Юлька

 

Вечернее солнце, багряно отражаясь в подсыхающих лужицах, зазолотилось на едва появившихся листочках берез, иголках елей и сосенок убаюкивало притихшую речку – Тыкотлову на плесах то тут, то там расходились по воде круги – хариуз во всю плескался, играл и кормился в заходящих лучах солнца.

Вездеход Газ-71 притормозил на большой и чистой травянистой косе среди редких сосенок, на берегу реки.

Невдалеке темнел кедрач, сливаясь темной зеленью с заоблачной синевой седых гор Урала.

Взревев напоследок всеми своими поршнями, устало, вздохнув, газон утих окончательно. Глухарь, топтавшийся невдалеке, в сизом голубичнике, взмахнув крыльями, с треском ломающихся веток скрылся в прибрежном соснячке.

Сорока что – то возмущенно прострекотала, недовольно покачала хвостом и боком-боком по ветке листвянки, маханула на противоположный берег Тыкотловы. Лишь хариуз, не обращая внимания на появление людей, все также непуганно играл у самого берега, на лету подхватывая зазевавшуюся мошку.

Ну, здравствуй Тыкотлова! Выбравшийся из кабины вездехода коренастый и еще не заросший густой бородой в штормовке и болотных сапогах мужчина, не спеша по галечнику, подошел к воде, и также не спеша, набрав полные пригоршни воды, ополоснул лицо.

Сколько лет? – семь, нет, пожалуй, восемь уже прошло с тех пор, как наша поисковая партия безуспешно проводила поиски медных руд в верховьях Тыкотловы. Сколько надежд и научных гипотез рассыпалось в прах, а, кажется, вот она большая руда – вот она медь, но не тут то было, не открылся Урал геологам, поманил искорками вкрапленников меди, зеленью разукрасил скальные обнажения, помотал геологические отряды по ущельям и неприступным вершинам. В августовские ночи задувал ледяными ветрами с шальными снегопадами, а потом изводил жарой и палящим солнцем. Было, все было. Сколько лет, сколько зим пролетело с тех пор? И вот, я снова здесь – ну, здравствуй Тыкотлова.

Отвлек от грустных воспоминаний Никита – наш бесшабашный водитель газона, прошлепав кирзачами сорок пятого размера по шуршащему галечнику, вырос рядом.

-Ген Иваныч, а рыбы сколько! И все хариуз, вот половить бы, да ушицу заварганить.

-Это что еще, Никита, пойдем, я кое-что покажу, да и погуляешь чуть-чуть, а то, поди, засиделся за рычагами. Погоди минуту, только ребятам скажу, чтоб разгружали машину, да и ужин готовили. Поужинаешь, да если ночевать не захочешь, возвращайся на базу.

-Не, ночевать я не буду, ночью так здорово заворачивать виражи по тайге…

-Знаю, знаю, поэтому и не настаиваю, ладно, пошли.

Едва заметная тропинка повела нас по прижимам и густым ельникам вверх по реке, и только когда дорогу преградили известняковые розоватые скалы, обмываемые рекой, где вода вскипала и бурлила водоворотами, тропинка, огибая скалы, запетляла по мелколесью, уводя вглубь тайги.

-Ген Иваныч, это куда мы идем, топаем и топаем?

-Погоди чуток, уже почти пришли, осталось немного.

Тропинка, попетляв по соснячку, выпорхнула на чистовину. Узенькая полянка, заросшая голубичником и укутанная как дымком ягелем, прикрытая мелким сосняком впереди заканчивалась обрывом. Подойдя к обрыву, Никита только ахнул, на большее не было слов.

Внизу, в окружении известковых скал, переливаясь всеми цветами радуги, сверкала голубая чаша прозрачной чистейшей воды – омут не омут, яма не яма и не озеро.

Река промыла в мягких известняках, как бы карман и отступилась, вильнув в сторону, оставив в покое непокоренные скалы, вильнула в низину, размыв галечники и глины.

А в глубине чаши ходили кругами хороводились таймени – красавцы. Во главе стаи не спеша, двигался вожак – рыбина килограмм на тридцать, за ним шли таймени размером поменьше, но все равно по весу килограмм по двадцать, а основной косяк из молоди, по пять и шесть килограмм завершали процессию. Не смея приблизиться к вожаку и его свите.

-Все как прежде, Никита, как в тот раз.

-А что было в тот раз, Ген Иваныч?

-В прошлый раз, Никита? а… в прошлый раз, когда работали в этих краях, мы приходили сюда полюбоваться на эту красоту и назвали это место аквариумом. И поклялись не выдавать эту тайну никому. Видно так никто и не знает про это чудо, а иначе разбомбили бы эту яму, иные люди хуже хищников. Вот и ты полюбовался на красоту, да сохрани в тайне место аквариума.

-Что ты, что говоришь то такое, Ген Иваныч, да я ни одной душе, хошь, поклянусь?

-Ни к чему это, Никита, ты в своей душе сохрани, а не на языке. Да и пойдем, пора, заждались нас уже.

Обратная дорога не заняла много времени, тропинка, пропетляв, привела нас к поляне, вездеходу и ребятам.

А в это время на берегу, разгрузка шла своим чередом…

-Ну что ты, Сашка, там роешься, давай подавай все подряд, все наше – ничего там чужого нет.

Из вездехода посыпалось на землю: палатки, спальники, рюкзаки и остальной немудреный скарб геологов поисковиков.

-Эй, эй, ты там потише, чумовой, взвыл лохматый и рыжий, как морковка, длинный Антошка, на лету подхватывая и не поспевая за летящими из кузова вещами.

А чуть в сторонке, под тонкой березкой, подбоченясь, с улыбкой глядя на «побоище» стоит наша Юлька – техник геолог. Не барское это дело – заниматься разгрузкой, размышляет она, тем более единственная дама на тыщу километров вокруг. Длинноногая и заманчивая, как тополек наша Юлька.

Начальник партии – для нас, простых смертных, Геннадий Иванович, с водителем Никитой пошли пройтись по берегу речушки Тыкотловы посмотреть, что к чему.

После разгрузки вездеход уйдет на базу в Саранпауль и Никите интересно посмотреть на реку, да и вообще побродить по берегу, отдохнуть.

Суета вокруг вездехода утихла, Антошка поймал последний туго набитый чей – то увесистый рюкзак и из-под навеса показалась лысая круглая голова Сашки.

-Все, Антон, в кузове пусто, одни запчасти остались, Никиты железяки.

-Выпрыгивай, перекурим немного, да лагерь ставить будем.

Саню дважды просить не нужно и он, как уж выскользнул из-под брезента вездехода на траву. Блаженно растянулся на сочной весенней зелени, подсунув под голову чей-то спальный мешок, щурясь от дыма сигареты, задумчиво изрек:

-Красотища – то, какая, Антон. Горы еще в снегу, а небо голубое- голубое, ну прямо как Юлькины глаза.

-Да ты в Юлькиных глазах утонешь и не выплывешь, пропадешь.

-Где наша не пропадала, Антошка, прорвемся. Давай-ка я пойду, водички тыкотловской принесу, а ты газовую плиту сооруди, хоть чай вскипятим, да вон и Геннадий Иванович с Никитой на подходе.

Из-за поворота показался Никита. За ним не спеша, по галечнику топает Геннадий Иванович, о чем-то спорят, размахивая руками.

Мгновенно проснулась наша Юлька – кошка голубоглазая, откуда только взялась эта прыть у вечно вальяжной Юльки? Оставив тень березки, принеслась к газону, забрякала ложками, кружками, заторопила:

– Где плита, а сахар где?

Все закружилось вокруг Юльки, мигом нашлась и газовая плита, и воды полный чайник очутился на разожженной плите. А Юлька уже сноровисто накрывает импровизированный стол – кусок брезента, расстеленный прям на траве.

Антошка ловко распечатывает банки с тушенкой, рыбными консервами, а Саня, больше раскрыв рот, не сводит глаз с Юльки, чем помогает по хозяйству. И вообще, кажется, у Сани замкнуло от близкой и недоступной, загадочной Юльки.

Никита, потрясенный «аквариумом» и непуганностью природы, расположился слева от Ген Иваныча. Дальнейшая перспектива разбивки лагеря его мало интересовала. Палатка ему не нужна, у него свой «дом на гусеницах». Впереди ночные таежные виражи по дороге на базу.

Длинный Антошка, подсел к костру и как-то умело «упаковался», его смешная поза наводила на мысль о том, что в данный момент ноги не имеют никакого преимущества над длинными руками, которыми он мог доставать еду без труда с противоположного края стола.

Пожалуй, только Юлька, прикрывшись маской заботливой хозяйки, медлила с приземлением. А вслед за ней и Саня, метивший на место рядом.

-Юль, ну что ты там застопорилась, давай быстрей к нам! Громко окликнул Ген Иваныч.

-Иду, иду! Плеснув в кружку кипятка, Юлька, как корабль проплыла с ней, мимо Сани и уселась между Ген Иванычем и Антошкой, чувствуя себя в полной безопасности. Потерявший координацию Сашка попытался пристроиться рядом, но Антон не торопился сдвинуться с места. У него своя тактика. Саня, недовольный перекочевал на пустое место между Никитой и Антоном. Трапеза началась…

Воздух рассекали Антошкины руки, не торопливо и четко, как башенные краны, неся пищу в рот. Ген Иваныч с Никитой перекидывались фразами, обсуждая опасные переправы рек, которые ему придется преодолевать в одиночку. Но начальник в нем уверен. Никита толковый водитель.

Юлька, похоже, представляла себя на ужине в столичном ресторане. Движения неторопливы и завораживающие. Хлеб отламывает маленькими кусочками, колбаску пережевывает тщательно.…От этого всего у Сани то ложка из рук выпадет, то кусок хлеба в горле застрянет.

-Саня, ты медосмотр перед отправкой проходил? – Не выдержал Антон.

-Про-хо-дил, а что?

