно, выйдя из вагона Среди летящих поездов, Дойти до ближнего перрона, С названьем станции «Любовь». РАССТАВАНИЕ Мы стояли посреди зимы - Два чужих холодных существа, Спрятавших за пеленою тьмы Раны, облеченные в слова. На столе оставлены ключи, На ночь не расстелена кровать, Если мы сейчас с тобой молчим, Значит, больше нечего сказать. Все обиды превратились в дым, Наглотались ими мы до дна, И уже неважно нам двоим, В этом больше чья была вина? Мы не первые проходим этот круг, И, еще их сколько впереди, Тех, кому скажу я: «Ухожу!» И в ответ услышу: «Уходи!» Мне осталось только сделать шаг, Перейдя незримую черту, И, тебя покинув, словно враг, За собой оставить пустоту. И не будет больше громких ссор, Жизнь пойдет по колее другой, Только отчего стою, как вор, На ограбленной жилплощади чужой. «Хватит, уходи! Чего ты ждешь?» - Равнодушье в голосе твоем. И вдруг я почувствовал всю ложь, Что нагромоздили мы вдвоём. Нас с тобою подвела любовь. Затащившая когда-то в свою сеть, И как трудно сквозь её покров Нам порой друг друга рассмотреть. Сколько пролито бывает жгучих слез Над остывшей черною золой От сверкавшего когда-то мира грёз, Что любовь сжигает за собой. Телефон за стенкой зазвенел, Мой уход невольно торопя, Ну а я как будто онемел, От непонимания себя. И внезапно, словно из оков, Вырвалось на свет само собой Из каких-то скрытых тайников: «Без тебя мне хуже, чем с тобой!» Это было, словно кто-то круг Утопающим накинул на плечо, Чтобы мы почувствовали вдруг, Что не всё потеряно ещё. Все преграды нам теперь не счесть, С той поры, как я себе сказал: «Мне нужна такая ты, как есть, А не та, что я нарисовал». Я не знаю, есть ли где-то рай, Хоть на этом свете, хоть на том, Пусть там счастье бьётся через край, Я уверен только лишь в одном. Коль попасть туда мне суждено, То простор увидя голубой, Я скажу: « Здесь всё прекрасно, но Без тебя мне хуже, чем с тобой!» ВОЗВРАЩЕНИЕ Как часто, завершая круг, Внезапно памятью распяты, Нас тянет почему-то вдруг В свои исконные пенаты. Пройтись по улочкам кривым, К кому-то напроситься в гости, Хоть стало все давно иным, Как будто не жили там вовсе. Когда-нибудь и я вернусь, Пройдусь по улицам знакомым, И непременно окажусь Вблизи знакомого мне дома. Но не посмею я войти – Поток времён неумолимый, И, встретившись в конце пути, Пройдем неузнанные мимо. Что делать, годы словно дым, Давно развеяли надежды, И вы - теперь уже не вы, И я, как видите, не прежний. И только в памяти как тень, Таится след воспоминаний, Ненужный, словно лед измен, Приятный, как огонь желаний. Нам ничего не изменить, Не будем ворошить былое, Давно оборвана та нить Судьбы безжалостной рукою. Нас разведет людской поток, Как будто разорвет на части. На перекрестке всех дорог Расстанемся, не повстречавшись. Не возвращайтесь никогда Влекомы горечью и болью В свои пустые города Не освященные любовью. ДЕЖУРСТВО НА ТЕЛЕФОННОЙ СТАНЦИИ В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ Декабрь, тридцать первое, двенадцать, На телефонной станции аврал. Трещат контакты в суете вибраций, И сбился с ног дежурный персонал. В последний круг секунды полетели, И вдруг, как будто лопнувшей струной, Затихли станционные панели, Какой-то невозможной тишиной. Она вползла огромной, вязкой тучей, И до сих пор еще шумящий зал, Внезапно стал беспомощно беззвучен, Как опустевший, вымерший вокзал. Остался где-то миллионный город, Забывший про усталость и про сон, И странно знать, что на его просторах Стал никому не нужен телефон. На пять минут вступившее безвремье Не знает ни болезней, ни смертей, И «Скорая» застыла без движенья, В