Наринэ Карапетян: нравится мне у Александра Кабанова классическая форма с откровенно отвязанным содержанием. Метафоры просто под дых, и, что называется, взяты из подручных материалов. Вообще загадка, почему очень часто стихи о высоком не трогают, а вот такие, без всякого позерства, строки сильно изуверившегося человека цепляют за живое. Я понадергала из его журнальных публикаций за последние год-два те, что мне приглянулись. Прежде всего, хочется поблагодарить Наринэ за знакомство с самобытным автором, с его удивительным взглядом на жизнь, который он мастерски воплощает в своих творениях! Вот умеет поэт, что называется, выразить то, что чувствует! Свободно владеет словом, дано ему и, явно, работает неустанно над подачей «в люди». А что значит «стихи о высоком»? Не сильно-то такое припомню навскидку. Зато невпроворот графомании на предмет всяческих страданий - на самом деле обид на то, что проклятый мир устроен крайне несправедливо! Детские вопли, не более. Потому они и не трогают, что выражены незрелой душой, которая только и требует истошно, что внимания себе, любимому, да погладить по головке, успокоить, убедить, что «лучше всех». Высокое - это приятие того, что есть, и требование усилий, прежде всего, от себя. Начать с себя - вот высокое, движение к нему, во всяком случае. Звёзды - не более, чем художественный образ, и редко претендуют на воистину высокое. Высокое, это то, что поднялось из глубин души без требования собою заниматься, то, что вырвалось через тебя из вечного. И когда это оно и есть - мороз по коже, тут обмануться невозможно. Но этот самый мороз мало кому дано вызывать, поскольку уровень личности, её духовное развитие должны соответствовать, а когда читаем фальшь - понятно, трогать она, если и может, то мелодраматических слюнтяев. И лучше пусть сморкаются они у себя... Леонардо писал (цитату не помню, лишь идею), что мастерство - это ни что иное, как развитие духа. Совершенно согласна, поскольку когда дано содержание, и форма дана тоже. Тут гармония абсолютная и обойти её ещё никому не удавалось. Великие тратили львиную долю времени на штудии и копии других великих, на этюды и новые техники, одним словом, много учились, искали,экспериментировали, а не только «писали». Ну, понятно, это всё мои мысли по поводу анонса Наринэ. Так что потому и не трогает, что усилий затрачено на ломаный грош, сделано из головы, не из сердца - в поэтическом откровении, в которое надо ещё попасть. Это тоже и техника, и способность, и нужна определённая энергетика для вхождения в творческое пространство - оно и близко не в повседневности. Но все мы «отсюда», а идём, однако, если идём, то «туда», в то самое высокое, другое дело, что каждому дан свой уровень духовного - по сверчку, по жажде дотянуться, по воле его и вере в высокое. К счастью, человек обучаем. Брат Антона Павловича родился изначально много талантливее, но пальцем о палец не ударил, так что Чехова мы знаем лишь одного, который навсегда великий русский писатель. И это весьма вдохновительно!!! Так что лично я загадки никакой не наблюдаю в том, почему «не трогает». Меня крепко тронуло стихотворение «Сосед зашёл» Дмитрия Кастреля - для меня это высокое, во многом запредельное и мало кому дано - ТАК ПОКАЗАТЬ природу человеческую - вне сомнений, пришло откровением, да Дмитрий об этом и сказал в комментах, что для него самого неожиданность. Стихотворение Андрея Блинова о Пилате... Потрясло, что там... Многие стихи Инги до дрожи пробирают - «Маерлинг» в глазах стоит... В общем-то, критерии у каждого читателя свои, внутри, и ничто не указ, если человек слышит. Высокое - это действительное, реальное. А реальность - она страшна неизменно, это шелуха мёдом мазана. Поэт от Бога не боится назвать вещи своими именами - он для того и призван. Да, он может заблуждаться, нет пути без ошибок, но он ВИДИТ и СЛЫШИТ. Не боится видеть и слышать. Не боится своих чувств и желаний - они для него опыт, а он - инструмент опыта. И он не боится отвечать за себя, не