-А то, что ты, мне кажется, ослеп! Второй раз в мою кружку с чаем вилкой лезешь. Или ты думаешь, что там рыба завелась?

Юлька прыснула смехом, а Ген Иваныч предположил, что Саня ее там просто ополаскивает.

-Ну что, перекусили?! Пора за дело, уже темнеет, да и Никиту отправить нужно. Как управимся – продолжим.

Сашка, как будто его из силков выпустили, подскочил и устремился к куче пожитков. За ним поплелся Антошка, на ходу дожевывая какой-то харч.

-Юль, ну как тебе местность? Ты место для своих хором присмотрела? – Подмигивая, спросил Ген Иваныч.

-Давай команду ребятам, а я Никиту провожу.

Юлька долго не выбирала, - вот здесь, у этой березки. Без всякого расчета, интуитивно и без промаха она определила самое подходящее место, с которого одинаково великолепно в любое время суток раскрывались пейзажи Урала.

Никита уселся за рычаги газона, помахал рукой, газанул, выпуская из выхлопной трубы клубы синего дыма… Ген Иваныч, напоследок, еще раз взмахнул рукой, указывая на какой-то далекий ориентир, и Никита скрылся в темнеющей тайге.

-Завтра к утру он должен быть на базе. Если все будет хорошо, то выйдет на связь, будем ждать.

-Ну, что у вас тут? Молодцы. Юлька, заселяйся, царские хоромы готовы!

Вытаскивая из кучи вещей свой новенький рюкзак, Юлька светилась радостью. Начался новый полевой сезон и уже сейчас он наполнял ее новизной впечатлений. Что там впереди?.. Пусть, что будет… Главное начало, оно, кажется, выходит хорошим. Ребята добрые, во всем стараются помочь, ну а Ген Иваныч, даже слов нет, он большой авторитет, и не только в области геологии.

-Ну, вот, Юль, твоя перина с гардеробом! Принимай!

-Спасибо, ребята, бросайте, сейчас разберусь!

-Если нужно что – кликай, выходя из палатки, напомнил о себе Саня. Да, да, не стесняйся – отозвался Антон.

-Спасибо – кивнула головой Юлька и принялась тормошить рюкзак. Где-то здесь, в толще вещей, должен быть фотоаппарат. Который она получила в подарок от папы с мамой перед отъездом из Москвы. Хорошенький, новенький – «Practik» называется.

-Теперь он будет со мной везде, ничего от меня не ускользнет, проверяя готовность техники, мыслила Юлька. За целый сезон, вероятно, наберется масса интересных кадров.… Одна природа чего стоит…. Можно будет организовать домашнюю мини-выставку. Наверное, будет здорово!

Рядом с Юлькиной палаткой ребята поставили командирскую и принялись за возведение следующей. Ген Иваныч, подкладывая дрова в костер, поддерживал хорошее освещение лагеря в тот промежуток времени, когда солнышко спряталось за горы. Сейчас на Полярном Урале начинаются «белые» ночи и солнце, ненадолго исчезнув из поля зрения, снова начинает проскальзывать меж вершин, посылая розовые мягкие лучи.

Юлька выглянула из палатки. – Пожалуй, самый подходящий момент опробовать фотик. Черты лагеря обрисовались, а мужчины, продолжая слажено работать, выглядели особенно мужественно.

Выбрав момент, Юлька нажала на кнопку, вспыхнула вспышка, привлекая внимание героев объектива.

-Ой, ну Юль, ты бы хоть предупредила, елозя руками по бритой голове – запричитал Саня.

-Я бы причесался, что ли!

-Ага, у нас появился собственный фотокор! – Радостно воскликнул Ген Иваныч!

-Это хорошо! Здешние места откроют тебе сказочные картины, если, конечно, работа не вымотает до изнеможения, когда глаза видят только сапоги впереди идущего. Завтра я вам кое-что покажу, ну а сегодня… ой, что у нас там осталось? Пожалуй, пустяки – занести в палатки спальники и ящик с картами. Все остальное накроем до утра.

-Юля, покарауль костер, а я ребятам помогу – попросил Ген Иваныч.

-Ладно,- охотно согласилась девушка.

Мужчины снова засновали взад вперед, распределяя вещи по местам: ящик с картами - в командирскую палатку, туда же хрупкий геологический инструмент. Потом, каждый на свое место, рюкзаки и спальные мешки. Остальное, накрыли брезентом.

К костру подсел Антошка с гитарой. Движения его длинных пальцев, скользящих по ладам и перебирая струны, рождали дивные звуки. Звуки – говорящие в унисон с природой, не пугавшие её, и не тормошившие. Казалось, они просачиваются из Антошкиной души.

-Боже мой, какой же он романтик…- подумала, про себя Юлька.

Потом подошли Ген Иваныч и Саня. Стараясь не нарушить сложившееся энергетическое равновесие между тайгой, рекой, воздухом и Антошкой, не торопливо устроились возле костра.

Солнце хоть и ползло по небосклону, цепляясь диском за вершины гор, не источало никакой теплоты. А древний Урал сохранял свои традиции и был суров к дотошным геологам, прибывшим сюда, чтобы приблизиться к его тайнам. Холодный воздух медленно окутывал низовья долины Тыкотловы.

Антошка, исполнив «прелюдию», умолк.

-Ребята мои, - тихо заговорил Ген Иваныч, - давайте отметим сегодняшнюю ночь. Нашу первую полевую ночь этого сезона. Для этого случая я прихватил бутылочку хорошего вина. Надеюсь, что оно всем понравится. Как, не возражаете?

-Нет, Ген Иваныч, не возражаем – почти хором ответили ребята.

-А ты, Юлия?

-И я, Геннадий Иванович, тоже не против.

-Сань, ты человек хозяйственный, у тебя, поди, и штопор найдется?

-А как же, Саня деловито пощупал карманы и достал из одного из них шикарный походный набор. Там было все: и ложка, и вилка, и нож, и штопор, и еще какие-то приспособления.

-Вот это да! - обомлел Антошка.

-Сань, ты, где такую штуку раздобыл? – продолжает восторгаться Антон.

-Да, хорошая вещь, поддерживает Антона, Ген Иваныч.

-Эх, Антошка, Антошка…. Я ведь потомственный геолог! Гордо заявляет Саня. С этим ножом еще мой дед в поля выезжал. А когда я закончил институт он мне его и подарил. Так, что, Антошка, это семейная реликвия получается.

-Ну, давай Санек – хранитель реликвий – открывай, подал бутылку Ген Иваныч.

Саня, переполненный чувством ответственности, начал вгонять коловорот штопора в пробку. Одним плавным движением он вытянул ее из горлышка и оттуда, благодаря диффузии распространился аромат, переливавшийся разнообразными оттенками: теплого солнечного дня в горах Кавказа, ветра, вобравшего в себя чистейший запах трав высокогорных долин, виноградного сока, струящегося из-под могучего пресса.

И все это смешалось с прохладой тайги, запахом кедровой хвои, молодых липких березовых листьев и сыростью реки.

Саня почетно передал бутылку Ген Иванычу, и тот разлил вино по кружкам.

-Что ж, коллеги, поднимем наши «бокалы» за открытие полевого сезона, за щедрость тайги, за снисходительность гор, за погожие деньки и за удачу – провозгласил начальник.

- И за тех, кто в поле – поддержала, Юлька.

Пили вино, пели песни – грустные и задорные, полевые и туристические. Незаметно пролетел вечер, перейдя в глубокую ночь.

Ах, эти белые ночи, как лёгкая тень легла на горы, вот она была и нет, какой то миг и всё зазолотилось утром зарождающегося нового дня. Яркое весеннее солнце, на миг, зависнув над горами, взметнулось к зениту, раздвигая лёгкие прозрачные облака, наполняя тайгу запахами разнотравья, прелой прошлогодней хвоей. Отогревшись, над травами и кустами взмыли тучи звенящих комаров, мошки и всякой кусающей нечисти, которая в маршруте слепит глаза и упорно норовит забраться за шиворот или укусить за ухо, не спасает в таких случаях ни ДЭТА, ни какое другое снадобье. Ручьем стекает пот, колом встают пропотевшие насквозь энцефалетки, и как магнитом притягивают мошкару.

Но пока наши герои спят, мирно посапывая в своих спальных мешках, изредка во сне отмахиваясь, от обнаглевших комаришек. Не будит их не разгорающийя погожий день, ни тёплый ветерок, ласково струящийся по притихшей реке.

Эх, молодость, молодость – ночь пролетела как один миг, под звон гитары, песни и потрескивание махонького костерка, исправно дымящего и швыряющего охапки искр по сторонам.

Не спится только начальнику, да практически и не удалось Геннадию Ивановичу вздремнуть, всё же так много нахлынуло воспоминаний. Ворочался, ворочался в спальнике и так, и сяк. Норовил заставить себя уснуть, но напрасно, сон так и не пришел. Валяйся, не валяйся, а встать пришлось. Достал удочки, разные снасти и на ближнюю, по старой памяти знакомую яму, где всегда держался хариуз. Рыба по утренней зорьке брала отменно и вскоре в садке булькалось с десяток крупных рыбин, пожалуй, и довольно, то ли на обед, то ли на завтрак, но жарёхи хватит на всех. Жадность в тайге не в почёте, бери столько, сколько необходимо и главный закон: Не загуби, живёшь ты, дай жить и другим.

Над табором неспешно задымил костерок, на таганке мирно соседствуют: закопчённый чайник, а рядом булькает в котелке, доваривается наваристая уха, из только, что выловленной рыбы. Ген Иваныч, опустив голову на колени, кажется, задремал, но нет в, руке дымится сигарета. Изредка он, затягиваясь, выпускает дым в костёр, который, смешиваясь с дымком сосновых дровишек поднимаясь, исчезает в высокой сини разгорающегося дня.

То ли от яркого солнца или от бряканья у костра, проснулся и выполз из палатки Антошка, сонно потирая глаза, с полотенцем на плечах, покачиваясь, побрёл к реке.