непониманье нужности своей. Дельцы освободили поле схватки, Клиенты отрешились от забот, И даже в полицейские участки Никто сигналов бедствия не шлет. Как будто даже штормы все застыли, Наткнувшись на невидимый порог. Мир стал простым, веселым, не унылым, Каким его когда-то создал Бог. Декабрь, ночь, застывшая планета, Лишь продолжает тихо снег мести. За пять минут до нового рассвета Не может ничего произойти. Жаль, только скоротечно это время, И стоит стрелкам чуть качнуться вниз, Как вырвется на волю современность, Сквозь беспрерывный телефонный визг. Очнутся вновь инфаркты и пожары, И к опоздавшим ринутся такси. Мне жаль тот мир, что нам достался даром, А нам не удалось его спасти. Стучат реле морзянкою случайной, Свои тревоги отгоняю прочь... За пять минут беспечного молчанья Благодарю декабрьскую ночь. СМЕРТЬ ДРУГА Убил я друга. Нету мне прощенья. Мне эта мысль, как на раны соль. Меня любил до умопомраченья Мой верный друг. Мой пес. Моя ты боль. Он верил мне, как верят только Богу, Не ведая сомнения ни в чем. А я? Я сам считать стал понемногу, Что стал каким-то высшим существом. О, глупость человеческой породы, Зашитый в кожу первобытный штрих, В своем высокомерии убогом Считать себя умнее, чем других. Мы свои мысли прячем, как в одежды, В непроницаемых для взоров головах, А пёс их прочитать мог даже прежде, Чем облекались все они в слова. Не раз меня спас нюх его звериный, Он знал, кто враг мне, а кому я брат, И скалил зубы в ярости бессильной, А многие считали – невпопад. Мы с ним бок о бок пережили годы, Где были боль, отчаянье и страх, Но каждый день перед своим уходом Ловил надежду в преданных глазах. Но час пришел - безжалостная сволочь, Мгновенно день мне превративший в ночь, Когда ему понадобилась помощь, А я не в силах был ему помочь. Над ним стоял, боясь я разрыдаться, Выслушивая скорбный приговор, Что пес уж стар, и смысла нет стараться, Чтоб дни продлить сочтённые его. Мой пес смотрел печальными глазами, В которых виден был уже финал, А я молчал, раздавленный словами, Как будто вместе с ним я умирал. Мне надо бы схватить врача за грудки, Заставить бросить абсолютно всё, Чтобы неделю, или даже сутки Собачье сердце билось бы еще. Я ничего не сделал для спасенья, Не настоял, чтоб отошла беда. Убил я друга. Нету мне прощенья Нигде, ни от кого и никогда. АВАРИЯ Разогнавшись на гладком асфальте шоссе, Светом фар путь себе осветив, Мчимся мы по летящей назад полосе, Сквозь снежинки, как сквозь конфетти. Город спит в полутьме. На спидометре – сто. Голос радио сонно примолк. Вдруг в какой-то момент развернуло авто, Крутанул будто кто-то волчок. А навстречу несется нагруженный ЗИЛ, Жмет ногою шофер на педаль, Но предательский лед нас не затормозил, Он, подлец, все за нас рассчитал. Три секунды даны напоследок еще, Три секунды – и черный провал. Редко смерть от себя отпускает живьем, Если кто-то к ней в лапы попал. Говорят, в этот миг, словно в быстром кино, Пролетает весь жизненный путь. Это все ерунда! Это понял давно, Когда жить нам осталось чуть-чуть. Ни тогда, ни потом я тебе не сказал, Что увидел, как в явственном сне, Этот ужас в твоих онемевших глазах, Когда скажут тебе обо мне. Три секунды прошли. Страха, в общем-то, нет, Нам открылась дорога в тот свет, И тут наша машина в последний момент Совершает на льду пируэт. Мимо нас, чуть царапнув крылом, грузовик Пролетел, как огромный болид. Мы лежим на боку, стекла выбиты вдрызг, Все живые, раз что-то болит. До сих пор не пойму, что случилось в тот раз? И ответа никак не найду. Неужели твое выражение глаз Отвело безоглядно беду? Под капотом