прикрываясь расхожими догмами и моралью. Поэт внеморален - в этом я убеждена. Он выше, если поэт. Но это лично моё мнение, конечно. Понятно, что надо стремиться к созданию всё более зрелых произведений. Но это не значит, что писать только «самое-самое». Писать надо всё, что просится на бумагу. Другое дело, как ты сам оцениваешь то, что написал, что это было, на что отозвалось, откуда прилетело: снаружи или изнутри. Потому что две большие разницы. Понятно, что культурный контекст у нас общий. Только требования к себе, к своему творчеству у всех разные. Не зря поэзия делится на наивную, любительскую и профессиональную. (Фольклор отдельно.) В каждой из них может биться высокое, но лишь в профессиональной оно достигает вершины изображения и восприятия. А время - арбитр самый безупречный. «Строки сильно изуверившегося человека цепляют за живое». Сомнения необходимы. Они двигают, и если человек не боится войти в свои сомнения - есть у него сила духа, та самая, для творчества необходимая. Если человек, себя не жалея, то есть, не жалея старых убеждений, старой кожи своей, ищет решение в том, что пока неразрешимо, что заставляет резать по живому - толк будет. Именно оно и зацепит. Пусть мы сами себя резать не будем, но на огонь можно глядеть бесконечно!!! Это есть подвиг - резать себя стихами. Не факт, что до чего-то истинного «дорежешься», но искренность движения подкупает неизменно! Более того, она и даёт освобождение, очищает. Рано или поздно, если поэт в поиске, в пути, он станет просветлённым, как океан, который полон своею силой и ему не обязательно непрерывно изображать бури для демонстрации возможностей. Рыбки, скользящие стайкой, как и морской ёжик на дне - тоже предмет поэзии, как и звёзды над водной стихией. И руку мастера в его творениях мы чувствуем неизменно. К стихам Александра Кабаева. Конечно, они мне очень понравились! Яркие, энергичные, свежие, но самое главное - свободные, смелые! Бесконечно импонирует широта тематики. Понятно, помимо впечатлений к стихотворениям много вопросов. Общее впечатление по содержанию следующее. Мне кажется, автор дерзко ловит слова на рифмы и запросто вставляет в текст, не особо задумываясь об интерпретационных смыслах. Возможно, не исключаю, где-то для него самого это баловство. И читаешь этот маразм лишь потому, что ритмика и звучание безупречны, а сами картинки интересны и через одну «попадают» в десятку. Это может быть просто манерой поэта - так обращаться с текстом. Типа, я есмъ тайна, кто хочет - пусть гадает. Ну, мы погадаем. Будет ли кто ещё гадать - время покажет. Но остаётся острое ощущение, что далеко не все метафоры и строки стоят как влитые. Они легко заменимы на подобный же меланж. Кстати, от стихотворений Андрея Белянина у меня не было таких ощущений - там всё к месту и на месте. Как ни крути, но метафоры ведь не самоцель поэзии. Впрочем, самоцель, она на то и самоцель, что у каждого поэта своя. Но суть - точность выражения той энергии, что обуяла и требует выхода, остаётся. Она, энергия эта, вполне может рваться на поверхность хаотическими всполохами. В этом тоже есть своя прелесть. Тут уровень свободы и мастерства в нём играют основную роль в создании текстов. Чертополох - тоже цветок. Колючий, красив не для всех, но то, что он ароматен, сие бесспорно. Чертополох любят многие красивые и некрасивые насекомые. Для меня - устойчивый и точный символ воли, упорства, и Хаджи-Мурат Льва Толстого не последнюю роль сыграл в формировании моих предпочтений. Стихотворения подборки (случайной во многом, не авторской потому что) сильно напоминают мне чертополох. А теперь коротко по каждому произведению. *** Чертополох обнимет ангелополоху, вонзит в нее колючки и шипы, вот так и я – люблю свою эпоху, и ты, моя эпоха, не шипи. Смотри, через плечо, на эти рельсы: как пальмовое масло пролилось, и Аннушку Каренину – карельцы ведут к путям, промасленным насквозь. Ревет состав, заваливаясь набок, а вслед за ним ревет другой состав, и в этом деле важен только навык, азартный