- Доброе утро, Ген Иваныч, - споткнувшись у костра, пробормотал Антошка.

- Какое утро, Антон! Уже полдень, иди, сполоснись, да составь компанию, ушицу похлебать. Одному мне что- то не хочется, вдвоём всё - же веселее.

- Уха это здорово, я сейчас, мигом, - просыпается Антошка, - ради ухи и поднять всех можно.

- Не спеши, пусть поспят немного, сегодня выходной. Работой займёмся завтра с утра.

Но Антошка уже не слышал начальника, плескаясь в холодной воде, отфыркиваясь, прогоняя остатки сна. Но будить никого и не пришлось, из своей палатки показалась заспанная мордочка Юльки.

-Ах, как чудно, просто красота, - прошептала, выскальзывая из палатки, Юлька

Следом, как по команде из палатки показался и Шурик.

-Всем привет! – Провозгласил Саня, направляясь к реке, - а как вкусно ухой пахнет! Кто это умудрился наловить, да и сварить уху? В такую - то рань, неужели это всё Юлька?

-Как - бы не так, я готовить вовсе не умею, а рыбу и в жизни не чистила, и не готовила.

Да, всё было именно так. Юлька росла в благополучной, обеспеченной семье. Единственный ребёнок, голубоглазый ангелочек. Родители не чаяли в ней души, росла, как цветок в оранжерее, окружённая теплом, и заботой. Отец, профессор, зав - кафедрой Московского геологоразведочного института - Алфёров Георгий Андреевич. С компасом и геологическим молотком в молодости протопал все Саяны и Якутию.

Хлебнув полевой жизни и романтики в полной мере, решил остепениться и заняться наукой, накрапал кандидатскую, а вскоре и докторскую диссертации, утвердившись в заслуженных и почётных, и.т.д., и.т.п., учёных геологах – практиках с богатым теоретическим багажом. В бескрайней и глухой тайге Якутии на берегу Чары он и встретил свою судьбу, любовь и жену Настеньку - студентку, практикантку Иркутского геологического техникума.

Голубоглазая, востроносенькая Настёна очаровала всех геологов в полевой партии, все поголовно были в неё немножко влюблены, не исключая и почтенного начальника Беркутова Алёхи, но Настёна почему- то среди всех ухарей бородачей- романтиков, выделила неумеху стеснительного и скромного Жоржика Алфёрова.

Правда, после практики Настенька наотрез отказалась от геологии и неожиданно для всех перевелась в медицинский, утверждая, что лечить детей важнее, чем шастать с рюкзаком по горам. Хотя в последствии уже став известным педиатром, не только в столице, но и в стране частенько вспоминала буйную Чару, бородачей и первую шальную любовь, которую хранила и лелеяла и по сей день. Частенько во снах возвращалась в далёкую безмятежную юность, в комариный край, к дымящим кострам и безумно честным, принципиальным, добрейшим бородачам и любимому Жоржику. Снилась тайга и горные реки, отвесные скалы и караваны навьюченных лошадей. Сны возвращали её в юность и молодость. Часто, подзабытую в действительности, но бережно хранимую, где- то далеко в глубинах подсознания.

В яркие весенние дни в начале апреля и появилась на свет Юлька, беспокойный, беспомощный ребёнок, требующий постоянного внимания и заботы. Такой она и осталась для родителей, маленькой девочкой- всем смыслом их жизни. В детстве она частенько болела, и перенесла все мыслимые не мыслимые детские болезни. Болела тяжело и подолгу, видимо это и послужило основной причиной отъезда из Сибири и Северов.

Семья Алфёровых перебралась из Якутии к дальним родственникам в Подмосковье, где они долго не задержались. Видный геолог был приглашён на кафедру горного института в Москву. На кафедре и началась научная деятельность молодого перспективного геолога, постепенно пришла известность и определённый достаток в семье. Юлька получала всё самое лучшее, что можно было достать в то трудноватое время. Незаметно пролетали года, подрастала и Юлька. Хотя и была единственным ребёнком в семье, но вовсе не была капризной и избалованной, правда Анастасия Олеговна не подпускала своё чадо к кухне, успевая, всё делать сама. И уборку в немалой квартире, и готовка вкусных, а порой и изысканных блюд в праздничные дни, полностью лежало на плечах бойкой и не потерявшей своей привлекательности Настёны - Анастасии. Почему дочь пошла по стопам своего отца, осталось для всех загадкой. То - ли валявшиеся там, и сям, по всей квартире красивые камушки привлекали внимание ребёнка, то - ли приезды долгожданного папочки из очередной экспедиции. Пропахшего дымами костров, усталого, и всегда обросшего дремучей бородой. То - ли суматоха, возникающая с приездом Георгия Андреевича, обязательным чаепитием и длинными рассказами отца о таёжных приключениях, оставили неизгладимый след в душе ребёнка. Но никак не горы медицинской литературы, ни блестящие хромированные медицинские инструменты не привлекали Юльку.

Проявив недюжинное упрямство, отвоёвывая своё право на выбор, после блестящего с медалью, окончания школы, подала документы в геологоразведочный, к папочке, на факультет геологической съёмки. Определив будущее в своей жизни.

У ребят всё было проще – школа, институт, работа. Одна школьная парта, один курс, и тайга, с палаткой на двоих, сблизили Антошку с Шуриком. С детства романтики и профессию выбрали соответственно, ни о чем, не жалея, с головой окунулись в бродячую жизнь, полную лишений и неустроенности.

Умытые и посвежевшие ребята устроились у костра, дружно брякая ложками, причмокивая, хлебали уху.

Геннадий Иванович, устроился чуть в сторонке от костра, на валежине с кружкой чая и своими мыслями. А мысли если правду сказать были не радужные, полевой сезон начался с большой неразберихи. Первыми на участок работ, конечно – же, должны были залететь топографы, для разбивки участка на магистрали и профиля, прорубить просеки, понаставить вешек и только потом должны заехать мы – геологи, горняки и геофизики.

У топографов, как всегда бардак, не укомплектован людьми отряд и не готовы к вылету. Начальник топоотряда Стасик Астахов, неунывающий Астахов только отмахивался руками:

- Ну, что вы, в самом деле, люди на подъезде, непогода она и в Африке непогода. Дожди в Берёзово, туман. Вся авиация на приколе, вот только просвет появится, все и прилетят.

Стас, есть Стас, всё ему трын-трава, вот и придётся ждать прилёта Астахова с ребятами. А пока нужно обустраиваться, пройдти несколько маршрутов, что бы ребята в работу втягивались постепенно, не с налёта и на ура. Лишь бы погода не подвела, не подкачала. Несколько дней можно и подождать. Всё – же ещё начало лета, а впереди жара и дождь и осенняя слякоть, и стужа. Северное лето коротко, как полёт мотылька, порхнуло теплом, белыми ночами, звоном комаров и проливными дождями. Не успел оглянуться, и нет его. Много промелькнуло летних полевых сезонов, пролетели безоглядно года, где она юность, то - ли развеялась с дымами костров, то – ли растерялась по речным перекатам или заблудилась в таёжной глухомани?

И лишь память цепко хранит прошлое и не даёт забыть, и первый маршрут, и тучи осатаневшего комарья и гнуса не дающих покоя ни днём, ни ночью. Первую любовь, первый поцелуй и скоропалительный брак, распавшийся после двух лет совместной жизни. Двух лет наполненных обидами, недомолвками и разочарованием, куда только любовь подевалась? Осталась одна горечь.

Хватит хандрить, не всё так уж и плохо, встрепенулся Севастьянов. Ребята подобрались вроде – бы подходящие, и среди горняков баламутов, кажется, нет. Проблем особых пока не ожидается, ну а накладки, как с топографами случаются частенько, всё же предполевая суматоха и неразбериха – постоянный спутник сезонных полевых работ, а прошлое останется прошлым, только не надо повторять прежние ошибки, не нужно ступать дважды на одни грабли

С такими мыслями Ген Иваныч отодвинулся от костра, докурив, зашвырнул окурок в костёр и задумчиво, молча двинул в палатку.

-Ой, мальчики, что – то наш начальник загрустил и молчит - выдохнула Юлька.

-Всё уж ты больно Юлька замечаешь, поди, попробуй, развесели его.

-Ты, Антошка, грубиян и просто хам. Вы все мне все нравитесь, и не говори мне ничего про Ген Иваныча, - он хороший.

-Не обращай внимания, Юлька, Антон просто не выспался, потому он и ехидный такой, что с рыжих возьмёшь. Они все такие.

-Да, с рыжих, что возьмёшь? А лысые чем лучше, только уши торчат, как локаторы.

-Какие уши? – Поперхнувшись, чаем, пробормотал Шурик, - уши, как уши и твои не лучше.

-Ну, что вы, ребята, хватит препираться, давайте лучше лагерь обустраивать, а то, как- то у нас не уютно.

-А чего его обустраивать, дорожки, что ли песочком посыпать, - не остыл ещё Антошка. – Палатки стоят, костёр имеется, река рядом, что ещё нужно?

-Как это, чего, вспыхнула Юлька, - машинально поправляя свой непослушный локон у виска, - А столовая, ни стола путного, ни скамеек. Даже навеса нет, а если дождь? И вообще, - махнула рукой Юлька, - вы только и умеете, что спорить.

-Ну, что ты, что? Мы же вовсе и не скандалили, так просто, да и Антошка всё время меня достаёт с короткой стрижкой, не обращай внимания, Юлька, это же всё в шутку.

-Да, вам всё в шутку, а мне нервы мотаете.

-Всё правильно Юленька, - неслышно подошёл Ген Иваныч,- лагерь, конечно, приводить в божеский вид и плёнку над кухней необходимо натянуть, дожди пойдут, как в столовой кушать будешь. Сегодня день выходной, так, что отдыхайте с пользой. Начнём работать, некогда будет заниматься такими делами.