мотор постепенно затих, Да вороны вокруг что-то ждут, И я понял тогда, берегите родных - Ради них, нас, быть может, спасут. И когда твоих глаз вновь увижу овал, Ты в испуге рванешься вперед, Я скажу: - Не волнуйся. Я просто упал. Ты же знаешь, сейчас гололед. СУМЯТИЦА Среди зимы вступила благодать, Как будто бы сошла с ума природа. Кто перепутал что-то нам опять, Воткнув весну в чужое время года? Зацвел жасмин, со счета сбившись дням, Воспряли от любовной спячки птицы, И по сухим январским городам Гоняет ветер листьев колесницы. Почуяв март, подали голос свой Коты, от страсти разомлев до срока. И сонный мегаполис, как живой, На солнце засверкал глазами окон. Известно только Богу одному, Как долго нам отпущено на встречу. Но хочется наперекор всему Поверить, что сей миг не быстротечен. А вдруг возможно обмануть судьбу, И зиму вычеркнуть свою удастся? Любить, творить, завязывать борьбу, Кого-то удивлять и удивляться? Отбросив беспристрастный календарь, Жить по своим неписаным канонам, Где никогда никто не будет стар, И не услышит собственного стона. Ни у кого где нет судьбы иной, Чем юным быть до истеченья века. И не покажется отнюдь смешной Влюбленность пожилого человека. И позабыв природы естество, Играющей по собственным законам, Мы продолжаем верить в волшебство, Как дети в многоглавого дракона. Но только все на свете чудеса Увы, почти всегда бывают кратки. И радость, застилавшая глаза, Сползает, словно ветхая повязка. Не в наших силах изменить сей ряд, На смену смеху проступают слезы. И нам еще жестоко отомстят Чуть запоздавшие крещенские морозы. ШКОЛЬНАЯ ДРАКА Знакомец школьный! Я, признаться, рад Тебя был встретить в уличной толпе, Чтобы вернуться мысленно назад По не заросшей в памяти тропе. В кафе нас размягчил бокал вина, Историй давних хлынул бойкий вал, И вдруг звучит, как гром средь бела дня: «А помнишь, как ты мне по морде дал?» Воспринял я как шутку, как курьез, Такого не было со мной. Быть не могло! Меня пока что не настиг склероз, И время не так много уж прошло. «Ты что? С ума сошел? Не может быть! Меня ты спутал с кем-то из друзей. Как мог такой я случай позабыть В не хулиганской юности своей?» Смотрю в его невинные глаза, И чувствую, что правду говорят. «Ты не волнуйся, не держу я зла, Тогда я сам во всём был виноват». И тут я тоже начал вспоминать, Да, вроде было что-то там у нас, Стал, вроде, он девчонку оскорблять, В которую влюблен был целый класс. Не знаю, что вдруг на меня нашло, Как будто кто-то белый свет застил, И чтоб прервать поток обидных слов, Его ударил изо всех я сил. Меня он был значительно сильней, И отомстить бы мог в любой момент, Но видя гнев, бушующий во мне, Он побоялся сдачи дать в ответ. Как он потом вернулся снова в класс, Судить б этом даже не берусь, Когда синяк, его закрывший глаз, Был словно штамп с обидным словом «Трус!» Мы с ним ушли от этих скользких тем, Мне рассказал, что жизнь пошла на слом, Уже давно живёт один совсем, И угостить просил ещё вином. Расстались мы, как лучшие друзья, Свой записать всё рвался телефон, Чтоб наша встреча не пропала зря, И угощать теперь обязан он. Он уходил, держа нетвёрдо шаг, А я смотрел ему тревожно вслед. Похоже, что в одной из школьных драк, Я человеку поломал хребет. КЛАДБИЩЕ СЕНТ-ЖЕНЕВЬЕВ-ДЕ-БУА Особа царского рода, Родственница королев Меня ожидала у входа Кладбища Сент-Женевьев. Мы с ней познакомились странно, Как жители разных планет, Княгиня из дома Романовых И я – неизвестный поэт. Гуляя мимо надгробий, Она, как заправский гид, Рассказывала подробно Кто здесь, и где лежит. Читаю на каменных глыбах Десятки великих