ум и воинский устав. Когда вернусь в Карелию-Корею – возьму планшет, прилягу на кровать, как хорошо, что я еще умею любить тебя и деньги рисовать. Например, при чём в Карелии Корея? Винегрет ещё тот! Но выдано смело, свободно. Что называется, находки. Однако как по мне, сомнительные: не думаю, что чёрт сильнее ангела. Эти две силы равны, для начала. Просто у одного оружие - зло, у другого добро. И зачем Анну Каренину вести на рельсы? Она сама выбрала! Но у карельцев, видимо, расчёт имеется. Приятно то, что стихотворный этот сумбур написан в пространстве любви к женщине, ну, если взаимен этот садомазохизм - флаг в руки! Реалии отражает, а оно дорого стоит. *** В саду вишневом, как на дне костра, где угольки цветут над головою, лишь фениксы, воскресшие с утра, еще поют и поминают Гойю. Меж пальцев — пепел, так живут в раю, как мне признался кореш по сараю: «Вначале — Богу душу отдаю, затем, опохмелившись, забираю…» Причудлив мой садовый инвентарь, как много в нем орудий незнакомых: взмахнешь веслом — расплавится янтарь, высвобождая древних насекомых. …гудит и замирает время Ц, клубится время саранчи и гнуса, распахнута калитка, а в конце стихотворенья — точка от укуса. Подуешь на нее — апрель, апрель, гори, не тлей, не призывай к распаду, и точка превращается в туннель — к другому, абрикосовому саду. Восхитительно соседствует высокое и низкое. Угольками над головой могут быть и спелые вишенки, и утренние звёзды. Чудесен расплавляющийся янтарь... Видимо, это солнце! И комары!!! Ведь древние! А впереди какой-то загадочный другой сад - абрикосовый... Наверное, это плавание из утреннего вишнёвого сада в дневной абрикосовый. И кореш по сараю не был помехой в образных рядах. Жизнеподобно - верю! *** Я прибыл в ночь на поезде саврасом, безумец круглый — в поисках угла, кувшин, обросший человечьим мясом: о, как моя десница тяжела. В карьере мраморном раскинулась деревня, чьи улицы прорезаны в толпе, здесь каждый житель — извлечен из кремня и вскормлен, словно памятник себе. Поскольку под рукой материала на всех не хватит — вскоре порешат, что и природа — часть мемориала: от южных гор до северных мышат. Ржавеют птицы, заливаясь щебнем, в молочных ведрах киснет купорос, а я — смеюсь, вычесывая гребнем бенгальский пепел из твоих волос. Строительство имеет много магий, краеугольный камень — хризолит, и здешний воздух — воспаленный магний: от слов — искрится, в музыке — горит. Но ты не слышишь, обжигаясь в древнем высоком сне, как глиняный Колосc, покуда я вычесываю гребнем бенгальский пепел из твоих волос. Сильное стихотворение. Впечатляет и поражает достоверностью поэтическое восприятие карьерного посёлка. Однако не ясно, что делает хризолит среди мраморов... Разве что он «камень перемен»?! Но, хоть тресни, остаётся ощущение, что данное слово случайно, запросто по требованию рифмы могла быть и бирюза, и рубин, и всё, что угодно. Это мне не сильно нравится. Перифразы бикфордова шнура очаровательны. Не будь здесь хризолита, у меня, как человека, с геологией знакомого, не возникало бы ни на йоту сомнений относительно содержания. Ну, примем, хризолит этот - вольность поэтическая. Но впечатление гасится, зараза... Всё-таки, необходимо при использовании терминов и названий учитывать их свойства. Ведь кувшинки не растут в пустыне, хоть тресни! Аккордеон Когда в пустыне на сухой закон — дожди плевали с высоты мечетей и в хижины вползал аккордеон, тогда не просыпался каждый третий. Когда в Европе орды духовых вошли на равных в струнные когорты, аккордеон не оставлял в живых, живых — в живых, а мертвых — даже в мертвых. А нынче он — не низок, не высок, кирпич Малевича, усеянный зрачками, у пианино отхватил кусок и сиганул в овраг за светлячками. Последний в клетке этого стиха, все остальные — роботы, подделки, еще хрипят от ярости меха и спесью наливаются гляделки. А в первый раз: потрепанная мгла над Сеной, словно парус от фелюки... ...