К вечеру лагерь преобразился, появился и стол, и скамейки, сколоченные из невесть откуда взявшихся досок, а над столом растянут широченный тент из плотного полиэтилена. Даже на ближнем кедре – над верхушкой гордо развевается флаг, только непонятной расцветки – то ли пиратский, или какой?

Утром всех разбудил ни с чем несравнимый гул двигателей и хлопанье лопастей заходящего на посадку вертолёта.

-Вот черти, проспали! – вылетая из палатки, заголосил Ген Иваныч – Антон! Шурик! Где вы чёрт подери, да шевелитесь быстрее. Уже на посадку заходит.

-Да, мы, вот уже, Ген Иваныч – рядом появились заспанные Саня с Антоном, - мы вот, а Юлька дрыхнет.

-Пусть поспит, это не её забота.

Разгоняя утренний туман винтами, вертолёт мягко присел на галечную речную косу. Из сдвинувшейся в сторону двери на гальку без разбора полетели: рюкзаки, спальники, палатки, какие – то мешки, а, вслед бережно держа приборы и штативы в руках, из вертолёта повыпрыгивали бородатые бродяги – топографы.

Вновь взревели двигатели, и облегчённо вздохнув, на секунду зависнув над землёй вертолет, взмыл птицей в синеву неба, взял курс на посёлок и исчез из глаз.

Прилетели топографы, во главе со Стасом и следом притащили дожди и непогоду.

Ближе к вечеру с гор наползли серые, хмурые тучи. Ветер яростными порывами будоражил берега и песчаные косы Тыкотловы, сдувая и закручивая в тугой жгут прошлогоднюю увядшую листву, мелкий песок, и пыль. Река из весёлой и шумливой вмиг превратилась в мутный и грязный поток, взлохмаченный струями дождя и неутомимым напором ветра.

Палатки трепыхались, пытаясь взлететь, но напрасно ярится ветер, края палаток мы заблаговременно привалили камнями – булыганами, да так плотно, что в палатке почти не ощущается и дуновение ветерка.

В углу на ящике возле рации тускло мерцает свечка, в печке потрескивая, разгораются дрова. Почти все обитатели таёжного лагеря собрались в палатке в палатке начальника.

В такую погоду, несмотря, на позднее время, вместе, как- то спокойнее и уютнее. В палатке накурено, хоть “топор вешай”, как говорит Юлька. Все расселись кто – где, как попало, только Юлька присела у самого порога, где ей перепадает хоть чуточку чистого, прохладного воздуха.

Стас рассказывает последние новости из экспедиции. Кто – куда залетел на работу, и где, какой расклад с продуктами, спецодеждой и объёмами работ: - Хорошо, хоть у вас на Тыкотлове работенки на всё лето и не нужно мотаться с площади на площадь, - разглагольствует Стас, прихлёбывая кофеёк, - пожалуй, одной переброской обойдёмся и всю площадь отработаем до осени.

-Ладно, Стас, хорошо, складно ты байки рассказываешь – не выдержал Ген Иваныч – а ты думаешь, что завтра – послезавтра, подлетят горняки, а им подавай намеченные шурфы и канавы, а куда прикажешь их выносить, если на местности нет ни единого профиля. Да, и вслед горнякам прилетят геофизики, а им тем более нужны профиля и магистрали. – Что ты на это скажешь?

-А, что говорить, Гена, за нами дело не станет, К началу горных работ пару профилей будет тебе готовы, я тебе обещаю, да вон у ребят спроси, вон они тут сидят.

-Не сумлевайся, Ген Иваныч, всё будет в норме. Не подведём,- загудели из угла топографы, - вот только погода настроится, за нами дело не станет.

-Ладно, если так, мы – то маршрутить пока можем и без разбивки, но потом всё равно придётся привязываться к вашей сетке профилей и магистралей.

Долго ещё, до поздней ночи, шёл трёп в палатке, ни кому не хотелось уходить, вспоминали прошедшие полевые сезоны, а их было много, и много приключений. Молодёжь наша только рты от удивления раскрывала, а Юлька, притихнув, как мышка, ловила каждое словечко, она просто не могла даже во сне увидеть, то о чём рассказывали эти хмурые бородачи.

Стих ветер, угомонился хлёсткий проливной дождь, и только тогда потянулись по своим палаткам уставшие топографы и геологи. Но ещё далеко за полночь засиделись начальники – Стас с Геннадием.

Намечали будущие профиля и магистрали, пили кофе, до одурения пили чёрный, как дёготь чай, спорили до хрипоты. Дымили сигареты. Только под утро ушёл Стас в свою палатку. Он даже и представить себе не мог, что рядом в палатке тоже не спит Юлька.

Не спится Юльке, всё звучит в ушах глухой чуть хрипловатый голос Стаса. Вспоминается пронзительный взгляд его серых глаз, взгляд который излишне часто на себе ловила Юлька. Мыслями она часто возвращалась в своё недалёкое прошлое. Были, конечно, у неё и мимолётные интрижки в институте, так, ничего серьёзного. Даже не оставили в душе ни какой царапины, ни следочка. Без сожаления расставалась со своими воздыхателями – все они казались ей маменькиными сынками и хлюпиками. А Стас это совсем другое. В нём ощущается какой - то стержень что ли, внутренняя сила и уверенность в себе. Хотя он и “рисовался” перед геологами. Но всё равно в нём что – то есть, в этом бородатом увальне.

Ранний ветерок, тёплый и прозрачный, уверенно загнал остатки лохматых дождевых туч за горы и утих, успокоился, только туман, клубящийся над водой, заполняя распадки и ущелья, медленно струился с верховьев, напоминал о вчерашнем буйстве природы.

Утро разошлось, разгулялось по тайге, высветило все тёмные закоулки тайги и седого Урала, забралось под разлапистые великаны кедры, изгнало сумрак из темных ущелий и распадков. Солнце, поднявшееся над бескрайней пармой, щедро одаривало светом и теплом всё живое, о вчерашней непогоде напоминал лишь редеющий туман, да влажный дух тайги.

В лагере тишина, почти все отсыпаются, до поздней ночи засиделись ребята, было, что послушать и было, что рассказать. Только топографы без шума, не спеша, готовятся к своему первому выходу в поле, тихонько про себя матерясь и проклиная начальника, неуёмного Стаса, поднявшего работяг в такую рань.

-Ну что вы ворчите, успеете отоспаться, всё ещё впереди, Обещали – же, сами говорили Севастьянову, что всё будет на мази. К тому же у нас три дня, всего три дня в запасе и ни грамма больше. Сегодня по рации передали, что борт будет только завтра, а это значит,

горняки прилетят только завтра – послезавтра. В первый день работать, ясно никто не будет. Палатки, кухня и всё прочее, а потом уж им вынь да положи объёмы работ. Так, что через три дня мы должны выдать три профиля, полностью прорубленных и с разбивкой.

Затушив костерок, Аастахов, вслед за топографами исчез в просыпающейся тайге. Не успели ещё сомкнуться за Стасом кусты тальника, как из палатки показался Ген Иваныч, чертыхаясь, за безрассудно проведённую ночь, что, в самом деле, больше времени не будет наболтаться со Стасом – просидели почти всю ночь, Стас-то молодой ещё, что ему ночь без сна – ничего. Но что сделано, то сделано и протирая заспанные глаза, с полотенцем на шее, Севастьянов направился к реке. Немного освежившись и сполоснув ледяной тыкотловской водичкой слипающиеся глаза, занялся костерком, благо он не затух окончательно. Немного бересты, и чуток сухих веточек на краснеющие угольки, на не остывший ещё жар, и костёр весело постреливая в разные стороны искрами и швыряя клубы дыма, дружно занялся.

Как ни странно, первой из своей палатки появилась Юлька, по ней и не видно, что всю ночь она провела, не смыкая глаз, то, погружаясь в воспоминания прошедших лет, или наоборот, уносясь в своих мечтах в далёкое будущее.

-Доброе утро, Ген Иваныч! – бодро окликнула начальника Юлька

-Здравствуй, здравствуй Юленька, что так рано поднялась? Присаживайся к костерку и чайник вот – вот закипит, можно кофейку, а хочешь, чаёк свежий недолго заварить.

-Ой, спасибо, Ген Иваныч, сейчас, минутку, глаза только сполосну, что – то плохо спалось мне, - слукавила Юлька, - а как здесь хорошо особенно утром.

-Подожди, вот появятся мошка и комарьё, будет не очень хорошо - это я тебе точно обещаю, из полога не захочешь вылезать. Одно спасение будет ДЭТА, вот ей то и придётся умываться.

-Ну, вы и скажете, Ген Иваныч. – Уютно устроившись у костра с полной кружкой кофе и огромным бутербродом с колбасой и сыром, продолжала терзать начальника: - Ген Иваныч, а как работать будем, кто и с кем?

-Не спеши, всё расскажу, вот только орлы поднимутся. А ты отдыхай, дня три – четыре у тебя работы не ожидается, обживайся и обустраивайся.

-Спасибо за совет, - с чуть заметной иронией пробурчала Юлька, дожёвывая свой бутерброд, - спасибо за кофе, Ген Иваныч, пойду, подниму засонь, а то всё на свете проспят и такое чудесное утро.

-Иди, иди не сидится тебе на месте.

Через полчаса, отряд в полном составе расположился у костра, сидели, кто – как, Юлька по-прежнему заняла своё место, Ген Иваныч восседал на опорожненном вьючном ящике, а ребята, дымя сигаретами, устроились на куске кошмы.

-Все вроде бы в сборе.

-Все, все, опоздавших нет, - поддакнул, Антошка.

-Если так, - продолжил Ген Иваныч, - то слушайте, расклад у нас такой: Юля будет с горняками. Заниматься документацией шурфов и канав, думаю это ей по силам, да на первых порах вы ей и поможете. А вам, гвардейцы, предстоит в паре выгонять план по маршрутам, а он весьма солидный, Я ясно выражаюсь? глянул Ген Иваныч на ребят, или что – то не так.

