Ольга снова не спала всю ночь. Поворачиваясь с бока на бок, она думала тяжелую материнскую думу: «Где, когда, в какой момент я сделала что-то не так? Почему моя единственная дочь, мое солнышко не приезжает и даже не звонит нам с отцом? Что же случилось с ней – с ее умом, с ее душой? Разве плохо мы, родители, относились к своей девочке?

Только я звоню ей. Она же мне никогда. Дозвонившись, говорю с внуком, а Вера к телефону не подходит. В последний раз, месяца два назад, она взяла трубку. Но дерзко так сказала, что ей некогда, что я не вовремя позвонила. Наверно, она и взаправду была занята. Эх, доченька-доченька! Не понимает она, как я часами стою у окна, гляжу на улицу в надежде дождаться ее.

Когда она родилась, мы с Иваном, ее отцом, были самые счастливые. Бывало, заболеет наша дочурка, так мы с ним от ее кроватки не отходили. Я ночью на колени стану рядом и прошу Господа Бога послать моей Верочке выздоровление. Нужные лекарства в аптеках трудно было купить, дефицит на все был страшный. А я весь город обегу, в какой-нибудь аптеке к заведующей прорвусь и выпрошу.

А работа… Я хоть и не имею высшего образования, но могла бы работать на другой работе, полегче, например, диспетчером или кладовщиком. Да мало ли куда можно было устроиться, чтобы не выполнять физическую работу?! А как устроишься? Место в детском саду дочке давали, но не рядом с домом. Возить надо, зимой простужать. А мне самой хотелось быть рядом с ребенком, вовремя покормить, спать уложить. Вот и работала я дворником, да не один участок убирала, а три, чтобы копеечка водилась в доме.

На пенсии уж была, а еще семь лет работала. Ради нее, ради Веры, чтобы ей подмогнуть. Летом-то ничего, легко, а зимой очень тяжело. Зимы снежные были, не то, что теперь. Техники никакой не было, все вручную. Вот и приходилось не только лопатой управляться, но и ломом махать.

Ох, думы вы мои, думы…И шила-то я сама, и вязала. Верочка всегда нарядная была. Если новой ткани не было, так я из своих платьев что-нибудь сгондоблю, сошью ей юбочки, сарафанчики. А взрослой – из самой лучшей ткани шила, да старалась по последней моде, чтобы было не хуже, чем у других.

В деревню с мужем ездили, чтобы маме помочь вырастить все на огороде. А осенью привезем с ним домой картошки, овощей, яблок, смородины. Наварим варенья, компотов, наконсервируем огурчиков, помидоров, капусты наквасим. И ешь-не хочу всю зиму. Все не покупать, и денежки экономятся.

Иван-то мой всю жизнь хорошо на заводе работал, не последним человеком был, токарь он первоклассный. Тоже после пенсии восемь лет вкалывал, правда, последние четыре года не на станке. Нашли ему какую-то работенку полегче.

А уж в Вере он до сих пор души не чает, только иногда слышу, как по ночам тихонько плачет.

И вниманием, и лаской Веру мы не обделяли. Старались ее по головке погладить да к себе прижать, поцеловать да подхвалить за хорошие дела. А где плохо – говорили ей, чтоб она так не делала.

О, Господи! И что с ней стало? В школе и техникуме училась хорошо. Бывало, на родительских собраниях ее хвалили, в пример ставили, и нам с отцом было приятно.

А потом она с Олегом познакомилась. Мне он сразу не понравился. Хвальбун очень, все хвастался, что он умный и все делать умеет, что вещи какие-то у него есть дорогие. А уж выпить любил…Рюмку мимо рта не пронесет. Если до женитьбы приходил к Вере навеселе, что от него ждать-то было. Мы с отцом свои сомнения Вере высказывали, но где там! Она и слушать ничего не хотела. А как запретишь? Вот и вышла за него. Отдельно стали жить, на квартире. Мы старались не лезть, скажут, что теща с тестем такие-рассякие.

Тут вскоре появилась возможность в кооперативе квартиру построить. Подумали мы-подумали и решили, что надо жилье дочке приобрести, дети ведь у них будут. Деньги собрали, что накопили за всю жизнь, у родственников заняли и заплатили за кооператив. Потом с пенсий расплачивались с долгами. И стали дочь с зятем жить в своей квартире.

Двоих детей родила Верочка, а жизнь так и не сложилась у них с Олегом. Пить он стал еще больше, а когда чуть протрезвеет – и вовсе гулять с подругами отправляется. А потом и совсем ушел. Сначала, говорят, жил у одной, потом у другой. Никаких алиментов, ни рубля не заплатил. А с чего платить, если не работает?

А Вера все реже и реже у нас показывалась. Я это оправдывала ее работой, дескать, занята, некогда ей. Хотя позвонить-то можно, телефон в квартире, под рукой. Но тут прослышала я от бывшей соседки Кати, которая недавно переехала туда, где Вера живет, что дочка моя тоже в разгул пошла: то навеселе ее видели, то с мужичками. Да самое страшное: детей, школьников, одних оставлять стала. Ох, и стыдили мы ее, и ругали, а ей все слова, как Божья роса, все нипочем. Да как еще нам заявляет: « Вы устарели, ничего в жизни не понимаете. Вы небо прокоптили, а я так не хочу жить. Что мне детей теперь к себе привязать? Вырастут».