имён, Как будто развёрнута книга, Каких-то далёких времён. Бьёт колокол заунывно, Желая предостеречь, Всех, кто еще живые, Что существует смерть. И вдруг мне на миг показалось, Что вдоль дворцовых колонн Идём сквозь толпу генералов, Склонившихся на поклон. И дамы в парчовых платьях, Прикрывши ротик рукой, Выспрашивают с пристрастьем, Откуда я взялся такой? И пусть покажусь я наивным, Кажется, знаю ответ, Меня почему княгиня Решила вывести в свет. Возможно, какие-то строки, Тронули где-то струну, Упрятанную одиноко В её душевном плену. Поэтому, здесь на погосте Среди десятков могил, Я не был случайным гостем Попавшим в чужой монастырь. И это чувство отныне Храню после встречи с ней, Как титул, вручённый княгиней – Женщиной царских кровей. С ней мы тогда распрощались, Скрылось такси за углом, А я, сидя в старом трамвае, Себя ощущал королём. ПОРАЖЕНИЕ Когда взрывая стадионы, Гонг разведет бойцов уставших, Рукоплещу не чемпионам, Мне интересен проигравший. Я вижу, как ему на плечи Ложится груз чужих успехов, Придавливая и калеча, Сорвав защитные доспехи. Еще он сам не знает толком Какие в нём взыграют черти, Хоть в тихом омуте, хоть в громком, Всегда живущих с нами вместе. Невидимые чуждым взорам, Чтоб не смущать виденьем жутким, Они, как ящики Пандоры Хранятся в тайных закоулках. Порой оброненное слово В пылу обиды или спора, Пробравшись незаметным вором, Вскрывают ржавые запоры. И уж оттуда жалом острым Сжигая все смертельным дустом, Почуяв волю, наши монстры Воцарствуют на наших чувствах. Как много тех, кто безвозвратно, Как смертники на лобном месте Перед людской толпой бесстрастной Себя сжигали жаждой мести. И лишь потом сквозь боль и стоны Нисходит иногда прозренье, О, как легко стать чемпионом, Как трудно выиграть пораженье! ОДИНОЧЕСТВО Потихонечку, понемножечку Я приду к своему одиночеству, Постучу осторожно в двери, Попрошу пропустить в свой терем. Где за стенами из молчания Не слышны разговоры случайные, И укоров язвительных молнии Тихо гаснут в холодном безмолвии. Нету лжи громогласной и истовой, Убивающей с первого выстрела. Замолкают безумные речи, Стоны сотен людей искалеченных. Эхо войн, не заглушенных временем, – Всё угаснет за толстыми стенами. Там, где звуки теряют могущество, Все враждебные флаги приспущены. Средь толпы не найдёшь избавления, Не придёт никто во спасение. И дома – наши крепости бывшие, От антенн – все с пробитыми крышами. Города из гранита и мрамора - Не преграда для злобы израненной, Воспарившей над нашими душами Среди общего равнодушия. Только, к счастью, у человечества Есть одно в этом мире убежище, Никаким не подвластное веяньям, Как сорняк, взошедший из семени. Когда чаша терпенья заполнена До краёв захлестнувшими волнами, Как я рад, что, лишь только захочется, Можно скрыться в своём одиночестве. НОВОЕ ВРЕМЯ Я говорю вам искренне: Всё в этой жизни просто. Сейчас не время неистовых. Время сейчас - торговцев. Идеи летают в воздухе, А продаются вещи, И некогда лезть на облако, Когда на земле интересней. Реклама цветными пятнами Лезет в глаза навязчиво: «Купи меня! Ну, пожалуйста! Я же – само изящество!» Весь город – торговая точка. Нас приучили старательно, Что кончился век одиночек, Мы лишь продавцы-покупатели. На всё проставлены цены: На встречи, любовь, расставание, И сколько стоят измены, Об этом все знают заранее. Это хранится в контрактах, Закреплено в договорах, Даже в бесплатное счастье Уже не верят на слово. Всё продаётся яркое, Что покупаем – лишнее, Под фальшивою маркою, За этикеткой лживою. Попса называется песнями, А плагиат – не кражею, И нет важнее