-Да – уж куда яснее, - за всех пробормотал Шурик.

-Если все согласны, едем дальше. На мне лежит общая координация всех работ, в том числе и связь с геофизиками и топографами, ну естественно и маршруты, поскольку излишка людей у нас не наблюдается, маршрутить мне придётся одному.

-А как с кухней? – подал голос Антошка, - это же самое главное. Не полопаешь, не потопаешь.

-Всё понятно, Антон. Подлетят горняки, с ними будет и повар, - Наталья, она и хлеб мастерица печь, так – что всё лето будем со свежим хлебом.

-Вот это радует, это здорово! Сухари всё лето грызть, что – то не особо хочется, заголосили все враз.

-Тише, не все сразу, да я ещё не всё и сказал. Во первых, через часик обсохнет трава, да и кустарник, так – что Шурик с Антоном собирайтесь, пойдёте в маршрут. Зайдёте ко мне получите топокарты, маршрут я вам уже проложил, сегодня он будет коротенький, всего три километра. Так – что к ужину вы должны вернуться. А сейчас завтракать и вперёд, страна ждёт подвигов и месторождений.

-Вам бы только подсмеиваться, Ген Иваныч, какие здесь месторождения? – не выдержал Шурик, - в этой то глухомани.

-А вот – то ты и не прав. В таких глухих местах и сохранились не тронутые, запрятанные в тайге месторождения, так что дерзайте. Как здесь поспоришь с ним, во всём прав начальник.

После завтрака, без лишней суеты, с рюкзаками на плечах ребята исчезли в густой чащобе ельника. А Юлька занялась разборкой привезённого партийного барахла, что оставили лежать укрытое брезентом со дня приезда. Ген Иваныч, исчез у себя в палатке, зарывшись в гору геологических карт и разрезов.

К полудню, поднявшееся солнце к зениту, окончательно обсушило тайгу, в кустах зазвенели первые комарики, в прогревшемся воздухе басовито гудя с цветка на цветок, деловито перелетают тяжеловесы – шмели. Брезент палатки изрядно нагрелся, и внутри стало невыносимо душно и жарко. Ген Иваныч открыл в палатке всё, что возможно, даже приподнял борта палатки со всех четырёх сторон, но легче намного не стало. На улице ни ветерка, полный штиль, хоть бы дунул слегка, и то стало бы легче. Пока жара не спадёт в палатке работать совершенно не возможно. Отодвинув от себя бумаги, в изнеможении упал на раскладушку. Всё сил больше никаких, ну чистая баня, прям - парилка натуральная.

А в мыслях, как в дурмане, проплывали картины из прошлого. Вот, старый охотник Мирон, а рядом с ним, Етти – огромный снежный человек, которых я видел собственными глазами. Встретятся ли они вновь, может, ушли, куда ни будь в другие места, а возможно они где – то рядом или забились ещё в большую глушь. И уж совсем невероятное – старое родовое капище и видение давным-давно умерших оленеводов и охотников, на оленьих упряжках. А пещера с её коллекцией заснувших тысячелетним сном мамонтов и динозавров. Да, а синенькие кристаллики и штольня в монолитной скале? исчезнувшие невероятным образом, так и не попавших в химическую лабораторию. Тот полевой сезон ушедший в прошлое, полный загадок и открытий, так и оставшихся то – ли загадками, то – ли легендами. Похоже, нашим отчётам так никто и не поверил, не принял всерьез. Ну и ладно, с чудаков, какой спрос.

Незаметно воспоминания, перешли в крепкий сон. Проснулся от сильной головной боли, господи, нельзя же спать днём, да ещё в такую жару. На часах четыре, или утро, или вечер. Белые ночи, они и есть белые. Солнце практически и не заходит, так на миг скроется с глаз за горой и тут – же вынырнет с другой стороны. Читай на пролёт всю ночь, хоть газету, хоть книгу на улице. Но спать пока не привыкнешь плоховато.

Всё же наверно, ещё вечер, пора выбираться из палатки, скоро и ребята должны заявиться.

В лагере тишина и только Юлька одиноко стоит на берегу и швыряет в воду камешки.

-Юля, ты, что это загрустила, или, что ни будь не так. А ребята где? или не пришли ещё?

-Нет, никого ещё нет. Ни наших, ни топографов, а грустить вроде бы и не о чем. Так просто, дом вспомнился, и папа с мамой, как они там.

-Уже соскучилась? недавно же уехала из дома.

-Так-то оно, так, а всё равно скучаю по дому, по родителям. А вот и наши идут, Ген Иваныч! – Юлька махнула рукой, куда то в сторону тайги.

-Ух, ты глазастая, я ещё ни кого не вижу.

-Да, вот они, вы не туда смотрите, вот - же по склону спускаются, по сосняку.

-Ага, теперь вижу. Впереди вроде Шурик, а за ним Антон чешет, поди, проголодались, пойду, костерок запалю, да ужин разогрею.

Юлька, зашвырнув ещё пару камешков на середину реки, оглядев внимательно голубое

бездонное небо, поплелась вслед за Геннадием Ивановичем.

Антошка с Шуриком уплетали за столом вчерашний борщ, в кружках парился чаёк. Шурик, не торопясь, и обстоятельно рассказывал, как прошёл их первый рабочий день и, только увидев подходящую Юльку, сбился с ритма, видно и деловые мысли улетучились. Моментально предательски покраснели уши, от волнения уткнулся в тарелку с борщём, махнув Антошке, мол, дальше сам докладывай.

Юлька, окинув ребят быстрым взглядом, и ничего не сказав, присела на корточки у костра.

После ужина ребята с начальником забрались в палатку, просмотреть результаты, полученные в первом маршруте, заодно наметить план работ на завтра.

Только поздним вечером пришли с работы усталые топографы, Стас, заметив у костра одинокую Юльку, поздоровался и вручил ей пакет полный пойманной рыбы.

-Юленька, пожалуйста, если можно, то сделайте, что нибудь с этими харьюзишками.

-Даже и не знаю Станислав Андреевич, по правде сказать, я и не умею готовить рыбу.

-Правда? Вот это здорово, но ничего, это поправимо. Я сейчас переоденусь, и если не возражаешь, потом мы займёмся рыбой.

-Нет, что вы это даже интересно. Я с удовольствием у вас поучусь.

-Вот и хорошо, только у меня одна просьба: давай больше не будем выкать, всё – же я не на много старше тебя, называй просто Стас – пойдёт?

-Не знаю, если у меня только получится.

-Получится. Всё получится, если очень захочешь.

Минут через пятнадцать Стас появился из палатки, с огромным и острым, как бритва ножом. Забрав у Юльки рыбу, отправились на берег. Там на приготовленной дощечке, у воды, ловко и сноровисто принялся чистить и разделывать выловленную рыбу. Поясняя и показывая, как нужно д5елать и почему, именно так, Стас в считанные минуты разделал и промыл рыбу. Вот смотри Юля и запоминай.

-Разделанную рыбу нужно слегка подсолить, пусть немного полежит, заодно и просолится, а мы тем временем приготовим сковородку, масло, да и мука будет нужна. Всё просто и совсем не сложно.

Юлька, как хвостик ходила за Стасом, всё ей было в диковинку и интересно, удивляясь, как это у него получается ловко и быстро, без всякой спешки и суеты. Ясно как день, самой взять и пожарить рыбу ей не удалось – бы.

Вскоре вся рыба была пожарена и, источая дурманящий запах, в огромной тарелке выставлена на середину стола. Кто же мог устоять от свеженькой жарёхи.

И вновь, как и вчера, все собрались вокруг костра, забыв об усталости и пройденные километры, в первый день начавшегося полевого сезона. Допоздна звенела гитара, звучал чуть хрипловатый голос Стаса, он, неплохо подражая Высоцкому, исполнял его песни, пел и Шурик, но в основном шебутные туристические, и вообще гитара не по - разу прошла по кругу. Вечер, конечно, удался, и только в полночь, как и накануне все разошлись по своим палаткам.

Так и пошли день за днём, погожие дни сменялись хмурыми и дождливыми, когда моросящие дожди разгоняли обитателей лагеря по своим палаткам. Такое время для полевиков - сплошной отдых, когда от безделья пухнет голова, а от раскладушки прогибается спина. В такие дни, единственным спасением для всех были карты, нет, конечно, не геологические, а обыкновенные. В преферанс сутками на пролёт резались горняки с топографами, а те с геологами. Любители шпарили в подкидного, а когда надоедало всё и всем, просто слушали радио и травили всякие байки, которых в запасе у каждого было не мерянное количество.

Столовая Натальи, работала исправно, а непогожие дни доставляли ей ещё больше хлопот, чем в обычные. Поскольку частенько её столовая превращалась местом карточных баталий. Все что – то жевали, пили чай и безбожно курили, и тут уж было бесполезно что- то им объяснять. Заводилой картёжной лихорадки, конечно, был Абдаладзе Шота, начальник горного отряда. С истинно грузинским темпераментом, азартом и гортанным говором, Шота не мог себе позволить сделать ошибку при сдаче карт или во время игры, а что тут начиналось, когда ошибался его напарник. В этот момент его стоило – бы посмотреть, но через минуту или две, Шота снова шутил и балагурил, совершенно забывая о своей несдержанности. И снова мелькали карты в руках игроков, в глазах вспыхивали искорки азарта, всё шло своим чередом.

С большим опозданием, в конце месяца, на вездеходах подъехали геофизики. С шумом и гвалтом разгружались и обустраивали свой лагерь на противоположной стороне поляны.