аккордеон напал из-за угла, но человек успел подставить руки. Ода аккордеону выше всяких похвал! Многолик аккордеон Поэта: он и как змея - очень смело и точно! Жирная змеища!!! Кирпич Малевича - супер! Зрачки-гляделки хороши. В финале змея кусает себя за хвост - понравилось. Честно, не знакома с историей инструмента, а потому содержательную часть воспринимаю на веру. *** Мой милый друг, такая ночь в Крыму, что я — не сторож сердцу своему, рай переполнен, небеса провисли, ночую в перевернутой арбе, и если перед сном приходят мысли, то как заснуть при мысли о тебе? Такая ночь токайского разлива сквозь щели в потолке неторопливо струится и густеет, августев, так нежно пахнут звездные глубины подмышками твоими голубыми; уже, наполовину опустев, к речной воде, на корточках, с откосов — сползает сад — шершав и абрикосов, в консервной банке — плавает звезда, о, женщина — сожженное огниво: так тяжело, так страшно, так счастливо, и жить всегда — так мало, как всегда. Чудесное стихотворение, от начала до конца, в каждой строке жизнь и любовь. Текст так и льётся из сердца в сердце. То самое воспевание Музы странником, восточным поэтом, который во всём видит отражение далёкой возлюбленной, существа мифологического, не менее! Идеальная любовь Поэта! * * * Янтарь гудел, гудел и смолк: смола устала от беседы, и сердце, как засадный полк – замрет в предчувствии победы. И отслоится береста – сползая со стволов обойно, моя коробушка пуста, полным-полна моя обойма. Янтарь истории гудел, тряслись над кассою кассандры, а у меня так много тел: браток, пора менять скафандры. И к бластеру, и к топору опять зовет комбат Исайя, да, я – предам тебя – умру, своим предательством – спасая. Интересная метафора - история в янтаре. Очень точная, ведь она есть то, что запечатлено, запечатано. Всё стихотворение построено на метафорах, честно, я воспринимаю его как «Варкалось. Хливкие шорьки». Две последние строчки цепляют сильно. Хочется их понять, потому что они пахнут правдой. * * * Мой глухой, мой слепой, мой немой — возвращались домой: и откуда они возвращались — живым не понять, и куда направлялись они — мертвецам наплевать, день — отсвечивал передом, ночь — развернулась кормой. А вокруг — не ля-ля тополя — заливные поля, где пшеница, впадая в гречиху, наводит тоску, где плывёт мандельштам, золотым плавником шевеля, саранча джугашвили — читает стихи колоску. От того и смотрящий в себя — от рождения слеп, по наитию — глух, говорим, говорим, говорим: белый свет, как блокадное масло, намазан на склеп, я считаю до трёх, накрывая поляну двоим. Остаётся один — мой немой и не твой, и ничей: для кого он мычит, рукавом утирая слюну, выключай диктофоны, спускай с поводков толмачей — я придумал утюг, чтоб загладить чужую вину. Возвращались домой: полнолуния круглый фестал, Поджелудочный симонов — русским дождём морося, это низменный смысл — на запах и слух — прирастал или образный строй на глазах увеличивался? Заклинание прошлого, которое мучает - так «поднимаю» содержание. А может, опускаю... Во всяком случае, таково моё восприятие. Потому что поэт рвётся в калашный ряд, а может, он уже там. Но лишь время расставит всё по местам. Красивое стихотворение. *** Хмели-сунели-шумели, хмели-сунели-уснули, и тишина заплеталась, будто язык забулдыги, к нам прилетали погреться старые-добрые-пули, и на закате пылали старые-добрые-книги. Крылья твои подустали, гроздья твои недозрели, йодом и перламутром пахнут окно и створка, хмели мои печали, хмели мои б сумели, если бы не улитка — эта скороговорка. Заговор, настоящий заговор! Всё в этой приправе великолепно! А финальный оксюморон «улитка-скороговорка» ...говорит о том, что перед нами содержание, отлитое в форме столь совершенной и наглядной, что иначе и не возможно! Безусловно, каждое стихотворение достойно подробного разбора, о каждом можно сказать очень и очень многое, уверена, к каждому читателю оно повернётся одной из бесконечных своих граней. Александр Кабаев, безусловно, впечатлил! Спасибо, Наринэ, за знакомство! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