профессии, Чем менеджер по продажам. «У вас что? Картины? Пожалуйста! Скажите мне имя художника. Да пусть он хоть трижды талантливый, Хотите вы невозможного. Плевать мне на чьи-то вкусы. С чего мне должно быть стыдно? Я не торгую искусством! Я продаю картины. Стихи? Да вы что, уважаемый! Какие сейчас поэты? Товар этот непродаваемый, Печатайтесь в Интернете. Там вашего брата столько Самого разного качества. Не надо требовать только Денег за ваши чудачества». Я гуляю по улицам, Я читаю газеты, Мои телефоны отключены. Меня в этом времени нету. ВОСПОМИНАНИЕ Мы идем по вечной мерзлоте, Под ногами – миллионы лет. Расстояние и время здесь не те, Что вдали от этих диких мест. Нас забросили, как вражеский десант На не нашу территорию страны, Где еще чужие голоса Не вспугнули местной тишины. Наша группа сколотилась тут По случайному стечению дорог, За спиной кого-то институт, У кого-то - лишь тюремный срок. Мы – геологи, студенты, каюра, Прошлой жизни сбросив груз оков, Прекратили, наконец, играть В предрассудки лживых городов. Мой напарник, преступив закон Воровского братства на крови, Стал таким, каким когда-то он В эту жизнь только лишь вступил. Мы в одной палатке вместе спим, По маршруту одному идём, Он - бывалый вор-рецидивист, Я недавно защитил диплом. И плевать мне, в чём его вина, Для кого он плох, кому хорош, Ведь тропа у нас у всех одна, И никак с неё ты не свернешь. Тут не нужен ни мой книжный ум, Ни его искусство воровать, И пришлось, как мне, так и ему, Здесь себя по новой открывать. Я седлал строптивых лошадей, Задыхаясь, полз на перевал, И, в отличие от множества людей, Наши подвиги за подвиг не считал. А потом вернулись мы домой. Там остались только снег и льды, Смывшие под вечной мерзлотой Наши неглубокие следы. Все трофеи - образцы пород, Лягут некоему умнику на стол, И он, может, что-то в них найдет, Только лучше бы, конечно, не нашёл. Пусть останется нетронутым тот край, Заповедник юности моей, Где среди зверей и птичьих стай Люди превращаются в людей. Как проверку на своём пути Я считаю тот далёкий год, И порою снится: вновь летит Посланный за мною вертолёт. НА МЕДВЕЖЬЕЙ ТРОПЕ Мы встретились в лесу под хриплый рев, Огромный зверь, меня учуяв носом, И я – пришелец из чужих миров, В его владенья вторгшийся без спросу. Здесь он привык ходить своей тропой, Не ведая соперников и страха. Меня убить мог в ярости слепой Один удар его могучей лапы. Как мог простить нежданный мой налет В свой край, где нету мест для посторонних? И он, взрывая полуталый лед Рванулся вниз по стланиковым склонам. Примолк в кустах горластый птичий рой, И, вроде как, пригнулись ниже травы, Укрывшись за невидимой стеной, От неминуемого зрелища расправы. Он ждал, я брошусь от него бежать, Подвластный силе древнего инстинкта. Но я стоял, сжимая рукоять Простого ледоруба, как дубинку. Сошлись мы с ним почти глаза в глаза, Я слышал злобное его пыхтенье, Но вдруг, как на нажатых тормозах, Он отвернул в последнее мгновенье. Мой дикий зверь, ты вспомнил, что я враг И резко изменил свои повадки, Мне уступив победу просто так, Бежав с позором от смертельной схватки. Мелькнул вдали неясный силуэт И тут же снова оживились горы, Вернувшись к прерванным за миллионы лет Своим неторопливым разговорам. Я рад, что жив, дышу, хожу пешком, Но только раною царапается где-то, Что я являюсь странным чужаком На этой удивительной планете. Средь всех, живущих на земле, существ, Мы – непонятные самим себе гибриды, Опасные практически для всех, И всем подряд нанесшие обиды. К ним, как захватчики, когда-то мы пришли, Тесня их мир коробками-домами, И бывшие