Почему- то они решили жить отдельным табором. Вообще геофизики большие оригиналы, что ни будь, да отчудят, как в этот раз. А в этот раз у них были весьма веские причины. Во - первых, когда в полевой партии две особы женского пола – туши свет. А в это лето у Васи Литвиненко, аж четыре девчонки, студентки – практикантки, с которыми будет, ох сколько мороки. Вася, конечно знает, что его ждёт, как не упирался, он в экспедиции, но поделать ничего не смог. Руководство экспедиции объяснило ясно и понятно, либо они, или никого. Покрутив в голове и так, и сяк – делать нечего, на полевые работы позарез нужны вычислители, а где их брать? Обычно, да практически и всегда, вычислениями занимались студенты, а тут как на грех, прибыли десять практикантов и все девчонки, впору волком завыть.

В геофизической партии у Литвиненко четыре отряда: Магнитка, электроразведка, и тому подобное, значит в каждый отряд по девчонке. Одно успокаивает, хоть всё лето стоять будут все вместе, и всех девчонок можно поселить в одной палатке, а если признаться, девчушки довольно симпатичные и вскружат головы многим парням. Вон у Севастьянова хоть и одна, а головы вскружила многим в их небольшом отряде, не дай бог, если такое случится и у нас. Даже и лагерь пришлось устраивать в стороне от топографов и геологов, чёрт их дери.

Незаметно наладилась и погода, как бы не свирепствовало ненастье, ни хмурилось небо, всё равно придут ясные и погожие деньки. Тогда уж и карты в сторону, с раннего утра и до позднего вечера, до темноты в лагере будет стоять тишина и покой.

Раньше всех поднимаются топографы, наскоро перекусив, прихватив теодолиты и нивелиры, расходятся по профилям. Времени на раскачку и долгие сборы у них совершенно нет, буквально на “пятки” им наступают и подгоняют геофизики, со своими мудрёными приборами и аппаратурой. Хорошо, хоть для горняков успели разбить пару профилей, тут проблем нет. И у Натальи в такие дни переполоха нет. Утром, накормив ребят, устраивается под пологом и до одурения зачитывается своими любимыми детективами, которых у неё великое множество, читать Натка может без перерыва до самого вечера. Только когда пора браться за готовку ужина, с сожалением откладывает недочитанную книгу, прерванную на самом интересном месте, раскочегаривает громадную печь, выставляя на неё разнокалиберные кастрюльки: с первым, вторым и всякими подливками и приправками, готовить которые она пребольшая мастерица.

Как обычно, первыми на табор с работы заявляются маршрутчики, у Антошки с Шуриком вся работа крутится невдалеке от стоянки, и они успевают в лагерь раньше всех, чуть попозже заявляются горняки во главе с Абдаладзе и Юлькой. Проходчики, чумазые и усталые, Юлька с Шотой выглядят не лучшим образом, поползай-ка весь день по глубоким шурфам и сырым канавам, так же будешь в глине, как чёрт.

Кое – как, отмывшись и отскоблившись от налипшей глины и песка, все дружно устроились на кухне за столом. Наталья быстренько выставила на стол свою кулинарию, а готовит Наталья вроде бы не из ничего, но вкусно и помногу.

После ужина все дружно расселись вокруг костра, расходиться по палаткам никто не захотел, задымились сигареты, и табачный дымок, сливаясь с дымом костра, подхваченный теплым ветром уносился прочь в сумерки.

Так и пробегали день за днём, всё шло своим чередом. Жаркое лето набирало силу, во всю свирепствовали мошкара и гнус. Всё население нашего таёжного лагеря щеголяло в накомарниках, и немерянно переводили ДЭТУ и всякие другие антикомариные мази и кремы, которые, однако, плохо спасали от прожорливой, гудящей массы комарья. Придя в палатку, все норовили побыстрее забраться под полог. Где можно было хоть на время забыться и свободно вздохнуть, не боясь проглотить дюжину летающих насекомых. Какое то спасение от комариной стаи можно найти и у костра, но эти черти лезут, прям в самый жар, не боясь вспыхнуть мимолётной искоркой. Не больно то их пугает и едкий дым, да и у костра находиться бесконечно просто невозможно. По вечерам в темнеющем пурпурном небе, стали появляться и первые звёздочки, иногда в небе даже можно различить и Полярную Звезду. Значит, окончились белые ночи, и близится золотая, осенняя пора.

Работа в партии шла полным ходом. Геофизики со своей аппаратурой унеслись на Север, заканчивать съёмку участка, и практически мы их, и не видим, только по утрам, в эфире слышны позывные Литвиненко. Топографы, тоже сняв палатки, перебрались поближе к месту работ. Только геологи задержались на обжитой и привычной стоянке. Но и здесь чувствуется скорый отъезд. Отъезд, которого так ждёт и торопит Юлька. Место новой стоянки вчера объявил начальник, это будет на Дзеля-ю, там, где сейчас стоит Стас с ребятами, а значит, они снова будут рядом, и снова будут видеться.

Запал ей почему-то в душу, бородач Астахов, перестала Юлька замечать своих ребят, вроде – бы и не сторонится, а всё равно нет той теплоты, которая была прежде. А с Астаховым изредка пересекаются их пути – дорожки, или на линии шурфов, или просто на профиле в тайге. Разведут небольшой костерок, посидят, поболтают о том, о сём. Стас накормит и напоит Юльку чаем, для такого случая у него всегда и баночка с малиновым вареньем, и невесть из каких запасов шоколадка. Посидят, посудачат и разойдутся – Юлька, к себе на шурфы или в лагерь, а Стас к своим парням, торопятся топографы – скоро осень, а работы ещё навалом.

Без особых и видимых перемен продолжалось почти всё лето. Севастьянов с головой “залез” в маршруты и геологию, на сторонние дела у него просто не оставалось ни времени, ни сил. Возвращаясь из очередного маршрута, усталый и разбитый, рассеянно подбирал из тарелки всё, что заботливо подкладывала Наталья, и уходил в свою палатку.

Вот и сейчас Ген Иваныч, как крот забрался в свою палатку, запалил пару свечек и засел за карты и разрезы. Сегодня возвращаясь в лагерь из маршрута, сделал крюк, по пути заглянул к геофизикам и как раз вовремя. Литвиненко закончил предварительную обработку полевых материалов, почти по всему участку, и по великому блату на вечер дал посмотреть их Севастьянову, значит вновь у Ген Иваныча впереди бессонная ночь.

Засидевшись с материалами, Севастьянов и не сразу заметил, что погода неотвратимо портится. Лишь услышав отдалённо пророкотавшие, где- то в горах раскаты грома и первые робкие капли дождя, забарабанившие по брезенту палатки, моментально сообразил и пулей вылетел в темноту, опустившуюся на лагерь, на ходу сдёргивая с капроновых растяжек сушившуюся одежду ребят. Наскоро похватав то тут, то там висевшую робу, энцефалитки, полотенца и другие тряпки, не разбирая, затащил в складскую палатку.

Едва вышел на улицу, как тёмное небо расколола с шипеньем и запахом озона, слепяще-белая молния. Затем земля и всё вокруг содрогнулось от неимоверного грохота и треска, через мгновение всё стихло и замерло, в каком то онемении и ожидании. Ни ветерка, ни единого звука, даже всегда журчащая невдалеке Тыкотлова примолкла, как бы прислушиваясь к застывшей тайге. Через какой-то миг природа взбунтовалась, хлынул проливной хлёсткий ливень, зигзаги молний рассекали небо в беспрерывном хаосе, гром, как грохот огромного шаманского бубна, гремел не переставая, перекатываясь к горам, и обратно, вдобавок к струям дождя по палатке забарабанили огромные градины. Вот и всё, завтрашний рабочий день коту под хвост, все намеченные маршруты отменяются, после такого ливня тайга ещё долго не просохнет. С такими невесёлыми мыслями и забылся в беспокойном тревожном сне.

Тайга не просыхала ещё целую неделю, дождь моросил то с утра, то с перерывами заряжал на всю ночь. Серые мрачные тучи, цепляясь за верхушки елей, нехотя ползли в сторону гор, и не в силах перевалить мрачные вершины, по распадкам и ущельям возвращались в низины, где и проливались моросящими холодными дождями, на и без того мокрую тайгу. Всё вокруг пропиталось влагой до такой степени, что, едва притронувшись к кустику, как на тебя обрушивался ливень холодной воды, мхи и болота пересытились влагой, превратившись в непроходимые зыбуны.

И только спустя семь дней появилось солнце, робко выглянув из-за лохматой серой тучи, осветило сопки и горы укрытые туманной дымкой. Рано утром все ребята собрались на кухне, что удивительно и будить ни кого не пришлось, видно до такой степени надоело валяться в палатке, играть в карты и травить анекдоты.

У Натальи, как всегда всё было готово, для завтрака, у поварихи совсем нет выходных. Работа с самого утра и до позднего вечера, всех надо накормить, напоить и выдать продукты маршрутчикам и горнякам, все разойдутся по тайге и вернуться поздно вечером, а обедать, то нужно. Сегодня, Антошка с Шуриком уходят в многодневный маршрут, и их три дня не будет в лагере, значит им и продуктов нужно с собой на три дня, да с запасом, как говорится, идёшь на день, а продукты бери на два. Тайга, она и есть тайга, и шуток не любит. После завтрака все разошлись на свои объекты, ребята, снарядившись, и прихватив рюкзаки, ушли в многодневку на дальние профиля, Юлька с проходчиками ушла на линию шурфов и канав. В лагере остались Ген Иваныч с Абдаладзе, им надо просчитать выполнение горных работ, что сделано и, что ещё нужно. Не так уж и много остаётся времени для полевых работ, лето пролетает незаметно и быстро.

В палатке у Севастьянова тепло и сухо, в печурке чуть слышно потрескивают дрова, попахивает чем- то домашним, то ли уютом, или ещё чем-то, неуловимо напоминающее о доме, о семье.

-Вот, Шота проходи, присаживайся, где тебе удобнее. Сигареты на столе, сейчас и кофеёк будет готов, разговор у нас предстоит долгий, как ни говори лето заканчивается, и пора подвести хотя бы предварительные итоги.