Когда я помоложе была, все к внучатам ездила. Накуплю всякой еды, поеду, приготовлю, накормлю их, все перестираю, квартиру приберу. А она нагуляется, придет домой никакая.

А потом хвори всякие у меня пошли. Да и старость – вот она. Пришлось внучку к себе взять. Стала Любушка жить с нами. Тогда она еще маленькая была. А теперь уже большая. Нам с ней хорошо. И за хлебом сходит, и молочка купит. В аптеку за лекарствами тоже – она, квартиру убирает. Помощница наша заботливая.

Дима, внук, не захотел к нам перебираться. Повзрослел он. Понимает, что нам тяжело их двоих тянуть на стариковскую пенсию. Старшеклассником стал, иногда ходит в магазины после школы, разгрузит-погрузит что-нибудь, подработает себе на одежку. Да говорит, что квартиру нельзя без присмотра оставлять. Мать то уходит к каким-то сожителям, то опять возвращается. Видели ее в центре города у пивной. Внук говорит, что она нигде не работает, ничего не готовит. Дима-то каждый выходной старается к нам приезжать. Мы с дедом собираем ему сумку, еду. А что мы можем на грошовые пенсии? Так, кое-что. Даем ему подсолнечного маслица, картошки, подешевле какой крупы, огурцов, какие на зиму заготовили. Варит он себе сам: то суп из вермишели, то кашу, то картошки наварит да поест с огурчиками. Мясца бы надо, а на что купить? Прошлый раз жаловался, что приступ головокружения был сильный. Целый день лежал, не мог подняться.

О-хо-хо-хо-хо! А теперь у меня совсем не стало мочи. Болит все. Еще недавно я на лавочку к подъезду выходила, посижу на воздухе, с людьми поговорю. А теперь силы меня оставили, по квартире только двигаюсь да на телефон гляжу, может, Верочка позвонит. Вчера лежу, а телефон как зазвонил, я быстрее к нему, но не успела взять трубку. Потом села у аппарата и стала ждать, около двух часов ждала, но так никто больше и не позвонил. Наверно, занята была дочка, некогда ей было перезванивать. Думаю она звонила, а может не она? Не знаю.

А на лавочку порой и выходить-то стыдно. Соседи часто спрашивают: «Что-то Веру давно не видно? Почему она вас не навещает? Приехала бы да помогла по дому. Врача бы вызвала да поговорила с ним, может быть, тебе другие лекарства нужны?» А я им: «Да вот как-то приезжала, только поздно вечером, гостинцев привезла». Только зачем я им это говорю? Соседи, как члены семьи. Они все видят и знают. Их не обманешь. Но и правду всю не расскажешь – дочь ведь, кровиночка. Кто-то посочувствует, а кто-то пересмешничать начнет.

Да-а, вот и не сплю ночами, ворочаюсь да думаю. И груз несу в себе. От этого и душа разрывается на части. И сердце совсем надорвалось. Нам бы с Иваном пожить надо. Внучку Любушку поучить, она как школу закончит, в институт будет поступать. Хоть и бесплатно считается, а все равно книги надо покупать, тетради, еще что-нибудь, обуть, одеть. И Диме надо помогать – тоже школу окончить, а потом профессию получить. Вот они денежки-то и нужны и забота старших. Мне бы поскрипеть подольше. Все-таки на две пенсии легче жить, чем на одну.

О, Господи! Отче наш…Что-то я сегодня совсем раздумалась. Не сплю. Забудусь на несколько минут и опять думаю, думаю…

Болят все кости, болит все внутри. Но больше всего изныло мое сердце: не вижу я дитятки своей, не слышу ее голоса. Все бы я перетерпела, все бы отдала за то, чтобы ей, моей девочке, было хорошо, чтобы она на путь истинный встала. А если бы она приехала к нам, обняла бы меня да назвала мамой, здоровье мое стало бы намного лучше и крепче. Что ж, может быть, дождусь…

Эпилог

Прошло чуть менее года. Ольга не могла ходить даже по квартире. Ее материнские ожидания были напрасны. Вера не только не приезжала, но даже не звонила, хотя Дима говорил ей, что бабушка совсем плоха. Все его слова она пропускала мимо ушей и сердца. Не откликнулась она и на приезд Любы, которая застала мать собирающейся к кому-то на день рождения. Вера сказала Любе: «Ваша бабушка жалуется на болезни много лет, но неизвестно – кто быстрее умрет».

Через двое суток Ольга скончалась. В последние минуты рядом были ее Иван, внук Дмитрий и внучка Люба.

Вера приехала вечером в день смерти матери. Плакала, просила прощения у покойной. Но ее слезам никто не верил.

Внучка сидела у гроба, молча, как окаменевшая. Она только гладила бабушку поверх савана.

Внук сидел рядом, обняв сестру. Иногда он склонялся к ногам бабушки, и рыдания с каким-то невыносимым придыханием «ох» вырывались из его груди.

Вскоре Любовь и Дмитрий окончили школу. Она поступила в институт, заочно учится и работает. Живет с сильно постаревшим дедушкой и бережно ухаживает за ним. Дмитрий выучился на мастера холодильных установок, встретил девушку и женился. Родившуюся дочку назвал Ольгой.

Вера иногда приезжает к отцу в день получения им пенсии, чтобы попросить у него денег в долг, который никогда не возвращает. Где находится могила матери, она не помнит.

Внучата не забывают бабушку и на ее последнем пристанище…