властители земли Глядят на нас тревожными глазами. Я не вернусь на тот ледовый пласт, Придет другой, с багром и карабином, И он, конечно же, уже не даст Уйти живым лесному властелину. БЕЗЫМЯННЫЙ РУЧЕЙ Мы, пользуясь звериною тропой, В тайге себе прокладываем путь, Сверяясь с картой, данной нас с собой, И компасом, прицепленным на грудь. Стекает пот с лохматой бороды, Вокруг витают стаи комарья, И я бы отдал за глоток воды, Полцарства, если б было у меня. И вдруг, взойдя на невысокий кряж, Как чудо в свете солнечных лучей, Мы увидали как фантом, мираж, Нигде не обозначенный ручей. Я должен был уехать от тебя, Сжечь за собой все наши корабли, Чтобы открыть в заброшенных краях Полоску неизведанной земли. Я уезжал от всех твоих обид, От нашей жизни чёрной полосы, И до сих пор я не могу забыть Молчания враждебные часы. Когда непонимание пришло, Все чувства наши превративши в хлам? Мы не сумели разрешить кроссворд, И разбежались по чужим углам. От отношений наших я устал, И, спрятавшись среди чужих людей, Возможно, что наградою мне стал Тот небольшой извилистый ручей. Водою ледяной ожгло лицо, И только здесь, почти наедине Я вдруг почувствовал внезапно, что прошло Всё напряжение, живущее во мне. Ведь было же когда-то всё не так. Я не пойму кто сделал разворот? Мы, расставаясь лишь всего на час, Прощались так, как будто бы на год. Всё лучшее нам видится вдали, И чтобы наша вспомнилась весна, Пришлось уехать мне на край земли, И ты должна побыть совсем одна. Я расправляю карту на песке И тонкой линией веду карандашом Изгиб, виднеющийся где-то вдалеке, Чтобы на глобусе найти его потом. А ты в одну из памятных ночей Прочтёшь в письме, еще хранящем дым, Что затерявшийся в глухой тайге ручей, Назвал сегодня именем твоим. ПРИСЯГА На плацу стоим к плечу плечом, Стриженные наголо юнцы. Так и не понявшие еще, Что нас ждет в ближайшие часы. Командир нам зачитал приказ. Как суровый искуситель-змий, Что страна освобождает нас От святого права „не убий!“ В руки мне дадут мой автомат И рожок, набитый до краев, Это значит, тридцать раз подряд Убивать сегодня я готов. И не мне теперь решать, кто враг, И, быть может, приговор жесток? У меня есть свой ареопаг, Мне лишь нужно нажимать курок. Я сегодня даже не знаком С тем, в кого придется мне стрелять. Мне в его родной ворваться в дом Могут вдруг внезапно приказать. В чем его вина передо мной? Истину мне не дано постичь, Но обязан я перед страной Для чего-то все ж его убить. Я сомненья должен отмести, Мне не остается ничего, Если помогу ему уйти, Сам паду под пулею его. Да, таков закон любой войны, Хоть считайся с ним, а хочешь – нет. И обиды будут сочтены После поражений и побед. И не должен я считать за грех, То, что жизнь чью-то я не спас. В случае чего, вину на всех Переложат, было как не раз. Вновь окажется - никто не виноват. Только я такого не хочу, Толку, если все меня простят, Если сам себя я не прощу. Автомат повешен на груди, Строем отправляемся в наряд. Родина, уж ты меня прости, Буду я тебе плохой солдат. ПОБЕГ Нас по тревоге выстроил комбат, Едва лишь только отзвучал отбой. В соседней части убежал солдат, Своё оружье унеся с собой. Теперь он, словно зверь, вокруг кружит, Которому уж нечего терять, И мы обязаны его остановить, Пока ещё не начал он стрелять. Мы выставили у дорог посты, И инструктаж сурово проведён, Чтобы ему не удалось пройти Из наших тел построенный кордон. При встрече с ним у нас ведь шансов нет, Мы же стоим не прячась, на виду, И каждый может пулею в ответ Быть встречен из машины на ходу. Кто знает, у него что в голове? Гонимый страхом из последних