-Не говори, Гена, лето и правда на исходе, но поработать ещё можно, дожди вроде прошли, погода недельки две простоит, так что горевать пока рановато. Осталось отработать последний профиль. Канав там Юлька не обещает, а шурфы дня за четыре пробьём.

-Ну, хоть здесь ты меня успокаиваешь, - пей кофе, а то остынет, - с планом значит всё в порядке, а с зарплатой? – спрашивает ехидненько Гена, - прикуривая у Шоты сигаретку.

-Если с планом порядок, я думаю и с зарплатой у проходчиков, всё будет в норме.

-Ладно, если так. Подготовь наряды, там видно будет.

Долго ещё обсуждались, дела в горном отряде, планировались-прибрасывались идеи на будущий сезон, до хрипоты спорили, кружками глотали кофе и выкурили не одну пачку сигарет, прежде чем пришли к общему согласию. Шота ещё посидел с Геннадием, выкурили по последней и, сославшись на дела, ушёл к себе в палатку.

О наступившей осени напомнили проливные дожди, косыми струями секущие, промокшие и поникшие палатки. Набухшие свинцовые тучи плотным покрывалом почти постоянно укрывают от глаз вершины недалеких гор. Зазолотилась хвоя лиственниц и скоро с тихим шорохом мягким золотом укроет ягельники вокруг великанов деревьев.

Тыкотлова все чаще «взрывается» осенними паводками, река выходит из берегов, заполняя поймы и низины, с глухим ревом бьется в скалистых берегах, неся на себе вырванные с корнем громадные ели, кедры и всякий таежный хлам, валежник.

В такие дни жизнь в нашем таежном лагере замирает, изредка кто-нибудь выскользнет из палатки к дымящему костру за кружкой чая или миской каши и бегом назад.

Да, в общем-то, и все полевые работы практически завершены, план по проходке горных выработок-шурфов и канав выполнены и перевыполнены, - проходчики довольны – план им по фене, лишь бы при расчете получилась кругленькая копейка.

А на завтра в плане стоят два рейса вертолета и горняки со своим скарбом улетят на базу в Саранпауль, так, что на них не давит моросящий дождь и свинцовое тяжелое небо. В палатках мужиков нещадно дымят печи, упаковывается по рюкзакам и мешкам роба, каёлки и лопаты, и всякий необходимый в тайге инструмент. Который будет храниться в складе на базе, ожидая своих хозяев и следующего полевого сезона.

У геологов тоже работы осталось чуть-чуть. Немного камералки, замаркировать образцы – подписать этикетки на пробах и все уложить, упаковать в ящики и пройти пару маршрутов. Приготовить задел к следующему полевому сезону.

В палатках ребят не слышно обычного веселья, все же кто-то завтра покидает тайгу и возвращается к домашнему уюту. К сварливым женам и непослушным детям. А здесь пройдет неделя или две, когда и они наконец-то попадут в родную общагу. Где вечерами будут собираться за бутылочкой хорошего коньяка и вновь вспоминать прошедший сезон, и до хрипоты спорить о фауне, горных породах и геологических границах, о золоте или руде, да, в общем, то обо всем и ни о чем.

А пока, сидеть, и ждать у моря погоды. Наша Юлька совсем затихла-запропала, ее не видно и не слышно. Не слышно уже давно звонкого колокольчика, Юлькиного смеха, погасли васильковые глаза, затуманились печалью, наполнились тоской и непроходимой грустью. И все это негаданная любовь, пропади она пропадом, зачем, только зачем ее тропу пересек след ветрогона, – бесшабашного топографа Стаса. Перевернулась, опрокинулась безоблачная беззаботная Юлькина жизнь. Затаилась и притихла как мышь Юлька в палатке, но регулярно к восьми утра появляется в командирской палатке Ген Иваныча. Когда включается радиостанция на утренний сеанс радиосвязи, и палатка заполняется шорохом эфира, потрескиванием грозовых разрядов и далекими голосами полевиков нашей экспедиции.

Вот и сегодня, Юлька, как тень проскользнула в палатку. Еле слышно поздоровалась и молча присела, в дальнем углу, прислушиваясь, не услышит ли голос любимого.

-Юлька, - не выдержал начальник, - Юлька, улетай на базу с горняками, сегодня будет даже два рейса, а там, глядишь, через недельку и мы нарисуемся.

-Нет, - как-то потеряно и в то же время категорично в который раз твердит Юлька, - я, как все, улечу с вами.

-Юлька, а Юлька, - безнадежно пытается уговорить её улететь Саня, - ну, что даст тебе эта неделя, все равно для тебя работы нет.

-Как это нет, а кто образцы маркировать, да упаковывать будет, а пробы да ведомости заполнять?! Работа найдется – невозмутимо твердит Юлька.

-Отстань, Сань, от человека, - вступается за Юльку Антошка, - не хочет она лететь, пусть пробами занимается.

Если – бы мог знать рыжий Антошка, чем обернется его заступничество, сам бы силком затащил, упрямую Юльку в вертолет, связал бы, спеленал по рукам и ногам, и не спускал бы с нее глаз.

Но видно судьба распорядилась по иному.

-Ладно, как хочешь, поставил точку начальник. Работы, Юлька, тебе хватит, да и кухню тебе поручим, если не возражаешь.

Днем, громыхая лопастями, разгоняя водяную изморось, невдалеке от палаток приземлился вертолет, затем прилетел еще раз. Улетели горняки, увозя свое барахло, которого накопили на два борта, улетела и повариха, острая на язык Натка. Улетел отряд горняков, оставив после себя квадратики пожухлой травы, где недавно стояли палатки.

В нашем лагере воцарилось еще большее запустение, чем было. Антошка с Саней почти целыми днями пропадают в камеральной палатке, вынося на геологические карты последние маршруты и точки наблюдений. Начальник сиднем сидит в своей палатке, рисуя геологию участка, малюет хитромудрые переплетения геологических границ, полей известняков и гранитов. Наклонив голову и прищурив то один глаз, то второй, любуется на свои шедевры, а потом рвет их на клочки и начинает все по- новому. Что-то не принимает у него душа, нет, как он говорит изюминки, все серо и пресно. И так, уже который день. Нет окончательного варианта геологии участка, так, схема какая-то, жалуется Юльке Ген Иваныч.

Но всему приходит конец. Потянул с Арктики ветерок – разметал, разметелил по небу остатки серых промозглых туч. Вечером небо прояснилось и засверкало голубым холодом далеких звезд и первыми сполохами северного сияния, пока еще робкого и неяркого, но предвещающего скорые холода и буйные метели.

В этот вечер костерок собрал всех обитателей лагеря. Грустно и негромко звенела гитара в уверенных руках Шурика, Ген Иваныч упорно дымил сигаретой, размышляя о чем-то своем. Антошка, обжигаясь, прихлебывал чай, хрустя сухариками. Отрешенно, чуть в сторонке, на сухой валежине устроилась Юлька.

Костер, еле чадивший, в непогодливые дни, как бы набрался сил и с яростью швырял охапки дыма и искр в тёмное приполярное небо. Космы жаркого огня, обжигающе мотались со стороны в сторону, увлекаемые ветром то с верховьев Тыкотловы, то со стороны гор, а то и вовсе с низовьев реки.

- Да, - хм..., - бросив окурок в костер, что-то изобразил Ген Иваныч, - да, погода, вроде, налаживается, а у нас еще ни черта не готово.

- Как это не готово? – Возмутился Саня, чуть не подавившись сухарем, - все готово, правда, же, Юлька?

- Может быть, - отрешенно шепчет Юлька, уставившись на багровые всполохи костра, - я уже все приготовила к отправке.

- Вот, Шурик, видишь у нее уже все подготовлено, а у вас с Антошкой ни черта, даже маршрут не пройден. Так вот, когда пойдете, не забудьте на двадцатом профиле еще раз просмотреть контакт эффузивов и известняков, это очень важно. Карта не клеится, что-то не так, а что, не пойму.

- Не забудем, Ген Иваныч, эту зону проверим еще раз – перестав перебирать струны, придвинувшись поближе к огню, включился в беседу Антошка.

- Ночью холодрыга будет, как пить дать. Сейчас и то уже холодновато. Скорей бы домой, в теплую постельку и к телевизору, вот благодать-то. … А иначе озвереть тут, в этой глухомани, можно. Радио полгода не слышали, че, где творится – полный мрак.

- Узнаешь скоро. На днях в поселке будем, не ной, - утешает Антошку Саня – будет тебе и телек, и кофе с чаем, и даже, может с коньяком. А пока, пойдем спать, поздновато уже. Юлька вон ускользнула в свою палатку, - с тоской в голосе прошелестел Саня, - и Ген Иваныч втихушку смылся.

- Так, ты иди, хоть печурку подтопишь, а я посижу немного у огня, надоела эта сырость и тоска, а сегодня такой вечер.

- Какой к черту вечер, уже час ночи.

- Ладно, иди – иди, не нуди, вон слышишь, Ген Иваныч уже храпит, только палатка раздувается.

Наш начальник и в правду обладал такой удивительной способностью, едва добравшись до спальника и прикрыв глаза, мгновенно засыпал. Он не храпел, нет, он рычал, как сто тигров вместе взятых, или трубил как слон, загнанный ловушку – это что-то невообразимое. Спать с ним в одном палатке – это чистое безумие. Видно, поэтому, Ген Иваныч до сих пор и одинок, а какая женщина может вытерпеть такой ужас по ночам. А может это наша с Шурой гипотеза, может быть все совсем не так.

Ну, как хочешь, а я спать. Долго еще звучали у костра из темноты переборы гитары, грустил Антошка, грустила гитара. Но догорел костер, и стихли переборы. Тишина заполонила тайгу, накрыла палаточный лагерь и, даже Иваныч утих, не слышно его могучего храпа. Лишь Тыкотлова без устали журчит где-то на дальнем перекате, но и она скоро успокоится под толщей льда и наметенных сугробов. Зима где-то рядом. Все чаще и явственнее ощущается ее дыхание.