сил, Считать врагами будет он нас всех, Кто только станет на его пути. Причин, чтоб ненавидеть – миллион, Но если кто-то хочет мстить начать, То, к сожалению, опасный есть закон: От жертвы только шаг до палача! Оружие – опаснейший капкан, И сломленным нельзя его давать, Оно порой без ведома стрелка Само вдруг начинает убивать. И падают, как правило не те, К кому был обращен священный гнев, И потому стоим мы в темноте, Возможные опасности презрев. Ночь провели под ветром и дождем, И лишь когда погасли фонари, К нам сообщение последнее пришло, Что где-то тело мертвое нашли. Он не пошёл плодить собою смерть, Избрав сложнейший выход для себя, И если справедливость где-то есть, Ему на тех воздастся берегах. И зло не породило снова зло, И месть не вышла дальше на простор. Прощай, солдат! Нас всех тогда спасло, Что не пришлось в тебя стрелять в упор. КОСТЁР НА ПЛОЩАДИ Он сжёг себя в знак протеста, На виду у народа, Против того, что где-то Танки давили свободу. Он сжег себя от бессилия Сделать что-то нужное Руками своими хилыми, Не знающими оружия. Выйдя на главную площадь С самодельным плакатом Своим корявым почерком Войну объявил солдатам. Пламя под старыми липами Победным стало салютом В этой неравной битве, Длившейся ровно минуту. Сразу его повалили Какие-то штатские лица, А после упорно били Прохожие и милиция. Танков рычащая стая Шла по дорогам осенним, Еще о своём не зная Проигранном где-то сраженье. А город как будто бы вздрогнул: Что это всё-таки было? Неужто такое возможно – Без силы идти против силы? Но всем объявили поспешно, Чтоб не было кривотолков, Что это был сумасшедший, И место ему – за решеткой. И сразу всем стало спокойно: Конечно! Какие сомненья! Кто может ещё добровольно Пойти на такое решенье? Но мне до сих пор нет покоя, Как в эту ложь поверил? Ведь если он был героем. То каждый из нас его предал! Давно проржавели танки, Победа покрылась позором, И память затерла останки Того позабытого боя. Лишь след остался на площади От факела, спешно потушенного, Вспыхнувшего от одиночества Средь общего равнодушия. И до сих пор нет ответа Нужна ли была эта жертва, На миг полыхнувшая светом И унесенная ветром? Не знаю, что стало с ним дальше, Жив ли, умер в застенках? И запоздалая жалость, Впечаталась чёрною меткой. Он сжег себя, зная заранее - Мир изменить не получится, С единственною целью странною – Чтоб я почему-то мучился. ГЕНРИХУ ГЕЙНЕ Генрих Гейне, Heinrich Heine, Я к тебе приехал в город, Где стоишь, застывший в камне, Одиноко средь прохожих. Образ твой, врагам на зависть, В площадях, названьях станций, Где твоих следов касаясь, Гиды водят экскурсантов. Рядом Рейн зигзаг выводит, То - бушуя, то мелея. Там, воспетая тобою, Ждёт напрасно Лорелея. Но ведь было всё иначе – Ты ушёл, захлопнув двери, И кричал тебе: «Предатель!» Вслед ревнитель старой веры. Есть законы высшей пробы Богачам, бездомным, нищим - Чтить лишь собственного Бога, На своём лежать кладбище! Ты надеялся на волю, Жить красиво и свободно, Но тебе не раз припомнят Про твои земные корни. О, проклятье иудеев, Скованных друг с другом цепко! Можно выбить пару звеньев, Но нельзя расстаться с цепью. Где нашёл ты выжить силы, Из каких талмудов книжных, Зная, что еще при жизни Вырыли тебе могилу? А потом настанут ночи, И толпа с звериным криком Набежит, как стая гончих, Жечь твои стихи и книги. Я смотрю на воды Рейна, Бесконечно равнодушных, И считаю, что неверно Жизнь карает самых лучших. Слишком мало в небе света, Чтобы стал наш мир добрее, И всё так же плачет где-то Над обрывом Лорелея. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