Вот и утро, серебром инея укрыло всю землю и посеребрило тайгу. Ведёрко с водой покрыло робкой корочкой льда.

Как обычно первым из палатки выполз Иваныч, забрякал чем-то у костра, видно разводит огонь, чтоб подогреть завтрак. Юлька, как всегда, по утрам просыпает всё на свете, просто она патологическая засоня и рано просыпаться для неё чистая каторга. И как всегда ждёт персонального приглашения к столу. А для Сани это был лишний предлог, перекинутся парой словечек с Юлькой, услышать голос любимой, хотя она его не воспринимала всерьёз. После завтрака, как обычно все собрались в командирской палатке выслушать заумные наставления начальства, заодно узнать последние новости, прямиком из динамика радиостанции. Юлька здесь – же, на своём месте, как призрак, на уголке раскладушки, молчаливая Юлька. Не отрывая глаз, следит за мерцающими огоньками работающей радиостанции, вслушивается в шорохи эфира.

Севастьянов доложил о завершении горных работ и заказал вертолёт для возвращения отряда на базу, поскольку работы завершены, а впереди долгая суровая и тягучая зима, а себе с ребятами выпросил отсрочку на три дня остался один непройденный маршрут. Время камералки и сонного блаженства, долгих перекуров и коридорной болтовни. Большинство отрядов и партий экспедиции, выполнив свои обьёмы работ уже давно дома, лишь мы да топографы с геофизиками ещё в тайге.

Смолкли последние голоса на частоте нашей станции, и совсем неожиданно для всех среди шорохов и разрядов еле слышно раздался голос далёкого Стаса:

-Юлька, я иду к тебе – всего три слова, три слова понятных, пожалуй, одной только Юльке.

Никто не обратил внимания на брошенную фразу в эфире, никто кроме нашей Юльки.

После связи Антошка, с Шуриком прихватив рюкзаки и геологические молотки унеслись по магистрали в последний в этом сезоне маршрут, а Ген Иваны, как всегда зарылся в свои записи, карты и разрезы, всё как обычно.

Только для Юльки эти три слова, брошенные в эфир, перевернули всю душу. Второпях сбросив кроссовки и натянув болотные сапоги, как на грех на два размера больше, да к тому – же оба сапога на одну ногу, оба правые – такие уж вот ей достались в складе, когда получала спецодежду. Ну, их к чёрту, решила Юлька, как есть, так и ладно, сойдёт. Набросив штормовку и стараясь не шуметь, по зарослям ельника спустилась к реке.

Боязливо оглянувшись по сторонам, не видит – ли кто её, метнулась по натоптанной тропке вверх по Тыкотлове. По той самой тропке, по которой весной Ген Иваныч с Никитой ходили к аквариуму.

Осеннее солнце, выглянув из - за гор не спешит отогреть застывшую за ночь землю, как будто зацепилось за заснеженные вершины Урала, и нет сил, подняться выше.

Первые лучики солнца робко освещают верхушки елей и сосен. Не в силах они растаять и

превратить в мириады брилиантовых искорок окутавший землю иней.

Поскальзываясь и спотыкаясь на промёрзших сучках и опавшей листве, Юлька летела, не разбирая дороги навстречу Стасу, навстречу своему безалаберному и бесшабашному Стасу. В её ушах всё ещё продолжал звучать, с чуть заметной хрипотцой, его голос, вспоминались его внимательные серо – зелёные глаза, замечающие каждое её движение всё понимающие, и всё прощающие. Как не хватает всего этого ей сейчас. Душа Юльки рвалась навстречу своей первой любви и не хотела понимать, что её любовь, её Стас спешит ей навстречу, и всего – то нужно немного подождать в своей палатке, а не нестись сломя голову, по скользкой и ненадёжной таёжной тропке. Сердце рвалось и трепетало – быстрее, быстрей..., её сердечко не слышало голоса разума.

Не замечая ничего, Юлька вылетела на поляну перед аквариумом и ошарашено уставилась на открывшуюся красоту бездны. На глубине в яме всё так – же кругами хороводила стая рыб, но их сейчас было в два – три раза больше, чем в начале лета. Таймень, скатываясь с верховьев, скапливался в большой и глубокой яме, где для него был корм и достаточно места для отдыха. Отдохнув и набравшись сил с первыми заморозками ещё ниже, аж в Обь, где он и проведёт суровую заполярную зиму, что – бы по весне с первым теплом, принесённым южными ветрами, тронуться в обратный путь к местам нереста под толщами льдов, даже не тронутыми первыми проталинами.

Таймень, отдохнувший и набравшийся сил, будет идти на пролом к местам обетованным, что – бы выметать икру и дать жизнь сотням таким – же красивым и сильным рыбинам

Засмотревшись на необычайное скопление краснопёрых тайменей, ступила неосторожно на самый краешек обрыва. Нога непроизвольно скользнула по заиндевевшему от инея камню и камень зараза – валун, не устоял, не выдержал, сдвинулся со своего места, которое было определено ему сотнями лет, накренился и ухнул, вниз увлекая за собой и Юльку. Только и успела, в отчаянии взмахнув руками, как птица крыльями, вскрикнуть:

-Стас, милый, помоги!!! Мама, мамочка, милая спаси!!!

Тело Юльки, нежно покачивая и кружа, Тыкотлова бережно вынесла на конец косы, к противоположному берегу, и отступила, оставив её лежать на белоснежном влажном песке, в отблесках разгорающегося дня.

Васильковые глаза Юльки безмятежно смотрели в небо, холодное, бездонное и голубое, бесконечно голубое небо. Она не поняла, не смогла до конца осознать, что произошло. На лице ни грамма испуга, только удивление и навсегда застывшая такая милая улыбка.

Такой и нашёл её, спешащий с верховьев, к стоянке геологов Стас. Прошлёпав в болотниках по плотному песку к Юльке, и поняв, что произошло, вмиг с потемневшими глазами, бережно поднял на руки свою недотрогу. Так на руках, не выбирая дороги и брода, через кустарники, по пояс в воде на переправах, пришёл в наш лагерь.

Почувствовав что-то неладное, или просто услышав чьи-то шаги, из палатки вышел Геннадий Иванович.

-Что это Стас? Что случилось? Что с ней? – Боясь осознать, со стоном выдохнул начальник.

-Не знаю, Гена, ничего не знаю, только она знает, но уже никому и ничего не расскажет.

-Вот беда, несчастье к нам пришло, откуда и не ждали, - запричитал Ген Иваныч, - господи, кто бы мог знать, кто мог подумать. Почему не настоял вчера и не отправил её с вертолётом, была – бы жива.

-Прекрати, Гена, ей уже ничем не поможешь, не терзай себя. Ничего не вернёшь и ничего не изменишь. Лучше, иди и выйди на связь, сообщить нужно и вертолёт на завтра надо заказать, родителям телеграмму, срочную отправить необходимо.

А вечером выпал снег, пушистый и мягкий, необычайно белый, как новогодний. Медленно устилал белым пухом землю, кедры и ели, создавая фантастические картины.

Как будто и небо прощалось Юлькой, напоследок одаривая её красотой, красотой вечности, куда устремилась Юлькина девчоночья душа.

Ночью так ни кто и не прилёг, всю ночь горел – полыхал костёр, плакало белыми хлопьями снежинок небо. Слов не было, тишина и безмолвие окутали стоянку. Притихшие Антошка с Шуриком и в момент, потемневший с ввалившимися глазами Стас, и Ген Иваныч нещадно чадили табаком и глотали крепкий как чифир чай.

Ближе к обеду прилетел вертолёт, недолго покружив вокруг стоянки, осторожно притулился невдалеке от палаток. Застопорив винты на минуту затих, как – бы прислушиваясь к наступившей тишине, затем в открывшейся двери появился наш главный геолог, следом спустился инженер по ТБ, потом какой то милиционер, и ещё непонятно, кто. Прилетевший следователь, дотошно опросив всех, понял. Что для всех это трагедия, и ни кто даже и предложить не мог, что такое возможно случиться. Трагедия, полная неожиданности и горя, потери товарища, к тому же тайно или явно влюблённых в яркую необычайно красивую Юльку.

Юльку увезли этим же вертолётом в том самом, в котором она и проспала всё лето.

Поникший и притихший Астахов, ссутулясь вслед за всеми забрался в вертолёт, и, не прощаясь ни с кем, улетел в Саранпауль.

В тот же день вечером, последним рейсом АН- 2, прилетели Юлькины родители. Отец, белый, как лунь, не по годам стройный и моложавый, профессор московского горного института, не торопясь, бережно под руку, вёл по взлётному полю, свою Настеньку – Юлькину маму. Каждый шаг которой, давался с превеликим трудом. Она не могла поверить, разум не хотел ни понять, ни согласиться, что единственная дочь. Всё то чем они жили, растили и лелеяли, покинула их. Георгий Андреевич, стараясь не выказать своей слабости, и хоть как – то приободрить супругу, что – то, нашёптывая в самое ухо, подвёл её к ожидавшей их машине, помог подняться, затем сел и сам.

Бесконечно долго тянулась осенняя тёмная ночь, а на утренний рейс были заказаны билеты. Среди улетающих первым рейсом был и Стас. Не смог простить себе Стас, что потерял Юльку. Как он мог опоздать? Как он мог позволить себе, бросить в эфир эти три роковых слова.

Не вернулся он больше и в экспедицию. Спустя месяц по телеграмме кадровичка выслала ему документы куда – то в Восточные Саяны. Там где-то в горах Сихотеалиня, и потерялся его след.

Ушел из партии и Шурик, слишком болезненны для него были напоминания о живой Юльке, несбывшихся мечтах и безответной любви. Геннадий Иванович перевёлся в геологический отдел, партия перестала существовать.

И было дальше лето, и летели года, а скала осталась в памяти у всех, как Юлькина скала.